Текст книги "Единственное желание. Книга вторая"

***

– Сам-то чем промышляешь? – спросил атаман чуть погодя.

– Торгую, – широко улыбнулся их спутник.

– Ясно-понятно! А чем?

– Всем, – в зелёных глазах искрилась откровенная насмешка. – Вот всем, что плохо лежит – всем и торгую!

– А что добру пропадать! – согласился Эл. – Как говорится, хорошему вору всё впору! На Севере люди всегда бережливые были… Вы же из Герсвальда родом?

– Да что ты! Коренные кирлийцы, – Орлех стукнул себя в грудь и наигранно удивился: – Неужто на северян похожи?

– Откуда мне знать, я на Побережье не был! – также фальшиво удивился атаман.

– А я слыхал, тебя называют «Вифрийским Вороном»?

– Меня ещё и «убийцей» называют! Что теперь всем верить?

– Верить в наше время никому нельзя. Всякий сброд из Герсвальда бежит в земли Кирлии, а потом выдаёт себя тут за почтенного эрра или даже благородного милорда. Как южанин южанину тебе скажу – Север нынче не в чести, – ялиолец перешёл на доверительный шёпот.

– Тогда оставим эти неудобные вопросы! – легко согласился Эл. – Давай о тех поговорим, кого здесь нет. Вот, к примеру, про Секача, что ты можешь сказать?

– Говорить об отсутствующих дурной тон, – хитро улыбнулся Орлех.

– Так и мы – не милорды!

– Мало я знаю. По чесноку сказать, я его никогда не видел. Хоть и слышал много разного. Он же из легавых! – «пират» поморщился брезгливо. – А я с бывшими псами дел не имею! Западло это человеку из вольницы! Некоторые говорят, теперь он один из нас. Только это всё туфта! Он с нами одной крови никогда не станет. Сколько наших парней он отправил на плаху или в темницу? А теперь, значит, «братом» его называть? Да я лучше со свиньями в грязной луже буду валяться, чем с этим дерьмом свяжусь! Простите, драгоценная миледи, за мой высокий слог!

– Хороший ты мужик, Орлех! – неожиданно брякнул Эливерт. – Стало быть, не видел его? Да поможет нам всем Мать Мира, дабы и не увидел никогда! Знали бы вы, скольких… А людей у него много?

– Двенадцать вроде… Ну, теперь уже меньше, без Ога. Те ещё выродки бездушные!

– Ничего. Мной ведь тоже не напрасно детишек пугают, – хмыкнул Ворон и закончил уже совсем непонятно: – Но надо иногда и благие дела совершать, как говорит твоя сестрица! И да поможет нам в этом Дух-Создатель!

***

Вечером у костра были песни и много смеха. Бойкий паренёк из сопровождавших весьма талантливо играл на келлроу, а пел не хуже Деандра.

А потом дамы отправились спать в кибитку, а мужчины устроились вокруг обоза, стеречь их сон.

Ночь звенела вокруг голосами птиц и насекомых. Ветер теребил полог. Звезды заглядывали время от времени в открывавшуюся брешь. Насте казалось, что никогда ещё она не засыпала так сладко.

На рассвете двинулись дальше, снова с шутками, песнями.

Орлех продолжал заигрывать с Настей, она кокетливо отшучивалась, Эливерт ненатурально злился и шутливо пресекал попытки подкатить к Романовой.

Но вот настал час прощания. Обоз повернул к Митувину. А Дэини с Эливертом продолжили путь к месту, о котором условились с Кайлом.

Как бы не сожалела Настя о расставании с Орлехом, в том, что они, наконец, остались одни, были свои плюсы.

Во-первых, даже среди настроенных дружественно ялиолцев, сопровождавших обоз, приходилось притворяться и играть роль девчонки из вольницы и подружки Ворона. А это было непросто! Настя обладала неплохим актёрским даром, но знаний о воровской жизни ей явно не хватало.

Во-вторых, сколько бы ни отмахивалась Настя от тревожных мыслей, они следовали по пятам, дышали в затылок. Стоило прекратить своё бегство, обдумать всё и начинать действовать. Похоже, Эливерт сейчас именно этим и занимался. Но ему не удалось уйти в себя надолго. Рыжей надоело молчать. Это там, на ночных улицах Ялиола, она мечтала, чтобы атаман оставил её в покое и забыл о её существовании.

А теперь… Пришло время задавать вопросы, которые не должно было обсуждать при посторонних. И получать ответы.

***

– Так кто такой Лахти? – без предисловий начала она, уже догадываясь, что скажет в ответ вифриец.

Эл ответил не сразу.

– Помнишь невесёлую сказочку о моей вероломной любовнице?

– Аллонде? – Настя кивнула.

Ещё бы – жуткая история, поведанная однажды Наиром, до сих пор не стёрлась из памяти!

– О ней родимой, – подтвердил атаман. – Видишь ли, она ведь мне рога наставляла! Давала и нашим, и вашим. Узнал я, правда, об этом слишком поздно! Когда вернулся в Эсендар с того света, в поисках справедливого возмездия. А мстить оказалось уже некому. К тому времени моя неверная благоверная сама подохла, без посторонней помощи! Тогда и поведали мне добрые люди, что всякий раз, когда я был в отъезде, спала она с этим самым Лахти. Беда в том, что разнюхали про её измены дружки мои только после того, как поминки по мне справили.

Настя ехала рядом, слушала молча, а он говорил спокойно, без лишних эмоций. И можно было только гадать, каких душевных сил требует эта внешняя холодность.

– А был он в Эсендаре не абы кто, а Глава всех стражей порядка! Чтоб ты понимала – триста человек в подчинении! Воины как на подбор, опытные, не пацаны сопливые. Вот такая сила за ним стояла! Этому Лахти моя вольница как кость в горле мешала! Хотя, мы тогда края видели, на рожон не лезли. Воровали, промышляли. Что было, то было – врать не стану! Но не беспределили! Ну и…

Слила нас белокурая моя голубка этому Лахти. Со всеми потрохами сдала! Сорок семь человек, Рыжая! За одну ночь! Сорок семь моих ребят вырезали как скот из-за одной лицемерной шлюхи. Они мне верили! Все как один. Они меня называли братом! Они были моей жизнью, Дэини! Вот, кто такой Лахти! Тварь, которая отняла у меня всё. Тот, кто утопил Эсендар в крови моих друзей! Но этот упырь никогда не напьётся… Он снова хочет жрать! Ему нужны чужие жизни!

Слушать это было невыносимо! Настя поспешно отвернулась, не хватало ещё, чтобы атаман увидел, как заблестели её глаза.

«Больно! Как же ему больно! До сих пор. Великая Мать, за все грехи мира нельзя наказывать так! Сорок семь человек, погибших из-за тебя. Ты мог спасти их, но не спас. Как страшно жить с такой ношей! О, Небеса, из-за какой ерунды я переживала! Я ничего не знаю о настоящей жизни. Да и не хочу знать! Не хочу знать, что бывает так больно!»

– Почему ты не убил его? – тихо спросила Романова, помолчав. – Потом… Когда вернулся туда через год…

– Не думай что по доброте сердечной! Он был вторым после Аллонды, кому я собирался вернуть долги. Но тот же Зинат, что поведал мне о позорной смерти моей бывшей зазнобы, ещё более странные вещи рассказал о Лахти.

Вскоре после Эсендарской резни тот бесследно исчез. Многие думали, что с ним свели счёты. Это походило на правду, только мстить тогда особо было некому. Другие парни из вольницы, после того, что произошло с нашей шайкой, попрятались в норы и сидели не дыша. Или по-быстрому свалили из города.

Правда, некоторые не очень умные, но сентиментально настроенные, верили в то, что это я сам его прибрал. Кто-то надеялся, что я выжил. А кто-то, совсем уж конченые романтики и конченые дурачки, говорили, что я вернулся в облике духа мщения или даже в компании с самим Владетелем Мрака, утащил Лахти с собой и спалил дом Аллонды.

Его искали. И стражи, и вольница. Хотели знать наверняка – жив или мёртв. Но он – скотина! – как в воду канул.

В конце концов, его посчитали безвременно почившим.

Я тогда тоже согласился с этим. Тупица! Подумал, что если бы Лахти жив был, он бы Аллонду забрал с собой, не дал ей на улице сдохнуть. А на кой ему эта дура сдалась? Теперь-то понятно, использовал подстилку, добился своего, а потом выбросил за ненадобностью.

Рано мы его списали… А он, глянь-ка, не просто жив-здоров! Сам теперь при делах, людей собрал. Секачом кличут! Видно, он тогда не только о спокойной жизни эсендарцев радел. Он ещё и золотишко моей шайки притырил! И свалил с ним, куда подальше. Секач! Кабан! Как раньше пёр напролом, так и теперь! Одной только грубой силой. Посмотрим, кто кого! Не дело это – свинье средь волков гулять!

– Что ты задумал? – покосилась на атамана Настя.

– Пока не знаю, Рыжая, – честно ответил Эливерт. – Но теперь я эту гниду не упущу! Да и он меня не оставит. Либо он меня, либо я его! Мне больше второй вариант по душе. Шансы-то есть! Теперь у него всего дюжина приспешников.

– Так ведь и ты один! – воскликнула испуганно Романова.

– Зато я умнее! И меня удача любит.

Эливерт улыбнулся привычной язвительной ухмылкой. Похоже, пришёл в себя.

– Не забивай голову, разберусь я с этим Секачом! Главное сейчас, чтобы наши приятели из Ялиола выбрались без потерь, и эта надутая гусыня Соур не окочурилась. Встретимся с ними, а там уж я своими делами займусь. Давай, Рыжая! К вечеру дело, а нам ещё до Топлюхина пруда ехать и ехать…

Настя пришпорила Искру, нагоняя рванувшего вперёд жеребца Эливерта.

***

– Кстати, а что за странное название? – подозрительно спросила Рыжая.

Местечко, куда они направлялись, давно не давало ей покоя.

– Ну, слушай, ещё одну байку расскажу! – добродушно отозвался Ворон. – Как обычно со страшным финалом.

Жил тут года три назад один почтенный эрр. Была у него мельница, хозяйство всякое и молодая жена. Красивая, любимая, а кроме того, ещё года не прошло, как она родила ему долгожданного сына. У самого-то мельника голова давно побелела, и отнюдь не от муки. Но трудился он как бык в поле. Всё, чтобы любимая жёнушка, как сыр в масле каталась! Да и будущему наследнику хотел оставить такое состояние, чтобы тот его после смерти не попрекал. Не покладая рук, мельник этот в поле за лесом хлеб выращивал, а потом сам его и молол, и увозил в Митувин продавать…

На горизонте тучи собирались в сизую стаю. Солнышко стремительно катилось к горизонту. Настя ехала бок о бок с Эливертом, глядела искоса, слушала очередную историю и где-то на задворках сознания подсчитывала, сколько же увлекательных рассказов ей уже поведал этот вроде бы презирающий менестрелей человек.

– И вот, в один прекрасный день (крайне удачный для торговли, но весьма не удачный для всего прочего!) мельник отправился как обычно на рынок. Ему повезло продать всю свою муку разом – подвернулся какой-то прожорливый богатей! На радостях тот купил подарков жёнушке и поспешил домой.

Ну и, видать, не вовремя явился! Пошёл ставить лошадей, а там, на сеновале, какой-то молодчик ублажает его ненаглядную. Разум у бедолаги помутился от ревности. Взял он топор, неудачно подвернувшийся ему под руку, да и зарубил обоих полюбовников. Потом утащил то, что осталось, и выбросил в пруд. Но на этом не успокоился!

Видно, прозрение нашло на старика – поглядел на спящего малютку, да и не усмотрел в нём ничего своего. «Эх, и сына жена нагуляла!» – решил мельник. И так ему опостылело всё тотчас! Взял он колыбель, мешок зерна, пошёл на берег. Да и утопил бедное дитя, а потом и сам в воду сиганул, вместо камня привязав на шею мешок с пшеницей.

– О, Небеса! Эливерт, у тебя есть хоть одна сказка со счастливым концом?

– Конец не может быть счастливым. Всякая жизнь завершается на смертном одре. А что там может быть счастливого? Нет уж, конец – есть конец!

Но это ведь не сказка! История правдивая. И место это назвали Топлюхин пруд после того, как четверых мертвяков выловили из него…

– Слушай, но если этот мельник всех убил – кто же рассказал, как всё было? – возразила Романова.

– Ясно-понятно, по следам разобрались. Лошадь он не распряг, в сарае всё в крови, топор валяется, шмотки жены рядом. Молодуха эта с любовником голышом в пруду плавали. Мельник тоже не глубоко утоп, с мешком на шее. А потом и колыбель нашли у плотины на дне. Он туда камней нагрузил. Скотина! А тело младенца к берегу прибило. Были те, кто в очевидное верить не хотел. Говорили, кто-то убил счастливое семейство и следы замёл. Некоторые даже болтали, что какая-то нечисть их пожрала. Но, поверь, Рыжая, страшнее человека зверя нет!

С тех пор на мельнице никто не жил. Место вроде неплохое, но дурная слава никого туда не пустила. Даже путники там останавливаются только самые отчаянные, если уж дальше ехать вовсе нельзя – непогода застанет, к примеру. Говорят, что призрак мельника до сей поры бродит там по ночам. Выходит из озера, босоногий, бледный, в тине, и шлёпает на мельницу, оставляя мокрые следы. Ищет кого-бы ещё утопить в пруду. А в новолуние и убитые им являются на берег. И вся история повторяется снова и снова, лес наполняется криками и стенаниями. Все здравомыслящие люди обходят это место стороной, и лишь безумные смельчаки рискнут заночевать на брошенной мельнице.

Настя прыснула смехом, хоть история и получилась невесёлой:

– А мы с тобой – смельчаки? Или всё-таки просто безумные? Ты мне на кой это всё рассказал?! Чтобы я к тебе под бочок спать легла, спасаясь от покойного мельника?

– Я это к тому, что мы будем в стороне от людей и дорог. А нам это сейчас на руку, если всё-таки в Ялиоле не успокоятся и попробуют нас изловить. Маловероятно, конечно! Но бережёного Мать Мира бережёт! Вот и всё, что я хотел. Но местечко я тебе, пожалуй, всё-таки нагрею… – мечтательно закончил атаман.

***

Добрались до мельницы засветло.

Но уже вечерело. Сизые сумерки ютились под сводом небольшого леса, по которому пролегала узкая дорога, поросшая бурьяном и разбитая. Природа быстро возвращала своё: отвоёванное людьми пространство за три года поросло быльём и грозило ещё через пару лет превратиться в непроходимую глушь. Зато сам лес радовал глаз! Ещё издали Настя заметила изумрудный островок посреди бледного однообразия равнины, словно буйно расцветший оазис в мёртвой пустыне.

Дорога вынырнула из зарослей орешника на берег ручья, повеяло сыростью и прохладой.

Тут Насте и открылся вид на Топлюхин пруд во всей своей мрачной красе. Бывают такие места, от которых мороз по коже, но при этом ты понимаешь, что это и есть истинная красота. Что-то трагичное и горькое в каждом мазке застывшего живого полотна. Что-то тёмное и мрачное в упавших на землю тенях. Есть какое-то бессильное отчаяние в поникших ветвях деревьев, что-то зловеще притягательное в застывшем зеркале вод. Что-то магическое, завораживающее, как будто время остановилось, чтобы навеки сохранить это непередаваемое ощущение великолепия.

А какой унылой тоской несёт от пустого дома! Некогда в нём бурлила жизнь, наполняя его светом и пробуждая его собственную душу. Настя всегда старалась держаться подальше от брошенных домов. Ей даже на кладбище было уютнее! Оставленные дома похожи на брошенных собак – нечеловеческая тоска застыла в пустых глазницах тёмных окон, словно упрёк всем живущим. Тоска и могильный холод.

Пейзаж, представший сейчас путникам, как раз был из разряда этаких пугающих готических полотен. Тёмная водная гладь Топлюхина пруда, как чёрный опал в обрамлении изумрудных зарослей, поблёскивала где-то в глубине золотистыми искрами. Сложенная когда-то искусственная запруда из камней и брёвен по сей день удерживала в повиновении эти воды. Лишь небольшая их часть неистово вырывалась в специально оставленные шлюзы и устремлялась дальше весёлым каскадом по камням, поросшим мхом. Но ниже поток слабел, замедлялся и превращался в унылую заболоченную лужу, поросшую ряской и камышами.

Проложенный по кромке плотины узкий настил из нескольких брёвен позволял перебраться на другой берег пруда. Выглядел он достаточно надёжно, но Эливерт всё равно придержал Ворона, прежде чем ступить на это сомнительное строение. Оглядел мостик, свесившись в бок с седла, и только потом осторожно повёл жеребца вперёд.

– Медленно езжай! Бревна скользкие, – предупредил он Дэини.

Но Искра в подсказках не нуждалась – она была на редкость умной лошадкой и сразу поняла, как следует ступать.

Отсюда, с запруды, уже хорошо была видна сама мельница. Мрачное строение, слегка обветшалое, но всё ещё гордо возвышающееся на самом берегу. Одно небольшое окно его смотрело в лес, а высокое крыльцо-терраса протянулась вдоль берега. Огромное колесо с почерневшими от воды лопастями размером не уступало самой мельнице.

Дальше виднелись какие-то не то столбы, не то колья. Нестройным рядком они исчезали в кустах, в изобилии покрывавших небольшой холм, начинавшийся прямо за мельницей. С другой стороны к строению притулился покосившийся навес. Бревенчатый настил, вроде того, по которому они ехали, построенный на манер пирса над самой водой, частично сохранился у самого мельничного колеса и у резного крыльца.

Местечко было, конечно, атмосферным! Настя успокаивала себя тем, что всё дело в самовнушении и рассказанной Эливертом страшилке, но всё-таки первое впечатление от брошенной мельницы можно было описать как слегка пугающее.

Поэтому она искренне обрадовалась, когда атаман заговорил. Запруда осталась позади, они вновь сошли на твёрдый берег, и теперь можно было без опаски глазеть по сторонам.

– Видишь эти шесты там? – Эл махнул рукой в сторону покривившихся столбов.

– Надеюсь это не виселицы? – скривилась Романова, в ожидании очередной пугающей байки.

– Это жёлоб был. Там в лесу, под холмом, бьёт несколько мощных ключей, их вода и питает пруд. Когда мельница работала, ручей по жёлобу бежал и падал на колесо. Оно вращалось и перемалывало зерно. Потом растащили всё на дрова одинокие ненормальные путники, вроде нас. Никогда на мельнице не была?

– Нет, конечно! Я за хлебом в магазин бегала, – Настя отвлеклась от страхов и разглядывала с интересом деревянное строение, до которого оставалось несколько шагов.

Эл обернулся, приподнял бровь.

– Ну, это вроде рынка… Лавка! Так точнее будет, – пояснила она. – Знаешь, а мне тут даже нравится! И искупаться можно, да?

– А утонувшего мельника не боишься? – хмыкнул Эливерт, спрыгивая с седла.

– Вечно ты всё испортишь! – покривилась Настя. – Не боюсь я никаких призраков. Я в них не верю!

Тоже хотела спрыгнуть, но атаман с чего-то вдруг решил ей руку подать и помочь. Настя не стала отказываться и, лишь соскользнув в его объятия, догадалась, в чём, видимо, крылся подвох.

Он, впрочем, отпустил сразу же и, отдав ей повод, продолжил:

– Тут и без мельника не поплаваешь. Вода слишком холодная! Говорю же, родники там бьют. А кругом лес. Не прогревается. Замёрзнешь враз!

Теперь Настя разглядела, что обветшалое строение было как будто двухэтажным. Оно возвышалось на толстых сваях, и под самим домом располагался сарай или скорее загон. Потому что, когда Эливерт открыл двухстворчатые двери, Настя увидела внутри тюки сена и что-то вроде стойла.

– Это нашим лошадкам, – улыбнулся он.

И увёл тех внутрь, невзирая на протесты Искры. Кобыла как раз приглядела несколько сочных зелёных кустов и уходить от них не желала.

Настя тем временем осматривала пологий берег, дырявый навес, какие-то бочки, и низкое корыто, врытое в землю неподалёку от крыльца – наверное, раньше из него скот поили, а теперь там скопилась дождевая вода и охапка гнилых листьев.

Высокое резное крыльцо, красивое, как в княжеском тереме, сохранилось лучше всего.

– Пойдём! – пригласил Эливерт. – Заценишь наши с тобой хоромы! Это даже не трактир… Это замок!

Они поднялись на террасу, нависавшую над водой. И Настя, оглядев удивительную панораму берега, готова была согласиться.

«По крайней мере, на виллу с бассейном это точно потянет!»

Атаман толкнул тяжёлую дверь, та поддалась, распахнулась со скрипом.

– Милости просим, миледи! – разбойник отвесил поклон, и Настя шагнула внутрь.

В просторной светлой горнице было пустовато. В центре длинный стол и широкая скамья. В одном углу огромный закопчённый камин. В другом – пушистая охапка сена.

– Ну, глянь только! На каком постоялом дворе так устроишься? Я буду спать здесь. А тебе настоящее королевское ложе достаётся!

Назвать просторные нары у стены, напротив очага, «ложем», да ещё и «королевским» – тут надо было подключить воображение. Но Насте часто приходилось спать вообще на голой земле, так что это действительно была роскошная постель, тем более что на ней ещё и какой-то тюфяк сохранился. Довольно мягкий на вид и даже мышами непопорченный.

– Тут, в самом деле, здорово! – Настя улыбнулась, снимая плащ. – Сыровато только…

– От воды тянет. Надо очаг растопить! Станет сухо и тепло.

Эливерт скрылся за перегородкой, отделявший основную часть комнаты от…

Кстати, а что там?

Голос его долетал теперь приглушённо:

– А то ещё погода портится! Сегодня ночью будет дождь…

– Сегодня ночью будет дождь… Да что-то ты ему не рада! Чтоб не случилось, не стряслось – я буду рядом!22
  Песня группы «9 район», автор -Алексей Никитин


[Закрыть] – промурлыкала себе под нос Настя песенку из своей прошлой жизни и следом за Эливертом заглянула за ширму. – Ух ты!

На миг Рыжей показалось, что она оказалась внутри гигантских часов. Какие-то шестерёнки, круги, подвесы, балки, механизмы. И всё это выглядело просто фантастически! Романова действительно никогда не бывала на настоящей старинной мельнице. И даже сейчас, в нерабочем состоянии и запустении, всё это производило впечатление. Девушка застыла с открытым ртом, как ребёнок перед новогодней ёлкой.

– Да! Вот, собственно, сама мельница, – Эливерт открыл крышку какого-то потайного лаза и теперь нагребал оттуда охапку дров. – Это вот жернова, они зерно и размалывают. Ворот, цепь на нём – мешки поднимать наверх. А там жёлоб…

– Эл, я примерно понимаю. Не порти сказку! – Настя осторожно потрогала гигантский каменный круг.

Эливерт стоял рядом, смотрел на неё чуть снисходительно, но с доброй улыбкой.

– А там что, наверху? – девушка заприметила узкую крутую лестницу в углу.

– Тоже жилая комната. Но лучше туда не ходи!

У Насти глаза стали круглыми от испуга:

– Только не говори, что он их там! Эл, ты же сказал – в сарае! Там что, кровища до сих пор?

– Рыжая, какой ты ещё ребёнок! – умилённо покачал головой атаман. – Там крыша прохудилась. И всю осень вода бежала прям на лестницу. Она подгнила из-за этого. Полезешь наверх и шею свернёшь! Оно мне надо?

Эливерт ушёл растапливать камин, а Настя ещё пару минут стояла, заворожённо глядя на поразившую её конструкцию.

Когда она вышла в горницу, Эливерт возился у очага. Она присела на краешек стола, наблюдая за тем, как он разводит огонь. Атаман заглянул внутрь, проверяя дымоход, потом поленом сгрёб в сторону горку золы. И, наконец, принялся аккуратно складывать поленья, одно за другим, размерено, не торопясь. Настя смотрела на движения его рук: выверенные, спокойные, никакой суеты, ничего лишнего. Это завораживало посильнее устройства загадочных шестерёнок и жерновов. Даже не скажешь, что этот хозяйственный неспешный мужчина в один миг может стать опасным, стремительным, неуправляемым, как лесной пожар!

«И чего я на него так взъелась тогда? Подумаешь – поцеловал! Он меня от этих уродов спас. Заслужил один поцелуй принцессы! И вообще, это вышло случайно. Не совладал с эмоциями… Зашкалило! Накрыло! Он же был тогда, как взведённый курок! Да я и сама хороша!»

Анастасия как зачарованная не сводила взгляда с его рук, вспоминая прикосновение тонких пальцев к её коже. Не могла оторваться от созерцания этих точёных плеч, задумчивого лица. Каким оно становится без привычных ухмылок и шутовских масок!

«У тебя очень красивый мужчина!» – слова Фамиры всплыли в памяти сами собой.

Нет, не у тебя. Очнись, Настёнок! Вы же взрослые люди. Так не веди себя, как дитя! Поцеловались и забыли. Впереди дорога дальняя, не усложняй жизнь ни себе, ни ему. Или тебе нравится эта игра? Ну, признай, тебя забавляет это! Вот он – такой сильный, дерзкий, непокорный – а ты его почти приручила! Он открывает тебе душу. И не боится поворачиваться к тебе спиной. А ведь у него есть основательный повод не верить людям… Особенно, женщинам! Разве тебе не льстит эта власть? А что ещё? Что, кроме этого?

Да ничего! Просто красивый мужчина.

Странная красота, её ни сразу замечаешь. Но разглядев… Слишком красивый, чтобы взять и отвести взгляд!

Эл почувствовал это спиной – её пристальное внимание, отголоски мыслей. Обернулся, чуть удивлённо, не понимая:

– Что?

Одним скользящим движением выпрямился в полный рост, словно перетёк расплавленный металл, застыл, как кобра, перед броском. В серых стальных глазах ожидание, недоумение, надежда…

– Ничего! – Настя нервно улыбнулась. – Пойду… По берегу погуляю…

Она стремглав метнулась к выходу, проскочила под самым носом у озадаченного атамана. Тот проводил её долгим взглядом, постоял ещё немного и, наконец, вернувшись к камину, зажёг огонь.

«Дура! Какая же ты дура! – мысленно ругала Настя саму себя, решительно шагая к тёмной кромке воды. – Думать надо, на кого и как смотришь! Контролировать себя. Нашла с кем в игры играть! Этот парень всегда готов. Ему только повод дай! Хотя он и без повода… Тоже всегда готов. Плевать ему на поводы. Ему не повод, ему доступ к телу нужен. Блин, ведь сама смеялась над всеми этими курицами, что к нему так и липнут! Ах, Эливертик, дорогой! Посмеялась? Впредь наука тебе будет – не надсмехайся над скудоумными! Сама от них недалеко ушла.

И на что попалась-то? На жалость! Лучшая приманка женщины. Послушала его сегодня, посочувствовала. И всё! Мне уже не хочется его убить. Любить хочется. Утешить бедного! Ведь он такой славный, а никто это не знает толком, не понимает его. Блин, ну, какая же дура!»

Грязь громко хлюпнула под ногой. Настя остановилась. Она уже почти до запруды дошагала. С досады на саму себя топала, не разбирая дороги, пока не залезла в какое-то болото. Настя огляделась, ища пути отступления. Да уж, болото – так болото! Вон как глубоко чьи-то следы отпечатались!

Чьи-то следы? Откуда им тут взяться? Хлюпнула грязь под ногой. Не её ногой.

Настя замерла на месте. В недоумении она смотрела на смутно знакомое бородатое лицо, отразившееся в чёрной глади Топлюхина пруда.

«Откуда я его знаю? Где-то точно видела! Только… темно было, – эта нелепая мысль успела прийти ей в голову за секунду до того, как Настя успела осознать и испугаться: – В Кривом переулке, за „Золотым гусем“…»