Текст книги "Чтоб знали! Избранное (сборник)"

Б.

БОРИС – ЗОЕ

Милая Зоя!

Шлю Вам книжку своих стихов, где имеется моя фотография. Таким образом Вы ознакомитесь со мной не только снаружи, но и, так сказать, изнутри. Кроме того, фотография поможет Вам узнать меня, когда я буду встречать Вас в аэропорту.

Надеюсь, что моя поэзия не окажется за пределами границы моральной приемлемости, каковые Вы, быть может, как и большинство людей, очертили вокруг Поэзии, но которая прекрасна прежде всего тем, что не имеет границ. Короче, надеюсь, что Вы не испугаетесь и не измените своих планов относительно приезда, который уже занял в моём нетерпеливом воображении чрезвычайно много места.

Ваш Борис

СЕРГЕЙ – БОРИСУ

Боря, привет!

Наконец собрался тебе написать. Суета, летние разъезды, отпуск, к тому же отсутствие сколько-нибудь значительных событий у меня и вокруг меня – всё это мешало написать раньше. Но тут вдруг дошло, что ты можешь беспокоиться, и сел писать. Впредь постараюсь исправиться.

Твои приключения с объявлениями исключительно интересны. Желаю тебе выловить золотую рыбку. Но бабы – хорошо, а многое другое – лучше.

Вот, например, вещи и растения мне больше жаль, чем животных и людей. Потому что животные и люди могут защищаться, а вещи и растения обречены на судьбу, которую им навязывают.

Помню свой первый день после окончания института на работе в НИИ. Меня и двух других молодых специалистов привели на склад и посадили перед ящиком, наполненным новенькими моторчиками, только что полученными с завода.

Оказывается, они были не нужны, и их списали в металлолом. Однако по «научным» требованиям сбора металлолома, нужно было отделить медь от железа, и молодых специалистов заставили разбирать моторчики на медные и железные детали, чтобы «законно» выбросить. Мне было так жаль расчленять их и готовить к смерти. С этого момента у меня и кончилась карьера инженера.

В институте ты мудро избежал военной кафедры и не знаешь термина «придать неузнаваемый вид». Он применялся капитанами, когда нужно было выбросить какой-либо списанный прибор с военной кафедры. В нём всегда было достаточно полезных деталей, которые можно было бы снять и где-либо использовать. Но по закону всему военному перед выбросом должен был быть придан неузнаваемый вид. Студентам давались молотки, которыми они измордовывали бедные приборы. Если бы ты знал, как у меня сердце разрывалось при этом.

Из общих знакомых иногда заезжает Аркадий – разговоры только о тебе. Он просил меня, чтобы ты ему выслал вызов. Сам он писать об этом почему-то боится. Он также боится ехать без жены и потому повсюду ищет бабу, на которой можно было б жениться.

Какие деревья у вас растут? Есть ли чего-нибудь вроде грибов? Что можно и что нельзя на природе (охота, рыбная ловля – как организованы)? Действительно ли дорога медицина? Пиши!!! Скучаю по тебе не переставая.

Серёжа

БОРИС – АРКАДИЮ

Сергей передал мне твою просьбу. Вызов тебе выслан. Я рад, что после тщательных взвешиваний и замеров ты решил сматываться. Давно пора. Только как бы твоё стремление к браку по расчёту не явилось бы роковой задержкой, означающей необходимость аборта созревающего отъезда. Пока ты будешь свататься да кавалерничать, уйдёт золотое время. Впрочем, тебе виднее и завиднее. Я тебе отписал пару писем, но они, не дойдя до твоей дыры, по-видимому, исчезли в чужой.

Писать тебе о своих делах – это значит повторять то, о чём я пишу Сергею, так что ты можешь всегда оказаться в курсе моих дел, если наведаешься к нему в гости, хоть и названный гость хуже Гагарина. «Названный» значит, что ты к этому времени уже будешь обручён, то есть обречён. Ну, хватит шутковать, а коль понадобится помощь, то дай знать, если смогу – помогу.

Бор

АРКАДИЙ – БОРИСУ

Дорогой Боренька!

Я получил твоё тёплое, проникнутое искренним участием письмо. Как я его ждал, как не верил, что ты мог разувериться, раздружиться со мной.

Но я не устану благодарить тебя за нашу переписку и всяческую помощь.

Как мне не хватает тебя! Надеюсь, ты ещё не отвык от нутряного сермяжного русского языка, на котором твоё новенькое необкатанное имя Бор звучит так знакомо-щемяще. Я часто перечитываю твоё письмо, столь важное в дружбе.

Конечно, хотелось бы жить где-то рядом и вновь общаться с той же симпатией и искренностью.

От тебя и от твоей дружеской заинтересованности во многом зависит конечный срок свершения нашего визави.

Как тепло и приятно мне было ощутить крепость нашей дружбы, прочтя без всяких намёков твоё сообщение о вызове, мой брат! Теперь его буду ждать, как манны небесной.

Личная жизнь моя под вопросом, я по-прежнему ищу половину, без которой, я считаю, ехать неразумно.

У моей предполагаемой избранницы плохое здоровье. Недавно ей удалили кистому правого яйца, однако трубу оставили. Она (избранница) имеет склонность к образованию опухолей. Между тем она очень обаятельна, мила и, несомненно, неглупа. Окончила педагогический институт, знает французский язык и очень грамотно забывает о нём в постели. В общем, покончить с холостячеством меня останавливает её здоровье и ненужность у вас её профессии.

В последнем письме ты обмолвился, что не раз писал мне, но безрезультатно. В это хочется верить, хотя от других адресатов письма доходят беспрепятственно. Так что отпиши честно. Мы ведь договаривались, что твои письма для меня – дружеский источник информации.

Молодчина, что подбрасываешь фотографии. Теплеет на сердце, когда не только читаешь, но и видишь тебя.

Надеюсь, ты не сомневаешься, что я весьма ценю то, что ты собираешься сделать для меня, и всю силу признательности почувствуешь уже при встрече от моих благодарных объятий.

А пока у меня к тебе просьба ответить на вопросы: Кто по специальности кандидат наук? Чем он занимается, работая на фирме? Имеет ли смысл везти мебель? Думаешь ли ты, что приехать с женой лучше, чем одному? Какую денежную помощь даёт теперь община?

Очень рад за твои успехи.

Твой друг Аркадий

БОРИС – СЕРГЕЮ

Серж!

Деревьев и грибов у нас навалом, таких же, как в вашей тундре, только значительно больше и разнообразней. С грибами – вообще чудо, поскольку американцы их панически боятся и грозят друг другу смертельными отравлениями. В итоге – нет конкуренции, приходишь в лес в любое время, и грибами – завались. Постоянные предупреждения об опасности грибов – реакция американского общества, страшащегося секса, несмотря на чрезмерную болтовню о нём. Боязнь грибов – это боязнь хуя, выглядящего столь грибообразно. Ведь не долдонят же постоянно о диких ягодах, которые тоже могут быть не менее ядовиты. Более того, ни дети, ни взрослые не будут есть грибы сырыми, а ведь ягоды – ещё опасней, ибо их можно срывать прямо с куста и есть. Похожесть гриба на хуй заставляет общество быть особенно настороженным и ограничительным. И гриб тоже растёт во влажном и тёплом месте.

Юристы и врачи – действительно самые высокооплачиваемые профессии, потому что юриспруденция и медицина спасают людей от смерти. Юриспруденция спасает от смерти потому, что, не будь прупруденции, свирепствовал бы закон джунглей, а не закон компромисса.

Твои военные институтские воспоминания навеяли мне вполне гражданские. А состояли они из моей шутки, которую я проделывал с балкона конференц-зала. Я решил усовершенствовать плевок сверху на партерную голову. И я всячески преуспел. Моё изобретение состояло из двойного плевка, одного за другим с точно выверенным временным промежутком. Первый плевок, как и принято, разбивался о чью-либо каменную голову. Но тут-то и начиналось моё изобретение. Возмущённый человек рефлекторно поднимал лицо кверху, чтобы выяснить, кто там хулиганит, и в этот момент второй плевок расплескивался уже о лицо. Люди, наблюдавшие со стороны изобретение в действии, единогласно и азартно подтверждали его новизну и эффективность.

Я не могу сказать, как ты, что неодушевлённые предметы мне ближе, чем одушевлённые, но и я задумываюсь о предметах, и в особенности о мусоре, о его судьбе. Вот смотрю на выброшенную коробку, в которой был подарок, – как на тело, в котором была душа. Или на шмотку, которая лапала тело, а теперь отброшена как рвань. Всё один путь. Старые вещи, как старые люди – беспомощны и неподвижны.

Никогда нельзя сказать наверняка, мертва ли вещь или ещё жива, а потому страшно их выбрасывать, представляя, как, из чего, и когда и кем были они сделаны, думая, что, может быть, где-то они могут ещё пригодиться.

А теперь – последние любовные известия. Приехала Зойка! Дело было так. Когда я увидел её, выходящую из прямой кишки, ведущей из самолёта, я сразу отметил про себя: «дерьмо» – такое у неё наглое и злое лицо. Блеклое тоже. Правда, фигура длинная, стройная. На фотографии она игривая, ярко намазанная, улыбающаяся, снятая сверху так, что тяжесть её подбородка незаметна, и в полуулыбке, чтобы верхняя десна не была видна, которая, как оказалось, противно оголяется, чуть Зойка лыбиться начинает. Вроде и женщина, а улыбнётся – чудовище.

Она меня тоже не сразу узнала. Я на фотографии с усами, моложе, с шевелюрой, и фото ужасно плэйбоевское получилось. Это меня баба (Ким звали), влюблённая в меня по уши, снимала у себя на диване, предчувствуя, что я её скоро похерю, – вот и хотела запастись моей фотографией, чтобы знакомым показывать: «Вот какой мужик меня ёб», – и потом дрочить, глядя на неё. Помню, Ким приготовила в саду на жаровне стейк, самое дорогое мясо купила. Я, правда, ей помог занавески развесить в доме, и она небось уже планировала, как со мной вместе жить будет и как я буду по хозяйству стучать, да прибивать, да пилить. Хуй! Но она с такой готовностью и инициативой отсасывала мне и так мне в рот смотрела, что удобством этим соблазняла меня около года. Любила она мне ещё анус лизать – это уж совсем нечасто случается среди самок. А кончала она лучше всего с вибратором, сидя на мне. Но больше оргазма она любила прижиматься, обниматься, целоваться. Я это тоже люблю, но с той, что по душе, а с этой совокупиться – уж ладно, но подолгу ласкать – руки не поднимались, только хуй. Чтобы заслужить мою любовь, она даже согласилась со мной на оргии ходить – я ей всё на мозги капал, что разнообразие мне требуется. А в действительности я использовал её как пропуск на оргии, куда не пускали одиноких мужчин, а только с бабой. Но не врал я ей никогда, что люблю её, хоть и просила она, – язык не поворачивался, опять же, только хуй. Ебу – и будь довольна; можешь меня на людях иногда показывать, и будь счастлива.

Уговорил я её согласиться на поиск пары, чтобы вместе пообщаться. Для этого я поместил объявление в газете. Получил я сначала письмо с фотографией смазливой девицы, которая хотела с нами встретиться. Она якобы замужем, но муж не возражает, а более того, любит её выпускать порезвиться. Однако сложность будто бы в том, что она немая, и за неё должен говорить муж. Я ответил ей до востребования (адреса она не указала), чувствуя подвох. Через неделю опять письмо, что будто бы она-то хочет, но вот муж её сначала желает нас проверить и предлагает нам встретиться в порнокинотеатре, куда он тоже явится во время сеанса и подсядет к нам и проверит. Тут мы, конечно, уразумели, что никакой немой нет, а есть мужик, который хочет поживиться.

Пришло и другое письмо, где уже был телефон, и текст вразумительный. Писала опять женщина. Я позвонил, и милый неглупый голос предложил встретиться вчетвером в кафе. Я с моей зазнобой притащился, и явилась женщина лет тридцати с мужчиной, суетящимся от нервозности. Он всё ёрзал на стуле, будто у него жопа чесалась. Люси (так звали женщину) была черноволосая, не то что моя – светло-рыжая, и чёрные волосы были как-то старомодно, по-монашески, выложены вокруг головы. Разговор оказался непринуждённым, и, выпив по коктейлю, Люси предложила поехать к ней, искупаться в горячем бассейне во дворе её дома. Она дала нам адрес и объяснила, как к ней добраться. Мы ехали на машине следом, стараясь её не потерять. Нервный мужик ехал в своей машине, позади нас. Дом оказался богатым. Невротик запаздывал. «Наверно, потерялся», – пояснила улыбаясь Люси, но он, по её рассказам в кафе, был давний друг и бывал у неё не раз.

Мы расселись на диване, и Люси налила нам выпить. Она собиралась в юности в женский монастырь, и за неделю до того, как она должна была отказаться от всего мирского, Люси нарвалась на своего будущего мужа, который не только лишил её девственности, но и довёл за ручку, а вернее за ножку, до оргазма. Монастырь полетел ко всем чертям, и Люси выбежала замуж.

Её десятилетний сын уже спал.

С мужем, которым она пресытилась через год, у неё был договор не вмешиваться в личную жизнь друг друга. Установили распорядок, по которому либо он, либо она исчезали на ночь, а оставшийся супруг мог делать что хочет, приглашая кого хочет. Такая система была создана во имя сына, по совету мудреца-психолога, к которому они обратились в последней попытке сохранить семью, когда им уже стало невмоготу от своей моногамии.

А суетящийся мужик всё не появлялся.

Люси предложила его не ждать и залезть в бассейн, который был, по сути дела, большой бочкой, наполненной горячей водой. В ней можно было стоять и сидеть, но лечь места не хватало, впрочем, на то и был расчёт. Люси показала пример и разделась догола, и я, сразу забыв о моей спутнице, пожирал глазами хозяйкино тело, которое было далеко не идеальным, но зато новым. Мы сошли с веранды в холодную ночь, но тут же прыгнули в дымящуюся бочку, и жар обдал нас и стал спасительным укрытием от холода.

Я обнял и поцеловал Люси, и она заворочала языком у меня во рту. Моя спутница, которую мне даже не хочется упоминать по имени, настолько я был к ней равнодушен, стала целовать меня в шею, пока мы с Люси пробовали друг друга на вкус. Люси ухватила меня за член и, удовлетворившись его состоянием, предложила перебраться в кровать. Мы, мокрые, побежали к полотенцам и стали обтирать друг друга. Я почувствовал, что должен быть благодарен Ким за это приключение, обнял её и поиграл с её клитором. К сожалению, то ли у Люси не было лесбийских наклонностей, то ли Ким её не привлекала, но Люси была заинтересована только мной. В конце концов получилось так, что Люси встала на четвереньки, а я, естественно, пристроился сзади и почувствовал, что Ким растягивает мне ягодицы и засовывает свой язык в анус, двигая своё лицо туда и обратно, вслед за моими бёдрами. Но она знала, что, когда на меня обрушивается оргазм, я не люблю двигаться, а предпочитаю замереть, вдавившись в полость и вкушать спазмы, которые идут уже автоматически и больше не требуют движения. Ким изучила это и теперь хотела прочувствовать мои спазмы языком, не будучи толкаема моими бёдрами взад-вперёд, а замерев вместе с ними. Здесь она была молодец, ничего не скажешь. В такой ситуации не «третий – лишний», а «третий – лижет».

Вот кто была Ким, по чьей фотографии и представляла меня Зойка. Извини, что отвлёкся на «Я вспомнил Вас и влез в живое…». Ненавижу звучание имени «Зоя». Зудящее, занудное имя, и оно ей вполне подходит.

– А я вас почти не узнала, – сказала она.

– Не скромничайте, – сказал я.

И мы пошли на стоянку машин, а по пути зашли в туалет, каждый, увы, в свой, ей не терпелось. Череда мужчин у писсуаров. Вдруг раздаётся женский голос из репродуктора в потолке об изменении расписания какого-то полёта. Странное бесстыдное вторжение женщины в мужские места. Хотелось большего, чем только голос.

У Зойки была с собой одна дорожная сумка, так что не надо было торчать у багажной карусели, глядя на вращение которой, отверстие начинало блевать чемоданами.

Говорила Зийка голосом скрипучим и надуманным, каким говорят глупые учительницы. Так и хотелось ей хуй в рот засунуть, чтобы заткнулась. Я снял ей номер в мотеле. Не хотелось мне её к себе поселять. Мало ли, осточертеет или ломаться станет, и тогда не избавиться будет, а так – станешь носом вертеть – оставайся у себя в мотеле и жди обратного рейса, бери такси и добирайся до аэропорта сама.

Приехали в мотель и оставили сумку в номере. Зуйка опять пошла в туалет, а я представлял, как она пизду оголяет, как струйка из неё течёт, как она отрывает бумагу и промокает, как натягивает обратно колготки, смотрится в зеркало.

Я помню, в двери ванной у себя в квартире в Ленинграде я проделал дырочку весьма незаметную, но достаточную, чтобы мне видеть, что происходит внутри. И следил я за своими любовницами, входившими туда. Одна особенно заводила меня, когда она шла туда подмываться перед тем, как лечь со мной. Подмывшись, она засовывала палец во влагалище, глубоко-глубоко и потом глубокомысленно нюхала его. А я гадал, зачем она это делает, то ли её возбуждает собственный запах, то ли она проверяет, здоровый ли запах, нет ли там какого-либо воспаления, которое запах изменяет. Было трепетно также наблюдать за привычками подмывания, одна мыла пизду рукой спереди, а другая – заводя руку со стороны зада. И выражение их лиц в эти моменты было таким естественным, не то что когда они выходили и нацепляли маску до тех пор, пока не подходил оргазм, и тогда все маски, конечно, срывались, потому как мешали участившемуся дыханию.

Злоя вышла из ванной:

– Ну, я готова.

Я, покидая номер, посмотрел прощальным взглядом на кровать, думая, удастся ли мне пригвоздить Зойку хуем к кровати или нет.

Я повёл гостью в арабский ресторан. Не потому, что там танец живота исполняли, а потому что жратва недорогой была и недурной. Что же до танца живота, то зрелище было жалким. Особенно когда танцовщица подруливала, тряся бёдрами, к твоему столику и ты должен, по её идее, исходить спермой и выдать ей большую бумажку в виде чаевых. Мужики радостно пользовались возможностью засунуть ей доллар в трусики, не глубоко, конечно, а лишь за резинку. Я думал, а что, если быстрым движением запустить руку ей в пизду. Небось огреет по морде да скандал поднимется. А хули, голая, пиздой вертишь. Но нравственность начеку, как совейские пограничники. Так что я решил ей в трусы деньги не класть, а дать ей в руку, чтобы не играть в эту игру скопцов. Она взяла денежку рукой и сама вложила под резинку трусиков, чтобы остальные видели деньги на должном месте.

Зойка, утолив первый голод, заулыбалась, чуть расслабла, и я задаю свой любимый вопрос:

– Ну, расскажите мне про свою любовную жизнь.

Интересно, как разные бабы реагируют. Одни начинают пятиться, другие идут навстречу, третьи остаются на местах, согласно купленным билетам.

Эта дура попятилась. Я, мол, такие вещи не рассказываю малознакомым.

А я говорю, что лучший способ познакомиться поближе – это рассказать о своих любовных похождениях.

– Нет, давайте поговорим о чём-нибудь другом.

– О чём же вы хотите поговорить?

Думает. Потом улыбается, будто эврика нашла на неё, и говорит:

– Про вашу любовную жизнь.

Умница какая. Ну, я ей рассказал то да сё, приготовленное для таких случаев.

Потом пошли мы с ней гулять в даунтаун. Весёлая стала, шутит, под руку меня прихватила. Плотно. И говорит, как всё ей вокруг нравится. В машине я обнял её за губы. Ничего – язык, как змея, высовывать стала. Тут уже поздновато заделалось. Привёз я её в мотель. Она пытается говорить, что, мол, до завтра, а я говорю с трепетом, что ещё с ней побыть мечтаю. Ну, она милостиво соглашается, но добавляет, что ненадолго.

– Я ещё не готова, – аргументирует она мне своё сопротивление, когда я до её груди добираюсь.

– Что, тебя ещё в печке подержать надо? – спрашиваю.

Хихикает. А неготовность её, оказывается, в том, что, помимо желания, она должна испытать уверенность, что, окромя хуя, она сможет урвать с меня ещё всевозможные удобства – от психологических до материальных. Настоящая блядь. Стал я её звать в связи с этим «Зизи», и она откликается.

Комната в мотеле маленькая – кровать да телевизор, вот мы и сели, а потом полулегли, а потом и вовсе легли, якобы на экран любуясь. Поцелуи пошли, конечно. Она вяло предлагает разбежаться на ночь и встретиться утром. Но для настойчивых разговоров рот её слишком занят моим ртом. Как мы знаем, главное не давать бабе очухаться от нахлынувшей похоти и брать. Тем более что хуй – железо, пока увлечён.

Вдруг она поднимается и заявляет: «Я не могу спать в одежде, я ночную рубашку надену». «То-то же, – подумал я, – женщин нельзя винить в мягкотелости, поскольку она – свойство их анатомии». А вслух говорю, что я тоже в одежде спать не привык. Пока она ковырялась в ванной, я тоже разоблачился и под одеяло залез. Выходит Зизи в длинной рубашке, ложится и делает вид, что не замечает, что я голый. Поворачивается ко мне спиной, будто спать собралась. Я её голыми руками беру. Чувствую, лифчик не сняла и вся в трусиках. Ну, это конечно – если бы она до конца разделась, то у неё совесть была бы неспокойна, что, мол, не сопротивлялась совсем. А так она себе говорить будет: ведь сопротивлялась до последнего, но уж такой настырный попался.

Я руку под рубашку просунул и лифчик расстегнул, а она из последних сил говорит, не поворачиваясь, пока я с её сосками играю: «Ну, неужели нельзя так заснуть, я очень устала». «Конечно, устала кобениться», – думаю, а сам руку по ноге вверх, в трусики веду и со стороны ягодиц прямо в совершенно жидкую пизду проскользнул. Неприступные высоты скрывали преступные глубины.

Только я палец ведёрком окунул в этот узкий колодец и зачерпнул живой водицы, как Зойка повернулась ко мне лицом и бросилась на меня с объятиями, стягивая с себя трусы и ночную рубашку. Так я раскопал в её одежде сокровище пизды, а если точнее географически, то таинственный остров, он же остров сокровищ: клитора, влагалища и ануса.

Что за чудесное изобретение ноги у женщины – складные и раздвижные! Трясина её бёдер засосала мой хуй с головкой.

И такая в ней замечательная смазка, что подумал я о новом направлении в бионике – изготовлении смазочных материалов, берущем за основу смазку Бартолиновых желёз.

Позабавлялись мы ночку. Но и в постели она – не то, хоть и сосёт, да неумеючи, и хоть кончает, да с великим трудом – всё ей мысли, говорит, мешают. Тоже мне, пизда мыслительная. Я включил телевизор, развернул её темечком к нему, чтобы она его не видела, и, лёжа на Зойке, поглядывал на экран. Мужчина ебёт и смотрит телевизор, чтобы отвлечься от требовательного возбуждения и чтобы дольше не кончать. Женщина же, когда её ебут, смотрит телевизор лишь от безразличия.

Но новизну тела ничем не переплюнуть. Так что приятно было.

На следующий день мы развлекались по музеям, где висят иллюзии в золочёных рамках искусства. И опять дивился я, до чего некрасивый народ в нашем штате. Блеклые лица, бесформенные фигуры. Какое тотальное вырождение вида, несмотря на изобилие жратвы и прекрасные бытовые условия. Какая редкость красота – как сделать, чтобы она была повсеместна, чтобы не выдумывать утешение, что, мол, красота не самое важное, что, мол, душевные качества важнее. Типичная ситуация лисы и винограда. Должны быть и красота, и душевные качества, а не одно за счёт другого. Нет ничего более унижающего тебя, чем красота, которой не обладаешь, а делаешь вид, что она – явление второстепенное.

Есть тут одна эмигрантская парочка, жена – точная копия общипанной курицы сиреневого цвета – умилённо говорит, что её муж с годами (ему лет 45, жирненький, с подергивающимися губами и клацающими зубами) стал походить на знаменитого артиста, красавца с идеальными чертами лица. И самое смешное, что она так хочет верить в это, что верит. Мечта о красоте, так и не исполнившаяся для неё за всю жизнь, заставляет ослепнуть и видеть галлюцинации. Ничтожность жизни без красоты, без обладания ею, делает людей подлыми по отношению к реальности, они перестают её видеть и добросовестно обманывают себя иллюзиями. Следствием этого является накопление внутренней неудовлетворённости, ибо нутро-то не обманешь – оно только тем и занимается, что трезво сравнивает мечты с реальностью.

К вечеру Зоилка поднадоела мне изрядно, хорошо хоть, что постель всё это смирила.

Смотрел я на Зизи, слушал, как она тараторит чепуху, и думал, каким адом была бы жизнь с ней. Но какой рай – трахнуть её пару раз и уйти, окрылённым свободой. Но коль трахнул бабу – зачастую она начинает жаждать твоей души. Так назовём же это «плата за трах».

В воскресенье я с облегчением сажал её на самолёт, а она разгорелась – не остановить было. На улице бросалась на меня – хочу, говорит. Пыталась пробудить мой невыносливый к ней интерес. Я погружал руку ей в штаны и окунал палец в горячую прорубь пизды.

В словесных красивостях о любви половые органы почему-то заменяются сердцем, а не лёгкими или печенью. Так что когда романтики говорят, что в сердце пожар желания, нетрудно представить истинное место пожара.

Назойливая Зойка мигом возмечтала начать искать работу в нашем городе, чтобы перебраться ко мне поближе. Я лишь подливал масла в огонь – мне-то что? – пущай лишняя пизда рядом готовая лежит.

Вот такие дела. Самое приятное из всего, что говорили всю дорогу по-русски, и я вспоминал, как разговаривают с женщиной на родном языке, ведь у меня лет семь сплошные американки идут. На что вовсе не жалуюсь, главное – чтобы шли. О, женщины! О, разные!

Будь здоров и писать не ленись.

Б.

БОРИС – ЗОЕ

Здравствуй, сладкая Зизи!

Разговоры разговорами, а писать тебе мне тоже хочется. Я всё смакую в памяти каждую минуту нашего праздника, и твою «неприступность», разгорающуюся в пылающую «преступность», а самое главное – свой пыл и жар, который по-прежнему сияет и жжёт, да не находит тебя рядом. Чувство у меня такое, что я не просто встретил «свою», как ты говоришь, а – родную. Я такого не испытывал за всю свою американскую жизнь. Потому-то я так остро хочу, чтобы ты перебралась ко мне поближе, чтобы расстояние между нами сократилось до минимума, то есть до, скажем, миллиметра. Так что ты отчитайся мне по поводу своих действий в этом направлении – ты женщина энергичная, и прощения тебе не будет, если ты пренебрежёшь N-ском и мною в нём.

Я так отчётливо помню ощущение пребывания в тебе, влажной и горячей, протыкающей себя мною и щебечущей мне в ухо дивные признания, что могу запросто лезть по отвесной стене без всякой опасности упасть с неё. Вскоре под влиянием страсти к тебе я смогу переквалифицироваться в скалолазы.

Но что совершенно серьёзно, так это то, что я хочу тебя поблизости. Извини, что повторяюсь, но ничего в голову пока больше не идёт. А это должно тебя радовать.

Я обнаружил, что так и не знаю твоего домашнего адреса, а потому пишу тебе на работу – это ты нарочно мне его не дала, чтобы я к тебе не явился без предупреждения, а?

Целую тебя повсюду.

Твой Боря

ЗОЯ – БОРИСУ

Мне было не только интересно, но – самое главное – очень и очень приятно с тобой. Время пролетело мгновенно, как в чудном сне, оставив блаженные воспоминания. Приезжай ко мне в гости, я буду безумно рада.

Посылаю тебе книгу Кундеры. Если ты ещё не читал его, то, я думаю, получишь от этой книги большое удовольствие – даже на английском языке.

Крепко целую.

Твоя Зизи

БОРИС – ЗОЕ

Добрый день, желанная Зайка!

Шлю тебе адреса компаний нашего города, которые будут жадны до твоих биологических познаний, как я – до твоих тела и души. Близость твоя мне требуется необыкновенно, и я мечтаю, чтобы ты жила если не со мной, то, уж во всяком случае, рядом со мной.

Мы оба в нашем зрелом возрасте осторожны и, как писал Баратынский, не «даём поспешные обеты, смешные, может быть, всевидящей судьбе». Это не признак цинизма, которого ты так разумно сторонишься, а знак наших усилий избежать повторения былых ошибок, причины которых лежат в «поспешности» наших желаний. Я не хочу приуменьшать их значимость, ибо они являются основой зарождения отношений, но, как ты прекрасно понимаешь, для продолжения отношений этих желаний часто оказывается недостаточно. Поэтому нам надо побыть вместе подольше, чем нам довелось, чтобы наши встречи не омрачались необходимостью скорой и дальней разлуки, чтобы мы могли вкушать друг друга беспрепятственно и долго. Это станет реальным, только если ты переедешь в N-ск. Уверен, что такой переезд не идёт вразрез с твоими планами, при условии, что ты найдёшь работу, которая тебе будет по нраву.

Если из наших отношений не вырастет огромный дуб, что ж, мы будем радоваться стройной берёзке, которая всегда навевает прекрасные мысли и чувства. Другими словами – как мы можем знать, что случится с нами, если мы не позволим этому случиться?

Я нескончаемо мечтаю о нашей близости. Только в своих фантазиях мы обладаем полной свободой, но ощутить её мы можем лишь тогда, когда находим силы признаться себе в этих фантазиях.

Полный подобных мыслей, скучая по тебе, я так настойчиво зову тебя приблизиться ко мне. Единственный риск, который, по-видимому, тревожит больше тебя, чем меня, – это «напрасная потеря времени», если твои мечты со мной не сбудутся. Но можно ли считать потерей времени то, от чего получаешь бесспорное наслаждение? Потеря времени возникает лишь тогда, когда делаешь что-то через силу, подавляя в себе отвращение или равнодушие. Но ты – человек, который, как мне кажется, не будет смиряться с таким состоянием в себе, да и я не таков, так что истинная потеря времени нам не грозит. Жизнь не часто одаривает близостью, которую нам посчастливилось испытать друг с другом, и было бы постыдно пренебречь возможностью продлить и углубить нашу близость. На этот раз дело за тобой, а я буду всеми силами помогать тебе двигаться в моём направлении.

Долго целую все твои губы.

Твой

ЗОЯ – БОРИСУ

Здравствуй, родной Боря!

Не обижайся, но «Боренька» не получается. Вполне возможно, что со временем я начну называть тебя другими ласковыми именами, и тогда необходимость в «Бореньке» совсем отпадёт.

Хочешь верь, хочешь не верь, но я уже не представляю своего существования без твоих писем. Конверт с адресами фирм я открывала с боязнью не обнаружить в нём весточки от тебя. Ну, скажи, пожалуйста, не это ли первый признак наркотического действия твоих писем на меня? Может быть, оттого, что я соглашаюсь с каждым твоим словом не только разумом, но и душой, письма твои будят во мне глубоко захороненные чувства, которыми до конца я не поделилась ни с одним мужчиной в Америке. Не ожидала я такой милости, найти близкого по духу среди русских. Только пойми меня правильно. С русскими, несмотря на общий язык и культуру, как правило, ничего общего не появляется (хотя есть исключения). Я не американка по натуре и никогда ею не стану, но русское панибратство, хамство и тяга к экстремизму у меня вызывают большую неприязнь. Впрочем, ты и сам так думаешь.