Текст книги "Чтоб знали! Избранное (сборник)"

Спасибо за присланный стих, мне кажется, что он написан давно.

А там – Бог Вас знает.

Всего хорошего.

Мария

БОРИС – МАРИИ

Здравствуйте, Мария!

Спасибо за Ваше художественное изображение. Решение заменить фотографию рисунком – решение вовсе не соломоново, а царицы Савской. Под предлогом опасений исказить реальность из-за сиюсекундности фотографии (вместо одной фотографии можно было прислать десять), Вы прибегли к заведомо тенденциозному жанру искусства – романтическому портрету. Что ж, об одном могу выразить сожаление – об утраченных волосах. Но, благо, это дело наживное. Ваш взгляд, устремлённый в небеса, стыдит и корит меня, обыкновенно смотрящего просто вперёд.

Вы отгадали, что стишок старый, у меня лежат гранки старых книг, выбрасывать жалко, так что я использую их под писчую бумагу.

Вот и время опять поздравлять с Новым годом. И поздравляю. И желаю.

Ваш Бор

БОРИС – АРКАДИЮ

Привет, Аркадий, – жену зааркадил?

Надеюсь, что скоро получишь разрешение и окажешься у меня под боком или под носом. Ответов на твои проникновенные вопросы давать не берусь. В выборе жены руководствуйся не только состоянием здоровья, но и денежным состоянием, а главное – состоянием психическим. А лучше всего с женщинами вообще не общаться, ибо гусь свинье не товарищ. Ты ещё тот гусь!

Все твои вопросы создают у меня впечатление, что если ты получишь на них не удовлетворяющий тебя ответ, то можешь передумать с отъездом. Тогда чего стоит твоё решение, рождённое в таких муках?

Ну какая разница, что такое кандидат советских наук в Америке? Ведь суть не в звании, а в том, что у тебя в голове, которую раскусят, несмотря ни на какие титулы и каким бы крепким орешком она ни была.

Твоя расчётливость меня, признаться, коробит. Какое тебе дело, сколько денег тебе даст община? Дарёному коню в зубы не дают. Приедешь, узнаешь, получишь. Тебе здесь пропасть не позволят. Ты лучше язык учи, а не мели им. Он тебе будет нужен больше нелюбимой жены, больше титулов и званий, больше мебели. Если всё-таки надумаешь везти мебель, то ни в коем случае не вези из красного дерева, поскольку better dead than red. Это тебе маленький урок английского. Поймёшь – молодец, а не поймёшь – конец. За который ты небось часто держишься из-за временного отсутствия жены. Короче, шевелись как можно быстрее.

Твой Бор

АРКАДИЙ – БОРИСУ

Дорогой мой, получено отрицательное решение, то есть отказ. О нём мне было сказано устно, никаких документов о нём не выдали. Я всегда уважал тебя и гордился нашей дружбой. Вот и сейчас, когда мне плохо, значит, и тебе не очень легко, и ты мучаешься моими мучениями.

Кроме того, я потерпел фиаско в любовном отношении. Девица, о которой я писал, вначале согласилась стать моей женой, но затем от всего отказалась. Это моя первая попытка вступления в брак, правда, скоропалительная. Одним словом, всё трещит по швам.

Наше многолетнее знакомство и обоюдное уважение казались мне прочной гарантией дружбы и её инвариантности. Но твоё последнее письмо, в котором вскользь и небрежно рука гения прошлась по слюнявым пузырям вопросов такой посредственности, как я, заставляет думать, что я ошибся относительно искренности наших взаимоотношений. Этот полу издевательский тон и читаемое между строк презрение ко мне как к личности, неверие в решительность моих замыслов и во вполне созревшие убеждения просто недостойны. Несолидно держать меня за незрелого мальчика, марионетку, все движения которой абсолютно обусловливаются качеством и количеством твоих ответов на вопросы. Ты сознательно унижаешь многогранность моего мироощущения, выпячивая один описываемый мною фактор, подразумевая, что за ним более ничего не стоит. Например, зачем издевательски посылать из-за океана намёк на то, что здоровая жена – хороню, но умная – лучше. Ведь в письме всего не скажешь, и в данном случае я делился лишь малой частью своих проблем, но именно той, в разрешении которой рассчитывал на твою консультацию, невозможную в наших условиях, а не на директиву: жениться – не жениться, брать с собой или не брать. Вот почему, Боря, мне обидно, что ты считаешь меня человеком второго сорта, недостойным внимательного и кропотливого отношения в переписке. Я понимаю, что с Сергеем тебя связывают глубокие творческие взаимоотношения, но ведь и мы были интеллектуально близки! Короче, так: я буду рад в следующем письме узнать, что твоя гордыня – от лукавого, что мы – друзья и наши слабости взаимноуважаемы как противоположности. Если же все не так, то будь честен, прямо сообщи мне об этом, и мы не будем обременять друг друга.

Ты как-то предлагал пошуметь за меня. Думаю, что теперь такое время настало. Я человек невезучий, всё, чего достигал, давалось нелегко. Иногда закрадывались мысли самые последние, а не наложить ли на себя? Сейчас хотя кризис и не миновал, но уже не такой острый. Всё-таки жить хочется.

У нас с каждым днём всё хуже, цены растут – еле свожу концы с концами.

Пиши, дорогой. Я ведь ещё не чучело и надеюсь на победу.

Твой друг Аркадий

БОРИС – АРКАДИЮ

Аркаша, друг!

Вчера получил твоё письмо с сообщением об отказе. Письмо пришло через Финляндию. Теперь слушай! Не смей отчаиваться ни при каких обстоятельствах!

Сегодня и уже вчера я связался и связываюсь с огромным числом людей и организаций. Среди них сенаторы, конгрессмены и другие влиятельные люди. Они уже помогли многим. На днях высылаю тебе посылку с предварительной оплатой пошлины. Это значит, что ты ничего при её получении платить не должен.

Срочно вышли мне номер твоего телефона, я постараюсь тебе дозвониться, если соединят с вашей дырой. Напиши мне адреса всех твоих родственников в США и в Израиле. Укажи дату отказа и когда ты можешь подавать опять. А также место работы, прошлой и настоящей.

Я завёл на тебя толстую папку, как Остап Бендер на Корейко, куда подшиты все твои письма, а также туда идут корреспонденция и документы по твоему вызволению. Пытаюсь найти тебе невесту-американку, которая могла бы приехать и выйти за тебя, но это сопряжено с колоссальными трудностями. Настойчиво тебе советую учить английский язык. Причём не разговорный, который по книжкам всё равно не выучишь. Доставай художественную и техническую литературу и читай, и читай – набирай запас слов и зубри грамматику. Имея это, на месте заговоришь через пару недель.

Аркаша, знай, что я бьюсь за тебя и многие люди тоже. Вспоминай об этом, когда становится тяжело.

Обнимаю.

Твой Бор.

ЗОЯ – БОРИСУ

Здравствуй, родной Боря!

Ну, ты больше не расстраиваешься? Я, честно говоря, долго не могла уснуть после нашего телефонного разговора. И только по одной причине – мне было тяжело, что я огорчила тебя. Ночью мне снились твои губы. Родной, ведь это не я, а судьба определяет наше будущее. И выбрось из головы, что я чего-то от тебя требую. Ты волен делать всё, что тебе хочется.

С наступающим Новым годом! Надеюсь, в новом году ты получишь то, чего ты так ищешь! Посылаю свою фотографию, чтобы ты меня окончательно не забыл.

Твоя и только твоя 3.

БОРИС – ЗОЕ

Зи, возжеланная!

С Новым годом! Желаю тебе превеликих радостей и блаженств!

Хоть и нет тебя дома и ты шастаешь по Парижам, решил написать тебе, чтобы, когда ты вернёшься, письмо уже поджидало тебя в почтовом ящике и согрело тебя с дороги. Обещаю не расспрашивать о твоих приключениях в городе любви, так как ты столь зорко охраняешь границы своей личной жизни. Смею заметить, между прочим, что люди скрывают свою личную жизнь оттого, что в ней они делают всё противоположное тому, что они проповедуют в жизни общественной.

Своим письмом ты опять окунула меня в своё тепло, от которого я был отторгнут письмом предыдущим, да и твоим изменением планов. Но ты сделала ещё одно изменение – и я снова в восторге, ожидая тебя. Надеюсь, что за это время ты не надумаешь опять передумать, потому что я уж в таком ожидании нахожусь, что, если теперь что случится, то я и ошалеть могу.

Фотография твоя – замечательная, ну, кинозвезда, да и только.

Я смотрю на неё и жажду увидеть тебя воочию, взяться за тебя, прильнуть к твоим живительным источникам. Поговорить с тобой желается также крепко. Я уже сейчас грущу и скучаю по тебе, представляя, как ты улетаешь от меня после своего даже ещё не начавшегося приезда. Мне так часто хочется обратиться к тебе, поделиться мыслью, шуткой и, уж конечно, желанием, и то, что ты так далеко, меня гнетёт и удручает. Может быть, тебе удастся сделать несколько звонков по поводу своей работы прямо из N-ска. Если у тебя ещё не подготовлено резюме, привези его с собой, и я наберу его на «Макинтоше» в твоём присутствии, так что ты сможешь посмотреть на возможные варианты расположения текста и выбрать, какой тебе больше по душе.

Позвони мне, пожалуйста, как только приедешь из своего путешествия, чтобы убедить меня в своём существовании, а то, хотя вот лежат твои фотографии, мне начинает казаться, что ты мне только привиделась и причувствовалась.

Целую тебя во все места.

Твой Б.

МАРИЯ – БОРИСУ

Вы знаете, Боря, это ужасно странно, но меня почему-то расстроило Ваше письмо. Даже не пойму, что именно. Может быть, общий тон? Скорее не расстроило, а так, царапнуло, будто ногтём по шёлку. Бр-р-р! Ладно, оставим это.

И никакой это не романтический портрет, а фрагмент к большой картине с несколькими персонажами. Так что – пальцем в небо.

Боря, я немного хандрю сегодня. Наверное, не следовало бы писать сразу. По крайней мере так никогда бы не поступила женщина, которая знакомится по письмам. Да ладно, что же теперь? Сегодня ещё один год начинается. Тоска! Но поздравления с Н.Г. всё-таки примите от

Марии

БОРИС – МАРИИ

Здравствуйте, Мария!

Раз уж Вам так понравились мои рассказы, то шлю Вам один, который по глупости изъял из книжки, но без которого она не закончена. Там кое-какие эпизоды списаны с омерзительных отношений семейной пары, которая узнала себя в героях, когда я показал им вёрстку, и разобиделась. Я смалодушничал и, чтобы их не убивать совсем, убрал рассказ супротив воли издателя, который утверждал, что делать этого не следует, поскольку он, не зная той пары, узнал в рассказе дюжину других семей, ему знакомых. Я же сыграл в благородного дурака и настоял на изъятии. Но это не помогло, и счастливосемейная парочка рассвирепела на меня, победно продолжая, невзирая ни на что, свои гибельные отношения.

Было чрезвычайно симпатично с Вами поговорить.

Жажду очного знакомства.

Пишите, звоните, объявляйтесь.

Ваш Борис

БОРИС – СЕРГЕЮ

Серёг – где же ты? Я тут один, как перст, поскольку бабьё – не в счёт.

Ох уж эти Зои и Марии – невольно становишься Зоилом и мараешь их. (Мария – это М. расшифрованное, дерьмом фаршированное.)

А вот Юля оказалась чудесной, но, увы, не во всём. Приехал я в её городок в восемь вечера, устроив себе командировку в город неподалёку. Позвонил ей, а мать её говорит, что она в ресторане играет до одиннадцати, и даёт мне название ресторана. Я заехал в гостиницу, принял душ, переоделся и поехал.

Вхожу. Полупустой зал, полутемень, на сцене рояль, освещённый, а за ним сидит девушка. И сердце у меня привычно упало – не то. Милая, нежная, но совершенно без сексуальной изюминки. У меня был порыв повернуться и уйти. Но я сдержался, подумав, что уж коль приехал, то пообщаемся. Она повернула голову, увидела меня у входа, но я был в темноте и разглядеть меня ей было трудно. Она опять повернулась к нотам. «Даже без нот поимпровизировать не может», – подумал я, продолжая разочаровываться, и последовал за метрдотелем, который повёл меня ближе к сцене. Я попросил отдельную кабинку. Юля играла смесь советских и американских мелодий. Советские звучали омерзительно вследствие своего происхождения, а американские – осовеченно вследствие происхождения Юли.

Она скромно закончила очередную мелодию и поднялась со стула. Кто-то за столиком захлопал. Юля с сомнением шагнула в мою сторону, но, увидев, что я поднялся ей навстречу, обрела уверенность.

– Добрый вечер, Юля, – сказал я.

– Здравствуйте, Боря, – улыбнулась она. Мне понравилось, что руки она не протянула.

Мы сели за стол. Через минут десять она опять должна была играть. Я ловил себя на том, что держусь эдаким хлыщом. Но изо всех сил старался не злоупотреблять подобным поведением, зная, что лишь в небольших дозах это действует на девушек благотворно.

Потом она опять играла, мило, правильно, но без блеска. Потом мы снова разговаривали. И ни звука, ни интонации фальши я не почувствовал в ней. Я привёз её домой около полуночи, и мы договорились, что я заеду за ней на следующий день, в субботу.

День был ясный, и при свете Юля выглядела не лучше. Желтоватые пятна под глазами, рыхленькая, но по-прежнему милая и чуткая. Её родители оказались низкорослыми, затюканными, добрыми людьми. У матери в глазах светилась настороженность по отношению ко мне, что было вполне естественно. Она была бесформенной толстой еврейской мамой, и я видел в ней будущую Юлю, что мне вовсе не светило.

Мы поехали гулять. Я запарковал машину в центре городка, и Юля повела меня на экскурсию по местным немногочисленным достопримечательностям. Городок был пуст, люди и машины встречались редко. Мы оказались в парке, а в парке возлежал большой, заброшенный стадион. Мы сели на скамью в первом ряду и смотрели на пустую арену. Я поцеловал Юлю без желания, но по ритуалу, обязательному на пути, на который мы вступили. На этом пути должно происходить постоянное приближение к постели, иначе ты завязаешь в грязи вымученной межполовой дружбы. Я часто пристаю к бабе не потому, что она мне нравится, а для практики. Тогда если она клюёт, то приходится её ебать, и опять я трачу время на дерьмо. Но я опасаюсь, что если не приставать, то навык пропадёт, и когда появится то, что нужно, я тогда не сумею пристать.

Юля неумело, но с желанием, шевелила целуемыми губами. Потом она мне рассказывала о своей лучшей подруге, которая осталась в России. Потом я лёг и положил голову ей на колени. Юле ничего не оставалось, как запустить руку в мои короткие волосы. И я чувствовал по движению руки, как Юля счастлива. Вскоре мы проголодались и пообедали в крохотном вкусном ресторане. Совместная еда сближает и утепляет отношения. Я то и дело прикасался к Юле, и она трепетно краснела, и даже жёлтые пятна под её глазами исчезали. От моих настырных расспросов ей пришлось дать мне понять, что она ещё девственница. А о девственнице можно по праву сказать, что она ни хуя не знает, да и вообще она – существо разового употребления.

Это, конечно, меня подстегнуло – разрубить гордиев узел целки и овладеть всей дикой Азией тела. Лестно и радостно быть первым и знать, что ты сможешь не только развеять страхи девушки, но и направить её своим умением на путь истинный, то есть восторженный. Да и вообще, вскрывать запечатанный Богом дар – и торжественно, и приятно.

После обеда мы слонялись по местному музею, полному затхлых экспонатов.

Вечером мы пошли в единственное в этом городке место, где собирается молодёжь. Там пульсировала музыка, испускаемая сердцем оркестра, и в такт ей двигались тела. Мы сидели за столиком и что-то пили. Юля не хотела танцевать, а я с трудом мог оторвать взгляд от стройных женских тел, которые почему-то принадлежали не мне, а кому-то другому.

Я посматривал на милую Юлю, с её невнятным для моего желания телом, и клял себя за то, что торчу с ней. Ну какого чёрта я трачу время на ту, что леденит меня всем своим милым видом? Как мне хотелось залезть на одну из этих стройных самочек и сделать так, чтобы ветхая крыша их неприступности протекла от желания.

Мне кажется, что Юля чувствовала мои мысли, пусть не вполне их осознавая. Я пригласил её на обратном пути зайти ко мне в отель, но она отказалась. Я с облегчением отвёз её домой – завтра в два часа дня я должен был уезжать. Она пригласила меня на ранний семейный завтрак, и я согласился. После завтрака мы договорились провести вместе несколько оставшихся часов. Еда была обильной, и Юля нажимала на жирную ветчину, что ещё раз подтверждало существование причинно-следственной связи в нашем мире. Но она словила мой взгляд на очередной кусок ветчины, который она положила на хлеб с маслом, и не стала его есть. Мне понравилась её чуткость.

Разговор за столом шёл об эмиграции, и так как это всех нас живо касалось, то он был естественным и непринуждённым. Я к тому же выступал в качестве эксперта, поскольку они – свеженькие, а я – аж гражданин США.

После завтрака мы поехали куда глаза глядят. А у меня они глядели в уединение моей комнаты в отеле. Сначала Юля сказала «нет», и мы проехали мимо в накрапывающий дождь. Тогда я рассердился и сказал, по возможности мягким голосом, сдерживая злобу: «Ведь ты потом жалеть будешь, что мы не оказались вместе». Сказал я это и вижу, что подействовало, губы у неё дрогнули. А через секунду и слышу, что подействовало – Юля тихо молвила: «Хорошо». Я развернулся и погнал машину к отелю.

Вошли в комнату, и она села на стул. Я подошёл к ней, поцеловал в темечко и стал расстёгивать её кофточку. Она не сопротивлялась. Мне открылось тело с лифчиком, в котором хранились юные грудки. Я поднял Юлю со стула, чтобы снять юбку, и она послушно встала. Я расстегнул сзади молнию и стянул юбку вниз. Она всё время молчала и повиновалась каждому моему движению. Я быстро избавился от своей одежды, и мы забрались под одеяло. Я снял часы – у нас было около двух часов, вполне достаточно. Юля лежала на спине, а я мерно целовал её заветные места. Она напрягалась от удовольствия, сжимая меня в руках, а я, не торопясь, опускался всё ниже. Пизда у неё была мокрая до последнего волосика, и, когда я лизнул её клитор, она застонала и схватила меня за запястья. Я, не отрываясь от клитора, высвободил одну руку и пальцем стал скользить в её влагалище. Палец упёрся в плеву, и она легко растягивалась, но я решил избавить её от девственности хуем, чтобы всё было как подобает, однако я хотел, чтобы Юля сначала кончила и расслабилась. И она явно приближалась к концу. «Ой», – застонала она, и через секунду я почувствовал, как стенки влагалища запульсировали. Не дожидаясь, пока в последних судорогах умрёт наслаждение, я поднялся и, стоя на коленях перед её нежной темноволосой пиздой, раздвинул ей широко колени и медленно проскользнул. Юля лежала с закрытыми глазами и ярким румянцем на лице. Хуй упёрся в скользкую плеву, я чуть нажал, и она пропустила меня до самых яиц. Юля только протянула руки, призывая меня лечь на неё. Я лёг и старался не двигаться резко, чтобы ей было не больно и чтобы самому быстро не кончить. Она прижала меня к себе и открыла глаза, в которых горел восторг и благодарность. Я со спокойной совестью кончил ей на живот и потом взял её ладонь и окунул в лужицу моей спермы. Юля улыбнулась, посмотрела на свой живот, жирноватый, кстати, и сказала: «Так вот как оно выглядит». Я взял полотенце из ванной и вытер её и себя. «Тебе не было больно?» – спросил я. «Нет, совершенно не больно, было только… приятно, очень приятно».

«Поздравляю, с превращением в женщину», – сказал я, положив свою руку ей между ног. «Спасибо», – серьёзно отвечала она и поцеловала меня в шею.

Второй раз она целеустремленно двигала бёдрами и простонала не просто «Ой», а уже «Ой, Боренька! Ой!..». А потом мы лежали обнявшись, и на меня уже смотрело знающее лицо женщины.

Когда настала пора уезжать, я чувствовал, что мне нужно сказать ей что-то обнадёживающее, вроде, что я скоро приеду снова или что мы встретимся очень скоро, или ещё что-нибудь подобное. Но у меня не поворачивался язык, потому что я не хотел предпринимать каких-либо усилий, чтобы встречаться с ней опять, тем более – после нескольких оргазмов мне и красивую женщину хочется сбачить поскорей, а тут и подавно. Мы подъехали к её дому. С её родителями я попрощался ещё после завтрака и опять заходить к ней домой не хотел. Юля явно ждала от меня каких-то слов, сулящих будущее. Но единственное, что я мог сказать, это: «Всего тебе доброго. До свиданья». И в «до свиданья» я постарался вложить глубокий смысл, которого я не имел в виду.

Я ехал в аэропорт, довольный приключением и с сожалением, что вот какой, наверно, замечательной женой была бы Юля, но насколько холодно моё сердце к ней. Почему на её месте не могла оказаться женщина внешне притягательная и вдобавок со всеми Юлиными душевными качествами? Что это за вечная дилемма, почему нельзя всё сразу, не «или – или», а «и» и «и»? Но «и» и «и» даже звучит по-ишачьи.

Такова судьба!

Держи связь и будь здоров.

Борис

МАРИЯ – БОРИСУ

Сугубо официальная часть закончилась. Начинается полуофициальная.

Гонг. Бомм! Второй раунд.

Боря! Действительно, без дураков, была удивлена и рада Вашему звонку. Правда, удивлена больше, так как чувствую, что моя хандра слишком явно выплеснулась в последней записке. Практически была уверена, что на этом ниточка-паутинка порвалась.

Давайте я расскажу немножко подробнее о себе то, что смогу. Остальное – очень больно.

Петербужанка до шестого колена, дальше просто не могу проследить родословную.

Папа – известный композитор, умер десять лет назад. Мама – всю жизнь папина жена. Я закончила электротехнический институт, а когда начала работать в почтовом ящике, поняла, что с этим мне не по пути, и ушла в ювелирку.

Вышла замуж и родила Светланку.

Я всё уговаривала мужа уехать. Наконец подали документы и сели в отказ на 10 лет. Три года на уговоры плюс 10 лет отказа, итого 13 лет – треть моей жизни как в тылу врага.

Приехали в Америку. Прожили 4 месяца (здесь должно быть объяснение, почему я разошлась с мужем).

Итак, подвожу баланс:

В Америке почти год.

Родные – ни одного человека, кроме дочки.

Друзья здесь – только вновь приобретённые, то есть знакомые.

Язык – оставляет желать много лучшего.

Профессии – нет.

Настроение – как зебра.

Состояние сердца – настрадалась так, что кажется, человеческое сердце не способно всё это вынести. Но как сказал мне один мудрый старик, поздравляя с Новым годом: «Что же ты, глупышка, сетуешь, что год прошёл впустую! Ты же выстояла, не наложила на себя руки и не сошла с ума. А это победа, да ещё какая!»

Состояние души – одна большая кровоточащая рана. Затянется ли она? (После «состояние души» всё зачёркнуто, но так, чтобы можно было прочитать. – Примечание Бориса.) Всё не те слова. Не могу охарактеризовать. Плохо.

Состояние внешности – удовлетворительное, пока люди не заглядывают глубоко в глаза. Как заглянут – шарахаются.

Вот, Боря, рассказала, что смогла. По крайней мере, честно, без розовой дымки, так как ложь не переношу всем нутром своим.

Хочу ли я счастья? Конечно, хочу! (Кто же не хочет?) Только всё время помню слова Мандельштама, которые он твердил своей Надежде: «И кто тебе внушил такую дурацкую мысль, что ты обязательно должна быть счастлива?» Вот это уже точно про меня. Поэтому-то меня так взбесило Ваше объявление. Вы так опрометчиво пообещали сделать женщину счастливой. А сейчас пропускаете кандидаток через сито. Откалибровываете. Этих в одну сторону – можно ещё поговорить. А тех – на выброс. Шлак.

Ладно. Понесло меня. Простите.

Боря, если Вы всё-таки решитесь мне ответить после такого почти обнажённого портрета, напишите о себе хотя бы что-нибудь. Не из брошюры. Ну, что можете. А вот сейчас совсем «зарвусь». Если Вы всё-таки будете мне писать, пожалуйста, не печатайте. Терпеть не могу официального шрифта в личных письмах. А потом, по почерку гораздо больше можно узнать о человеке.

Всего хорошего.

Мария

БОРИС – МАРИИ

Милая Мария!

Зачем боксёрство: гонг, раунд? Не хочу с женщинами биться, хочу любиться. Обнажённость же портрета всегда притягивает, так что не опасайтесь.

Спасибо за попытку правды. Не то, что подозреваю Вас в неправде, а то, что правда всегда исчезает при попытке прикоснуться к ней. Когда на меня находит разное – я пишу. Вам же повторяю сказанное кем-то: «Господи, избавь меня от страданий телесных, а от душевных я как-нибудь и сам избавлюсь». Вы здоровы (надеюсь), молоды (относительно), есть дочка (любимая и здоровая). Ну, остались без мужа. Туда ему и дорога, коль исчез. Конечно, «одиночество – страшное дело» (самоцитирую). Но шевелитесь, отвечайте на разные там объявления и пр., и отыщется кто-нибудь незряшный. Вот я, например, корреспондентом Вашим заделался. Не густо, но всё-таки.

О себе? Ладно. 12 лет американец. По сей день счастлив, что убёг из проклятой Богом и людьми Сов. России. Инженерство снабдило меня ненавистной работой, которая позволила мне облететь шарик несколько раз да иметь денежки на сносную (по американским масштабам) жизнь. Вот пишу в оставшееся от работы время, которого непростительно мало. Уже не помню, что Вам говорил по телефону, но скажу, что был женат, от чего осталось ощущение недоумения – а зачем нужно было жениться? Чтобы угодить обществу? Детей не завелось осознанно, поскольку жена не была матерью по духу, да и брак наш был ультракороткий – единственное его хорошее свойство.

Простите, что не выполняю Вашу просьбу и не пишу вручную. Не могу себя заставить делать сие, когда рядом «Макинтошик». Как-нибудь в следующий раз, когда буду писать Вам с необитаемого острова, тогда из бутылки Вы вынете моё рукописное послание.

Что же касается обещания сделать женщину счастливой, то счастье, как Вам известно, не в состоянии, а в смене состояний (по Фрейду). Так что осчастливливать непрерывно мне не удастся, а периодами – вполне. И весьма длинными.

Устал откровенничать. Ваша очередь.

Будьте здоровы.

А с фото как всё-таки? Неужто так и не пошлёте? Нехорошо.

Борис

ЮЛЯ – БОРИСУ

Здравствуй, Боря!

Ты, наверно, очень удивишься, получив моё письмо. По идее, я должна была сидеть и ждать, когда ты дашь о себе знать, но прошло уже четыре дня, и я решила больше не терпеть. Просто думаю, что после этого мне станет легче.

Я не собираюсь тебе объясняться в любви, не пугайся. Просто хочу поблагодарить за те дни, которые ты провёл со мной. За то, что я ни о чём не жалею. Ты был прав, я бы жалела, если бы не решилась.

Я думаю, ты знаешь (а если не знаешь, то я желаю тебе, чтоб ты никогда этого не узнал), что самое ужасное – это ждать чего-то. Я считаю, что мы должны щадить друг друга, что люди должны щадить друг друга. По-моему, сейчас возникла такая ситуация, при которой ты должен пощадить меня. Конечно, слово «должен» здесь совершенно не подходит, ведь я не имею права что-либо требовать от тебя. Это только просьба. Я знаю, что написать легче, чем сказать.

Поэтому прошу тебя, если ты собираешься как-то продолжать наши отношения, то я бы хотела об этом знать.

Если нет, то тоже. Пусть мне вначале будет тяжело, но это жизнь, всё пройдёт когда-нибудь. Я хочу, чтобы мы всегда говорили друг другу только правду. Ты только не подумай, что я требую каких-то экстренных решений, только то, что ты чувствуешь на сегодняшний момент.

Надеюсь, что ты ответишь.

Юля

МАРИЯ – БОРИСУ

Боря, Боря!

Что мне Вам ответить, корреспондент Вы мой дорогой?

Не поняли Вы меня, не боксёрство это, не позёрство.

Неприемлемы для меня Ваши советы, хотя и правильны. Я – барышня из гордых. По объявлениям не знакомлюсь.

Вы – чистая случайность.

Нет у меня цели заловить мужа. Да и не до этого. Есть более важные дела, с собой бы справиться да на ножки встать. Одно утешение, я – в Америке. И надо сказать, что это очень большое утешение.

Много воды должно утечь, пока забудется, зарубцуется. Или встряска нужна хорошая, чтобы душа встрепенулась, хоть немножко крылышки расправила.

Пытаюсь, пытаюсь справиться с собой. Пока плохо получается. Не я плачу – гордость моя плачет. Сама себя не узнаю.

Ваше утешение о страданиях душевных не очень греет.

Вот переехали на новую квартиру. Да Вы прислали приличное стихотворение на этот раз. Всё веселее.

Не расстраивайтесь по поводу Вашего рассказа. Слишком уж он резкий и в таком виде не украсил бы книгу. Но это моё такое мнение.

Не сетуйте, что опять не посылаю фото. У меня их просто нет. Надо кого-то просить, чтобы щёлкнул. А кого-то просить – это всегда хлопотно. Подвернётся случай – пришлю.

Ваша Мария

БОРИС – МАРИИ

С новосельем!

Вот, Мария, Вы пишете о встряске, которая Вам нужна или о времени, которое должно утечь. Всё это эвфемизмы. А по сути дела, Вам нужен мужчина (и вовсе не обязательно муж, коего надо залавливать), который бы полюбил Вас и которого бы полюбили Вы. Говорить легко, знаю. Но и тешить себя романтическими заблуждениями тоже смешно. Все наши горести – от недостатка или полного отсутствия любви. Смысл моих призывов к Вам – не сидеть, а двигаться. Я вот тоже суечусь в поисках любви. Жизнь, по большому счёту, не что иное, как поиски любви. А мудрость состоит в том, чтобы осознать этот и остальные трюизмы. Я вовсе не утверждаю, что я – мудрый, так как ещё кое-что важное мне пока не видится трюизмом.

Случай подбрасывает мне там и сям более или менее забавные приключения, но ничего из того, что дух захватывает. Может быть, Вы захватите? Но для этого необходима встреча с

Борисом

СЕРГЕЙ – БОРИСУ

Без твоих писем я уже плохо представляю своё бытие. А без описаний твоих приключений я бы не представлял твоё бытие. Пытаюсь разглядеть твои фотографии в подробностях. Чёрт возьми, через какие крохотные окна мы теперь смотрим друг на друга!

Я тут запутался в женщинах. Так хочется зайти к тебе и обстоятельно побеседовать. А писать, как ты, не могу, всё время имею в виду того, кто читает мои письма до тебя, и это сковывает.

Аркадий величаво суетится. Отказ лишь придал ему энергии и усугубил его серьёзность. Аркадий не уверен в своём чувстве юмора и очень боится, что его высмеют, а он не заметит. И чтобы казаться в этом смысле проницательным, он на всякий случай всегда обижается. А тут ещё расстояние, нас с тобой разделяющее. На таком расстоянии каждое слово в письме, тёплое или холодное, приобретает больший вес. Но он теперь забыл о своих обидах на тебя, поскольку помнит о твоей нужности.

Закончилась выставка в Союзе художников с моим участием. Практических результатов никаких. Однако приятно – я там бывал и видел, как с удовольствием смотрят и обсуждают мои работы. Дали справку об участии в выставке. Когда ходил за справкой, познакомился с девочками из дирекции выставок и подружился с ними, особенно с одной. Не знаю, хорошо ли это.

Огромных душевных сил и нервов мне стоят мои коммунальные соседи. Люди попались на редкость мерзкие – злые и вздорные хамы. Каких только тычков я не получаю! Все мои гости, по их мнению, – воры, сифилитики и проститутки, что мне открыто и говорится. «Вот к нам же никто не ходит!» – гордо заявляют они. А я, как выяснилось, к сожаленью, не могу на них плевать. После каждого тычка дрожат руки. И каждый раз, сталкиваясь с ними в дверях сортира или в кухне, мучительно думаю об одном и том же: почему я должен их ежедневно видеть, слышать и общаться с ними неопределённое число лет? И выхода практически нет, шестой этаж без лифта обменять невероятно трудно.