Текст книги "Одержимые войной. Доля"

Понимая, что в этом месте ему вперёд уже не проехать, Локтев свернул на другую магистраль. Но и на ней через триста метров повторилась та же картина. Потом – на третьей, на четвёртой. Через сорок минут блужданий по центру, он понял, что город искусно блокирован, и к зданию фонда на машине не подобраться. Интересно, если это стихийный революционный порыв, кто же так тщательно продумал его географию? Сами массы вряд ли бы додумались так перегородить город, если бы шли вслепую. Настоящих танков эти баррикады, конечно, не остановят, но повседневная жизнь нарушена полностью. Случись где пожар, иное стихийное бедствие или просто кому плохо станет, ни скорая, ни пожарная машины не доберутся, это уж точно!

Чертыхаясь, Локтев вышел из машины и направился к фонду пешком, минуя многочисленные груды мусора посреди улиц, кучи обломков строительных материалов, перевёрнутые скамейки. Хорошо ещё, что подожжённых автомобилей нет, – подумалось ему, и сразу он увидел лежащую на боку искорежённую черную «Волгу» и танцующих рядом с нею радостных молодых людей кавказского вида. «Этого ещё не хватало! – пронеслось в голове у владельца зелёной иномарки. Но возвращаться к оставленному автомобилю было поздно.

Через квартал-другой он увидел группу пенсионеров человек в сто, посреди которой на поваленной мусорной урне возвышался молодой человек, почему-то в пионерском галстуке, который разбрасывал направо-налево листовки и срывающимся на фальцет голосом кричал:

– Эти отчаянные головы поспешили! Долгожданный приход в стране нормальной власти просто оказался слабо подготовленным! Мы во что бы то ни стало должны поддержать нашу доблестную Красную Армию, рвущуюся в город для наведения конституционного порядка! Разбирайте баррикады! Разъясняйте всем вокруг, что их сбивают с толку! Нет реакционным проискам новой буржуазии!

Несколько пенсионеров яростно аплодировали. Несколько с сомнением качали головами. Иные уходили прочь, сжимая в руке листовку. «Бывают же дураки!» – подумал Локтев и двинулся дальше.

Кое-как добравшись до фонда, Дмитрий Павлович застал и там суетящуюся толпу. Несколько поддатых мужчин, вооружившись обломками детских качелей, пытались взломать не поддающуюся дверь с табличкой. Локтев заорал и, на ходу вытаскивая из кармана газовый пистолет, ринулся разгонять толпу:

– Застрелю, мать вашу! Тоже мне, революционеры хреновы нашлись. А ну все вон отсюда!

Его действия остудили взломщиков сразу. Лишь двое самых активных ещё размахивали железными прутьями, доламывая дверь. Неизвестно, чем бы всё окончилось, не появись рядом Саид и трое молодцов из вневедомственной охраны, оказывается, вызванные председателем кооператива пять минут назад. Четверо молодых людей в два счета рассеяли толпу, не произведя ни единого выстрела. Сердце отчаянно колошматило в виски. Что сталось с людьми? Что?!

– Ну, ты и страшен в гневе! – рассмеялся Саид, когда толпа рассеялась и они благополучно вошли внутрь.

– Подонки, – в ответ выдохнул Локтев, – им только дай волю, так они всю страну растащат!

– И это говорит демократ? – послышалось со стороны входной двери, и обернувшиеся вожди увидели Беллермана. Его лицо источало благодушие. Никогда не проявлявшиеся сквозь стекла очков зрачки глаз, казалось, были столь полны радости и умиротворяющего дружелюбия, что весь адреналин, накопившийся за последние полчаса и у Баширова, и у Локтева, стремительно улетучился. – Здравствуйте, здравствуйте. Жаркие деньки. Но вы не переживайте так сильно. Вчера у меня был тоже очень жаркий денёк. Не слышали о пожаре в больнице? Дима и Саид отрицательно мотнули головами, а стрелок ВОХР придвинулся поближе к Владиславу Яновичу, чтобы лучше расслышать очередную криминальную сплетню. Однако вместо сплетни ему пришлось услышать в свой адрес:

– Что же вы раньше не объявились? Объект ни на минуту нельзя было оставлять без присмотра! – это Локтев вспомнил о том, что свои «стрелочники» существуют в каждом случае. Беллерман кивнул в ответ и перевёл посуровевший взгляд на смутившегося человека в синей форме, тот отодвинулся от него, бормоча:

– Нам, понимаете, с пульта позвонили. Сказали, магазин грабят на соседней улице. А здесь все тихо… Вот я дверь запер и побежал. Только минут десять и отсутствовал всего…

– Десять?! – возмутился Локтев, – Да вы знаете, что ни на десяток секунд не имеете права оставлять объект без присмотра! Вас можно под суд отдать! А если вам скажут: в соседней деревне женщину насилуют, тоже помчитесь помогать? Кому только?

– Дмитрий Павлович, я же… Это… Вы же видите, что делается… Кругом такое вторые сутки… Откуда мне знать, что это провокация?

– Вас, мил человек, для того и поставили здесь охранять, чтобы не было всяких провокаций. Я понятно говорю? – подал голос Владислав Янович и поспешил перевести разговор на другую тему. – В общем, так. Садитесь за стол, пишите рапорт на имя вашего начальника и не мешайте нам.

Охранник послушно ретировался. Его товарищи в синих униформах благоразумно испарились раньше. Троица руководителей аппарата будущей политической партии, как теперь себе это представлял Локтев, проследовала в кабинет председателя. Прикрыв плотно двери и включив «глушилку», Беллерман пододвинул кресло к столу и снова улыбнулся, устраиваясь в нём поудобнее. Глушилка – «ноу-хау» инвалида радиолюбителя Фёдора Мишука. Конопатый молчун с редкими рыжими усами и бесцветными, словно выгоревшими ресницами был в фонде мастером по части спецсредств. Будучи по профессии наладчиком радиоэлектронного оборудования, он мечтал открыть своё дело по выпуску всякой шпионской техники. Но, не обладая ни капиталами, ни нужными для дела качествами излишне мягкого и уступчивого характера, не мог подступиться к своей мечте. Вместо того постоянно получал предложения от Локтева разработать и изготовить какой-нибудь очередной «прибамбас» – то для слежения, то против угона автомобиля, то для установления помехи, то ещё для чего. Так и появилось спецсредство под названием «глушилка». В кабинете председателя, в кабинете Саида и в бухгалтерии по стене протянули спиралью скрученные провода, по которым при включении маленького приборчика возле входной двери, подавался слабый ток определенной частоты. В результате возникали электромагнитные волны, напрочь исключавшие возможность прослушивания извне того, что внутри комнаты. Причем в любом диапазоне частот. Сплошной белый шум. Даже механическое считывание вибрации со стекол, при помощи которого хитроумные Джеймс-Бонды подслушивают с больших расстояний переговоры в помещениях, где есть окна, не давало результата. Приборчик был настроен на частоту в резонанс с частотами естественных колебаний кристаллической решетки стекла, хрусталя и ещё многих материалов. Никак не воспринимаемая ухом вибрация делала невозможным использовать приборы для получения информации о секретах. Даже приложив ухо к стене, тоже услышишь ровный гул. Кроме того, прибор выводил из строя любые «жучки» в радиусе ста метров. К тому же, полезно ионизировал воздух и убивал бактерии. В общем, Фёдор был настоящим Кулибиным, и его светлая голова высоко ценилась товарищами. Быть может, поэтому ему и не давали развернуть собственный бизнес, ведь в этом деле, как известно, всякий рискует собственной головой. Мишук не жаловался, деньги за многочисленные «игрушки» ему платили щедро, а то, что мечта о своём деле остаётся мечтой, воспринимал с некоторой долей самоиронии. Иногда вместе с Фёдором в его проектах принимала участие его жена, также способная на всякие технические новации, но по-женски более внимательная к мелочам. В совместном творчестве их достижения приобретали подлинный блеск. «Глушилка» была плодом семейного дуэта, Лариса внесла в конструкцию ряд дополнений, удешевлявшие изготовление, добавляя ряд функций. В частности, санитарно-оздоровительное назначение прибора – результат её изысканий. Лариса работала врачом физиотерапевтического кабинета в клинике на Березовой улице, где пользовала не только постоянных обитателей «Дурки», но и других больных, направляемых туда через городские поликлиники. Беллерман хорошо знал физиотерапевта. Она же его, как это ни странно, никогда не видела. Но о том, что работающий в таинственном 13-м корпусе врач одновременно консультирует в фонде, который занимается делами её мужа, была вполне осведомлена, и это её нимало не беспокоило, а напротив, вселяло уверенность, что и в фонде у мужа всё должно быть хорошо. Поэтому она с удовольствием и совершенно безвозмездно принимала участие в разработках Фёдора, нередко качественно улучшая его изделия свежими техническими идеями и всегда придавая окончательному изделию черты подлинной безупречности.

Беллерман, включая прибор, непроизвольно погладил корпус пускателя: он как врач питал слабость ко всяким ионизаторам, лампам Чижевского, витафонам и прочим физиотерапевтическим и санитарным приспособлениям, в которых инженерный гений сочетался с медицинским чутьем. Когда «глушилка» заработала, он начал разговор:

– Друзья мои, не надо так переживать по поводу происходящего в стране. Горбачев вернется, путчистов накажут. Но главное, мы с вами успели вовремя, теперь обдумаем, как пойдем на выборы.

Саид достал из кармана записную книжечку и ручку. Но Владислав Янович мягко остановил:

– Не надо бумаг. Видите, я даже эфир экранирую на время наших разговоров.

– Хорошо, – ответил Баширов и спрятал письменные принадлежности обратно.

– Сегодня у меня есть возможность с вами поговорить. Скоро будет некогда. Надеюсь, вы поняли, что попытка взлома офиса была неслучайной?

– Кто они? – сердито бросил Локтев, Беллерман слегка приподнял левую бровь и усмехнулся:

– Назовем так: конкурирующая фирма. То есть эти-то молодчики – так, шестерки. И знать не знают, и ведать не ведают, что творят. Получили задачу: взломать двери, устроить поджог, а часть бумаг вынести и передать. Поэтому я и прошу – никаких бумаг. Я понятно говорю? Теперь так. Саид. Вы на очереди. Как только страсти улягутся, немедленно ко мне. Помните, мы с вами говорили о курсе коррекции?

– Помню, – вздохнул председатель кооператива.

– Жалко, что проверки из ГОРОНО теперь уже точно не будет. Хороший был проект, – грустно молвил Локтев.

– Впереди ещё больше хороших проектов. И оставьте отныне мелочи типа образования, здравоохранения, культуры, спорта специалистам в этих областях. У вас должен быть нормальный штат помощников по всем направлениям деятельности, которые вы себе изберёте.

– А деньги для этой оравы специалистов? – пожал плечами Дима.

– Деньги будут. Много денег. Вчера начался демонтаж отработавшей срок пирамиды. Кое-кто сумеет на этом хорошо погреть руки, если вовремя подсуетится. Я, как вы сами понимаете, не могу напрямую участвовать в этом процессе. Я психолог, врач. Моё место в тени. Возле тех, кто нуждается в моей тихой помощи. Но вот вы двое, молодые, энергичные, перспективные, должны воспользоваться сложившейся исторической ситуацией и подняться на новый уровень. Для этого всё уже подготовлено. Первое. У вас есть партия. Помните, Дмитрий Павлович, наш разговор о власти и о тысячах сердец, что всегда будут выстукивать ваше имя? – Локтев кивнул. – Время пришло. Сейчас никто не станет проверять документы. Вы успели вовремя, не бойтесь, подножек не будет. Мелкие торопятся сколотить на волне общей эйфории свой образ. Уже к сегодняшнему вечеру попрутся как по команде на баррикады, начнут махать флагами, устраивать фейерверки.

– Так ведь уже начали, – грустно усмехнулся Дмитрий.

– То была шушера. Ни одного серьёзного. Мы там кое-что тоже обкатывали. Двойников, например, запустили. Было интересно, но как опыт, не более того. Серьёзные деятели пойдут только теперь. День-два, и всё будет кончено. Те, кто прокричит громче других, тем и уготовано место. Ваша задача иная. Вам не надо болтаться по городу, не надо лезть в толпу и карабкаться на трибуны. Ваши голоса у вас в кармане. Вам нужно накапливать компроматы. На всех, кто сейчас горланит. На первых выборах вы можете не получить ничего. Это и не важно. Важно заявить о себе. Послать месседж, как говорят новые русские, тем, кто сядет наверху и начнёт всего бояться. Это только кажется, что они там такие смелые. Из них ни одного, кто реально готов к власти. Потому их власть продержится недолго. Через пару лет потребуется маленькое кровопускание, чтоб запугать тех, кто, по их мнению, метит на их место, а главным образом, чтобы избавить самих себя от страха. Я понятно говорю?

– Вполне, – ответил за двоих Дмитрий. – А есть ли у нас союзники вне нашей организации? На кого нам опираться?

– Резонный вопрос, отвечу. Прежде всего, в 13-м отделе КГБ есть штат агентов, которые всегда будут с вами на короткой связи. Некоторых вы, возможно, знаете. Большинство их имеет место работы в качестве прикрытия и легенду. Сам 13-й отдел, возможно, вскоре вновь поменяет название. Но не в названии дело, а в профиле работы. Специалисты отдела работают с паранормальными явлениями, с «Дуркой», с извращенцами всех мастей. Вам предстоит в это окунуться поглубже.

– То есть? – поморщился Саид.

– Дело в том, что всякая общественная встряска выносит на поверхность определенного типа человеческий продукт. То, что, как известно, не тонет, но очень сильно воняет. Во времена революций именно уроды всех типов оказываются у власти. Гумилев называет их пассионариями, но сути дела это не меняет. Наши ученые вычленили в своё время формулу власти. Это диагностический букет, по которому можно точно определить степень предрасположенности того или иного деятеля к достижению им определенного социального положения. Иными словами, зная носителя потенциальной угрозы для общества, его можно поставить под контроль задолго до того, как он осуществит свои действия. Абсолютно неважно, под какими лозунгами осуществляется захват власти в ту или иную эпоху. Власть всегда захватывают не ради спасения человечества, а ради самой власти. Это симптом вполне определённого заболевания. Оно неизлечимо, имеет наследственную природу. Вот почему, кстати, в подавляющем большинстве государств в истории человечества и в современности власть в той или иной форме наследуется либо распределяется между близкими родственниками. При этом неважно, играют ли властители в демократическую процедуру или объявляют себя монархами, диктаторами и так далее. В этом отношении власть сравнима с сифилисом. Кстати, до известной степени это сравнение справедливо. Носители власти в личной жизни проявляют себя весьма своеобразно. Как правило, сексуальные извращенцы либо сексуально бессильные личности, которые, как учил Фрейд, сублимируют свою половую энергию в социальной сфере. А поскольку вершина пирамиды власти ничтожно мала в сравнении с её основанием, а число извращенцев велико, только малая часть из них удостаивается шанса достичь высшей власти. Подавляющее большинство заполняет нижние этажи. Поэтому, с точки зрения, психофизиологии, весьма часто наибольшее сходство наблюдается между самыми выдающимися представителями так называемых властных элит и самыми что ни на есть низменными маргиналами всех мастей.

– Нечто вроде тех придурков, что пытались нас сегодня гробануть? – спросил Дима, поймав на себе короткий, как укол, взгляд Саида.

– Вам придется поработать и с отпетыми мошенниками, и с убийцами и с насильниками. Материал для работы с президентами удобнее всего черпать в колониях строгого и усиленного режима. Здесь будет сосредоточен один из фронтов нашей партийной работы.

– Если можно, поясните, – попросил Саид, заинтересованно следивший за каждым поворотом мысли Беллермана, в отличие от Локтева, который, казалось, ушёл в себя и мало реагировал на слова профессора.

– Охотно, друзья мои, – Владислав Янович акцентировал обращение, вызывая Дмитрия Павловича из оцепенения. Тот кивнул и тоже включился в разговор. – Ваши идеологические установки, лозунги и прочая блесна, на которую вы будете ловить рыбку в мутной воде, это, так сказать, дело десятое. Конечно, при плохих лозунгах много хорошей каши не сваришь. Но важнее точно определить свой электорат. Новое словечко для нашей действительности скоро станет чертовски популярным. Дело в том, что оно точно отражает суть. Электорат – не народ, не слой, класс или профессиональная группа, определяемые социально-экономическими факторами. Электорат – явление, в какой-то мере, медицинское. И диагностика, методы которой я передаю вам в руки, не последняя вещь. Политтехнологи, работающие с электоратом, лепят из него массы, выносящие на вершину пирамиды своих вождей. Так вот, дорогой Дмитрий Павлович, со всей ответственностью заявляю, ваш электорат в большой мере расположен по тюрьмам и колониям.

– Приехали! – выдохнул Локтев, а Беллерман лишь засмеялся.

– Не отчаивайтесь, очень интересный электорат! Интересен и список статей, по которым проходят ваши подопечные. Не всякий уголовник – ваш клиент. Но среди них вы найдете самых главных клиентов. Во-вторых, необходимо проводить тщательную диагностическую работу. Прежде чем вербовать своего сторонника, нужно знать о нём ряд важных деталей, без которых всякая работа пойдет насмарку. Для начала, вы должны знать о наличии среди его родственников самоубийц, поэтов, гомосексуалистов и лесбиянок. Это важный маркёр. Дело в том, что девяносто процентов суицидов происходят на почве половых дисгармоний. А это, в первую очередь, так называемая нетрадиционная ориентация. Отчего молодые люди падки до молодых людей, а девочки лижутся с девочками? Фрейд объяснял это перенесёнными в детстве психическими травмами, которые не остались в памяти, но ушли в область подсознательного. Старик ошибался, точнее, кое-что сознательно скрывал. Это лишь вершина айсберга. Эти штучки наследственные. И, как всякая наследственность, имеют тенденции либо к усилению проявлений в каждом следующем поколении, либо к ослабеванию. Всегда полезно знать, с кем стоит, а с кем не стоит связывать свою половую жизнь. А если стоит, то ради чего. И если не стоит, то почему. Мы здесь все свои, и я могу говорить откровенно. Как врач. Если, конечно, вы не возражаете.

Молодые люди переглянулись. На короткий миг председателю показалось, что лучше ему сказать: «Не надо», но он отогнал эту мысль. Любопытство взяло верх, и он кивнул.

– Саид Калыкович, – продолжил Беллерман, – ваш стремительный взлет в последние полгода связан с рядом обострений недуга, с которым вы успешно справились. Ведь совсем недавно мы с вами проходили лечение, а до этого вы и не помышляли о партийной карьере. Не так ли? – Баширов кивнул. – Между тем, корни этого явления лежат даже за пределами вашей лично биографии. Вы что-нибудь можете сказать о своем отце?

– Он ушёл, когда мне было тринадцать. Я его мало помню.

– А почему он ушёл?

– Мама говорила, он запил. И у неё были какие-то проблемы по женской части, – неуверенно ответил Баширов.

– Вот именно! Чаще всего родители так и говорят своим детям. Полунамёками, полуправду. А правда состоит в том, что у ваших родителей не совсем совпадала сексуальная ориентация. Калык Тоевич спустя девять лет, то есть относительно недавно, лечился стационарно в одном из учреждений нашей системы. Не смущайтесь, Саид Калыкович, в этом ничего позорного. Наоборот. Наличие такой компоненты в вашей родословной даёт вам шанс выйти в большие общественные деятели.

– Вы хотите сказать, что в роду каждого политического деятеля должен быть обязательно голубой, или педофил, или ещё кто в этом духе? – встрял Локтев.

– … или сам он голубой, педофил плюс ещё кто-то в этом же роде! – подхватил Беллерман, согласно кивая. – Поймите. Сейчас, когда на наших глазах просыпаются разбуженные древнейшие силы природы, которые приведут в движение весь механизм истории, такие предрассудки, как нормальность или ненормальность сексуальной ориентации, следует отбросить. Разве не видите, как постепенно «нетрадиционщики» вытесняют на экране представителей консервативного секса?

– Откровенно говоря, не вижу, – отвечал Локтев.

– А зря! Вам надо быть наблюдательным к таким вещам. Что же касается вашей реплики, Дмитрий Павлович, то она вполне естественна для человека, прошедшего суровую мужскую школу войны. Там ведь, насколько я знаю, голубизна не только не поощряется, но и жестоко дискриминируется. Как и в уголовных кругах. Правда, в тех эта дискриминация носит весьма специфический характер. Общение с «опущенными», как называют пассивных гомосексуалистов на зоне, карается всеобщим презрением, но нормальное отношение к ним «петушков»[37]37
  петушок – активный гомосексуалист, надзирающий на «зоне» за пассивными гомосексуалистами, как правило, тоже из категории «опущенных», но рангом выше, чем пассивные (жарг.)


[Закрыть], охрана их и забота о них, а также определённые привилегии, которыми они пользуются, – вещи вполне нормальные. С одной стороны, «опущенные» – изгои колониального сообщества. С другой стороны, всякий, кто незаслуженно обидит «опущенного», сам приравнивается к «козлу»[38]38
  козёл – нарушитель воровского кодекса понятий, разжалованный в низшие уровни иерархии на «зоне», между «опущенными» и «стукачами» (жарг.)


[Закрыть] и заслуживает всеобщего порицания. Такой вот парадокс! Но никакого парадокса нет. Просто нормальное отношение – как к женщине в домострое. Однако «опущенные» в уголовном мире – одно, а латентные[39]39
  латентный – скрытый, непроявленный (лат.)


[Закрыть] гомосексуалисты, которых тьма гуляет на свободе, – совсем другое. Согласитесь, с отменой преследования за мужеложство принципиально изменяется политический окрас общества. Я понимаю, что таких параллелей вы не проводите. Тем не менее, присмотритесь, и увидите, что это так! Ведь в чём смысл этого извращения? Если исповедовать принцип, что болезней не существует, а есть задержки развития, станет очевидным, что однополая любовь соответствует раннему этапу онтогенеза[40]40
  онтогенез – внутриутробный период развития биологического организма


[Закрыть]. Внутриутробно зародыш проходит все стадии развития животного мира – от одноклеточных до человека. В том числе, однополую стадию. Пол зародыша определяется хотя и рано, но не сразу. Сразу его просто нет. Генетически он уже запрограммирован, но ещё не проявился. Так вот, именно такой стадии внутриутробного развития соответствует задержка развития, именуемая однополой ориентацией. Но мы знаем и другой принцип: «Всякая остановка одного процесса компенсаторно ведёт к резкому ускорению другого». Значит, остановленные в своём развитии «гомики» приобретают дополнительные возможности, в чём-то опережая современного человека. Отсюда распространённый в гомосексуальной среде, особенно, на Западе лозунг: «гей – человек будущего». Я понятно говорю?

Беллерман окинул взглядом притихших слушателей, по лицам которых было не прочитать, понятно или всё-таки не вполне понятно, слабо улыбнулся чему-то и продолжил, слегка понизив голос:

– Так что, Саид Калыкович, не всё обстоит так ясно, как вы считали с детства, под влиянием того, что говорила ваша мама. Ваш отец Калык Тоевич вплоть до своей смерти был латентным гомосексуалистом, то есть практически никогда не имел непосредственно половой связи с представителями своего пола, но всегда к этому стремился. Либо стремился к женщинам, чьё сексуальное и, шире, социальное поведение носит ярко выраженный мужской характер. Недаром его вторая жена, оставившая его в 85-м году, была мужеподобной властной сильной женщиной, курила кубинские сигары, ездила на мотоцикле и была фанаткой одной хоккейной команды. У неё и имя-то такое, какое может быть как у мужчины, так и у женщины, Евгения. Сам по себе факт имени не дает стопроцентных оснований о чём-либо судить, но в ряду прочих наблюдений не может не учитываться при анализе личности. У вас, Дмитрий Павлович, – Беллерман обернулся к Локтеву, на лице которого застыла сардоническая улыбка, – проблемы несколько иного рода. Ваш дед Аркадий Павлович и прадед Павел Аркадьевич были самоубийцами. Вы знали?

Усмешка медленно сползла с лица Локтева, но он не ответил.

– Аркадий Павлович после революции заделался уездным комиссаром по продовольствию. Вместе с группой из пяти вооруженных матросов, дезертировавших с кораблей ещё во время войны с немцами, он объезжал сёла и изымал зерно, обрекая на голодную смерть сотни крестьянских семей. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как перед ним в пыли валяются на коленях, рвут на себе рубахи и бороды сильные мужики, умоляя оставить хоть горсть для сева. Аркадий Павлович не оставлял ничего. И вовсе не потому, что выполнял директиву сверху. Он бы не оставил и безо всякой директивы. Потом он служил в ЧК в отделе по расследованию актов саботажа и диверсий, потом его продвинули по партийной линии и даже едва не выдвинули делегатом Съезда победителей[41]41
  Съезд победителей – 18-й съезд ВКП(б), где выступил С. М. Киров, вскоре убитый в Ленинграде, после чего началась полоса репрессий в СССР, в ходе которых, в частности, были уничтожены практически все делегаты этого съезда


[Закрыть], но этого не случилось, иначе бы вся история сложилась иначе. Вместо этого он женился, начал работу партийным агитатором, ездил по городам и сёлам, рассказывая людям о том, как хорошо они живут. А потом родился ваш отец. Он был от рождения слабенький, и Аркадий Павлович попросил о переводе на сидячую работу, так как за сыном нужен был уход. Ему пошли навстречу, и с той поры он осел в нашем городе в качестве инструктора райкома по работе с молодежью, курировал комсомол. Нам известно, что на этом месте Аркадий Павлович лично отправил в лагеря с десяток комсомольцев, неверно понимающих линию партии. Но справиться со своей женой страшный чекист не мог. Бабушка ваша, очаровательная Дора Исааковна была настолько охоча до смазливых мальчиков нежного возраста, что наставляла муженьку рога прямо в кабинете комсомольского комитета какого-нибудь института или предприятия. После чего испорченный ею юноша получал путевочку в ГУЛАГ лет этак на пятнадцать, а Аркадий Павлович – очередной седой волос. В один прекрасный момент это довело бедного садиста до нервного истощения, и он застрелился. А через неделю началась война. Ваша крепкая бабушка с малолеткой на руках сумела охмурить любимого сыночка начальника продовольственной базы, где и провела всю войну, вырастив здорового мальчишку, раздобрев сама и обзаведясь дюжиной полезных на будущее знакомств. И быть бы ей какой-нибудь зампредшей исполкома или, на худой конец, начальником гороно, да смерть безвременно унесла любвеобильную Дору в самом расцвете её сексуальных сил. Про своего прадеда не желаете услышать?

– Не желаю, – еле слышно произнес Локтев, но так, что первое слово застряло в горле, и было слышно только «желаю», и Беллерман, глядя прямо в глаза несчастному, продолжил, пришпиливая его каждым словом, точно мотылька булавкой:

– Павел Аркадьевич Локтев купеческого сословия был. Владел полотняным заводиком, пароходом, что курсировал по Каме до самого Нижнего, а накануне Первой мировой камушками уральскими спекулировать начал. В общем, преуспевал сердешный. Но главная страсть его была институточки. Скольких он перепортил, скольким жизнь поломал, от скольких пуль уходил на этом поприще, и не рассказать! Хорош собой, богат, артистичен. Да вот беда! Ведя свою беспутную холостяцкую жизнь, не ведал он, что повстречает институтку Лизу – Елизавету Моисеевну Шварц. Вашу прабабушку. Эта лихо охмурила пылкого купчинушку, да так, что не только на себе женила, заставила дом и пароход на себя переписать, раз и навсегда отбила страсть к любовным похождениям, но ещё и болезнью наградила. Из тех, что считаются не заразными, а хуже любой инфекции. У самой-то к алкоголю еврейский иммунитет был, а Локтев стал спиваться, хоть пили вроде и вместе. Всё ему бесы мерещились. Помните Достоевского? Вот те самые бесы и преследовали фабриканта. Последние два года жизни он обильно снабжал деньгами большевиков. С подсказки Лизоньки. А заодно – пил горькую и прятался по ночам от бесов. А когда в 17-м большевики взяли власть, Павел Аркадьевич взял да и повесился, не выдержав бесовского преследования. А Лизонька с двумя малышами быстрёхонько вышла замуж за комиссара, присланного из Москвы. Лихой такой был парень. Ходил все с наганом, народ пугал. Да только все лихие парни и кончают лихо. В 21-м зарезали его. Ваш дед по его стопам и пошел. Во всех смыслах. Отчим пристроил юношу-пасынка сразу на должность уездного комиссара по продовольствию. Елизавета Моисеевна снова осталась одна. Уже с тремя ребятишками, последнему годик. Но она не думала долго мыкаться. Старший самостоятельный, сестра на выданье, и партию вроде приличную присмотрели. Да и камушки, оставшиеся от Локтева, запрятанные в укромном месте, всегда могли пригодиться. Кстати, Дима, вы совершенно правильно делаете, что не носите фамильный перстенёк, серебряный с самоцветиком. Это прадедово наследство успеха не принесёт.

– Довольно! – выдохнул Дмитрий Павлович, отирая покрывшийся испариной лоб, потом через силу улыбнулся, только улыбка получилась вымученная, ненастоящая, бросил украдкой взгляд на Саида, невозмутимо разглядывавшего носок своего ботинка, и сказал:

– Душно сегодня, принесу-ка я воды, – и вышел.

Беллерман перевел спрятанный под очки взгляд на Баширова, но тот не оторвался от ботинка, хотя почувствовал глаза профессора. Лишь через полминуты, не отрываясь от обуви, спросил:

– Зачем вы прочитали нам эту лекцию, Владислав Янович?

– Затем, чтобы подготовить вас к тому, чем вам надлежит заниматься, – спокойно отвечал Беллерман, не сводя прицеленных в переносицу собеседника глаз. Саид, наконец, оторвался от ботинок и попытался различить зрачки доктора сквозь блеск стёкол. Вернулся Локтев с бутылкой пепси из холодильника, спокоен, лишь руки слегка подрагивали.

– Странный сегодня день, – произнес он, разливая коричневый пузырящийся напиток по стаканам. – Вроде и не сделал пока ничего, а устал, будто вагоны разгружал с кирпичом, – он сделал долгий глоток, слегка поморщился от брызнувших в ноздри пузырьков газа и спросил:

– Вы считаете, что никаких альтернативных путей достижения положения в обществе и власти нет?

– Молодец! – воскликнул Беллерман, встал со своего места, подошел к партийному вождю и, положив ему руку на плечо, проникновенно произнес:

– Уважаемый Дмитрий Павлович! Сейчас вы сформулировали одно из величайших положений диалектической социо-био-психологии! Другого пути действительно нет.

– Скажите, Владислав Янович, а чем нам с ним, – он небрежно махнул рукой в сторону Саида, – надлежит заниматься?

– Правильный вопрос, – ответил Беллерман, залпом выпив стакан пепси. – Каждый человек занимается тем, чего у него нет. Психологи называют это принципом компенсации. Гинекологи бездетны. Музыканты глухи, то есть, душевно глухи, не умеют слышать жизнь. Политики в личной жизни безвольны и мягкотелы. Поэты…

– Да, кстати, – перебил Локтев, – вы вот ещё говорили о поэтах. А эти-то каким боком к нам?

– К вам с Саидом Калыковичем персонально – никаким. Но к большинству политиков – самым непосредственным. Тут и великий князь Константин Романов, и Сталин, и наш Анатолий Лукьянов, и киргизский Акаев, да и многие другие. Разве вам никогда не лезли в голову стихи? Думаю, ещё как! Баширов меньше склонен к рифмоплётству, чем вы, Дмитрий, но и у него бывало. Не так ли?