Текст книги "Генетическая история философии со времен Канта. 1852"

Государство

Гегелевская теория государства ограничивается демонстрацией настоящего состояния в его относительной разумности, ни в коем случае не желая предвосхитить будущее развитие действительности с помощью настоящей идеи. Напротив, измерение различных степеней и стадий, через которые проходит идея в реальности, он переносит из учения о государстве в философию истории человечества. Таким образом, философское право приобретает положение, когда оно одновременно является историческим правом или относится к действующему праву, как институты относятся к пандектам, и в то же время шаг за шагом трансформируется в соответствии с условиями современности». —

Субстанция, на которой основывается понятие права, – это воля. Она содержит в себе элемент чистой неопределенности или отражение Я, в котором растворено всякое содержание, безграничную бесконечность абсолютной абстракции, чистое мышление о самом себе. Это переходит в определение и позиционирование содержания как потребности, влечения и т. д. Это и есть самоопределение Я, которое ставит себя как отрицание самого себя, а именно как определенное, ограниченное, и в то же время остается в своем тождестве с самим собой. Таким образом, Я знает свои определения как идеальные, как просто возможности, которыми оно не связано, но в которых оно находится только потому, что устанавливает себя в них. Это и есть свобода воли, которая составляет ее субстанциальность или гравитацию так же, как гравитация – субстанциальность тела.

Воля в своей непосредственности есть личность, которая имеет свое существование в обладании как непосредственная внешняя вещь, и в этом отношении входит в сферу абстрактного или формального права. То, что принадлежит мне, имеет тот смысл, что я вкладываю свою личную волю в вещь, в которой она имеет свое определенное узнаваемое существование для других лиц. Это происходит непосредственно путем захвата, оформления, обозначения, а также опосредованно, по договору, как передача вещи от одного лица к другому по взаимной воле. Различные качества обладаемых объектов трансформируются в понятии обладания в количественное определение стоимости, общим выражением которой являются деньги.

Если конкретная воля фактически противоречит праву, она совершает преступление. Такое деяние недействительно как нарушение закона само по себе. В нем субъект устанавливает формальный закон, признаваемый только им, который теперь распространяется на него самого. То, что он сделал другим, теперь должно быть сделано и ему. Исполнение этого формального закона субъективной индивидуальной волей – месть, публичным незаинтересованным (беспристрастным) судом – наказание. Наказание направлено либо на личность, либо на имущество преступника и оказывает на него принудительное воздействие. Это принуждение имеет свое правовое назначение только в том, что оно отрицает первое, непосредственное принуждение.

Из этого абстрактного механизма права воля уходит в свои неприкосновенные глубины как моральная воля, которая получает свой закон не через внешнее обладание, а через автономию самой себя, поскольку субъект признает своим долгом прозреть добро как абсолютную конечную цель мира, сделать его своим намерением и воплотить его в своей деятельности. В отличие от этих внутренних детерминаций блага, внешняя объективность представляет собой другую независимую крайность, своеобразный мир. Поэтому случайно, реализуется ли в нем добро, а зло, конец, который сам по себе пуст, в нем пуст, счастлив ли в нем добрый субъект, а злой несчастлив.. Воля к добру как невыразимое в своей чистой субъективности, о котором субъект знает себя решительно в своей единственности, есть совесть. С другой стороны, знание о единственности как решающем факторе, который дает себе содержание субъективного интереса против добра, есть зло.

Дело в том, что добро не остается простым субъективным правилом индивидуальной воли, стоящим в чисто случайном отношении к общезначимому праву, но что существенное содержание добра выражает себя в зависимости от состояния становления данного настоящего в форме права как общезначимого обычая и образа жизни. Это и есть мораль как состояние, в котором свобода как субстанция существует в той же мере как действительность и необходимость, в какой она существует как субъективная воля. Эта свободно познающая субстанция, в которой абсолютное долженствование является таким же бытием, имеет реальность как дух народа. В этом контексте человек исполняет свой долг как свой собственный и как сущий, не выбирая рефлексии, и в этой необходимости имеет себя и свою реальную свободу. Познание этого блага, имеющего общественную действительность в настоящем, как согласованность интересов каждого отдельного человека с целым, в сочетании с убеждением, что и другие люди знают друг друга только в этой согласованной общности и активны в ней, есть общее доверие как истинное нравственное отношение. Взаимоотношения личности в отношениях семьи, гражданского общества и государства, которые сюда входят, составляют ее нравственные обязанности. Нравственная личность как субъективность, пронизанная содержательной жизнью, есть добродетель. По отношению к внешней непосредственности она есть признание данного бытия положительным и, следовательно, спокойное успокоение в себе; по отношению ко всей нравственной действительности – доверие, соединенное с намеренной работой для нее и способностью жертвовать собой ради нее; наконец, по отношению к случайности отношений с другими – прежде всего справедливость, а затем благожелательная склонность,

Если поискать, какое место занимает эта субстанциальная мораль среди духовных позиций, перечисленных в «Феноменологии», то окажется, что она является идеальной политической позицией только тогда, когда процесс мировой истории или освобождения духа считается уже достигшим своего конца. При такой предпосылке, однако, позиция моральной рефлексии индивида в противоположность общей жизни целого предстает как момент, который преодолен и больше не имеет значения, поскольку высшее, чего может достичь индивид в своей моральной рефлексии, заключается тогда только в этом – не оставаться ниже высоты морального закона, который в действительности реализуется как высшее благо в непрерывном упорстве без исключения, Если же это положение понятий, реализуемое только в утопии завершенного и реализованного добра, перенести на несовершенное настоящее нашей жизни, которое отчасти выполняет, а отчасти не выполняет закон добра, то оно предполагает, чтобы не превратиться в очевидную неправду, состояние данности, в котором разум, в целом реализующий себя как обычай, традиция и исторический закон, стоит настолько высоко над воспитанием индивида, что можно с полным основанием требовать от каждого полного объяснения его некомпетентности по отношению к нему. Это абсолютное подчинение нравственного суждения нефлексии господствующему обычаю, если оно не временно, а постоянно, приведет к двум формам жизни как возможным ее видам или проявлениям. Либо все люди подчиняются неизменному обычаю и государственному устройству, идущему от их предков, которые они никогда не смеют изменить путем нравственного размышления (китайский принцип стабильности), либо они предоставляют свое нравственное размышление тем лицам, которые, будучи более высокообразованными, учеными, духовными лицами, дворянами, богатыми людьми и т. д., влияют на жизнь широкой публики. и т. д., представляют жизнь общепринятого обычая как предпочтительно сами и имеют особый интерес в сохранении его целостности (индийский кастовый принцип).

Преобладание как одной, так и другой формы устанавливает в мировой истории чрезвычайное положение, которое будет оставаться основой всей политической жизни до тех пор, пока отблеск свободной нравственности не сможет пробудиться в каждом без исключения человеке посредством высшего образования в народе. Гегель стремился понять это состояние интеллектуального препятствия и морального бессилия, в котором жила его эпоха и за которое уже вышла современная эпоха, как относительно рациональное, и в этом отношении его философия государства принадлежит к эпохе, которая уже прошла и была преодолена. Философия государства Гегеля смотрит перевернутым лицом в прошлое, учение о праве Канта дышит самыми свежими элементами настоящего, а учение о государстве Фихте пророческим взглядом смотрит в далекое и великое будущее человеческого рода. Эта странная позиция находит свое объяснение только в том, что Гегель с волевым самоограничением и проницательным расчетом на незрелость своей эпохи сделал своей единственной задачей постижение настоящего, как оно есть. Эта ретроспективная позиция Гегеля и характеризует его в контексте систем.

Мораль как дух реально существующего народа имеет место в трех сферах – семье, буржуазном обществе и государстве.

Семья – это непосредственная субстанция духа. Как таковая, она имеет своим назначением разумное единство, любовь, как предрасположенность иметь самосознание своей индивидуальности не отдельно для себя, а только в этом единстве, чтобы быть в нем не как личность для себя, а как член. В семье человек воспринимает себя как вид и в этом отношении как общую гармоническую волю, но непосредственным, естественным образом, в ограниченной сфере и в порядке простого ощущения. Нравственным моментом в брачных отношениях, в которых две взаимодополняющие личности объединяются в одну личность, является субъективная близость отношений, которая требует неразрывной связи (моногамии) как таковой, а также общности личных и конкретных интересов. Ибо степени близости этих отношений – единственно возможные степени их совершенства как предмета чувств. Имущество, как общая собственность семьи и ее различных членов, наделяется повышенной моральной печатью, а приобретение, труд, как обеспечение семьи, выводится из сферы простого эгоизма.

Приобретение, труд, как обеспечение семьи, выводится из сферы голого эгоизма и превращается в нравственную деятельность для более общей жизни. Эти нравственные отношения завершаются воспитанием детей в самостоятельных личностей, благодаря чему брак выходит за пределы своих первоначальных узких отношений в более широкие сферы гражданского общества, для которого он воспитывает своих детей. После этого освобождения члены семьи вступают в отношения лиц друг к другу, и только тогда в отношения семьи вступают правовые нормы.

Семьи изначально выступают друг перед другом как личности, не связанные между собой, каждая из которых сосредоточена на собственном самосохранении и приобретении. Но их потребности, которые могут быть удовлетворены только путем взаимных услуг, обмена и покупки по гарантированным договорам, создают гражданское общество как систему всеобщей зависимости, в которой существование, благосостояние индивида и его законное существование переплетены с существованием, благосостоянием и правами всех, основаны на них и реальны и надежны только в этом контексте. Возможность удовлетворения потребностей заложена в социальном контексте, который является общей собственностью, из которой все получают удовлетворение. Приобретение собственности обусловлено постоянно возобновляющимся производством средств обмена собственным трудом. Это посредничество в удовлетворении потребностей посредством всеобщего труда составляет общее богатство.

Чтобы облегчить труд и увеличить производство, происходит разделение труда. Человек ограничивается одним умением, которое, таким образом, становится механическим, и машина может частично заменить человека. Привычка к такой ограниченной сфере удовольствий, знаний, опыта и поведения составляет образовательное состояние этой сферы. Таким образом, различие классов возникает из конкретного разделения общей собственности в соответствии с различными способами труда, желаниями и средствами их удовлетворения, целями и интересами, а также умственным воспитанием и привычками. Индивиды входят в это разделение в соответствии с природным талантом, умением, капризом или случаем и обретают свое реальное существование в такой определенной, фиксированной сфере, а в ней – свою мораль как праведность, свою респектабельность и свою честь. Содержательное, естественное состояние имеет естественную и фиксированную способность в плодородной почве, тонкая деятельность получает направление и содержание через естественные детерминации, а тонкая мораль основана на вере и доверии. Размышляющее сословие зависит от возможностей общества, от элемента, помещенного в посредничество, воображение и в комбинацию случайностей, а индивид – от тонкого субъективного умения, таланта, понимания и трудолюбия. Мыслящий класс занимается общими интересами. Как и второй, он имеет средства к существованию, опосредованные его собственным мастерством, и, как и первый, средства к существованию, обеспеченные всем обществом.

В буржуазном обществе свобода – это формальное право. Это право, известное как действительное, является законом, который должен быть определенно сформулирован и общеизвестен, а потому должен быть облечен в как можно более простую форму. Ибо повесить законы так высоко, как это сделал тиран Дионисий, чтобы ни один гражданин не мог их прочесть, или похоронить их в огромном аппарате ученых книг, сборников, с сопоставлениями разноречивых суждений, мнений, обычаев, да еще на иностранном языке, так что знание действующего закона доступно только тем, кто в нем сведущ, – это одна и та же несправедливость.

Поскольку собственность и личность юридически признаны и действительны в гражданском обществе, преступление уже не является посягательством только на отдельного человека, но и на все общество. Таким образом, появляется аспект опасности преступления для общества. Хотя это увеличивает масштабы преступления, это также уменьшает внешнюю значимость преступления и приводит к большей мягкости в наказании за него судом как персонифицированным законом. Собственное признание преступника необходимо для доказательства фактов преступления с наивысшей степенью достоверности, и поэтому суды присяжных должны быть отвергнуты из-за этого недостатка.

В буржуазном обществе целью является удовлетворение потребностей вместе с обеспечением этого удовлетворения. В механике этой атомистической сферы эта цель часто подвергается опасности из-за случайностей, из-за изменчивости потребностей, из-за местностей, из-за связей одного народа с другими, из-за ошибок и обманов, из-за условной способности индивида. Общее государство действует здесь только в негативном смысле, поскольку, как государственная полиция, оно предотвращает беспорядки и эксцессы, которые здесь угрожают. В остальном осуществление цели ограничивается делом отдельных отраслей и интересов, корпорацией, в которой гражданин как частное лицо находит безопасность своей собственности. Любая другая забота о пролетариате должна быть отвергнута. Ибо если такая забота возлагается на более богатый класс как прямое бремя или если в богатых больницах, фондах, монастырях и других общественных владениях даются прямые средства для поддержания масс, приближающихся к нищете, на уровне их обычного образа жизни, то существование нуждающихся обеспечивается без посредничества труда, что противоречит принципу буржуазного общества и чувству его индивидов о своей независимости и чести. Но если пропитание всех неимущих опосредовано трудом (а именно возможностью), то увеличивается количество продукции, в изобилии которой, за неимением самовоспроизводящихся потребителей, как раз и кроется зло, которое таким образом только увеличивается.

Над буржуазным обществом возвышается государство как реальность нравственной идеи или проявленной, самоочевидной, субстанциальной воли. Оно есть соединение принципа семьи и гражданского общества. Единство, которое есть в семье как чувство любви, составляет ее сущность, которая, однако, получает форму сознательной всеобщности через принцип воли, действующей в самой себе. Эта общая воля, как реальность, является индивидом. Ее работа заключается в реализации закона, защите семьи и управлении гражданским обществом. Организация государственной власти, однако, является конституцией. Это существующая справедливость как реальность свободы в развитии всех ее разумных положений. Конституция не создается, а развивается из духа народа и проходит вместе с ним через этапы становления и изменения, необходимые в соответствии с концепцией. Конституции создаются историей.

Непрерывное производство государства и его конституции – это правительство. Организация правления – это его разделение на власти, особенности которых переплетаются в единство в субъекте правителя, а именно: власть определения и установления общего (законодательная власть), затем подведение частных сфер и отдельных случаев под общее (правящая власть), и, наконец, субъективность как власть окончательного решения воли (княжеская власть), которая является вершиной и началом целого. Эта субъективность – не решение, вытекающее из большинства (так как в этом случае единство решающей воли не имеет реального существования), а реальная индивидуальность – монархия. И действительно, эта субъективность имеет в себе определение непосредственности и, следовательно, природы, т. е. определение индивидов, ибо достоинство княжеской власти устанавливается наследственностью. Дело принятия законов в самостоятельную власть действительно есть первое с определением участия в нем всех, и ставить власть правительства в зависимость от него и исполнять его поэтому недопустимо, и суверенитет народа как автономного целого полностью совпадает с абсолютно решающим моментом этого целого, который есть не индивидуальность вообще, а отдельная личность, монарх.

В этом парадоксальном повороте концепция вынуждена мириться со странным увечьем, когда природный индивид с его абстрактным волеизъявлением считается более конкретным и содержательным, чем моральная субстанция всеобщего самосознания. Чтобы понять это утверждение в его истинном смысле, нужно иметь в виду, что, согласно контексту системы, оно было рассчитано только на реальность, то есть на настоящее. Позиции политической концепции, которые либо еще не существуют, либо уже не существуют, относятся не к доктрине государства, а к мировой истории.

Среди полномочий власти выделяется распределение государственных дел между специальными органами. Им противопоставляется власть сословий как участие частных лиц в законодательстве, участие, посредством которого субъективная свобода и общее мнение могут проявиться и получить удовлетворение от того, что с ними считаются. Рассматриваемые как посреднический орган, сословия стоят между правительством в целом, с одной стороны, и народом, разделенным на отдельные сферы и индивидов, с другой. Их назначение требует от них столько же смысла и отношения к государству и правительству, сколько и интересов отдельных кругов и лиц. В то же время эта позиция имеет значение посредничества совместно с организованной государственной властью, так что ни княжеская власть не изолируется как крайность и тем самым не предстает как просто правящая сила и произвол, ни особые интересы общин, корпораций и отдельных лиц не изолируются, ни, тем более, чтобы отдельные лица не превратились в толпу и толпу, в неорганическое мнение и в простое массовое насилие против органического государства. Цель делегирования, как исходящего из гражданского общества, состоит в том, чтобы познакомить депутатов с его особыми нуждами, препятствиями и особыми интересами и самим принадлежать к ним. В соответствии с природой буржуазного общества выборы исходят от его различных корпораций, а голосование либо представляется чем-то излишним, либо сводится к мелкой игре мнений и произвола. Таким образом, кооперативы, муниципалитеты и корпорации, входящие в буржуазное общество, получают полезную политическую связь.

Государство, как отдельный индивид, исключает других таких индивидов. Их независимость друг от друга превращает ссору между ними в отношения насилия или войны, в которых особая независимость индивидов и состояние их погруженности во внешнее существование собственности и естественной жизни ощущаются как ничтожные. Война как состояние, в котором всерьез воспринимается суета временных благ и вещей, в иных случаях служащая назидательной фигурой речи, имеет тот смысл, что через нее сохраняется нравственное здоровье народов в их безразличии к неподвижности конечных определений, как движение ветров сохраняет море от гниения, в которое его поверг бы постоянный штиль, как постоянный или даже вечный мир поверг бы народы. Доблесть как отношение содержит в себе твердость высших противоположностей

Высшая независимость самосознания, существование которого в то же время находится в механике внешнего порядка и службы – полное повиновение и отказ от собственного мнения и рассуждения, и самое напряженное и всеобъемлющее мгновенное присутствие духа и решимости – самое враждебное и в то же время самое личное действие против отдельных лиц, при совершенно безразличном, даже хорошем отношении к ним как к личностям.

Состояние войны приводит к взаимному признанию свободных личностей наций при мирном урегулировании, на котором основано внешнее конституционное право. Международное право дополняет это общим принципом предполагаемого признания государств.

Особый дух народа имеет на стороне природы момент географической и климатической детерминации; поэтому он должен пройти через развитие своего сознания и своей действительности, определяемой его особым принципом. Как ограниченный дух, его независимость носит подчиненный характер. Она переходит во всеобщую историю мира, события которой представляют собой диалектику конкретных духов народов, суд мира.