Текст книги "Избранный светом. Песни хищных птиц"

Вокруг становится слишком много света. Знакомый лабиринт оборачивается чуждым городом, болезненно-белым, обжигающим. Каждый камень его пылает и жжет кожу. Она стоит среди белого огня, темная. Она все еще не отнимает рук. Ее собственная боль течет по ним, впивается в его кожу и глубже, глубже, туда, где срастется с его собственной болью. Туда, где она змеей вопьется в его разум и вырвет все, что связано с ней, оставив вместо памяти только след от укуса.

Он уже не кричит, лишь молит, захлебываясь слезами. Молит не о пощаде и не о смерти. Он раз за разом повторяет одни и те же слова:

– Не оставляй меня.

– Знаешь, о таком обычно не просят, приставляя клинок к шее.

Голос Сивиза был, как всегда, спокоен, будто ничего не происходило. А что-то происходило, хотя сам Нарро еще не понял, что. Не понял, но уже успел рефлекторно схватиться за нож и приставить его к чужой шее.

Нарро сидел на диване, облокотившись на мягкую спинку. Вторая рука застыла в выпаде, сжимая рукоять ножа. Сивиз был рядом, на том же диване, и тоже замер, чуть наклонившись к Нарро.

Сердце колотилось так сильно, что было трудно дышать. Голова была тяжелой и раскалывалась от боли. Но рука с ножом не дрожала. Одно движение, и на горле Сивиза Стормланна появилась бы смертельная рана.

– У тебя ужасающие рефлексы.

Впрочем, причина появления таких рефлексов была ужаснее.

– Нарро? – В голосе Сивиза послышалась тревога.

Кромка лезвия едва заметно окрасилась алым. Тонкая полоса скользнула по коже.

– Для того, кто собрался меня убить, ты слишком долго думаешь.

Нарро отдернул руку, будто обжегся. Нож беззвучно упал на ковер. Руки свело так сильно, что он не мог ни полностью согнуть, ни разогнуть пальцы.

– Я снял печать Сейлан, пока ты был без сознания, но последняя часть формулы была слишком плотно вплетена в ауру. И все же я надеялся, что не разбужу тебя, – будничным тоном продолжил Сивиз, стирая с шеи кровь. Вслед за движением его пальцев рана тут же затягивалась, хотя он был не лучшим целителем. Хорошо. Значит, едва кожу прорезал.

– Я правда мог тебя убить. – Голос Нарро был глухой, совершенно ничего не выражающий.

Он бессмысленно уставился на свои полусогнутые пальцы. Руки Сивиза накрыли их, заставляя распрямиться. Его кожа казалась просто ледяной, но это было приятно, как прикосновение ветра.

– У тебя жар, – сказал Сивиз так, будто его ничуть не заботило случившееся.

Нарро правда мог перерезать нападавшему горло, даже не успев проснуться. Потому что там, где он рос, либо ты можешь провернуть подобное, либо не доживаешь до тех лет, до которых дожил Нарро. Пустые земли никогда не славились милосердием.

Но дело было даже не в этом. Сивиз мог перехватить его руку. Отстраниться. Выбить нож. Да хоть расплавить сталь, обратить в цепь и ею приковать Нарро к полу, переломав ему все кости. Но он не сделал ничего из этого. Он просто надеялся на то, что Нарро сам успеет остановиться вовремя.

Нет, не надеялся, он знал. И это раздражало еще больше. Сивиз Стормланн знал о Нарро больше, чем он сам.

– Жар тоже из-за магии Сейлан? – спросил Нарро, постаравшись сделать вид, что его это действительно волнует.

Рейнгардская погода ему совсем не подходила, так что он смирился с постоянной вялотекущей простудой как с неизбежным злом.

– Скорее, из-за общей ослабленности организма. Отдохни хотя бы пару дней, и станет лучше.

Нарро высвободил ладонь из рук Сивиза. Теперь она тоже казалась прохладной. Он повернул ее тыльной стороной и обратно, будто что-то в ней могло измениться, но все осталось по-прежнему, только пальцы больше не сводило. Приложить руку ко лбу оказалось очень приятно, потому что он пылал. Это объясняло, почему Нарро так отвратно себя чувствовал.

Он обхватил себя руками и снова лег на диван боком, подтянув колени так близко к груди, что уткнулся в них лбом. Подушку Нарро уронил, когда вскочил, поднимать ее не хотелось. Ничего не хотелось. Только лежать тут без движения, может, лет сто, и чтобы его никто не трогал. Особенно Сивиз Стормланн.

Его пальцы убрали прядь вьющихся от влажности волос, лезущую Нарро в глаз. В тот самый, под которым еще недавно была печать, а теперь, наверно, лишь едва заметный след, который пройдет через день-другой, и медленно стихающая боль.

Как только рука Сивиза исчезла, Нарро захотелось, чтобы она вернулась вместе с приятным холодом. Эта непоследовательность собственных мыслей и желаний невероятно раздражала.

– Что ты сделал с ней? С Сейлан, – проговорил он еле слышно, чтобы отвлечься.

– Немного подправил ей память. Это заняло большую часть ночи, но результатом я доволен. Воспоминания о тебе я стер. И еще немного ослабил чары матери.

– Не снял полностью? – удивился Нарро.

– Опасно. – Сивиз качнул головой. – Она использовала фамильный кинжал как усилитель. Да и столько манипуляций с сознанием за одну ночь…

Вообще-то Нарро считал любое вмешательство в чье-то сознание омерзительным. Но Сейлан ему было не жалко. Хотя ее воля подавлялась пугающе легко. Чары Леди Йарн явно оказывали на Сейлан разрушительное воздействие.

– А что с Лейси?

– Тебя правда это волнует? – усмехнулся Сивиз.

– Нет.

Нарро прикрыл глаза и попытался решить, чего он хочет больше – чтобы Сивиз ушел или все-таки остался. Остался и не бросал его наедине с собственными кошмарами.

– Ты что-то видел?

Это значило: «Ты что-то вспомнил?»

Нарро неопределенно дернул одним плечом и еще сильнее вжал голову в колени. Врать Сивизу было бесполезно, а придумывать хитрый способ уйти от ответа у Нарро не было сил. Тем не менее он обязан был рассказать. Это – основополагающий пункт их с Сивизом договора и контракта. Семь лет назад Сивиз Стормланн дал Нарро все, что у него сейчас есть, в обмен не только на его верность, но и на его память. На каждое его воспоминание, прошлое и будущее.

У Нарро была почти идеальная память. Он запоминал все, что видел, слышал или чувствовал, вне зависимости от собственного желания или состояния. Все откладывалось в его голове с детальной четкостью и оставалось там навсегда. Но все же у его памяти был один изъян. Уродливый глубокий шрам, который Нарро привык прятать.

Он не помнил ничего из того, что происходило с ним до того, как однажды нашел себя в какой-то подворотне теперь уже Вольного города, в котором тогда еще царили совсем другие порядки. Как рыба, выброшенная на берег штормом, он оказался в незнакомой, враждебной среде, которая неминуемо бы убила его. И она сделала это, позволив еще не пришедшему в себя Нарро попасть прямо в руки рабовладельца. Так что сейчас, когда он работал на Стормланнов, Нарро бы не стоило их критиковать, но он не сторонник сравнения с худшим.

Он точно не знал, насколько большой кусок жизни вырвали из его памяти. Сивиз предполагал, что лет десять-пятнадцать. И все эти годы – или хотя бы часть из них – были как-то связаны с сектой Повелителей теней. Как именно, по разрозненным воспоминаниям было трудно понять даже самому Нарро, но Сивиз с вниманием относился к каждому осколку его памяти.

Откуда у Сивиза такой интерес к секте, Нарро не знал. Впрочем, он был далеко не единственным, кого живо интересовали тайны мертвой ныне организации.

«В Моркет вас всех вслед за этой сектой», – подумал Нарро, но даже на нормальную злость сил не хватило.

Каждое воспоминание, больше похожее на ночной кошмар, оставляло его опустошенным. Дело было даже не в сути этих воспоминаний, а в том, что ключом к ним служила боль. Когда Нарро понял это, он даже не удивился. В контексте его жизни это было довольно логично.

– Можешь смотреть, если хочешь, – через силу выдавил Нарро.

Благодаря заклинанию, сделанному на заказ для того рабовладельца, память Нарро можно было читать, как книгу сильфов. Погружаться целиком в нужное воспоминание, видеть, слышать и чувствовать все, что видел, слышал и чувствовал Нарро. Будто влезать в его кожу.

Это было отвратительно.

Особенно с тем, кто приказывал называть себя хозяином. К рукам Сивиза Нарро привык, но ему все равно не нравилось делить с кем-то собственный разум.

Он думал, что после его слов одна рука Сивиза привычно скользнет к печати на солнечном сплетении, а другая – к печати между лопаток. Магическая формула была вытатуирована прямо на его теле. Когда ее наносили, Нарро было так больно, что он сорвал голос от крика. Тогда и пришло первое воспоминание про секту. Хорошо, что прошлый хозяин об этом так и не узнал.

Условия активации заклятия тоже были отвратительными. Нужно было коснуться обеих печатей и не отпускать. Контакт кожи с кожей. Чужие руки под одеждой. До тошноты мерзко.

Сивиз понимал, что Нарро неприятно. Точнее так – ему было не плевать на это. Он научился касаться его едва ощутимо, даже… бережно.

Но сейчас он не сделал даже этого.

– Отдыхай, твоя память от меня никуда не спрячется. – Сивиз сказал это легко, так, будто ему действительно было несложно отказаться.

В действительности же единственная вещь, которую Сивиз Стормланн мог контролировать с огромным трудом, – собственное любопытство. То, насколько оно может быть ужасающе и насколько странные формы принимать, мало кто знал. Но Нарро – лучше, чем кто-либо. То, что Сивиз сдержал в узде это чудовище, грызущее его изнутри, было приятно. Нарро бы обрадовался, будь у него силы на радость.

– Там не было ничего интересного, в этом воспоминании, – пробормотал он куда-то в свои колени.

– Так ты пытаешься меня успокоить? – Судя по голосу, Сивиз улыбался, тонко и хитро.

«Я пытаюсь сказать, чтобы ты катился к Абелоун», – подумал Нарро, обнаружив, что немного сил на злость у него все же есть. Даже появилось желание как бы невзначай толкнуть Сивиза ногой.

Для Сивиза Стормланна у Нарро всегда были силы на злость.

Да и с какой стати он вообще должен успокаивать Сивиза? Нарро плохо именно из-за него. Так или иначе Сивиз виноват во всех бедах Нарро. И главная причина его боли. Потому что без боли не будет воспоминаний. А без воспоминаний чудовище любопытства Сивиза кормить будет нечем.

* * *

В кабинете лекаря травами пахло так, что дышать было трудно. Кушетка казалась жесткой и неудобной, а одеяло – слишком колючим. Но это было не страшно, ведь главное, что Фриг проснулась. А это, в сущности, уже хорошо.

Она высвободила руки из-под одеяла, покрутила их перед лицом. От черных, сочащихся тьмой ран остались только белесые полосы, да и они со временем исчезнут. Осторожно приподнявшись на локтях, Фриг поняла, что боли в теле не чувствует. Даже спину, которую ночью раскроило раной, только немного кололо, только и всего. Было довольно жестоко заставлять Анса сшивать ее, но оно ведь стоило того. В итоге все обошлось как нельзя лучше. Сторград выстоял, барьер цел, да и она сама тоже.

Довольная улыбка непроизвольно расцвела на губах. Фриг осторожно села, все еще радуясь тому, что боль прошла. Она собралась скинуть ногу с кушетки… и не смогла.

Фриг удивленно моргнула. Край ее улыбки нервно дернулся.

Она снова попробовала сдвинуть правую ногу, потом левую. Согнуть колено. Пошевелить стопой. Хотя бы пальцем.

Нет.

Но этого просто не могло быть. Фриг чувствовала свои ноги, ощущала, как одеяло колет их, как им все равно холодно. То, что не давало ей двинуться, было похоже на сонный паралич, но ведь она не спала.

Бред какой-то. Глупость.

Она резким движением скинула одеяло на пол. Фриг раздраженно посмотрела на ноги. Они были исполосованы более заметными, чем на руках, белыми шрамами, но в целом выглядели здоровыми. Ну, может, были несколько бледнее, чем обычно, и вены легче просматривались через тонкую кожу. Но они точно не могли быть парализованы.

Нет. Нет. Нет.

– Ну же, вставай, – сказала она сама себе. Голос предательски дрогнул.

Перед глазами начало плыть, но Фриг вытерла слезы одним резким движением.

Ее душили рыдания и смех. Ей хотелось, чтобы Фэй вынырнул из пустоты за ее спиной и починил ей ноги одним легким взмахом руки, как чинил в детстве все ее игрушки. Ей хотелось, чтобы Уртика дала ей зелье и все прошло, как проходила простуда. Ей хотелось, чтобы отец легко поднял ее на ноги, как в те редкие разы, когда она падала с лошади. Ей хотелось, чтобы та, кто теперь была ее матерью, погладила по волосам, успокаивая, и пообещала, что все пройдет.

Но этого не будет. Конечно нет. Ее ведь предупреждали. Она понимала, на что шла. А теперь она просто не имеет права сидеть и жалеть себя. Но слезы все равно капали из глаз, как бы она ни старалась их удержать.

Фриг думала, что не должна была чувствовать себя сломленной. Она же выиграла. Помогла отстоять город. Ее ноги – такая малая цена в сравнении с тысячами жизней, которые оказались бы под угрозой, если бы барьер пал. И все же преисполниться благоговейной гордости за свой поступок не получалось. Мысли упорно возвращались к тому, что она потеряла.

– Фриг, милая… – Уртика застыла на пороге, слишком взволнованная, слишком родная. Сейчас Фриг увидела в ней не главного лекаря Рейнгардского замка, а свою заботливую тетушку. И это стало последним ударом.

Она разрыдалась в голос, и продолжала плакать, пока Уртика обнимала ее и гладила по голове.

* * *

Леди Сейлан Стормланн с утра было несколько нехорошо. Она встала с кровати, не разбудив мужа, бесшумно вышла в гостиную, притворив за собой дверь. Постояла немного посреди комнаты, пока босые ноги не замерзли на холодном паркете. Потом вернулась в спальню и села на кровать.

– Ты что-то потеряла, дорогая? – сонно спросил Эсуджениус, подавив зевок.

Его заспанное лицо всегда казалось Сейлан довольно милым и забавным, но сейчас раздражало. Она не знала почему.

– Нет, я ничего не теряла, – отрезала она, для верности ощупав ножны кинжала на поясе. Все на месте.

– Ты… так и спала в одежде и… подожди, разве ты не говорила, что кинжал сейчас у Леди Йарн? – Эсуджениус нахмурился, его сонное сознание явно не могло сопоставить все факты.

Впрочем, уже проснувшееся сознание Сейлан – тоже.

Одежда ее действительно выглядела измятой, к тому же она не помнила, чтобы переодевалась с утра. Один бок болел, кажется, из-за того, что рукоять клинка впилась в тело во сне. Голова была тяжелой, как если бы она всю ночь только и делала, что мешала один крепкий алкоголь с другим (леди не пристало о таком знать, но Сейлан знала). Что-то явно пошло не так.

Она закинула ногу на ногу, нервно стуча босой стопой по паркету. Воспоминания о прошлой ночи немного смазывались, но в целом она все помнила. Хотя лучше бы забыла.

Потому что вчера Леди Сейлан Стормланн полностью провалилась.

Ее разговор с «избранным» закончился ничем. Сейлан не смогла уличить его во вранье, но и стопроцентных доказательств не нашла. Но все же, когда она вспомнила о Дее, в груди зарождалось некое теплое чувство. Он так внимательно ее слушал – не то что Сивиз – и был вежлив, несмотря на то, что Сейлан похитила его. И про то, что он из другого мира, тоже не соврал. А раз его правда призвали, то что если он настоящий избранный? Но тогда получалось, что и нашествие Моркета вполне реально. Ведь иначе зачем тогда избранный? А значит, миру правда скоро придет конец. И еще это значит, что мама ошиблась.

Голову Сейлан пронзило такой резкой болью, что она скривилась.

– Дорогая, что ты вообще делала вчера? Тебя не было на балу.

– Тебя это не касается, – качнула головой Сейлан и, резко встав, вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Ей нужно было поговорить с Лейси. Срочно.

* * *

Когда Фриг попросила Уртику привести к ней Анса, она еще не была до конца уверена в том, что ему скажет, как она ему это скажет и как попросит о том, о чем собиралась попросить.

Анс выглядел не просто усталым, а изнуренным. Он явно сам нуждался в лечении, но должно произойти что-то более серьезное, чтобы он допустил к себе хоть одного лекаря. Даже Уртику.

Рассказ про весь набор травм Фриг он воспринял довольно спокойно. По крайней мере умело сохранил видимость спокойствия. Докопаться до его чувств Фриг в таком состоянии не могла.

У нее было магическое выгорание, настолько сильное, что затронуло нервную систему. Что с ее ногами, даже Уртика точно сказать не смогла. Ей нужна была более глубокая диагностика, но необходимые артефакты давно перестали работать. Тем не менее Уртика надеялась, что она сможет вылечить Фриг. Не сейчас. А когда мир и его энергия снова придут в норму, когда более сильные заклинания снова станут доступны.

Фриг смогла рассказать все это ровным голосом, за что мысленно себя похвалила. Она даже тешила себя надеждой, что недавняя истерика никак не отразилась на ее лице.

– Я хочу попросить тебя кое о чем, – начала Фриг, она разгладила складки на новом свободном платье, которое принесла ей Уртика, – пожалуйста, дослушай до конца и не перебивай, пока я не закончу.

Анс молча кивнул. Его взгляд под посеревшими веками казался Фриг тяжелым и очень-очень печальным. Видимо, он догадывался, о чем она собирается его просить. И одна только эта догадка причиняла ему боль.

– Мне нужно как-то добраться до своих покоев, но я не хочу, чтобы кто-то понял, что со мной случилось. Чтобы кто-то увидел… Сидеть здесь, пока все не разъедутся, я тоже не собираюсь. Кушетка неудобная, знаешь ли, – Фриг нервно усмехнулась, – поэтому я хочу, чтобы ты провел меня. Ну, знаешь, как марионетку.

– Ты не марионетка, Фриг, – голос Анса показался совсем чужим и далеким.

– С такими ногами почти то же самое, но ты точно справишься, ведь…

– Ты издеваешься! – Его голос сорвался на крик, отчего Фриг отдернулась так резко, что упала бы, не будь сбоку стены. Анс никогда на нее не кричал. Он вообще никогда ни на кого не кричал.

Взгляд Анса заставил ее замереть на месте и на мгновение перестать дышать. Темно-синие глаза смотрели с обжигающим убийственным холодом. Фриг почувствовала, как этот холод пробирается ей в грудь, в самое сердце.

– Прости, я не хотела обидеть тебя, я…

– Ты издеваешься над собой, – взгляд Анса смягчился. Но теперь в нем было нечто такое, совершенно ужасное, душераздирающее, что Фриг показалось, будто новый разлом раскрывается прямо у нее на сердце. – Над нами обоими.

Ей не стоило сравнивать себя с марионеткой, шутить над этим. Она ведь знала, как Анс ненавидит брать кого-то под контроль.

– Прости, но я не придумала способа лучше. Я не могу показать, что слаба. Речь ведь не только о моей гордости, а о Сторграде и о спокойствии людей. Если кто-то узнает, слухи расползутся очень быстро, начнется паника… – Она уговаривала его, как маленького ребенка, не желавшего делать укол.

Всего минутку потерпи. Будет совсем не больно.

– И что ты мне прикажешь? Заколдовать твои ноги, чтобы они могли ходить? Дергать тебя за ниточки, как одну из марионеток? Чтобы ты дальше танцевала на балах и приемах? Чтобы показывала, как прекрасна и непоколебима столица? Я не собираюсь играть в этот кукольный театр.

– Я не прошу тебя делать это всегда! – Оцепенение спало, и Фриг недовольно скрестила руки на груди. – Всего один раз.

– Я просил тебя остановиться и не приносить себя в жертву. Но ты сделала выбор, и я уважаю твой поступок. А вот попытки играть на публику – нет. Вы не спрячете от всех проклятый конец света!

Фриг вспыхнула. Она же вовсе не этого хотела.

– Я не хочу, чтобы меня видели слабой. А тебе несложно будет выполнить мою просьбу. Или я должна приказать?

Она всплеснула руками, но вдруг они замерли в воздухе на середине движения. Странное чувство невесомости, легкости окутало тело, а уже в следующее мгновение ее вздернуло в воздух. Фриг повисла на невидимых нитях в нескольких сантиметрах над кушеткой, а потом ее поставили на пол.

– Это правда несложно, – сказал Анс, снова будто издалека. Фриг опять захотелось протянуть руку и коснуться его, но она не смогла. Анс не позволил ей этого. – Несложно смотреть, как ты ломаешь себя из-за собственной гордости, из-за амбиций твоего отца. Несложно сшивать тебе кожу, зная, как это больно. Несложно даже сделать из тебя куклу и заставить танцевать. Все, что захочешь. Все, что прикажешь.

Ноги Фриг двинулись, и она пошла, легко и естественно, без неровных рывков и неверных движений. Так она бы пошла сама, по своей воле. С той лишь разницей, что она чувствовала, как нити обвивают ее. Холодные и жесткие, похожие на тонкую проволоку. Казалось, что они вот-вот разрежут кожу, но они не резали.

Она коротко обернулась и заглянула Ансу в глаза. Они были темнее и холоднее самой длинной ночи.

– Спасибо, – выдохнула она.

– Не смей благодарить меня за это.

Нити заставили ее отвернуться и смотреть прямо. Будто если Фриг оглянется, то точно увидит рану, оставленную после того, как она собственными руками вскрыла Ансу грудь.

* * *

Через какое-то время, через час, два или три, Аин зашла ко мне второй раз. Чтобы напомнить, что мне нужно перестать лежать и смотреть в потолок. И что у меня есть целых два варианта: признать, что мне нехорошо, либо стереть с лица это отсутствующее выражение.

– Я поработаю над этим, – сказал я, поднимаясь и даже попробовав пригладить волосы. – Видишь, уже работаю.

Она попыталась улыбнуться. Аин тоже стоило признать, что ей нехорошо. Но она явно старалась держаться, потому что ну кто-то же должен. А потом она рассказала мне про Фриг, про ее травму и про то, что она все еще не хочет никого видеть. И не то чтобы я не мог понять ее состояния, даже наоборот. Но я подумал о Фрее, о том, каково ей сейчас.

– Она у себя, – ответила Аин, когда я спросил. – Сказала, что с ней все хорошо, и выставила меня.

Я вздохнул. Может, от этого где-то лечат? От того, когда с тобой все «хорошо» и «в порядке»? Нам бы коллективную терапию.

– Знаешь, тебе ведь тоже не обязательно всегда быть такой бодрой и активной, – сказал я, когда мы уже стояли в коридоре и собирались разойтись. Аин посмотрела на меня удивленно, и я продолжил: – Когда мы все в тоске и депрессии, ты одна пытаешься вытащить нас из этой ямы, но… но, в общем, если хочешь, то можешь к нам присоединиться. В нашей тоске полно места, для тебя точно найдется. А потом мы все как-нибудь вместе из нее вылезем. Умные люди в моем мире говорят, что надо переживать свою боль открыто. Так больше шансов ее в итоге пережить.

– Непривычно слышать такое от тебя, – Аин вдруг улыбнулась, искренне и очень-очень печально. – Но, может, ты и прав. Может, мне тоже нужно пойти и порыдать в подушку.

Не знаю, куда действительно пошла Аин после нашего разговора, но, когда я смотрел ей вслед, заметил, что походка ее стала не столь уверенной, а плечи опустились. Мне было больно смотреть на это, но одновременно крылось здесь и что-то очень правильное. Нормальное.

Нормально быть подавленным и грустным, когда твой друг ранен, а ты не можешь ничего с этим сделать. Когда мир умирает на твоих глазах. Когда твой враг сильнее и опытнее. Нормально впасть в уныние хотя бы ненадолго, даже если вроде как смог отразить атаку.

Так ведь?

* * *

– Что ты здесь делаешь? – спросила Аин прямо с порога.

– Это все еще мой кабинет, верно? – Райн оторвал взгляд от рабочего стола и посмотрел на нее.

Аин вошла, захлопнув за собой дверь. При ее появлении Мист подняла голову, несколько обреченно махнула хвостом и снова ровно легла у ног хозяина. Она будто говорила: «У меня не получается увести его отсюда, может, у тебя выйдет?»

– Почему ты работаешь прямо с утра? – Аин замерла напротив стола, скрестив руки на груди. – После всего, что случилось вчера, тебе стоило бы отдохнуть.

– Вероятно, – согласился Райн и, снова вернувшись к бумагам, что-то записал.

Выглядел он совершенно не как человек, которому следовало заниматься государственными делами. Под глазами залегли темные круги, хуже Аин видела, пожалуй, только у Анса. Но на бледной коже Райна это смотрелось еще более болезненно. Волосы, некогда зачесанные назад, растрепались, и несколько прядей теперь падали на лицо. Вряд ли Райн это заметил. Он был в той же рубашке, что и на балу. Разве что рукава закатал до локтей и расстегнул пару верхних пуговиц. А значит, спать он не ложился.

Перчаток на нем не оказалось, но та ладонь, которой он поймал каплю отравленного дождя, была перебинтована. Аин надеялась, что он сделал это не сам, а все же сходил к Уртике.

– У меня бессонница, – продолжил Райн, потому что Аин сверлила его тяжелым взглядом, и он вряд ли мог это игнорировать.

– Из-за того, что случилось?

– Нет, уже дня три, – пожал плечами Райн, а потом записал еще что-то.

Аин удивленно моргнула. Казалось, что приезд Сейлан и Сивиза выбил Райна из колеи больше, чем проникновение в его замок некой моркетской твари и отравленный дождь над городом. Сейлан и Сивиз, конечно, были стихийным бедствием, но вчерашнему все же уступали. Так что Аин в очередной раз убедилась – было совершенно невозможно предсказать, что выведет Райна из себя, а что он пропустит мимо. Или сделает вид, что пропустил.

– Просто есть несколько мыслей, которые не дают мне покоя, – говорил Райн, потому что Аин так и не сводила с него взгляда. – Пока я не избавлюсь от них, не смогу уснуть.

Видимо, это он сейчас и делал. Избавлялся от мыслей. Насаживал их на перо и втыкал в бумагу, чтобы они больше не лезли к нему в голову.

– Я уже почти… – Райн прервался, словно вообще забыл, что начинал фразу, и минут пять молча что-то писал.

Аин ждала. Даже милостиво переключила внимание. Отвлеклась на то, чтобы почесать Мист за ушами.

– Все.

Аин подскочила на месте и тут же перегнулась через стол, заглядывая в бумаги. Перед ней был чертеж фильтра. Законченный. Пробегая глазами ряды формул, Аин понимала – это будет работать. Это не решит проблему, не уничтожит моркетскую энергию полностью, но будет работать. Выиграет им немного времени.

– Я понял, что случилось с моим городом, и знаю, как это исправить.

Райн поднялся из-за стола и подошел к Аин. Выражение его лица почти не изменилось, но из глаз пропала напряженная сосредоточенность. Мысли, крутившиеся в голове, перестали мучить его.

– Мне лучше, – ответил он на вопрос, который она не успела задать.

И явно собирался продолжить, но будто что-то перебило его. Взгляд стал нечетким. Райна качнуло в сторону, он попытался удержать равновесие, но сознание оставило его раньше.

* * *

До комнат Фреи я дошел очень быстро. Они были совсем недалеко от моих, так что я не успел заблудиться. Я постучал в дверь, но никто мне не ответил. Оказалось не заперто, и я прошел внутрь. Так себе поступок – влезать в чью-то комнату без спроса, но мне не просто нужно было убедиться, что все… не в порядке, но терпимо.

– Фрея?

Никто не ответил. Гостиная была пуста. Я прошел дальше и замер около двери в спальню. Врываться в нее я точно не собирался, хотя она, кажется, тоже была открыта.

Я постучал, снова негромко позвал Фрею. С минуту простоял в тишине и решил, что она либо ушла, либо уснула. В любом случае можно было подождать ее здесь, в гостиной. Не думаю, что это было бы невежливо. Раз уж ворвался, то продолжу быть таким же галантным.

– Ты ведь не уйдешь? – раздался из тишины едва слышный голос.

– А ты хочешь, чтобы я ушел?

За дверью снова стало совсем-совсем тихо, словно Фреи там на самом деле не было.

– Я могу войти?

– Если пришел жалеть меня, то не надо, – отрезала она быстро и холодно.

– А если нет? – Я положил руку на ручку двери, но не опустил. На самом деле Фрея имела полное право меня прогнать. Возможно, я правда был ей не нужен. Возможно, ей нужен был кто-то другой.

И не жалел я Фрею. Сочувствовал, да, но это другое. Жалел я, пожалуй, Сейлан. Сивиз не казался мне человеком, который не воспользуется рычагом давления, пусть даже на сестру.

– А если не жалеть, то зачем?

Однажды ее манера спрашивать все напрямую меня убьет.

Латунная ручка в ладони стала неприятно теплой. Я прислонился лбом к двери, глубоко вдохнул, а на выдохе ответил:

– Дело в том, что мне очень плохо. Просто ужасно, если честно. А когда мне плохо, я хочу быть с тобой. Но тебе сейчас, должно быть, еще хуже, так что… Может быть, побудем в отчаянии вместе? Типа как вечеринка, но без веселья?

Ручка под моими пальцами медленно опустилась и выскользнула из руки. Дверь раскрылась с едва слышным скрипом.

– А я-то думала, ты захотел меня развеселить, – хмыкнула Фрея. В ее глазах не было слез, но мне казалось, что она плачет.

– Мог бы попробовать, но ты не любишь, когда я притворяюсь.

– Тут ты прав. Спасибо, что без этого.

– Впустишь меня?

Она кивнула и сделала шаг назад, потом развернулась и, пройдя в глубь комнаты, села на небольшой диванчик напротив незажженного камина. Подтянув одно колено к груди, Фрея обхватила его руками. Она сидела ссутулившись, сжавшись и, наверно, впервые так открыто показывала свою слабость.

В этом тоже было что-то правильное. Потому что даже когда ты хранительница легендарного меча, второй рыцарь Сторграда, это не значит, что иногда ты не можешь быть просто человеком, которому плохо.

– Твои сумрачные раны… – пробормотала наконец Фрея, – они не болят?

– Нет, – ответил я, садясь рядом, а потом зачем-то прибавил: – Честно.

– Хорошо. Я боялась, что ты пострадал.

Она говорила, не смотря на меня, будто и не со мной вовсе. Фрея впустила меня, но между нами все равно словно была стена, и я не знал, как ее разрушить.

– А ты? Ты не пострадала?

– Нет, – она качнула головой, – нет, я… тогда, когда Фриг мучилась, когда она распадалась на части, когда Анс сшивал ее, я просто…

Она рвано вдохнула и закрыла лицо руками.

– Я просто не делала ничего. Я была бесполезной. Я не могла пострадать. Даже этого я не могла.

Стена между нами стала еще толще, и я решил, что либо пробью ее сейчас, либо пусть Фрея меня вышвырнет. И у меня был дурацкий план. Как всегда.

– Не думаю, что ты была бесполезной. – Я придвинулся ближе. Она могла отстраниться или оттолкнуть меня, но не стала. – Ты была рядом с Фриг.

– Этого слишком мало. Когда я только попала в замок, Фриг сделала все, чтобы я не чувствовала себя чужой. – Фрея закрыла лицо руками и тихим голосом продолжила: – Она стала мне настоящей сестрой, хотя имела право ненавидеть. Она всегда поддерживала нас всех.

Я вспомнил нашу первую встречу с Фриг. Она тогда сбежала из-под надзора слуг, чтобы встретить меня и поговорить перед приемом. Тогда я подумал, что ее слова поддержки – только способ прикрыть обычное любопытство. Но она искренне хотела меня приободрить и успокоить. Я подумал о том, что для Фреи, Аин и Анса она была такой поддержкой долгие годы. Была их точкой опоры.

– Я так не могу, – говорила Фрея. – В самый важный момент я всегда оказываюсь бесполезна. Я не смогла помочь ни тебе, ни Фриг. Когда я сталкиваюсь с чем-то, что не могу разрубить мечом, я просто… я.

– Разве этого недостаточно? Меня спасал так много раз вовсе не твой меч. – Я склонил голову, попытавшись заглянуть в закрытое руками лицо. – Когда моя магия выходила из-под контроля, ты всегда оказывалась рядом, чтобы затащить меня обратно в себя. Если бы не ты, я умер бы уже сотню раз.