Текст книги "Инструментарий человечества"

Сожжение мозга

I. Долорес О

О, скажу я вам, это печально, это не просто печально, а жутко, ведь страшно выходить Наверх-и-Наружу, летать без полета, перемещаться среди звезд, словно мотылек, порхающей в листве летней ночью.

Из всех мужчин, водивших великие корабли сквозь плоскоформы, не было никого отважней и сильнее капитана Магно Талиано.

Сканеры исчезли много веков назад, а джонасоидальный эффект стал таким легким и предсказуемым, что для большинства пассажиров великих кораблей преодолеть световые годы было не сложнее, чем перейти из одной комнаты в другую.

Пассажиры путешествовали без проблем.

В отличие от команды.

Особенно капитана.

Капитана джонасоидального судна, отправившегося в межзвездное путешествие, ждали исключительные, невероятные трудности. Искусство справляться со всеми космическими сложностями намного больше напоминало навигацию в бурных водах древних времен, нежели зеркальные моря, которые легендарные герои когда-то пересекали под парусами.

Ход-капитаном «Ву-Файнштайна», лучшего корабля в своем классе, был Магно Талиано.

О нем говорили: «Чтобы преодолеть ад, ему достаточно мускулов левого глаза. Чтобы пройти космос, ему достаточно собственного мозга, если инструменты отказали…»

Женой ход-капитана была Долорес О. Ее звали на японский лад, в честь некой древней цивилизации. Когда-то Долорес О была красива, настолько красива, что при виде нее у мужчин захватывало дух, мудрецы стремительно глупели, а юноши страдали кошмарами, полными страсти и похоти. Где бы она ни появилась, они ссорились и сражались из-за нее.

Однако гордость Долорес О превосходила все мыслимые границы. Она отказалось пройти стандартную процедуру омоложения. Должно быть, лет сто назад ее охватила невыносимая тоска. Возможно, она сказала себе, столкнувшись с надеждой и ужасом, которые рано или поздно начинает внушать каждому зеркало в тихой комнате: «Я – это я. Во мне должно быть что-то, помимо красоты моего лица, помимо нежности кожи и случайных линий челюсти и скулы. Что любили мужчины, если это была не я? Узнаю ли я когда-нибудь, кто я есть на самом деле, если не позволю красоте угаснуть и не проживу тот век, что отпущен мне плотью?»

Она встретила ход-капитана и вышла за него замуж, и этот роман обсуждался на сорока планетах, а половина корабельных экипажей взирала на него с потрясением.

Магно Талиано был в самом начале своего гениального пути. Космос, скажу я вам, жесток – он подобен неистовейшим бурным водам, полным опасностей, которые по плечу лишь самым чутким, самым быстрым, самым смелым людям.

Лучшим из них – во всех классах и всех эпохах, вне классов и эпох, превзошедшим старших наставников – был Магно Талиано.

Его свадьба с красивейшей красавицей сорока миров была подобна союзу Абеляра и Элоизы или незабываемой любви Хелен Америки и мистера Больше-не-седого.

Корабли ход-капитана Магно Талиана хорошели год за годом, век за веком.

Корабли становились лучше, и он всегда получал самый лучший из них. Он по-прежнему настолько превосходил других ход-капитанов, что никто и представить не мог лучший корабль человечества, идущий среди преград и неопределенностей двухмерного пространства, без Магно Талиано за штурвалом.

Стоп-капитаны гордились ходить с ним в космос. (Хотя обязанности стоп-капитанов включали только техническое обслуживание судна, погрузку и разгрузку в обычном пространстве, они все равно превосходили простых людей своего мира, мира, который был намного приземленней-величественной и опасней вселенной ход-капитанов.)

У Магно Талиано была племянница, которая по современной моде использовала в качестве имени место; ее звали «Дита из Великого южного дома».

Дита поднялась на борт «Ву-Файнштайна», наслышанная о Долорес О, своей тетке по браку, что когда-то зачаровывала мужчин многих миров. Дита оказалась совершенно не готова к тому, что увидела.

Долорес приветствовала ее весьма учтиво, но за учтивостью крылась сосущая, неприглядная тревога, за дружелюбием – сухая насмешка, за самим приветствием – нападение.

В чем проблема этой женщины? – подумала Дита.

Словно в ответ на ее мысли Долорес О сказала:

– Приятно встретить девицу, которая не пытается увести у меня Талиано. Я его люблю. Ты можешь в это поверить? А?

– Конечно, – ответила Дита.

Она посмотрела на дряхлое лицо Долорес О, на дремлющий в ее глазах ужас – и поняла, что Долорес преодолела все границы кошмара и превратилась в истинного демона сожаления, жадного призрака, который высасывал жизнь из собственного мужа, который боялся приятельских отношений, ненавидел дружбу, отвергал даже поверхностное знакомство из опасений, постоянных и безграничных, что в действительности он ничто, что без Магно Талиано он станет затерянней чернейших водоворотов пустоты между звезд.

Вошел Магно Талиано.

Он увидел жену и племянницу вместе.

Должно быть, он привык к Долорес О. По мнению Диты, Долорес была страшнее облепленной грязью рептилии, поднявшей свою израненную ядовитую голову со слепым голодом и слепой яростью. Для Магно Талиано отвратительная, напоминавшая ведьму старуха рядом с ним осталась прекрасной девушкой, за которой он ухаживал и на которой женился сто шестьдесят четыре года назад.

Он поцеловал высохшую щеку, погладил тонкие, ломкие волосы, заглянул в голодные, полные ужаса глаза, словно это были глаза его любимого ребенка. И произнес весело и нежно:

– Дорогая, не обижай Диту.

Он прошел через корабельное фойе в святая святых – зал плоскоформирования.

Там его ждал стоп-капитан. В открытые иллюминаторы дули ароматные ветра мира Шермана, милой планеты.

«Ву-Файнштайн», лучший корабль в своем классе, не нуждался в металлических стенах. Он был построен по подобию древнего, доисторического поместья «Маунт-Вернон»[4]4
  Плантация Джорджа Вашингтона на берегу р. Потомак (штат Вирджиния).


[Закрыть] и перемещался между звездами, заключенный в самоподдерживающееся жесткое силовое поле.

Пассажиры приятно проводили время, гуляя по траве, наслаждаясь просторными комнатами, болтая под великолепным подобием заполненного атмосферой неба.

Лишь ход-капитан в зале плоскоформирования знал, что происходит. Ход-капитан, рядом с которым сидели его светопробойщики, вел корабль от одного сжатия к другому, разгоряченно, суматошно прыгая сквозь космос – иногда на один световой год, иногда на сотню, прыг, прыг, прыг, пока корабль, повинуясь легчайшим касаниям капитанского разума, не преодолевал опасности миллионов миров, не возникал в точке своего назначения и не опускался, легко, словно перышко, среди себе подобных в аккуратной, приукрашенной сельской местности, где пассажиры могли завершить путешествие, будто скоротали денек в приятном старинном доме у реки.

II. Пропавший замыкатель

Магно Талиано кивнул своим светопробойщикам. Стоп-капитан подобострастно поклонился с порога зала плоскоформирования. Талиано кинул на него суровый, но приветливый взгляд и с формальной, строгой учтивостью спро– сил:

– Сэр и коллега, все ли готово к джонасоидальному эффекту?

Стоп-капитан поклонился еще формальней.

– Воистину готово, сэр и господин.

– Замыкатели на месте?

– Воистину на месте, сэр и господин.

– Пассажиры в безопасности?

– Пассажиры в безопасности, сосчитаны, довольны и готовы, сэр и господин.

Затем пришло время последнего, самого серьезного вопроса:

– Мои светопробойщики прогрели свои пробойные установки и готовы к битве?

– Готовы к битве, сэр и господин.

С этими словами стоп-капитан отбыл. Магно Талиано улыбнулся светопробойщикам. У всех них мелькнула одна и та же мысль:

Как такой приятный человек смог прожить все эти годы в браке с каргой вроде Долорес О? Неужели эта ведьма, этот кошмар, когда-то действительно была красива? Неужели это чудовище когда-то было женщиной, а именно божественной и восхитительной Долорес О, чье лицо по-прежнему иногда мелькает на четыре-ди?

Да, он был приятным, несмотря на долгий брак с Долорес О. Ее одиночество и жадность впились в него, как вампир, но ему вполне хватало сил на двоих.

Ведь он был капитаном величайшего из межзвездных кораблей.

Светопробойщики еще улыбались ему в ответ, а его правая рука уже потянула церемониальный золоченый корабельный рычаг. Лишь этот инструмент на судне был механическим. Все прочее давно заменила электроника или телепатия.

В зале плоскоформирования возникли черные небеса, ткань пространства забурлила вокруг, словно вода у подножия водопада. За пределами этой комнаты пассажиры степенно разгуливали по ароматным лужайкам.

Выпрямившись в своем капитанском кресле, Магно Талиано почувствовал, как в стене напротив формируется паттерн, который через три-четыре сотни миллисекунд сообщит ему, где он находится, и подскажет, куда двигаться.

Он вел корабль импульсами своего мозга, которому стена служила превосходным дополнением.

Стена представляла собой живую кладку замыкателей – ламинированных карт, по сто тысяч на дюйм, и была спроектирована и построена на все возможные случаи для путешествия, в котором корабль всякий раз по-новому преодолевал наполовину неведомые просторы пространства и времени. Корабль прыгнул, как обычно.

Новая звезда сфокусировалась.

Магно Талиано ждал, что стена покажет ему, где он находится, собираясь (вместе со стеной) вернуть корабль в узор звездного пространства, переместить его посредством огромных прыжков из начальной точки в конечную.

Ничего не произошло.

Ничего?

Впервые за сотню лет его сознание узнало панику.

Здесь не могло ничего не быть. Только не ничего. Что-то должно было сфокусироваться. Замыкатели всегда фокусировались.

Он потянулся к ним разумом – и с отчаянием, выходившим далеко за пределы обычной человеческой скорби, понял, что они заблудились, чего прежде не случалось ни с одним кораблем. По какой-то ошибке – первой в истории человечества – вся стена состояла из копий одного замыкателя.

Хуже того, пропал замыкатель экстренного возвращения. Они были среди звезд, которых никто из них раньше не видел, возможно, всего в пяти сотнях миллионов миль от прежней точки, возможно, в целых сорока парсеках.

А замыкатель пропал.

Они погибнут.

Энергии корабля хватит в лучшем случае на несколько часов, после чего на них обрушатся холод, чернота и смерть. И это будет конец – конец «Ву-Файнштайна», конец Долорес О.

III. Тайна старого темного мозга

За пределами зала плоскоформирования «Ву-Файнштайна» у пассажиров не было повода осознать, что они повисли в абсолютной пустоте.

Долорес О качалась в древнем кресле-качалке. Ее мрачное старое лицо было обращено к воображаемой реке, что текла по краю лужайки. Дита из Великого южного дома сидела на кочке у ног тети.

Долорес рассказывала о путешествии, которое совершила в юности, когда лучилась красотой – красотой, что везде порождала лишь раздоры и ненависть.

– …стражник убил капитана, а потом пришел в мою каюту и сказал: «Ты должна немедленно выйти за меня замуж. Я пожертвовал всем ради тебя». А я ответила: «Я никогда не говорила, что люблю тебя. Было очень мило с твоей стороны ввязаться в драку, и, полагаю, это в некотором роде комплимент моей красоте, но это не означает, что я принадлежу тебе до конца жизни. За кого ты меня принимаешь?»

Долорес О испустила хриплый, отвратительный вздох, напоминавший шорох холодных ветров в заледеневших ветвях.

– Так что сама видишь, Дита, красота ничего не решает. Женщина должна быть собой, чтобы выяснить, кто она такая. Я знаю, что мой супруг и повелитель, ход-капитан, любит меня, потому что моя красота увяла, а что ему любить без красоты, если не саму меня?

Странная фигура появилась на веранде. Это был светопробойщик в полном боевом снаряжении. Светопробойщикам не следовало покидать зал плоскоформирования, и было в высшей степени удивительно видеть его среди пассажиров.

Он поклонился обеим дамам и чрезвычайно любезно спросил:

– Леди, не соблаговолите ли пройти со мной в зал плоскоформирования? Ход-капитану незамедлительно требуется ваше присутствие.

Рука Долорес метнулась к губам. Этот скорбный жест был инстинктивным, словно атака змеи. Дита поняла, что ее тетя больше ста лет ждала катастрофы – и жаждала крушения своего мужа, как другие жаждут любви или смерти.

Дита промолчала. Долорес тоже – очевидно, поразмыслив – не вымолвила ни слова.

Они молча проследовали за светопробойщиком в зал плоскоформирования.

Тяжелая дверь закрылась за ними.

Магно Талиано по-прежнему неподвижно сидел в капитанском кресле.

Он заговорил очень неспешно, его голос напоминал запись, которую слишком медленно проигрывали на древнем парлофоне.

– Мы потерялись в космосе, мои дорогие, – произнес равнодушный, призрачный голос ход-капитана, который по-прежнему находился в трансе. – Мы потерялись в космосе, и я подумал, что, возможно, объединив наши разумы, мы отыщем обратный путь.

Дита было заговорила.

– Не стесняйтесь, моя дорогая, – сказал светопробойщик. – У вас есть предложения?

– Почему мы не можем просто вернуться? Это унизительно, да? Но все же лучше, чем умереть. Давайте воспользуемся замыкателем экстренного возвращения и вернемся. Мир простит Магно Талиано одну оплошность после тысяч великолепных, успешных путешествий.

Светопробойщик, весьма приятный молодой человек, был приветливым и спокойным, словно врач, сообщающий кому-то о смерти или увечье.

– Случилось невозможное, Дита из Великого южного дома. Все замыкатели неправильны. Они все одинаковые. И ни один не годится для экстренного возвращения.

Тогда женщины поняли, что их ждет. Они знали, что космос будет раздергивать их по ниточкам, будто волокно, и они будут умирать медленно, час за часом, по мере того, как их тела будут лишаться отдельных молекул. Либо они все умрут мгновенно, если ход-капитан предпочтет уничтожить себя и корабль, а не ждать медленной смерти. Они также могли молиться, если придерживались какой-то религии.

Светопробойщик сказал застывшему ход-капитану:

– Мы полагаем, что заметили знакомый паттерн на краю вашего мозга. Можно взглянуть?

Талиано кивнул – очень медленно, очень серьезно.

Светопробойщик замер.

Женщины смотрели. Казалось, ничего не происходит, но они знали, что за пределами зрения – и прямо у них на глазах – разворачивалась величайшая драма. Разумы светопробойщиков проникли глубоко в сознание застывшего ход-капитана, выискивая среди синапсов разгадку, малейшую зацепку, которая могла вести к спасению.

Шли минуты. Они казались часами.

Наконец светопробойщик произнес:

– Мы заглянули в ваш средний мозг, капитан. На краю вашего палеокортекса есть звездообразный паттерн, напоминающий верхний левый задний сектор нашего текущего местонахождения. – Светопробойщик нервно усмехнулся. – Мы хотим знать, сможете ли вы привести корабль домой на собственном мозге?

Магно Талиано посмотрел печальными глазами на светопробойщика. Вновь ответил замедленным голосом, поскольку не решался выйти из полутранса, благодаря которому весь корабль пребывал в покое.

– Вы хотите знать, смогу ли я вести корабль исключительно силой своего мозга? Это выжжет мне мозг, и корабль все равно погибнет…

– Но мы погибли, погибли, погибли! – взвизгнула Долорес О. Ее лицо вспыхнуло омерзительной надеждой, жаждой разрушения, алчным стремлением к катастрофе. Она крикнула мужу: – Очнись, любимый, и давай умрем вместе! По крайней мере, так мы сможем принадлежать друг другу вечно!

– Зачем умирать? – негромко спросил светопробойщик. – Скажите ему, Дита.

– Почему не попробовать, сэр и дядя? – спросила Дита.

Магно Талиано медленно повернулся к племяннице. Вновь загудел его монотонный голос:

– Поступив так, я стану глупцом, или неразумным ребенком, или покойником, но я сделаю это для тебя.

Дита изучала профессию ход-капитанов и хорошо знала, что в случае утраты палеокортекса человек сохранял рассудок, но утрачивал контроль над эмоциями. Вместе с древнейшей частью головного мозга исчезали основы управления враждебностью, голодом и половым влечением. Кровожаднейшее из животных и блистательнейший из людей низводились до одного уровня – уровня инфантильного дружелюбия, на котором похоть, игривость и мягкий, неутолимый голод правили ими до конца дней.

Магно Талиано не стал медлить.

Он медленно протянул руку и сжал ладонь Долорес О.

– Когда я умру, ты наконец убедишься, что я тебя люблю.

Женщины вновь ничего не увидели. Они поняли: их вызвали только для того, чтобы Магно Талиано смог бросить последний взгляд на свою жизнь.

Молчаливый светопробойщик проник лучевым электродом в палеокортекс капитана Магно Талиано.

Зал плоскоформирования ожил. Странные небеса закружились вокруг, словно молоко в маслобойке.

Дита осознала, что ее слабые телепатические способности работают без помощи аппаратуры. Своим разумом она ощущала мертвую стену замыкателей. Чувствовала покачивание «Ву-Файнштайна», когда тот прыгал из пространства в пространство, неуверенно, словно человек, пересекающий реку по обледенелым камням.

Неким загадочным образом она даже осознавала, что палеокортекс мозга ее дяди выгорает навеки, что звездные узоры, зафиксированные в замыкателях, жили в бесконечно сложном паттерне его воспоминаний и что с помощью собственных светопробойщиков-телепатов он выжигал свой мозг, клеточку за клеточкой, чтобы отыскать путь к месту назначения корабля. Это воистину было его последнее путешествие.

Долорес О следила за мужем с жадной алчностью, заглушавшей все остальные эмоции.

Постепенно его лицо расслабилось и поглупело.

Дита видела, как выгорает средний мозг, пока корабельные средства управления вместе со светопробойщиками искали в самом блистательном разуме своего времени последнюю дорогу в гавань.

Внезапно Долорес О рухнула на колени, всхлипывая у руки своего мужа.

Светопробойщик взял Диту под руку.

– Мы прибыли в пункт назначения, – сказал он.

– А мой дядя?

Светопробойщик странно на нее посмотрел.

Она поняла, что он говорил с ней, не шевеля губами, – разум-к-разуму, посредством чистой телепатии.

– Вы не замечаете?

Она ошарашенно покачала головой.

Светопробойщик вновь послал ей выразительную мысль.

– Когда ваш дядя выжег свой мозг, к вам перешли его умения. Разве вы не чувствуете? Теперь вы ход-капитан, и один из величайших.

– А он?

Светопробойщик отправил ей сочувственную фразу.

Магно Талиано поднялся с кресла и пошел прочь, вслед за своей супругой и спутницей Долорес О. На его губах играла глупая приветливая улыбка, а лицо – впервые за сотню лет – дрожало от робкой, нелепой любви.

Проступок и триумф капитана Суздаля

Не читайте эту историю; быстро переверните страницу. Эта история может вас огорчить. К тому же вы наверняка ее знаете. История эта очень тревожная. Она известна всем. Проступок и триумф капитана Суздаля пересказывали тысячью различных способов. Не позволяйте себе осознать, что история эта правдива.

В ней нет правды. Нисколько. Ни капельки правды. Не существует такой планеты, как Арачозия, такого народа, как клопты, такого мира, как Кошачья страна. Все это фантазии, этого не было, забудьте об этом и прочтите что-нибудь другое.

Начало

Капитана Суздаля отправили в панцирном корабле исследовать дальние уголки нашей галактики. Его корабль назывался крейсером, но Суздаль был единственным человеком на борту. Его снабдили гипнотическими препаратами и кубами, дабы обеспечить ему некое подобие компании, большую толпу дружелюбных людей, которых можно было вызвать из галлюцинаций.

Инструментарий даже предложил ему воображаемых спутников на выбор; каждый был воплощен в маленьком керамическом кубе, вмещавшем мозг мелкого животного, но с отпечатком личности настоящего человека.

Суздаль, приземистый, коренастый мужчина с веселой улыбкой, прямо высказал свои нужды.

– Дайте мне двух хороших охранников. С кораблем я управлюсь, но раз уж я отправляюсь в неизвестность, мне пригодится помощь в решении незнакомых проблем, которые могут возникнуть.

Отвечавший за груз чиновник улыбнулся.

– Никогда не слышал о капитане крейсера, который просил бы охранников. Большинство людей считают их крупной помехой.

– Ничего страшного, – ответил Суздаль. – Я так не считаю.

– Не хотите шахматиста?

– Я могу сколько влезет играть в шахматы с компьютерами, – возразил Суздаль. – Достаточно снизить подачу энергии – и они начинают проигрывать. На полной мощности они всегда меня разделывают.

Клерк одарил Суздаля непонятным взглядом. Не то чтобы похотливым, но на его лице появилось вкрадчивое, не слишком приятное выражение.

– А как насчет других спутников? – поинтересовался он со странной визгливой ноткой в голосе.

– У меня есть книги, – ответил Суздаль. – Пара тысяч. Путешествие продлится всего пару земных лет.

– С локально-субъективной точки зрения оно может продлиться несколько тысяч лет, – заметил клерк, – хотя время повернется вспять, когда вы вновь приблизитесь к Земле. И я говорил не о книгах, – повторил он все с той же странной, назойливой ноткой.

На миг встревожившись, Суздаль покачал головой, запустил пальцы в свои рыжеватые волосы. Прямой взгляд его синих глаз встретился со взглядом клерка.

– Что же вы имеете в виду, если не книги? Навигаторов? У меня они есть, не говоря уже о людях-черепахах. Они хорошие спутники, нужно только говорить помедленней и не торопить их с ответом. Не забывайте, я уже бывал в космосе…

– Танцовщиц! – выпалил клерк. – ЖЕНЩИН! Наложниц! Они вам не нужны? Мы можем даже поместить в куб вашу собственную жену, снять отпечаток ее личности для вас. Так она сможет провести с вами все недели, что вы будете бодрствовать.

У Суздаля было такое лицо, будто он хотел с отвращением плюнуть на пол.

– Алису? Вы хотите, чтобы я путешествовал с ее призраком? И что будет чувствовать настоящая Алиса, когда я вернусь? Только не говорите, что запихнете мою жену в мышиный мозг. Вы предлагаете мне психушку. Мне потребуется весь мой рассудок, чтобы справиться с волнами пространства и времени. Я и так достаточно обезумлю. Не забывайте, я уже там побывал. Возвращение к настоящей Алисе станет одной из лучших привязок к реальности. Поможет мне добраться домой. – Тут в голосе Суздаля тоже зазвучали вкрадчивые нотки. – Только не говорите, что многие капитаны крейсеров предпочитают ходить в рейсы с воображаемыми женами. По мне, это омерзительно. Так многие или нет?

– Мы здесь для того, чтобы загрузить ваш корабль, а не обсуждать, что делают и чего не делают другие офицеры. Иногда мы считаем, что капитану на борту пригодится женщина, даже воображаемая. Обнаружив среди звезд что-либо в женском обличье, вы будете крайне уязвимы.

– Женщины? Среди звезд? Чепуха! – сказал Суздаль.

– Странные вещи случаются, – заметил клерк.

– Только не эта, – отрезал Суздаль. – Боль, безумие, искажения, бесконечная паника, отчаянный голод – да, с ними я могу столкнуться. Они меня поджидают. Но женщины? Там их нет. Я люблю свою жену и не стану создавать женщин из собственного сознания. В конце концов, у меня на борту будут люди-черепахи, и они будут воспитывать детей. Я успею наглядеться на семейную жизнь и поучаствовать в ней. Я даже могу устраивать рождественские праздники для малышей.

– Что за праздники? – спросил клерк.

– Забавный простенький древний ритуал, о котором я узнал от космопилота. Даришь детям подарки, раз в локально-субъективном году.

– Звучит мило, – откликнулся клерк утомленным, рассеянным голосом. – Вы точно отказываетесь от кубоженщины на борту? Можете ее не активировать, если не ощутите в этом потребности.

– Вы ведь не летали, верно? – спросил Суздаль.

Клерк покраснел.

– Нет, – равнодушно ответил он.

– Обо всем, что окажется на борту, мне придется думать. Я по натуре человек веселый и очень дружелюбный. Предоставьте мне возиться с моими людьми-черепахами. Они не слишком активны, но тактичны и спокойны. Две тысячи локально-субъективных лет – это долго. Не заставляйте меня принимать дополнительные решения. Управления кораблем вполне достаточно. Просто оставьте меня с моими людьми-черепахами в покое. Я научился с ними ладить.

– Вы капитан, Суздаль, – заметил ответственный за погрузку клерк. – Мы сделаем так, как вы скажете.

– Вот и славно, – улыбнулся Суздаль. – Может, вам встречается немало странных типов, но я не такой.

Мужчины улыбнулись друг другу, и погрузка завершилась.

Обслуживанием корабля занимались люди-черепахи, которые старились очень медленно, и пока Суздаль, спавший в своей ледяной постели, продвигался по внешнему краю галактики, позволяя проходить тысячелетиям (по местному времени), поколения людей-черепах сменяли друг друга; они учили молодежь обращаться с кораблем, рассказывали истории о Земле, которую больше никогда не увидят, и считывали показания компьютеров, чтобы будить Суздаля лишь тогда, когда возникнет потребность в человеческом вмешательстве и человеческом интеллекте. Время от времени Суздаль просыпался, делал свою работу и снова засыпал. Ему казалось, что он покинул Землю всего несколько месяцев назад.

Месяцев! Прошло более десяти тысяч субъективных лет, прежде чем он обнаружил капсулу-сирену.

Она выглядела как обычная аварийная капсула. Такие часто выстреливают в космос, чтобы сообщить о неких перипетиях в судьбе человека среди звезд. Очевидно, эта капсула преодолела огромное расстояние, и из нее Суздаль узнал историю Арачозии.

История была лживой. Мозг целой планеты – безумный гений злобной, несчастной расы – бился над задачей, как заманить и поймать обычного пилота со Старой Земли. История, которую пела капсула, намекала на яркую личность прекрасной женщины с голосом-контральто. История была отчасти правдивой. Мольбы были отчасти искренними. Суздаль выслушал историю, и она, подобно чудесно исполненному отрывку большой оперы, проникла прямиком в волокна его мозга. Все могло бы сложиться иначе, знай он истинную историю.

Сейчас все знают истинную историю Арачозии, жуткой, злой планеты, рая, который обернулся адом. Историю о том, как люди перестали быть людьми. Историю о том, что случилось в самом ужасном месте среди звезд.

Знай Суздаль истинную историю, он бы сбежал. Но он не понимал того, что нам известно теперь.

Человечество не могло встретиться с кошмарными обитателями Арачозии так, чтобы обитатели Арачозии не последовали за людьми к ним домой и не принесли им печаль, превосходившую все печали, безумие, рядом с которым меркло любое сумасшествие, эпидемию, подобной которой не было прежде. Арачозиане стали нелюдьми – и все же, в самых потаенных глубинах своих личностей, остались людьми. Они пели песни, превозносившие их уродство и их самих за то, во что они превратились, однако в этих песнях, в этих балладах звучали органные ноты припева:

По Человеку я скорблю!

Они знали, во что превратились, и ненавидели себя. Ненавидя себя, они преследовали человечество.

Быть может, они до сих пор его преследуют.

Инструментарий принял все меры, чтобы арачозиане больше никогда нас не нашли, раскинул сети обманок на краю галактики, чтобы эти заблудшие, искалеченные люди не смогли нас отыскать. Инструментарий знает и хранит наш и все другие миры от уродства, в которое превратилась Арачозия. Мы не хотим иметь ничего общего с Арачозией. Пусть выслеживают нас. Им нас не найти.

Откуда было Суздалю это знать?

Это был первый контакт людей с арачозианами – а точнее, с посланием, которое эльфийским голосом пело эльфийскую песнь о гибели, используя кристально ясные слова старого общего языка, дабы поведать историю столь печальную и столь ужасную, что человечество до сих пор ее не забыло. По своей сути история была очень проста. Вот что услышал Суздаль – и вот что впоследствии узнали люди.

Арачозиане были поселенцами. Поселенцы могли отправиться в космос на парусных кораблях, в летевших за ними коконах. Это был первый способ.

Или они могли воспользоваться плоскоформирующими кораблями, которыми управляли опытные пилоты, вышедшие в подпространство, и вернувшиеся, и обнаружившие человека.

Или – для очень дальних расстояний – они могли воспользоваться новыми средствами. Индивидуальными коконами, загруженными в огромный панцирный корабль, гигантскую версию корабля Суздаля. Люди спали ледяным сном, машины работали, корабль несся быстрее скорости света, нырял в подпространство, возникал в произвольном месте и нацеливался на подходящую мишень. Это был риск, но смелые люди готовы были его принять. Если мишени не находилось, машины могли вечно носиться по космосу, пока защищенные заморозкой тела постепенно гибли, а в замороженных мозгах гас тусклый огонек жизни.

Панцирные корабли стали ответом человечества на перенаселенность, с которой не могли справиться ни старая Земля, ни ее дочерние планеты. Панцирные корабли уносили отважных, беззаботных, романтичных, упрямых, а иногда и преступников, к звездам. Вновь и вновь человечество теряло контакт с этими кораблями. Разведчики-исследователи, слаженный Инструментарий находили людей, города и культуры, развитые или примитивные, кланы или семейства там, куда отправились панцирные корабли, далеко-далеко за пределами внешних границ человеческой сферы, где поисковая аппаратура обнаружила похожую на Землю планету, а панцирный корабль, подобно гигантскому умирающему насекомому, рухнул на нее, разбудил пассажиров, раскололся и самоуничтожился, дав новую жизнь мужчинам и женщинам, которым предстояло заселить этот мир.

Прибывшим мужчинам и женщинам Арачозия показалась хорошим миром. Чудесные пляжи, над которыми возвышались скалы, напоминавшие бесконечную Ривьеру. Две ярких, крупных луны в небе, не слишком далекое солнце. Машины заранее протестировали атмосферу и проверили воду, рассеяли в воздухе и морях жизненные формы со Старой Земли, и люди проснулись под пение земных птиц, зная, что земная рыба уже обжилась и множилась в океанах. Этот мир казался правильным, плодородным. Все шло хорошо.

У арачозиан все шло очень, очень хорошо.

Это правда.

Такую историю – до этого момента – рассказала капсула.

Но дальше истории разошлись.

Капсула не открыла ужасной, достойной сожаления истины об Арачозии. Она использовала переплетение правдоподобной лжи. Голос, телепатически доносившийся из капсулы, принадлежал зрелой, доброй, счастливой женщине – женщине лет сорока с чудесным, выразительным контральто.

Суздалю почти показалось, что он беседует с ней, такой яркой была эта личность. Откуда ему было знать, что его обманывают, заманивают в ловушку?

Голос звучал правильно, действительно правильно.

«А потом, – произнес голос, – нас поразила арачозианская болезнь. Не садитесь на планету. Держитесь от нее подальше. Говорите с нами. Расскажите о лекарстве. Наши дети умирают без всякой причины. Наша земля плодородна, золото пшеницы здесь ярче, чем на Земле, пурпур слив глубже, белизна цветов ослепительней. Все здесь процветает – кроме людей. Наши дети умирают…» – Женский голос всхлипнул.