Текст книги "Единственное желание. Книга вторая"

***

Багровые ручейки торопливо прокладывали свой путь, разбегались по белому савану снега, вырисовывали затейливый узор. На фоне этого алого пятна лицо отца казалось почти прозрачным, и кровавые росчерки горели на нём как рубины. А дальше… жуткая кровавая мешанина. Не поймёшь где плоть, где одежда, где кости.

Кайл замер растерянно, не зная, чем помочь, что сделать. Он никогда прежде не видел столько крови сразу. Он никогда прежде не ощущал себя столь беспомощным и никчёмным. Парень нерешительно дотронулся до руки своего милорда, посиневшие пальцы Ратура медленно сжались в кулак, дрогнули веки, тёмные глаза сверкнули на обескровленном лице.

– Сейчас, я сейчас! – зашептал торопливо юноша, наклоняясь над раненым.

Но что он мог сделать? Перевязать раны, остановить кровь…

А если кровь всюду, и тело превратилось в одну огромную смертельную рану? Что делать тогда?

Кайл поспешно скинул свою куртку, бережно укрыл ею изувеченного хозяина Эруарда, заботливо и нежно, как мать укрывает младенца.

– Потерпите!

– Не трудись! – тихо-тихо прохрипел Ратур. – Такое не вылечить. Пришло моё время, сынок!

Кайл замотал головой…

Осознание произошедшего заполняло его постепенно, как талые воды, и он захлёбывался от понимания этой непоправимости.

Ничего не изменить! Ничего не исправить! Ничего не вернуть!

– Он жив? – тихий настороженный голос за спиной.

Кайл мгновенно вскочил на ноги. Желание ударить Шеали оказалось почти непреодолимым. Садануть в лицо кулаком, сбить с ног, опрокинуть в снег, и бить, бить, бить эту мразь, пока его самодовольное лицо не превратится в кровавую кашу!

Сейчас лицо юного милорда скорее выглядело подавленным и перепуганным до смерти, чем самодовольным, но это ничего не меняло!

– Пошёл прочь! – прошипел полукровка как змея. – Убирайся, Шеали! Ты! Это всё ты! Ты всему виной! Трусливый слизняк! Ты бросил его! Ты бросил его умирать!

– Я просто растерялся! Я не знал, что делать… – всхлипнул тот. – О, Небеса! Я же не хотел!

– Убирайся, Шеали! Или я тебя убью! Клянусь, я убью тебя! – заорал Кайл, сжимая кулаки.

– Тише! Усмири свой гнев! – одёрнул юношу раненый. – Я не хочу тебя видеть таким! Особенно теперь! В последний свой час… Не ссорьтесь! Прошу!

Кайл покорно склонил тёмную голову, снова опускаясь подле распростёртого на снегу тела.

– Вам теперь надо быть заодно. Вместе держаться! Вам двоим и моей Кее. Вы должны её оберегать, мою девочку! Вы оба! – шептал Ратур тихо и торопливо, словно опасался не успеть договорить. – Обещай мне, что не станешь его винить в моей смерти!

Кайл распахнул сверкающие от слёз синие глаза, не веря своим ушам.

– Обещай, Кайл, что никому не скажешь, что это Шеали виноват! Скажи… Я сам! Возомнил о себе! Старый самоуверенный глупец! Полез на рожон, вот и получил по заслугам. Знаю, я учил тебя всегда говорить правду! Теперь прошу об ином! Не смей никому говорить, о том, что здесь случилось! Особенно ей, Келэйе! Кайл, ты меня слышишь? Обещаешь?

– Да! – выдохнул полукровка, с ненавистью посмотрев на притихшего Шеали. – Я сделаю всё, что попросите! Всё, как скажите, отец!

– Отец… – короткая улыбка осветила искажённое мукой лицо. – Как редко ты называл меня так… А мне так радостно слышать это слово из твоих уст, сынок! Вот, хоть теперь ты не боишься сказать это…

– Впредь я буду называть Вас только так, отец! Только так! Каждый день! Каждый час! Только не оставляйте нас! Не оставляйте меня! – Кайл прижался щекой к ослабевшей ладони.

– Я всегда с тобой! – снова улыбнулся Ратур.

И сердце мучительно сжалось! Когда-то именно это сказала его мать, а на рассвете она умерла! А теперь проклятие отнимало у него самого родного и любимого человека! Ненавистное лэмаярское проклятие, от которого ему никогда не избавиться!

– Шеали, приведи Талвара и остальных! – тихо велел милорд. – Мне надо успеть сказать им… Пока я ещё могу говорить! Кайл, не позволяй мне уйти, пока я не оглашу свою последнюю волю!

– Я не позволю! – глотая слёзы, пообещал юноша. – Я стану держать Вас за руку и никуда не отпущу!

– Если бы так было можно, люди никогда бы не разжимали рук! – улыбнулся Ратур. – Я не боюсь смерти! Я достаточно прожил. Воспитал двух прекрасных детей! Вы – моя гордость! И мне не страшно умирать, потому что вы – моё продолжение! Я буду жить, пока вы помните меня, сынок!

Нечеловеческая сущность Кайла слышала, как поскрипывает снег у него за спиной – удаляющиеся шаги Шеали затихали вдали, как сбивчиво выстукивает ритм сердце милорда Ратура, словно цепляется за жизнь из последних сил, как где-то вдали нарастает гул взволнованных голосов.

Но всё это оставалось где-то там, в стороне от вещей действительно важных. Единственно важных! Эта прощальная улыбка и бледная рука отца, которую Кайл грел в своих ладонях – единственное, что имело смысл! Это всё, что возьмёт он с собой за Грань Мира, когда настанет и его черёд!

***

– Ну-ка! В сторону! – Талвар грубо отпихнул полукровку, встал на колени прямо в окровавленный снег.

Прежде он никогда не позволял себе такого! Столько резкости в его голосе слышать не доводилось, и Кайл даже сейчас, погружённый в собственные горестные мысли, не смог не заметить этого. Лицо седовласого воина превратилась в бледную суровую маску. Понимая, что творится сейчас в душе рыцаря, задеревеневшей от жизненных испытаний, как руки рыбака от морской соли, но сейчас уязвимой, как открытая рана, юноша легко простил ему эту грубость. Только подивился слегка.

Изумление промелькнуло и в тёмных глазах Ратура, но, прежде чем он успел сказать хоть слово, Талвар осторожно приподнял куртку Кайла, насквозь пропитавшуюся кровью, и с тяжким вздохом опустил её обратно. Многое он повидал на своём веку, но теперь, при взгляде на изувеченного милорда, не смог сохранить лица.

– Что ж ты, старый друг! – упрекнул невесело Ратур. – Хоть сделай вид, что всё ещё поправимо! Я пока жив, а ты словно уже справляешь тризну!

– Не сомневайтесь даже, мой милорд! Жить Вам ещё да жить! – приободрившись, заверил Талвар. – Сейчас свезём Вас в замок, в руки Шэрми передадим, а уж та выходит Вас! Мы ещё повоюем, мой милорд! Нас так просто не взять! И не такое проходили!

Рыцарь принялся стягивать с себя широкий подбитый мехом плащ, расправляя его на снегу, продолжая приговаривать:

– Помните, как в битве при Лириволи нас порубили? Насилу ноги унесли! И ведь ничего! Мать Мира уберегла! Так неужто зверь лесной Вас одолеет?

Кайл потянул за другой край плаща, но Талвар снова холодно отстранил его:

– Не лезь! Помог уже!

От слов рыцаря обдало ледяным холодом Спящего моря, но у полукровки, убитого горем, даже сил удивляться не осталось.

– Талвар! – Ратур поймал руку старика. – Чего это ты? Он – мой сын, не забывай! И хватит меня своими сказками тешить! Я знаю, что обречён! Жизнь моя на исходе! А столько ещё не сказано…

– Не смейте и думать о смерти! – прорычал Талвар, и глаза его заблестели от слёз. – А ну, парни, помогай! Надо милорда на плащ переложить, и в замок! Давай, дружно все!

– Оставь это! – в голосе хозяина Эруарда прозвенел прежний металл, и мужчины замерли, страшась ослушаться своего владетеля. – Дай умереть спокойно! Поздно! Я уже и боли почти не чувствую! Занемело всё! И будто сумерки раньше времени… Сумерки только для меня одного…

Раненый тяжело вздохнул, собрался с силами и продолжил:

– Слушайте, мои воины, последнюю волю вашего владетеля! И да будет каждый стремиться её исполнить, как преданный вассал и рыцарь, верный слову чести! Отныне, согласно воле моей и закону короля Мираная, владетельной миледи земли Эруард становится моя дочь Келэйя! Служите ей, как мне служили, слушайтесь во всём, оберегайте от происков врагов! Я благословляю дочь мою и землю Эруарда! И муж её, милорд Шеали, будучи супругом владетельной госпожи, отныне вашим милордом и хозяином имеет право назваться!

Талвар, тебя, друг мой надёжный, особо я прошу! Будь ей вместо отца! Много лет ещё пройдёт, пока мудрость она обретёт, нужную хозяйке замка! Наставляй мою девочку! Скажи ей, я велел за советом обращаться всегда к тебе! Она не ослушается!

Ратур закашлялся кровью, повёл вокруг блуждающим взглядом.

– Теперь о Кайле! Ох, что же так темно? Кайл…

– Я здесь, милорд! – юноша нагнулся ближе к отцу, снова почувствовал на себе неприязненный взгляд старого рыцаря, и не только его…

Что происходит? Почему все на него смотрят так?

– Я знаю, даже среди вас, моих верных друзей и соратников, найдутся те, кто считает Кайла только рабом и бастардом… Но я сейчас говорю всем, и вы слова мои донесите до Эруарда. Кайла я всегда любил как сына! И всякий, кто чтит меня, не забудет о почтении к моему сыну. А кто станет его унижать и без уважения к нему обращаться, тот оскорбит память мою и плюнет на могилу мою! А дабы никто не усомнился, что он такой же милорд, как дочь моя Кея… Кайл, знай, ты свободен, мальчик мой! В тот же вечер, как я купил тебя у Форсальда, я написал вольную на тебя! Не отдал лишь потому, что ты слишком мал был тогда! А потом… Я всё хотел тебе сказать, да боялся, что ты, узнав о свободе, нас покинешь!

– Отец! – Кайл, больше не сдерживая слёз, уткнулся ему в плечо. – Как можно было так думать! Бросить вас? Зачем?

– Знаю, глупее не придумаешь! Но я страшился отпустить тебя. Уберечь надеялся! Прости старика! Уж больно я привязался к тебе. Я решил отдать тебе вольную в это Солнцестояние, да только праздника мне уже не видать. Но ты встретишь его, будучи свободным! Талвар, передай Келэйе обязательно – пусть отдаст ему бумагу! Кайл, я надеюсь, ты останешься в Эруарде и будешь помогать Кее во всем?

– Конечно, отец, я не оставлю её! Я стану беречь её так же, как берегли её Вы!

– Я верю тебе, мой мальчик! Храни тебя Мать Мира! – Ратур тяжело вздохнул, его блуждающий взгляд зацепился за мужа дочери. – Шеали!

Юноша вздрогнул и настороженно шагнул вперёд.

– Тебя об одном прошу! Убереги её от слёз! Пусть моя дочь улыбается рядом с тобой! И я прощу тебе всё! – Ратур закончил свою речь тихим шёпотом, и Шеали стыдливо опустил глаза.

– Скажите ей, скажите моей девочке, пусть она улыбается и радуется солнцу и снегу! Я не хочу, чтобы она скорбела! И хочу, глядя на мир смертных из мира духов, видеть, как лицо её светится от улыбки, слышать её смех и любоваться моей стрекозой. Она всегда была моим светом, пусть сияет и дальше! Скажите ей это непременно!

– Да, отец! – кивнул Кайл, до крови прикусив губу, чтобы не разрыдаться.

– А ты… будь сильным! Ещё столько выпадет на твои плечи! Помни всё, чему я тебя учил, Кайл! И помни про своё обещание! – напомнил умирающий владетель Эруарда, бросив короткий взгляд на застывшего со скорбным видом зятя. – Талвар, ещё… Обними за меня Шэрми! Не говори ничего. Просто обними! Она всё сама поймёт!

Талвар закивал курчавой седой головой, крупные слёзы катились по его щекам и беззвучно падали в снег.

– Пора мне… Надлен заждалась…

– Скоро ты увидишь свою красавицу, друг мой! – ободряюще улыбнулся Талвар, сжав ледяную ладонь милорда.

– Славные дни… Помнишь их? – голос Ратура звучал всё тише. – Мать Мира, будь благословенна! Как мне повезло, что вы все были рядом… Кея, стрекоза моя… Обнять не успел…

Они не сразу поняли, когда затих его голос. Дыхание уже давно было слишком слабым, а жизнь не покидала бледное тело, удерживаемая исключительно стальной волей и терпением этого сильного человека.

И вдруг Кайл почувствовал, как оборвалась тонкая ниточка, что связывала его с душой милорда Ратура. Внезапно стало темно, холодно и одиноко, словно он вышел из тёплого уютного замка в ледяную зимнюю ночь совсем один. Мир вокруг, укутанный тьмой и стужей, оказался безграничным, враждебным, чужим. Он чувствовал разлитую в морозном воздухе ненависть, хоть и не понимал её причины. Но его так часто ненавидели и презирали, что это казалось почти естественным, привычным.

А вот скорбь, ледяными когтями сдавившая замершее в груди сердце, она почти забылась… Почти десять лет прошло с того дня, когда он стоял на коленях на деревянном помосте в Солрунге, обнимая ноги своей мёртвой матери. За прошедшие годы он успел забыть как это – терять родного человека! Он успел поверить в то, что сбежал от проклятия!

Глупый полукровка! Смерть всегда будет отнимать их – тех, кто полюбит тебя, кого полюбишь ты! И это всегда будет так: больно, остро, невыносимо! Хуже, чем умирать самому! Пустота, заполнявшая душу, разрывала изнутри, вгрызалась в кости, выкручивала жилы. Задыхаясь от этой агонии, Кайл перегнулся пополам, загребая озябшими пальцами окровавленный снег, и завыл, как пёс по мёртвому хозяину.

Охотники стояли, понуро опустив головы, обступив тело владетеля скорбным кругом. Кто-то украдкой вытирал глаза, кто-то печально качал головой. Все молчали.

Первым голос подал Талвар. Старик поднялся в полный рост, утирая слёзы.

– Надо снести милорда Ратура в замок! Устроим ему тризну, достойную короля! Крепитесь, сегодня дурные вести мы принесём миледи Келэйе! Но так уж вышло, что мы были с нашим господином в его последний час! И нам его последнюю волю исполнять! Да пребудет дух его в благодати!

– Да пребудет дух его в благодати! – нестройным хором отозвались охотники.

Несколько человек поспешили на помощь – бездыханное тело переложили на расстеленный плащ, собираясь воспользоваться им как носилками. Всё это время, пока рядились, как лучше взяться, и кто понесёт первым, Кайл сидел на земле, отрешённо взирая на то, что делают с его мёртвым отцом. Озноб сотрясал всё его тело.

– Вставай! Поздно теперь горевать! – холодно окликнул его Талвар. – Вперёд, ребята! Поднимай осторожно!

Сам старый рыцарь сделал несколько шагов, остановился подле убитого секача, с ненавистью глядя на припорошённую снегом кабанью тушу. Из косматой головы по-прежнему торчала рукоять клинка.

Шеали, что крутился тут же, потянулся за своим оружием. Дёрнул нож, но тот не поддался – слишком глубоко засел! Юноша ухватился двумя руками, потянул с усилием – всё напрасно! Сопя, Шеали упёрся ногой в кабаний бок, дёрнул, что было сил, и отлетел в сторону, потому что руки соскользнули, а клинок так и остался в ране.

Талвар поглядел на него угрюмо, склонился над тушей зверя и почти без усилия извлёк нож из вепря, протянул Шеали, расцветшему благодарной улыбкой. Но, прежде чем вернуть оружие его владельцу, помедлил, внимательно вглядываясь в его юное лицо.

– Что? – надменно вопросил новый хозяин Эруарда.

Под хмурым взглядом улыбка с его лица исчезла мгновенно. Талвар непонятно качнул головой, отдал нож и отвернулся, глядя, как поднимают с земли его милорда.

Шеали побрёл вперёд, догонять ушедших.

А Талвар, пропустив вперёд горестную процессию, оглянулся на Кайла, размышляя, стоит ли вернуться к парню и заставить встать с земли, пока тот не замёрз насмерть, или оставить его скорбеть здесь одного. Но полукровка поднялся сам, без уговоров, и двинулся по заснеженной тропе следом за несущими тело Ратура, не произнеся больше ни звука и не поднимая глаз. И был он сейчас так похож на того дикого, словно зверёк, затравленного мальчишку, которого десять лет назад привёз в Эруард милорд Форсальд из Солрунга, что Талвар даже головой потряс, отгоняя наваждение.

***

– Он всем сказал, что это ты… – промолвил Талвар, поравнявшись.

Впереди, медленно пробираясь по глубокому снегу, ехала четвёрка всадников. Плащ, в который уложили тело покойного, растянули между ними как полог, привязав к сёдлам. Воины двигались осторожно, словно везли драгоценный сосуд с волшебным напитком и боялись расплескать хоть каплю.

Шеали ускакал далеко вперёд вместе с Левшой и Паулом. Временами они мелькали чёрными точками на белоснежном горизонте. Все остальные не смели оставить скорбную ношу: ехали позади, безмолвные и потерянные, как внезапно осиротевшие дети.

– Слышишь, что говорю? – снова проворчал старый рыцарь. – Всё переврал, лживая гадина, шкуру свою спасая! Сказал, ты похвастать решил, доказать, что и кабана в глаз уложишь! И промахнулся! А милорд тебя защищать начал… Ты попытался из арбалета секача добить, да не смог! Струсил, сбежал! А он этого вепря своим ножом завалил! Не побоялся один на один только с клинком пойти! Да поздно уже было! Некого спасать! Вот ведь недоносок! Герой, чтоб его!.. Отважный рыцарь!

Талвар в сердцах сплюнул. Он был сумрачен и избегал смотреть в глаза.

– Знаю, – глухо отозвался Кайл. – Догадался уже…

Горло словно тиски сдавили. Не осталось сил на слова.

– Но старика Талвара не провести! – продолжил рыцарь тихо. – Я всё понял, там… на поляне… У этого сопляка силёнок даже на то не хватило, чтобы свой нож из туши выдернуть!

Но сначала мы поверили… Всё мы! Затмение какое-то нашло! И я ведь тоже поверил, мальчик! Поверил, что ты мог бросить в опасности! Да ещё кого? Отца! Ведь ты рос на моих глазах! Ведь знаю, что душа твоя из стали выкована! Как же посмел я усомниться?! Да и разве мог ты ради бахвальства пустого так безрассудно опасности подвергнуть себя или других! Теперь те, кто посмышлёнее, сообразят, что случилось на самом деле… А другим я разъясню! Но он не остановится! Он и миледи Келэйе наплетёт свои россказни! Езжай первым, скажи ей, как было! Скажи правду!

– Не могу! – хрипло отозвался Кайл. Резко поднял голову, болью и отчаяньем сверкнули синие, как море, глаза. Но Талвар не отвёл взора. – Не могу первым принести эту весть!

– Тогда я скажу ей! – тяжело вздохнул седовласый воин.

– Нет! Ты будешь молчать! Я поклялся милорду Ратуру, что она никогда не узнает о том, как умер её отец. Это была его последняя воля. И я исполню её!

– И миледи станет винить тебя? А двуличный сопляк Шеали чистеньким выйдет, утешать её станет? Не бывать этому!

– Это воля твоего владетеля! И ты не посмеешь ослушаться её! Келэйе и так хватит горя, не надо делать ей ещё больнее!

– С каким превеликим удовольствием я свернул бы шею этому напыщенному петуху! – сквозь зубы прорычал Талвар.

– Тише! Не бросайся такими словами! – хмуро промолвил Кайл. – Я и сам поступил бы так же, но нам с тобой следует проявлять больше почтения к милорду Шеали! Теперь он наш повелитель, а мы – его верные слуги.

Талвар поглядел на него так, словно парень спятил, потом, видимо осознав сказанное, тряхнул седой шевелюрой, словно дурной сон отгоняя.

– Нет уж! Я служил Ратуру, но Шеали мне не владетель! У Эруарда есть хозяйка – миледи Келэйя! Я буду верен ей, но не убийце моего милорда! Я тоже должен исполнить его последнюю волю! Я слышал, что сказал, умирая, мой господин. Он велел не забывать о почтении к его дочери, и я не забуду! Как и любой из моих людей! А ещё он сказал, что тебя он считал за сына. И если кому и стать хозяином Эруарда, так тебе, Кайл!

– Я просто раб, Талвар!

– Больше нет! Ты – свободный! Все слышали это! Ты – милорд! И всегда был милордом! Хватит жалеть себя! И хватит позволять унижать себя! – Талвар гневно осадил свою лошадь.

– Я – раб! Раб, который не сумел уберечь от смерти своего господина! Достойный презрения раб, – тиски сдавили горло невыносимо, и последние слова прозвучали совсем тихо. – И даже презрение – это слишком много для меня… Я всем приношу лишь несчастья…

Он зло ударил пятками по лоснящимся бокам Хагдонна, повернул в сторону, в лес, прочь с дороги, от людей, от боли, от безысходности.

***

Кайл въехал в ворота самым последним. К этому времени мужчины уже отвязали плащ от упряжи и подняли тело хозяина, чтобы внести его в замок. Келэйя рыдала на плече у Шеали, заботливо поддерживаемая внимательным мужем. Когда милорда Ратура проносили мимо, она вскинула тонкие руки, и рукава её платья взметнулись, словно крылья чайки. На один короткий миг взгляд её упал на полукровку, но, кажется, она даже не поняла, кто перед ней. Шеали, обнимая Кею за талию, повёл ту на высокое крыльцо, следом за процессией, несущей её погибшего отца.

Милорд Ратур, владетель Эруарда, возвращался домой в последний раз.

Следом за ними последовали многие. Талвар по-отечески приобнял за плечи всхлипывающую без конца Шэрми и шептал что-то утешительное в ответ на её причитания.

Кайл привязал Хагдонна и направился к замку. Медленно, ибо ноги слушались с трудом. И сил не осталось вовсе, даже дышать казалось слишком утомительным. Но и сквозь ледяной панцирь собственной скорби, сковавшей его сердце, он чувствовал чужие взгляды. Взгляды, полные ненависти, презрения, отвращения! Они вонзались в спину как стрелы, выпущенные из засады. И ранили непривычно остро и больно.

Глупый грязный бастард! О, похоже, ты успел отвыкнуть от такого отношения к себе! Ты всегда знал, что проклят, что ты не имеешь права быть среди достойных людей! Ты привык к тому, что даже слуги глядят на тебя свысока.

Но так! Столько ненависти сразу! Если бы люди умели убивать взглядом, ты был бы уже растерзан на части!

Как хочется вскинуть голову к зимнему небу, синему, как твои глаза, и крикнуть: «За что???».