Текст книги "Труды по россиеведению. Выпуск 5"

Неудивительно, что мнения предпринимателей о пагубности насаждения казенных заводов правительством все более решительно отвергались (57, с. 301). В частной переписке встречаются такие суждения: «Удивительное у нас экономическое невежество. Оттого у нас и нарекания на промышленников, что не имеют даже представления, в чем заключается промышленность»253253
  Там же. Д. 1010. Л. 12.


[Закрыть]. Возможно, поэтому власть предпочитала заграничные заказы (77, с. 169).

Тотальная война легко превращается в войну на истощение. Как ни парадоксально, здесь Россия проиграла. Причем вовсе не из-за недостатка продовольствия. Согласно обследованию 60 городов Европейской России, их потребности удовлетворялись в среднем на 36,8%. Тем не менее министр земледелия А.А. Риттих был настроен оптимистично: хлеб в стране был – оставалось изъять его у производителей, перейдя от системы закупок и реквизиций к разверстке потребляемого хлеба. Однако не все местные власти были с этим согласны. Казанский губернатор П.М. Боярский писал Н.П. Гарину в Петроград 31 декабря 1916 г.: «Против меня ополчился Риттих, который… решил, что я ему противодействую… Я находил, что в Казанской губернии… без разверстки можно купить больше, и оказался прав, так как вместо 32 миллионов, которые назначил Риттих, разверстка дает 9 ½ миллионов и вызвала большое волнение, которое сообщается армии…»254254
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1071. Л. 61.


[Закрыть].

Разверстку, призванную удовлетворить потребности армии, предполагалось закончить до 6 января 1917 г. С этой целью в январе 1917 г. Риттих объездил основные хлебопроизводящие центры Европейской России и транспортные узлы, через которые хлеб следовал в армию. У местного начальства с его специфичной сервильностью не могло не создаться впечатления, что хлеба в деревне более чем достаточно, и его можно взять одним махом. Однако снежные заносы фактически прервали на три недели сообщение между хлебопроизводящими губерниями и столицами. К тому же, поскольку разверстка встретила сопротивление на местах, ее окончание пришлось отсрочить до 1 марта 1917 г. Тем временем, в частной переписке сообщалось: «…миллионы пудов говядины в Сибири гниют, в Астрахани рыба тоже, а у нас ничего нет»; «прохвосты распорядители все имеют, а на нас им наплевать». От деятельности Риттиха осталась «одна только пустота»255255
  Там же. Л. 16.


[Закрыть]. Как показало обследование, «продовольственный вопрос запутался безнадежнее прежнего.., продовольственное дело в империи превратилось в общеимперскую продовольственную катастрофу…» (67, с. 490–491).

3 февраля 1917 г. московский городской голова М.В. Челноков просил премьера принять незамедлительные меры по снабжению первопрестольной мукой. Ее поступление едва превышало треть суточной нормы, угрожая «вызвать в ближайшие дни хлебный голод, последствием чего явится острое недовольство и волнения со стороны населения». Это, предупреждал Челноков, отразится «на работе на оборону страны» (67, с.497). В Москве ощущался также недостаток предметов первой необходимости (4, с. 302, 304). В провинции положение было не лучше. В конце января 1917 г. члену Государственной Думы кадету Д.И. Шаховскому писали из Екатеринбурга: «дороговизна прогрессирует», мельницы останавливаются из-за нехватки зерна, доставка его из Сибири «идет очень туго», а «про сахар и говорить нечего». В Туле, как следует из частной переписки, не было ни дров, ни керосина, ни муки, ни пшена, ни крупчатой муки. Писали, что здесь «бедный люд в страшном положении»256256
  Там же. Д. 1071. Д. 1071. Л. 13, 20


[Закрыть]. Вдова убитого офицера сообщала из Полтавы председателю Государственной Думы М.В. Родзянко (для передачи царю), что «семьи погибших офицеров не в состоянии существовать на получаемую пенсию», а «дети болеют от истощения^»257257
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Л. 2, 13, 14, 20.


[Закрыть]. Причины неурядиц связывали с властью. «Пока правительство разбирается в том, кому из министров отдать продовольственное дело, общая разруха еще более увеличится и вспыхнет революция, превосходящая 1905 г., – писали из Читы. – Страшная дороговизна совершенно не по силам бедноте. Отношения между имущими и неимущими обостряются с каждым днем»258258
  Там же. Д. 1059. Л. 955.


[Закрыть].

Обывателям казалось, что именно от местных властей исходят все новые и новые напасти. 5 января 1917 г. в Петроград сообщали: «Вся Одесса возмущена постановлением местного генерал-губернатора о реквизиции одеял с угрозой 3000 штрафа или 3-месячного тюремного заключения… За принесенные одеяла выдавались 3 р., а между тем обыватели… покупали самые простые по 30 р. Вот логика, и как тут борется с мародерами тыла наша администрация… Теперь поговаривают о реквизиции кроватей… Вот кто возмущает народ». Положение со временем не улучшалось. 4 февраля 1917 г. из Одессы писали: «Говорят, что скоро не будет муки, нет керосина… Везде очереди, хвосты… Право, казна сама ведет к бунту, на казенные деньги. Вкрадывается подозрение, что нарочно это устраивают, что администрация наша в большинстве продажна и сама спекулирует… или она бездарна, ей нет дела до населения» (54, с. 21).

В современной литературе порой пишут о патриотическом «настроении 1914 года», якобы охватившем, как в Европе, все слои общества (58). Разумеется, такие настроения в России были. Однако они сильно преувеличиваются. В значительной степени это результат некритичного воспроизведения пропагандисткой литературы военных лет, прославлявшей русских «чудо богатырей» и проклинавшей жестоких немцев (см., например: 7). Насколько же глубоки, устойчивы и, главное, искренни были тогдашние патриотические чувства? Начальник Генерального штаба Н.Н. Янушкевич в июле 1915 г. признавал: «Сказочные герои и альтруисты – единицы: 1%… <готов> драться за Россию – красиво, но масса не понимает». Янушкевич предлагал «купить героев» из крестьян, пообещав им прирезать земли после войны (69, с. 203).

Полная или частичная военная блокада любой страны обнажает слабые места ее народного хозяйства: зависимость от внешнего мира, управленческие изъяны, отраслевые диспропорции, технологические упущения, реальные возможности инфраструктуры. Вместе с тем становятся очевидны пути преодоления недостатков за счет скрытых внутренних резервов. В войну, однако, выяснилось, что российская власть не способна отыскать хозяйственные стимуляторы внутри страны. При этом она была готова безрассудно ориентироваться на заграничные ресурсы. Налицо врожденный порок патерналистски-полицейской системы, слабость той самой производственно-распределительной политики, которую проводило государство. Один из контрразведчиков в мемуарах отмечал, что система губила даже талантливых людей, превращала их в «поденщиков власти». Необходимость «делать карьеру путем безграничной угодливости и приспособляемости, доведенная до степени паразитизма», парализовала усилия лучших умов России259259
  ГА РФ, Ф. 5881. Оп. 1. Д. 201. Л. 90–91.


[Закрыть].

Органические слабости системы особенно заметно сказались на продовольственных поставках. Среднегодовой сбор хлебов в России в 1910–1913 гг. составлял 4,5 млрд пудов, потребность населения и армии – 3 млрд. До войны ежегодно вывозилось до 680 млн пудов, т.е. 15% общего сбора. В 1915 г. вывезли всего 31 млн пудов. Откуда же взялась продовольственная проблема? Она, безусловно, имела системный характер: не было выработано общего, детально проработанного плана снабжения армии; запас жиров был израсходован в первые месяцы войны и т.п.260260
  Там же. Оп. 2. Д. 110. Л. 26, 43, 56, 76.


[Закрыть]

В неославянофильской газете еще в 1914 г. появился рецепт экономического спасения. Авторы утверждали, что «данные для достижения экономической независимости у нас были всегда» (имелось «сырье всех видов»), и предлагали «перестать вывозить хлеб» и «наладить экспорт муки». Авторы выступали за срочное создание организации, которая стала бы «связующим звеном между английскими фабрикантами и русскими торговцами». Поскольку трудно было рассчитывать только на правительство, планировали основать «Лигу экономической независимости России» (23, с. 5–6). Если на появление очередной проблемы правительство реагировало созданием соответствующего «совещания», то общественность возлагала надежды на новую «говорильню».

Тем временем запасы продовольствия быстро расходовались. Это сказывалось на настроениях солдат. Во второй половине ноября 1916 г. командующий Юго-Западным фронтом А.А. Брусилов в телеграмме министру земледелия А.А. Риттиху жаловался: «крайнее однообразие пищи действует угнетающе на людей» (цит. по: 65, с. 31). Да и можно ли было ожидать наступательного порыва от солдат, хорошо знавших, ценой каких потерь был достигнут «успех» недавнего брусиловского прорыва?

Власть теряла контроль над ситуацией (если допустить, что она вообще ее контролировала). В правительственных верхах то и дело возникала паника по самым разным вопросам. «Входим в сумасшедший дом, – фиксировал Кривошеин 13 сентября 1915 г. – …Трагизм разновластья. Бедлам». «Анархия в экономической и правовой жизни страны», – вторил ему другой министр Щербатов (69, с. 271–272). Через десять дней он же указывал на «хаос на железных дорогах» и на повсеместную опасность голодных бунтов, бессильно констатируя, что «бедствует не только столица, но и легион уездных городов»261261
  ГА РФ, Ф. 5881. Оп. 2. Д. 110. Л. 26, 43, 56, 76. – С. 277.


[Закрыть]. 2 декабря 1915 г. Кривошеин повторял: «Сплошное безумие, бедлам» (там же, с. 284).

Позднее известный экономист С.Н. Прокопович писал, что из-за развала железнодорожного движения «пышным цветом распустилось взяточничество». В то же время расширились возможности кредитных спекуляций со стороны банков: банки начали скупать торговые точки и вздувать цены. Покупатель считал виновниками дороговизны розничных торговцев, что вело к продовольственным погромам (60, с. 164, 175, 176, 178). Неустановленный автор сообщал из Москвы 9 сентября 1915 г. председателю Харьковского окружного суда Ф.М. Пронину: «…взяточничество и обдирание населения невероятны», а «купцы и промышленники помешались на бессовестной наживе»262262
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1032. Л. 1416.


[Закрыть].

Разумеется, все это травмировало образованное общество, включая наиболее консервативную его часть. Известный правый публицист Л.А. Тихомиров записывал в дневнике 6 марта 1915 г.: «Губернаторы наиболее хлебных губерний воспретили вывоз. Если это продержится – Москве грозит голод. Я бы сказал, что они сошли с ума. Не берегут ли хлеб для заграницы?» (25, с. 46). Если такие мысли посещали преданных сторонников режима, то как могли реагировать его оппоненты?

Всякие ограничения в снабжении тут же вызывали волну спекуляции, в том числе хлебом. Ситуация осложнялась из-за слабости инфраструктуры. Генерал С.А. Ронжин, ведавший снабжением армии, полагал, что на железнодорожных перевозках крайне негативно сказывалось стремление правящих кругов оказать помощь союзникам, не задумываясь о последствиях этого для России263263
  ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 160. Л. 46 об.


[Закрыть]. Люди чувствовали, что исправить положение невозможно.

Кто виноват?

Забюрократизированная патерналистская система в экстремальной ситуации может спастись только в результате перехода на жесткое «ручное» управление. Но в воюющей России этого не получилось. Страну поразил организационный кризис. Его размах и болезненность обусловлены слабостью инфраструктуры. Одни, как водится, видели в этом «происки темных сил», другие – результат отсутствия власти, обеспечивающей привычный «порядок».

В письмах с мест приводились вопиющие примеры бесхозяйственности. «У нас от Тихорецкой до Царицына лежат тысячи вагонов хлебных грузов еще с сентября 1914 г. под открытым небом, – писал в октябре 1915 г. из Астраханской губернии мукомол И.А. Камянных в Государственную Думу. – Хлеб пророс и преет в мешках и во время теплой погоды к станции нельзя подойти от зловония…»264264
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1008. Л. 89.


[Закрыть]. Начальство, конечно, ссылалось на отсутствие порожних вагонов, а между тем каждый день через Царицын проходила масса порожняка. Такие упущения создавали питательную среду для спекуляции. В мае 1915 г. из Екатеринославской губернии информировали: «…пока правительство думало», некая еврейская организация «скупала огромные партии хлеба и перепродавала с огромным барышом»265265
  Там же. Д. 1007. Л. 12.


[Закрыть]. Непорядок с доставкой продовольствия отмечался и в других местах. В июле 1915 г. в Думу сообщали, что управление Закавказской железной дороги «ведет настоящую торговлю поездами»266266
  Там же. Л. 22.


[Закрыть].

«Кризис доставок» усугублялся со временем. Возникла особая профессия «толкачей», которые за известное вознаграждение доставляли груз в сохранности до станции назначения. К услугам толкачей стали прибегать не только отдельные лица, но и государственные учреждения. Злоупотребления допускали и чиновники МПС. Летом 1916 г. на 43 железных дорогах страны было предано суду за различные преступления 547 железнодорожников (64, с. 161–162).

Вину за продовольственную проблему не без оснований взваливали на управленческое безволие. «Наблюдая многих губернаторов, я отметил одну общую… черту: страх что-то упустить, страх выпустить малейшее из-под непосредственного своего наблюдения и влияния, страх упустить власть, – вспоминал один из немногих энергичных губернаторов. – …Большинство губернаторов… буквально утопали в мелочах, заваливали себя грудами совершенно ничтожных дел и бумаг, просмотр и подпись которых отнимали у них бездну времени…» (26, с. 89). Уполномоченные по закупке хлеба для армии вынуждены были конкурировать не только друг с другом, но и с представителями армии, сельской продовольственной части МВД, агентами земств и городов из потребляющих губерний (35, с. 153, 178).

Но главная причина управленческого коллапса заключалась в отсутствии понимания между властью и основной массой хлебопроизводителей – крестьянами. К примеру, лошадей для армии приходилось «браковать только за худобу от бескормицы». Случалось это «от дезорганизации доставки фуража». Тем не менее крестьянские хозяйства лишались лошадей, что неминуемо должно было отразиться на состоянии и аграрного сектора после войны267267
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1009. Л. 16.


[Закрыть]. При этом вину на недостатки снабжения армии в обществе взваливали на крестьян: «…мужики ведут себя возмутительно: хлеба почти не продают, а картофеля совершенно не привозят на базар». Крестьян упрекали и в том, что они «выкармливают свиней и продают по высоким ценам», а в конечном счете, «наживая тысячи, непроизводительно тратят массу денег на наряды, которые им доставляют евреи и, понятно, дерут…». Для улучшения положения предлагалось «восстановить таксу и ввести строгую кару за невыполнение ее»268268
  Там же. 265. Д. 1067. Л. 1794.


[Закрыть].

В действительности все было не так просто. Скажем, правые деятели обвиняли земцев в том, что они отбирают у крестьян свиней «не для армии, а для спекуляции». Правым казалось, что во многом по вине «общественников» «дела в деревне идут отвратительно, просвета не видно», и из-за этого «Россия идет к пропасти»269269
  См.: ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1064. Л. 1460; Д. 1067. Л. 1753; Д. 1065. Л. 1530.


[Закрыть]. Разумеется, «общественники» были не без греха. Но основная вина ложилась на власть: считая себя самодержавной, она не способна была организовать экономику соответственно нуждам тотальной войны.

К пониманию этого склонялись даже крайне правые. «Если бы даже завалили продуктами Петроград и Москву – остальную Россию не спасешь, – писали 5 февраля 1917 г. члену Государственной Думы кн. Д.П. Голицину-Муравлину из Тульской губернии. – Она неудержимо катится к той бездне, которую ей подготовили идиоты и предатели. Тульский оружейный завод бастует вследствие неимения хлеба; для него даже запас сделать не удосужились». Вину за сложившуюся ситуацию возлагали на «либерального» министра земледелия Наумова, «допустившего участие в продовольственном деле “общественных сил”» и тем самым «погубившего Россию» с помощью голода270270
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1070. Л. 28.


[Закрыть]. Российские «патриоты» всегда рассчитывают только на власть и потому готовы обвинять всех, кто ей «мешает».

В патерналистских системах, находящихся в экстремальной ситуации, общественное недовольство начинает непроизвольно провоцировать сама власть. С.Н. Прокопович отмечал, что «бессистемные, противоречивые действия» местных администраторов усиливали расстройство народнохозяйственной жизни. «Одни губернаторы таксировали товары, другие – размер прибыли, которую могут брать торговцы на каждом товаре, третьи попросту запрещали “чрезмерное повышение цен”». Торговцам приходилось «следовать всем этим бестолковым распоряжениям под страхом штрафа в 3000 руб., 3-х месяцев тюрьмы и высылки». В конечном счете «административный эксперимент дорого обошелся стране: он усилил анархию, царившую на рынке, и способствовал усилению дороговизны» (59, с. 289). Ситуация была чревата продовольственными бунтами. «В Одессе дороговизна растет с каждым днем и недовольство торговцами и промышленниками уже проявляется… возможно, что и здесь оно кончится эксцессами, если не примут своевременно мер против вздувания цен, в особенности на продукты первой необходимости»271271
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1055. Л. 126.


[Закрыть], – писал некий А. Деев 13 мая 1916 г. В.М. Лапшину в Оренбург.

В «верхах» также обвиняли друг друга во всевозможных упущениях. 16 августа 1916 г. А.И. Гучков писал ген. М.В. Алексееву в Ставку, что военный министр М.А. Беляев сорвал поставки английских винтовок, будучи убежден в способности отечественных заводов и американских поставщиков восполнить их нехватку. Гучков считал, что все это «характерно для хаоса многовластья и в результате безвластья, которые водворились в деле снабжения за последнее время». Он резюмировал: «Гниющий тыл грозит еще раз… затянуть вашу доблестную армию.., да и всю страну в то невылазное болото, из которого мы когда-то выкарабкались со смертельной опасностью». Гучков не доверял никому из министров272272
  Там же. Л. 193–194 об.


[Закрыть]. Даже если принять во внимание его особую эмоциональность, приходится признать: с таким тылом добиться коренного перелома в войне вряд ли было возможно.

Подданные патерналистской системы склонны списывать ее провалы на злокозненность бесчисленных – внешних и внутренних – врагов. Так, член Государственной Думы Н.Д. Крупенский, человек отнюдь не левых взглядов, позднее утверждал: железнодорожное ведомство не выполнило своего долга перед Отечеством «как по неведению, так из-за колоссальных злоупотреблений, хищений и простых краж»273273
  ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 427. Л. 14.


[Закрыть]. Все это болезненно сказывалось на духе армии. Крупенский объяснял случившееся тем, что «хребет железных дорог был польско-немецкий, и когда его… пытались расчистить от иностранного элемента.., пошел общий развал274274
  Там же.


[Закрыть].

Кампания по поиску «врагов», нарастающая германофобия в конечном счете ударили по авторитету царской семьи (9, с. 88, 116, 152, 1051). Монархист В.М. Пуришкевич откровенно заявлял: «Вокруг царя все сгнило, и от этих людей ждать больше нечего. Пусть только кончится война, мы им покажем. В России все пойдет по-новому…» (цит. по: 36, с. 238). Звучали среди правых и другие «революционные» высказывания. П.Н. Врангель вспоминал, что генерал А.И. Крымов, будущий участник корниловского выступления, говорил ему: «Мы идем к гибели и… должны найтись люди, которые ныне же, не медля устранили бы Государя “дворцовым переворотом”». Проникнув в массы, такие настроения могли приобрести невиданную разрушительную силу.

Уже в мае 1916 г. зазвучали пессимистические прогнозы. «Очень уж тошно становится сейчас… Стоим перед чем-то и сами не знаем перед чем…», – писал депутат Государственной Думы от Уфимской губернии кадет Г.В. Гутоп. Он надеялся, что «съезды, кооперативы, всякие самоуправления» помогут «сорганизовать общество для выступления по окончании войны – в новый поход против третьего фронта – против бюрократии». Правда, тут же признавался: всем известно, от кого надо избавиться, а относительно того, кого поставить на освободившееся место, «у всякого свое мнение». Настоящее депутат оценивал так: «С одной стороны бойня, с другой – бюрократическое болото, с третьей – масса бесформенная, инертная, с четвертой – ее будущие вожди – политиканы, знающие только свои личные выгоды… Главное же несчастье не в убожестве руководителей, а в печальных качествах самой массы и тех условиях, в которых она находится, ставших еще невыносимее благодаря войне»275275
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1055. Л. 170–170 об.


[Закрыть]. Бесперспективность ситуации вызывала подобие истерики. В ноябре 1916 г. Гутоп признавался: Дума беспомощна, и «мы напрасно только сотрясаем воздух своими воплями»276276
  Там же. Д. 1062. Л. 1209.


[Закрыть].

Объективно 1917 г. не сулил ничего обнадеживающего. В конце декабря 1916 г. в армии были снижены суточные нормы потребления; в гарнизоны внутренних военных округов в феврале 1917 г. стали поступать новобранцы 1898 года рождения, ожидавшие своего призыва только в октябре 1917 г. (8, с. 63). Неуклонно обострялась продовольственная ситуация. «Сахарный голод кончился, наступает голод хлебный», – сообщали из Ставропольской губернии 26 декабря 1916 г.277277
  Там же. Д. 1067. Л. 1788.


[Закрыть] В конце января 1917 г. из Калужской губернии будущему министру продовольствия Временного правительства А.И. Шингареву писали: «Губерния местами уже голодает… Население по городам в Боровске, Медыни, Малоярославце запруживает улицы, с плачем просит муки и хлеба, обивая пороги в полиции. Лавки обществ потребителей сидят без товаров, а администрация губернии совсем опустила руки»278278
  Там же. Д. 1069. Л. 193.


[Закрыть]. Член Госсовета кн. Е.Н. Трубецкой, некогда писавший о великой «освободительной миссии России» в войне, информировал министра земледелия А.А. Риттиха в начале февраля 1917 г., что Калужской губернии, которую он представляет, грозит «голодная смерть». В это же время с Румынского фронта сообщали: «Слишком много тормозов у нас, которые стараются истощить страну и не дать ей победы… Войска наши голодают, фуража тоже нет и лошади пали в теле. Слаб подвоз… Солдаты оборвались и изголодались…»279279
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1070. Л. 9.


[Закрыть]. «Мы накануне полного экономического расстройства: весною нечем будет кормить многомиллионную армию, да и самих нас одолеет голод», – информировали в начале февраля 1917 г. из Кутаисской губернии280280
  Там же. Л. 35.


[Закрыть]. По сообщениям из Смоленской губернии, там в некоторых волостях «уже голодали»281281
  Там же. Л. 50.


[Закрыть].

Вопреки фактам, некоторым казалось, что ситуация окончательно выровнялась. На деле модернизационные успехи были довольно скромными. Так, лишь к осени 1915 г. была освоена технология производства снарядов по французскому образцу. В результате их выпуск возрос с 90 тыс. в августе 1915 г. до 700 тыс. в августе 1916 г. (5, с. 16). Но это было далеко не самое сложное производство. Кроме того, специалисты отмечали, что повальное переключение машиностроительных заводов на изготовление снарядов в конечном счете нанесет ущерб высокотехнологичным производствам. Если бы вместо изготовления снарядов эти заводы занялись производством станков, то производство вооружения в стране могло бы значительно возрасти (44, с. 97). Погоня предпринимателей за легкими прибылями сдерживала общую модернизацию промышленности.

Исходя из валовых показателей, некоторые военные специалисты писали, что «как результат больших усилий, общей напряженной работы, затраты огромных средств всей страны, снабжение армии к 1917 г. было хорошо налажено»282282
  ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 110. Л. 125.


[Закрыть]. В действительности успехи, которых достигли благодаря общественной поддержке и за счет экстремальных управленческих усилий, были лишь частичными. К примеру, к осени 1916 г. удалось полностью удовлетворить потребности армии в 76-мм химических снарядах (3, с. 316). Генерал Литвинов даже радовался: немецкие газовые снаряды намного хуже отечественных283283
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1070. Л. 57.


[Закрыть]. Увы, это было далеко не самое инновационное производство. А между тем требовалось тотальное обновление всей системы.

Выдающимся достижением военных лет стала постройка Мурманской железной дороги. Идея строительства «вначале встретила всеобщее издевательство и сильное противодействие» со стороны финансового и морского ведомств284284
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1063. Л. 1332.


[Закрыть]. Между тем дорога длиной более 1000 км была построена по инициативе МПС за полтора года. Но, во-первых, потребовались экстремальные мобилизационные усилия, широкое использование принудительного труда (64, с. 125–126), а во-вторых, проблему военных поставок Мурманская дорога решала лишь частично. Так, в январе 1917 г. по ней не могли перевезти тяжелые орудия, доставленные из Японии для Румынского фронта. Наконец, были жалобы на то, что по Мурманской и Архангельской дорогам «гоняют… пустые вагоны взад и вперед»285285
  Там же. Д. 1068. Л. 51; Д. 1069. Л. 152 об.


[Закрыть].

Некоторые высокие снабженцы после падения монархии заявляли, что «начало революции было концом успешной работы по снабжению армии»286286
  ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 110. Л. 128.


[Закрыть]. Адмирал Д.В. Ненюков, например, высказывал прямо противоположное мнение: «Революция есть болезнь, которая поражает только нездоровые и расслабленные организмы и не может привиться к здоровым и сильным»287287
  Там же. Д. 533. Л. 87.


[Закрыть]. Надо признать: уровень «расслабленности» российской власти был таков, что ее участие в мировом конфликте становилось самоубийственным.

На фоне панической неразберихи всякий признак производственно-экономической стабилизации казался «спасительным». К концу 1916 г. в «верхах» даже появилось убеждение, что Россия может успешно продолжать войну. Но какой ценой? «Наверху» не замечали того, что империя может более или менее успешно обороняться, но не наступать, ибо не располагает новейшими видами вооружений. Не видели и опасного разрыва между индустриальным и аграрным секторами экономики. Собственно, качественного обновления экономики во время войны не произошло; нарастали проблемы, диспропорции.

Временное правительство пыталось решить проблему старым «финансовым» способом. Единственная инновация состоит в том, что оно пыталось отыскать новых кредиторов. Уже 4 марта 1917 г. правительство взяло курс на «использование японского и американского денежных рынков» (30, с. 26). Однако финансовая переориентация на США не могла дать российской стороне быстрый эффект. Некоторые специалисты предупреждали, что американский капитал будет долго «присматриваться», прежде чем решится вкладывать средства в Россию (64, с. 168). Тем не менее российско-американские контакты активизировались. Для начала удалось договориться о займе в 500 млн долл., которые предполагалось истратить в США «без британского посредничества, как это было до сих пор». Американская сторона считала этот заем чрезвычайно выгодным.

Посол Д. Френсис настаивал на срочной отправке в Россию 500 паровозов и 10 тыс. товарных вагонов. Кроме того, американцы рассчитывали на заказ фирме «Ремингтон» 1 млн винтовок, что также было выгодно скорее США, чем России. Министр финансов М. Терещенко настаивал на получении из США 1500 паровозов и 30 тыс. вагонов, а уже 1 апреля 1917 г. Временное правительство было готово заказать в США 2000 паровозов. Специалисты, однако, предупреждали, что эти машины вдвое дороже отечественных и к тому же являются настолько «нежными» в эксплуатации, что впору заказывать в придачу к ним американских машинистов (64, с. 172-173). Несмотря на это, начались переговоры о поставке уже 3000 паровозов (31, с. 176).

В конечном счете российские заказы помогли становлению американской военной промышленности. Так, фирма Дюпона за полгода ввела в строй крупнейший пироксилиновый завод. Начав работу в мае 1915 г., в 1916 г. он выпускал 28 тыс. пудов пироксилина в сутки, в то время как ни один русских завод не производил более 1,1 тыс. пудов (39, с. 436). Этому не следует удивляться: в экстремальных условиях мобилизационные экономики достигают лишь отдельных и кратковременных успехов, не меняясь качественно, тогда как деэтатизированные экономики прогрессируют.

Тем временем нужда Временного правительства в американских кредитах возрастала: до 1 января 1918 г. требовалось еще 733 млн долл. Почти пятую часть предполагалось потратить на посредничество и перевозки; непосредственно в руки правительства должно было поступить лишь 70 млн долл. Примечательно, что посол Френсис предлагал правительству США соглашаться на эти кредиты, «чтобы у России не было повода не продолжать войну» (66, с. 468). Риск обходился не слишком дорого: на долю России приходилась лишь десятая часть кредитов, отпущенных США союзникам.

18 августа 1917 г. Терещенко проинформировал российских послов в Париже, Лондоне, Вашингтоне о финансовом положении России. Он сообщал, что правительству предстояло изыскать до конца года 15 млрд руб. Общая сумма государственного долга, составлявшая на 1 января 1917 г. 33,6 млрд руб., к началу следующего года должна была вырасти до 60 млрд. При этом министр указывал на необходимость получения «нового крупного внешнего займа» как для заграничных расходов, так и для «удовлетворения потребностей внутри страны».

И здесь обнаружился еще один парадокс. Российские финансисты откровенно заговорили о «финансовом голоде». Наличности было выпущено чуть ли не в 10 раз больше, чем до войны, 14 млрд руб. находилось в обращении, а денег не хватало. В финансовых кругах считали, что министры-социалисты нагоняли инфляцию своими речами. Не оставалось ничего иного, кроме усиления косвенного налогообложения (53, с. 86–88). Но это еще больше подрывало доверие к власти. Пороки старой хозяйственной системы превращались в смертельную болезнь.

Строго говоря, Временное правительство оказалось в безвыходном положении. Без заграничных кредитов оно не могло существовать, однако кредиты могли предоставляться только при условии продолжения войны. 1 мая 1917 г. на совещании в Ставке М.В. Алексеев заявил, что союзники «с нами в настоящее время перестали, по-видимому, считаться» (32, с. 134). Союзникам все же приходилось считаться с Россией: она превращалась для них в обузу. Поэтому Временному правительству не удалось ни своевременно получить необходимые кредиты от США, ни заставить Великобританию выполнять финансовые обязательства.

Наследие прошлого было таково, что исправить положение революционная Россия оказалась не в состоянии.

«Застой» вместо модернизации

Л.Д. Гудков считает, что современные «процессы модернизации блокируются центральными, символическими институтами социальной системы в России…» (21, с. 410). То же самое было столетие назад. Именно поэтому теперь, как и прежде, надежды на авторитарный вариант модернизации безосновательны. Этатизация модернизационных процессов всякий раз оборачивается возведением потемкинских деревень.

При оценке событий столетней давности некоторые современные авторы явно страдают близорукостью. Утратив чувство реальной истории, они упиваются манипуляциями с заведомо лукавыми цифрами. Между тем помимо тяжести «объективных» обстоятельств следует учитывать, что к 1917 г. народ устал от тягот войны и окончательно разуверился во власти. Ее организационные провалы пришлось смывать кровью.

В чем же причина современных «модернизационных» иллюзий, связанных с Первой мировой войной? Не желая добираться до первопричин инновационных провалов, люди ищут простейшие объяснения: сваливают все на внешние факторы, на всевозможных «злоумышленников» и «врагов России». Действенным оказывается и влияние всевозможных «лейб-историографов», обслуживающих власть. Массовое сознание, развращенное поветрием конспирологии, легко принимает на веру то, что подсовывается этими угодливыми сочинителями из «патриотических» якобы соображений.