Текст книги "Избранный светом. Песни хищных птиц"

Госпожа не врала. За множество лет, что я знал ее, она никогда не причиняла мне боли, не наказывала. Она правда могла избавить меня от службы хозяйке, могла возвысить. У меня не было повода ей не верить.

А доверять Фриг не было ни единой причины. Я не знал ее, она не знала меня. Она могла бросить меня, как только я выведу ее из подземелья. Могла отдать людям с оружием. Люди были злы и жестоки, я знал это. Люди отняли у меня свободу, отняли маму, оставили шрам на лице. Злость и ненависть жгли меня годами. Госпожа знала об этом, она чуяла боль, как хищник чует запах свежей крови.

Согласиться было правильным. Естественным. Тьма тянется к тьме, подобное должно оставаться с подобным. Фриг предлагала мне свободу, но и госпожа тоже. Свободу от жизни. Блаженное черное небытие, где нет лишних вопросов, непонятных слов, сложных выборов. Там нет ни страха, ни боли, ни одиночества, ни отчаяния, ни надежды. Тьма, тишина и пустота. На миг я вдохнул туман полной грудью и кивнул, соглашаясь на предложение. Ведь я не мог отказаться.

Тени госпожи, безногие, ничем не привязанные к ней, кружили по залу, как две хищные птицы. Госпожа протянула руку, дотронувшись до кольца в моем ухе, служившего магической привязью, державшей меня подле хозяйки. Одним легким импульсом она переписала заклинание на себя. Теперь я принадлежал ей. Меня это устраивало.

Фриг ничего не сказала, но в ее глазах снова вспыхнуло то самое выражение, которое так ранило меня в прошлый раз. А в этот даже не задело.

Госпожа выпустила меня из туманного плена и снова встала за спиной. Она накрыла мои глаза ладонями, а когда убрала их, зал преобразился. Тьма стала гуще, а свет ярче, но больше всего изменилась Фриг: вся ее фигура была будто объята трепещущим пламенем. Такое же пламя, только темно-синее, окутывало меня самого. Внутри него был лишь один единственный всполох теплого желто-оранжевого цвета. Тонкая нить, за которую моя сестра вытащила меня из мрака. Никто, кроме нас с сестрой, не знал об этой связи, не мог различить ее на общем фоне.

Только вокруг госпожи не было пламени ауры, лишь туман под ее ногами стал гуще.

Я видел с каждым мгновением все четче и четче. Я мог разглядеть, что пламя ауры, окутывающее Фриг, состоит из тысяч и тысяч тонких нитей, окруженных светящимся ореолом.

Госпожа подошла к Фриг, потянула за одну из нитей и оборвала. Фриг поморщилась. Тогда госпожа сжала целый пучок этих нитей и вырвала их. Фриг сдавленно вскрикнула, но тут же заставила себя замолчать.

– Я ее убивать не буду, но одной из теней сделаю, – сказала госпожа. – Она себя потеряет, зато послушание приобретет. Я обычно постепенно это делаю, но сейчас случай особый. Я тебе ее отдам, если справишься.

Госпоже не нужно было приказывать, чтобы я понял, чего она хочет.

Я подошел к Фриг, все пристальнее вглядываясь в алое пламя, окружавшее ее. Госпожа снова зашла мне за спину, словно желая руководить каждым моим движением. Я погрузил руку в глубь пламени. Оно было горячим, враждебным, почти обжигающим, но я не обращал на это внимания.

Другой рукой я нащупал собственные нити.

В голове было ясно и тихо. Я наконец-то смог вдохнуть полной грудью.

Я правда ненавидел людей, но люди, причинившие мне боль, были давно мертвы. Я знал, что, оставшись с госпожой, я навсегда останусь и с этой болью, с туманом и тьмой черных коридоров под черной пустыней. Я буду создавать новых марионеток, снова и снова, до тех пор, пока сам не обращусь в нечто подобное не живое, но и не мертвое. Это не имело значения. Но моя сестра не должна была стать такой.

Меня захлестнуло странным чувством волнительной неопределенности. Как в секунду после броска монеты, когда ты уже сделал ставку, но еще не знаешь, что выпадет. Аверс? Реверс? Или монета все же может упасть на ребро?

У меня не было ни одной причины доверять Фриг. Было только отчаянное желание единственный раз в жизни противостоять приказу.

Мои руки были связаны заклинанием подчинения, но я знал, чьи были свободны. Руки тех, кого я не подчинил, но направил.

Я дернул за нити одним молниеносным движением, вынимая марионетку из пустоты. Ее пальцы сжались на кольце, продетом в ухо. Мои же собственные пальцы обхватили рукоять ножа. В тот момент, когда я развернулся к госпоже, марионетка с силой дернула за кольцо, вырывая его из кожи.

Боль и кровь не имели значения. Все потеряло смысл. Мир сжался до кончика лезвия кинжала, направленного точно в красный глаз госпожи.

Я правда хотел быть тенью дракона. Той тенью, о которую он разобьется насмерть.

Лезвие ножа вонзилось точно в зрачок, оставив глубокую трещину. Еще одно крохотное усилие. Еще один миг, и все закончится. Но, конечно, он так и не наступил.

Впрочем, к такому я тоже был почти готов.

Одна из теней госпожи возникла прямо передо мной и ударом выбила нож из руки. Лезвие звякнуло в темноте, и прежде чем я успел что-то сделать, когтистая лапа полоснула меня по шее.

Я снова не почувствовал боли, только вкус крови во рту. Схватившись за рану, я сделал несколько шагов назад и упал на колени, но не удержался, повалившись на пол. Черный камень показался обжигающе ледяным.

Туман вокруг Фриг вспыхнул алым и рассеялся. Она тотчас бросилась ко мне, закрывая этой странной защитной магией, похожей на десятки стекол, от налетевших теней. Они впечатались острыми мордами в витраж и отскочили, опалив туманную плоть. Искры озарили зал и на миг выхватили из темноты силуэт госпожи. Красный треснувший глаз сиял чистой холодной яростью. Во мне вспыхнуло неожиданное злое веселье. Это было мое собственное чувство и далекое, но обжигающе яркое чувство моей сестры.

Блокатор перестал действовать. А это значило лишь одно.

Хозяйка только что издохла.

Стоило поблагодарить того, кто избавил мир от нее.

Барьер треснул, и внутрь просочились несколько воющих теней, но я одним движением свил прочную, острую паутину. Фриг тут же закрыла пролом, и теней разорвало. Пол подо мной уже стал красным, и сил мне не хватило бы даже на то, чтобы подняться, не то что колдовать, но вопреки всему я колдовал. Ведь я понял, как это – быть свободным.

Барьер снова был цел, и руки Фриг легли мне на рану. По коже потекло свечение, и холод стал чуть менее обжигающим.

– Только держись, – сказала она. Я не понял, за что мне следует держаться.

Тени же покружили вдоль кромки, а потом сгустились в одной точке и врезались в барьер, как таран. И он разлетелся, точно кусок хрусталя. Я призвал марионеток, и они переплели над нами руки. Тени на миг отпрянули, и этого хватило, чтобы над нами возник новый купол, тонкий и светящийся, будто замерзший мыльный пузырь. Моя рука дрогнула, упав в лужу крови, и марионетки исчезли. Тени госпожи накинулись на барьер, но внезапно с оглушительным воем растворились, стоило им едва коснуться его.

Фриг поморщилась. На барьере остались серые полосы, но он выдержал. Я попытался воспользоваться передышкой и подняться, но тело перестало слушаться.

А госпожа просто вынула из Моркета новых слуг. Странно, но это разозлило меня еще сильней. Тени бросались на барьер и умирали, забирая его радужные переливы. Серость разрасталась, а на руках Фриг вспыхивали раны, будто кто-то резал ее невидимым ножом. Она закусила губу до крови, но в ее глазах не было страха. Она сидела на полу, закрыв меня собой от взора госпожи, и даже не пробовала как-то использовать бесполезного меня для собственного спасения. Фриг знала, что не выдержит, но оставалась рядом. Вопреки всему здравому смыслу. И более того, она была готова броситься на теней сама, лишь бы не дать им до меня добраться. Ее кровь текла, смешиваясь с моей, но она не обращала на это внимания. Она смотрела только на меня и мою рану, словно моя жизнь была чем-то важным.

Я не мог позволить ее стараниям пропасть зря. Я должен довести начатое до конца.

Среди тумана, кроваво-алых всполохов раскалывающегося барьера, треска, гула и воя теней я чувствовал ее взгляд. Сестра смотрела на меня, и хотя бы раз я должен был показать, что могу быть сильным.

Пусть это даже будет последним, что я сделаю.

Одна из теней раскрылась огромной клыкастой пастью. Она все расползалась и расползалась, словно бездонная яма. Я знал, что такого укуса барьер точно не выдержит. А Фриг, скорее всего, перерубит пополам.

Тело было холодным и неподвижным, как ночь в черной пустыне. Но я представил, как рука сестры ложится на мою ладонь, как ее тепло согревает меня, и пальцы начинают шевелиться. Нити натянулись, прорезав кожу, но раны почти не кровоточили. Я делал, как велела Фриг, – держался. Я держался за свою боль и гнев, за обломки своей угасающей жизни, чтобы швырнуть марионетку прямо в пасть тени. Она вцепилась в длинные клыки и удержала тварь, чтобы Фриг сумела подхватить магией осколок первого барьера и метнуть его, точно лезвие. Огромная голова отвалилась от тела и растаяла вместе с моей марионеткой.

Я начал захлебываться собственной кровью. Фриг что-то кричала, но я не понимал слов. Мои глаза неподвижно уставились в просвет. Госпожа стояла и смотрела на нас без всякого выражения. Окровавленный нож до сих пор валялся на каменном полу. Моя жизнь и моя смерть были брошены ей под ноги. Госпожа знала, что вдвоем нам не спастись. Монета никогда не упадет на ребро.

Но в этом бою госпожа противостояла не двоим.

Я почувствовал, как между нами с сестрой натягивается невидимая нить, прочный канат, по которому она может пройти, пробежать.

«Спаси нас в последний раз», – попросил ее я, и она мне ответила.

Она глубоко вдохнула, и у меня в голове стало яснее. Ее сердце билось чуть быстрее, подгоняя мое. Мы снова слились с ней в одно желание, в одну силу.

«Наконец-то, – сказала она мне, – наконец-то ты правда даешь мне себя спасти».

Нити обвились вокруг рукояти ножа. Мы с невероятной четкостью знали, что и когда следует сделать.

Я метнул нож вверх. И рука сестры стала продолжением моей воли. Она возникла из ниоткуда, в прыжке схватившись за кинжал, и, словно комета, прочертила яркую, острую дугу во тьме. Ударив точно в трещину красного глаза.

Все произошло так стремительно, что даже госпожа не успела среагировать. Мир застыл и онемел.

И глаз раскололся.

Сестра тут же шагнула назад, оказавшись вне поля моего зрения. Нож, от которого осталась лишь рукоять, со звоном упал на пол. Ярко-алая трещина, как капля крови, потекла по лицу госпожи вниз, расходясь все новыми и новыми ветвями. В ее настоящих глазах не отразилось ни удивления, ни злости. Они все так же холодно смотрели на меня тонкими белыми щелками зрачков, становившихся все краснее. Я чувствовал этот приковывающий взгляд сквозь веки, и, казалось, он утянул меня в бездонный омут безвременья.

А потом сеть разломов опутала все тело госпожи, словно она была глиняной статуэткой. В следующее мгновение она раскололась. Разлетелась на части обрывками серого тумана. Но взгляд не исчез.

Весь зал заполнился криком. Тысячи тысяч голосов взвыли зло, обреченно, испуганно, страдальчески, болезненно. Кто-то почти рычал, кто-то горько и безутешно плакал. Вой отдавался от стен купола и умножался сам на себя, так что казалось, голова разорвется раньше, чем он стихнет.

Серый туман, в который обратилось тело госпожи, растаял. Лишь тот, что клубился у ее ног, примкнул к черному камню низко-низко, но вскоре тоже исчез, впитавшись в него.

И вой стих.

Или это только я перестал его слышать. Купол потолка больше не казался мне темным, я увидел его весь, целиком, различил каждую формулу, почти понял, зачем они были нужны. А потом они вспыхнули, как звезды на небе, закружились перед глазами. Не в силах больше выносить этого бесконечного круговорота, я попытался отстраниться, но формулы будто отпечатались на обратной стороне век, и я не мог не смотреть.

Я снова увидел госпожу, но такой, какой никогда не видел прежде. Почти живой.

Я смотрел на нее со спины: серые неровно остриженные волосы, странная одежда неизвестного мне покроя. Она стояла посреди просторного белого помещения, стены которого терялись в сероватом дыму. Где-то вдали с равными промежутками мелькали алые всполохи. Что-то противно пищало. Голова госпожи была опущена, и я тоже посмотрел вниз. Прямо под ее ногами, едва касаясь черных ботинок, растекалась лужа чьей-то крови.

– Я хотела выстроить новый мир на обломках старого. – Она говорила на каком-то другом, неизвестном мне языке, но я почему-то понимал ее. – Потом не думала, что буду сожалеть. И я не сожалела. Но почему-то все равно всегда возвращаюсь сюда. В момент свершившейся мести. Я обречена его помнить. Теперь и ты тоже.

В пятне на полу я видел ее, как в мутном алом зеркале. Она смотрела на меня, и глаза ее были человеческими и печальными.

* * *

Я проснулся от запаха корабельного трюма, или мне просто показалось, что затхлость пробралась даже сюда. С трудом приоткрыв глаза, я увидел небольшую лампу, висевшую на низком потолке, она раскачивалась из стороны в сторону в такт волнам. А вокруг и правда были волны, ощущение качки ни с чем нельзя было перепутать. Я сразу почувствовал себя не очень хорошо, но не так плохо, как до момента, когда закрывал глаза.

Шею что-то немного сдавливало, но в целом дышать было легко. Странно. Я думал, что умер.

Сестра лежала рядом на кровати, обхватив мою руку и прижав к себе. Она спала, но стоило мне только посмотреть на нее, как глаза ее тотчас распахнулись. Мы молча глядели друг на друга и думали о том, как хорошо просто лежать на кровати и ничего не делать. Кровать была чудом, раньше мы могли только смотреть на нее, а теперь у нас не было ни единой причины вставать. Это было невероятно. Даже качка не портила этого ошеломительно прекрасного чувства.

Только видение, пришедшее мне на пороге смерти, сжимало сердце смутной тревогой. Но я заставил себя не думать об этом. Заставил поверить, что это был лишь сон.

Через какое-то время в каюту зашла Фриг. Она перемещалась по кораблю так легко, словно качки не существовало. А вот девочка-рыцарь, шедшая за ней, цеплялась за стены при любой возможности. Корабль ей тоже не нравился.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенным тоном спросила Фриг.

– Живым? – осторожно сказал я, не зная, что от меня ожидают услышать.

– Уже неплохо, – удовлетворенно кивнула Фриг, лицо ее заметно расслабилось. – Вы проспали четыре дня. За это время столько всего случилось. Даже не знаю, с чего начать.

– Начни с того, что нас депортировали, – угрюмо сказала девочка-рыцарь.

– Что значит «депортировали»? – спросил я, надеясь, что мне еще можно задавать вопросы.

– Выгнали с позором, – еще более угрюмо ответила девочка-рыцарь.

– И ничего не с позором! – тут же запротестовала Фриг. – А очень даже с почестями.

– С почестями выгнали, – продолжила гнуть свое девочка-рыцарь. – И под конвоем. Не прячься, Сивиз, я знаю, что ты там.

В каюту зашел юноша, которого я прежде не встречал. Он был высоким и статным, выгоревшие на солнце светлые волосы отливали серебром. Наверно, тоже кто-то из бентийской знати.

– Грубо с твоей стороны называть мою приятную компанию конвоем, милая Фрея. – Он посмотрел на девочку-рыцаря с наигранным осуждением, но та лишь пожала плечами. – Я тоже не горю ярым желанием возиться с детьми. Но разве вашу безопасность можно было доверить кому-то еще?

– Я бы не доверил тебе и безопасность мешка с пустынными кобрами, – донеслось из коридора.

Сивиз сделал вид, что ничего не слышал, хотя Фрея фыркнула в кулак, а Фриг прикрыла усмешку ладонью.

– И мы не дети, – добавила Фриг, – я младше тебя всего на год.

Мы с сестрой и вовсе были старше их всех, но я промолчал об этом.

– На полтора, – педантично поправил Сивиз, подходя к нам чуть ближе. Взгляд его сине-зеленых глаз задержался на моей сестре. – Рад, что с вами все хорошо, мисс. Вы так внезапно исчезли с нашей… весьма кровавой встречи. Надеюсь, это вас не слишком шокировало.

– То, что моей хозяйке отсекли голову? – спросила сестра. – Нет, нисколько. Возможно, она заслужила, чтобы это происходило медленнее.

Все немного помолчали.

– Что ж, – Сивиз, глядя на нас обоих, улыбнулся так, как улыбаются те, кто хочет понравиться, – рад, что с вами все в порядке, но если семья Стормланнов или я лично можем чем-то…

– Ну хватит! – Фриг схватила его за руку и, оттянув от нас, начала выталкивать за дверь. – У тебя есть эльф, вот к нему и иди!

– Я надеялся на ревность другого рода, – вздохнул Сивиз.

– Зря, – снова донеслось из коридора.

Такое оживление вокруг казалось неуютным, от него хотелось спрятаться. Но когда Фриг все же вытолкала Сивиза за дверь, стало потише.

– В общем, да, – облегченно выдохнула Фриг, – мы вроде как уничтожили Третью, но мама и Леди Йарн все равно были очень злы. Нет-нет, не на вас, на нас. Они на нас давно злы. Сейчас из-за смерти Третьей в секте переполох, наши войска их хорошо прижали, так что для нападения на корабль им сейчас просто не хватит рук. Вот нас и отправили обратно в республику. И вас заодно. Твоя сестра сказала, что вы не против.

Мы и правда были не против. Но не то чтобы мы были за. У нас вообще не было мнения на этот счет, мы не знали, что такое республика.

– Если захотите, мы можем вас нанять, – продолжила Фриг. – У вас довольно интересная и сильная магия, она бы пригодилась Сторграду. Это не рабство, это работа. Вам будут платить, и вы в любой момент сможете уйти, если вам что-то не понравится.

От новой информации кружилась голова. Или это все-таки была качка. Но, несмотря на это, из слов Фриг мы поняли главное: если захотим, нам дадут работу, на которой мы будем что-то делать и получать вознаграждение. И за это вознаграждение можно будет купить что-то, что будет только нашим и ничьим больше. Это было даже лучше, чем возможность лежать на кровати.

– Но это потом, сначала вам нужно отдохнуть и восстановиться, – закончила Фриг.

А это значило, что до того, как начать работать, мы можем лежать на кровати. Новая жизнь казалась просто невероятной. Меня накрыло ощущением, что я всего этого не заслуживаю. Где-то тревожно вспыхнула мысль, что здесь есть подвох.

Вместо того чтобы сразу согласиться, я спросил:

– Это ты вылечила меня?

– Нет, – Фриг отрицательно качнула головой, – это Уртика, самый талантливый лекарь в нашей стране, хорошо, что она была здесь.

От того, что надо мной поработал лекарь, стало несколько неуютно, но это лучше, чем быть мертвым.

– А, и еще кое-что. – Фриг легким движением руки вычертила в воздухе овал. Воздух внутри него стал плотным, мутным, но вдруг прояснился. И оттуда на меня поглядел я сам.

Два слишком больших на остром худом лице темно-синих глаза смотрели на меня пристально и удивленно сквозь когда-то неровно постриженные и сильно отросшие пряди белых волос. Кожа была болезненно сероватой, под глазами и вовсе почти черной. Но привлекло внимание не это. Пришлось даже откинуть волосы с лица, чтобы убедиться.

Шрам почти исчез. Он сгладился и теперь не ощущался пальцами, кожа на нем была лишь чуть светлее обычной.

– Уртика сказала, что еще пара сеансов, и можно совсем свести. Ну или почти совсем.

Только в одном месте, около основания уха, шрам остался яркой и шершавой на ощупь белой полоской. Всего лишь небольшое напоминание, меня это устраивало. Надорванное ухо, в том месте, где было кольцо, тоже не огорчало.

Сестра повторила за мной движение и коснулась кольца. Она задумчиво потерла его между пальцами. Я понял, что она сделает, но не успел остановить.

Сестра резко рванула кольцо в сторону.

Фриг и Фрея синхронно вздрогнули. Окровавленное кольцо стукнулось о дощатый пол и укатилось куда-то. Сестра нагнулась к зеркалу, посмотрела на разорванное ухо и улыбнулась.

Я был против, но она так хотела, и я не мог ее осуждать.

– О Всесветлая, – выдохнула Фриг, бросаясь к сестре. На кончиках ее пальцев уже светилась лечебная магия.

– Ты правда хочешь привести их ко двору? – все еще шокированным голосом спросила Фрея.

– Теперь даже еще больше. – Улыбка Фриг, вдруг вспыхнувшая на губах, была немного странной.

– Это ведь не из-за того, что Сивиз нанял эльфа и ты тоже захотела? – уточнила Фрея. – Ты же не хочешь их присвоить?

– Сивиз тут ни при чем. И они не будут моими, – ответила Фриг, осторожно вытирая кровь с уха моей сестры. – Вы будете своими собственными. Сами выберете себе имена и дальнейшую судьбу. Если захотите, мы вернем вас в Альбис, когда убедимся, что вам там точно ничего не грозит. Но я правда буду рада, если вы останетесь со мной. Не обязательно отвечать сейчас, подумайте хорошо.

И мы подумали. Подумали: неплохо, когда сам можешь распоряжаться своей судьбой. Если до этого каждый прожитый год казался бессмысленно серым, то одна эта возможность наполнила каждую минуту светом и смыслом. Ради этого стоило выживать, выжидая. И ради этого стоило сражаться с чудовищами, когда момент настал.