Текст книги "Избранный светом. Песни хищных птиц"

– Я не делала ничего особенного, – голос ее дрожал.

– Ты была. Этого достаточно. Более чем достаточно.

Она всхлипнула, неловко вытерла глаз. Я перехватил ее ладонь. Зеленые глаза наконец посмотрели на меня с выражением странной неуверенности. Будто Фрея вот-вот собиралась шагнуть в бездну, замерла, задержав ногу над пустотой, и вдруг решила спросить меня, что я об этом думаю.

– Наверно, второй рыцарь Сторграда не может плакать вот так, – проговорила она, с явным трудом заставляя голос не дрожать.

– Ты куда больше, чем второй рыцарь Сторграда. А поэтому можешь все.

Фрея вдруг рассмеялась, и в ее смехе слышалась не истерика, а облегчение.

Она смеялась, а по щекам текли слезы, и она даже не пыталась остановить их или стереть. Вскоре смех потонул во всхлипах, глухих, захлебывающихся рыданиях. Я прижал Фрею к себе, и она вцепилась пальцами в мою рубашку, сквозь ткань царапнув кожу ногтями.

Хотелось сказать что-то еще, что-то сделать, только чтобы ей стало лучше. Но я мог лишь быть рядом и надеяться, что этого достаточно, чтобы Фрея пережила свою боль. Мне же самому становилось легче от одного ее присутствия, и это было не просто тревожным звоночком, а боем пожарного колокола. Я хотел быть с ней рядом, не только когда нам обоим плохо.

У меня все еще не было на это никакого морального права. Я все еще не чувствовал, что держусь за этот мир достаточно крепко, чтобы хоть что-то обещать. Но я смотрел на Фрею, ощущал ее тепло, и в голове громко и гулко повторялась одна-единственная фраза:

«Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю».

Глава 11
От беды к беде

В Сторграде светило солнце.

Город купался в свете, как в теплом золоте. Так, будто в ночь Осеннего равноденствия не случилось ничего особенного. Все те же аккуратные улочки, яркая черепица крыш и холодный прозрачный воздух, полный аромата влажных трав. Столица, как и всегда, была сияющей, величественной и… неестественно пустой.

В первые дни после нападения всем жителям было настоятельно рекомендовано оставаться дома и выходить лишь в случае крайней необходимости. Люди только испуганно выглядывали из чуть приотворенных дверей, но тотчас захлопывали их, когда по улице проносилось эхо от шагов патрульных. Леди посчитала это излишним, но решила не спорить с Лордом. Он не так часто позволял жизни города отклоняться от нормы.

Через огромные панорамные окна проникало слишком много света, слишком много ощущения покоя, и Леди сидела в тени, чтобы не напрягать глаза и не обманываться. Однако Фэю яркие блики не мешали, наоборот, он лежал под самым солнцем, словно под золотой вуалью. Обманчиво теплый, как ясное утро в середине зимы.

Беззвучные водные часы, служившие больше для украшения, перевернулись уже в шестой раз, но Фэй все не просыпался. Леди сидела рядом, отложив бесполезную книгу, и даже не заметила, что миновало несколько часов. Если бы когда-нибудь ей было позволено пожелать, она бы хотела остаться так насовсем: в башне, полной света, и рядом с ним, чтобы отгонять любые тревоги, любые кошмары.

Жаль, что Леди и есть худший кошмар. Из тех, что не меркнут при свете дня.

Ночью и утром они провожали погибших в дальнейший путь с должными почестями, но без размаха. Город не мог остаться к смертям равнодушным, но не мог и погрязнуть в трауре. Горевание – удел тех, у кого есть время. У них же времени оставалось все меньше. Леди была отвратительно бессильна перед этим.

В памяти постоянно всплывал призрак боли, заставляя вздрагивать, но разломы больше не открывались. И все же Леди не могла не тревожиться за Фриг. Ей страшно было представить, через что прошла она, если даже Леди с трудом удерживала себя в сознании, сопротивляясь ярости Моркета. Но теперь боль оставила ее, и Леди казалось, что по отношению к другим это почти нечестно.

Не она ли должна избавлять всех от боли? Ее светлый лик должен даровать покой, и никому не следует видеть тень, что черным шлейфом тянется от ее ног и несет за собой лишь разруху и хаос. Эта двойственность пугала и саму Леди, поэтому она бежала и пряталась от обеих своих ролей. Запиралась в башне из чистого света, где можно быть ближе к небу. И Фэю.

В главном храме Эрны, в просторном круглом зале под стеклянным потолком, запели. Народ Бентской республики редко обращался к богам с просьбами, слишком ревностно ценя свою свободную волю и независимость. Но сейчас десятки голосов выводили слова на столь древнем языке, что мира, в котором на нем говорили, уже не осталось. И каждое из слов песни молило о защите и утешении.

Леди сжалась, борясь с желанием зажать уши. Каждое слово летело в нее, точно камень.

– Миледи?

Его голос был непривычно слабым, чуть хрипловатым после сна. Расфокусированный взгляд лазурных глаз скользнул по ней, а потом переместился ей за спину, на сияющее небо. Фэй с едва заметным усилием сел, и прядь серебристо-синих волос скатилась с плеча на грудь.

– С вами все хорошо? – полувопросительно проговорил Фэй.

– Это не я сражалась с тенью Третьей, не стоит волноваться обо мне, – покачала головой Леди.

Фэй лишь усмехнулся, и Леди подошла ближе, присела на край кровати и заглянула в кристально-чистую синеву глаз. Там, в этой бесконечной лазури, она видела себя, а не ту, кем пыталась казаться.

– Это нельзя назвать настоящим сражением, – Фэй отвел взгляд. – Хотя мне удалось дотянуться до Ан Треас и ранить, оправится она быстрее, чем нам хотелось бы. И привычки повторять ошибки у нее, к сожалению, нет.

– А еще она раскрыла всем мою тайну, – сказала Леди отстраненно, с болезненной тоской и невольно закуталась в накидку.

– Вряд ли кто-то понял, о чем она говорила, и уж тем более поверил. Это пока не главная проблема.

Леди уже и сама повторила себе это множество раз, как заклинание-оберег: «Никто не нашел в истории с болезнью ничего подозрительного, как и в том, что бывшей хранительнице барьера перестал подчиняться магический посох. И это, и даже изменение характера объяснили тяжестью недуга. Хотя последнему, возможно, просто обрадовались настолько, что не решились задавать вопросов». Но тревога грызла Леди почти так же сильно, как боль. Произнесенное во всеуслышание не развеется по ветру. Слова Третьей осели в умах людей, упали в почву, как семена ядовитых цветов. Теперь Леди оставалось лишь ждать тех, кто придет собирать урожай.

Поющие в храме возвысили голоса, словно стараясь докричаться до самых небес, до безответной богини.

– А что с библиотекой? – решила перевести тему она. Это тоже был неприятный вопрос, и Леди знала, что ответ будет еще неприятнее.

– Ах да, библиотека… – повторил Фэй, и на его лице появилась странная улыбка, мечтательная и болезненная одновременно. – Полагаю, миледи, ее больше нет.

Пальцы Леди сжали темно-рубиновую ткань подола. Еще одна глупая надежда. Глупая и потому растоптанная.

Но ведь у Фэя всегда был запасной план! Когда он решил использовать «несколько формул» из плетения, которое для библиотеки что плоть и кровь для человека, Леди мысленно готовилась к худшему. Но все равно оказалась не готова. После того как душу истрепали волнения за Фриг и печаль из-за десятков смертей, это, казалось бы, совсем малое в сравнении с остальным горем, добивало.

– Я хотел взять из нее несколько формул для телепортации и баланса сил, но в итоге увлекся. Теперь там почти ничего магического… только книги.

– Ее уже не восстановить?

– Не сейчас, – голос Фэя даже не дрогнул. Смерть одного из своих величайших творений он воспринимал удивительно спокойно. – Когда магия снова станет стабильной – будет лучше прежней. А пока Сторградскому замку придется обойтись обыкновенной библиотекой… Понадобится больше помощников. И метелки от пыли.

Леди снова подняла глаза, стараясь прочитать на лице Фэя его настоящие чувства. Она ожидала боль утраты, опустошенность, хотя бы злость, но видела лишь спокойствие и бесконечную усталость, которую не мог скрыть и полуденный свет.

– Мне правда не жаль, миледи. – Даже призрак боли исчез из его улыбки. – Это может прозвучать странно, но, наверно, где-то глубоко в душе я всегда хотел разрушить ее. Латая плетение раз за разом, как изношенную ткань, я думал, как это будет, когда она падет. Это как строить карточный домик. Возводя этаж за этажом, ты думаешь, как же красиво он будет падать… Я рад, что сам его разрушил. Если бы он упал из-за ветра, тогда я был бы расстроен. Библиотека уже давно не так хороша, как тогда, когда я только создал ее для Рейденса.

– Сколько из сотворенных тобой чудес были для него? – спросила Леди.

– Все, – ответил Фэй с тем спокойствием, с каким глядят на шрам от раны, что должна была убить, но не убила. – И ни одно из них его не спасло.

Голоса в храме продолжали петь, и Леди казалось, что от их силы звенят стекла.

– И как рушилось последнее из твоих чудес?

Вместо ответа Фэй поднял руку и накрыл ладонью глаза Леди. Несколько мгновений она не видела ничего, кроме тьмы, а потом прямо под ее веками начали вспыхивать ряды формул. Слова магического языка сплетались друг с другом, похожие на созвездия в ночном небе. Их становилось все больше и больше, пока вся тьма не окрасилась их серебристым светом. Их чистой мерцающей силой.

Леди стояла среди них, как среди бескрайнего океана, она больше не чувствовала касания Фэя, но знала – он стоит за ее спиной, она смотрит его глазами. Его рука, такая же серебристая и сияющая, потянулась к одному из созвездий. К живому сплетению слов, мерцание которого пульсировало, точно сердце. Пальцы распутали тонкие нити, связывающие звезды слов между собой, и формула исчезла, серебряной змейкой скользнув в камень на перстне Фэя. Чистый, как горный лед, хрусталь на мгновение сверкнул ослепительно ярко и угас.

Фэй вынул из неба еще с десяток созвездий, одно за другим. Будто снимал урожай с потяжелевших от яблок веток. Межзвездная, междустрочная тьма становилась все чернее. Тьма и смерть подкрадывались медленно, незаметно, но Леди слышала их поступь, слишком долго она прожила с ними бок о бок, слишком сильно была заворожена ими однажды.

Рука Фэя замерла перед самым большим созвездием. Сотнями знаков, срощенных и связанных меж собой его магией, его волей и желанием. Он не колебался, просто раздумывал, как сделать это лучше. Леди поняла, что сейчас случится, и затаила дыхание.

Пальцы Фэя погрузились глубже в межзвездную тьму, ухватившись за хвост созвездия, как за нитку воздушного змея, и потянули. Небо содрогнулось. Зазвенело сотней серебряных колокольчиков. Чистый и ясный холодный звук. Радостный предсмертный плач.

Небо засмеялось, заплакало и рухнуло.

Звезды срывались с него сияющим дождем, каскадом битого стекла, расколотого льда, отражающего холодный ослепительный свет. Серебряный звон и серебряный блеск. Острые края звезд рвали небо на части, оставляя на нем сияющие полосы. Они вспыхивали на мгновение и гасли, гасли, гасли.

Пока вокруг не стало совсем темно. Лишь камень в перстне сверкнул напоследок светом всех этих звезд разом.

Леди вздрогнула и очнулась. Ладонь Фэя опустилась. Она снова увидела себя в его глазах. Пораженную, восторженную.

– И как рушилось последнее из моих чудес? – с мягкой улыбкой повторил вопрос Фэй.

– Так же, как умирают миры, светлые боги и фениксы, – прошептала Леди, – не навечно.

– Когда так говоришь ты, я в это верю.

Леди посмотрела в его глаза глубже, за свое отражение, гораздо глубже. Эта синева заворожила ее сильнее слов, сильнее магии, сильнее смерти. Песня, бившаяся птицей в своды храма, больше не доводила Леди до безумия, хотя все еще почти оглушала.

Пусть Леди и знала, что на самом деле в комнате стоит полная тишина.

* * *

Небо над Рейнгардом было холодным и тяжелым, точно железный купол. Казалось, вот-вот снова пойдет дождь. Наверное, именно этого все и боялись. Для рейнгардцев такое поведение было, мягко говоря, необычным, но только так Сейлан могла объяснить почти полную пустоту главных улиц.

– Мы что-то ищем, миледи? – осторожно спросила Лейси, шедшая сзади.

Сейлан лишь неуверенно дернула плечом и поправила капюшон, который чуть не сдул налетевший порыв влажного ветра. Они проходили мимо храма Моры, и Сейлан, бросив на него короткий взгляд, тут же еще глубже спрятала лицо. Это вытянутое здание из молочно-белого камня, вросшее в землю контрфорсами, всегда напоминало ей вырванную грудную клетку огромного дракона.

– Я хочу посмотреть и подумать, – ответила Сейлан после продолжительного молчания. А потом скривилась, поняв, насколько же в духе Сивиза был ее ответ.

– О чем вы хотели под… – Лейси громко чихнула и тут же смущенно извинилась. За ночь она каким-то образом успела простудиться.

Вырвав ее из кровати, Сейлан сначала отправила Лейси к Уртике, но кабинет был закрыт. В замке вообще не осталось ни одного лекаря, по приказу Лорда они оказывали помощь пострадавшим от ядовитого дождя в городе. Так что Лейси пришлось и дальше чихать и кашлять. Сейлан было жаль ее, но она совершенно ничего не смыслила в целебной магии.

– О чем вы хотели подумать, миледи? – голос Лейси довольно сильно охрип.

– Для начала о твоем здоровье, – заявила Сейлан. – Нужно найти где-то аптеку. Аптекарь, конечно, не заменит полноценного лекаря, но уж с простудой, думаю, справится.

Щеки Лейси заметно покраснели. Может, у нее начинался жар? Только этого не хватало!

Они вышли на главную площадь – тоже совершенно пустую. Сейлан никогда не видела ее такой. Она всегда называла Рейнгард скучным и серым, но в действительности он таким не был. Его цвета были не блеклыми, а нежными, как полупрозрачная акварель. Обычно витражные окна в храмах Дейфрита и Витар, стоящие друг напротив друга на разных концах площади, отбрасывали на темную, влажную от дождя брусчатку золотые и зеленые блики. Свет их глянцевым блеском растекался по камням, причудливо преломлялся в хрустальной чаше огромного трехъярусного фонтана. Но сегодня фонтан молчал, а витражи храмов были темными, словно изнутри их завесили плотной тканью, а по камням растекался лишь неясный силуэт самой Сейлан и тень Лейси чуть позади.

Леди Сейлан снова подняла голову к затянутому тучами небу. Могло ли все это быть ненастоящим? Просто спектаклем? Театром теней?

– Как думаешь… мог ли Сторград устроить то, что было в ночь Равноденствия?

Лейси замерла, спрятала нос в ладони и вздрогнула, не чихнув. Не отнимая рук от лица, она покачала головой.

– Я не… я не знаю, миледи.

– Так подумай и скажи! – недовольно фыркнула Сейлан. – Я не хочу, чтобы ты открывала мне истину. Мне просто нужно твое мнение.

Глаза Лейси расширились. Сейлан отстраненно заметила, что она была такой миленькой, когда чему-то удивлялась.

– Я думаю… – Лейси потерла нос рукавом плаща. Немыслимое нарушение этикета, но и этот жест показался Сейлан милым. – Я думаю, что это слишком жестоко. Не уверена, что Сторград способен на такое. – Она немного помялась, переступая с ноги на ногу. – Да и какой смысл Сторграду нападать на Рейнгард? Они ведь теперь снова союзники. Гораздо логичнее было бы напасть на Урадерн.

Сейлан прошиб холодный пот. Действительно, куда логичнее было бы напасть на Урадерн. Но разве они могли с уверенностью сказать, что нападения не было? Вдруг на Урадерн обрушилось еще большее несчастье, а они просто не знают об этом? А ведь у матери сейчас даже нет кинжала. Нет, она, конечно, могла справиться и своими силами, но…

– Нам нужно срочно в Урадерн! – Сейлан круто развернулась и поспешила, чуть не поскользнувшись на мокрой брусчатке.

– С-сегодня же? – кашлянув, спросила Лейси и бросилась за ней.

– Завтра, – мгновенно передумала Сейлан и снова круто развернулась.

Но Лейси, не успев затормозить, врезалась в нее. Сейлан ткнулась носом в ее подбородок, а сама Лейси чуть не поцеловала Леди в лоб. От Лейси пахло травами и росой, будто она всю ночь провела в саду. Неровно выдохнув, Лейси вздрогнула и тут же со сбивчивыми извинениями отстранилась. Сейлан от них лишь отмахнулась. Она сама была бы не против постоять так еще.

– Поедем завтра, а сегодня мы позадаем кое-какие вопросы. И найдем тебе лекарство или лекаря. А лучше и то и другое, – уверенно сказала Сейлан. – Куда в этом проклятом городе подевались все аптеки? – спросила она, сворачивая на улицу и озираясь по сторонам.

Это напомнило ей тот день, когда они с Лейси встретились. Сейлан всегда терялась в сплетении улиц Рейнгарда и просто зашла в кофейню спросить дорогу. Лейси была одной из работниц и тут же уболтала Сейлан на чашку кофе, а потом подробно объяснила маршрут, при этом очаровательно улыбаясь. Но, выйдя из кофейни, Сейлан поняла, что абсолютно ничего не запомнила. Хорошо, что Лейси нагнала ее уже спустя пару минут. Хорошо, что проводила. Хорошо, что Сейлан вернулась в эту кофейню на следующий день и еще несколько дней подряд. Хорошо, что предложила Лейси должность своей помощницы. Хорошо, что Лейси согласилась.

– Миледи, смотрите, – вдруг окликнула ее Лейси, смотревшая куда-то в сторону канала, вид на который открывался в просвете между домами, – может быть, им что-то известно?

Сейлан подумала, что она нашла аптеку, но нет. Около воды, разговаривая, шли две знакомые фигуры.

* * *

– Ты уверена? – спросил я Фрею, когда она сказала, что хочет пройтись. – Не думаю, что у нас выйдет веселая прогулка.

– Уверена, – кивнула она, вытирая последние слезы. Ее глаза заметно покраснели, но Фрею это, видимо, не смущало. – Хочу выйти хоть куда-нибудь. Ну и мне проще увидеть проблему собственными глазами, чем придумывать, как она могла бы выглядеть.

Я улыбнулся. Фрея всегда была такой – встречала опасности лицом к лицу, как настоящий рыцарь. Ее храбрость делала храбрее и меня самого. Я тоже хотел пойти и посмотреть на город, который был ранен, потому что я не успел его спасти.

Я был виновен перед каждым жителем Рейнгарда и Сторграда, перед Райном, но больше всего – перед Фриг. Я позволил себе медлить и наслаждаться нормальной жизнью, наивно веря, что никому не придется за это платить. Теперь же, когда за мою слабость наказан был не я, стоило радоваться, чувствовать облегчение, но не выходило.

– Думаешь о чем-то плохом? – спросила Фрея. Из-за прохладной погоды она надела зеленый приталенный плащ с неярким узором, похожим на прожилки кленового листа. В нем Фрея выглядела как лесная фея.

– Разве что немного, – уклончиво ответил я.

Мы проходили по уже знакомой площади, зажатой между корпусом архитектурной академии и храмом Эрны. В туманном свете дня оба здания показались мне слишком высокими и давящими.

Даже округлый бело-золотой храм Эрны выглядел болезненно-унылым. Виднелся его купол из желтого стекла, сейчас мутный, а золотое солнце, которым был увенчан вход в храм, потускнело, не отражая небесный свет. Из храма доносились музыка и пение, я прислушался к словам, что текли и текли, заполняя собой площадь. Прислушался и скривился. Песня была об избранном.

Четыре женских голоса строка за строкой выводили молитву Эрне. Они молили богиню о том, чтобы она послала им избранного, избавителя от Моркета и прочих бед. Они молили богиню послать ему силу и смелость, верных соратников и попутный ветер. Они молили отвести от него беду, закалить клинок в огне ее солнца.

Фрея рассмеялась, взглянув на мое лицо.

– Знали бы они, – усмешка не сходила с ее губ, и хоть глаза Фреи все еще были немного красными, я чувствовал, что ей лучше.

– Не то чтобы мне что-то мешало зайти в храм прямо сейчас и заверить их, что со мной все хорошо.

– Во-первых, не стоит врать, – Фрея взяла меня за руку и повела прочь от храма. – А во-вторых, второго потрясения за сутки они не переживут.

Я хотел было возразить и сказать, что сейчас со мной все если не хорошо, то как минимум неплохо, а потому никакого вранья. Но слова так и не сорвались с языка. Песня, доносившаяся из храма, сменилась.

Замерев, я напряженно вслушался в нее. Почему-то она показалась смутно знакомой. Ее пели уже на другом языке, так что я не мог понять каждое слово, но от этого песня казалась лишь более волшебной. В том, что я в принципе слышу ее так отчетливо, тоже явно было замешано волшебство, но дело было не в этом. Сам этот язык, более мелодичный и протяжный, чем тот, на котором говорили в Бентской республике, он уже был музыкой. Он проникал куда-то очень-очень глубоко мне в душу. Будил некое странное чувство, схожее с дежавю.

На этом же языке пели на похоронах Линк, но эта песня была другой. Но такой же неясной, грустной и радостной, сладко-горькой.

– Это тоже молитва? – спросил я.

– Не совсем, – ответила Фрея, прислушиваясь, – это одна из четырех древних песен, написанных на забытом языке. Переводы не сохранились, только описания событий, в связи с которыми их следует исполнять. Это песня «О трудных временах», моя любимая.

– То есть ты совсем не понимаешь слов? – удивился я.

– А ты понимаешь? – Фрея посмотрела на меня еще более удивленно.

– Не все, скорее общий посыл.

Эта песня действительно была о трудных временах. О том, что вся наша жизнь – это движение от беды к беде. О том, что, убегая от одной, ты неминуемо однажды прибежишь к другой. Но между этими бедами есть путь. Путь, на котором так много солнца, теплого ветра и света звезд, так много любви и радости, что за это стоит платить, за это стоит сражаться с каждой бедой снова и снова, чтобы победить и вновь отправиться в путь.

Когда я пересказал это Фрее, ее глаза почти совсем просветлели. Где-то далеко все еще крылась тень печали, но вряд ли она исчезнет теперь, когда Фриг так тяжело ранена.

– Знаешь, ты только что совершил культурное открытие. Когда вернешься, расскажи об этом Фэю. Он будет в восторге.

– Подожди, то есть этот язык даже Фэй не понимает?! – Я был в полном шоке.

Фрея снова рассмеялась.

– Никто не понимает, Дей. Совсем никто, даже Фэй. С такими уникальными навыками тебя, скорее всего, даже в Тайную сильфийскую библиотеку пустят. Говорят, там хранятся все книги на свете. Но никто точно не знает, потому что сильфы довольно закрытый народ и мало кого к себе пускают.

– Ну ничего себе, какой я особенный. – Я прямо-таки преисполнился чувством собственной важности.

– Конечно, ты особенный, Дей, ты же избранный.

– Избранный у вас уже был, – возразил я, – а вот лингвист, специализирующийся на мертвом языке, – нет.

Фрея вздохнула, но улыбка так и не сошла с ее губ. Только лишь это уже делало меня счастливым. Мы успели довольно далеко отойти от площади, даже пересечь длинный мост через реку, и до сих пор не встретили ни одного человека, если не считать гипотетических прихожан в храме. Но ни безлюдный город, ни холод, которым тянуло от темной воды канала, не заставили меня снова впасть в уныние. Ведь Фрея была рядом. И этого снова было более чем достаточно.

– Как бы я хотела знать, что делается у тебя в голове, – Фрея перехватила мой блуждающий взгляд, встав прямо передо мной. Пришлось замереть, стоя в полушаге от объятий.

– Моя голова – довольно унылое место, тебе не понравится.

– В этом и дело. Ты сказал, что хочешь быть со мной, когда тебе плохо. Но всю свою боль ты все равно держишь в себе. Это нечестно. Думаю, тебе придется научиться делиться.

– Делиться болью? – переспросил я.

– Да, – уверенно кивнула Фрея, – потому что, если что-то поделить на двоих, этого становится меньше. Правда ведь?

В этом была такая железная логика, что я не мог спорить.

– Поэтому, если…

– Леди Фрея Сторградская! – раздался громкий голос откуда-то сбоку. И голос этот был мне настолько знаком, что я чуть не дернулся, предчувствуя вспышку боли.

Фрея обернулась, ее лицо тут же приняло серьезное, почти грозное выражение.

– Что вам нужно, Леди Сейлан?

Сейлан вывернула из какого-то проулка, а за ней тенью следовала Лейси. Мне захотелось взять Фрею за руку, развернуться и уйти. И плевать, что это нарушит все правила этикета. Останавливало лишь то, что к этой парочке не стоило поворачиваться спиной.

– Хочу знать, что вы здесь делаете, – бесцеремонно заявила Сейлан, глядя на нас так, будто мы должны были ей минимум в ноги поклониться. – А еще я хочу знать, как к этому всему причастен Сторград и было ли совершено подобное же нападение на Урадерн.

Сейлан резко вскинула голову и оглядела нас сверху вниз. Вернее попыталась, потому что небольшой рост сводил весь эффект на нет. Лейси за ее спиной нервно теребила в руках ткань плаща. Выражение лица Фреи не изменилось, только глаза снова стали темнее. А во мне всколыхнулось раздражение. Разбираться с ее бредом второй день подряд не было сил.

– Ты так цепляешься за эту версию, потому что она кажется тебе комфортной? – спросил я, наплевав на все правила приличия, после того, что между нами было, я мог себе это позволить. – Настолько нравится чувствовать себя одинокой героиней в окружении врагов? Или просто боишься увидеть, что твоя мать не настолько идеальна?

Сейлан сбилась, отступая на шаг. Я не знал, сколько из случившегося она помнила, но ночью я очень старался завоевать ее расположение, а теперь терпения не хватало.

– Я просто хотела…

– Если вы чего-то хотите, Леди Сейлан, – перебил ее я, снова переходя на вы, – это не значит, что имеете право этого требовать.

Она застыла, едва ли не испуганная такой резкостью с моей стороны, которой не ожидала. Я же позволил своей ауре едва-едва коснуться ее теплом. Сейлан тут же едва ощутимо потянулась в ответ. Ее сознанием правда было легко манипулировать.

– Вы же неглупая девушка, Леди Сейлан. – Я чуть сменил тон. – Вы умеете слушать. Только вот не слишком умеете выбирать, кого.

– Дей, хватит, – перебила меня Фрея, до боли вцепляясь в запястье.

Сейлан моргнула и отошла на пару шагов назад, явно борясь с желанием спрятаться за спину Лейси. Я тоже отступил, не до конца понимая, что собирался сделать.

– Это я предложила поговорить с вами, – неожиданно вступила в разговор Лейси, заслоняя Сейлан плечом и окидывая нас настороженным взглядом. – Думала, вы можете знать больше. Без обвинений.

– Про Урадерн я ничего не знаю, – ответила ей Фрея. – Но на Сторград тоже напали, потому все возможно.

– И как Сторград? – спросила Лейси с неожиданно искренним участием.

– Барьер выстоял, но больше я ничего не знаю.

– Откуда нам знать, что ты не врешь? – Вопрос Сейлан задала без привычного уже жара, словно не потому, что хотела, а потому, что должна была.

– Я бы поняла, если бы она соврала, – улыбнулась Лейси. – Фрея так себе врунья.

Фрея посмотрела на нее возмущенным взглядом, а потом они вдруг рассмеялись с ощутимым, но понятным только им обеим облегчением. Все-таки они правда были подругами. Вот и еще одна причина не посвящать Фрею в подробности ночного происшествия.

– Мы пойдем, спасибо. – Лейси кивнула нам в знак прощания, а потом взяла все еще не пришедшую в себя Сейлан за руку и повела прочь. И только я хотел облегченно выдохнуть, как строгий взгляд Фреи обратился ко мне.

– Не делай так больше. Эмоциональные манипуляции – это не то, чем стоит заниматься даже по отношению к тем, кто тебе не нравится.

Я отвел взгляд.

– Просто хотелось заставить ее уйти побыстрее. И я сорвался. Слишком устал от людей, которые везде ищут врагов.

– Неужели здесь настолько много таких людей?

– Не здесь.

Фрея вздохнула, снова поймала мой взгляд и ободряюще улыбнулась, хотя глаза и тон ее все еще были серьезными.

– Эмоциональные манипуляции – очень сложная и опасная магия. Все ею владеют в той или иной степени, но если не умеешь использовать или хочешь навредить, то последствия могут быть серьезными. Так что не прибегай к ней без крайней необходимости. Сейчас такой необходимости не было.

Я заверил Фрею, что больше не буду. Я правда просто не удержался, как при первой встрече с Райном. Если подумать, я срываюсь уже на второго Стормланна. Что за сложные отношения у меня с этой семьей? Для полного комплекта достижений не хватало только наехать на Сивиза. Впрочем, что-то мне подсказывало, что по части эмоциональных манипуляций мне с ним не посоперничать.

– А Лейси – это та самая твоя подруга детства? – решил уточнить я.

Фрея кивнула, улыбаясь каким-то своим мыслям.

– Когда я пересеклась с ней в замке, она так холодно со мной говорила, что я подумала: наша дружба потеряна безвозвратно, но… – Фрея задумалась, глянув на небо, – может, у нас все же есть шанс поладить снова.

– Даже несмотря на то, что она теперь служит Сейлан?

– Теперь я хочу узнать, что из этого выйдет, – усмехнулась Фрея. Но вдруг выражение ее лица стало подозрительным: – Подожди-ка, а ты откуда знаешь Лейси? Не помню, чтобы Сейлан в разговоре успела назвать ее по имени.

А. Ой.

– Да однажды случайно услышал, как ее зовут, но забыл спросить сразу, – почти не соврал я. Ну случайно же услышал. И неважно, что от Нарро в потайной комнате замка, где меня пытали.

Мы с Фреей пошли дальше вдоль канала. Город перестал казаться мне вымершим. Ни одного прохожего нам больше не встретилось, но за стенами домов все же ощущалась жизнь: иногда сквозь распахнутые окна доносились голоса или смех. Это успокаивало.

Увы, долго умиротворение не продлилось. Через пару домов мы заметили посреди пустой улицы знакомую фигуру около аптекарской лавки.

– Си? – окликнула его Фрея.

«Помяни дьявола», – подумал я.

Сивиз смотрел на темную витрину лавки так, будто решал: стоит ли ему взломать дверь или все-таки продолжать прикидываться нормальным человеком. Но к нам он обернулся.

– Добрый… день? – Интонация вышла полувопросительная. – Честно говоря, понятия не имею, сколько сейчас времени.

– Ты не встретился с Сейлан только чудом, – заметила Фрея, поглядев в сторону переулка, в котором исчезли леди и ее горничная. – Как и всегда.

– Обычно мне действительно просто везет, но на этот раз у «чуда» есть имя. – Сивиз посмотрел на меня, и я понял, насколько мне неуютно под острым взглядом его сине-зеленых глаз.

То есть он все-таки видел весь наш разговор, но не счел нужным вмешаться?

– Прошу меня простить, я был несдержан с вашей сестрой, – сказал я, но вышло не слишком искренне.

– Не стоит. – Сивиз качнул головой, и одна прядь серебристо-серых волос выбилась из стянутого на затылке короткого хвоста. Он недовольным жестом завел ее за ухо. – Ни извиняться передо мной, ни быть несдержанным с моей сестрой.

Выражение его лица было абсолютно спокойным, но неприятный холод побежал по спине, и я с трудом подавил в себе желание обернуться.

– Впрочем, в чем-то вы правы. – Неприятное давление спало. – В словах, но не в действиях.

Отлично. Теперь еще и он меня отчитал. Но стерпел, потому что заслужил.

– И все же, что ты здесь делаешь? – спросила Фрея, стремясь разрядить обстановку и перевести тему.

– Ищу хоть что-то для помощи больному, но не из-за моркетской энергии, – на лице Сивиза проявились усталость и раздражение, – но все либо закрыто, либо на аптеку совершенно непохоже.