Текст книги "Верная Рука"

Едва я произнес эти слова, как все находившиеся в конторе клерки принялись с любопытством поглядывать на меня. После надлежащего доклада меня наконец провели в комнату, где за большим письменным столом сидел один-единственный человек, который при моем появлении быстро встал и вышел мне навстречу. Это был янки средних лет и весьма приятной наружности. Посмотрев на меня внимательным и доброжелательным взглядом, он представился:

– Мое имя Уоллес, сэр.

– А меня люди называют Олд Шеттерхэндом. Не знаю, приходилось ли вам слышать это имя.

– Приходилось, и не раз. Должен вам заметить, что ваш визит делает мне честь. Выражаю вам мое почтение и прошу присаживаться, мистер Шеттерхэнд! Вы, наверное, только что прибыли в Джефферсон-Сити?

– Нет, я в городе со вчерашнего дня.

– Что? И не предупредили меня? Где вы ночевали сегодня, сэр?

– У матушки Тик, здесь, недалеко от вашей конторы.

– Знаю, знаю ее. Честная женщина, отличная хозяйка, но ее салун вряд ли подходящее место для такого джентльмена, как Олд Шеттерхэнд!

– Напротив! Я прекрасно устроился и очень этим доволен.

– Я знаю: вы привыкли находиться под открытым небом в любую непогоду – потому-то ваши запросы так скромны. Но раз уж вы попали в цивилизованное место, то советую вам пользоваться всеми благами цивилизации, хотя бы ради сохранения своих физических и душевных сил.

– Именно ради сохранения этого самого здоровья я и предпочитаю избегать крутых перемен, сэр.

– Что ж, резонно! Но я все же надеюсь, что вы примете мое приглашение и согласитесь жить у меня в оставшееся время вашего пребывания здесь!

– Искренне вам благодарен, но вынужден отказаться! Я, вероятно, уже завтра покину город: к тому же, я привык быть во всем полностью независимым, а поселись я у вас в доме, это уже не получится. И кроме того, я обещал мистеру Шурхэнду не обременять вас.

– В каком смысле?

– Вы хорошо его знаете?

– Очень хорошо.

– Можно сказать, близко?

– Ближе, чем кто-либо еще; я откровенно вам признаюсь, что мы с ним состоим в родстве.

– Вот видите! Он просил меня не вникать в его семейные дела. Но если я буду жить у вас, то от моего внимания, возможно, не ускользнет нечто такое, что имеет к этому отношение, или же я догадаюсь о том, чего мне знать совсем не обязательно.

– Хм! – произнес он задумчиво. – Пожалуй, я должен согласиться с вашими рассуждениями и потому не буду настаивать на своем приглашении. Однако вы всегда будете у меня желанным гостем! И я прошу вас помнить об этом!

– Благодарю, мистер Уоллес! Я, собственно говоря, пришел к вам с единственной целью – спросить, известно ли вам его нынешнее, хотя бы приблизительное, местонахождение.

– Он ушел в парки, на высокогорье.

– Куда именно?

– Сначала в парк Сент-Луис.

– О! И давно он покинул город?

– Всего три дня назад.

– Отлично. В таком случае, я смогу догнать его!

– Вы собираетесь в горы? К нему?

– Да. Виннету поедет со мной.

– И Виннету тоже? Рад этому, очень рад! Мы так беспокоимся за него! О причинах этого беспокойства я, правда, к сожалению, сказать не могу. А если рядом с ним будут два таких человека, у нас на душе станет куда спокойнее. Вы ведь однажды уже спасли ему жизнь; поэтому я думаю, что…

– Прошу вас, не надо! – оборвал я его. – Я ведь уже говорил, что не хочу проникать в его семейные секреты! Но может быть, вы мне скажете, нашел ли он тогда в Форт-Терреле того самого Дэна Эттерса, которого искал?

– Нет. Эттерса там не оказалось вовсе.

– Значит, Генерал солгал?

– Да.

В этот момент в комнату вошел один из клерков и спросил Уоллеса, можно ли оплатить предъявленную ему бумагу.

– «Чек на пять тысяч долларов. „Грей и Уорд“ в Литтл-Роке», – прочел Уоллес. – Да, бумага в порядке и подлежит оплате.

Клерк удалился. Через минуту мимо окна прошел человек; я заметил его и банкир тоже.

– Боже! – воскликнул я. – Это же Генерал!

– Что? Вы имеете в виду того самого, что понапрасну отправил Олд Шурхэнда в Форт-Террел?

– Да.

– Он прошел под окном – значит, он был у меня в конторе! Позвольте, я узнаю, что ему было нужно.

– А я должен поглядеть, куда он направляется!

Я выскочил на улицу, но Генерал уже исчез. Я добежал до ближайшего перекрестка, но и там его не было. Впрочем, я был не слишком разочарован, поскольку никаких серьезных дел к Генералу у меня не было. Но если он заметил меня, то наверняка постарается устроить мне какую-нибудь пакость. Возвратившись к Уоллесу, я узнал, что именно Генерал и был тем самым человеком, который предъявил к оплате чек на пять тысяч долларов. Разумеется, никто из клерков его не знал.

Уоллес, несмотря на мой отказ переехать к нему, пригласил меня как минимум на завтрак. Его домашние так радушно приняли меня, что я согласился остаться до обеда. А когда прошел обед, меня не отпускали еще так долго, что пора было уже готовиться к ужину. И только в девять часов вечера я отправился обратно к матушке Тик, предварительно пообещав Уоллесу по возможности навестить его еще раз до моего отъезда.

После моего долгого отсутствия хозяйке хотелось поболтать со мной. Она призналась, что приготовила мне на ужин нечто совершенно особенное, но поскольку я к ужину не явился, отдала приготовленное мистеру Трескову. Я также узнал, что сразу после моего ухода Тоби Спенсер прислал за конфискованным оружием. Я выбрал себе в зале такое место, чтобы входная дверь всегда оставалась в поле моего зрения, и потому одним из первых заметил появление двух человек, которые вызвали интерес у всех без исключения посетителей салуна. Выглядели они весьма колоритно.

Один из двоих был невысок ростом и толст. Другой, напротив, необычайно длинен и худ. У толстяка было безбородое, до черноты загорелое лицо; лицо его спутника тоже покрывал плотный загар, однако при этом казалось, что солнце вытянуло из него все соки: борода, спускавшаяся с его щек, верхней губы и подбородка до самой груди, состояла, пожалуй, всего из нескольких десятков волос и выглядела так, словно была побита молью. Первое впечатление неординарности обоих усиливалось к тому же их весьма необычной одеждой. Дело в том, что оба они с головы до пят были одеты во все зеленое. На них были короткие светло-зеленые куртки и такого же цвета короткие широкие штаны, светло-зеленые гамаши, светло-зеленые галстуки, светло-зеленые перчатки и светло-зеленые головные уборы с двумя козырьками – спереди и сзади, как на колониальных шлемах. Не хватало лишь монокля в глазу, чтобы окончательно признать в них законодателей и первых испытателей нынешней фатовской моды, ибо в довершение всего каждый из них держал в руке еще и светло-зеленый зонтик.

Разумеется, взгляды всех присутствующих мгновенно устремились на них. Несмотря на диковинную одежду, напоминавшую скорее маскарадные костюмы, я тотчас же узнал их и, решив сыграть с ними небольшую шутку, повернулся вместе со стулом таким образом, что они не могли видеть моего лица. Войдя в зал, они даже не поздоровались, как люди, считающие подобные церемонии абсолютно излишними, и не сочли нужным разговаривать хотя бы немного тише. Они быстро огляделись в поисках свободных мест, и толстяк, остановившись возле одного из пустых столов, обратился к своему долговязому спутнику, который медленно и задумчиво следовал за ним:

– Как думаешь, Пит Холберс, старый енот, не разбить ли нам лагерь у этой четвероногой штуковины?

– Если ты считаешь, дорогой Дик, что она нам для этого подходит, то я не возражаю, – ответил долговязый.

– Отлично! Значит, садимся здесь!

Они заняли места. Хозяйка подошла к ним и спросила, чего они желают.

– Вы и есть хозяйка этого роскошного пансиона, мэм? – осведомился Дик Хаммердал.

– Да. Желаете остановиться у меня, сэр?

– Желаем или не желаем, не имеет значения. У нас уже есть хижина, где можно жить. А что у вас есть выпить?

– Любые сорта бренди. Но особенно хочу порекомендовать вам мой мятный джулеп 122122
  Напиток из коньяка или виски с водой, сахаром, льдом и мятой (англ.).


[Закрыть], он просто превосходен!

– Джулеп джулепом, а мы не пьем крепкого. У вас что, пива нет?

– Есть, и очень хорошее.

– Ну так принесите пару кружек, да побыстрее!

Хозяйка принесла им пива. Хаммердал приложился к кружке и выпил ее разом, не отрываясь. Пит Холберс, глядя на него, тоже осушил свою до донышка.

– Как думаешь, Пит, не повторить ли нам еще по одной?

– Если ты считаешь, Дик, что мы с тобой не захлебнемся, то я ничего против не имею. Это, пожалуй, вкуснее, чем вода в прерии.

Им снова наполнили кружки, и только теперь они не спеша принялись оглядывать зал и собравшихся в нем людей. При этом взгляд толстяка встретился с полным радостного удивления взглядом бывшего индейского агента.

– Черт меня дери! – воскликнул он в ту же секунду. – Пит Холберс, старый енот, глянь-ка вон на тот длинный стол! Знаешь ли ты того джентльмена, что сидит там в углу и улыбается нам, как будто мы ему приходимся свекрами или еще какими родственниками?

– Если ты считаешь, любезный Дик, что я его знаю, так я с тобой спорить не стану.

– Да уж не тот ли это самый агент, который тогда… Проклятье! – перебил он сам себя, поскольку в этот момент заметил и сидевшего за тем же столом Трескова… – Пит Холберс, глянь-ка чуть правее! Там сидит еще один из тех, кого тебе уже приходилось видеть. А ну-ка, загляни себе в нутро и поройся там хорошенько!

– Хм! Если ты думаешь, что это полицейский, который охотился на Зандерса, то, пожалуй, это верно. Как считаешь, не должны ли мы пожать им передние копыта?

– Должны или не должны – какая разница, но пожмем мы их обязательно. Пошли, старый енот!

И они двинулись к столу, от которого, радостно улыбаясь, им навстречу уже шли оба старых знакомца, которые тоже не стали первыми приветствовать двоих знаменитых приятелей, чтобы проверить, узнают ли те их. Дик Хаммердал и Пит Холберс, о которых только вчера дважды заходил разговор, – здесь, у матушки Тик! Это было, безусловно, большое и радостное событие. Каждый, кто сидел за длинным столом, пожимал им руки, и при этом как бы само собой разумелось, что они должны оставить свои места и присоединиться к компании своих старых и новых знакомых.

– А мы только вчера вспоминали вас! – сказал Тресков. – Говорили о наших тогдашних приключениях, так что вас не должно удивлять, что вас здесь уже неплохо знают и всегда рады видеть. Не расскажете ли нам, что с вами было дальше? Мне ведь пришлось расстаться с вами в Нью-Йорке после того, как состоялась казнь Зандерса, Мисс Адмиральши и других членов их шайки.

– Что с нами было? Да, в общем, ничего плохого, – ответил Хаммердал. – Мы оттуда отправились прямиком на Запад, где, конечно же, первым делом навестили наш тайник.

– Он был еще цел?

– Конечно. С чего бы ему вдруг не быть целым!

– Да хотя бы из-за огаллала, которые его обнаружили.

– Ну, от этого ему большого вреда не было, ведь никто из огаллала не остался в живых, а наши товарищи, которые остались дома, когда мы отправились в Сан-Франциско, уничтожили все следы. Помните, что тогда в Сан-Франциско некоторые из нас остались на берегу, когда мы поднялись на борт «Ласточки»?

– Да, припоминаю.

– Припоминаете вы или нет, это не имеет совсем никакого значения; но эти люди ведь не стали дожидаться нас в Сан-Франциско, а возвратились обратно в тайник так что мы встретились со своими лошадками, когда прибыли туда.

– И с вашей кобылой тоже?

– Разумеется. То-то была радость! Старая, верная скотина от восторга чуть не спятила, когда увидала любезного ее сердцу Дика Хаммердала. Да и Виннету получил обратно своего вороного.

– Значит, он отправился в тайник вместе с вами?

– Конечно.

– А больше вам его встречать не приходилось?

– Как же! Он явился к нам вместе с Олд Шеттерхэндом.

– Олд Шеттерхэнд! Вот бы увидеть его хоть раз. Завидую вам, что вы с ним знакомы!

– Завидуете или не завидуете – какая разница! Я и сам себе в этом завидую. Это, скажу я вам, парень что надо! Я ведь и сам всегда считал себя не самым последним из вестменов, да и ты, наверно, тоже, Пит Холберс, старый енот?

– Хм, если ты так считаешь, дорогой Дик, то я не возражаю.

– Это уж точно. Мы всегда воображали, что мы и сами ребята хоть куда, но этот Шеттерхэнд сумел доказать нам обратное. Что бы мы ни делали, все было неловко и неправильно. А у него во всем была своя собственная манера, и за какое бы дело он ни брался, его всегда ждал успех. Он вместе с Виннету пробыл у нас почти три месяца, и за это время мы добыли шкурок больше, чем обычно добывали за полгода. Вот уж мы тогда заработали! А вскоре после того, как они уехали, мы познакомились с другим вестменом – пожалуй, таким же знаменитым, как и они. Не так ли, Пит Холберс, старый енот?

– Если ты имеешь в виду Олд Шурхэнда, так мне и в голову не придет спорить с тобой, любезный Дик.

– Да, Олд Шурхэнда, именно его я имею в виду. Вы, конечно же, слышали о нем, господа?

Все ответили на его вопрос утвердительно, и он продолжал:

– Это, джентльмены, тоже один из тех людей, что заслуживают к себе всяческого уважения. К несчастью, он имеет обыкновение нигде подолгу не задерживаться. Дичи отстреливает ровно столько, чтобы прокормиться, – поэтому его, собственно, и охотником-то вряд ли можно назвать, хотя его ружье не знает промаха. Капканов он не ставит, золота не ищет; никто не знает, что его вообще держит на Западе; только покажется где-нибудь, как тут же снова исчезает. Кажется, будто он ищет что-то такое, чего не может найти… Итак, мистер Тресков, у нас все это время дела шли неплохо: мы и поохотились славно, и кошельки набили так, что не знаем теперь, что и делать со всем этим добром.

– Да вам можно только позавидовать, мистер Хаммердал!

– Позавидовать? Не болтайте чепуху! Что можно здесь сделать со всеми этими деньгами, если с ними вообще ничего сделать нельзя? Ну куда мне девать мое золото, мои чеки и депозиты на Диком Западе?

– Отправляйтесь на Восток и там насладитесь жизнью!

– Нет уж, спасибо! Что же мне теперь, засесть в шикарном отеле и жевать пищу, приготовленную не на свежем воздухе у костра, а в печной трубе? Или мне толкаться до полусмерти в концертном зале, дышать спертым воздухом и глохнуть от грома литавр и труб, в то время как Всевышний каждому, у кого есть уши, предлагает среди лесного шелеста и загадочных голосов дикой природы такой концерт, по сравнению с которым все ваши скрипки и барабаны – пустое место? Или сидеть в театре, морща нос от запаха мускуса и пачули, и смотреть спектакль, от которого все мое здоровье пойдет прахом, потому что мне придется либо смеяться до коликов, либо еще пуще сердиться? Или, может, снять себе квартиру, в которой не будет ни ветерка, ни капли дождя? Ложиться спать в постель, над которой нет высокого неба и ясных звезд и в которой я так увязну в пуху и перьях, что сам стану похож на полуощипанную птицу? Нет уж, избавьте меня от вашего Востока со всеми его наслаждениями! Настоящую и единственную усладу я нахожу на Диком Западе, и там за нее ничего не надо платить. Потому-то там и не нужны ни деньги, ни золото, и можете себе представить, как досадно быть богачом, которому от его богатства нет ни малейшей пользы.

И вот стали мы думать, что делать с деньгами, которые нам не нужны. Месяцами ломали над этим голову, пока Питу Холберсу не пришла в голову одна хорошая, просто замечательная идея! Не так ли, Пит, старый енот?

– Хм, если ты действительно считаешь, что она замечательная, то я с тобой, пожалуй, соглашусь. Ты ведь имеешь в виду мою старую тетушку?

– Тетушка она или не тетушка – какая разница! Но ту идею мы обязательно осуществим. Дело в том, что Пит Холберс еще ребенком лишился родителей, и его воспитывала тетушка, от которой он, правда, сбежал, потому что методы воспитания у нее были слишком уж болезненные. Вы ведь согласитесь, господа, что есть такие ощущения, которых забыть просто невозможно, особенно если они изо дня в день освежаются палками да подзатыльниками. Вот от этих-то болезненных ощущений Пит Холберс и сбежал. Потому что в своей детской мудрости посчитал воспитательные методы своей тетушки чуть более назойливыми, чем им полагалось бы быть в отношении некоторых особенно чувствительных частей тела. Но с годами он образумился и понял, что на самом деле заслуживал куда большего количества оплеух и подзатыльников. И теперь старая добрая тетушка представляется ему не страшным драконом, а ласковой феей, которая обрабатывала палкой его внешнюю форму на пользу внутреннему содержанию. Это и пробудило в нем теперь чувство благодарности и навело на мысль разыскать тетушку. А если ее уже нет в живых, то, возможно, живы ее наследники, поскольку, кроме племянника, у нее были еще и свои дети, которые воспитывались по той же самой методе и, несомненно, заслуживают теперь того, чтобы стать счастливыми людьми. В этом мы и собираемся им помочь. Поэтому тетушка, если мы ее найдем, получит наши деньги – мои в том числе, ибо я в них не нуждаюсь, а его она тетушка или моя, мне безразлично. Ну вот, господа, теперь вы знаете, почему мы находимся здесь с вами на границе с Востоком. Мы хотим найти добрую фею Пита Холберса, а поскольку перед глазами подобного существа предстать в том же виде, как мы бегаем по лесу и прерии, никак нельзя, то мы и скинули наши заплатанные штаны и куртки и приобрели эти чудесные зеленые костюмы, которые напоминают нам цвет прерия, кустарника и леса.

– А если вы так и не найдете тетушку, сэр? – спросил Тресков.

– Тогда мы отыщем ее детей и отдадим деньги им.

– А если и они умерли?

– Умерли? Вздор! Они живы! Дети, которых воспитывали по такой методе, живут долго и так просто не умирают!

– Значит, ваши деньги у вас при себе?

– Да.

– И, наверное, надежно припрятаны, мистер Хаммердал? Я спрашиваю об этом лишь потому, что некоторые вестмены проявляют в отношении денег поразительную наивность.

– Проявляем мы ее или не проявляем, это неважно; они у нас спрятаны так, что и самому продувному жулику до них не добраться!

Он похлопал рукой по такой же, как у Пита Холберса, светло-зеленой сумке, висевшей у него через плечо, и сказал:

– Мы всегда носим их с собой; они здесь, в этой сумке, а ночью мы кладем их под голову. Мы обратили свое имущество в прекрасные, замечательные чеки и депозиты, выданные компанией «Грей и Вуд» в Литтл-Роке – любой банк выплатит по ним полную сумму. Смотрите сюда, сейчас я вам их покажу!

Когда он упомянул компанию «Грей и Вуд» в Литтл-Роке, я моментально вспомнил Генерала, который сегодня утром предъявил в конторе Уоллеса для оплаты чек той же самой компании. Дик Хаммердал расстегнул сумку, сунул туда руку и достал кожаный бумажник, который он открыл маленьким ключиком.

– Они здесь, господа, – сказал он, – и даже с двойной защитой, так что ни одному человеку до них не добраться. Когда вы увидите…

Он вдруг замолчал. Казалось, что слова застряли у него даже не во рту, а где-то гораздо глубже в горле. Он только что собирался достать из сумки и показать собеседникам свои чеки; мне издали было видно, что он держит в руках какой-то маленький белый сверток. Его лицо выражало удивление – нет, полное изумление.

– Что это? – произнес он. – Разве я заворачивал чеки в газету, когда вчера держал их в руках? Ты не знаешь, Пит Холберс?

– Нет, про газету я ничего не знаю, – ответил тот.

– Вот и я не знаю; и все-таки они завернуты именно в газету. Странно, очень странно!

Он развернул газетную бумагу и испуганно воскликнул с внезапно побледневшим лицом:

– Силы небесные! Чеков здесь нет! Газета пуста! – он заглянул в другие отделения бумажника – и там было пусто. – Они пропали! Здесь их нет… и здесь нет… и здесь тоже. А ну, проверь-ка свои, Пит Холберс, старый енот! Может, хоть твои еще целы!

Холберс щелкнул застежкой своей сумки и ответил:

– Если ты говоришь, Дик, что они пропали, то я просто ума не приложу, как это могло случиться!

Очень быстро выяснилось, что и его бумажник тоже пуст. Оба вестмена вскочили со своих мест и еще некоторое время стояли так, беспомощно глядя друг на друга. И без того узкое и длинное лицо Пита Холберса вытянулось еще вдвое, а Дик Хаммердал так и не закрыл рот после своих последних слов.

Не только те, кто сидел с ними за одним столом, но и все остальные посетители салуна выразили сочувствие жертвам кражи – а в том, что их именно обокрали, ни у кого не было ни малейшего сомнения. Что до меня, то я, пожалуй, уже в тот момент мог бы назвать и имя вора. Со всех сторон на Хаммердала и Холберса сыпались вопросы, на которые они не в состоянии были ответить, пока наконец Тресков не крикнул, чтобы прекратить начинавшуюся было неразбериху:

– Тихо, джентльмены! Этим шумом мы ничего не добьемся. К делу надо подойти иначе. Оно как раз по моей части, и поэтому я прошу вас, мистер Хаммердал, спокойно и обдуманно ответить на некоторые мои вопросы. Вы твердо уверены в том, что ценные бумаги находились в этом бумажнике?

– Так же твердо, как и в том, что меня зовут Дик Хаммердал!

– А этой газеты в нем не было?

– Нет.

– Значит, вор похитил документы и вложил вместо них свернутую газету, чтобы как можно дольше поддержать вас во мнении, будто документы еще здесь. Бумажник был таким же пухлым, как и прежде, и когда вы брали его в руки, то были уверены, что его никто не открывал. Но кто же вор?

– Да, кто же вор? – повторил Хаммердал с величайшим волнением.

– Нет ли у вас каких-либо подозрений?

– Ни малейших! А у тебя, Пит?

– У меня тоже никаких, дорогой Дик, – ответил Холберс.

– Значит, мы должны его найти, – сказал Тресков. – Знал ли кто-нибудь, что вы храните в сумке деньги или ценные бумаги?

– Нет, – ответил толстяк Хаммердал.

– Вы в этом уверены?

– Ни одна душа!

– С какого времени бумаги находились в сумке?

– С позавчерашнего дня.

– Когда после этого вы впервые открывали бумажник?

– Вчера, когда ложились спать.

– Бумаги были еще на месте?

– Да.

– А где вы ночевали?

– В пансионе Хилли, на Уотер-стрит.

– Этот хозяин, я его знаю, – честный человек, на него подозрение падать не может. Но ведь у него нет отдельных комнат, а только одно большое спальное помещение?

– Да, там и стояли наши кровати.

– Ага! И в этом помещении вы открывали сумки?

– Нет, внизу, в зале ресторана.

– Кто-нибудь наблюдал за вами при этом?

– Нет. Мы в тот момент были единственными посетителями, и просто некому было за нами подглядеть. А потом мы пошли спать и положили сумки себе под подушки.

– Хм! Здесь пока что зацепиться не за что. Мы должны немедленно отправиться к Хилли; мне нужно осмотреть это помещение и уяснить для себя кое-что еще. Идемте, мистер Хаммердал и мистер Холберс! Мы должны поторопиться!

И тут я сказал, по-прежнему оставаясь на своем месте, в то время как другие гости поднялись и столпились вокруг их стола:

– Ради Бога, мистер Тресков, останьтесь здесь! Вы не найдете там вора!

Все взгляды устремились в мою сторону, а Тресков спросил:

– Кто это сказал? Ах, это вы! Почему вы беретесь утверждать это?

– На основании собственных предположений.

– Вы что, юрист?

– Нет.

– Полицейский?

– Тоже нет. Но думаю, что совсем не обязательно быть тем или другим, чтобы правильно взяться за какое-либо дело. Позвольте мне теперь задать несколько вопросов мистеру Хаммердалу!

Я поднялся со своего места и подошел к их столу. Дальше произошло то, чего я и ожидал. Дик Хаммердал от неожиданности всплеснул руками и, протянув в мою сторону оба указательных пальца, закричал:

– Черт меня побери совсем! Кого я вижу! Неужели это правда или мои глаза меня обманывают? Пит Холберс, старый енот, видишь ты этого джентльмена?

– Хм, если ты думаешь, Дик, что я его вижу, то, по-моему, ты попал в самую точку! – ответил долговязый Холберс, сияя от радости.

– Так, может, ты с ним еще и знаком?

– Еще бы! Это как раз тот человек, что нам сейчас нужен! Уж он-то разберется в этой чертовщине, нисколько я не сомневаюсь!

– И я тоже, и я тоже! Добро пожаловать, мистер Шеттерхэнд! До чего же неожиданно и приятно видеть вас здесь! Вы только что пришли?

– Нет. Я был здесь еще до вашего прихода.

– А мы вас и не заметили!

– Я специально отвернулся, чтобы вы меня не сразу увидели.

– Значит, вы слышали весь наш разговор и знаете, что нас обокрали?

– Знаю.

– Поможете нам?

– Странный вопрос, сэр! – улыбнулся я.

– Может, и странный! Только ведь мы привыкли верить, что не бывает таких положений, из которых Олд Шеттерхэнд не нашел бы верного выхода. Я очень рад нашей встрече, сэр.

– Я тоже.

С того момента, как было произнесено мое имя, в зале воцарилась полная тишина. Собравшиеся у стола отошли в сторону, уступая мне место, и теперь я стоял в окружении людей, смотревших на меня с ожиданием и любопытством. И тут сквозь толпу любопытных пробилась хозяйка и, протянув ко мне обе руки, воскликнула:

– Это вы? Вы – Олд Шеттерхэнд? Добро пожаловать, сэр, добро пожаловать! У меня живет Олд Шеттерхэнд! Слышите, люди! Он живет здесь уже второй день, а я этого не знала! А ведь мы могли бы и догадаться, когда он вчера выпроводил отсюда шестерых молодчиков! Так теперь я должна подумать о…

– Об этом потом, матушка Тик, – прервал я ее. – Пока что я должен вам сказать, что мне здесь нравится и что я очень доволен вами. Но сейчас мы имеем дело с кражей. Так вы позволите мне, мистер Тресков, задать пострадавшим несколько вопросов?

Он скромно отступил в сторону и ответил:

– Вам нужно мое разрешение, сэр? Хотел бы я знать, у кого это Олд Шеттерхэнд когда-либо спрашивал разрешения!

– Well! Итак, Дик Хаммердал, позавчера вы оба положили свои документы в бумажники?

– Именно так, – ответил он.

– А почему не раньше?

– Да потому что раньше у нас и сумок-то не было. Мы их только позавчера и купили.

– И когда положили туда бумаги?

– А прямо тогда же, в лавке.

– Вы там были единственными покупателями?

– Нет. Там был еще один человек, который что-то хотел купить. И ему так понравились наши сумки, что он и себе приобрел две точно такие же.

– Он видел, как вы клали в них документы?

– Да.

– А мог он знать или догадываться, что это были за бумаги?

– Нет, знать он не мог. А вот мог ли догадываться – не знаю. Не так ли, Пит Холберс, старый енот?

– Если ты считаешь, Дик, что он не мог этого знать, то ты ошибаешься, – ответил Холберс, впервые, пожалуй, не согласившись с товарищем.

– Ошибаюсь? Почему?

– Да потому, что ты сам ему обо всем и рассказал.

– Я?

– Ты!

– Это неправда! Я не обмолвился с этим человеком ни единым словом!

– А с продавцом? Не ты ли, когда прятал бумаги, сказал ему, что такие вот сумки очень даже подходят для хранения ценных чеков?

– Ах, какая непростительная беспечность! – воскликнул я. – Тот человек, он купил сумки до того, как услышал это от вас?

– Нет, после, – ответил Холберс.

– И кто затем первым вышел из лавки – он или вы?

– Мы.

– А вы случайно не заметили, не шел ли он следом за вами?

– Нет, не заметили,

– И все же я берусь утверждать, что он шел за вами. Тайком, разумеется. Ему надо было знать, где вы живете.

Тут Хаммердал заговорил быстро и горячо:

– Живем мы там или не живем – какая разница, но ведь и он там тоже был!

– В вашем пансионе?

– Да.

– Он что, тоже квартировал там?

– Да.

– И спал там же?

– Да.

– В одном помещении с вами?

– Конечно, ведь другого там и нет.

– В таком случае, он и есть вор!

– Черт возьми! Как вы уверенно говорите об этом, сэр! Хотя, если это говорит Олд Шеттерхэнд, то этому можно верить. Но как же он мог забраться в наши бумажники?

– Да никак.

– Что? Никак? Но он должен был туда забраться, чтобы вытащить бумаги!

– Вовсе нет.

– Нет? Ну, тогда я вас просто не понимаю, сэр!

– Бумага по-прежнему лежат там. За исключением одной, которую он успел обратить в деньги.

– Лежат там? Но у меня их нет!

– Неужели вы так близоруки, Дик Хаммердал? Бумажники, что лежат в ваших сумках, вовсе не ваши.

– Не наши? – повторил он упавшим голосом.

– Нет. Это те, которые купил он. Он вложил в них газетную бумагу и затем, вероятно, когда вы спали, подменил их.

– Ох! Ну и хитер же оказался подлец!

– Пожалуй, что так. Он, несомненно, обладает навыками карманного вора, иначе как бы ему удалось вытащить бумажники из-под подушки у двух вестменов, которые привыкли спать очень чутко?

– Если говорить об этом, сэр, так мы спали, как сурки. Спертый воздух и запах керосина – это было ужасно. Мы лежали, как оглушенные!

– Видимо, это и облегчило его действия. Вам известно его имя?

– Нет.

– Мы узнаем его в пансионе, – вмешался в разговор Тресков.

– Скорее всего – нет, – ответил я. – Он наверняка назвался чужим именем, и вам, как полицейскому, это известно не хуже, чем мне. Так что от имени, которое мы узнаем в пансионе, нам вряд ли будет польза.

– Но это поможет нам разыскать его!

– Неужели вы думаете, мистер Тресков, что он все еще в Джефферсон-Сити?

– Нет. Я сейчас уйду, чтобы известить полицию и…

– Забудьте про полицию, – перебил я его, – нашим пострадавшим от нее ждать нечего!

– Не могу согласиться!

– Уверяю вас, что это так! Если мы сами не предпримем все необходимое, то на полицию надежды еще меньше. Итак, давайте думать! Только для этого лучше перейти в отдельную комнату, здесь слишком шумно. А матушка Тик принесет нам пиво.

Мы удалились в ту самую комнату, откуда вчера вышел Тресков. Под словом «мы» я подразумеваю Трескова, Хаммердала, Холберса и себя. Я не собирался посвящать в наш разговор других, поскольку среди гостей вполне могла оказаться какая-нибудь сомнительная личность, которая испортила бы нам все дело. Впрочем, никто и не проявлял особого желания следовать за нами.

И вот теперь, когда мы оказались в узком кругу, я раскрыл карты:

– Мне известен вор, господа, и я позвал вас сюда, чтобы назвать его. Остальным же слышать его имя совсем ни к чему, потому что может найтись кто-то, кто предупредит его.

– Вы знаете вора, мистер Шеттерхэнд? – обрадованно спросил Дик Хаммердал. – Ну, тогда мне за свои деньги больше нечего бояться! Мы его схватим! Если Олд Шеттерхэнд пошел по его следу, вору от него не уйти!

– Да, вы и в самом деле удивительный человек, мистер Шеттерхэнд! – поддержал его Тресков.

– Не нужно так говорить! Это чистая случайность, что он попался мне на глаза.

– Так вы даже видели его?

– Да, в тот момент, когда он обращал в деньги один из чеков на сумму в пять тысяч долларов.

– Что? Пять тысяч долларов? – сердито сказал Дик Хаммердал. – Не завидую этому подлецу, если он успеет растратить эти деньги раньше, чем мы его поймаем! Как зовут этого человека?

– У него было много разных имен. Я же узнал его под именем Дуглас.

– Дуглас? Среди наших знакомых нет никого с таким именем. А ты что на это скажешь, Пит Холберс, старый енот?

– Хм, если ты думаешь, Дик, что мы не знаем никакого Дугласа, то, пожалуй, это верно.

– Но мне, мне приходилось иметь дело с одним Дугласом! – сказал Тресков. – Если бы это был тот самый, которого я ищу!