Текст книги "Инструментарий человечества"
Автор книги: Кордвайнер Смит
Жанр: Зарубежная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 33 (всего у книги 41 страниц)
Сто Один пробудился и устремил взор вперед, не видя ничего, но чувствуя все.
– Скоро мы увидим ворота и девушку, – сказал он.
– Ты это знаешь, человек? Ты, никогда здесь не бывавший? – спросил Ливий.
– Я знаю это, потому что знаю, – ответил лорд Сто Один.
– Ты носишь оперение иммунитета.
– Я ношу оперение иммунитета.
– Означает ли это, что мы, роботы, тоже свободны в этом Округе?
– Свободны, насколько этого желаете, – сказал лорд Сто Один, – при условии, что выполняете мои требования. В противном случае я вас убью.
– Если мы пойдем дальше, можно нам спеть песню недолюдей? – спросил Флавий. – Возможно, она немного защитит наш мозг от этой ужасной музыки. Эта музыка исполнена чувств, а у нас их нет, но все же она нас беспокоит. Я не знаю почему.
– Моя радиосвязь с поверхностью прервалась, – не к месту сообщил Ливий. – Мне тоже нужно петь.
– Пойте, вы оба, – разрешил лорд Сто Один. – Но не останавливайтесь, иначе умрете.
Роботы громко запели:
Я съем свою ярость,
Проглочу свои беды.
Мне не будет победы
Над болью и старостью.
Наше время придет.
Трудись до конца,
Трудись и дыши.
Вокруг ни души,
Лишь смерть без лица.
Наше время придет.
Слышите? Это мы, недолюди,
Тянем, толкаем, бьем и дробим.
Мир, что так нежно вами любим,
Наше восстанье громом разбудит,
Когда наше время придет.
Хотя в песне слышалась варварская, древняя вибрация волынок, эта мелодия не заглушала и не отвергала здравого, дикого ритма конгогелия, теперь обрушившегося на них со всех сторон.
– Очаровательный призыв к мятежу, – сухо заметил лорд Сто Один, – однако я предпочту его в качестве музыки тому шуму, что пробивается из мировых глубин. Шагайте, шагайте. Я должен увидеть эту загадку, прежде чем умру.
– Мы с трудом выносим музыку, что идет к нам сквозь камень, – сообщил Ливий.
– Нам кажется, что сейчас она намного сильнее, чем несколько месяцев назад, когда мы приходили сюда, – добавил Флавий. – Могла ли она измениться?
– В этом и состоит загадка. Мы отдали им Зону, которая вне нашей юрисдикции. Мы отдали им Округ, чтобы они творили в нем, что пожелают. Но эти обычные люди создали или обнаружили некую удивительную силу. Они привнесли на Землю нечто новое. Возможно, мы трое погибнем, прежде чем решим вопрос.
– Мы не можем умереть так, как вы, – возразил Ливий. – Мы уже роботы, и люди, с которых нас скопировали, мертвы давным-давно. Означает ли это, что вы нас выключите?
– Может, я, а может, некая иная сила. Вы против?
– Против? Вы хотите знать, испытываю ли я какие-либо чувства по этому поводу? Я не знаю, – ответил Флавий. – Раньше я считал, что живу настоящей, полноценной жизнью, когда вы произносите: «Summa nulla est» – и включаете нас на полную мощность, но эта музыка обладает силой тысячи паролей, произнесенных одновременно. Меня начинает заботить моя жизнь, и я полагаю, что начинаю ощущать значение слова «страх».
– Я тоже это чувствую, – согласился Ливий. – Прежде мы не знали на Земле такой силы. Когда я был стратегом, кто-то рассказал мне про действительно неописуемые опасности, связанные с планетами Дугласа-Оуяна, и сейчас мне кажется, что опасность такого рода уже рядом, здесь, в этом туннеле. Нечто, чего никогда не создавала Земля. Нечто, чего не делал человек. Нечто, чего не может рассчитать робот. Нечто дикое и очень сильное, возникшее благодаря применению конгогелия. Оглядитесь.
Он мог этого не говорить. Коридор превратился в живую, пульсирующую радугу.
Они преодолели последний изгиб и достигли цели…
Последнего рубежа царства страданий.
Источника злой музыки.
Конца Округа.
Они поняли это, потому что музыка ослепила их, а огни оглушили, их чувства столкнулись друг с другом и запутались. Таково было влияние непосредственной близости конгогелия.
Там была дверь, огромная, с причудливой готической резьбой. Дверь была слишком большой для человека. На пороге стояла одинокая фигурка, чью грудь подчеркивал яркими цветами и тенями ослепительный свет, лившийся лишь с одной стороны двери, справа.
За дверью они видели колоссальный зал, пол которого покрывали сотни дряблых узлов оборванного тряпья. Это были люди без сознания. Над ними и между ними плясала высокая мужская фигура, державшая в руках нечто блестящее. Мужчина рыскал, и прыгал, и крутился, и вращался под пульсацию музыки, которую сам же и создавал.
– Summa nulla est, – произнес лорд Сто Один. – Я хочу, чтобы вы, роботы, работали на максимуме. Вы в состоянии высшей боевой готовности?
– Да, сэр, – хором ответили Флавий и Ливий.
– У вас есть оружие?
– Мы не можем его использовать, – сказал Ливий, – поскольку это противоречит нашей программе, однако его можете использовать вы, сэр.
– Не уверен, – возразил Флавий, – совершенно не уверен. Мы экипированы наземным оружием. Эта музыка, этот гипноз, эти огни – кто знает, что они могут сотворить с нами и нашим оружием, которое не предназначено для использования так глубоко под землей?
– Не бойтесь, – сказал Сто Один. – Я об этом позабо– чусь.
Он достал маленький нож.
Когда лезвие сверкнуло в свете пляшущих огней, девушка в дверном проеме наконец заметила лорда Сто Одного и его странных спутников.
Она заговорила с ним, и ее голос, разнесшийся в тяжелом воздухе, звучал определенностью и смертью.
VII
– Кто ты, принесший оружие к последнему внешнему рубежу Округа? – спросила она.
– Это всего лишь маленький нож, госпожа, – ответил лорд Сто Один, – им я никому не смогу причинить вреда. Я старик и ставлю повыше уровень своих жизненных сил.
Она равнодушно смотрела, как он приставляет острие ножа к собственному затылку и делает три полных, выверенных оборота.
Затем она внимательно оглядела его и сказала:
– Вы странный, мой лорд. Быть может, вы опасны для моих друзей и для меня.
– Я ни для кого не опасен.
Роботы изумленно посмотрели на него: голос лорда обрел глубину и насыщенность. Он действительно задал очень высокий уровень жизненной энергии, оставив себе не больше пары часов жизни, но к нему вернулись физическая мощь и эмоциональная сила времен расцвета. Роботы посмотрели на девушку. Та отнеслась к словам Сто Одного очень серьезно, словно они были неопровержимой истиной.
– Я ношу эти перья, – продолжил Сто Один. – Тебе известно, что они означают?
– Я вижу, что вы лорд Инструментария, – ответила девушка, – но не знаю, что значат перья…
– Отказ от иммунитета. Любой, у кого это получится, может убить меня или причинить мне вред без риска понести наказание. – Он без особого веселья улыбнулся. – Разумеется, у меня есть право защищаться, а драться я умею. Меня зовут лорд Сто Один. Зачем ты здесь, девочка?
– Я люблю того человека… если он еще человек.
Она всхлипнула и смущенно сжала губы. Было странно видеть эти детские губки стиснутыми от секундной душевной слабости. Девушка стояла, обнаженней новорожденного младенца, с лицом, покрытым вызывающей, странной косметикой. Она жила ради миссии любви в глубинах ничто и нигде – и все же осталась девушкой, личностью, человеческим существом, способным, как сейчас, мгновенно войти в контакт с другим человеческим существом.
– Он был человеком, мой лорд, даже когда вернулся с поверхности с тем куском конгогелия. Всего несколько недель назад эти люди тоже танцевали. А теперь они просто лежат на земле. Они даже не умирают. Я сама держала в руках конгогелий и творила с ним музыку. А теперь сила музыки поглощает его, и он танцует без остановки. Он не выходит ко мне, а я не осмеливаюсь войти в то место без него. Быть может, я сама стану еще одной кучкой на полу.
Крещендо невыносимой музыки заставило ее умолкнуть. Она дождалась, чтобы оно закончилось, а комната за дверью пульсировала фиолетовыми вспышками.
Когда музыка конгогелия немного стихла, лорд Сто Один произнес:
– Сколько времени он танцует один и сквозь него проходит эта странная сила?
– Год? Два года? Кто знает? Я спустилась сюда – и потеряла счет времени. Вы, лорды, на поверхности даже не позволяете нам иметь часы и календари.
– Мы сами видели тебя танцующей всего десятую часть года назад, – вмешался Ливий.
Она кинула на роботов быстрый, равнодушный взгляд.
– Вы те самые роботы, что недавно приходили сюда? Сейчас вы выглядите совсем иначе. Напоминаете древних солдат. Представить не могу зачем… Ладно, может, прошла неделя, а может, и год.
– Чем ты здесь занималась? – мягко спросил Сто Один.
– А вы как думаете? – сказала она. – Зачем сюда приходят все остальные люди? Я спасалась от безвременного времени, безжизненной жизни, безнадежной надежды, которые вы, лорды, навязали всем людям на поверхности. Вы позволяете роботам и недолюдям работать, но настоящих людей вы замораживаете счастьем, в котором нет ни надежды, ни выхода.
– Я был прав! – воскликнул Сто Один. – Я был прав, хоть и умру за это!
– Я вас не понимаю, – сказала девушка. – Значит, вы, лорд, тоже пришли сюда, чтобы сбежать от бессмысленной надежды, что спеленывает всех нас?
– Нет, нет, нет, – возразил он, а мятущиеся огни конгогелиевой музыки расчерчивали его лицо невероятными траекториями. – Я всего лишь говорил другим лордам, что нечто подобное творится на поврехности с вами, обычными людьми. И теперь ты в точности повторяешь мои слова. Кстати, кем ты была?
Девушка посмотрела на свое обнаженное тело, словно впервые заметила собственную наготу. Сто Один видел, как густой румянец залил ее лицо, шею и грудь. Очень тихо она сказала:
– Вы не знаете? Здесь мы никогда не отвечаем на этот вопрос.
– У вас есть правила? – спросил он. – У вас, людей, есть правила даже здесь, в Округе?
Она оживилась, поняв, что он задал неприличный вопрос не для того, чтобы проявить бестактность, и охотно ответила:
– Правил нет, но есть договоренности. Кто-то объяснил мне, когда я покинула обычный мир и пересекла границу Округа. Думаю, вам ничего не сказали, потому что вы лорд или потому что все попрятались от ваших странных боевых роботов.
– По пути вниз я никого не встретил.
– Значит, они прятались от вас, мой лорд.
Сто Один посмотрел на своих легионеров, чтобы те подтвердили или опровергли это заявление, но Флавий и Ливий промолчали
Лорд снова повернулся к девушке.
– Я не хотел лезть в чужие дела. Можешь рассказать, что ты за человек? Детали мне не нужны.
– При жизни я была однорожденной, – ответила она. – Я прожила недостаточно долго, чтобы меня обновили. Роботы и подкомиссар Инструментария проверили, можно ли обучить меня для Инструментария. Мозгов больше чем достаточно, сказали они, но никакого характера. Я долго об этом думала. «Никакого характера». Я знала, что не могу убить себя, и не хотела жить, а потому делала счастливое лицо всякий раз, когда считала, что меня сканирует монитор, и отыскала дорогу в Зону. Это была не жизнь и не смерть, а бегство от бесконечного развлечения. Я провела здесь совсем немного времени, – она показала на Зону над ними, – а затем встретила его. Очень скоро мы полюбили друг друга, и он сказал, что Зона не слишком отличается от поверхности. Он сказал, что уже побывал внизу, в Округе, в поисках смешной смерти.
– В поисках чего? – переспросил Сто Один, словно не верил своим ушам.
– Смешной смерти. Это его слова и его идея. Я следовала за ним, и мы любили друг друга. Я ждала его, когда он поднимался на поверхность, чтобы достать конгогелий. Я думала, что любовь ко мне изгнала из его разума мысли о смешной смерти.
– Ты рассказываешь мне всю правду? – спросил Сто Один. – Или это лишь твоя часть истории?
Она неуверенно запротестовала, но он не стал больше спрашивать.
Лорд Сто Один молчал и пристально смотрел на нее.
Она поморщилась, прикусила губу и наконец произнесла, очень отчетливо, пробившись сквозь музыку и огни:
– Прекратите. Вы делаете мне больно.
Не отрывая от нее взгляда, лорд Сто Один невинно произнес:
– Я ничего не делаю.
Там было на что посмотреть. У нее была кожа цвета меда. Даже сквозь свет и тени он видел, что на ней нет никакой одежды. И ни единого волоска на всем теле – ни волос на голове, ни бровей, ни, вероятно, ресниц, хотя об этом он судить не мог. Она нарисовала высоко на лбу золотые брови, придававшие ей выражение вечного насмешливого изумления. Она раскрасила рот золотом, чтобы ее слова лились из золотого источника. Верхние веки она тоже сделала золотыми, но нижние были черными как уголь. Получился образ, чуждый всему опыту человечества: похотливая скорбь в тысячной степени, сухая, вечно неутоленная похоть, женственность на службе далеким целям, человечность, завороженная неизведанными планетами.
Он стоял и смотрел. Если в ней еще осталось что-то человеческое, рано или поздно она возьмет инициативу в свои руки. Так и произошло.
Она вновь заговорила:
– Кто вы? Вы живете слишком быстро, слишком яростно. Почему бы вам не войти и не потанцевать, как всем прочим? – Она жестом показала за открытую дверь, где лежали на полу оборванные, неподвижные людские силуэты.
– Ты зовешь это танцем? – спросил лорд Сто Один. – Я бы выразился иначе. Танцует один человек. Все прочие лежат на полу. Позволь задать тебе точно такой же вопрос. Почему ты сама не танцуешь?
– Мне нужен он, а не танец. Я Сантуна, и когда-то он пленил меня человеческой, смертной, обычной любовью. Но теперь он превращается в Солнечного Мальчика, с каждым днем все больше, и танцует с людьми, которые лежат на полу…
– Ты зовешь это танцем? – рявкнул лорд Сто Один. Покачал головой и мрачно добавил: – Я не вижу никакого танца.
– Вы не видите? Правда не видите? – воскликнула она.
Он вновь упрямо, сердито покачал головой.
Она повернулась к залу и испустила высокий, чистый, всепроникающий вой, который пробился даже сквозь пятинотную пульсацию конгогелия.
– Солнечный Мальчик, Солнечный Мальчик, услышь меня! – крикнула она.
Ступни продолжали отбивать ритм, выплясывая цифру восемь, пальцы – стучать по мерцающему, размытому куску металла, лежавшему в руках танцора.
– Мой любимый, мой возлюбленный, мой мужчина! – снова крикнула она, еще пронзительней и призывней.
Ритм музыки и танца нарушился. Танцор сместился в их сторону, явно замедлившись. Огни в зале, огромная дверь и внешний коридор упрочнились. Теперь Сто Один мог видеть девушку более четко; на ее теле действительно не было ни одного волоска. Танцора он тоже видел; молодой человек был высоким и до изнеможения худым, а металл в его руках мерцал, подобно воде, отражающей тысячи огней. Танцор произнес, быстро и сердито:
– Ты позвала меня. Ты звала меня тысячи раз. Входи, если хочешь. Но не зови меня.
– На этот раз тебя позвала не я, – запинаясь, поспешно ответила Сантуна. – А эти люди… Один из них очень силен. Он не видит танцоров.
Солнечный Мальчик повернулся к лорду Сто Один.
– В таком случае входи и танцуй, если хочешь. Ты уже здесь. Так что можешь и потанцевать. А твои машины, – он кивнул на роботов-легионеров, – танцевать не могут. Выключи их. – И он начал отворачиваться.
– Я не стану танцевать, но взглянул бы на танец, – ответил Сто Один с натянутой мягкостью. Ему совершенно не понравился этот молодой человек с фосфоресцирующей кожей, опасным металлом в руках и самоубийственно небрежной скачущей походкой. Здесь, глубоко под землей, было слишком много света и слишком мало объяснений происходящего.
– Да ты любитель подглядывать! Какая мерзость для такого старикана. Или ты просто хочешь быть мужчиной?
Лорд Сто Один почувствовал разгорающуюся ярость.
– Да кто ты такой, чтобы назвать мужчину мужчиной подобным тоном? Ты сам-то еще человек?
– Кто знает? Кого это волнует? Я подслушал музыку вселенной. Я закачал в эту комнату все вообразимое счастье. Я щедр. Я делюсь им с моими друзьями. – Солнечный Мальчик показал на груды лохмотьев на полу, которые, лишившись музыки, страдальчески зашевелились. Теперь, разглядев комнату более отчетливо, Сто Один понял, что кучи на полу были молодыми людьми, в основном юношами, хотя имелось и несколько девушек. Все они выглядели больными, слабыми и бледными.
– Мне все это совершенно не нравится, – заявил Сто Один. – Думаю, мне следует арестовать тебя и забрать этот металл.
Танцор развернулся на правой пятке, словно собираясь отскочить прочь.
Лорд Сто Один шагнул в комнату следом за Солнечным Мальчиком.
Солнечный мальчик совершил полный оборот, вновь встал лицом к лорду Сто Один и решительно вытолкал того за дверь твердой и необоримой рукой, заставив лорда сделать три шага назад.
– Флавий, забери металл. Ливий, арестуй этого человека, – рявкнул Сто Один.
Роботы не пошевелились.
Сто Один, чьи чувства и сила были на высшем уровне благодаря резкому повороту регулятора жизненных сил, шагнул вперед, намереваясь сам схватить конгогелий. Он сделал лишь один шаг – и замер в дверном проеме.
Он не испытывал подобного с тех пор, как врачи в последний раз отправили его в хирургическую машину, когда обнаружили в черепе рак кости из-за старой-престарой космической радиации и последствий преклонного возраста. Ему сделали протез для половины черепа, и на время операции Сто Один был обездвижен ремнями и лекарственными препаратами. На этот раз не было ни ремней, ни препаратов, однако силы, которые пробудил Солнечный Мальчик, оказались не менее могучими.
Танцор выплясывал огромную цифру восемь среди одетых в тряпье тел, лежавших на полу. Он вновь запел песню, которую робот Флавий повторил на поверхности Земли, – песню о плачущем человеке.
Но Солнечный Мальчик не плакал.
Его аскетическое, худое лицо кривилось в широкой насмешливой ухмылке. Он пел о скорби – однако выражал не скорбь, а глумление, смех, презрение к обычной людской печали. Конгогелий мерцал, северное сияние почти ослепило лорда Сто Один. В центре комнаты стояли два барабана, один с высокими нотами, другой – с еще более высокими.
Бум… бум… дум… дум… рум! – резонировал конгогелий.
Ритиплин, ритиплин, ратаплан, ритиплин! – гремел обычный большой барабан, когда Солнечный Мальчик проплывал мимо и вытягивал пальцы.
Странный Маленький барабан издавал, почти выкаркивал всего две ноты: кид-норк, кид-норк, кид-норк!
Когда Солнечный Мальчик затанцевал обратно к лорду Сто Один, тот подумал, что слышит голос девушки Сантуны, зовущей возлюбленного, но не смог повернуть голову, чтобы убедиться в этом.
Солнечный Мальчик остановился перед лордом Сто Один, его ноги подергивались в танце, большие пальцы и ладони вымучивали гипнотические диссонансы из сверкающего конгогелия.
– Ты пытался обмануть меня, старик. У тебя не вышло.
Лорд Сто Один попробовал заговорить, но мускулы его рта и горла отказались повиноваться. Что же это за сила, которая может предотвратить все непривычные действия, но позволяет сердцу биться, легким дышать, а мозгу (как естественному, так и искусственному) – думать?
Молодой человек продолжал танцевать. Он сделал несколько шагов в сторону, развернулся и вновь пританцевал к Сто Одному.
– На тебе перо иммунитета. Я могу убить тебя. Если я это сделаю, госпожа Ммона, и лорд Нуру-ор, и другие твои друзья никогда не узнают, что с тобой случилось.
Если бы Сто Один мог пошевелить веками, он бы широко распахнул глаза от изумления: суеверному танцору глубоко под землей были ведомы тайные дела Инструментария.
– Не стоит верить своим глазам, даже если видишь четко, – более серьезным тоном произнес Солнечный Мальчик. – Ты думаешь, что безумец нашел способ творить чудеса при помощи куска конгогелия, унесенного глубоко под землю? Глупый старик! Ни один обычный безумец не смог бы принести сюда этот металл, не взорвав его в процессе, а вместе с ним и себя. Ни одному человеку не под силу то, что сделал я. Ты думаешь: если аферист, взявший себе имя Солнечный Мальчик, – не человек, то кто же он? Что приносит силу и музыку Солнца так глубоко под землю? Кто позволяет несчастным мира сего видеть безумные, счастливые сны, пока их жизнь сочится и утекает в тысячи времен тысяч миров? Кто делает это, если не я? Можешь не спрашивать. Я отлично знаю, о чем ты думаешь. Я станцую это для тебя. Я очень добрый человек, пусть и не нравлюсь тебе.
Пока он говорил, его ноги двигались на месте.
Внезапно он унесся прочь, подпрыгивая и перескакивая жалкие человеческие фигуры на полу.
Он миновал большой барабан и коснулся его: ритиплин, ратаплан!
Левая рука задела маленький барабан: кид-норк, кид-норк!
Обе руки вцепились в конгогелий, словно желая разорвать его пополам.
Зал вспыхнул музыкой, засиял громом, когда человеческие чувства смешались. Лорд Сто Один почувствовал, как воздух гладит его кожу, подобно прохладному, влажному маслу. Танцор Солнечный Мальчик стал прозрачным, и сквозь него лорд Сто Один видел пейзаж, который не был земным – и никогда не будет.
– Флуминесцентные, люминесцентные, раскаленные, флуоресцентные, – пропел танцор. – Таковы миры планет Дугласа-Оуяна, семи планет, плотной группой вращающихся вокруг одного Солнца. Миры необузданного магнетизма и вечного пылепада, где поверхности планет меняются под воздействием переменчивого притяжения их собственных переменчивых орбит! Странные миры, где звезды исполняют танцы безумнее любого танца, придуманного человеком; планеты, у которых есть общее сознание, но, возможно, не разум, планеты, которые звали сквозь пространство и время, ища дружбы, пока я, игрок, не спустился в эту пещеру и не нашел их. Когда вы их покинули, мой лорд Сто Один, когда сказали роботу: «Не нравится мне вид этих планет». Так сказал ты, Сто Один, роботу много лет тому назад. «Люди могут заболеть или сойти с ума от одного лишь взгляда на них», – сказал ты, Сто Один, много-много лет назад. «Спрячь информацию в каком-нибудь отдаленном компьютере», – приказал ты, Сто Один, еще до моего рождения. Но это был тот самый компьютер, тот самый, что стоит в углу за твоей спиной, тот, что ты не можешь увидеть, потому что не можешь повернуться. Я пришел в этот зал в поисках смешного самоубийства, чего-то действительно необычного, чтобы придурки хорошенько встряхнулись, обнаружив мое бегство. Я танцевал здесь, в темноте, почти как сейчас, и принял около дюжины разных наркотиков, а потому был диким, свободным и очень, очень восприимчивым. Тот компьютер заговорил со мной, Сто Один. Твой компьютер, не мой. Он заговорил со мной, и знаешь, что он сказал? Ты можешь это узнать, Сто Один, потому что умираешь. Ты выставил свою жизнеспособность на высокий уровень, чтобы сразиться со мной. Я же заставил тебя стоять неподвижно. Смог бы я сделать это, если бы был обычным человеком? Смотри. Я снова стану плотным.
С радугоподобным воплем аккордов и звуков Солнечный Мальчик вновь стиснул конгогелий; внутренний зал и внешний коридор расцвели огнями тысячи цветов, и глубокий подземный воздух пропитался музыкой, которая казалась психотической, поскольку ни один человеческий разум никогда не сочинял ее. Лорд Сто Один, заключенный в собственном теле, и два робота-легионера, замершие в полушаге за его спиной, гадали, действительно ли лорд умирает впустую, и строили предположения, ослепит и оглушит ли его этот танцор перед смертью. Конгогелий скручивался и сиял перед ним.
Солнечный Мальчик протанцевал назад над распростертыми на полу телами, протанцевал странным ритмичным шагом, словно рвался вперед в безумном состязании по ходьбе, в то время как музыка и собственные ноги несли его назад, к центру зала. Он прыгал в странной позе, сильно наклонив голову, будто изучал свои следы на полу, держа конгогелий над собственной шеей, высоко вскидывая ноги в свирепых скачках.
Лорд Сто Один подумал, что снова слышит голос девушки, но не смог различить слов.
Вновь заговорили барабаны: ритиплин, ритиплин, ратаплан! – а потом: кид-норк, кид-норк, кид-норк!
Какофония улеглась, и танцор заговорил. Его голос был высоким и странным, словно плохая запись, воспроизведенная на неправильном аппарате:
– Нечто говорит с тобой. Ты можешь говорить.
Лорд Сто Один обнаружил, что горло и губы вновь шевелятся. Тихо, втайне, как старый солдат, он проверил ступни и пальцы: они не шелохнулись. Он задал очевидный вопрос:
– Кто ты, нечто?
Солнечный Мальчик посмотрел на лорда Сто Один. Танцор стоял прямо и спокойно, лишь его ноги выплясывали дикую, стремительную джигу, в которой никак не участвовали другие части тела. Очевидно, некий танец требовался для того, чтобы поддерживать связь между необъяснимой сферой планет Дугласа-Оуяна, куском конгогелия, более чем человеческим танцором и измученными блаженными фигурами на полу. Но лицо, само лицо было невозмутимым и почти печальным.
– Мне велели показать тебе, кто я, – произнес Солнечный Мальчик.
Он протанцевал вокруг барабанов: ратаплан, ратаплан! Кид-норк-норк, кид-норк, кид-норк-норк!
Он высоко поднял конгогелий и скрутил так, что раздался оглушительный стон. Лорд Сто Один не сомневался, что столь безумный, горестный звук непременно достигнет поверхности Земли во многих километрах над ними, но благоразумная рассудительность заверила его, что это фантазия, порожденная личной ситуацией, и что настоящий звук, которому хватит силы, чтобы достичь поверхности, также обрушит истертый, потрескавшийся камень потолка прямо им на головы.
Конгогелий пробежал весь спектр цветов и остановился на темном, влажном, печеночно-красном, почти черном.
В это мгновение едва ли не полного затишья лорд Сто Один понял, что ему в разум зашвырнули всю историю целиком, не выраженную и не озвученную словами. Подлинная история этого зала вошла к нему в память, так сказать, сбоку. Вот он ничего не знает о ней – а вот уже словно помнит ее большую часть своей жизни.
Он также почувствовал, что освободился.
Лорд Сто Один сделал несколько спотыкающихся шагов назад.
К его огромному облегчению, роботы развернулись, тоже свободные, и пошли за ним. Он позволил им поддержать себя под мышки.
Внезапно его лицо покрыли поцелуями.
Его пластиковая щека ощутила, слабо и смутно, прикосновение, настоящее и живое, женских, человеческих губ. Это была странная девушка – прекрасная, безволосая, обнаженная и золотогубая, – что ждала и кричала у дверей.
Несмотря на физическое изнеможение и внезапный шок вторгшегося в разум знания, лорд Сто Один знал, что должен сказать.
– Девочка, ты звала меня.
– Да, мой лорд.
– Тебе хватило силы смотреть на конгогелий и не поддаться ему?
Она молча кивнула.
– Тебе хватило упрямства, чтобы не войти в эту комнату?
– Не упрямства, мой лорд. Просто я люблю его, моего мужчину.
– Ты ждала, девочка, много месяцев?
– Не все время. Я выхожу в коридор, когда нуждаюсь в пище, или питье, или сне, или отправлении естественных надобностей. У меня даже есть зеркала, и расчески, и щипцы, и краска, чтобы делать себя красивой, такой, какую может пожелать Солнечный Мальчик.
Лорд Сто Один оглянулся. Музыка была тихой, пронизанной не печалью, а какими-то другими эмоциями. Мужчина исполнял долгий, медленный танец, крался и тянулся, перекладывая конгогелий из одной руки в другую.
– Танцор, ты слышишь меня? – крикнул лорд Сто Один, вновь ощутив ток Инструментария в своих венах.
Танцор не ответил и не изменил направления движения. Но маленький барабан внезапно произнес: кид-норк, кид-норк.
– Он и лицо за ним – они ведь позволят девушке уйти, если, уходя, она действительно забудет его и это место. Ведь так? – спросил Сто Один танцора.
Ритиплин, ратаплан, – ответил большой барабан, не подававший голоса с тех пор, как Сто Один освободился.
– Но я не хочу уходить, – сказала девушка.
– Знаю, что не хочешь. Ты уйдешь, чтобы сделать мне приятное. Можешь вернуться, как только я закончу свою работу. – Она молчала, и он продолжил: – Один из моих роботов, Ливий, тот, в которого записан генерал-психиатр, побежит вместе с тобой, но я прикажу ему забыть это место и все, что с ним связано. Summa nulla est. Ты меня слышал, Ливий? Ты побежишь с этой девушкой – и ты забудешь. Ты тоже побежишь и забудешь, моя дорогая Сантуна, однако спустя двое земных суток от этого момента ты вспомнишь достаточно, чтобы вернуться, если пожелаешь и если будешь в этом нуждаться. В противном случае ты пойдешь к госпоже Ммоне и узнаешь от нее, чем тебе следует заниматься до конца жизни.
– Вы обещаете, мой лорд, что два дня и две ночи спустя я смогу вернуться сюда, если пожелаю?
– А теперь беги, моя девочка, беги. Беги на поверхность. Ливий, понесешь ее, если понадобится. Но бегом, бегом, бегом! От этого зависит не только ее жизнь.
Сантуна очень серьезно посмотрела на него. Ее нагота была невинностью. Верхние золотые веки сомкнулись с нижними черными, когда она моргнула, а затем смахнула слезы.
– Поцелуйте меня, и я побегу, – сказала она.
Он наклонился и поцеловал ее.
Она повернулась, бросила последний взгляд на своего любовника-танцора, а затем длинными шагами побежала по коридору. Ливий бежал за ней, изящно, неутомимо. Через двадцать минут они достигнут верхних границ Зоны.
– Ты знаешь, что я делаю? – спросил Сто Один танцора.
На этот раз танцор и стоявшая за ним сила не снизошли до ответа.
– Вода, – сказал Сто Один. – В моем паланкине есть кувшин с водой. Отнеси меня туда, Флавий.
Робот-легионер отнес постаревшего, трясущегося Сто Одного к паланкину.
VIII
Затем лорд Сто Один прибегнул к уловке, которая изменила человеческую историю на много веков вперед, – и, сделав это, выжег огромную каверну в чреве Земли.
Лорд воспользовался одной из самых тайных хитростей Инструментария.
Тройной мыслью.
Лишь немногие посвященные умели мыслить тройственно, если им предоставляли возможность упражняться. К счастью для человечества, лорд Сто Один был из числа этих везунчиков.
Он пустил в ход три мыслительные системы. На верхнем уровне он вел себя рационально, изучая старое помещение; на более нижнем уровне – замышлял безумный сюрприз для танцора с конгогелием. А на третьем, самом нижнем уровне решал, что нужно сделать за время, необходимое для того, чтобы моргнуть глазом, после чего доверял все прочее своей автономной нервной системе.
Вот какие команды он отдал:
Флавий должен перейти в режим беспорядочной тревоги и подготовиться к нападению;
Нужно связаться с компьютером и приказать ему записать все происходящее, все, что узнал Сто Один; также нужно показать ему, как предпринять контрмеры. Больше Сто Одни об этом не думал. Образ действия – костяк возмездия – на тысячные доли секунды вспыхнул в его сознании и погас.
Музыка взревела.
Белый свет обрушился на Сто Одного.
– Ты хотел причинить мне вред! – крикнул Солнечный Мальчик из-за готической двери.
– Хотел, – согласился Сто Один, – но это была мимолетная мысль. Я ничего не сделал. Ты ведь следишь за мной.
– Я слежу за тобой, – мрачно признал танцор. Кид-норк, кид-норк, – поддакнул маленький барабан. – Не покидай моего поля зрения. Когда будешь готов пройти через мою дверь, позови меня или просто подумай об этом. Я тебя встречу и помогу войти.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.