Текст книги "Труды по россиеведению. Выпуск 2"

Историю больше не перепишут149149
  Печатается по изд.: Моск. комсомолец. – М., 2010. – 18 июня. – С. 3. Марина Лемуткина – корреспондент «МК».


[Закрыть]

М. Лемуткина

Пока российские школы имеют возможность выбирать, по какому учебнику знакомить детей с отечественной историей. Но вскоре этому придет конец. Родители, по данным координатора Государственно-патриотического клуба «Единой России» Ирины Яровой, против такого многообразия. Они, по словам Яровой, заинтересованы в едином учебнике истории. А информацию сверх программы дети могут получать из дополнительной литературы. С родителями полностью солидарен и клуб: «В России должен появиться единый учебник по истории. А то сегодня дети, обучающиеся в разных школах по разным учебникам, имеют разные знания по истории. Более того, современная школа формирует у школьников противоположные взгляды, что чревато в будущем враждебным отношением друг к другу». Да и школа не должна быть полем творческих поисков и научных изысканий. Ее задача – давать базовые знания по истории, подчеркнула Яровая.

Минобрнауки с «Единой Россией» явно согласен: «Сколько бы учебников вы ни решили оставить, школьник будет учиться все равно по одному-единственному – по тому, который ему тоталитарным образом выберет школа, – заявил замминистра образования и науки Исаак Калина. – Что выигрывают 14 миллионов школьников России от того, что в разных школах дети учатся по разным учебникам? Несколько точек зрения ребенок все равно не знает, тем более, что все учатся по единой программе».

Итог дискуссии подвел полномочный представитель правительства в Государственной думе Андрей Логинов: «Большинство присутствующих, – напомнил он, – учились по единому учебнику истории, но на плюрализме взглядов это не отразилось. А вся религиозная и культурная специфика регионов может быть учтена местными властями в пособиях для факультативных занятий. История России должна быть единой для всех, кто проживает в России. В отсутствие этого единства мы не сможем говорить на одном языке и будем по пустякам сталкивать общество».

Подготовка единого учебника, признал Логинов, будет большим вызовом для нашего академического сообщества. Написана в нем будет только правда, заверили участники обсуждения. Однако какова она, непонятно. Но в материалах, розданных к заседанию, есть пассажи, позволяющие об этом судить. В частности, в них критикуются историки, углубляющиеся в вопрос о расстреле 22 тыс. польских военнослужащих под Катынью.

«Узаконенное» насилие150150
  Печатается по изд.: Независимая газета. – М., 2010. – 3 марта. – С. 5. Михаил Ходорковский – заключенный.


[Закрыть]

М. Ходорковский

Мой взгляд на работу нашей правоохранительной Системы и на ощущения человека, попавшего в ее жернова, был бы слишком нетипичным, если бы основывался только на моем личном опыте.

Все-таки я – немножко другой заключенный.

Мои приключения проходят под двойным грифом «особый контроль» – это случайно обнаружил мой адвокат Юрий Шмидт в ходе заседания Верховного суда РФ.

И сидел я всегда под этим самым «особым контролем». Аудио-, видео– и человеческим. Бомжей, пришедших в тюрьму отдохнуть от тяжких условий улицы, ко мне в камеру никогда не селили.

То, что я расскажу, – результат непроизвольной работы аналитика (каким неизбежно является руководитель любой крупной предпринимательской структуры), на протяжении почти семи лет постоянно находящегося в гуще борьбы наших правоохранителей как между собой, так и против российских граждан.

Первое и главное, что я понял уже на третий месяц своего тюремного заключения: наши «внешние» представления о милиции, прокуратуре, суде, ФСИН как о неких самостоятельных структурах абсолютно ошибочны. Пока ты не оказался в лапах Системы, ты почти ничего не знаешь о ней.

Система – по сути, единое предприятие, чей бизнес – узаконенное насилие. Предприятие очень крупное, с огромным количеством внутренних конфликтов, столкновений интересов. На этом предприятии трудятся и приличные люди, и подонки – дело не в качестве человеческого материала, а в самих принципах организации Системы.

Система – конвейер гигантского завода, который живет в собственной логике, не подчиняющейся в общем случае внешней корректировке. Если вы стали сырьем для этого конвейера, то на выходе всегда получается автомат Калашникова, т.е. обвинительный приговор. Иной результат переработки сырья Системой рассматривается как брак. Поэтому мысль о том, что кто-то в чем-то будет разбираться, опять же в общем случае надо оставить. Вам не дадут просто так уйти только потому, что ваша вина не доказана или не существует. Это – важнейший принцип работы Системы. Ее цель – не установить истину, а решить свою собственную задачу. Человек – лишь объект, необходимый материал для статотчетности.

Работа конвейера состоит из трех основных этапов.

1. Оперативный этап – отнесение какого-то реального или придуманного факта к преступлению и назначение виновного. Хотя часто бывает в обратном порядке – сначала назначение виновного, а затем поиск того, что можно было бы оформить как преступление.

Расследование экономического преступления (я не об обычной уличной преступности) редко начинается с заявления реального пострадавшего. Обычно событие преступления находят – или изобретают – сами правоохранители. Действительные потерпевшие Системе мешают. Один из очень немногих случаев, когда Система реально отреагировала на заявления обманутых граждан, – «казус Мавроди». Мавроди за организацию финансовой пирамиды общероссийского масштаба получил 4,5 года. Обычный же, средний срок для человека, обвиненного в экономическом преступлении и не признавшего свою вину, сегодня – 10 лет.

2. Следственный этап – оформление бумажек и окончательное согласование роли, отведенной каждому назначенному (справедливо или нет) виновным.

Необходимо отметить, что Система в целом безразлична к конкретным персоналиям и не страдает маниакальной жестокостью. Если в отношении человека нет персонального заказа посадить, то жертва может отдать то, что от него требуют (обычно 90% имущества), и получить условный приговор. Либо даже подставить вместо себя какое-то иное лицо, которое и будет сидеть. Помощь в переоформлении необходимых бумаг будет оказана самой правоохранительной Системой. Она это умеет. Прекращение дела – брак, «частный интерес». Система с этим борется, хотя не всегда успешно.

3. И, наконец, судебный этап – легализация решений, принятых на предыдущих этапах, в ходе судебной процедуры.

Старый анекдот: вопрос судье – «Можете ли вы осудить невиновного?», ответ: «Нет, никогда. Я дам ему условный срок!» – недалек от истины. Если дело совсем пустое и нет четкого заказа, то суд может назначить условный срок, выпустить «за отсиженным» или даже вернуть дело прокурору. Система отстроена и работает так, что судья, вынесший оправдательный приговор, рискует не только оказаться в ней изгоем, но и получить ярлык «подозрительного» по части коррупции. Для поколения судей, воспитанных самой же Системой и ощущающих себя чиновниками в определенной вертикали скорее, чем вершителями правосудия, это реальный и высокий риск. Поэтому оправдательный приговор (если это не суд присяжных) – из разряда легенд, и ничтожная (0,8%) доля таких приговоров именно отсюда.

Роль ФСИН – исключительно поддерживающая. Может колебаться в диапазоне от поощрительно-индифферентной до активно-пыточной.

В активно-пыточные условия можно попасть, если есть заказ сравнительно высокого (генеральского) уровня, либо в качестве личной услуги одного майора другому, либо если тюремное начальство само хочет чем-то поживиться. Например, квартирой заключенного (наиболее обычный случай).

Система крайне насмешливо относится к закону, поэтому уповать на закон – в общем случае опасная глупость. Однако есть отдельные важные частности.

Наиболее внимательно Система следит за исполнением формальных требований УПК:

– вас могут бить, лишать лекарств и квалифицированного медобслуживания, издеваться грубо или изощренно, но обязательно дадут расписаться за право не свидетельствовать против себя;

– вам запретят приобщить документы, свидетельствующие о вашей невиновности, но остальную макулатуру или липу вручат для ознакомления опять-таки под роспись;

– вы очень часто сможете увидеть и в обвинении, и даже в приговоре слова «в неустановленном месте, в неустановленное время вступил в сговор с неустановленными людьми», но саму эту «филькину грамоту» вам вручить никогда не забудут.

В то же время изъятых при обысках документов в деле, возможно, не будет, а совершенно иные, неизвестно откуда взявшиеся там окажутся, и факт подобного «документооборота» не вызовет на челе судейского чиновника ни тени озабоченности. «Законно и обоснованно» – эти слова, как американское «How do you do», давно потеряли первоначальный смысл.

Из Уголовного кодекса Система внимательна лишь к максимальным срокам наказания. Больше положенного (а «положено» по экономическим статьям «первоходу» до 22 с половиной лет, так как статья 174 («отмывание») присоединяется к почти любой экономической статье и делает вас «особо опасным») не дадут.

Если кто-то думает, что уйти от уголовного наказания в РФ можно только потому, что не было события или состава преступления, этот кто-то – закоренелый идеалист.

Если в статье Уголовного кодекса написано «безвозмездно», а вы купили вещь за миллион и чувствуете себя спокойно, значит, вы плохо информированы. Эксперт (например, сотрудник института МВД или «внештатник» Генпрокуратуры) легко оценит вещь в миллион сто тысяч (или в девятьсот тысяч в зависимости от необходимости), и – внимание! – для уголовного суда ваш миллион будет «безвозмездно»!!! Это не шутка, а правоприменительная практика.

Если в статье Уголовного кодекса написано «против воли акционерного общества», а вы – единственный акционер и полагаете, что иной воли, кроме вашей, у акционерного общества быть не может, – наш «самый гуманный» суд поможет вам изменить ваше глубоко ошибочное представление. На самом деле воля вашей компании определяется не вами и не компанией, а прокурором.

Изменения, внесенные по инициативе президента Медведева в статьи УК о налоговых преступлениях, пока мало затронули интересы рейдерских банд. Они и до этого не очень любили эти статьи – сроки маленькие, «всего» шесть лет. А вот поправка в статью о преюдиции (запрет игнорировать ранее установленные судами фактические обстоятельства) вызвала у них всплеск бешеной ненависти и активный поиск способов проигнорировать новый закон. Под угрозой многомиллиардные взятки и откаты. Особенно с учетом достаточно независимой позиции, последнее время демонстрируемой руководством Высшего арбитражного суда.

Но пока это еще периферия драмы, тем более что и без приговора любой следователь легко обеспечит любого предпринимателя «хотя бы» полутора годами тюрьмы. Ведь те документы, которые вам выдали сами чиновники, в любой момент могут быть признаны незаконными (пример поселка Речник), а если президент страны не вмешается лично, то перепродажа, например, вашего собственного дома может сделать вас «отмывателем». А значит – внимание! – согласно нашему гуманному закону, «особо опасным преступником» с перспективой 22 с половиной лет колонии строгого режима.

Вы что думали: снос дома и сопутствующий штраф – это жестоко? Да Юрий Михайлович Лужков гуманист из гуманистов по сравнению с любым из рейдеров в погонах.

Ну и наконец. Хотите по-настоящему рассмешить суд? Сошлитесь на конституционный принцип – презумпцию невиновности. Наша судебная система из этого принципа не исходит. Потому, собственно, в последнее время участились нападки на институт суда присяжных.

Присяжные, как правило, неустраненные разумные сомнения толкуют в соответствии с Конституцией, в пользу подсудимых, а недоказанность вины полагают равной невиновности.

Любой винтик Системы твердо убежден в обратном. Если невиновен – докажи это, причем сидя в тюрьме. И его убежденность каждодневно поддерживается судебной практикой – 0,8% оправданий, чуть больше 20% отмен оправдательных приговоров присяжных.

У судьи «нет оснований не доверять написанному человеком в погонах», а сказанное обычным гражданином есть «способ ухода от ответственности».

Очень интересно, что четкая убежденность большинства судей в вышесказанном коррелирует с правилами преступного мира, где слово «авторитета» гораздо весомее слова «мужика». Это пережиток сословного общества, где слово дворянина ценилось куда выше слова простолюдина.

Судебно-полицейский конвейер ежегодно пожирает достоинство и судьбы сотен тысяч наших сограждан. Попавших в тюрьмы, лишившихся родных и близких или «просто» потерявших свое имущество. Сюда же относятся судьбы действительных потерпевших, невыгодных Системе. Тот, кто попал в жернова, без потерь оттуда не выберется. Конвейер парализует страхом, уничтожает жизненную активность миллионов.

Но этот конвейер не вечен. Хотя бы потому, что он ежегодно порождает многие тысячи людей, ненавидящих Систему.

Речь сегодня уже идет не об экономике, не о падении предпринимательской активности. Вопрос стоит просто и прямо:

– либо Система преступного конвейера будет разрушена, а ее действительно необходимые любой стране части приведены в соответствие с Конституцией; для этого требуются воля и решительные действия высшего политического руководства страны;

– либо ее разрушение произойдет традиционным для России способом – снизу и кровью.

Детонатором взрыва же может стать все что угодно.

С уверенностью можно сказать, что силовой конвейер, подменивший правосудие, – это могильщик современной российской государственности. Потому что он с завидной регулярностью восстанавливает против этой государственности многие тысячи самых активных, разумных и самостоятельных граждан страны. Тех, от чьего выбора зависит в конечном счете судьба государства.

И не надо убаюкивать себя результатами социологических опросов. Инертное большинство часто голосует за власть, особенно в условиях отсутствия демократии. Социальный взрыв (как и социальный прогресс) обеспечивает активное меньшинство – тогда, когда оно не может более терпеть сложившегося порядка вещей. 3% населения, если это его самая активная часть, – критическая масса, необходимая и достаточная для радикальных перемен.

Силовой конвейер с присущей ему грубой методичностью кует сегодня такое антисистемное меньшинство. Странно, что правящая элита России, кроме ее небольшой разумной части, этого совершенно не боится. Что у нее не срабатывает хотя бы инстинкт самосохранения.

Модерн токинг151151
  Печатается по изд.: Newsweek. – М., 2010. – 22–28 февраля. – С. 24. Леонид Рагозин – обозреватель журнала «Newsweek».


[Закрыть]

Л. Рагозин

На проводах американской подруги гвоздем программы стала песня Hotel California, перепетая с учетом российской специфики. Оригинал подошел идеально: чего стоит хотя бы «we are all just prisoners here». Возник образ бесконечной, выводящей из себя московской пробки в холодном зимнем мраке, освещаемом проблесковыми маячками правительственных машин. Вспомнились милиционеры, мрачные продавщицы и фэйсконтроль в «элитных» клубах. Получилось депрессивно, особенно когда исполнительница выводила: «Welcome to gostinitsa Rossiya…».

Часа в четыре утра разговор зашел о «московском синдроме» – труднообъяснимом ощущении усталости, которое рано или поздно настигает всех, кто решает здесь поселиться. Винят в нем плохой воздух, транспортный коллапс, климат, необходимость все время с кем-то пить алкоголь в прокуренных помещениях и перманентный стресс, который блуждает по городу как смертельная инфекция, легко передаваясь от человека к человеку. «Здесь тяжело жить», – грустно сказала хозяйка, обитавшая в большой, расположенной в самом центре квартире с евроремонтом и гигантской ванной-джакузи. И улетела в Руанду.

Песня снова заиграла у меня в голове, когда я читал программное интервью Владислава Суркова «Ведомостям». Надо «извлечь из общества позитивную созидательную энергию», заявил идеолог суверенной демократии. Хорошие слова, позитивные, но, боюсь, выдавливать эту энергию придется по капле, а немногих счастливых ее обладателей – разыскивать с милицией. Потому что плохо у россиян с позитивностью и созидательностью. Когда рушился Советский Союз, не было еды, но созидательная энергия была, что привело к некоему культурному всплеску. Были спеты хорошие песни и сняты хорошие фильмы. Не золотой век, но как минимум алюминиевый – как в песне Цоя про огурцы.

Но потом сырьевая, антиинновационная экономика породила вторичную культуру, которая живет за счет многократного перемалывания западного и советского вторсырья. И такую же скудную, имитационную общественную мысль. А также страшный дефицит ролевых моделей – людей, на которых хочется равняться. Жить в этой обстановке творческому человеку тяжело, а вкупе с московским синдромом (и его специфическими вариациями в других городах) – просто невыносимо. Поэтому интеллигенты отправляются в эмиграцию: одни в реальную, другие во внутреннюю.

Последние научились с нынешней властью сосуществовать, но пересекаться стараются как можно реже. Живут как в гетто, прожигая жизнь в дюжине московских и питерских кафе-клубов или с головой уйдя в ЖЖ. Круг клозетных интеллигентов узок, от народа они далеки, и ни одного Сергея Брина – самого успешного на данный момент выходца из России в мире – среди них пока замечено не было.

Владислав Сурков теперь хочет выудить интеллигентов из их прокуренных кабаков и переместить в ультрасовременные поселения, где их творческая энергия забьет ключом. Не в «закрытые» города, а в комплексы с «максимально открытой, интернациональной и космополитичной социальной средой». Там разрешат известную степень «беспорядка», но только «творческого», обещает Сурков.

Думаю, творческие люди России заботу партии и правительства оценят. От футуристических квартир не откажутся. От возможности чуть-чуть потворить, пока у власти такое инновационное настроение, – тоже. Но, думаю, самой привлекательной для них окажется «космополитичная» составляющая проекта. Потому что совместная работа с иностранцами – это как форточка, через которую можно выпрыгнуть в заведомо более комфортную среду.

И никакие деньги и блага их не остановят. Не в них дело. Никакой город-сад не отгородит интеллигентного человека от страха, идущего с ним по жизни с молодых лет: что отправят в армию, что заберут в милицию и изобьют или подкинут наркотики, что несправедливо обвинят и посадят, просто кинут на деньги. Ситуация, когда лучше не подставляться и не высовываться, несовместима с творчеством. Настоящих буйных мало, вот и не будет вам модернизации.

А высовываться интеллигенту жизненно необходимо. Это естественный процесс познания. Нельзя от по-настоящему творческого человека ожидать, что он будет интересоваться нанотехнологиями, а на пытки в милиции ему будет плевать. В век Google чистым технарям нет места. Творческий беспорядок быстро перерастет в политический – это к гадалке не ходи. Придется подавлять ОМОНом, который бьет по лицу, а не по ученой степени.

А бить будут, потому что демократия, как сказал Сурков в том же интервью, – это удел богатых. Хотя экономики демократических Индии и Бразилии, где бедняков больше, чем в России, развиваются в разы быстрее российской. По-любому та демократия, которая, согласно Суркову, однажды снизойдет на Россию, будет суверенной, а не как у людей. Иными словами, перспективы у русского интеллигента не блестящие. А запас мессианства, заставляющего терпеть все трудности ради великой идеи, у него иссяк. Поэтому творческий кризис, который поразил Кремль на модернизационном взлете, вызывает у интеллигента не сочувствие, а злорадство. Нет идей? Ваши проблемы, ничем не можем помочь.

К. Рогов

Сезон 2009/2010 окончен. Жара погрузила страну в сомнамбулическое состояние. Впрочем, если присмотреться, жара здесь ни при чем.

Главные тенденции в российской жизни на протяжении этого сезона определялись тем, на что обычные граждане мало обращают внимания. Динамикой экономического восстановления в развитых странах. Еще летом прошлого года существовала опасность, что развитые страны, справившись с острой фазой кризиса, начнут запускать так называемые стратегии выхода, т.е. сокращать программы поддержки экономики – ужесточать бюджетную и финансовую политику. Это грозило оттоком капитала со спекулятивных сырьевых рынков, а потому и правительство, и экономические субъекты находились в некотором напряжении. Однако развитые страны, прежде всего США, сочли ситуацию пока слишком плохой, чтобы сокращать поддержку. Безрадостная неопределенность сохранялась на протяжении всего сезона. И в результате цены на нефть оставались стабильно высокими.

Это позволило России отчасти вернуться на рельсы докризисного роста. Внутренний спрос начал восстанавливаться, а предприятия обрели некоторое спокойствие и не так боятся расширять производство и брать кредиты. Позитивные тенденции остаются весьма неустойчивыми. Совершенно не наблюдается пока роста инвестиций, опять быстро растет импорт, что свидетельствует о низкой конкурентности российской промышленности. Но в целом восстановление налицо – машина едет.

По мере того как экономика стабилизировалась, российские власти возвращались в состояние инертное, самодовольное и самоуверенное. Разговоры о необходимости менять экономическую модель увяли сами собой. Решительность и смелость медведевской статьи «Вперед, Россия» – а именно с ее публикации в сентябре 2009 г. сезон и начался – куда-то испарилась. Флаг всесторонней модернизации страны, гордо взвившийся осенью прошлого года, сегодня дежурно и линяло трепыхается где-то на заднем дворе кремлевской риторики.

Что осталось от этой «всесторонней модернизации», которая, как говорил Дмитрий Медведев в ноябре 2009, «будет первым в нашей истории опытом модернизации, основанной на ценностях и институтах демократии»? Планы повсеместной замены лампочек да сколковский проект, который, согласитесь, выглядит слишком напыщенным, слишком государственным, слишком олигархическим, чтобы поверить в него как в реальную историю успеха. Истории успеха, в том числе и история Кремниевой долины, – это, как правило, история Золушки. А здесь мы ясно видим мачехину дочку, пыхтящую в стараниях натянуть хрустальный башмачок на свою явно неподходящую толстую ногу.

Пшиком оказались обещания хоть немного обуздать коррупцию. Смешно выглядит кремлевское начальство, продолжающее выдумывать все новые и все более экзотические способы борьбы с ней и в то же время в упор не замечающее коррупционных историй, получивших широкий резонанс вроде дела «Daimler» и дела Сергея Магнитского и его губителей. Российским активистам так и не удалось добиться от прокуратуры каких-либо действий по делу «Daimler», несмотря на то что конкретные случаи коррупции в России были признаны самой компанией в американском суде.

Таким же пшиком оказались и обещания сделать более демократичной политическую жизнь. Напомним, что политический сезон этот ознаменовался самыми масштабными и беспардонными фальсификациями на выборах в местные органы власти, которыми возмутились даже официальные думские партии. Он ознаменовался массовыми избиениями ОМОНом на Триумфальной площади людей, требовавших соблюдения 31-й статьи Конституции, гарантирующей гражданам безусловное право митингов и демонстраций. А под занавес сезона Дмитрий Медведев на голубом глазу признался канцлеру Германии Меркель, что по личной инициативе внес в Думу законопроект, расширяющий права ФСБ. Законопроект, в котором черным по белому написано, что ФСБ может запрещать людям делать нечто, что не противоречит закону, и может арестовывать людей, не совершивших ничего противоправного.

А где реформа МВД, которое, если верить валу разоблачений, вывалившихся на общество на протяжении этого сезона, мало чем отличается по своим привычкам и интересам от отмороженных бандитов 90-х? Или сокращение какого-то там аппарата и еще какие-то бюрократические заморочки и закорючки и есть эта знаменитая реформа?

В общем, пиджачок модернизации и обновленчества аккуратно сложен и лежит на полочке в кремлевском шкафу. Что ж, он пригодился. Он даже выполнил свою роль – отвлек и развлек нас в тревожный момент нашего исторического бытия, когда была опасность, что доллары и евро не будут течь к нам по трубам нефтепроводов с прежним веселым бульканьем и что пряников не будет хватать на всех. Теперь же, когда опасность пока миновала, пусть лежит и ждет своего часа, когда с ценами на нефть опять начнутся какие-нибудь неприятности.