Текст книги "Верная Рука"

– Уфф! Говори дальше!

– А силы у тебя еще есть?

– Я сильна, только давай, рассказывай!

– Я передаю тебе привет от твоих детей, которых когда-то звали Лео Бендер и Фред Бендер.

Тут она совсем потеряла голову, крик, казалось, вот-вот вырвется из ее горла, но она сдержалась. Она молча опустилась на траву, подняла руки, спрятала в них лицо и принялась плакать – громко, жалобно, так, что мне даже стало страшно за нее. Можете себе представить, с каким изумлением смотрели на все это мои спутники, особенно когда мужественный воин, которым они минуту назад считали Кольма Пуши, начал плакать, как… обыкновенная женщина.

Апаначка, подойдя ко мне, спросил:

– Мой брат Олд Шеттерхэнд говорил о Тибо-така, Тибо-вете и Вава Деррике. Эти имена я знаю. Почему плачет Кольма Пуши?

– Она плачет от радости, а не от боли.

– А разве Кольма Пуши не мужчина, не воин?

– Нет, я… – с большим трудом, но она все-таки произнесла сквозь всхлипы это признание, – женщина.

– Уфф! Уфф!

– Да, это женщина, – сказал я. – Мой брат Апаначка должен набраться мужества и стать сильным. Тибо-така не был его отцом, а Тибо-вете не была его матерью. У тебя были другие родители…

Я прервался на полуфразе, ибо Кольма Пуши вскочила с травы, бросилась ко мне, схватила за руку и закричала, указывая на Апаначку:

– Это Лео? Это Лео Бендер?

– Не Лео, а Фред Бендер, младший твой сын, – ответил я. – Кольма Пуши может мне поверить, я знаю это точно.

Тут она бросилась к нему, упала в ноги и запричитала:

– Сын мой! Сын мой! Это Фред, мой сын!

Апаначка прокричал, нет, провопил, обращаясь ко мне:

– Она, она – моя мать?!

– Да, это так, – только и ответил я.

Тогда он обнял ее, заглянул в лицо и прокричал:

– Кольма Пуши – не мужчина, а женщина! Кольма Пуши – моя мать, я люблю тебя и любил всегда, с тех пор как появился на свет.

Видимо, силы у них обоих были на исходе. Они упали на колени, обнялись, и Апаначка прижался лицом к ее щеке. Виннету встал и отошел от них, я последовал за ним. Очень скоро Апаначка подошел ко мне и с горечью сказал:

– Мой брат Шеттерхэнд может подойти к нам. Кольма Пуши и Апаначка ничего не ведают о судьбах друг друга…

Он отвел меня обратно к Кольма Пуши, неподвижно сидевшей на земле и выжидающе смотревшей на меня. Апаначка сел рядом, обнял ее и обратился ко мне:

– Брат мой, скажи мне, как ты узнал, что Кольма Пуши – моя мать? Какое отношение имеет к этому Тибо-вете?

– Тибо-вете – твоя тетя, сестра твоей матери, в юности ее звали Токбела.

– Это правда, боги, это правда! – закричала женщина.

Ее язык и жесты были сейчас совершенно европейскими, поэтому я отказался от индейских церемоний типа обращения «моя сестра» и спросил прямо:

– Пожалуйста, ответьте мне, не вы ли миссис Бендер?

– Да, я и есть Техуа Бендер, – ответила она.

– Значит, я не ошибаюсь. Апаначка ваш младший сын. Можете больше не сомневаться в этом.

– А какие у вас доказательства этого?

– Вам нужны доказательства? А сердце ваше разве вам ничего не подсказывает?

– «Подсказывает»… Оно все подсказало мне сразу же, как только я увидела, как он скачет через Кэмпс, и с тех пор все время твердит мне, что это мой сын, и в то же время предупреждает – а что, если нет? И просит еще доказательств.

– Что вы подразумеваете под доказательствами, миссис Бендер? Принести вам выписку из регистрационной книги, где фиксируются рождение и смерть людей? Не могу.

– Я не это имею в виду, а другое.

– А другого у меня сейчас нет под рукой. Сестру свою вы узнаете?

– Конечно.

– А зятя?

– Нет у меня никакого зятя!

– А разве Токбела не была замужем?

– Нет. Церемония была прервана.

– Вашим братом, падре Дитерико?

– Да.

– А как звали жениха?

– Тибо.

– Ваш брат стрелял в него?

– Да, и ранил в руку.

– Так что подлог невозможен. Кто был этот Тибо?

– Игрок.

– Токбела знала об этом?

– Нет.

– Вернемся к тому, что вы требуете от меня доказательств. Поймите: я бы мог предоставить вам их, если бы знал все тогдашние отношения и события. Должен вам честно сказать, что все мои знания основаны всего лишь на собственных логических умозаключениях, а иногда просто домыслах и догадках. Но все равно получается, что Апаначка – не кто иной, как ваш сын Фред, и думаю, что скоро вы увидите также и старшего своего сына – Лео.

– Лео! О небо! Он жив? И он жив?

– Да.

– Где же он?

– Он сейчас здесь, в парке. Он долго искал вас, но уже совсем потерял надежду найти.

– И вы, сэр, узнали все это от него?

– К сожалению, нет. От него я не узнал ничего, кроме того, что его отец умер в каторжной тюрьме, а мать и дядя также сейчас находятся в этом безрадостном месте.

– Он это знает? И сам это вам сказал? Но откуда он это узнал? Ведь ему было тогда совсем мало лет.

– Это не он мне сообщил. Но ведь под братом, который сидит в тюрьме, подразумевается ваш брат Иквеципа?

– Да.

– Это ужасно. Он, проповедник, оказался фальшивомонетчиком!

– Увы. Ему предъявили обвинения, которые он не смог отвести.

– А как получилось, что обвинили троих невиновных?

– Мой зять так ловко все это подтасовал, что мы не смогли защищаться.

– Это был брат вашего мужа?

– Да, но не настоящий, а сводный.

– Хм. Не родной, значит?

– Нет, он от первого мужа моей свекрови.

– А как его звали?

– Просто Эттерс, Дэниел Эттерс, но потом отчим назвал его Бендером, Джоном Бендером – по имени своего первого, умершего давным-давно ребенка.

– Под этим именем Джон Бендер фигурировал, вероятно, чаще, чем под именем Дэниела?

– Имя Дэниел вообще никогда не использовалось.

– Ах вот почему на кресте стоят две буквы – Джи и Би, а не Де и Е.

– О каком кресте вы говорите?

– О том, что стоит на могиле вашего брата.

– Что, вы были наверху, на могиле брата?

– Нет.

– А тогда откуда вы знаете о кресте?

– Один знакомый рассказал. Он видел и прочитал.

– Кто же это?

– Его зовут Харбор.

– Харбор? Да, человека с этим именем мы знаем. И он тоже был там, наверху?

– И это вы меня спрашиваете, миссис Бендер? Вы же его видели!

– Я?

– Да, вы. Ведь это вы спасли его от голодной смерти, отдав половину зажаренного толсторога!

– Шутите, сэр! – Она улыбнулась.

– Да, это всего лишь мое предположение, но, я думаю, близкое к истине. Зачем вы от него скрывались так далеко – не хотели, чтобы он вас видел?

– Он бы узнал меня. Скажите, это он рассказал вам о могиле?

– Да, и именно благодаря этому рассказу я и разобрался до конца во всех ваших делах.

– Виннету как-то помог вам в этом?

– Помог, но весьма своеобразным образом – тем, что ничего не говорил мне об этой истории. Вождь апачей видел вашего брата, когда он сам был еще мальчиком, а потом ведь ваш брат вдруг бесследно исчез.

– Да, со мной и Токбелой.

– А могу я узнать причину этого неожиданного исчезновения?

– Пожалуйста. Мой брат Деррик (его индейское имя – Иквеципа) – его назвали христианским именем Дитерико, или, на английский манер, Дерриком – стал известным проповедником, хотя нигде и не учился этому. Но страстно желал получить образование и поэтому отправился на Восток. Но еще до этого я встретила Бендера, мы полюбили друг друга, но прежде чем я стала его женой, мне нужно было приспособиться к образу жизни и знаниям бледнолицых… Мой брат посещал колледж, а я и Токбела поступили в пансион. Бендер посещал нас там. Он приводил своего брота. Тот увидел меня и приложил все усилия, чтобы отнять меня у Бендера. Это ему не удалось, и любовь его ко мне превратилась в ненависть. Бендер был богат, Эттерс – беден; бедняк, как водится, служил у богатого, он знал все комнаты конторы и всю мебель в ней. Когда мы поженились, Токбела жила с нами. Как-то раз Эттерс привел к нам в дом юношу, его звали Тибо. Через какое-то время мы заметили, что Тибо и Токбела влюблены друг в друга. Но Бендер узнал о Тибо что-то нехорошее и запретил им встречаться. Эттерса это разозлило, он вынужден был уйти из конторы и, поскольку всегда брал своего друга с собой, потерял право нас посещать. Оба решили ответить.

– Я догадываюсь. Тибо был фальшивомонетчиком.

– Вы правильно подумали, мистер Шеттерхэнд. Однажды к нам нагрянула полиция и обнаружила в кассе вместо настоящих денег поддельные. В куртке моего брата были зашиты фальшивые купюры, а в моей комнате нашли печатный станок… Нас всех троих арестовали. Нам предъявили шрифты, они были изготовлены руками моего мужа и брата – все неоспоримо указывало на нашу вину. Нас приговорили и посадили.

– А капитал Бендера?

– Его унаследовал Эттерс. Бендер не мог этому препятствовать. Токбела, моя сестра, поселилась с моими двумя детьми в том же пансионе, где я жила девочкой.

– Ужас! Вы, привыкшая к свободе индеанка, – и в тюрьме!

– Уфф! Мне обрезали волосы, мы вынуждены были носить одежду арестантов; нас поместили в тесную, узкую камеру. Я была так несчастна, бесконечно несчастна, плакала день-деньской.

– А Тибо стал осаждать вашу сестру Токбелу?

– Именно так и было, она обещала ему выйти за него, если он нас освободит. Он подкупил охранника, и тот скрылся вместе с моим братом.

– А почему не с Бендером и не с вами?

– Из-за золота. Мой брат знал месторождения. Он привозил оттуда золото и дарил его Бендеру в ознаменование нашей помолвки. Эттерсу об этом было хорошо известно. Поэтому они освободили только моего брата, чтобы получить через него золото. Когда он бежал с тюремщиком, то забрал Токбелу и моих мальчиков. Он доставил их в Денвер. Там они поселились под присмотром тюремных служащих, а он отправился в горы за золотом. Ему нужно было золото, чтобы оплачивать служащих, а затем освободить Бендера и меня. Служащий с помощью золота открыл меняльную контору, Токбела и ребята жили при нем, он любил детей. Денвер он покинул только для того, чтобы освободить меня и Бендера. Это ему удалось лишь наполовину: Бендер заболел и умер в тюрьме. Деррик привез меня в Денвер. Там встретились Эттерс, ставший банкротом, и Тибо. Они обманом заставили Токбелу выйти за Тибо. Мы приехали на свадьбу уже к самому обручению. Деррик сорвал у жениха венец с головы и…

– Миссис Бендер, я вас прерву. Токбела говорит другое – что это он возложил ей на голову венец.

– Но она же помешанная.

– Ах, откуда вы знаете, что она помешанная?

– Знаю. Так вот. Эттерс и Тибо навалились на Деррика, началась драка, во время которой Деррик прострелил Тибо руку.

– А это было не в церкви?

– Нет, в доме Токбелы, у того тюремного служащего, а ныне банкира.

– Мне пришла в голову одна мысль. Этого банкира звали случайно не Уоллес?

– Нет, но почему вы вспомнили это имя?

– Об этом потом, рассказывайте дальше.

– Токбела очень огорчилась, когда узнала о нашем заключении. Из-за этого она даже болела и слабела. Из-за постоянных волнений сознание ее помутилось. Она чувствовала себя нормально, спокойно лишь в те минуты, когда рядом находился мой младший мальчик, который очень ее любил. Мой брат отвез ее и мальчика к врачу-психиатру.

Деррик, я и Лео жили у банкира. Эттерс и Тибо исчезли, так мы думали тогда. Золото сделало свое дело, и Деррик был на коне. Я попросила его взять меня с собой, так он и сделал, потому как в скачке и стрельбе я уравнялась с воинами. Эттерс и Тибо на самом деле не исчезли, они просто скрывались, чтобы тайно наблюдать за нами, и следовали за нами повсюду.

Эттерс, которого мы к тому времени называли уже Джон Бендер, выстрелил в Деррика и убил его. А меня Эттерс и Тибо связали. Убийцы думали, что мы уже на том самом месте, где есть золото. Когда они убедились в обратном, то настолько разъярились, что решили не убивать меня сразу, а подвергнуть мучительной медленной казни, которая должна была неизбежно закончиться моей смертью. Они закопали моего брата в землю у скалы и положили меня на его могилу, привязав так крепко, что я не могла даже пошевелиться. Так я пролежала три дня и четыре ночи и была уже на грани смерти, когда пришли индейцы и освободили меня.

– Из какого племени?

– Это были капоте-юта.

– Так. Дальше.

– Эти юта дали мне еды и питья, взяли меня с собой. Молодой воин Тусага Сарич хотел сделать меня своей скво и потому не отпускал от себя. Когда мы спустились на равнины, я отказалась стать его скво. Он же настаивал на этом. Между тем я снова набралась сил, стала с ним бороться и победила его. И тогда он согласился отказаться от меня, да и никто другой на меня больше не посягал, потому что скво, победившая воина, становится неприкосновенной для мужчин, если сама того не захочет.

– А как сейчас ваши отношения с юта?

– Они мои друзья. Тусага Сарич до сих пор, я знаю, любит меня, как тогда, я могу вить из него веревки. Но свободу они мне дали не сразу, а лишь тогда, когда я получила у них право именовать себя воином. Я тут же помчалась в Денвер. Дети исчезли. Эттерс и Тибо ходили к психиатру и, угрожая ему, забрали у него Токбелу. Она отчаянно протестовала, когда ее хотели разлучить с Фредом, и они были вынуждены взять и мальчика.

– Исчез и банкир – с Лео, моим сыном. Я принялась искать его и узнала у шерифа 159159
  Шериф – должностное лицо, выполняющее главным образом административные или судебные функции.


[Закрыть], что через несколько дней после его исчезновения приходили полицейские, чтобы арестовать его за освобождение какого-то пленника.

– Значит, можно предположить, что на него донесли Эттерс или Тибо, но его все же кто-то успел предупредить. Он пустился в бега и замел все следы.

– Наверное, так оно и было, потому что я еще долгие годы напрасно искала его и Токбелу.

– Могу успокоить вас: он взял другое имя и хорошо воспитал мальчика. Он или его сын живет сейчас в Джефферсон-Сити.

– О боже! Что вы говорите?

– Да, и я был у него. Но давайте продолжим.

– Итак я искала детей, но – увы, напрасно. Я изъездила все равнины и все долины, искала в городах и у краснокожих – и нигде не находила их. Как женщине мне бы это просто не удалось, и я переоделась в мужскую одежду и стала выглядеть, как сейчас. Когда поиски окончились ничем, я вернулась к Чертовой Голове. Убийца ведь всегда рано или поздно приходит на место своего преступления, и я сделала небо этого парка своей крышей. Пока убийца здесь еще не появлялся, но я уверена: он придет, обязательно придет. И дождется моей кары. Я отомщу!

– А вы узнаете его?

– О, да!

– Но ведь с тех пор прошло столько лет, миссис Бендер!

– Я узнаю его! Даже если он изменился. Я узнаю его по зубам.

– По выбитым зубам в верхней челюсти?

– Уфф! Вы знаете и об этом?! Вы что же, знакомы с ним?

– Нет, не знаком. Хотя нет, если хорошенько подумать, я все-таки его знаю. А о зубах мне рассказал ваш сын Лео…

– Лео?! Он жив? Вы действительно с ним говорили?

– Да.

– Скажите скорее, где он?

– Здесь, в парке Сент-Луис. Вы увидите его, если не сегодня, то завтра или послезавтра. И если меня на этот раз не подводит интуиция, вы скоро встретите и убийцу. Он на пути к месту действия. Тибо придет с Токбелой, а Эттерс уже опередил их. Кроме того, я могу вам сказать и о том, какой дорогой эти парни тогда с Токбелой и Лео выбрались из Денвера.

– Вы это узнали? Откуда?

– От Виннету и Шако Матто.

– Так расскажите же мне скорее о нем, мистер Шеттерхэнд!

– Они были у осэджей, убили нескольких воинов. Потом они разделились, и Тибо с вашей сестрой и мальчиком подались к команчам из племени найини. Там он затаился, поскольку его преступления как раз всплыли на свет божий. Его обнаружили на границе Льяно-Эстакадо и уберегли от голодной смерти.

– Я хочу знать больше. Надеюсь, они сами мне обо всем скоро расскажут.

И она резко поднялась на ноги.

– Не торопитесь убежать от нас, миссис Бендер, – попросил я. – Вы можете узнать все уже по дороге. Мы не должны терять времени. Вперед к Чертовой Голове! Или вы по-прежнему хотите продолжать свой путь в одиночестве?

– Нет, нет, я остаюсь с вами. Это само собой разумеется.

– Тогда я позову остальных.

И вот мы снова в пути. Кольма Пуши знала дорогу даже лучше, чем Виннету. Она скакала вперед вместе с Апаначкой и осэджами. Они вели разговор, в котором я не участвовал, и молча скакал рядом. За мной следовали оба неразлучных приятеля и Тресков. Хаммердал еще не оправился от удивления: как этот таинственный индеец на его глазах превратился в скво. Я слышал, как он позади меня произнес:

– Ну, виданное ли дело – мужчина превращается в женщину! Кольма Пуши, чье мужество мы почитали столько времени, удивил – нет, удивила нас, как никто. Что скажешь на это, Пит Холберс, старый енот?

– Да ничего не скажу, – ответил долговязый.

– И правильно. Ничего тут не скажешь. После всей этой истории вот что я вам заявляю: все в этом мире может быть! И я уже не удивлюсь, если мой старый друг Пит Холберс вдруг превратится в скво!

– Вот уж этого ты не дождешься, старина Дик!

– А если ты сам вдруг поймешь, что ты – переодетая баба?

– Ну, тогда бы я знаешь что сделал?

– Что же?

– Я бы вышел за тебя замуж.

– Как это? Даже не спросив, хочу ли я тебя взять в жены?

– Даже не спросив!

– А если я сразу же после свадьбы разведусь с тобой?

– А я не дам тебе развода.

– А это мы еще посмотрим. Думаешь, я не найду для этого оснований?

– А их нет.

– Напротив, более чем достаточно.

– Питание, что ли, – причина? Тебя что, плохо кормят?

– Меня-то хорошо. А вот ты плохо питаешься. Я скажу на разводе, что не смогу нормально содержать свою жену, если же мне не поверят, предъявлю доказательство – тебя. Кто попробует, глядя на тебя, сказать, что ты питаешься хорошо? И в гуманных целях нас быстренько разведут.

– Что мне не хватает, я и сам могу добыть.

– Ну на кой черт мне баба, такая длинная, что я не могу намылить ей голову? Соображаешь, что я имею в виду.

– Вполне.

– Это процедура бывает иногда очень даже нужной, старый енот. А у тебя, к несчастью, как раз такая голова, которая не знает, куда в следующий момент она повернется.

– Оставь мою голову в покое. Твоя находится тоже частенько совсем не там, где ей следует быть, и это весьма просто доказать.

– Как же?

– Вспомни о бэби серой медведицы. И о том, как ты валялся в обнимку с гризли, если ты забыл про эти объятья, посмотри на свою разукрашенную медведем шкуру.

– Смотри – не смотри, какая разница, а при чем здесь женитьба? Поговорим о чем-нибудь более приятном, например, о том, что мы сделаем с Генералом, когда он попадет к нам в руки.

– Чего уж проще.

– Ну-ка, ну-ка.

– Мы отплатим ему той же монетой. Распнем его на дереве. Он это, видит Бог, заслужил!

– Тут я с тобой согласен полностью. С огромной радостью найду для него ствол и лично расщеплю его, в этих тисках он запоет у меня громче, чем Уолд Уоббл, бедный старикан. Он застрянет в этом стволе навсегда, клянусь!

Природное чувство справедливости обоих друзей в данном случае совпадало с моралью Ветхого Завета и одновременно законом прерии: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Среди нас, не говоря уже больше о Хаммердале и Холберсе, не было ни одного человека, который бы не хотел посчитаться с так называемым Генералом. У Шако Матто был к нему счет за убийства и обиды, у Трескова за другие преступления. Про себя и Виннету я уж и не говорю. А Апаначка и Кольма Пуши? Им двоим он должен был больше, чем всем нам, вместе взятым. Ведь Генералом называл себя не кто иной, как долго разыскиваемый Дэн Эттерс. Отсутствие у него упомянутого изъяна – зубов – не говорило еще ни о чем – вставные зубы были известны еще в Древнем Египте. Этот Эттерс был для меня слишком реален, чтобы я мог не задумываться о наказании, ему уготованном.

Потом я подозвал к себе Кольма Пуши. Пока мы ехали рядом, было столько переговорено, столько дано ответов на разные вопросы, что я просто не припомню в своей жизни другого такого насыщенного разговора ни с одним из друзей. Миновал полдень, приблизился вечер, а мы все говорили и говорили… И вот уже с ночного неба луна освещала нам путь. Мы вступили на пологую равнину, часть парка Сент-Луис, и тут заметили повозку, которая ехала той же дорогой, что и мы. В нее было запряжено три лошади. Я тут же подумал о шамане с его скво и их лошади с поклажей. Виннету был того же мнения, что и я.

Мы снова пришпорили лошадей и молча поскакали дальше. Быстро темнело. Виннету, не покидая седла, пригнулся как можно ниже к земле, чтобы не терять из виду следов, но через несколько минут их уже невозможно было различить. Луна едва светила сквозь неожиданно набежавшие облака на небе, ее света было явно недостаточно. Виннету спешился, я вслед за ним. Мы повели лошадей в поводу, а сами шли в довольно нелепой, наверное, со стороны позе – почти на четвереньках – только так еще можно различить какие-то следы. Потом луна вообще зашла за тучи. Не лучше ли встать здесь лагерем, а наутро вновь пойти по следу, подумали мы.

Пока мы рассуждали об этом, легкий ветерок донес до нас запах гари. Мы велели своим спутникам ждать и тихо пошли вперед. Через некоторое время у правого склона долины мы вышли на маленькую, окруженную деревцами полянку, где горел костер. Мы подползли и увидели трех лошадей и двух человек, сидевших у огня, но кто именно это был, разглядеть было невозможно. Наконец, подобравшись совсем близко, мы разглядели лица сидевших у костра. Виннету зашептал:

– Уфф! Шаман и его скво!

– Да, это они. Так мы и думали.

– Возьмем их в плен? Как считает мой брат?

– Если мы их захватим, то потом намучаемся с ними. Если отпустим – шаман снова улизнет. Так что выходит все же правильнее будет, если мы их захватим.

– Давай. Позвать остальных?

– Нет. Мы возьмем его прямо сейчас, пока он не ждет нападения.

Мы подобрались к костру насколько могли близко. Скво ела, а ее муж в ленивой позе развалился на траве.

– Пошли! – шепнул Виннету.

Мы резко поднялись и прыгнули на шамана. Он вскрикнул, но я дважды ударил его по голове кулаком, и лжекраснокожий затих. Мы связали проходимца его собственным лассо, и Виннету пошел за нашими спутниками, чтобы переночевать прямо здесь – место для лагеря было весьма подходящим. Они подъехали и спешились. Скво мы нисколько не заинтересовали, она вообще ничего не сказала, когда мы схватили ее мужа. Апаначка позвал свою мать к костру, указал на скво и сказал: «Это Тибо-вете-Элен!»

Кольма Пуши какое-то мгновение тупо смотрела на скво, а потом спросила с тихим вздохом:

– Это моя любимая Токбела?

– Да, это она, – подтвердил я.

– Боже мой, во что превратилась красивейшая дочь своего народа! И как я изменилась, должно быть, тоже.

Да, когда-то они обе были очень красивы, однако возраст, жизнь в лесу, постоянная нужда сделали Небо (Токбела означает на языке моки «Небо») такой, что ее собственная сестра не смогла сразу ее узнать.

Кольма Пуши хотела опуститься на колени, чтобы заняться ею, но Виннету сказал:

– Сестра моя еще не видела мужчину, она должна сначала спрятаться, потому что сознание возвращается к нему. Он не должен заметить, кто здесь. Там за деревьями можно укрыться.

При этом он подразумевал, что и остальные тоже спрячутся. И Тибо, когда очнется, увидит лишь меня и Виннету.

Нам не понадобилось долго ждать этого, вскоре он пошевелился и открыл глаза. Узнав нас, он вскричал:

– Апач! И Олд Шеттерхэнд! Уфф! Что вам от меня надо? Что я вам сделал, зачем вы меня связали? Немедленно развяжите!

– Если мы вас на время и развяжем, то очень скоро снова свяжем. Такова традиция прерии.

– Но по той же традиции на человека нападают и связывают его, только если он в чем-то виновен. Разве я дал вам для этого повод?

– Все повторяется!

– И сейчас повторилось?

– Не то, чтобы прямо, но опосредованно повторилось то, что уже было.

– Опосредованно? Уфф! Как это?

– Бросьте эти ваши «уфф!» – не надо корчить из себя индейца! Карточный шулер Тибо хорошо знает, о чем я говорю. Разве не так?

– Черт возьми, какой такой шулер?

– Да-да, могу повторить: шулер, вор, разбойник, фальшивомонетчик, убийца и так далее. Можно продолжить перечень нелестных для любого порядочного человека слов, которые, однако, подходят к вам, и этот перечень может быть очень длинным.

– А к вам они разве не подходят?

– Хау! Хотите знать, за что мы вас связали? Я скажу пока только одно: вам скоро придется испытать радость свидания.

– Свидания? Что за чепуху вы несете?

– Никоим образом.

– А где это случится?

– У Чертовой Головы.

– Когда?

– Двадцать шестого сентября.

– Как я уже понял, вы любите говорить загадками, но меня вы не введете так легко в заблуждение, отнюдь.

– Тогда скажем иначе, не двадцать шестого сентября, а в день святого Циприана. Это вам будет понятнее.

– Циприан? Какое отношение имеет ко мне этот святой?

– Вы с ним встретитесь в его день у Чертовой Головы.

– Кто это сказал?

– Дэн Эттерс.

– Черт возьми, кто это? Не знаю такого.

– Зато он вас знает.

– Сомневаюсь.

– Разве. Он же письма вам пишет.

– Понятия не имею ни о каких письмах.

– Письма на коже, написанные киноварью. Разве это не так?

– Никогда не получал подобных писем.

– Одно из них сейчас лежит у вас в седельной сумке.

– Вы что, рылись в моих вещах?

– Конечно.

– Когда же?

– Когда это нам потребовалось. По моим подсчетам, вы должны прибыть к Чертовой Голове ровно за день до дня святого Циприана, поэтому мы вас немного притормозили. Зачем вам туда вовремя приезжать?

– Я хотел, чтобы мы вместе встретили здесь праздник.

– А если мы хотим, чтобы вы оставались здесь.

– Мало ли чего вы хотите! Гораздо важнее в данном случае, устраивает ли это меня. Мне сейчас надо быть в совсем другом месте.

– И где же, позвольте вас спросить?

– Это вам не обязательно знать.

– Тогда я скажу вам вот что: вы поедете туда, куда нужно нам.

– Мне это не нравится.

– А нам наплевать, по душе вам это или нет. Скажите, кто такой Вава Деррик, о котором говорила ваша скво? Мне это очень хочется узнать.

– Спросите ее об этом сами.

– Собственно, нам это уже ни к чему. «Вава» – слово моки, думаю, что ваша жена – индеанка племени моки. Так моки называют своих родных.

– Ничего не имею против.

– Зато у меня есть кое-что против. Вы что-то затеяли против ее брата.

– Думайте что хотите.

– Против него и всей семьи Бендеров.

– Черт возьми! – закричал он, будучи не в состоянии скрыть своего испуга.

– Не волнуйтесь так сильно, пожалуйста. Лучше скажите: что вы знаете об этой семье? Ищут некоего Фреда Бендера.

От страха он как будто онемел.

– Что ж, продолжим. Этого Фреда Бендера вы должны были оттащить к осэджам, где бы вы с ним и посчитались.

Он ожил, поняв, что надо не молчать, а как-то защищаться.

– Посчитаться? Чепуха какая-то!

– У вас была налажена торговля шкурами и кожей с небезызвестным на Западе бандитом по кличке Генерал, и любые нелады с ним могли стоить вам головы.

– Не знаю я никакого Генерала.

– Вы должны были в этой ситуации убить с ним нескольких осэджей.

– У вас явно нездоровая фантазия, мистер Шеттерхэнд!

– Отлично. Шако Матто, как вы знаете, находится среди нас. Он уже видел вас, но ничего не сказал, чтобы не портить нам удовольствие уличить вас.

– Вот и получайте свое удовольствие, но только я вам в этом не помощник!

– Пожалуйста, если не хотите, не помогайте нам. Но когда мы будем получать удовольствие, вы будете при этом присутствовать, и вам при этом предстоит сыграть главную роль.

– Только скажите, черт возьми, что вы от меня хотите?

– Ничего особенного, просто хочу вас кое-кому показать.

– Это кому же?

– Одному индейцу. Хочу посмотреть, знаете ли вы его.

Я позвал Кольма Пуши. Она подошла и встала перед шаманом.

– Посмотрите на него внимательнее, – приказал я Тибо. – Вы ведь знаете его.

Взгляды их скрестились. В глазах Тибо что-то мелькнуло – я это заметил, – но он ничего не сказал.

– Наверное, вы узнаете меня, как только услышите мой голос, – сказала Кольма Пуши.

– Тысяча чертей! – воскликнул он.

– Вспоминаешь?

– Нет, нет, нет!

– Вспомни о Чертовой Голове! Там ты бросил меня, убийца!

– Уфф! Разве мертвые оживают? Быть не может!

– Да, как видишь, мертвые иногда оживают, чтобы воздать негодяям за их преступления. Но я не мужчина, а женщина.

– Не может такого быть!

– Но это так. Я Техуа Бендер.

– Техуа!

– Техуа Бендер!

Он закрыл глаза и затих.

– А вы его узнали? – спросил я Кольма Пуши тихо.

– Сразу же, как только увидела.

– Хотите с ним еще поговорить?

– Нет, уже нет.

– А со своей сестрой?

– Да.

Взяв Тибо за плечи, я поставил его лицом к дереву. Так негодяя привязали к толстому стволу, и за все это время он не произнес ни слова. С него было достаточно. Появление убитого им, как он до сих пор думал, человека совершенно раздавило его, он теперь был и отвратителен, и жалок.

Кольма Пуши села рядом с сестрой, и мне стало очень интересно. Узнала ли та ее?

– Токбела, дорогая Токбела, – проговорила Кольма Пуши, взяв сестру за руку. – Узнаешь ли ты меня?

Скво не отвечала.

– Токбела, я твоя сестра Техуа.

– Техуа! – выдохнула помешанная.

– Посмотри же на меня. Ты должна меня узнать.

Но Токбела даже не подняла опущенных глаз.

– Назовите ей имя своего младшего сына, – шепнул я Кольма Пуши.

– Токбела, послушай! Фред здесь, Фред Бендер здесь.

Тут она подняла взгляд и медленно повторила:

– Фред Бендер. Фред Бендер.

– Ты знаешь Эттерса? Дэниела Эттерса?

Она съежилась и ответила:

– Эттерс, Эттерс – злой человек, очень злой человек.

– Он убил нашего Вава Деррика. Слышишь? Вава Деррика.

– Вава Деррик! Где мой миртовый венок?

– Его давно уже нет. Но зато я здесь, твоя сестра Техуа.

В глазах скво появилось какое-то выражение, и она спросила:

– Техуа Бендер? Вот, вот моя сестра!

– Да, твоя сестра. Погляди на меня получше. Узнаешь?

– Техуа, Техуа – Токбела, Токбела… Это я!

– Да, Техуа – это я, а ты знаешь моих сыновей, Фреда и Лео? – Фред Бендер, Лео Бендер, Фред мой!

– Да, он твой, ведь ты любила его.

– Любила, очень любила, – сказала она и мягко улыбнулась.

– Фред мой мальчик. Фред в моих руках, в моем сердце.

– Ты пела ему колыбельную.

– Колыбельную, да.

– А потом наш Вава Деррик забрал его с Лео в Денвер. Слышишь меня? Вава Деррик отвез вас в Денвер.

Это имя пробудило в ней какие-то смутные, но явно неприятные воспоминания. Она печально склонила голову, положила на нее сверху руку и сказала:

– Денвер, Денвер, там мой миртовый венок.

– Опомнись, опомнись! Посмотри на меня!

Она положила руки ей на голову по бокам, повернула так, чтобы та могла видеть ее лицо, и добавила:

– Посмотри на меня и назови мое имя. Кто я, скажи!

– Кто я? Я Токбела, я Тибо-вете-Элен! Кто ты, ты? – Тут она словно впервые увидела сестру, и во взгляде ее мелькнуло впервые нечто осмысленное, потом она заявила: – Ты мужчина.

– Бог мой, она меня не узнала.

– Вы хотите слишком многого сразу, – сказал я. – Надо дождаться просветления, а пока все это – напрасные усилия.

– Бедная Токбела, бедная моя сестра!

Она положила голову скво к себе на грудь и погладила ее морщинистые щеки. Такое проявление нежности было настолько непривычно для несчастной, что она снова прикрыла глаза и приняла умиротворенный вид. Но это продолжалось недолго. Внимание ушло с ее лица и уступило место обычной для нее апатичной безмятежности.