Текст книги "У мести горький привкус"

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

– Значит, война неизбежна, мой повелитель?

Валентин обернулся к лорду Дэрему, и лицо его казалось мрачнее грозовой тучи. Покачав отрицательно головою, он отвел глаза и уставился себе под ноги, будто там было что-то любопытное. Когда он поднял голову, в его взгляде читалось решение, которое он принял.

– Войны не будет, – произнес он твердо и безоговорочно. – Я не могу допустить напрасного кровопролития. Это дело касается лишь меня и Зула.

Он прекрасно понимал, что, если затеет сейчас незамедлительные военные действия против другого вампирского клана, достаточно многочисленного и сильного, начнется такая омерзительная заварушка, что тяжко придется обеим сторонам, вне зависимости от степени влияния и силы среди остальных вампирских кланов.

– Но, повелитель, ведь затронута честь вашей семьи, – предпринял слабую попытку возразить Дэрем. – Он бессовестно посягает на ваш титул и вашу власть. Неужели вы оставите все, как есть, и выполните все требования этого наглеца?

Валентин поднял глаза к темному потолку, будто там был начертан ответ на все вопросы мироздания. Прошлой ночью Зул прислал видеописьмо, в котором выдвигал ряд условий, при которых он вернет домой захваченную в плен дочь верховного властелина. Причем, говорил он настолько смело и достаточно нагло, что Валентин был неприятно удивлен переменами в одном из своих подданных, который возглавлял могущественный вампирский род. То, что лорд Зул был способен на предательство, не стало для Валентина прямым откровением, он знал это и ранее, однако, он и подумать не мог, что глава рода Клареонов зайдет так далеко, до пресловутой точки не возврата. В плену у сумасбродного лорда-советника оказалась его дочь, любимая малышка Шинед. Да как этот Зул вообще посмел даже прикоснуться к его милой девочке!

Разумеется, из памяти Валентина не стерлась ночь их расставания. Дочь совершила нелицеприятный поступок, напав на отца, но, с другой стороны, ведь понятно, отчего она решилась на это, чем был вызван ее скоропалительный гнев, и Валентин уже давно простил ее. Он жаждал лишь одного – чтобы Шинед снова очутилась в родовом особняке, чтобы он мог обнять ее и беречь, как зеницу ока, от всяческих посягательств. Ей-то, в свою очередь, будет трудно простить отца за казнь ее брата. Но время не повернуть вспять. Что сделано, то сделано. Что бы теперь ни случилось, Валентин должен, нет, обязан вернуть любовь и уважение своей красавицы-дочери.

Он украдкой взглянул на Дэрема, за сына которого обещал выдать свою дочь. Тот стоял невозмутимо, как скала, сложив руки на груди и нахмурив брови. На его поддержку Валентин мог рассчитывать в полной мере, поскольку уже много веков Сириянне служили верой и правдой роду Аростидов и не оказывались замеченными ни в чем предосудительном. Однако лорд Дэрем слыл больше воином, чем тонким политиком. Его стезей была битва; переговоры он вести не умел, на компромиссы не шел и не признавал их. Он скорее стер бы с лица земли все замки и дома Клареонов, перебил бы их всех до последнего ребенка, чем пошел бы на уступки, даже если от этого зависела бы жизнь близкого ему существа.

Валентин, в свою очередь, точно не стал бы жертвовать своею дочерью ради сохранения власти. Хотя, с другой стороны… Он столь долгим и трудным путем шел к этой самой власти, чтобы повелевать многочисленной расой вампиров, чтобы стать во главе всех кланов и получить, наконец, титул Принца Темного Собора, дававший безграничное могущество. И вот так просто он расстанется со всеми своими привилегиями?

– Необходимо срочно созвать Темный Собор, и мы совместно примем решение, как поступить со смутьяном, – придумал Валентин.

Ему вовсе не хотелось ставить в известность других лордов-советников обо всем, что происходило внутри его семьи, однако он понимал, что без посторонней помощи ему не справиться.

Лорд Дэрем низко поклонился.

– Как вам будет угодно, повелитель. Однако вам не стоит всецело полагаться на Собор. За последнее время произошли кое-какие события…

– Продолжай, – потребовал Валентин, пытливо вглядываясь в бесстрастное лицо Дэрема. Ему стало немного неприятно от того, что единомышленник знает что-то такое, о чем неизвестно ему, верховному правителю.

– Мой господин, смутьян не только Зул. Мои верные слуги, которым я доверяю, как себе, доложили, что Кароль Оренбук также замышляет некое коварство, примкнув к партии Клареонов. К большому сожалению, на сторону Зула также встали лорд Анимфеций и лорд Тайред. Ходят слухи… – Он снова осекся.

Валентин ударил ладонями по подлокотникам трона.

– В чем дело, Дэрем? Хватит уже тянуть кота за хвост. Кто еще?

– Это, замечу, пока неподтвержденная информация, мой повелитель. Говорят, что ваш единокровный брат Сириус тоже переметнулся на сторону милорда Зула. Его видели заходящим в родовое поместье семейства Клареонов. И неоднократно. Вы же понимаете, что это значит?

Внутри Валентина все похолодело, хотя в нем и так не присутствовало особой жизни. Неужели собственный брат предал его? Нет, он не желал, более того – отказывался верить в это. Это всего лишь домыслы, нелепые слухи. Разве может Сириус осквернить доброе имя Аростидов гнусным предательством? Это просто невероятно, немыслимо…

Правда, не в пользу брата говорило то обстоятельство, что он куда-то исчез, его не видели уже несколько ночей подряд, даже трудно вспомнить, сколько именно… А как он жаждал власти! Каждому Аростиду было известно, насколько Сириус завидовал успеху, могуществу, семейному положению своего старшего брата. Он завидовал даже тому, что Валентин имел семью, в то время как у Сириуса не было и намека на изменение его социального статуса. Он считался закоренелым холостяком, без надежд на продолжение рода. Окружавших его женщин он считал скучными пустышками, блеклыми бесцветными созданиями, и не стремился сблизиться ни с одной из них. Единственной женщиной, которую он обожал и почитал, являлась его родная мать.

И все-таки невообразимо, чтобы Сириус оказался предателем.

– Как ты сам сказал, Дэрем, перебежка моего брата в стан соперника – не более, чем слух, – напомнил Валентин, успокаивая самого себя этими речами. – Пока не будет прямых доказательств вины, я не позволю порочить имя моего брата. Слышишь, Дэрем? Наказание ждет каждого, кто станет клеветать на Аростидов. Помни об этом!

Лорд Дэрем почтительно склонил голову, однако смирения в нем не наблюдалось, напротив, все в его облике кричало о том, как он оценивает роль младшего брата своего господина в складывающейся ситуации. Взгляд его говорил: «Не доверяю я этому Сириусу, пусть он хоть трижды брат Принца Темного Собора». Однако он хранил молчание, не смея возражать повелителю.

Валентин поднялся с трона и начал ходить взад-вперед по залу, иногда останавливался, принимал задумчивый вид, потом резко разворачивался, шел то в одну сторону, то в другую. Наконец, он замер на месте, точно истукан. Будто его сразила какая-то мысль.

– Скажи мне, Дэрем, вот откуда вокруг столько предателей? – с горестью произнес он, имея совершенно несчастный вид. – Разве я не ввел нынешних глав родов в Темный Собор? Разве не разделил с ними, а, значит, и с тобою, часть своей власти? Разве не раздавал многочисленные награды и подарки лордам, хотя порой они их и не заслуживали? Разве я не дал тебе слово обручить наших детей? Где же хоть крупица благодарности? – Казалось, Валентин задавал вопросы самому себе, поскольку его верный слуга отмалчивался, стоя в стороне. Постепенно он разгорался, точно пламя костра. – Всем нужна власть! Всем! Зул спит и видит, как лишить меня этой власти. А Тайред? Куда он-то тянет свои костлявые руки? Тоже хочет вскарабкаться повыше? Забыл, что чем выше забраться, тем больнее падать? А Оренбук… Вот уж самое большое разочарование! У меня были грандиозные планы на этого молодого парня, теперь же… Он пошел по легкому пути, выбрав удел предателя.

Валентин вдруг ощутил, как пол стремительно уходит из-под его ног. Неприятно сознавать, что его могущество начало ослабевать, да и партия Аростидов не имела уже такого влияния, как столетие-два назад. Закрыв глаза, он попытался взять себя в руки и успокоиться. Когда было необходимо, Валентин умел действовать быстро и слаженно. Не обладая железными нервами, он, однако, легко совладал с собою и снова уселся на свой трон владыки.

– Милорд Дэрем, – обратился он к главе рода Сириянн официально, – вы всегда были для меня хорошим советчиком. И я нередко прислушивался к вашим советам, находя их дельными. Ответьте, как бы вы поступили на моем месте?

Дэрем не раздумывал ни секунды. И это было в духе прожженного вояки.

– Я точно не пошел бы ни на какие уступки. Это ослабило бы мою позицию в глазах врагов. Собрав большую армию, я выступил бы против смутьянов и бунтарей, потопив их в море собственной крови. – В нем ясно заговорил военачальник, привыкший все конфликты разрешать языком силы, а вовсе не мудрец. – Мой господин, я знаю, как вы сильно любите свою дочь, и поэтому вряд ли прислушаетесь к моим словам… Лорд Зул затеял опасную игру, которая, возможно, окажется ему не по зубам, и он еще пожалеет, что занялся не своим делом. Несмотря на очевидный риск, можно попытаться безболезненно вызволить вашу дочь из рук этого негодяя, не развязывая войны и не проливая много крови. Ведь именно такой вариант событий устроит вас больше всего?

– Пойми, Дэрем, мы не можем устраивать резню по собственной прихоти, не должны привлекать к себе слишком много внимания людей, не можем творить все, что нам вздумается. Мы не можем заявлять о себе громко. – Валентин говорил усталым голосом, будто в тысячный уже раз твердил прописные истины. – Глава рода Клареонов заявлял, что у него есть еще ряд требований, поэтому я хотел бы для начала выслушать их из уст моего противника, а уж потом решать, как действовать дальше. Это не тот случай, когда стоит торопиться. Ты согласен со мною?

Лорд Дэрем кивнул.

– Но это не означает, что мы будем сидеть и ждать, пока Зулу в голову придет еще какая-нибудь сумасбродная идея. Начинай отбирать среди представителей твоего рода самых лучших и преданных воинов, но не спеши ставить их в известность, для чего вся эта подготовка. Пусть они пребывают пока в неведении, ибо я хочу отбросить все возможные риски. Надеюсь, я не требую чего-то сверхъестественного.

– Разумеется, нет, мой повелитель. Я все понял. Ваш приказ будет исполнен в точности, как вы велели. Какие будут еще приказания, мой господин?

Валентин взмахнул рукою, отпуская лорда-советника. Когда Дэрем, отвешивая поклоны, покинул тронный зал, он задумался. Шинед… Его обожаемая дочь… Зулу придется заплатить немалую цену за свой проступок. Легко он не отделается. Валентин отдаст его под суд и сделает все так, чтобы судьи признали его виновным и вынесли соответствующий приговор. Перешедшие на сторону Зула его соратники – лорд Анимфеций, лорд Тайред, лорд Кароль и, если будет доказано, его сводный брат Сириус – также понесут кару, возможно, и меньшую, чем главный зачинщик. Все будет зависеть от степени их вины, от действий, которые они станут предпринимать в ходе грядущих событий. Если Шинед не будет причинен ощутимый вред, Валентин позволит сохранить бунтовщикам жизнь.

Проведя в одиночестве в тронном зале несколько часов, Валентин решился, наконец, пойти и поговорить со старшими сыновьями о несчастной судьбе Шинед. Он еще не вводил их в курс дела, не делился сокровенными мыслями, не интересовался их мнением по этому поводу, и теперь считал, что настало время.

Он застал обоих сыновей гуляющими в ботаническом саду, разбитом во внутреннем дворе родового особняка. Сэт и Нил всегда находились вместе, были очень привязаны друг к другу, как настоящие братья по крови. Они и сейчас медленно прогуливались среди цветущих растений и карликовых декоративных деревьев, точно два закадычных друга, увлеченных легкой беседой. Увидев отца, выглядевшего как ворон в своем траурном одеянии, мрачного и подавляющего своей мощью, братья низко склонились перед ним. Валентин внимательно смотрел на старших сыновей, изучая каждую черту в их облике, каждый изъян или достоинство, будто видел их впервые и старался запомнить, чем они выделялись.

Сэт и Нил были похожи друг на друга не только внешне. Зачастую они одинаково одевались, имели схожий характер и привычки, у них были общие друзья, и даже думали они часто одинаково. Отсутствие индивидуальности в каждом из них не могло радовать Валентина. Он хотел, чтобы власть после него унаследовала сильная личность, которой все оказалось бы по плечу, а дети его таковыми не являлись. Сыновья не обладали живым и гибким умом, как их младшая сестра, например, находились в зависимости от собственных страхов, являлись беспрекословными исполнителями, в то время как отец желал бы – увы, несбыточные мечты! – видеть в них лидеров.

Нельзя сказать, чтобы братья выглядели некрасиво или уродливо. Они имели довольно-таки типичную внешность, в которой не имелось ничего особо привлекательного, за что бы цеплялся глаз. Высокие, подтянутые, атлетичные – фанаты спорта, поклонники фитнес клуба и водной дорожки в бассейне. Тщательно следить за своим телом у них было возведено едва ли в культ. Ни одной ночи у братьев не проходило без обязательных тренировок. Безусловно, в увлечении спортом не было ничего плохого, но это увлечение у них выглядело, скорее, оголтелым фанатизмом, а не полезной привычкой.

Уж что-что, а впадать в крайности, похоже, было отличительной чертой всего семейства Аростидов, являлось визитной карточкой этой династии.

Валентин не стал затягивать и сразу рассказал сыновьям о том, в какую беду попала их сестра, что лорд Зул потерял совесть и страх, посягнув на свободу дочери своего повелителя, и цена ее свободы – титул Принца Темного Собора и вся полнота власти, которую дает данный титул.

Закончив, он стал ждать, какая последует реакция. Он ждал всего, что угодно. Однако сыновья хранили полное молчание, как могила на кладбище.

Что он, собственно, хотел получить от них, рассказав все это? Возможно, совета, каких-то идей, вразумительных мыслей, наконец. Но, похоже, судьба сестры не вызвала у братьев беспокойства и сочувствия, или это так только казалось. Сэт и Нил не отличались особой сообразительностью и скоростью мысли, может, поэтому они выглядели спокойно-равнодушными.

– Что вы скажете на это, дети мои? – настаивал Валентин, уже гневаясь и устав от нетерпения.

Братья переглянулись друг с другом, и в их глазах отец не заметил ни одной внятной мысли. Тогда он вспыхнул, как спичка, от ярости. Где же была его голова, когда он намеревался оставить наследство этим никчемным отпрыскам? Ведь они не продержатся у власти и полгода! Любой мало-мальски честолюбивый вампир сбросит их с пьедестала, как слабых правителей. Нет, только его дорогая девочка, Шинед, способна не дать роду Аростидов утратить свое могущество, завоеванное с древних времен! После его отречения либо внезапной смерти сыновья, безусловно, будут оспаривать завещание и не позволят Шинед легко принять наследство, претендуя на него по старшинству рождения. Дочери придется несладко, да, но она сильная, она все выдержит… Зато Валентин был полностью уверен, что оставлял судьбу своего рода в надежных руках.

– Отец, просто невероятно, что лорд Зул превратился в нашего врага, – произнес вдруг Нил, и Валентин даже опешил потому, что и не надеялся уже услышать от кого-нибудь из сыновей хоть одной разумной мысли, он приготовился слушать внимательно. – На праздновании Хэллоуина Зул расточал столько любезностей и уверений в лояльности к нашему дому… Разве так может быть, чтобы такой влиятельный лорд, глава уважаемой семьи, вдруг опустился до захватничества, посягнул на чужую власть, стал преступником?

Валентин недоверчиво посмотрел на сына, словно чувствовал, что тот произносит не свои слова. Кто-то явно составил для него речь. Хотя то, что Нил задается вопросами, уже отрадно. Но почему он вдруг, черт побери, неожиданно замолчал?

– Ну-ну, продолжай, Нил.

Однако у молодого вампира, похоже, закончились мысли, свои или чужие. Валентин едва ли не вскрикнул от досады.

– А, ты, Сэт, – обратился он к старшему сыну, – что думаешь ты?

Но и тут Валентина ждало уныние и разочарование – Сэт был еще менее словоохотлив, чем его брат. Растерянно глядя на отца, словно побаиваясь его, тот вообще предпочел смолчать. Это было даже неучтиво – не отвечать на вопросы всемогущего отца.

– И это все? Да? – недоумевал Валентин с белым, как мел, лицом, просто пылая от гнева. В какой-то момент он понял, что готов схватить обоих сыновей за горло и держать так до тех пор, пока они не станут молить о пощаде.

Братья вновь переглянулись между собою, пожав плечами, и вновь не нашли, что ответить отцу. Плюнув с досады, Валентин зашагал прочь, хотя и не привык проявлять свое недовольство таким вот образом. Он стремительно покинул ботанический сад, сбивая на своем пути прислугу, которая в страхе шарахалась от разгневанного господина как от огня. Жаждая выместить хоть на ком-то свою злость, Валентин встретил на лестнице, ведущей в собственные апартаменты, дочь Патрицию. Он готов был уже обрушить на бедную девушку шквал словесного потока, но, увидев отрешенное выражение на лице старшей дочери, понял, что все это напрасно, не стоит даже распаляться, поскольку она и не поймет, что случилось.

Все в семье привыкли, что Патриция, будучи неврастеничкой, странноватым существом, не от мира сего, слабо реагировала на окружающий мир, не замечала ничего вокруг и предпочитала прятаться в собственной раковине, в то время как все события проходили мимо нее. Если бы родственники догадывались, что все далеко не так!

Ладить со своим разумом Патриция начала не так давно, иногда и сама не веря в собственное благоразумие. Однако она не давала повода кому-либо считать, что являлась вполне адекватной и умела здраво оценивать ситуацию. Ее вполне устраивало, что все окружающие думают, будто она безумна. Пусть так думают и дальше. Это ей только на руку.

То, как отец подозрительно странно смотрел на нее, не нравилось Патриции – она что, помешала отцу подниматься в личные покои? Может, своим присутствием она вообще мешает отцу в жизни? Если так, то он и впрямь законченный тиран, которому нет дела до тех, кто его окружает. Шинед нелестно отзывалась о нем, считая, что отец лишь использует членов своей семьи как разменные монеты, как игрушки, которых он делит на те, что надоели и от них нужно избавиться, и на те, что могли бы принести пользу. Патриция всегда считала младшую сестру дальновидной и прагматичной, и теперь понимала, что та оказалась права.

Хотела бы она быть такой же смелой, как Шинед, но никак не могла побороть врожденный страх перед родителем и трепет, который он внушал своей грозной фигурой. Сестра считала, что никто из семьи не проявил сочувствия к Алексису, когда того отправили на смертную казнь. Это было не так – Патриция сопереживала, у нее сердце обливалось кровью, когда она провожала взглядом младшего брата, направлявшегося в башню Смерти, чтобы никогда уже оттуда не выйти. В тот злосчастный момент она пряталась за спиной отца, боясь посмотреть брату в глаза. Очутившись в своей комнате, она рыдала, не переставая, несколько часов подряд, ведь она тоже любила Алексиса, как и ее сестра Шинед. Так что бессердечие ей приписывали зря. А вот страх, преследовавший ее всю жизнь, Патриция скрывать не умела, да и не старалась, и каждый в семье открыто называл ее трусихой.

Она видела, как отец что-то хотел сказать ей, слова готовы были сорваться с его языка, но почему-то так и не решился. Обойдя ее стороной, точно прокаженную, он быстро поднялся по лестнице наверх и скрылся из вида.

Патриция лишь развела руками. Привыкнув к тому, что серьезно ее в семье никто не воспринимал, девушке была вполне понятна реакция отца. Она знала, что он терпеть ее не может, и при любом удобном случае открыто демонстрировал свою неприязнь. Наверное, она заслужила подобное отношение, иногда была противна даже самой себе.

Неожиданная встреча с отцом выбила ее на какое-то время из колеи. Она даже позабыла, куда направлялась и зачем. Мыслями ее полностью завладела сестра, чья судьба была неизвестна. Патриция не знала, что Шинед оказалась в руках лорда Зула, и что ее существование находится под угрозой. Однако она ждала ее, чувствовала, что сестра скоро вернется. Это возвращение будет триумфальным, стремительным, бесстрашным, опасным и принесет семейству Аростидов такие перемены, о которых даже никто и не догадывается.