Текст книги "Верная Рука"

И Господь покарал его. Теперь убийца лежал, ожидая смерти, на том самом месте, где в земле покоились кости убитых им людей. Он еще успел узнать от нас, что золото, которое он так долго и тщетно искал, теперь найдено и перешло в рука ненавистного ему мальчика и его матери.

И все же Всевышний обошелся с ним еще довольно милостиво: раздробленные члены, судя по всему, не причиняли ему боли. Он закрыл глаза и тихо уснул навеки, не издав ни единого вздоха или стона.

Мы сообщили женщине о случившемся. Та не пожелала его видеть, и была права. Вдвоем с Уиллом мы вырыли могилу и прочли над ним заупокойную молитву.

Маленький Олень вскоре покинул нас. От предложения остаться еще на некоторое время он отказался. А когда столько пережившая за последние дни женщина предложила ему часть золота, гордо ответил:

– Оставь его себе. Сын апачей знает, где лежит много золота, но он презирает его и не расскажет об этом ни одному человеку. Великий Дух сотворил людей, чтобы они были не богатыми, а добрыми. Пусть же твое золото подарит тебе столько счастья, сколько горя тебе пришлось испытать!

С этими словами он сел на коня и ускакал прочь.

На следующий день и мы с Солтерсом покидали эти места, взяв с собой Йозефа и его мать. Старый конь Роллинса вез на себе кошельки с золотом и другое имущество матери и сына. Женщина сидела верхом на Рыжем, а мальчик – на моем Гнедом. В ближайшем населенном пункте, где мать и сын могли дождаться более удобного транспорта, мы и распрощались с тем, кому ураган принес такое страшное прозрение, но и подарил возможность лучшей жизни…

Еще во время предыдущего рассказа, где речь шла о нападении на поезд и о компании трапперов во главе с Сэмом Файрганом, из примыкающей к гостевому залу комнаты вышел какой-то господин и сел за ближайший стол. Подобные комнаты предназначены, как. правило, для особых гостей, из чего я заключил, что этот господин был либо не совсем обычным человеком, либо приятелем хозяйки заведения. Было видно, что рассказ увлек его, ибо он следил за повествованием с необычайной сосредоточенностью. В отдельные моменты матушка Тик делала ему весьма характерные знаки рукой, указывая в сторону рассказчика, и это дало мне основания предположить, что этот человек имеет определенное отношение к действующим лицам или событиям, о которых шла речь. Мои предположения подкреплялись еще и тем, что последовавшему затем короткому рассказу он уделил гораздо меньше внимания. Кроме того, в какой-то момент он характерным жестом приложил палец к губам, давая понять хозяйке, чтобы она молчала. Этим он так заинтриговал меня, что я стал украдкой наблюдать за ним. Его лицо было настолько выдублено ветром и непогодой и покрыто таким густым загаром, словно вся его жизнь протекала исключительно под открытым небом, на лоне природы. И все же он не был похож на типичного вестмена: его одухотворенные черты, устремленный как будто внутрь самого себя взгляд и вертикальные складки на лбу у переносицы заставляли предполагать в нем несколько иной род занятий, нежели профессия охотника. Он был для меня загадкой, существует не так уж много профессий, требующих наряду с умственной работой длительного пребывания на просторах прерии или в чаще девственного леса. И даже в подобных случаях это бывала обычно не столько профессиональная деятельность, сколько страстное увлечение, примером чему мог служить этнограф, только что рассказавший свою историю.

Окончив рассказ, тот сделал к нему одно небольшое предложение:

– Думаю, вы теперь согласитесь, что и до Виннету среди апачей были умные и достойные уважения люди. Разве не достойно вел себя этот краснокожий юноша? Вместе с тем моя история может служить свидетельством того, что белые нередко бывают хуже самых плохих индейцев. И среди этих белых нередко встречаются личности, которые по своему статусу и образованности могли бы стать примером для других, однако сами явили собой образец бесславия и низости. Так, недавно мне довелось услышать об одном испано-мексиканском графе, заключившем союз с дикими команчами с целью нападения на собственную асиенду 7171
  Асиенда – поместье, имение (исп.).


[Закрыть] и убийства ее обитателей. И если бы не вождь апачей по имени Медвежье Сердце и не Бизоний Лоб, вождь миштеков, то пришлось бы последним распрощаться с жизнью.

– А вы знаете эту историю? – спросили его.

– Не слишком подробно, а лишь в общих чертах. Ее участником был также один знаменитый белый охотник, которого звали, если я не ошибаюсь, Громовая Стрела.

– А тот мерзавец действительно был графом, настоящим графом?

– Да, настоящим графом, чей отец был одним из благороднейших и богатейших людей страны.

– И как его звали?

– Граф Родериг… Род… нет, не припомню.

И тут от одного из дальних столов раздался голос:

– Вы имеете в виду графа Родриганду, сэр?

– Да, да, именно так, графа Родриганду. Вам известно это имя?

– Отлично известно!

– Вы что-то слышали об этом?

– Не только слышал. Я хорошо знаком с графом и всеми остальными действующими лицами этой истории, а живу недалеко от этой асиенды, о которой вы говорите. Я – адвокат сеньора Арбельеса, против которого тогда все и замышлялось.

– Что? Его адвокат? Значит, вам должны быть хорошо известны те события!

– Настолько хорошо, как если бы я лично в них участвовал.

– Что же побудило вас оставить те места и перебраться через Рио-Гранде?

– Служебные дела, сэр. Я здесь, в Штатах, по поводу одного судебного процесса,

– Вот как! Если бы адвокаты не имели дурной привычки дорого брать за каждое свое слово, я, пожалуй, обратился бы к вам с одной просьбой.

– Хм! Вы, похоже, о нас не самого лучшего мнения!

– Ну, я бы не стал так говорить, я только имел в виду, что эти господа знают цену доллару.

– Да и я, вообще говоря, знаю, хотя бывают времена, когда я в добром настроении и не беру платы.

– В самом деле?

– Да.

– Ну, а сейчас? Сейчас вы в каком настроении?

– В прекрасном!

– Так, может быть, я оглашу свою просьбу?

– Попробуйте!

– Отлично! В таком случае я бы хотел, чтобы присутствующие здесь джентльмены тоже узнали историю графа Родриганды. Не расскажете ли вы нам ее?

– Я вовсе не прочь. Но она не такая короткая, как ваша. Располагают ли джентльмены временем?

– Почему бы и нет? У матушки Тик все располагают достаточным временем, чтобы выпить столько и оставаться здесь так долго, как того каждому хочется – особенно, если есть возможность услышать кое-что интересное. Прошу вас, присаживайтесь к нашему столу, чтобы не слишком напрягать голос!

– Охотно присоединюсь к вам. Должен сказать, что с интересом выслушал ваши рассказы, и в благодарность хочу привести еще одно подтверждение вашей мысли о том, что на свете немало белых негодяев, с которыми в подлости не сравнится ни один краснокожий.

И сеньор, одетый на мексиканский манер, встал из-за своего стола, прихватив с собой стакан, занял предложенное ему место и начал рассказ:

– Вниз по течению Рио-Гранде медленно скользило легкое каноэ, сделанное из длинных кусков древесной коры, скрепленных между собой с помощью смолы и мха. В нем сидело двое мужчин, принадлежавших к двум разным расам. Один из них правил лодкой, другой же беззаботно сидел на носу и был занят скручиванием патронов из бумаги, пороха и свинцовых пуль для своей двуствольной винтовки.

У первого из мужчин были резкие и гордые черты лица с пронзительным взглядом индейских глаз. Впрочем, уже одна его одежда говорила о его принадлежности к индейской расе. На нем была замшевая охотничья рубашка, отделанная по швам затейливой бахромой, кожаные брюки, боковые швы которых украшали пряди волос с головы побежденных врагов, и мокасины с двойной подошвой. На обнаженной шее висел шнурок с клыками медведя, а волосы были собраны в высокий, тугой узел, из которого торчали три орлиных пера – верный знак того, что индеец этот был вождем. Рядом с ним в лодке лежала тонко выделанная бизонья шкура, служившая ему при ходьбе в качестве накидки. Из-за пояса у него торчало блестящее лезвие томагавка, здесь же висели обоюдоострый нож и мешочек для пороха и пуль. На бизоньей шкуре лежало длинное двуствольное ружье, приклад которого был украшен серебряными гвоздиками, а ложе было испещрено множеством насечек, по числу уничтоженных им врагов. К шнуру с медвежьими зубами была прикреплена калюме, а из кармана рубашки выглядывали рукояти двух револьверов. Это столь редкое для индейцев оружие свидетельствовало о несомненной близости его обладателя к цивилизации.

Со стороны могло показаться, что он, держа весло в правой руке, глядит на своего спутника, не обращая внимания ни на что другое, однако внимательный наблюдатель заметил бы, что из-под опущенных ресниц он зорким взглядом исподтишка ощупывает берега реки, что бывает свойственно охотнику, всякую минуту готовому встретиться лицом к лицу со смертельной опасностью.

Тот же, кто сидел в передней части каноэ, был явно европейских корней. Высокий и стройный, но при этом крепко сложенный. Очень к лицу была ему и его русая борода. На нем тоже были кожаные штаны, заправленные в высокие, с отворотами сапоги. Костюм его дополнялся голубым жилетом и кожаной курткой без рукавов. Шея была открыта и обнажена, а голову покрывала одна из тех потерявших форму и цвет широкополых фетровых шляп, какие постоянно приходится видеть на Диком Западе.

Обоим было на вид лет по двадцать восемь, и у обоих на ногах были вместо шпор особые напяточные шипы, это служило доказательством того, что они ехали верхом, прежде чем построить каноэ и пуститься вниз по Рио-Гранде.

Внезапно до их слуха донеслось лошадиное ржание. Этот звук вызвал молниеносную реакцию обоих, и не успел он еще затихнуть, как они уже лежали на дне лодки, так что снаружи заметить их было невозможно.

– Ткли – лошадь! – прошептал индеец на языке апачей.

– Она стоит ниже по течению, – заметил белый.

– Она учуяла нас. Кем может быть ее всадник?

– Это не индеец, да и вряд ли хороший белый охотник, – сказал европеец.

– Почему?

– Опытный охотник не позволит лошади ржать так громко.

– Что будем делать?

– Сойдем на берег и узнаем, в чем дело.

– А каноэ оставим? А что, если это враги, которые хотят заманить нас на берег и убить?

– Так ведь мы вооружены!

– Тогда пусть мой белый брат приглядит за лодкой, пока я обследую окрестности.

– Хорошо, я согласен!

И они направили каноэ к берегу, где индеец вышел из лодки, а белый с оружием в руках остался дожидаться его возвращения. Уже через несколько минут он увидел, что индеец возвращается к лодке, идя в полный рост, что свидетельствовало об отсутствии опасности.

– Ну, что там? – спросил белый.

– Белый человек спит там, за кустами.

– Охотник?

– У него только нож.

– И больше поблизости никого нет?

– Я никого не видел.

– Тогда пошли!

Он выпрыгнул из лодки и прикрепил ее к берегу, затем взял свое тяжелое ружье, выдвинул из-за пояса рукоятки двух револьверов, чтобы быть готовым к любым неожиданностям, и последовал за индейцем. Вскоре они достигли того места, где лежал спящий человек. Рядом с ним на привязи стояла лошадь, оседланная на мексиканский манер.

На спящем были расширяющиеся книзу мексиканские брюки, белая рубашка и голубая, носимая на плечах, по-гусарски, куртка. Рубашка и брюки были перехвачены на поясе желтым платком, под которым, кроме ножа, не было больше никакого оружия. Лицо его было накрыто желтым сомбреро, защищавшим его от солнечных лучей. Человек этот спал так крепко, что абсолютно не отреагировал на приближение двоих незнакомцев.

– Эй, парень, проснись! – крикнул белый, тряся спящего за руку.

Тот открыл глаза, вскочил с земли и выхватил нож.

– Какого дьявола вам надо? – выкрикнул он хриплым спросонья голосом.

– Для начала узнать, кто ты такой.

– А вы кто такие?

– Хм, по-моему, ты боишься краснокожего человека. Это ни к чему, старина. Я – немецкий траппер, родом из-под Майнца, а зовут меня Хельмерс. А это Сос-Ин-Лиетт, вождь апачей-икарилла.

– Сос-Ин-Лиетт? – переспросил незнакомец. – Ну, тогда мне нечего бояться, этот знаменитый воин апачей дружит с белыми.

Слова «сос-ин-лиетт» означают «медвежье сердце».

– Ну, а ты? – спросил белый, назвавшийся Хельмерсом.

– Я – вакеро, пастух.

– Где?

– На том берегу реки.

– У кого?

– У графа де Родриганда.

– А сюда как попал?

– Дьявол, скажите лучше, как мне попасть обратно. За мной гонятся!

– Кто?

– Команчи.

– Что-то не очень понятно: тебя преследуют команчи, а ты лежишь тут и преспокойно спишь!

– Тут и сам дьявол заснул бы, если бы намаялся, как я!

– А где ты наткнулся на команчей?

– Как раз на север отсюда, ближе к Рио-Пекос. Нас было пятнадцать мужчин и две женщины, а тех – больше шестидесяти человек.

– Черт возьми! И вы дрались?

– Да.

– Дальше, дальше!

– Что – дальше? Они напали на нас исподтишка, перебили большинство из нас и взяли в плен женщин. Не знаю, скольким еще, кроме меня, удалось спастись.

– Откуда и куда вы направлялись?

Не слишком разговорчивый вакеро, из которого приходилось вытягивать каждое слово, ответил:

– Мы ездили в Форте-дель-Кваделупе за обеими дамами, которые были там в гостях. Нападение случилось на обратном пути.

– А кто эти дамы?

– Сеньорита Арбельес и ее подруга Карья, индеанка.

– Кто такая сеньорита Арбельес?

– Дочь нашего инспектора.

– А Карья?

– Она сестра Текальто, Бизоньего Лба, вождя миштеков.

Медвежье Сердце насторожился.

– Сестра Текальто? – переспросил он.

– Да.

– Он мой друг. Мы выкурили с ним трубку мира. Сестра его сердца не должна оставаться в плену. Мои белые братья пойдут со мной освобождать ее?

– У вас же нет лошадей! – сказал вакеро.

Индеец бросил на него пренебрежительный взгляд и ответил:

– У Медвежьего Сердца есть лошадь, если она нужна ему. Через час он возьмет себе еще одну у псов-команчей.

– Дьявол, вот это да!

– Ничего особенного, это в порядке вещей, – сказал белый.

– Как это?

– Когда на вас напали?

– Вчера вечером.

– А как давно ты здесь спишь?

– Пожалуй, не больше четверти часа.

– Значит, команчи скоро будут здесь.

– Неужели!

– Наверняка!

– С чего вы это взяли?

– Ты, что, вакеро, не знаешь повадок дикарей? Что, по-твоему, они собираются делать с дамами? Может, потребуют за них выкуп?

– Нет, вряд ли. Они заберут их с собой, чтобы сделать своими женами, потому что обе они молоды и красивы.

– Да, я слышал, что девушки миштеков славятся своей красотой. Тогда, если команчи не собираются выдать женщин обратно, они будут заметать следы, А значит, им нельзя упустить ни одного из вас. Они будут преследовать тебя, чтобы ты не смог ничего рассказать дома.

– Это мне и так ясно, – отозвался пастух.

– Команчи были, конечно же, верхом?

– Да.

– Значит, и тебя они будут преследовать верхом, то есть у них будут лошади, когда они явятся сюда.

– Проклятье, это же так просто, а я об этом как-то даже и не подумал!

– Да, ты, похоже, не слишком сообразителен! Может, ты и не знал, что за тобой будет погоня?

– Конечно, знал!

– Почему же тогда улегся тут спать?

– Я слишком устал.

– Тогда хотя бы перебрался через реку!

– Она здесь слишком широкая, а лошадь еле на ногах стоит.

– Ну, благодари Бога, что мы не индейцы, – иначе проснуться бы тебе в раю с оскальпированной головой! Ты голоден?

– Да.

– Тогда пойдем к лодке. Только сначала отведи лошадь подальше в кусты, чтобы ее не было видно издалека!

В этом разговоре участвовали только Хельмерс и пастух. Медвежье Сердце в это время уже отдыхал, лежа в лодке на бизоньей шкуре. Охотники дали мексиканцу мяса, а воды хватало и в реке.

Когда пастух подкрепился, Хельмерс принялся выспрашивать у него подробности случившегося. Через некоторое время Хельмерс вылез из каноэ, чтобы с возвышения на берегу оглядеть окрестности. Не успел он еще добраться до вершины, как сверху донесся его удивительный голос:

– Эге, да вот и они! Мы чуть было не прозевали момент!

В следующее мгновение индеец оказался рядом с ним на высоком берегу и стал высматривать приближающихся команчей.

– Шестеро всадников! – сказал он.

– Значит, на каждого – по трое.

Немец, казалось, даже и не думал, что вакеро возьмет на себя кого-либо из врагов.

– Кто будет брать лошадь? – спросил Медвежье Сердце.

– Я, – ответил немец.

Индеец согласно кивнул и добавил:

– Из этих команчей ни один не должен уйти!

– Само собой разумеется, – отозвался Хельмерс и, обращаясь к пастуху, спросил: – У тебя только нож?

– Да.

– Тогда ты вряд ли будешь нам полезен в этом деле. Оставайся лежать в лодке, а я пока возьму твою лошадь.

– А если ее застрелят?

– Ерунда, мы получим взамен шесть других!

Мексиканец вынужден был подчиниться. Он спрятался на дне каноэ, а двое других отправились на то место, где в первый раз увидели его спящим. Они остановились рядом со спрятанной за кустами лошадью и стали ждать.

Всадники, которых Хельмерс вначале заметил вдали в виде шести темных точек, быстро приближались. Уже можно было разглядеть их одежду и вооружение.

– Да, это псы-команчи, – сказал Медвежье Сердце.

– Они раскрасились в цвета войны – значит, пощады не жди! – заметил Хельмерс.

– Они и сами ее не получат!

– Сначала в этом должны убедиться двое задних, тогда и остальные от нас не уйдут.

– Я беру задних на себя, – сказал индеец.

– Хорошо!

Команчи теперь приблизились на расстояние примерно полукилометра. Они по-прежнему гнали лошадей галопом, и через минуту должны были оказаться в зоне досягаемости ружейного выстрела.

– До чего же они глупы! – рассмеялся немец.

– Команчи не могут думать – у них нет мозгов!

– Могли хотя бы предположить, что вакеро остался здесь и поджидает их! Но они, видимо, уверены, что он сразу же переправится через реку.

– Хау! – воскликнул индеец.

И с этим призывом к вниманию поднял ружье. Хельмерс сделал то же самое. Грянули два выстрела, затем еще два. Четверо команчей покатились по земле. Через мгновение Хельмерс уже сидел верхом на лошади пастуха и рванулся на ней сквозь кусты. Оставшиеся в живых двое команчей в растерянности остановились, и не успели они повернуть лошадей, как немец был уже рядом с ними. Индейцы схватились за томагавки, но у него наготове был револьвер. Два выстрела – и оба дикаря свалились с лошадей на землю.

Для достижения этой победы потребовалось меньше двух минут. Лошадей убитых индейцев довольно легко удалось изловить.

Теперь к ним подбежал вакеро, наблюдавший за происходящим из лодки.

– Дьявол меня дери, – воскликнул он, – вот это победа!

– Пфф! – усмехнулся немец. – Подумаешь, шестеро команчей! Вообще-то, с человеческой кровью следует обращаться более экономно, это самая драгоценная жидкость, какая существует на свете. Но эти другого и не заслужили!

У мертвых забрали оружие и бросили их в траву, после того, как Медвежье Сердце снял скальп с двоих застреленных им команчей, чтобы повесить пучки волос себе на пояс.

– Что дальше? – спросил немец. – Будем выступать немедленно?

– Да, – ответил индеец. – Сестра моего друга не должна напрасно ждать помощи.

– Возьмем с собой вакеро?

Медвежье Сердце смерил пастуха взглядом и ответил:

– Поступай, как знаешь.

– Я иду с вами! – заявил мексиканец.

– Не думаю, что ты нам понадобишься, – сказал Хельмерс.

– Почему?

– Героя из тебя не получится.

– Просто у меня сейчас не было оружия!

– Но во время вчерашнего нападения ты ведь тоже сбежал.

– Чтобы привести подмогу!

– Ах, вот оно что! Ты сможешь хотя бы найти то место, где на вас напали?

– Да.

– Ну, тогда можешь ехать с нами.

– Можно я возьму оружие индейцев?

– Да. Возьми себе еще и лошадь. А твою мы отпустим, она слишком истощена и будет нам только помехой.

Были выбраны три лучшие лошади, остальных трех отпустили. И маленькая кавалькада двинулась в путь.

Они скакали на север, в сторону Рио-Пекос. Сначала путь пролегал по открытой прерии, а затем перед ними возникла зубчатая стена сьерры с поросшими лесом вершинами. Они ехали через долины и ущелья и под вечер достигли возвышенности, с которой открывался вид на небольшую саванну.

– Хау! – воскликнул индеец, ехавший впереди.

– В чем дело? – спросил немец.

– Смотри!

Медвежье Сердце вытянул руку и показал вниз.

Там расположилась лагерем группа индейцев, среди которых можно было заметить пленников. Немец достал из кармана небольшую подзорную трубу, настроил ее и поднес к глазам.

– Что видит мой белый брат?

– Сорок девять команчей.

– Пфф! – презрительно бросил индеец.

– И шестеро пленных.

– А женщины среди них есть?

– Да, их двое.

– Мы освободим их!

Эти слова вождь апачей произнес таким спокойным тоном, как будто для него было давно привычным делом расправляться в одиночку с целой сворой команчей.

– Вечером? – спросил немец.

– Да.

– Но как?

– Так, как подобает вождю апачей! – гордо ответил Медвежье Сердце.

– Я с тобой. Эти сорок девять команчей не могут выставить сотню часовых.

– Нам нужно спрятаться.

– Почему? – не понял вакеро.

– Ты что, хочешь, чтобы тебя заметили? – ответил Хельмерс.

– Нет, но здесь они никак не смогут нас увидеть!

– Возможно, что кроме тебя удалось спастись еще кому-то. Значит, команчи их тоже преследовали. И теперь, возвращаясь из погони, они вполне могут заметить нас. Держи лошадей, а мы вдвоем пока постараемся замести наши следы.

Они возвратились на некоторое расстояние назад по тому пути, которым ехали сюда, чтобы сделать невидимыми отпечатки лошадиных копыт. Затем в густом кустарнике было найдено подходящее убежище, где они и спрятались вместе с лошадьми.

Село солнце. Вечер сменился темной ночью, а в укрытии все еще не наблюдалось никакого движения. Лучшим временем для вылазки было время после полуночи.

– Ну, придумал, как нам действовать? – спросил немец индейца.

– Да, – ответил тот.

– И как же?

– Так, как действуют храбрые мужчины! Ты можешь бесшумно убить часового?

– Конечно!

– Отлично. Тогда подкрадемся к команчам, перережем путы у пленников и скроемся вместе с ними.

– На лошадях, конечно же?

– Да.

– Тогда пора начинать. Чтобы подобраться к ним, потребуется немало времени.

– А этот пастух останется здесь? – спросил индеец.

– Да, он будет держать лошадей.

– Где он будет ожидать нас?

– Там, откуда мы в первый раз увидели команчей. Нам этого места не миновать, ведь мы в любом случае должны возвратиться к Рио-Гранде.

– Тогда начинаем!

Ознакомив мексиканца с планом действий, они взяли оружие и покинули укрытие.

Внизу, в долине, горел один-единственный сторожевой костер, вокруг которого лежали спящие команчи, а рядом с ними – связанные пленники. Часовых надо было искать за пределами этого круга. Когда оба они достигли долины, Медвежье Сердце сказал:

– Я поеду налево, а ты – направо.

– Хорошо. В любом случае сначала освободим женщин.

И они расстались, разойдясь в разные стороны.

Хельмерс обходил лагерь команчей с правой стороны. Разумеется, двигался он не в полный рост, а так, как это обычно делают в прерии: ложатся на землю и медленно, осторожно и бесшумно, как змея, ползут вперед. При этом необходимо учитывать направление ветра, иначе лошади, почуяв постороннего, выдадут его своим тревожным храпом.

Именно так и действовал Хельмерс. Двигаясь вначале по широкой дуге, он постепенно сужал ее, пока, наконец, не заметил темный силуэт человека, медленно отмерявшего шаги вперед и назад. Это был часовой, и Хельмерс с величайшей осторожностью стал приближаться к нему. К счастью, ночь была темная, а костер светил слишком слабо. Он подобрался к часовому на расстояние пяти метров, затем молниеносно вскочил и набросился на него сзади, так крепко обхватив левой рукой горло индейца, что тот не в состоянии был произнести ни звука, и правой рукой вонзил длинный охотничий нож ему в грудь. Часовой моментально обмяк и рухнул на землю, не испустив ни единого стона или вздоха.

Примерно через четверть часа Хельмерс подобным же образом обезвредил еще одного часового, после чего столкнулся лицом к лицу с вождем апачей, который, зайдя с левой стороны, также успел уничтожить двоих команчей.

– А теперь – женщины! – шепотом сказал индеец.

– Только осторожнее! – напомнил Хельмерс.

– Вождь апачей смел, но осмотрителен. Вперед!

И они абсолютно бесшумно стали подбираться сквозь густую траву к едва горевшему костру. Женщин легко было распознать в темноте по светлой одежде. Хельмерс первым дополз до цели и наклонился к одной из них. Несмотря на темноту, он заметил, что женщина лежит с открытыми глазами и наблюдает за ним.

– Не пугайтесь и ведите себя тихо! – прошептал он. – Только после того, как я освобожу вашу подругу, вы должны бежать за мной к лошадям.

Она поняла его. Обе женщины лежали рядом. Руки и ноги у них были связаны. Немец перерезал ремни, которые глубоко впились им в кожу.

Заметив, что Хельмерс занялся освобождением женщин, вождь апачей двинулся к остальным пленникам. Их было четверо, и они лежали тут же, поблизости. Оказалось, что и они не спят. Достав нож, индеец стал перерезать ремни, которыми они были связаны. Он успел освободить двоих мужчин, как вдруг вблизи них поднялся с земли один из команчей, видимо, почуявший в полусне что-то неладное. И хотя Медвежье Сердце тут же подскочил и ударил его ножом в грудь, смертельно раненный индеец успел подать голосом громкий сигнал тревоги.

– Скорее к лошадям! За мной! – крикнул вождь апачей, молниеносными движениями перерезая ремни на руках и ногах двоих оставшихся пленников.

Они вскочили с земли и бросились бежать.

– Скорее, ради Бога, скорее! – кричал немец.

Схватив женщин за руки, он потащил их прочь, но ноги пленниц так затекли от тугих ремней, что едва повиновались им.

– Вождь! – в отчаянии воскликнул немец.

– Здесь! – отозвался индеец.

– Скорее сюда!

Через мгновение индеец был рядом с ним. Он подхватил одну из женщин на руки и побежал дальше. Хельмерс понес на руках вторую. Они вскочили в седла, подтянули наверх женщин, перерезали лассо, которыми были привязаны животные, и помчались прочь.

Все это было проделано с молниеносной быстротой и, как оказалось, как раз вовремя: в тот самый момент, когда они пустили вскачь лошадей, им вслед загремели выстрелы команчей.

Те, судя по всему, не допускали даже мысли о возможности нападения и потому крепко спали. Разбуженные предсмертным криком своего сородича, они повскакивали с земли и схватились за оружие. Возникла жуткая неразбериха, и они поняли, что произошло, лишь тогда, когда заметили удаляющихся от них пленников. Теперь и они тоже оседлали лошадей и бросились в погоню.

Хельмерс и вождь апачей скакали впереди, указывая дорогу. Перед каждым из них лежала поперек седла одна из женщин. Наверху их дожидался вакеро. Заметив их приближение, он вскочил в седло и взял за поводья двух оставшихся лошадей.

– За нами! – крикнул ему Хельмерс, проносясь мимо.

Так в полной темноте продолжалась эта дикая гонка, снова спустившись в долину по другую сторону возвышенности. Несколько поотставшие команчи на скаку перезаряжали ружья и посылали вслед беглецам выстрел за выстрелом, ни один из которых, к счастью, так и не попал в цель. Наконец беглецы достигли границ прерии, и теперь можно было подумать об обороне.

– Вы умеете ездить верхом, сеньора? – спросил Хельмерс свою даму.

– Да.

– Вот вам поводья! Скачите все время прямо!

Он спрыгнул на землю и пересел на свою лошадь, которую вакеро все это время держал за повод. То же самое сделал и вождь апачей. На скаку они образовали арьергард и, приготовив ружья, стали дожидаться приближения погони. В этом ожидании прошла ночь, и наступил рассвет. Стало ясно, что команчи остались далеко позади – отчасти из осторожности, а отчасти потому, что, видимо, решили пока в отличие от беглецов поберечь своих лошадей.

– Может, пора ехать помедленнее? – спросил вакеро.

– Нет, – ответил индеец, – только вперед, и как можно быстрее, чтобы река оказалась между нами и команчами!

Уже совсем рассвело, и можно было приглядеться к женщинам повнимательнее. Одна из них была по крови испанкой, другая – индеанкой, но обе были прекрасны, каждая по-своему.

– Как долго еще вы сможете выдержать скачку, сеньора? – обратился немец к первой из них.

– Столько, сколько потребуется! – ответила она.

– Как мне следует называть вас?

– Меня зовут Эмма Арбельес. А вас?

– Мое имя Хельмерс.

– Хельмерс? Ваше имя похоже на немецкое.

– А я и есть немец. Скоро нам придется перебираться через реку, сеньорита.

– Думаете, нам это удастся?

– Надеюсь, что да. К сожалению, лишь трое из нас вооружены. Однако на том берегу Рио-Гранде лежит оружие, которое мы вчера забрали у команчей.

– Вчера у вас тоже был бой?

– Да, вчера мы встретили пастуха и узнали от него подробности. Мы уничтожили его преследователей и решили отправиться вам на выручку.

– Вдвоем? Против стольких индейцев! – изумилась она.

Когда беглецы достигли берега Рио-Гранде, их преследователи уже окончательно отстали и потерялись из виду. Оружие убитых вчера команчей лежало там же, где его оставили, и теперь оно было распределено между теми, кто до сих пор оставался безоружным. Трое из спасенных также оказались вакерос. Четвертый же состоял на асиенде в должности мажордома, или дворецкого.

– Что будем делать? – спросил дворецкий. – Дождемся индейцев здесь, чтобы проучить их как следует? У нас теперь восемь ружей!

– Нет, сначала переправимся на тот берег – тогда река станет нашим оборонительным рубежом. Женщины займут место в лодке! – сказал Хельмерс.

Так и сделали. Дворецкий взял весло и повез дам на другой берег, а остальные переправлялись верхом на лошадях. Переправа завершилась успешно. После того, как пассажирки сошли на берег, лодку затопили и начали принимать необходимые меры по организации обороны. При этом Эмма Арбельес неизменно держалась рядом с немцем.

– Почему мы не едем дальше, сеньор? – спросила она Хельмерса.

– Здравый смысл не позволяет нам этого, – ответил он. – У нас на хвосте враг, который значительно превосходит нас числом.

– А наши восемь ружей! – смело возразила она.

– Против пятидесяти, которыми располагает враг. А ведь под нашей защитой находятся дамы!

– Но тогда мы окажемся здесь в осаде!

– Нет. Команчи уверены, что мы сразу же после переправы продолжили путь. Значит, они тут же войдут в воду, и когда в реке их окажется достаточно, мы сможем так проредить их строй, что им придется отказаться от дальнейшей погони.

– А если они проявят осторожность?

– В каком смысле?

– Ну, вышлют вперед разведчиков?

– Хм! Такое действительно возможно!

– И что вы намерены против этого предпринять?

– Мы проскачем дальше и кружным путем вернемся обратно – раньше, чем они достигнут нашего берега!

Все снова сели на лошадей и во весь опор помчались в глубь простиравшейся за рекой равнины. Описав там широкую дугу, беглецы возвратились к реке чуть выше по течению от места переправы. Едва они успели завершить этот маневр, как с противоположного берега донесся топот лошадиных копыт.