Текст книги "Труды по россиеведению. Выпуск 5"

В заключение представим общую оценку полученных в рамках проекта результатов. Все конституционные принципы, как показало исследование, реализуются неадекватно (их первоначальному смыслу), что позволяет говорить о разрыве Конституции и социальной реальности, о деформациях российского конституционализма за 20 лет. Это, однако, не означает возврата к номинальному советскому конституционализму.

Ситуация с реализацией правовых принципов также не выглядит однозначно. Наблюдается значительный разброс в конституционных отклонениях между принципами – по их содержательным элементам (субпринципам), по зонам конституционных практик (в целом на уровне законодательства и судебных решений ситуация лучше, чем в области институциональных и неформальных практик). Неконституционные практики замечены во всех основных сферах конституционного регулирования, но концентрируются они преимущественно на уровне практической реализации конституционных норм и процедур их применения, которые объективно менее подвержены нормативному контролю.

Дисфункции преобладают в области неформальных конституционных практик (это характерно для всех уровней власти). Наиболее весомый вклад этих практик в конституционные отклонения подтверждает предположение о доминировании в их структуре действий внеконституционного и антиконституционного характера. Неформальные практики, как показывает их актуальный анализ, не только искажают функциональную реализацию либеральных правовых принципов. Они чреваты опасностью появления «параллельной конституции», т.е. постепенной подмены смысла соответствующих конституционных норм: идеологического многообразия, светского государства, многопартийности, оппозиционной деятельности.

Объем конституционных отклонений в реализации основных принципов уже сейчас достаточно высок, однако распределяются они неравномерно. По-видимому, не исключена теоретическая возможность восстановления позитивного вектора конституционной динамики – в случае адекватной интерпретации конституционных и законодательных норм, а также пересмотра неформальных практик при изменении правовой политики.

Тенденция к конституционному параллелизму (т.е. к разведению формальной и фактической конституции) находит выражение в движении от полноценного к ограниченному плюрализму, но не в ликвидации самого принципа как такового. Политологическая трактовка этого процесса описывается такими формулами, как «ограниченный плюрализм», «направляемая демократия» и «мнимый конституционализм». Отсюда общая противоречивость правовой политики: не формальный отказ от демократии, но фактическое ее сворачивание; не отказ от принципов Конституции, но их постепенное выхолащивание как на уровне законодательства, так и (особенно) правоприменительной практики. Констатируется различное отношение политической власти к ряду принципов: некоторые (федерализм) близки к полной деконституционализации; другие (рыночная экономика, свобода совести) – к частичной.

Следствием всего этого стал растущий разрыв между символическим и инструментальным значениями Конституции. Все больше становясь символом, Основной закон все меньше выполняет функции инструмента консолидации общества и защиты прав индивида298298
  См. об этом: Медушевский А.Н. Конституция как символ и инструмент консолидации гражданского общества // Общественные науки и современность. – М., 2013. – № 3. – С. 44–56.


[Закрыть]. Общий диагноз, поставленный участниками проекта, таков: неустойчивый баланс конституционных и антиконституционных практик с тенденцией к преобладанию последних. Современная ситуация усиливает антиконституционный тренд. Этот вывод дает основания для пессимистических оценок, но не исключает возможности исправления ситуации. Официальным выражением этих тенденций служит своеобразная доктрина «отложенного конституционализма». Она предполагает, что конституционные принципы реализуются в той мере, в какой это оправдано текущей обстановкой, а их полная реализация откладывается на будущее. Этот курс легитимирован решениями Конституционного Суда по проблемам федерализма, прав человека, института президентской власти, а также используемых для их обоснования доктрин и тестов.

Итак, как уже было сказано, в задачи проекта входило: анализ итогов конституционного развития и динамики конституционных принципов за 20 лет, оценка степени конституционных отклонений и деформаций, поиск путей преобразования конституционно-правовой системы. В рамках проекта сформулированы предложения по конституционной модернизации, которые охватывают концептуальные основы политического режима, институциональную систему и разделение властей, механизмы конституционного контроля, управления и легитимности власти299299
  Основы конституционного строя России. – С. 280–312.


[Закрыть].

Наряду с общими предложениями по преодолению конституционных дисфункций300300
  Подробнее см.: Медушевский А.Н. Конституционная модернизация России: Стратегия, направления, методы // Закон. – М., 2013. – № 12. – С. 41–52.


[Закрыть] участники проекта наметили ряд первоочередных задач в сфере конституционных преобразований, осуществление которых необходимо и возможно в краткосрочной перспективе301301
  Эти рекомендации зафиксированы в итоговом Аналитическом докладе ИППП 2014 г.: Конституционные принципы и пути их реализации: Российский контекст: Аналитический доклад. – М.: ИППП, 2014.


[Закрыть].

Во-первых, необходимо изменить правовую политику в направлении аутентичного обеспечения действия конституционных принципов. Требуется вернуть конкуренцию в политику, создать систему сдержек и противовесов на уровне реализации принципа разделения властей, отменить законодательные ограничения и ликвидировать бюрократические «наросты». Восстановить действенность конституционных принципов, возможно, путем законодательных реформ, отмены нововведений новейшего времени (контрреформ), изменения институтов и административных процедур.

Во-вторых, конституционные сбои следует рассматривать не как совокупность частных явлений, но как системную проблему российского конституционализма. В сфере публичного права необходимо преодолеть все более укореняющуюся логику двойных стандартов в понимании конституционного принципа плюрализма, в основе которой – приоритет интересов исполнительной власти. Для этого ликвидировать негласные особые зоны, свободные от конституционного контроля. Требуется трансформировать публично-правовую этику, расширить независимость судебной власти – прежде всего в части контроля конституционности принимаемых законов и практики их применения.

В-третьих, наша задача – преодолеть растущий разрыв между формальными и неформальными практиками, а также дифференцировать последние, устранив их опасный антиконституционный субстрат. Для этого необходимы направленное законодательное регулирование, институциональные преобразования, повышение независимости судебной власти, юридическое определение и ограничение делегированных полномочий администрации, создание административной юстиции.

В-четвертых, необходимо пересмотреть доминирующую трактовку принципа разделения властей, которая «увязывает» функционирование ветвей власти с деятельностью суперарбитра – президента. Должны быть ликвидированы условия, позволяющие президентской власти оказывать неконституционное влияние (особенно при выборах в Государственную Думу и при принятии законов в Думе и Совете Федерации), воздействовать на судебную власть по «особым» (интересующим ее) делам.

В-пятых, требуется радикально изменить утвердившееся толкование принципа федерализма, которое привело на практике фактически к торжеству унитаристских тенденций. Для этого необходимо пересмотреть нормы федерального законодательства, по существу заменившие Конституцию РФ, а также конституции и уставы регионов (субъектов РФ) в части определения их статуса, разграничения полномочий по предметам совместного ведения; преодолеть чрезмерную бюрократизацию и административную централизацию в субъектах Федерации по линии региональных бюджетных полномочий, институтов и их функций; расширить на региональном уровне действие принципов политического плюрализма, многопартийности и непосредственной демократии; поднять авторитет Совета Федерации как палаты регионов российского парламента. Необходимо преодолеть чрезмерное отклонение от принципа разделения властей в регионах. Это особенно важно для регулирования неформальных практик и работы органов исполнительной власти. Сейчас власть глав субъектов РФ такова, что позволяет (в силу слабости гражданского контроля, в том числе со стороны СМИ) подчинять своему влиянию местные парламенты и суды, хотя они формально и являются федеральными (за исключением мировых судей и конституционных (уставных) судов).

В-шестых, необходимо дебюрократизировать судебную систему – исключить законодательные нормы и институциональные условия, способствующие формированию особой судебной бюрократии (назначаемых председателей судов), которая жестко контролирует принятие ключевых решений в судейском сообществе. Для укрепления конституционных основ независимого правосудия нужно реализовать систему мер, направленных на модификацию статуса председателей судов и укрепление независимости органов судейского сообщества, повышение действенности процессуального контроля за качеством судебных решений, институциональное и функциональное обеспечение эффективного судебного контроля за следствием в уголовном судопроизводстве, организацию по экстерриториальному принципу судебных территорий, не совпадающих в своих границах с административно-государственным делением.

В-седьмых, требуются законодательные реформы, способные вернуть реальную многопартийность и соблюдение прав и свобод граждан. Реформы должны обеспечить полноценную реализацию конституционных норм, гарантирующих свободу СМИ и недопущение неформальной цензуры, а также норм о праве граждан на легитимное выражение несогласия с политикой государственной власти в форме собраний, митингов и демонстраций. По-прежнему актуальны реализация избирательного законодательства и контроль за демократической практикой выборов, обеспечение равенства общественных объединений перед законом и гарантий деятельности политической оппозиции. Важную роль здесь могло бы сыграть независимое общественное телевидение.

По итогам исследования мы рекомендовали бы изменить правовую политику в области осуществления важнейших конституционных принципов, полноценно реализовать систему политической конкуренции, разделения властей и независимого правосудия, добиться осознания обществом важности преобразований в этом направлении. Необходима научно обоснованная стратегия и практика реализации основных конституционных принципов, стимулирование политической власти и экспертного сообщества к преобразованию сложившейся системы институтов и конституционных практик. Речь, таким образом, идет о конституционной реформе. Она предполагает возможность точечного изменения отдельных статей Конституции. Но основной вектор модернизации – в изменении правовой политики, судебного толкования и правоприменительной практики.

Дискуссия:

И.И. Глебова: У меня, Андрей Николаевич, три вопроса. Какую все-таки ситуацию мы фиксируем? Как обстоит дело с Конституцией – что это за документ: в значительной мере символический или все-таки реально действующий? Второй вопрос: кому адресованы Ваши рекомендации по итогам проекта? И, наконец, каков Ваш прогноз на ближайшую судьбу Конституции – будут ли ее менять и если да, то в каком направлении.

А.Н. Медушевский: Сначала о «положении» Конституции – ее, так сказать, социальном статусе. Наша Конституция остается фундаментальной основой защиты гражданских прав и свобод – и в этом смысле ее значение очень велико. Отказ от Конституции был бы трагической ошибкой. Поэтому нельзя согласиться с теми, кто предлагает ее радикально изменить. Это будет отказом от достижений демократической революции 1993 г., нашей общей потерей302302
  Этот вывод поддержан в ходе презентации материалов Проекта на ряде престижных международных конференций, в частности «Актуальные проблемы реализации Конституции РФ: Нужно ли пересматривать Основной закон страны?» 19 декабря 2012 г. (организатор – Фонд Б.Н.Ельцина); «Прямое действие Конституции: 20 лет российского опыта» 20 сентября 2013 г. в Санкт-Петербурге (организаторы: Факультет права Санкт-Петербургского государственного университета и Конституционный Суд РФ); «Новая Конституционная Россия: Качество власти-парламентаризм-качество жизни» (организатор – Фонд Ельцина, 17 декабря 2013 г.).


[Закрыть]. Однако нельзя сказать, что Конституция полностью работает. В своем докладе я показал, что в 2000-е годы фактически происходила ползучая конституционная реформа. Некоторые исследователи даже говорят о конституционном перевороте, в ходе которого Конституция последовательно утрачивала заложенный в ней демократический потенциал. Для сохранения Конституции как основы жизнедеятельности общества необходимо блокировать те изменения, которые ведут к отказу от полноценной реализации конституционных норм. Исторически Конституцию можно рассматривать как процесс, в котором борются силы демократии и авторитаризма.

Второй вопрос: формально доклад адресован экспертному сообществу и реформистски настроенной части элиты. Мы, авторы доклада, исходим из того, что элита не едина: в ней борются, как минимум, две основные группы. Европейски ориентированная часть элиты считает, что Россия должна двигаться по демократическому пути. Другая группа полагает, что правомерно движение к авторитаризму – равнение, скажем так, на китайскую модель. Своим докладом мы хотели показать, что есть еще возможность развернуть ситуацию: провести реформы, цель которых – отмена тех инструментов реализации Конституции, которые блокируют ее демократический потенциал. В этом смысле у доклада – четкий политический адресат. Но это не означает, что он ориентирован только на элиту. Мы широко понимаем экспертное сообщество: это либеральная гуманитарная интеллигенция, вся мыслящая часть общества, которая интересуется конституционными реформами303303
  Презентации материалов проекта осуществлялись в рамках различных общественных форумов («Муромцевские чтения», «Гайдаровские чтения», «Старовойтовские чтения» и др.), в научно-политических центрах («Полития», «Стратегия», «Либеральная миссия», Институт Кеннана и др.), в университетах (факультеты права и политологии НИУ ВШЭ и СПБГУ) и академических институтах (ИНИОН РАН). Проект представлялся в публичных лекциях в Совете Федерации РФ. Аналитический доклад был разослан в центральные государственные учреждения.


[Закрыть]. Мне, кстати, нравится это определение – мыслящие люди. Мыслить, конечно, можно по-разному, но хотелось бы, чтобы у нас мыслили и в этом направлении.

И третье: я считаю, что в ближайшее время Конституция не будет радикально изменена. Это не нужно самой власти. Радикальный конституционный пересмотр в консервативном направлении означал бы разрушение достигнутого баланса внутри элиты – торжество одной ее части над другой. Но это сделает положение политической власти и ее легитимность менее прочной. Как мы видели, технология работы с Конституцией состоит в том, чтобы блокировать ее действие без радикальных изменений норм, самого текста. Продолжаются конституционные контрреформы, направленные на усиление авторитарного вектора. То есть ситуация будет и дальше развиваться в направлении усиления авторитаризма. Но в более длительной перспективе я не исключаю поворота к либеральной интерпретации Конституции. Как раз для этого мы и готовили нашу программу, предлагая направления и даже юридические технологии для того, чтобы достаточно быстро изменить политику в области права. При желании это возможно уже сейчас.

А.С. Мадатов (РУДН): Проводили ли Вы исследование отклонений за все прошедшие 20 лет? Регистрировали их в 1990-е годы или тогда все-таки больше принимались законы, конкретизировавшие Конституцию? Известно, что отклонения многое решают, потому что некоторые конституционные положения уже не имеют силы прямого действия. Понятно, конечно, что бóльшая часть авторитарных отклонений пришлась на 2000–2010-е годы. Но все ли отклонения 1990-х усиливали демократическую сторону Конституции? И еще: через 11 лет после принятия Конституции наконец принят закон об альтернативной службе304304
  Федеральный закон «Об альтернативной гражданской службе» был принят 25 июля 2002 г.


[Закрыть]. Что это: отклонение или все-таки дополнение к Конституции?

А.Н. Медушевский: Я считаю, что отклонения в 1990-е, конечно, были. Скажем, Ельцин своим указом отправил в отставку генерального прокурора Скуратова305305
  Ю.И. Скуратов был отстранен от должности генерального прокурора РФ 2 апреля 1999 г. по указу президента РФ Б.Н. Ельцина.


[Закрыть]. Или: в связи с указами о начале чеченской войны Конституционный Суд сформулировал доктрину скрытых полномочий президента, о которой я говорил в докладе. Однако эти отклонения не имели системного характера. С 2000-х годов, как мне кажется, можно говорить о достаточно продуманной системе. Отклонения объединяет вполне определенная внутренняя логика. Можно также предположить, что идут они из единого координирующего центра. Мы, конечно, не располагаем такой информацией (все обсуждается в закрытом режиме), но наблюдения и анализ позволяют сделать вывод: действует программа конституционных контрреформ.

Закон об альтернативной службе, я думаю, не является таким отклонением. Здесь важно определить, что мы понимаем под отклонениями. Это такие изменения, которые нарушают смысл, аутентичные действия соответствующего конституционного принципа, т.е. фактически выходят за рамки конституционности. Ясно, что некоторые вновь принятые законы могут идти вразрез с предшествующими. В этом нет ничего особенного – так происходит во всех странах. Ведь законодательство, судебная практика должны отражать изменения в жизни. Такие законы мы не считаем отклонением. Даже противоречия в законодательстве необязательно являются отклонениями. Но становятся ими, если имеют направленный характер.

И.Г. Шаблинский (НИУ ВШЭ, член Президентского совета по правам человека): Скажу о том, что в нашем исследовании мне кажется действительно интересным. Мы изучали неформальные практики как фактор, оказывающий влияние на конституционность. Андрей Николаевич <Медушевский> говорил, что неформальные практики могут быть и совершенно неконституционными, и нейтральными. Но есть и те, что трудно определимы. Судите сами.

Известно, например, что участковые избиркомы получают достаточно четкие инструкции о том, каково должно быть соотношение голосов при подсчетах, т.е. они заранее представляют себе, какого соотношения голосов, отданных за разные партии, допустить нельзя, а какое желательно. Бывали случаи, когда избиркомы получали конкретные цифры, и их уличали в соответствующих исправлениях: наблюдатели фиксировали одни цифры, а ВЦИК публиковал другие. Такая неформальная практика явно антиконституционна. В общем говоря, это преступление, за которое не будет наказания. Потому что это исполнение некоей воли. Другой пример: правящая группа хочет вознаградить какого-то конкретного своего агента. Так было с А. Луговым – его сделали депутатом Думы. Причем не от «Единой России», а от другой партии (вы знаете какой). А она-то – вполне самостоятельный субъект политического процесса. Мы пытались определить неформальные практики как некие внутриаппаратные отношения. Но случай с Луговым показывает, что не всегда это так.

Или совсем недавний пример, отношение которого к Конституции мне непонятно. Речь идет о нашем коллеге Михаиле Савве, докторе исторических наук, профессоре Кубанского государственного университета (кафедра политологии). Он был членом какой-то экспертной комиссии по распределению грантов (даже не ее руководителем, заметьте), состоял в нескольких экспертных советах. За последние десять лет распределил, наверное, 20 или 30 небольших грантов. В апреле 2013 г. Савве инкриминировали мошенничество при распределении последнего гранта, который пошел на социологическое исследование (есть огромный отчет, за исследование получена благодарность). Провели дома обыск и отправили его в СИЗО ФСБ по Краснодарскому краю. Потом, поскольку разные инстанции подняли шум (даже уполномоченный по правам человека в крае возвысил голос – сказал, что не понимает, за что арестовали Савву и причем тут ФСБ; его, кстати, сменили и быстро назначили нового), возбудили еще одно уголовное дело. Якобы Савва не прочитал курс лекций, за который получил 12 тыс. руб. – и это тоже мошенничество. Оба уголовных дела возбудило ФСБ. Мы ездили в Краснодарский край, присутствовали на судебных заседаниях, общались с заместителями начальника ФСБ по краю. Все – милые такие люди, спрашивали: что же вы за мошенника-то заступаетесь?

А сам Савва в первый день судебного заседания, дорвавшись до СМИ, прямо из клетки первым делом сделал заявление. Сказал, что четыре месяца с ним работают следователи ФСБ – требуют, чтобы он подписал явку с повинной, признал себя виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей об измене Родине306306
  В октябре 2012 г. Государственная Дума РФ приняла поправки к статье 257 УК РФ. Теперь она, в частности, предусматривает уголовное наказание за предоставление «финансовой, материальной, материально-технической, консультационной или иной помощи иностранному государству, международной либо иностранной организации или их представителям в деятельности, направленной против безопасности» России.


[Закрыть]. У нас, как вы знаете, изменилась редакция этой статьи. Теперь изменой считается передача информации не просто иностранной разведке, а любой иностранной организации, если это может нанести урон интересам РФ. Чрезвычайно расширительное толкование нормы закона. Местные журналисты заявление Саввы записали. А через жену он передал фамилии тех офицеров ФСБ края, которые выжимали из него признание. И рассказал, как выжимали. Через две недели Совет по правам человека провел пресс-конференцию, обратив общественное внимание на это дело. Потом была встреча с В.В. Путиным.

Реплика из зала: К чему это все?

И.Г. Шаблинский: А вы дослушайте. Проходит какое-то время, и мы узнаем, что Савве изменили меру пресечения. 29 ноября 2013 г. состоялось заседание районного суда, где ему еще на три месяца продлили содержание под стражей. Решение было обжаловано в Краснодарском краевом суде. Формально – адвокат ни на что не рассчитывал. Но суд совершенно неожиданно, не слушая никаких аргументов, принял решение изменить меру пресечения на домашний арест. Я спрашивал знающих людей, как это произошло, и мне сказали, что пришел сигнал из Центрального аппарата ФСБ. Конечно, это дело снова могут забыть, к нему и дальше надо проявлять внимание. Потому что суд-то не закончен, решение не вынесено…

! М.А. Краснов (НИУ ВШЭ): Но это – позитивное отклонение…

И.Г. Шаблинский: Да, точно. Но как его оценивать? Краснодарский краевой суд тут, конечно, ни при чем. Возникает вопрос: это неформальная практика?

! М.А. Краснов: Нет, к неформальным мы относим практики стереотипные, а это частный случай.

! И.Г. Шаблинский: Возможно. Но мне как раз казалось, что это достаточно интересный, достаточно показательный пример того, что мы называем неформальной практикой.

Шум и реплики в зале.

! М.А. Краснов: Я думаю, все-таки нет. Иначе к неформальной практике можно отнести любой произвол.

! А.Н. Медушевский: По-моему, в данном случае неформальная практика – это звонок в суд…

Е.В. Алферова (ИНИОН РАН): Андрей Николаевич, через мои руки, – а я занимаюсь как раз конституционным правом – здесь, в ИНИОН, проходит очень много публикаций. Я познакомилась с вашим проектом и могу сказать: это большая работа, очень значимая для сегодняшней мыслящей России. Она заслуживает того, чтобы о ней говорили не только в таком узком кругу. Проект ведь имеет практический смысл. Вы действительно показали, как уйти от губительной модели «супермонархии», как сделать реальными политические свободы. Понятно, однако, что реализовать ваши предложения сейчас невозможно. И что же делать – должны быть какие-то шаги в этом направлении?

А.Н. Медушевский: Следует прежде всего разрабатывать альтернативные проекты законов и публиковать их. Таким образом общество получит верный ориентир – по каким направлениям возможны и даже необходимы реформы. Вообще, обязательно нужно формировать общественное мнение, добиваться поддержки гражданского общества. Оно у нас слабое, но все-таки оно есть. По результатам нашего проекта очевидно: требуется изменить публично-правовую этику – без этого ничего не будет. Наша большая общая задача – конституционное просвещение населения. Ведь в СМИ, публичном пространстве проблемы, связанные с Конституцией, правом, искажаются (иногда намеренно). Все больше звучат предложения полностью отказаться от Конституции. Поэтому и в обществе, к сожалению, доминирует неадекватное представление о конституционных вопросах. Что касается наших конкретных действий, то мы свой доклад рассылаем (насколько мне известно) во все государственные учреждения – и в Государственную Думу, и в Администрацию президента. Надеемся, что в его обсуждении примут участие журналисты. Что получится – посмотрим.

К.П. Кокарев (ИНИОН РАН): Как у политолога, у меня свой взгляд на конституционную проблематику, своя специфика восприятия. Вы отметили, что Конституция разными способами искажается – и большей частью это связано с корыстными целями власти. Но мы ведь нечасто видим, что люди отстаивают Конституцию. В общем защита конституционных норм для нас совсем не типична. То есть в обществе практически никто не возражает против искажений Основного закона. Видимо, люди могут с этим нормально жить, даже извлекать из ситуации какие-то выгоды. Возникает вопрос: только ли интересами власти объясняется нынешнее положение? Мне этот вопрос кажется принципиальным – от ответа на него зависят наши действия. Если власть – единственная причина искажений, то нужно работать с ней и менять законы. Но если все дело в обществе, тогда это бессмысленно. В этом случае неформальные практики вполне, как Вы показали, могут заменить любое формальное право. Таких исторических примеров много.

А.Н. Медушевский: Да, мы не можем ограничиться констатацией того, что власть искажает Конституцию. Значительная часть общества (точнее, подавляющее большинство) пребывает в апатии. Общественной летаргией по существу и поддерживается эта ситуация. Власть имеет достаточный уровень легитимности. Данные социологических опросов показывают, что современная конституционная (или правовая) политика поддерживается как минимум 60% населения. Всеми социологическими службами зафиксирована общественная ностальгия по «сильной руке». Так, бóльшая часть молодежи, считает, что Сталин был эффективным и адекватным для нашей страны правителем. Да, я согласен: виновато, конечно, общество – в том, что ситуация сложилась так, как она сложилась. Оно мирится с тем положением, которое удобно власти.

Но следует иметь в виду: ресурс такой «конфигурации» исторически ограничен. Вслед за механической стабильностью, как показывает история, происходят резкие обрушения подобных систем. Пример Советского Союза в этом отношении очень характерен. Общество поддерживало систему, система была эффективна в смысле подавления (блестяще реализовывала эту функцию), но в конце концов государство рухнуло. Почему? Да потому, что вовремя не были предприняты важные изменения. Если мы не будем предлагать разумные альтернативы, поддерживая состояние стагнации, это может привести к кризису системы. А выход из него, к сожалению, необязательно будет конституционным.

Мы же надеемся на мирный исход, хотим развивать и укреплять те достижения, которых удалось добиться в 1990-е годы. Это возможно только на путях создания полноценного правового государства, роста гражданского общества, аутентичного функционирования основных конституционных принципов. Поэтому либеральная часть общества и предлагает не отказываться от этих принципов, а опираться на них, их развивать.

В.В. Лапкин (ИМЭМО РАН): У меня такой наивный вопрос: кто все-таки, на Ваш взгляд, является субъектом конституционных изменений? Это, пожалуй, наиболее важный итоговый вопрос к Вашему докладу.

! А.Н. Медушевский: Я уже сказал, что субъектом должна являться…

В.В. Лапкин: Нет, кто является? Не может, а кого следует считать – в данный момент.

А.Н. Медушевский: Эти идеи, в принципе, разделяются партией «Яблоко», движениями Кудрина, Прохорова307307
  Примером может служить инициатива: «Школа гражданских лидеров» по теме «Либеральный проект в России в контексте национальных интересов: Политические процессы и базовые ценности» (Иркутск–Челябинск, 2013 г., организаторы – фонды А. Кудрина и М. Прохорова).


[Закрыть]. Там, правда, идут большие споры…

В.В. Лапкин: Но есть ли у них потенциал инициировать такие изменения?

! Реплика из зала: Они не в Думе. В этом – определенная проблема.

А.Н. Медушевский: Но ведь и «Единая Россия» не является на самом деле единой. Мы неоднократно слышали, что в ней сосуществуют как минимум четыре «партии». Возможно, кризис приведет к поляризации сил и расколу «Единой России». В таком случае какая-то часть партии может воспринять эти идеи и проводить в Государственной Думе.

! Реплика из зала: Если их раньше не исключат из ЕР.

А.Н. Медушевский: Видите ли, очень трудно предсказывать, как станет развиваться политический процесс. Наша задача как экспертов – подготовить научную и идейную платформу для политиков, политических сил, политических реформ.

В.В. Лапкин: Верно ли суждение, что в рамках действующего режима никакого другого субъекта конституционных изменений, кроме самого режима, нет?

А.Н. Медушевский: В данный момент – да. Хотя, если говорить о лидерах, то наши предположения не противоречат программе конституционной модернизации бывшего президента Медведева.

! Реплика из зала: Но и не совпадают с его программой.

А.Н. Медушевский: Во всяком случае, между ними нет радикального противоречия. Программа Медведева в принципе согласуется с нашими предложениями. Поэтому я не исключаю, что при повороте во внутренней политике или в случае смены руководящей группы эти идеи будут востребованы. На определенном повороте истории конституционные реформы возможны. Давайте на это надеяться.

И.И. Глебова: Что же получается? И проект хороший, и идеи замечательные. Может быть, кто-нибудь когда-нибудь и станет свидетелем новых демократических перемен. Даже наверняка станет. А потом, как это у нас бывает, проведут конституционную контрреформу… Возобновится цикл: реформа – контрреформа. Точнее: революция – контрреволюция. Все ведь происходит по радикальному сценарию, доводится до крайности. Как выйти из этого замкнутого круга?

М.А. Краснов: Это важное замечание – о реформе/контрреформе. Уже много времени я отстаиваю одну, в общем-то, банальную идею: задача Конституции – помешать (именно помешать, не помочь) тупым, злым, некомпетентным людям, действиям, решениям и т.д. А мы все пытаемся найти лучшее решение. Я думаю, что и в этой аудитории нет единого мнения о том, как наладить соответствие практики (прежде всего неформальной) конституционным принципам. Но тогда действительно во власть придет следующий персонификатор и снова переменит неформальные практики в свою сторону. Другой вариант: поменять правила игры.

Так вот, я – за то, чтобы поменять правила. Здесь много не юристов, и они меня, наверное, в этом смысле не поддержат. Подумают, что я этакий конституционный фетишист: верю, что нормы что-то значат. Но это так! Действующие нормы способны изменить общество – оно ведь вынуждено к ним адаптироваться. Конечно, нужно учитывать возможное общественное сопротивление. Чтобы конституционные нормы заработали, необходим некий уровень развития общества. Конституционную демократию нельзя установить в каком-нибудь людоедском племени – все равно там будут есть людей. Но у нас, слава Богу, другая ситуация.

Сейчас я как раз почти закончил анализ конституционных конструкций, сложившихся в постсоветских странах. И знаете, удивительным образом степень персонализма везде коррелирует с тем, как устроена власть. Возьму для примера Казахстан и Украину. Это более приличные случаи по сравнению с Россией, где устройство власти в смысле отсутствия баланса безобразнейшее. В обоих государствах – очень похожие властные конструкции: и там и там (как и в России) требуется согласие парламента для назначения премьер-министра. У нас, напомню, совершенно иезуитская норма в Конституции: Думе как бы говорят – если не согласишься на предложение, тебя не будет. То есть согласие – скорее формальность; точнее, оно изначально обеспечено. По Конституции Казахстана, президент назначает премьера после консультации с парламентскими фракциями. Но дьявол, как известно, в деталях: не прописана дальнейшая процедура. Неизвестно что будет, если президент не утвердит кандидатуру, предложенную парламентскими фракциями или меджлис не согласится с президентским назначением. Это не случайно: предполагается, что в случае конфликта победителем всегда будет президент.