Текст книги "Инструментарий человечества"

Потом очередная голова, рядом с его собственной.

Или это было после туловища и ног – от пояса до кончиков пальцев – маленькой девочки, которые выросли у него на боку?

Он забыл порядок.

Он не считал времени.

Госпожа Да часто ему улыбалась, но в этом месте не было любви. Она лишилась своих лишних торсов. В периоды между уродствами она была красивой, статной женщиной, но самой приятной частью их отношений был ее шепот. Тысячи раз она шептала ему, с улыбкой и надеждой: «Люди не живут вечно».

Она находила в этом большое утешение, хотя Мерсер не видел в ее словах смысла.

Так события шли своей чередой, облик жертв менялся, прибывали новые. Иногда Б’диккат грузил новичков, чьи тела с выжженным мозгом спали вечным сном, на наземную тележку, чтобы отвезти в другое стадо. Тела бились и стонали без слов, когда их жалили дромозои.

В конце концов, Мерсеру удалось проследовать за Б’диккатом до двери хижины. Чтобы совершить это, ему пришлось бороться с суперкондаминовым счастьем. Только воспоминания о былой боли, потрясении и растерянности убедили его, что если не задать Б’диккату вопрос, когда он, Мерсер, счастлив, то в минуту нужды у него не окажется ответа. Сражаясь с удовольствием, он попросил Б’дикката проверить записи и сказать, сколько Мерсер здесь пробыл.

Б’диккат неохотно согласился, но не вышел на улицу. Он говорил с Мерсером через систему общественного оповещения, и его громогласный голос разносился над пустой равниной, так, что розовое стадо говорящих людей слабо шевелилось в своей радости и гадало, что им хочет сообщить друг Б’диккат. Его слова они сочли чрезвычайно мудрыми, хотя и не поняли их, поскольку это был всего лишь период времени, проведенный Мерсером на Шайол:

– В стандартных единицах… восемьдесят четыре года, семь месяцев, три дня, два часа и одиннадцать с половиной минут. Удачи, приятель.

Мерсер отвернулся.

Тайный уголок его сознания, оставшийся здравым, невзирая на счастье и боль, гадал, что заставляло человека-быка сидеть на Шайол? Что делало его счастливым без суперкондамина? Был ли Б’диккат фанатично предан своему долгу – или надеялся однажды вернуться на родную планету, к семейству маленьких коровьих людей, похожих на него самого? Вопреки своему счастью Мерсер всплакнул о загадочной судьбе Б’дикката. Со своей собственной судьбой он смирился.

Он вспомнил, как в последний раз ел – настоящие яйца с настоящей сковородки. Дромозои поддерживали в нем жизнь, но каким образом, он не знал.

Мерсер поплелся обратно к стаду. Госпожа Да, обнаженная на пыльной равнине, приветливо махнула ему рукой и жестом пригласила сесть рядом с ней. Их окружали квадратные мили незанятого пространства, но он оценил доброту ее порыва.

IV

Шли годы – если это были годы. Земля Шайол не менялась.

Иногда до стада людей доносилось слабое бульканье гейзеров; те, кто мог говорить, утверждали, что это дышит капитан Альварез. День сменял ночь, но не было смены ни времен года, ни поколений людей, ни урожаев. Время замерло, и удовольствие настолько переплелось с потрясениями и болью от укусов дромозоев, что слова госпожи Да обрели смутный смысл.

Люди не живут вечно.

Ее утверждение было надеждой, а не истиной, в которую они могли поверить. Им не хватало мудрости, чтобы следить за движением звезд, обмениваться именами, создавать из личного опыта общее знание. Эти люди не мечтали о бегстве. Они видели старомодные химические ракеты, взлетавшие с поля за хижиной Б’дикката, но не строили планов о том, чтобы спрятаться среди замороженного урожая видоизмененной плоти.

Давным-давно какой-то заключенный, не из числа тех, что находились здесь сейчас, попытался написать письмо. Он писал на камне. Мерсер, как и некоторые другие, прочел это письмо, но никто не знал автора. Да никому и не было до него дела.

Выцарапанное на камне письмо было посланием домой. Первые строки по-прежнему можно было разобрать: «Когда-то, как и ты, в конце дня я выходил в окно и позволял ветрам мягко нести меня к моему жилищу. Когда-то, как и у тебя, у меня была одна голова и две руки с десятью пальцами. Передняя часть моей головы называлась лицом, и с его помощью я мог говорить. Теперь я могу лишь писать – и лишь когда избавляюсь от боли. Когда-то, как и ты, я ел пищу, пил жидкость, обладал именем. Я не помню имени, которым обладал. Ты, кто читает это письмо, ты можешь встать. Я не могу даже этого. Я только жду огней, которые обеспечат меня пищей, молекула за молекулой, а потом извлекут ее. Не думай, что я несу наказание. Это место – не кара. Это нечто иное».

Члены розового стада так и не смогли решить, что значит «нечто иное».

Любопытство в них давным-давно умерло.

Потом настал день маленьких людей.

Это было время – не час и не год, что-то среднее, – когда госпожа Да и Мерсер сидели, онемев от счастья, исполненные суперкондаминовой радости. Им нечего было сказать друг другу: наркотик говорил за них.

Неприятный рев, донесшийся из хижины Б’дикката, заставил их слабо пошевелиться.

Эти двое, вместе с парой других, посмотрели на колонку системы общественного оповещения.

Госпожа Да заставила себя заговорить, хотя это дело было слишком ничтожным для слов.

– Я полагаю, – сказала она, – что когда-то это называли боевой тревогой.

И они погрузились обратно в свое блаженство.

К ним подполз мужчина с двумя рудиментарными головами, росшими рядом с его собственной. Все три головы казались очень счастливыми, и Мерсер решил, что с его стороны очень мило предстать перед ними в столь эксцентричном обличье. В пульсирующем сиянии суперкондамина Мерсер пожалел, что не воспользовался возможностью, когда его разум был ясным, и не спросил, кем был этот мужчина прежде. Тот сам ответил на этот вопрос. Усилием воли заставив веки подняться, он отдал госпоже Да и Мерсеру ленивую пародию на воинскую честь и представился:

– Суздаль, мадам и сэр, бывший капитан крейсера. Объявлена тревога. Хочу доложить, что я… я… я не вполне готов к битве.

И он уснул.

Мягкий, но безапелляционный голос госпожи Да заставил его глаза вновь открыться.

– Капитан, почему здесь объявили тревогу? Зачем вы к нам пришли?

– Вы, мадам, и этот господин с ушами кажетесь достойнейшими представителями нашей группы. Я подумал, у вас будут приказы.

Мерсер огляделся в поисках господина с ушами. Им оказался он сам. Тогда его лицо было почти полностью скрыто порослью новеньких ушек, но он не обращал на них внимания, разве что ожидал, что Б’диккат в должный срок срежет их, и дромозои наградят его чем-то иным.

Доносившийся из хижины шум достиг пронзительной оглушительности.

Многие члены стада зашевелились.

Некоторые открыли глаза, огляделись, пробормотали: «Это шум», – и вернулись к счастливым суперкондаминовым грезам.

Дверь хижины распахнулась.

Б’диккат выбежал наружу без своего костюма. Они никогда не видели его снаружи без защитного металлического костюма.

Б’диккат кинулся к ним, безумно огляделся, узнал госпожу Да и Мерсера, подхватил обоих, зажал под мышками и побежал обратно к хижине. Швырнул людей через двойную дверь. Они приземлились с кошмарным грохотом и развеселились от силы удара. Затем соскользнули по наклонному полу в комнату. Несколько секунд спустя появился Б’диккат.

– Вы люди – или были ими, – рявкнул он. – Вы понимаете людей. Я лишь подчиняюсь им. Но этому я подчиняться не стану. Взгляните!

На полу лежали четыре прекрасных человеческих ребенка. Двое младших, судя по всему, были близнецами лет двух. Двое старших – девочкой лет пяти и мальчиком лет семи. У всех были запавшие веки. У всех виднелись тонкие красные линии на висках, а сбритые волосы показывали, как был удален мозг.

Не обращая внимания на опасность дромозоев, Б’диккат стоял рядом с госпожой Да и Мерсером и кричал:

– Вы настоящие люди! Я – всего лишь корова. Я исполняю свой долг. Но это в него не входит. Это дети.

Уцелевшие мудрые уголки разума Мерсера испытали шок и неверие. Было трудно не упустить это чувство, ведь суперкондамин накатывал на сознание подобно гигантскому приливу, заставляя все казаться милым. Передний план разума, напоенный наркотиком, сказал: Как приятно, что среди нас появятся дети! Но уцелевшие глубины разума, хранившие честь, о которой он ведал, прежде чем попал на Шайол, прошептали: Это преступление хуже всех тех, что совершили мы! И его совершила Империя.

– Что ты сделал? – спросила госпожа Да. – Что можем сделать мы?

– Я попытался связаться со спутником. Поняв, о чем я толкую, они отключились. Ведь я не человек. Главный врач велел мне делать свою работу.

– Доктор Вомакт? – спросил Мерсер.

– Вомакт? – удивился Б’диккат. – Он умер сто лет назад от старости. Нет, связь разорвал новый доктор. У меня нет человеческих чувств, но я родился на Земле, и во мне течет земная кровь. У меня есть эмоции. Простые коровьи эмоции! Этого я допустить не могу.

– Что вы сделали?

Б’диккат поднял глаза к окну. Огромное лицо светилось целеустремленностью, которая, даже без наркотика, вызывавшего у людей любовь к нему, делала его похожим на отца этого мира – ответственного, достойного, бескорыстного.

Он улыбнулся.

– Полагаю, за это меня убьют. Но я включил Галактическую тревогу – все корабли сюда.

Госпожа Да села на пол и сказала:

– Но это только для новых захватчиков! Это ложная тревога. – Она взяла себя в руки и встала. – Ты можешь прямо сейчас срезать с меня эти штуки на случай, если явятся люди? И добыть мне платье? И у тебя есть что-нибудь против действия суперкондамина?

– Именно этого я и хотел! – воскликнул Б’диккат. – Я не приму этих детей. Вы будете командовать мной.

Прямо там, на полу хижины, он подрезал госпожу Да в соответствии с нормальными людскими пропорциями.

Пары едкого антисептика заполнили комнату. Время от времени задремывавший Мерсер счел все это крайне драматичным и милым. Затем он почувствовал, как Б’диккат подрезает и его тело. Человек-бык открыл длинный-предлинный ящик и убрал туда срезанные образцы; судя по температуре, это был холодильник.

Потом Б’диккат усадил обоих людей у стены.

– Я тут думал, – сказал он. – Для суперкондамина нет антидота. Кому он может понадобиться? Но я могу сделать вам уколы препаратов с моего спасательного катера. Предполагается, что они возвращают человека к жизни, вне зависимости от того, что с ним случилось в открытом космосе.

Над крышей хижины что-то взвыло. Б’диккат выбил окно кулаком, высунул наружу голову и посмотрел вверх.

– Летят! – крикнул он.

Раздался удар приземлившегося судна. Зажужжали, открываясь, двери. Мерсер рассеянно удивился, как люди отважились сесть на Шайол. Они вошли, и он увидел, что это не люди, а таможенные роботы, которые перемещались на скоростях, недоступных человеку. Один носил инспекторские знаки различия.

– Где захватчики?

– Здесь нет… – начал Б’диккат.

Госпожа Да с императорской осанкой, невзирая на полное отсутствие одежды, произнесла ясным голосом:

– Я бывшая императрица, госпожа Да. Вы меня знаете?

– Нет, мадам, – ответил робот-инспектор со смущенным, насколько это возможно для робота, видом. Наркотик заставил Мерсера подумать, что было бы неплохо иметь в компании роботов здесь, на Шайол.

– Я объявляю чрезвычайную ситуацию, если использовать древнее выражение. Вы понимаете? Соедините меня с Инструментарием.

– Мы не можем… – начал было инспектор.

– Вы можете отправить запрос, – сказала госпожа Да.

Инспектор повиновался.

Госпожа Да повернулась к Б’диккату.

– Теперь сделай нам с Мерсером те уколы. А потом выведи нас наружу, чтобы дромозои могли залечить шрамы. Приведешь нас обратно, как только будет установлена связь. Заверни нас в ткань, если у тебя нет одежды. Мерсер справится с болью.

– Да, – ответил Б’диккат, отводя взгляд от четырех обмякших детей с запавшими глазами.

Инъекция обожгла сильнее огня. Должно быть, она была способна справиться с супекондамином, поскольку Б’диккат вывел их в разбитое окно, чтобы не тратить времени на двери. Почувствовав, что они нуждаются в восстановлении, дромозои вспышками кинулись к ним. На этот раз у суперкондамина появился новый противник.

Мерсер не кричал, но лег, привалившись к стене, и рыдал десять тысяч лет – или несколько часов объективного времени.

Таможенные роботы делали снимки. Дромозои вспыхивали и на них, иногда целыми роями, но ничего не происходило.

Мерсер услышал, как ожило переговорное устройство в хижине, громко призывая Б’дикката:

– Хирургический спутник вызывает Шайол. Б’диккат, ответь!

Очевидно, он не отвечал.

Из другого переговорного устройства, которое принесли с собой таможенники, доносились тихие крики. Мерсер не сомневался, что работает зрительная машина, и люди в других мирах впервые видят Шайол.

Б’диккат вышел из двери, неся вырванные из спасательного катера навигационные карты. Он укрыл ими Мерсера и госпожу Да.

Мерсер заметил, что госпожа Да немного подправила плащ из карт – и внезапно стала казаться очень важной персоной.

Они вернулись в хижину через дверь.

Б’диккат прошептал с явным благоговением:

– С Инструментарием удалось связаться, и лорд Инструментария готов поговорить с вами.

От Мерсера ничего не требовалось, поэтому он уселся в углу и стал смотреть. Госпожа Да с исцеленной кожей стояла, бледная и напряженная, в середине комнаты.

Комнату затянуло неосязаемым дымом без запаха. Дым сгустился. Переговорное устройство работало в полном режиме.

Появилась человеческая фигура.

Женщина в форме весьма консервативного покроя обратилась к госпоже Да:

– Это Шайол. Вы госпожа Да. Вы меня вызвали.

Госпожа Да показала на детей на полу.

– Такого быть не должно. – сказала она. – Это место наказания, по договоренности между Инструментарием и Империей. Про детей не было ни слова.

Женщина посмотрела на детей.

– Это совершили безумцы! – воскликнула она и кинула обвиняющий взгляд на госпожу Да. – Вы из Империи?

– Я была императрицей, мадам, – ответила госпожа Да.

– И вы это допустили?

– Допустила? – воскликнула госпожа Да. – Я не имею к этому никакого отношения. – Ее глаза расширились. – Я сама здесь узница. Вы не понимаете?

– Не понимаю, – рявкнуло изображение женщины.

– Я экземпляр, – сказала госпожа Да. – Взгляните на то стадо. Несколько часов назад я была его членом.

– Наведите меня, – приказала женщина Б’диккату. – Покажите мне стадо.

Ее прямое тело по сияющей дуге проплыло сквозь стену и приземлилось в центр стада.

Госпожа Да и Мерсер наблюдали за ней. Они увидели, что даже изображение утратило чопорность и достоинство. Женщина махнула рукой, показывая, что желает вернуться в хижину. Б’диккат перенес ее обратно в комнату.

– Я должна извиниться перед вами, – сказала женщина. – Я госпожа Джоанна Гнаде, одна из лордов Инструментария.

Мерсер поклонился, потерял равновесие и был вынужден подняться с пола. Госпожа Да ответила царственным кивком.

Две женщины посмотрели друг на друга.

– Вы проведете расследование, – сказала госпожа Да, – а когда закончите его, прошу, предайте нас всех смерти. Вам известно про наркотик.

– Не упоминайте его, – вмешался Б’диккат. – Даже не произносите его названия в переговорное устройство. Это тайна Инструментария!

– Я и есть Инструментарий, – сказала госпожа Джоанна. – Вам больно? Я не думала, что вы живы. Я слышала о хирургических банках на вашей запретной планете, но полагала, что роботы растят человеческие органы и отправляют новые трансплантаты наверх ракетой. С вами есть другие люди? Кто здесь главный? Кто сотворил такое с детьми?

Б’диккат вышел вперед. Он не стал кланяться.

– Я главный.

– Ты недочеловек! – воскликнула госпожа Джоанна. – Ты корова!

– Бык, мадам. Моя семья заморожена на самой Земле, и за тысячу лет службы я отработаю их свободу и свою собственную. Что до прочих ваших вопросов, мадам, всю работу выполняю я. Дромозои не оказывают на меня особого влияния, хотя время от времени мне приходится отрезать от себя лишние части. Я их выбрасываю. Они не попадают в банк. Вам известен секрет этого места?

Госпожа Джоанна пообщалась с кем-то за своей спиной в ином мире. Затем повернулась к Б’диккату и приказала:

– Просто не называй наркотик и не распространяйся о нем. Расскажи мне остальное.

– У нас здесь тысяча триста двадцать один человек, которые могут поставлять органы, имплантированные в них дромозоями, – крайне официально сообщил Б’диккат. – Также есть еще около семи сотен, включая ход-капитана Альвареза, которых планета поглотила настолько, что обрезать их нет смысла. Империя сделала эту планету местом величайшего наказания. Однако Инструментарий отдал секретные распоряжения, чтобы заключенные получали лекарство, – он выделил это слово голосом, имея в виду суперкондамин, – которое будет противодействовать наказанию. Империя поставляет нам заключенных. Инструментарий распределяет хирургический материал.

Госпожа Джоанна вскинула правую руку в жесте молчания и сочувствия. Оглядела комнату. Вновь посмотрела на госпожу Да. Возможно, она догадалась, каких усилий той стоило держаться прямо, когда в венах сражались два наркотика – суперкондамин и препарат со спасательного катера.

– Вы можете отдохнуть. Уверяю, что для вас будет сделано все возможное. Империи конец. Основополагающее соглашение, по которому Инструментарий отказался от Империи тысячу лет назад, расторгнуто. Мы не знали, что вы существуете. Со временем мы бы это выяснили, но я сожалею, что мы не узнали об этом раньше. Можем ли мы что-то сделать для вас прямо сейчас?

– Время – это все, что у нас есть, – ответила госпожа Да. – Возможно, нам никогда не удастся покинуть Шайол – из-за дромозоев и лекарства. Первые могут представлять опасность. Второе должно навсегда остаться тайной.

Госпожа Джоанна Гнаде вновь оглядела комнату. Когда ее взгляд упал на Б’дикката, тот рухнул на колени и умоляюще вскинул огромные руки.

– Чего ты хочешь? – спросила госпожа Джоанна.

– Вот чего, – ответил Б’диккат, показав на искалеченных детей. – Прикажите прекратить делать это с детьми. Прекратить немедленно! – Он выкрикнул приказ, и она его приняла. – И, госпожа… – Он смущенно умолк.

– Да? Продолжай.

– Госпожа, я не умею убивать. Это не в моей природе. Умею работать, помогать – но не убивать. Что мне с ними делать? – Он махнул в сторону четырех неподвижных детских тел на полу.

– Сохрани их, – ответила она. – Просто сохрани.

– Я не могу, – возразил он. – С этой планеты нельзя выбраться живым. В хижине у меня нет для них еды. Они умрут через несколько часов. – И мудро добавил: – А правительствам требуется очень много времени, чтобы что-то сделать.

– Ты можешь дать им лекарство?

– Нет, оно их убьет, если я дам его им прежде, чем дромозои укрепят их телесные функции.

Госпожа Джоанна Гнаде залилась переливчатым смехом, который очень походил на плач.

– Дураки, мы все несчастные дураки, особенно я! Если суперкондамин работает только после дромозоев, какой прок хранить тайну?

Оскорбленный Б’диккат поднялся с пола. Нахмурился, но не смог подобрать слов, чтобы оправдаться.

Госпожа Да, бывшая императрица, сказала другой госпоже церемонно и властно:

– Вынесите детей наружу, чтобы их коснулись дромозои. Им будет больно. Затем Б’диккат даст им наркотик, как только сочтет это безопасным. Прошу позволения, госпожа…

Мерсеру пришлось подхватить ее, чтобы она не упала.

– Вы все вынесли более чем достаточно, – сказала госпожа Джоанна. – Штурмовик с тяжеловооруженными отрядами уже на пути к переправочному спутнику. Они возьмут медицинский персонал под стражу и выяснят, кто совершил это преступление по отношению к детям.

Мерсер отважился заговорить:

– Вы накажете виновного врача?

– И вы говорите о наказании! – воскликнула она. – Вы!

– Это справедливо. Меня наказали за дурной поступок. Почему не наказать его?

– Наказание! Наказание! – сказала она. – Мы исцелим этого врача. И вас тоже, если сумеем.

Мерсер заплакал. Позабыв ужасную боль и уродства Шайол, он думал об океанах счастья, которые подарил ему суперкондамин. Неужели следующей иглы не будет? Он не мог представить себе жизнь на пределами Шайол. Неужели заботливый, добрый Б’диккат больше не придет к нему со своими ножами?

Он поднял залитое слезами лицо к госпоже Джоанне Гнаде и, захлебываясь словами, выпалил:

– Госпожа, мы все здесь безумны. Кажется, я не хочу уезжать.

Она отвернулась, движимая безграничным сочувствием. Ее следующие слова были обращены к Б’диккату:

– Ты мудр и добр, хоть и не человек. Дай им ту дозу наркотика, которую они смогут вынести. Инструментарий решит, как поступить со всеми вами. Я исследую вашу планету при помощи солдат-роботов. Роботам ничего не будет грозить, человек-корова?

Б’диккату не понравилось, как беспечно она его назвала, но он не обиделся.

– С роботами ничего не случится, мадам, однако дромозои встревожатся, если не смогут накормить и вылечить их. Пришлите как можно меньше солдат. Мы не знаем, как живут и умирают дромозои.

– Как можно меньше, – пробормотала она. Вскинула руку, отдавая приказ технику, находившемуся невероятно далеко отсюда. Дым без запаха окутал госпожу Джоанну, и ее изображение пропало.

– Я починил твое окно, – произнес пронзительный, веселый голос, принадлежавший таможенному роботу.

Б’диккат рассеянно поблагодарил его и помог Мерсеру и госпоже Да добраться до выхода. Как только они оказались снаружи, их тут же ужалили дромозои. Это не имело значения.

Б’диккат тоже вышел, неся своими огромными нежными руками четырех детей. Он уложил вялые тела на землю рядом с хижиной и смотрел, как они конвульсивно задергались под натиском дромозоев. Мерсер и госпожа Да увидели, что его карие коровьи глаза покраснели, а колоссальные щеки мокры от слез.

Часы или века.

Кто в силах их различить?

Стадо вернулось к привычной жизни, разве что интервалы между уколами заметно сократились. Бывший капитан Суздаль отказался от иглы, когда услышал новости. Везде, где мог, он следовал за таможенными роботами, которые фотографировали, брали образцы почвы и пересчитывали тела. Особенно их заинтересовала гора-тело ход-капитана Альвареза. Они признали, что не могут сказать, теплится ли в нем органическая жизнь или нет. Вроде бы гора действительно реагировала на суперкондамин, однако роботы не нашли ни крови, ни сердцебиения. Судя по всему, жидкость, перемещаемая дромозоями, выполняла все когда-то человеческие телесные процессы.

V

А потом, одним ранним утром, небо раскололось.

Приземлялись корабли. Из них выходили одетые люди.

Дромозои не обратили внимания на гостей. Мерсер, пребывавший в восторженном состоянии, недоуменно пытался осмыслить этот парадокс, пока не сообразил, что корабли были под завязку набиты коммуникационной аппаратурой, а «люди» представляли собой либо роботов, либо проекции людей, находившихся в других местах.

Роботы быстро собрали стадо. Погрузили сотни безмозглых тел на носилки и отвезли их на посадочную площадку.

Мерсер услышал знакомый голос. Это была госпожа Джоанна.

– Поднимите меня повыше, – приказала она.

Ее изображение росло, пока не достигло четверти Альвареза. Голос стал громче.

– Разбудите всех, – велела она.

Роботы задвигались туда-сюда, опрыскивая людей газом, одновременно тошнотворным и сладким. Мерсер почувствовал, как проясняется сознание. Суперкондамин по-прежнему воздействовал на его нервы и вены, однако кора головного мозга очистилась. Он вновь обрел способность мыслить.

– Я принесла вам, – воскликнул полный сочувствия женственный голос огромной госпожи Джоанны, – решение Инструментария по планете Шайол.

– Пункт первый: получение хирургических материалов продолжится, а дромозоев не будут трогать. Части человеческих тел оставят здесь расти, и роботы будут собирать имплантаты. Ни люди, ни гомункулы здесь жить больше не будут.

– Пункт второй: недочеловек Б’диккат, выведенный из крупного рогатого скота, награждается немедленным возвращением на Землю. Он получит двойную плату за тысячу лет службы.

Голос Б’дикката без усиления был почти таким же громким, как усиленный голос госпожи Джоанны.

– Госпожа, госпожа! – протестующе крикнул он.

Она посмотрела вниз, туда, где его огромное тело достигало подола ее колышущегося одеяния, и произнесла без всякой официальности:

– Чего ты хочешь?

– Сперва позвольте мне завершить мою работу! – крикнул он так, чтобы его все слышали. – Позвольте до конца заботиться об этих людях!

Все экземпляры, сохранившие разум, внимательно слушали его. Лишенные разума пытались при помощи мощных когтей зарыться обратно в мягкую почву Шайол. Стоило кому-то из них скрыться под землей, как робот хватал его за конечность и вытягивал обратно.

– Пункт третий: все люди, чей разум не поддается восстановлению, будут подвергнуты цефалэктомии. Их тела останутся здесь. Их головы заберут и убьют самым приятным из возможных способов, вероятно, сверхдозой суперкондамина.

– Последняя доза, – пробормотал капитан Суздаль, стоявший рядом с Мерсером. – Справедливо.

– Пункт четвертый: дети оказались последними наследниками Империи. Фанатичный чиновник отправил их сюда, чтобы они не совершили переворот, когда вырастут. Врач беспрекословно повиновался приказам. Чиновника и врача исцелили, а соответствующие воспоминания стерли, чтобы им не пришлось стыдиться и печалиться о содеянном.

– Это нечестно! – крикнул получеловек. – Их следовало наказать, как нас!

Госпожа Джоанна Гнаде посмотрела на него.

– Наказание окончено. Мы дадим вам все, чего пожелаете, кроме боли ближнего. Я продолжу. Пункт пятый: поскольку никто из вас не хочет возвращаться к прежней жизни, мы переселим вас на соседнюю планету. Она похожа на Шайол, но намного красивей. Там нет дромозоев.

Стадо загудело. Они кричали, плакали, бранились, умоляли. Они все хотели иглу, и если ради нее придется остаться на Шайол, они останутся.

– Пункт шестой, – произнес огромный образ госпожи, перекрыв их гомон звучным, но женственным голосом. – На новой планете вы не получите суперкондамина, поскольку без дромозоев он вас убьет. Но там будут шапочки. Вспомните шапочки. Мы попробуем исцелить вас и снова сделать людьми. Но если вы сдадитесь, мы не станем вас принуждать. Это очень мощные шапочки; с медицинской помощью вы сможете прожить в них долгие годы.

Стадо затихло. Все они по-своему пытались сравнить электрические шапочки, стимулировавшие зоны удовольствия в мозге, с наркотиком, который тысячу раз топил их в наслаждении. Послышалось согласное бормотание.

– Когда мы получим шапочки? – спросили сразу несколько людей. В них осталось достаточно человеческого, чтобы рассмеяться собственному нетерпению.

– Скоро, – заверила их госпожа Джоанна. – Очень скоро.

– Очень скоро, – повторил Б’диккат, утешая своих подопечных, которые больше ими не являлись.

– Вопрос! – крикнула госпожа Да.

– Госпожа? – спросила госпожа Джоанна бывшую императрицу с должным почтением.

– Нам разрешат вступать в брак?

Госпожа Джоанна изумилась.

– Я не знаю. – Она улыбнулась. – Не вижу причин, по которым…

– Я беру себе этого мужчину, Мерсера, – провозгласила госпожа Да. – Когда наркотик был самым мощным, а боль – самой сильной, он один неизменно пытался думать. Могу я его получить?

Мерсер счел подобную процедуру весьма авторитарной, но был так счастлив, что промолчал. Госпожа Джоанна внимательно изучила его и кивнула. Вскинула руки в жесте благословления и прощания.

Роботы начали делить розовое стадо на две группы. Первую группу на корабле переправят в новый мир, к новым проблемам и новой жизни. Второй группе, как бы ее члены ни пытались зарыться в грязь, человечество отдаст последние почести.

Покинув всех прочих, Б’диккат затрусил со своей бутылью через равнину, чтобы одарить человека-гору Альвареза особенно большой дозой радости.