Текст книги "Генетическая история философии со времен Канта. 1852"

I. И. В а г н е р (1775 – 1841)

Формализм построения, дремлющий в фундаменте натурфилософии, нашел свое наиболее совершенное развитие в системе Вагнера. Поскольку мир представляет собой дифференциацию абсолютного тождества, следы этой изначальной оппозиции должны быть различимы во всех вещах. Если мы это сделаем, то поймем вселенную как дифференцированный абсолют, так что не проявляющийся или безразличный абсолют оказывается в отношении к проявляющемуся или дифференцированному, как бытие к форме. Наука занимается возникновением формы из сущности или божества. Сам Абсолют как первоисточник всего бытия и познания предполагается, а не втягивается в конструкцию. Поэтому все познание основано на предпосылке бытия, которое формирует себя, но непознаваемо само по себе и до своего формирования, т. е. на религии. Божество образует себя экстенсивно как природа, интенсивно как дух и всемирно-историческое развитие того же самого до живой формы вселенной по мировому закону возникновения первичных противоположностей из Абсолюта, их противопоставления друг другу и их посредничества между собой. Однако Вагнер не стал, как Краузе, сохранять это основное отношение или мировой закон в постоянной, живой форме, а превратил его в чисто формальную схему, так сказать, удобную в обращении удочку, для более удобного и умелого применения в деталях всевозможных эмпирических знаний. Начало схемы – сущность как абсолютная внутренность, корень, возможность, изначально непознаваемый предмет = 1, конец схемы – рожденный продукт как последний остаток процесса, угасание сущности до простой формы, предмета до простой видимости = 0. Между ними находится процесс, который распадается на моменты возникновения двух факторов или двойственности из единства = 2, и схождения факторов в жизни процесса = 3. Так, например, напряжение эго и не-эго в расширении или порождении пространства обозначается числом 2 или оппозицией, тогда как процесс сближения этого напряжения в сжатии или порождении времени обозначается числом 3 или посредничеством, при котором порожденное таким образом представление затем истекает в 0 остатка объектов видимости, порожденных воображением, тогда как оно взяло свою отправную точку из монад абсолютного эго.

В мире натуральных продуктов двойное число противоположностей приходится на растение, которое в пространственном расширении развивает полноту органических противоположностей в пролиферирующем изобилии, тогда как тройное число посредничества приходится на животное, которое во временном ритме своих нервных процессов обращает эту полноту расширения жизни во внутреннюю интериоризацию, пока она не достигнет совершенной естественной формы в человеческой жизни мировой истории, в которой она застывает в жестких образах памяти, и таким образом постоянно переходит от полноты жизни или монады в нуль опустошенной формы. И если в человеческой личности монада понимается как абсолютно внутренний субъект или эго, а нуль или форма, сгущающаяся в процессе, – как тело, то в промежуточном процессе двойка чисел как противостояние объективного мира субъекту оказывается на стороне чувства или познания, а тройка чисел как посредничество или представление субъекта в объекте – на стороне инстинкта или воли. Абстрактный метод, согласно которому таким образом все возможные данные субстанции могут быть легко обработаны и приведены в ясную форму, называется законом мира и превозносится как основной тип всех логических и математических построений, как основной ключ нового иероглифического письма или signatura rerum, который с легкостью проникает в природу всех вещей, которые могут быть представлены в виде числа, фигуры, понятия, звуков букв, звуковых интервалов, цветов и т. д. и т. п., и который также называется законом мира, благодаря которому все вещи становятся сопоставимыми со всеми, все измеряемыми всеми. Ибо каждый процесс в мире имеет свой корень, или мону, свои факторы, которые находятся в напряжении, как диас, свой процесс, который вводит их друг в друга, как триас, и свой продукт, или остаток, как ноль, и, таким образом, все, что появляется, происходит в соответствии с категориями основания, происхождения, причины и следствия. Если, например, основанием человеческих особей является род (Monas), то разделение полов – это происхождение (Dyas), а спаривание – это причина (Trias) существования особей, которая проявляется как следствие (Zero) этой причины и этого происхождения.

Триада посредничества, в которой противоположности нейтрализуются до третьей, – это качественное или химическое отношение; триада чистой оппозиции – количественное или математическое отношение, и так далее. Само собой разумеется, что такой формализм, даже если он основан на вполне реальных и хорошо продуманных отношениях, должен в конечном счете привести к чистому произволу и блестящей игривости при применении ко всем возможным деталям в языке и математике, в мифологии и истории, в физике и физиологии, в политике и сельском хозяйстве. Но именно яркая и великая концепция науки наук, концепция расширения или дифференциации эго в его расширении и сужения или нейтрализации того же самого в его сужении, привела к этому отклонению.

Подобно тому, как мировой закон движет внутри себя жизнь природы, так и жизнь мировой истории движется внутри себя. Формирование человеческой расы начинается с господства мирового закона в пантеизме древнейших жреческих каст, в которых божество почиталось как мировая душа мирового тела. Жрецы организовывали человеческую жизнь в соответствии с мировым законом, который почитался людьми как откровение. Против внутренней власти леократии, действующей через почитание, выступила внешняя власть знати или воинского сословия и, узурпировав управление законом, образовала абсолютную оппозицию верховенству мирового закона, во власти произвола и меча, в деспотизме. Отсюда человечество опускается еще ниже, сначала до простого семейного права в кочевой жизни, наконец, до простого эгоистического права индивида в диком состоянии. Покорение варварами образованных племен создает основу для нового возвышения варваров от дикости к человечности, потому что именно здесь, благодаря духовному превосходству покоренных, впервые формируется понятие народа, в котором проявляется стремление к формированию своего существования изнутри. Это и есть концепция культурного государства. Его стремление упорядочить жизненные дела не силой, согласно навязанному закону, а самим законом, лежащим в вещах и духе, в конечном итоге может привести государство только к его истокам, в которых божественный и человеческий закон были едины.

Таким образом, разница между последней теократией и первой будет заключаться лишь в том, что она, как и первая, будет основана не на памяти и жречестве, а на совершенном сознании и широко распространенной культуре, и поэтому ей больше не придется беспокоиться о своей противоположности – деспотизме. Место иерархии теперь займет наука как академия. Это совершенство государственной жизни должно быть задумано таким образом, чтобы правящий Принцип или Величество стало непосредственным единством частной жизни, где оно уже не человек, а идея, и самое высокое – сам Бог. Тогда народ становится народом Божьим, а законодательная власть представлена некоторыми избранными народом, которые, знакомясь с идеей Божества, произносят свой закон для государства, который затем исполняется другими, избранными ими, и таким образом образуют исполнительную власть. Но те, кто, как законодательная власть, произносит закон Божий, должны быть не жрецами, сохраняющими знание его как наследственную собственность в своей касте, а самыми чистыми и мудрыми среди граждан, и закон, который они должны сформулировать в деталях жизни, должен быть не скрытым, а самим универсальным законом, религиозно почитаемым и научно признанным, который формирует все вещи и известен всем людям. Этот деспотизм, который справедливо можно назвать теократией, совпадает с истинной демократией как равенством высшего образования во всех, в сочетании с простотой политических дел, которая происходит не от внутренней бедности жизни, а от совершенной проработки политических вопросов, и благодаря которой политическая жизнь снова совпадает с частной жизнью.

Закон, господствующий здесь, объявил бы ограничения человеческому праву: 1) Распределение имущества не должно быть признано действительным, как оно есть теперь, и оставлено на будущее время только формам приобретения по гражданскому праву, но должно быть предпринято заново и исправлено от времени до времени так, чтобы среди людей не нашлось ни одного бедного. 2) Отношения между людьми, семьями, сословиями и жилищами не должны быть записаны в виде закона, ибо они являются лишь природой, познанной духом. 3) Дух не обитает в касте священников или в ученом сословии, и наукой могут заниматься все граждане, которых не отпугивает никакая другая профессия. 4) СЛаатсформа – это то, что объединяет всех граждан в один народ: Один Бог, Один язык, Одно племя, Одна страна.

В настоящее время (1815 год), однако, человечество все еще находится в состоянии простого культурного государства правящих династий. В своей «политике они развивают искусство, которое внешне заимствует договорную форму из гражданского права, а внутренне по-прежнему берет за основу взгляды гражданского права на человека, которое является низшей ступенью государства: 1) человек – свободный, господин – тот, кому удается сделать рабов; 2) владение – это то, что человек способен взять и сохранить; 3) приобрести – значит получить владение силой или хитростью; 4) вещь – это то, что не способно противостоять силе или хитрости. Таким образом, государственные отношения стали делом кабинетов и судов, а те преследовали их всеми средствами и способами, какими обходятся семейные котерии, и дружеское добродушие, с одной стороны, и хитрость горничных и слуг – с другой, превратили государственные дела Европы в пьесу интриги, для которой не хватает только Мольера, чтобы перенести ее на театр. Естественно, что ограниченный семейный взгляд на судьбы империй, который кабинеты не осознавали, часто ускользал от них, и что кабинетный сплетник в борьбе со всемогущим ходом событий должен был поэтому часто приходить в отчаяние, и этим объясняется нравственная порочность этой политики, так как отдельные намерения и взгляды, не отказывающиеся от борьбы с мировым порядком, в конце концов обязательно становятся дурными, даже если не принимать во внимание, что в семейных кабинетах самые мелкие страсти разгораются уже сами по себе. Но причина, по которой эта политика боролась с мировым порядком, заключалась в том, что династии потеряли государство над правящим домом, а о народах говорили так мало, что даже на языке это называлось: корона Франции, дом Австрии, а не Французская империя или Восточная империя. Там, где не было больше наций, как можно было думать о национальной судьбе?

Органон человеческого познания. Эрланген 1830 г.

Математическая философия. Эрланген 1811.

Система идеальной философии. Лейпциг 1804.

Государство. Вюрцбург 1815. Новое издание. 1848.

Религия, наука, искусство и государство в их взаимных отношениях. Эрланген 1819.

Идеи для общей мифологии древнего мира. Франкфурт 1808 г. Joh. Jak. Wagner, Lebensnachrichten und Briefe, by Ph. Adam and

A. Kölle. Ulm 1849.

В той же сфере, что и Вагнер, подвизаются:

Schad (1758—1834): Gemeinfaßliche Darstellung des Fichtischen Systems. Три тома. 1799 – 1802. Grundriß der Wissenschaftslehre, 1800. System der Natur – und Transscendentalphilosophie. Две части. Ландсхут 1803—4. Ин8титуция68 pMc> 8, унив'836. Чарков 1812. Ин8титуция. jnri8 iwtui-. Харьков 1814.

Аст: Grundlinien der Philos. Ландсхут 1807. Grundriß der Philologie, 1808. System der Kunstlehre. Лейпциг 1805. Журнал для наук и искусств, 1805 – 8.

Рикснер: Афоризмы всей философии. Три тома. Зульцбах 1818 и далее.

Крейцер: Символизм и мифология древних народов. Три части. Третье издание. Лейпциг и Дармштадт 1837 – 43.

Штурм: Всеобщая история религиозных форм языческих народов. Две части. Берлин 1836 – 38. Die Naturstaaten, 1812. Neichsreligion und die Systeme der indischen Philosophie, 1835.

Капп: Философская энциклопедия. Берлин 1825. Ueber den Ursprung der Menschen u. Völker nach der Mosaischen Genesis. Нюрнберг 1829.

(MoliLor): Philos. der Geschichte oder über die Tradition. Три части. Франкфурт и Мюнстер 1827 – 39.

Даумер: Urgeschichte des Menschengeistes, 1827. Andeutungen eines Systems der speculativen Philosophie, 1831. Philosophie, Religion und Alterthum, 1833. Züge zu einer neuen Philosophie der Religion und Religionsgeschichte, 1835.

Из эпохи романтизма

Теория науки Краузе и Вагнера указывает направление, в котором прямое развитие идей Фихте всегда будет вести и всегда вело таких людей, как Окен, Букуа, Неес фон Эзенбек и т. д., а именно таких людей, которые, будучи искренними учениками науки, не позволяли себе руководствоваться ничем, кроме честной последовательности своих точек зрения. Дух наукоучения как таковой является решительно демократическим. Там, где возникали противоположные явления, они всегда свидетельствовали лишь о том, что создатели такого натурфилософского сервилизма, который сегодня предпочитают обозначать термином «романтизм», не занимались в первую очередь натурфилософской теорией, доктринерством чистой и абстрактной мысли (как Краузе и Вагнер), а, напротив, были заинтересованы в использовании натурфилософских идей либо для замены совершенно иных конкретных реалий, например, реально существующей церкви, либо для создания нового, более демократического и более демократического духа. Например, для поддержки и защиты реально существующей церкви, протестантской или католической, средневековой традиции христианского государства, института родовой знати, так называемого исторического права монархии и тому подобного. Оружие для такой защиты самых разнородных целей (таких как Христос, монархия, дворянство), которые объединяло только то, что они были нечестными, т. е. Их можно было так легко взять из арсенала натурфилософии, потому что здесь все научные усилия того времени сливались в великий хаос идей, из которого каждый мог вылавливать по своему усмотрению то, что соответствовало его целям, обходя то, что противоречило. Это был один из горьких путей, по которому новая наука, несущая в своем лоне семена будущего высшего человеческого существования, должна была идти ради разрешения своего голого существования, чтобы лицемерам и жестоким людям было позволено вступать с ней в гнусное заигрывание и использовать ее как подручную для отбеливания своих беззаконий. Ибо попрошайничества у дверей не всегда было достаточно для ее существования.

В работе Адама Мюллера беззаконие союза философии и насилия уравновешивается жизнерадостностью, с которой он завершается. Государство строится по схеме семьи, но это не только семья живущих поколений, но и тех, кто умер, и тех, кто еще не родился. Они втянуты в настоящее с истинно индийским воображением таким образом, что каждая часть имеет своего представителя. Полы, которых уже нет, представлены родовитой знатью, те, которых еще нет, – рабочим классом (художники, промышленники), который направлен в будущее и свержение. Женственность – это принцип стабильности и христианства, мужественность – принцип ниспровержения и язычества. Поэтому принцип стабильности должен иметь своего представителя в аристократии католического духовенства, так же как принцип ниспровержения имеет своего представителя в купеческом сословии. Этот взгляд превращает «мертвые понятия» политики в «живые идеи». Ибо кантовская так называемая идея личности, в соответствии с которой Фихте и его школа строят государство, – это жесткая концепция, а сексуальное отношение мужской и женской природы – живая идея. Порок неправильного обращения с понятием стал в Адаме Мюллере, как и в знаменитой Люцинде Фр. Шлегеля, грацией беспутной памяти.

Элементы государственного устройства. Лекции, прочитанные в Дрездене Адамом Мюллером. 3 части. Берлин, 1809.

Истинным романтиком, с другой стороны, является Карл Людвиг фон Галлер, человек, достойный уважения и даже чести за то, что он имел смелость дать настоящую теорию регрессивной системы в политике с эмпирической тщательностью и тем самым свести лицом к лицу двух ослабляющих врагов – эмпирическую силу и априорное понятие права. В соответствии с этой основательной галлеровской концепцией старой системы, согласно которой она является системой власти первых собственников над опоздавшими поколениями, которую можно честно принять и защищать до смерти, но которую нельзя загрязнять и засорять доктринерством философских концепций, отношения борьбы проясняются до ужасающей яркости борьбы человеческой (эмпирической) силы против божественного (априорного) закона. Заслуга Галлера состоит в том, что он навсегда доказал, что между системой реакции и всяким философским доктринерством лежит непроходимая пропасть, что последняя система никогда не может заключить честный мир с первой и что последняя, если она не стремится к полному искоренению философии со всеми ее последствиями, показывает только, что она не понимает своей собственной безопасности и требований своего собственного существования. С его точки зрения, Галлер совершенно справедливо горько отзывается о философии, которая уже проникла в практику государства и благодаря которой теперь повсюду говорят о цели государства, обязанностях главы, государственной собственности, государственных слугах, обязанностях по отношению к государству там, где следовало бы говорить лишь об обязанностях по отношению к князю, княжеским слугам, княжеским уделам и так далее. Здесь проявляется открытая вражда против всех государственных кодексов.

Гражданские законы рассматриваются, с одной стороны, как ненужные, с другой – как вообще не данные частным лицам, а скорее лишь как инструкции для судей, чтобы донести до них волю владыки суда. Юрисдикция – это не обязанность государства, а лишь частный акт в пользу слабых, как средство помощи более сильным против слабых, лишь дополнение, поскольку это не самое совершенное из средств обеспечения справедливости, а скорее неопределенное и ненадежное. Самопомощь восхваляется как более быстрое и безопасное средство, когда этого недостаточно, бегство.

K. L. von Haller, Restauration der Staatswiffenschaft oder Theorie des natürlich-geselligen Zustandes, der Chimäre des künstlich-bürgerlichen entgegengesetzt. Шесть томов. Winterthur 1816 ff.

После столь последовательных действий в пользу реального романтизма Средневековья все попытки, какими бы изобретательными они ни были, понять и защитить реакцию с философской точки зрения должны теперь выглядеть как половинчатые и слабые, как излишнее и бессмысленное занятие. Какой смысл в том, что Шталь ставит нам в основу частного права подобие Божие, а в основу публичного права – правление Бога на земле? Все, что мы с этим делаем, – это путаемся в двусмысленностях. Действительно, этическая автономия – это наше уподобление Богу, а частная собственность – лишь необходимая ее сфера. Однако основой царства разума будет прямое правление Бога на земле. Итак, это фразы, которые можно использовать в любых целях и которые не проясняют науку, а запутывают ее. Аналогично с собственностью как символом власти Бога над материей, видимой в образе, или с браком как символом порождения Сына от Отца. В любом случае, правильнее было бы сказать, что порождение вечного Сына от Отца – это перенос человеческих брачных отношений на Божество. Но даже если такие символизации сами по себе основаны на реальном и правильном отношении, что автономия имманентной сферы имеет абсолютное качество трансцендентного «я» или самого божества, позиция трансцендентного пантеизма в любом случае может быть обозначена в политической системе более подходящим для этой идеи образом, чем такими притчами, которые так же хорошо подходят к правильному положению понятий в демократических отношениях, как и могут быть, путем небольшого переосмысления, немедленно применены к условиям, совершенно не совместимым с чистой нормой автономии человеческого духа, который уверен в себе. Все более или менее нечистые попытки такого рода поблекли и заболели с тех пор, как могущественный Бернер произнес волшебное слово, которое отныне имеет единственное значение.

Шталь, философия права с исторической точки зрения. Два тома. Гейдельберг 4830—33.