Текст книги "Генетическая история философии со времен Канта. 1852"

Метод абсолютной идеи

Отношение связанных в вещи факторов Шеллинг называл потенцией или вечной идеей вещи. В основе всех потенций лежит фундаментальная деятельность абсолютного Я как автономная деятельность мысли, которая во всех них лишь занимает различные позиции по отношению к не-Я и в этом отношении заслуживает названия абсолютной идеи или абсолютной потенции. Система, которая ставит перед собой задачу проследить идеи всех вещей до первичной идеи, заслуживает того, чтобы называться системой абсолютной идеи. Такова система Гегеля.

Шеллинг нашел в натурфилософии закон, согласно которому над низшей потенцией природы, проявляющейся в свете и тяжести, в инстинкте возникает свет второй потенции, на фоне которого продукты предыдущей ступени опускаются как ассимилируемые предметы до простых средств, а инстинктивная жизнь животных в свою очередь подчиняется как ассимилируемый предмет или средство сознанию как свету третьей потенции. Чем выше поднимается потенция, тем больше Я загоняется обратно в себя и свою чистую активность; чем ниже опускается потенция, тем больше активность Я высвобождается в не-Я или инаковость. Не-Я или абсолютная инаковость идеи сама по себе ничего не значит, но содержание, на которое она имеет право, – это становящееся Я или идея в своем освобождении от себя, из которого она закономерно возвращает себя в себя, в автономию своего самосознания, через последовательность потенций. Так обстоит дело и у Гегеля.

На каждом этапе, где оно появляется, Я уже находит прошлую ступень, за которой оно достигает и которая становится стимулирующим импульсом для более сильного углубления. Если, однако, внимательнее рассмотреть найденную стадию уже произведенного прошлого, то всегда оказывается, что она состоит из двух антагонистических факторов, один из которых принадлежит Я (например, свет), а другой не принадлежит не-Я (например, тяжесть), и оба они затем опускаются вниз к более высокой потенции (например, раздражительному инстинкту) объекта или не-Я. Поэтому фактор Я на низшей и прошлой стадии никогда не является чистым Я, но всегда Я, деградировавшее или расширившееся в не– Я, а фактор, не принадлежащий не-Я, – это так же мало чистое не-Я или ничто, но всегда уже не-Я, поднятое до Я, или сократившееся не-Я, сосредоточенное в предмете, то есть противодействующая сила, также происходящая из Я, которая работает против его полного растворения и расширения в инаковости. Чем глубже деградация, тем больше существо или Я кажется погруженным в простой стимулятор или Не-Я, но тем сильнее и давление, которое оно испытывает извне через свою собственную противодействующую силу. Чем выше поднимается освобождение, тем больше существо кажется очищенным, тем больше Я становится возбудимым через себя, тем больше оно принимает свой стимулятор или контр-инстинкт (свое не– Я, свою инаковость) обратно в себя.

Именно давление контр-инстинкта толкает Я к высшей потенции, где оно чувствует себя защищенным от этого давления посредством усиленного самоуглубления. Этот переход от низшей позиции к высшей через ощущаемое давление или противодействие называется отгибанием или отражением «Я» в себя. Чем выше, тем больше отклонение назад или отражение, чем ниже, тем более освобожденным или непосредственным является сознание. Внушение, побуждающее к переходу, длится до тех пор, пока переход еще не полностью завершен. Как только отклонение назад или углубление завершено, Я чувствует себя удаленным из области, в которой это принуждение давило, но в то же время и из своего собственного прошлого, которое теперь продолжается, но только в обусловленном и модулированном виде, а именно как простое средство, простая основа для целей более высокой потенции, которая теперь приходит к доминированию. Но эта высшая потенция также производит свой особый встречный импульс с определенным учетом предшествующей стадии. Так, например, воображение производит мысль как противоинстинкт в ответ на стимул ощущения, раздражительный инстинкт производит сенсорное восприятие как противоинстинкт в ответ на стимул неорганических процессов, свет производит гравитацию как противоинстинкт в ответ на стимул не-Я как абсолютной антитезы, и так далее.

На стадии рефлексии (под которой всегда подразумевается переход от низшей потенции к высшей) сознание высшей потенции входит в низшую как долженствование, состояние, еще не существующее для настоящего, но требуемое для будущего. Поэтому каждая ступень духа ведет к своему относительному долженствованию как своеобразному уровню рефлексии по отношению к высшей потенции, которой предстоит достичь. Но абсолютным долженствованием является долг как требование самореализации абсолютного закона разума. Таким образом, в форме долга абсолютный разум сам выступает лишь на своем уровне рефлексии. Сам он не есть долг, но абсолютная идея, т. е. закон долга, понятый в его полном исполнении. Эта идея либо вообще может иметь лишь ограниченное применение к земному состоянию, либо, если она допускает полное применение к нему, она не может применяться к настоящему, а только к завершенному будущему. Первого мнения придерживается старшая, второго – младшая гегелевская школа. Сам Гегель оставляет этот вопрос открытым, на что дает полное разрешение ход мысли системы. Но у того, кто чувствует себя вынужденным принять решение, есть только выбор между двумя возможностями: либо трансцендентное Царство Небесное, либо будущее Царство Небесное с земли. Тот, кто допускает третий вариант (например, материализм и т. п.), не постиг понятия абсолютной идеи.

Везде, где есть еще просто обязанность, стремление и жажда истины, которая еще не существует, есть еще просто стадия рефлексии. В каждом случае долженствование и долг должны быть преобразованы в чистую реализующую активность более высокой ступени, из которой долженствование и простое желание уже являются предвосхищением на предыдущей ступени. Но пока это долженствование еще не может превратиться в долженствование, пока этот долг еще не может превратиться в совершенно ничем не ограниченную деятельность его безысключительной реализации как естественного закона, до тех пор мир стоит на уровне неофлексии, а еще не на уровне абсолютной идеи.

Фихте уже поместил абсолютное Я или чистую рациональную деятельность как в начало, так и в конец своей системы. В начале – как чистую деятельность, которая, противостоя своему абсолютному отрицанию в виде не-Я, развивает из себя природный инстинкт как результат. Здесь Я и не-Я являются предпосылками, а природный ингредиент – продуктом. К цели как закону долга или автономной деятельности, которая имеет природный инстинкт в качестве предпосылки, чтобы использовать его как простое средство для своей выгоды. Здесь природный инстинкт, с одной стороны, и пробуждающееся в нем мышление, с другой, являются предпосылками, из которых в бесконечной прогрессии развивается всестороннее автономное овладение природой как представление абсолютной жизни в инстинкте или как схема Бога. В Wissenschaftslehre абсолютная идея появляется в начале, в Sittenlehre – в конце всего процесса. У Гегеля она появляется уже не в начале, а только в конце. Идея полностью и чисто изолирована в простую цель процесса или схему Божества, а абсолютное Я начала, которого постоянно придерживается как доктрина науки, так и натурфилософия, полностью устранено. Нельзя утверждать, что Гегель отрицал это. Ибо отрицать это означало бы подрывать основы, на которых исключительно и исключительно покоится сама гегелевская система и без которых она превратилась бы в произвольную выдумку. Не отрицается, а скрывается от глаз, подобно железной перекладине и кольцам занавеса у головы Сикстинской Мадонны, которые были скрыты от глаз дерзкими художниками прошлого века путем прорезания холста, потому что сделанная дорогая рама, к сожалению, оказалась на дюйм ниже для огромной картины. Говоря без обиняков: дисциплина учения о науке была полностью отброшена, и все, что натурфилософия в свое время выработала для себя на основе учения о науке, насколько это можно было сделать без неудобств, было переведено на позиции этического универсального процесса.

Соответственно, мы оказываемся у Гегеля в начале системы на самом большом расстоянии от абсолюта, в бездне не-Я, в абсолютном отчуждении идеи от самой себя, в полном уходе сознательной деятельности в свою инаковость, где то, что в действительности является нереальным, узурпирует звание действительности, а подлинно действительное опускается до значения простой возможности, которая все еще имеет действительность, которую она должна обрести только в себе, вне себя. Эта реальность, которая в действительности есть «нереальное (ничто)», поскольку в ней еще отсутствует всякая возможность или всякое понятие, является здесь началом, и поэтому Гегель начинает не с первого, а со второго принципа учения о науке.

Автономное Я имеет свою реальность в себе, в своем собственном понятии, его понятие само является его реальностью, поскольку оно выполняет свой собственный закон как реальный. Но в Не-Я или в инаковости идеи мы видим реальность вне, освобожденную от Я, и, таким образом, реальное (Я) опустилось до простой возможности, которая может только стать, но не является, а нереальное (простая видимость) узурпирует место реального. Поэтому задачей науки становится показать, как Я, вышедшее за пределы себя, давая свое понятие отчужденной реальности, возвращает отчужденную реальность в себя, поскольку теперь оно формирует и порождает в себе то, что до сих пор было лишь возможным. Поэтому в этом процессе Я или абсолютная идея может также мыслиться как вечная и неизменная возможность или концепция, которая выводит свою реальность из себя, чтобы шаг за шагом втянуть ее в себя заново. Здесь Я – это прежде всего несуществующее Я, которое имеет свое бытие вне себя, природа, и лишь затем самонаполняющееся Я, которое принимает освобожденное бытие обратно в себя, дух. Как средняя стадия, Я, вышедшее за пределы себя, побуждение, появляется в освобожденном существе как эффективное в другом его существе. И наконец, появляется Я, которое освобождает себя от инстинкта и контролирует инстинкт, божественная жизнь.

Концепция или возможность появляется в экстернализированном реальном как стремление к существованию. В экстернализированном реальном это же стремление обретает свой контрпривод, который толкает его обратно в себя. В этом выталкивании в себя движущая сила обретает актуальность в себе как бытие-для-себя, вместо того чтобы поместить ее вне себя или в себя в своем расширении или освобождении. До тех пор пока реальность находилась вне понятия, понятие было просто возможностью или абстрактным понятием. Но если реальность, ранее помещенная вовне, теперь привносится в само понятие как его исполнение и фактическое завершение, тогда понятие становится завершенным или конкретным, актуализированным понятием. Посередине между абстрактной и конкретной формой находится уровень отражения концепции, переходящей из абстрактного в конкретное состояние, или из бытия-в-себе в бытие-для-себя.

Процесс развития понятия в его внешней реальности описывается в общих чертах в «Логике», начиная с внешнего реального или абстрактного бытия и кончая самоосуществляющейся абсолютной идеей. Гегелевская логика может быть понята, может иметь смысл, только если ее рассматривать таким описательным образом, если рассматривать ее понятия не как простые абстракции или так называемые чистые мысли, а как описательные этапы и степени работы разумного инстинкта существования над реальностью, которая вышла за пределы себя, в которую она попадает как ее неадекватный элемент. Когда Я направляет свой взгляд в этот неадекватный элемент своего внешнего или абстрактного бытия, оно видит из него, в зеркале своего мышления, а также своего чувственного опыта, поднимающиеся вверх позиции понятия, которые соответствуют этой неадекватности и непрерывно движут себя вверх на все более высокие степени через свои противоположности или противоречия, как и через столько же контрприводов или оппозиционных сил. Ибо ни само понятие, лишенное бытия, ни бытие, освобожденное вне понятия, лишенное понятия и отношения, не могут претендовать на реальность, так что мысль, начав в этом месте беспорядка и предполагаемого противоречия, немедленно оказывается загнанной за пределы несостоятельного начала во все другие позиции, которые не могут достичь полного покоя и гармонии раньше, чем там, где предполагаемое противоречие полностью растворено, в понятии, которое есть и производит само себя и все бытие, в абсолютной идее.

К абсолютной идее как к завершению процесса, бытие проистекает из мышления как абсолютной деятельности. Ибо это есть собственное и всякое бытие. В начале процесса, напротив, отношение обратное. Детерминации мышления проистекают из бытия. Противоречие схватывания безпонятийного бытия разрешается таким образом, что несуществующее понятие не только осуществляет и насыщает себя в этом бытии в существующее, но и в самосуществующее и автономное эм-понятие, которое есть собственное бытие и в нем одновременно все бытие. Бытие, возникающее из понятия, есть автономия или самоисполняющийся закон разума. Понятие, возникающее в бытии как все еще зависимое, – это движение и жизнь. В нем концепт все еще пуст от бытия и поэтому погружен в инаковость, зависим, тоскует, находится в процессе становления. В автономии оно предстает как полное себя, поэтому независимое и возвышающееся над инаковостью.

Логика

Чистое бытие – это то бытие, которое еще совершенно не заполнено понятием, то, о котором еще нельзя сказать, что оно есть, потому что понятие уже было бы в нем положено. В этом отношении оно есть небытие, но не как понятие в покое, а как отрицание всякого постижения, как поставленное противоречие и несостоявшееся, саморастворяющееся полагание.

Такой абсолютный распад или провал голого бытия можно увидеть, например, в становлении как течении временного ряда. Здесь бытие называется настоящим или сейчас, которое, по мере того как его позиционируют и выражают, также показывает себя уже погибшим, а то, что сохраняется в этом потоке, не принадлежит непосредственному бытию, но является ментальным определением, которое мое понимание подчиняет потоку становления. Эта ментальная детерминация называется субстанцией или сущностью. Эго черпает ее изнутри, из самого себя, и наполняет ее содержанием непосредственного бытия, которое в связи с этим потреблением в мышлении называется видимостью сущности, или свойством сущности.

Таким образом, здесь противостоят друг другу две вещи: сущность, которая находится вне понятия, как бы вытесненная, и понятие сущности, которое находится вне бытия и добавляется к нему только посредством мышления.

Понятие, которое развивается из явления, называется сущностью или субстанцией. Доведенное таким образом до конца понятие развивает в себе мыслительные суждения и умозаключения субъективной логики.

Таким образом, бытие, сущность и понятие – это три темы, которые рассматриваются в первой части логики. Эта часть называется субъективной логикой, потому что она развивает субъективные определения мысли на основе бытия, которое постулируется вне понятия.

Учение о бытии развивает категории качества, количества и меры как единство того и другого.

Чистое бытие как понятие, установленное вне себя, – это позиция, которая является своим собственным отрицанием. Это присутствие, растворяющееся в постоянном становлении и растворении, дает мимолетные явления, ощущения, качества, свойства. Точки устойчивости, которые могут быть развиты как субстанции из этой текучей неугомонности непосредственности, еще не осмыслены. Каждое качество – это скорее лишь кажущееся существование, которое имеет свое отрицание в противоположном качестве, так же как оно постоянно отрицает себя в потоке становления.

Бытие в становлении, таким образом, есть качество. Качество – это непосредственность бытия, страдающего от своего собственного отрицания. Оно не длится, но постоянно уступает место новому, либо другого рода, либо того же рода. Поскольку бытие, таким образом, становится другим и другим, возникает ряд исчисляемых сущностей, количество. В нем отдельная стадия, единица, повторяется до бесконечности. В счете Единое постоянно отделяет себя от себя как свое собственное отрицание и так же постоянно находит себя снова в другом, как то же самое Единое.

В беспокойстве становления моменты положения и отрицания стоят друг напротив друга и толкают друг друга, причем ни один из них не находит своего места. Они приходят в покой в серии, в которой каждый момент является позицией, которая постоянно находит себя снова в своей собственной инаковости. Поэтому количество, как и качество, не является непосредственным бытием как таковым, а скорее определением, которое существует в нем, хотя и может быть развито из него. В количестве бытие встречается с понятием, так сказать, на полпути.

Раздельное представление моментов количества в абстрактной мысли называется дискретной величиной, их слияние в живом созерцании становления – непрерывной величиной. Дискретная величина – это взгляд на количество со стороны понятия, непрерывная величина – это взгляд на количество со стороны бытия или визуальной непосредственности.

Количество, понятое с определенностью или пределом, – это квант. Используя его как единицу для измерения количества и подчеркивая тем самым его как определенную меру из бесконечности безмерного, он формирует качественное определение в области количества, например, дюжина, миндаль, удар. Но затем оно сливается и с определениями непосредственного качества, например, как мера протяженности, длительности, тяжести, яркости и так далее. Этим исчерпываются те определения бытия, которые мышление находит в качестве материала для образования своих понятий субстанции.

Однако теперь, когда в текучем беспокойстве этой непосредственности мышление фиксирует свои субстанции как точки постоянства, непосредственность визуального бытия опускается до уровня видимости или свойства. Продукт мышления в этом процессе называется понятием в его завершении в себе и сущностью в его развитии во внешности.

Сущность – это конгломерат мысленных определений, который, согласно правилу постижения постоянного в чередовании, подчинен внешнему виду. Поскольку отношение таких понятий сущности или субстанции друг к другу называется причинностью, то сущность, подчиненная внешности, называется теперь следствием, которое находит свое оправдание, то есть всестороннюю согласованность по правилам мышления, в лежащих в основе понятиях субстанции как причинных сил.

Связи, постигаемые мыслью в явлении по правилу причинности, называются законами природы. Там, где проявляются такие законы, содержание непосредственного бытия называется продуктом, а лежащее в основе понятие субстанции – производящей силой. Определения мысли обнаруживают в себе лишь возможные связи; только соприкасаясь со случайным материалом явления, они становятся непреложными законами. Непосредственное бытие само по себе есть лишь видимость, бытие, которое еще не заслуживает этого названия, мимолетная мечта. Только благодаря контакту с упорядочивающим правилом мысли текучее жонглирование чувств становится такой очевидной реальностью, в которой мы видим себя живыми.

Здесь для нас становится очевидным различие между тем, что в нашем познании принадлежит восприятию, и тем, что вытекает из акта постижения посредством синтетической апперцепции. Противоположности сущности и видимости, силы и следствия, внутреннего и внешнего, вещи и свойства, причины и следствия, материи и формы – все это, лишь с различными модификациями, означает, что мы отделяем содержание представлений от содержания категорий в мышлении, а теперь размышляем о том, какое отношение имеет место между этими двумя факторами в нашем процессе познания. Внешний фактор охватывает составные части как ощущений, так и представлений, а внутренний – движения, которые синтетическая апперцепция, как активный фактор познавательного процесса, вынуждена совершать по отношению к этому пассивному фактору.

Только когда оба фактора процесса, активный с пассивным, сущность с внешним видом, понятие субстанции с ее свойствами, пронизывают друг друга, возникает завершенное понятие как продукт. Теперь мы сразу видим, что это может происходить двумя различными способами, в зависимости от того, исходит ли процесс из мышления или из бытия. Если он идет со стороны мышления, то продукт будет продуктом мышления в эго, но если он идет со стороны бытия, то продукт должен быть продуктом бытия в области объективности. Первое называется субъективным понятием, второе – объективным.

В субъективном понятии мы выполняем схему субъективности или сущности с произвольными свойствами и пробуем различные комбинации и позиции, которые возможны среди образованных таким образом понятий. Установление законов разложения понятий, а также суждения и умозаключения составляет, таким образом, содержание учения о субъективном понятии. Оно опирается на аристотелевские предпосылки, а правило, полученное в области аподиктических связей, переносится с осторожностью и ограничениями в область индукции и аналогии.

Если мы сравним формы суждения и умозаключения с категориями субстанции и причинности, то обнаружим, что последние составляют содержание или структуру понятия, а первые – формы его деятельности. Первые служат основанием понятия, вторые образуют движения его функции в элементах первого. Категории субстанции и причинности развиваются только в рамках и на основе представления через синтетическую апперцепцию, поскольку они являются началами понятия, которое впервые формируется. Формы суждения и умозаключения, как функции готовых понятий в себе и между собой, сохраняют элемент восприятия только в виде образов памяти. Таким образом, в этой позиции субъективного понятия субъективный или активный фактор не только доминирует над пассивным фактором представлений, но и возвышается над ним в чистый элемент своей собственной функции, тогда как на уровне сущностных определений активный фактор не только погружен в пассивный фактор представлений, но и полностью доминирует над ним.

В объективном понятии сфера непосредственного бытия как объективной видимости заполняет себя из самой себя засадой сущностных детерминаций и тем самым приносит нам уже готовые понятия из продуктов природы, которые мы действительно реконструируем субъективным инструментом синтетической апперцепции как в перевернутом зеркальном отражении, но процесс формирования которых из собственного поля окутывает нас мраком.

Поскольку, однако, несомненно, что объективные понятия так же, как и субъективные, берут свое начало из априорных представлений о пространстве и времени, вместе с их определениями количества и меры, и поскольку объективные понятия как готовые продукты повсюду входят в субъективный мыслительный процесс самым обычным образом, средний элемент активного фактора, который в субьективном поле называется сущностью, а здесь является неизвестной величиной, также должен позволить себе аналогичное замещение. Как в субъективном поле она выходит на периферию своих представлений в качестве центрального мыслящего эго, так и в поле бытия она должна будет выйти на бесплодные просторы пространства и времени в качестве относительно субъективной потенции, аналога Я.

Поскольку объективное понятие предстает перед нами как уже готовое и завершенное, мы можем рассматривать стадии процесса, который ему предстоит пройти, исходя из свойств готового продукта, только как продолжающиеся эффекты основных потенций, слившихся в более конкретное целое. Если мы попытаемся это сделать, то обнаружим фундаментальную связь между детерминациями бытия, выраженными в механических, детерминациями сущности в химических и детерминациями понятия в органических процессах природы.

Механическое поведение веществ по отношению друг к другу – это притяжение и отталкивание независимых единиц, существующих рядом друг с другом благодаря их притяжению и упругости. Внутренняя и сущностная природа веществ здесь еще не играет роли, а только их внешнее пространственно-временное поведение, то есть движения, которые они совершают друг с другом. Если они связаны притяжением гравитации, то возникает не что иное, как агрегат или куча, множество единиц в соответствии с категорией количества. Количество, однако, вместе с чистой внешностью абстрактных пространственно-временных детерминаций (движений) – все это категории из сферы бытия, чья роль в построении объективного понятия этим и определяется. Поэтому, согласно вполне корректной мере, мы также обозначаем в духовной жизни всю чисто внешнюю и поверхностную деятельность, в которой не принимает участия внутренняя жизнь, как механическую.

Химическое поведение веществ по отношению друг к другу показывает нам, что их содержание делится на полярные противоположности, на пассивный или основной фактор и активный или возбуждающий фактор. Из смеси обеих крайностей возникает нейтральный продукт, например, вода из водорода и кислорода. Нейтральный продукт можно разложить на положительные и отрицательные факторы. В электромагнитных процессах мы видим напряжение факторов, которое является предпосылкой для смеси, как постоянно порождающей себя заново и постоянно активной. Теперь, поскольку химические процессы касаются материального содержания самого объективного понятия, а не только его внешних отношений, они занимают в объективном понятии то место, которое в субъективном занимают сущностные детерминации, с которыми их объединяет характерная особенность распадаться повсюду на дуализм факторов.

В органическом процессе понятие как таковое вступает в свои права, как сила, подчиненная детерминациям бытия и сущности как средствам или предпосылкам. То, что обособилось в детерминациях сущности и бытия, было исключено в движении суждения и рассуждения как субстанция или материал в более высоких контекстах. Так, во внешнем мире химические и механические отношения устанавливаются изолированно; во внутреннем мире органических движений они становятся средствами и ингредиентами более высокого процесса, который вбирает их в себя. Если в механизме нет ничего, кроме поверхностного бытия, выпавшего из своего понятия, и если в химии это понятие действительно заявляет о себе, но только сначала как самодостаточный, еще латентный агент, то последний действительно входит в природу вместе с органическим процессом, поскольку он заново притягивает к себе утраченное бытие через ассимиляцию химии и механизма как бытия, вышедшего из себя. Это отношение, в котором понятие распространяется заметно и независимо как эффективный и доминирующий агент во внешнем существовании, называется движущей силой.

Движущая сила – это понятие, которое пришло к самому себе в объективности. По сути, это процесс цели, поскольку он опирается на уровни существования механизма и химии и подчиняет их себе как основу своих собственных функций, а следовательно, как причины своего существования и воплощения. Оно представляет целое, возникающее из этих ассимилированных частей, как само себя или как формообразующую деятельность, которая управляет субстанциями. Целое как живая форма растущей и активной организации предшествует своим субстанциям или частям в той же мере, в какой существование общей формы в ее эффективности поддерживается и обеспечивается исключительно частями или субстанциями. Эта движущая сила – жизнь или душа. Душа – это, по сути, процесс, причем теологический, самодвижущийся процесс. Продуктом этого процесса является множество членов или органов, органическое целое органических целых или природная цель, сама по себе состоящая не из чего иного, как из природных целей как взаимодействующих частей.

Приводя в действие свои причины как средства, конец не приводит ни к чему, кроме самого себя, и поэтому является причиной, которая не переходит в свои следствия, а остается сама с собой, центром самосохранения, который остается сам с собой, первоначалом, которое в конце является тем, чем было в начале. Если ему не хватает средств для самореализации, это ощущается как нужда, недостаток, боль, а именно как несоответствие жизни самой себе, в том смысле, что она оказывается установленной как свое собственное начало, но не способна поддерживать его как активную силу в царстве субстанций. Поэтому всякая ощущаемая потребность есть отступление понятия в идеальное или самоотрицающее состояние, всякое удовлетворение потребности и всякое наслаждение – дальнейшее втягивание идеального агента в царство материальности.

Чувствуя недостаток и тоску, живое существо обретает внутри себя состояние или ощущение чего-то недостающего, то есть ощущение природы, противостоящей ему как необходимое дополнение к его собственному понятию или инстинкту, который без этого дополнения чувствует себя вытесненным из сферы реальности в сферу простой возможности. Таким образом, внешний мир сначала ощущается не как нечто чуждое субъекту или инстинкту, а как нечто принадлежащее ему, как бы украденное или ускользнувшее от него, которое он стремится вернуть себе и превратить в себя. Благодаря этому в инстинкте начинается процесс восхождения к чистому субъективному понятию. Ибо как только инстинкт чувствует себя вытесненным из своей реальности в свою возможность или латентность, он чувствует себя превращенным в субъективное понятие. Ибо инстинкт есть не что иное, как субъективное понятие (Я), которое еще не находит своего существования в самом себе, а черпает его извне, из объективного понятия (механизма, химизма). Таким образом, он теперь воспринимает усваиваемое из внешнего мира питание не как чужое, а как свое собственное подкрепление, что затем заставляет инстинкт еще шире распространять себя в процессе размножения, в котором он разливается по всей поверхности внешнего мира, разделяясь на множество индивидов. В процессе ассимиляции инстинкт, испытывая голод, осознает внешний мир как свою пищу; в процессе размножения инстинкт

В процессе размножения инстинкт через тоску познает свой вид или свое собственное понятие, ощущая потребность расширить свою единичную особь до множества видов.

Таким образом, собственная жизнь инстинкта, через недостаток и боль, которые он несет с собой, становится средством возбуждения познания, или средством развития субъективного понятия. Ведь познание – это производство субъективного понятия из объективного. Объективное понятие – это понятие, которое получает свое бытие из внепонятийного бытия; субъективное понятие – это понятие, которое имеет свое бытие в самом себе. В инстинкте концепт обретает свое существование, распространяясь на неконцептуальное бытие в качестве эффективного агента. Таким образом, это понятие, вышедшее за пределы самого себя, которое платит за свое существование этой ценой. Понятие же, которое простирается над понятием, «вышедшим из себя» в качестве эффективного агента, – это субъективное понятие или познание. Оно стоит так же высоко над объективным понятием или инстинктом, как инстинкт стоит над существом, помещенным за пределы понятия.