Текст книги "Избранный светом. Песни хищных птиц"

Я старался преуспеть в своем обучении, старался не только оправдать, но и превзойти ожидания госпожи. Повторить каждый ее урок не дважды, а трижды. Продолжать, пока силы не иссякнут совсем.

С течением времени я все яснее и яснее понимал смысл вязи символов, выбитых на потолке купола. И этот смысл все сильнее пугал меня.

– То прошлого дела, – говорила она, когда я вглядывался в черноту, скрывавшую большую часть магических формул. – Магия эта уже мне службу сослужила, земля эта уже все, что у нее было, мне отдала.

«Почему тогда мне так страшно?» – спрашивал я сам себя, глядя вверх на купол, который, казалось, вот-вот накроет меня.

– Потому что магия эта тебя должна была забрать, – говорила госпожа, то ли читая, то ли угадывая мои мысли.

Госпожа и правда не была добрее хозяйки, но зато была умнее и могущественнее. У госпожи было две тени, сотканные из плотного моркетского тумана. Она управляла ими, не давая приказов как хозяйка, ей было достаточно одной лишь силы воли.

Я много думал о том, как могла быть устроена эта магия. Могла ли госпожа проговаривать приказы мысленно? Но это было бы слишком долго. Ее тени двигались быстро и легко. Словно их дергали за невидимые ниточки.

После я задумался о том, мог ли я сам так использовать и свои нити? Мне казалась невероятной сама мысль о том, что я могу приказывать кому-то. Но госпоже не было дела до того, что кажется мне невероятным.

Она сказала, что управляет тенями не с помощью нитей, но я должен управлять именно так. Она была довольна тем, что я додумался до этого.

Так овладеть этим навыком стало моей новой целью. И если я достигну ее, то смогу возвыситься над самим собой. Возвыситься над теми, кто причиняет мне боль. Над хозяйкой.

Госпожа говорила мне, что я должен сделать, говорила как. Но когда я догадывался сам, удовлетворялась. Ей не нужно было наказывать меня за неудачи, собственная магия делала это за нее. Моркетская тьма почти выпивала меня, когда я пытался ухватить туман и контролировать его. Собственные нити резали руки. Госпожа лишь молча наблюдала за этим и никогда не вмешивалась.

Иногда за моими занятиями следил и тот недрэ, которого хозяйка звала господином. Он тоже не влезал и ничего не говорил. Мне было чуть спокойнее оттого, что он молчал. Я все еще помнил, что его слова имеют странную, пугающую силу.

Все чаще за нами наблюдал еще кто-то третий, глядя из темноты, он никогда не показывался. Огоньки его любопытных глаз горели из черного проема коридора, но стоило посмотреть на него, как он тут же исчезал. В какой-то момент я понял, что привык к этому невраждебному присутствию. Несмотря на кажущуюся неуловимость, его трудно было не заметить. В полутемном каменном зале, испещренном символами мертвой магии, этот третий казался неуместно живым.

* * *

То, что шло время, я понимал по тому, как отрастали волосы сестры. Хозяйка отрезала их, но они снова росли, и так по кругу. По тому, как в волосах самой хозяйки становилось все больше серых прядей. По количеству вещей, которым учился я у госпожи.

Она рассказала мне о том, что у каждого живого существа есть аура и что, манипулируя аурой, можно управлять и самим живым существом. Аура была похожа на трепещущее пламя, окружавшее каждого. Со временем я смог видеть ее у всех, кроме госпожи.

Еще госпожа рассказала, что, если уничтожить ауру, умрет и ее носитель. Но если отделять ауру от носителя постепенно, заменяя ее моркетским туманом, то можно создать нечто особенное. С помощью этой магии она связывала тех, кто управляет тенями, с Моркетом. С помощью этой магии она создавала и сами тени, заменяя всю их ауру на туман.

Сам процесс создания я видел лишь несколько раз. Неважно, кто должен был стать тенью, офо, недрэ или человек, все всегда происходило одинаково. Госпожа погружала руку в их ауру, в живое трепещущее пламя, и вырывала часть. Иногда больше, иногда меньше. На это шли добровольно, ведь, заменив часть ауры моркетским туманом, получаешь способность управлять тенями.

Связанных с Моркетом несложно было узнать, один их глаз всегда окрашивался в мутно-серый, будто терял цвет. Многие из них оставались подле госпожи и служили ей, но кто-то отправлялся наверх, чтобы, как она говорила, смотреть и слушать. Другие же постепенно сами становились тенями, не совладав с силой.

Чем больше в тебе Моркета, тем больше эта сила, но меньше того, что делает тебя собой. В тенях уже не было ничего от тех, кем они были когда-то. Я не понимал, что вообще держит их в этом мире.

Отделение ауры, видимо, было довольно болезненно, потому что будущих теней погружали в подобие сна с помощью трав, от которых у меня болела и кружилась голова. Но даже во сне они стонали от боли, а лица их страдальчески искажались. Зато они не кричали и не дергались.

Однажды госпожа сказала мне, что я должен сам создать тень, что это несложно, что я знаю, как это делать. Я действительно знал. Но от запаха жженных в курильницах трав перед глазами все плыло. Небольшая полутемная комната была заполнена маревом и белесым дымом. Я задыхался.

Не видя ничего, кроме ауры будущей тени, я протянул к ней руку. Она была неестественно яркой, желто-зеленой, казалось, она обожжет мне пальцы, как только я прикоснусь к ней. Она что-то напоминала мне, была смутно знакомой, но я не мог вспомнить. Запах жженых трав разъедал мои мысли.

Комната качалась, меняясь с очередной волной белесого дыма. Я снова был в пристрое среди недрэ, передо мной лежало безжизненное тело в луже собственной крови.

Я вытянул руку вперед, едва коснувшись ауры. Она обожгла меня волной страха и злобы.

«Не трогай меня!»

Слова повторялись и повторялись, чужие страх и злость жгли меня все сильнее. Но я не мог остановиться, ведь госпожа смотрела на меня. В голове все смешалось.

Тело недрэ дернулось, сжалось на грязном полу пристроя, зажимая рану, зияющую вместо ее руки. Она кричала, вновь и вновь просила не приближаться, не трогать ее. У нее было лицо моей матери. Запах крови слился с запахом трав. Я глотал его, чувствуя на языке вкус железа и пепла.

Что из этого происходило в реальности? Что из этого происходило сейчас? Я не мог отличить.

Чужая аура жгла мне руки так сильно, что, казалось, с них давно должна была слезть вся кожа.

Почему будущая тень так сопротивлялась? У нее не могло быть столько воли. Госпожа говорила, что каждый сам делает этот выбор.

Я плотнее сжал нити ауры и потянул. Чужой крик заполнил мое сознание. Он звучал и звучал, раскалывая мне голову на части.

Почему я опять причиняю кому-то боль? Потому, что я не могу ничего кроме?

А потом сестра обняла меня. Я знал, что ее не было рядом, но чувствовал, как ее руки сомкнулись на моей спине. Она говорила, что дело не во мне, а в тех, кто заставляет меня поступать так, как не хочется. Она говорила, что обязательно вытащит меня отсюда. Она говорила, что мы убежим туда, где нас никто не найдет.

Она говорила… и я выпустил ауру. Горячая желто-зеленая энергия вырвалась и резанула меня по руке. Но я почти не чувствовал своей боли. Чужая все еще растекалась вокруг меня алой дымкой.

Я думал, что теперь госпожа накажет меня, но она не наказала. Лишь сказала, что однажды я попробую снова.

* * *

Те, кто управляет тенями, сами превращались в тени. Кожа их становилась такой же черной, как камень скалы, под которой прятался маленький город. Волосы их белели. А глаза заполнялись серым туманом. В какой-то момент я понял, что не слышу их шагов, потому что у них вовсе не осталось ног. Они больше не были связаны с землей, лишь с мраком. Они сами стали тенями.

И чем больше они оборачивались тенями, тем сложнее хозяйке было ими управлять. Они все так же появлялись по щелчку ее железных каблуков, парили в воздухе за ее плечами и таяли. Они больше не понимали ее приказов, а наказания их не пугали. Но других повелителей теней хозяйке не дали, и она была зла из-за этого.

– Заставь работать их! – недовольно цокнув каблуком, приказала мне хозяйка. Она всегда давала лишь цель, но не способ ее достижения.

Я еще не овладел магией подчинения до конца. К тому же хозяйке это могло не понравиться. Но она приказала мне заставить их работать, и я должен был сделать это.

Тогда я попробовал связать их нитями и вынудить двигаться. Они действительно двигались, но дергано, неестественно. Чтобы подтолкнуть их сделать малейшее движение, мне приходилось натягивать нити так сильно, что они резали пальцы.

Я вспомнил о той слишком живой ауре будущей тени. Может быть, внутри этих теней тоже было что-то живое. Я попробовал всмотреться в них, вслушаться, как в голоса тумана. Они действительно говорили, их слова были похожи на непрерывный заунывный вой. Они тосковали, тосковали по тому, что отдали и теперь никак не могли вернуть. Кроме этой тоски в них осталось лишь одно болезненное желание существовать, остаться в этом мире, не становиться частью тумана. Я мог дать им это. Я пообещал привязать их к этому миру.

Если они станут моими.

Я чувствовал всем существом их неуверенное дрожание, переливы голосов, словно они советовались друг с другом на том языке, который еще помнили. Нити зашевелились – они пытались попробовать: каково это – ощущать. Гул становился все тише, тьма сгущалась внутри меня. Странно, но во мне не было ни страха, ни желания их подчинять, я не собирался держать их насильно.

Они поверили мне и согласились. Мои нити легко вошли в их тела, разорвав связь с хозяйкой. Теперь каждое их движение давалось мне легко, словно я перебирал пальцами по кромке наполненного бокала, желая вызвать звук.

Они действительно стали моими. У меня впервые появилось что-то свое.

То, что не подчинялось хозяйке, подчинилось мне.

И тут я совершил ошибку. Неожиданная радость так сильно вскружила мне голову, что я осмелился поднять взгляд на хозяйку. Зря.

Она прочитала в моих глазах нечто такое, что темные зрачки ее сверкнули, как лезвие клинка. Не говоря ни слова, она замахнулась рукой с острыми перстнями. Я тут же упал на пол, но тени закрыли меня от удара. Я закрылся ими по наитию, словно они были частью моего тела.

И если до этого хозяйка была просто зла, то это привело ее в ярость.

Она схватилась за свою сережку, и подчиняющее заклинание пронзило меня такой болью, что я свернулся клубком, уткнувшись лбом в пол. Обитый железом сапог хозяйки опустился мне на затылок, еще сильнее вдавив в нагретый дневным жаром камень.

– Думаешь, ты тем управлять, что мне принадлежит, право имеешь? Ты и сестра твоя, вы оба мои, и мои будете. До самой вашей смерти под моей ногой ваше место.

Мне хотелось обвить ее ногу нитями. Срезать тонкую кожу с плоти. Перерубить кость. Неважно, что меня снова зальет кровью, неважно, что я снова причиню кому-то боль. Мне хотелось причинить боль ей. Но заклятье сковывало меня.

Она била меня ногами, но куда сильнее меня задевал вопрос: почему я должен был подчиняться этой слабой, глупой и истеричной женщине? Как я вообще мог ее бояться? Если бы не заклинание, я бы перерезал ей глотку в первый же день.

Я ожидал, что урок будет длиться еще долго, но хозяйка вдруг убрала ногу и отошла. Пару мгновений я еще лежал на полу, глядя на слипшиеся в крови белые пряди волос, а потом осторожно сел. Хозяйка стояла у камина и смотрела в пламя, тяжело дыша. Возраст не давал ей больше часами издеваться над недрэ.

Я подумал, что она успокоилась, поэтому медленно встал, не поднимая головы. С волос натекла маленькая лужица, и я видел в ней свое мутное отражение. Окровавленные белые пряди напомнили мне о сестре, и по хребту прошла новая волна ледяного гнева. Резким движением я убрал прядь за ухо.

Слишком резким.

Все тело тотчас сковало болезненным спазмом. Рука так и застыла около шрама. От новой вспышки боли мои чувства мучительно обострились, а время, наоборот, замедлилось. Я поднял глаза и увидел, как рука хозяйки хватается за тяжелый медный подсвечник. Кольца загорались одно за другим в неровном свете. Металл лязгает о каминную полку, и все, что я могу, – смотреть, как огромный выпуклый подсвечник летит мне точно в висок. Это ощущение неотвратимого конца заполнило меня всего, заставив перестать дышать.

Мне было страшно. Но не за себя. Я думал только о том, что же будет с сестрой, если меня сейчас не станет. Я уловил, как сердце сестры отразило это чувство, точно зеркальная гладь. Это будто усилило связь между нами во множество раз. Я ощутил ее как натянутую нить. Такую прочную, что по ней можно было пройти.

Внезапно подсвечник, который хозяйка кинула в меня со всей своей злостью, завис в воздухе в нескольких сантиметрах от моего виска. Его крепко сжимала рука сестры.

– Да как ты… – выдохнула хозяйка и замерла. Она сама еще не решила, зла она или удивлена.

Магия сестры позволяла ей перемещаться в любое место в поле ее зрения. Не так давно она научилась попадать еще и в места, которые не видела, но хорошо помнила. Такие перемещения выходили неточными и далеко не всегда удачными.

Но сейчас она появилась точно там, куда смотрел я. Хозяйка вряд ли поняла это. Для нее сестра просто возникла из ниоткуда.

– Я магию новую разучила, хозяйка, – сказала моя сестра, низко склоняясь.

Глаза хозяйки зло сузились.

– Ты его защитила. – В ее словах слышалось шипение ядовитой змеи.

– Шри-наа́ир разгневана будет, если он умрет.

Хозяйка ничего не ответила. Лишь еще раз зло посмотрела на нас и вышла, хлопнув дверью.

Как только мы остались одни, сестра качнулась в сторону, попробовала удержаться, но упала. Заклинание все еще сковывало меня, и я не смог ее поймать. Она снова спасла мне жизнь, но я не смог даже смягчить ее падение. У сестры из носа закапала кровь, так иногда случалось после использования магии.

«Пока слабо, но мы отработаем, – ее голос в моей голове звучал уверенно, – однако хозяйке не скажем».

Она говорила не только о своем перемещении, но и о моих тенях. Она чувствовала их шепот, но не могла различить смысла.

«Твои тени защитили тебя от нее. Они действовали против заклинания».

Сестра стерла свою кровь и принялась за мою рану. Магия, сковывавшая меня, постепенно развеивалась, но я все еще не мог подняться с пола. Сестра взглянула на меня. Ее глаза были как два злых языка пламени.

«Я улучшу свою магию и смогу перенести нас очень далеко отсюда. Верь мне. Нужно только придумать, как избавиться от колец. А с помощью этой новой магии я смогу оказаться рядом с тобой, где бы ты ни был. Даже если мы будем порознь».

Порознь. Это слово застряло в голове. Злое, темное, колючее чувство все еще сидело внутри меня. Если бы тогда тенью должна была стать хозяйка, я бы обратил ее. Если бы мне нужно было перерубить руку ей, я бы сделал это. Я бы убил ее.

Но сестра была не такой, она не должна была стать такой. Я должен был защитить ее, даже если ради этого мне самому придется обратиться в тень госпожи.

После этого хозяйка передала госпоже рассказ о том, что я забрал ее тени. Я ждал наказания, но госпожа осталась довольна.

Она отдала мне еще несколько таких теней. Они действительно теперь были мои. Они стали моей первой собственностью, и от этого было странно.

– Ты глаза им завязал. Это правильно. Глаза тому, кто слепо подчиняется, не нужны, – сказала госпожа, и в одном из сотен ее голосов звучала усмешка. – Они лишь марионетки.

Я кивнул. Но на самом деле мне просто не хотелось смотреть им в глаза. Мне было стыдно.

* * *

Еще одной приметой проходящего времени стало исчезновение того безмолвного наблюдателя, к которому я уже успел привыкнуть. Он не появлялся все дольше и дольше, так что в какой-то момент я подумал – он больше не придет никогда.

Конечно, ведь я чуть не обратил его в тень. Я причинил ему боль.

Я вспомнил, как недрэ смотрели на меня после убийства. Как теперь они обходили меня, боязливо отводили взгляды, хотя к сестре были все так же добры. Никто не останется рядом с тобой, когда ты принес ему муки. Поэтому место таких, как я, во тьме и одиночестве.

Когда мимо меня что-то пролетело, я вздрогнул. Нож рассек воздух рядом со мной и вонзился в одну из марионеток, заставив ее растаять.

Я обернулся, пытаясь понять, кто атаковал. Из темноты коридора снова смотрели желто-зеленые глаза. Я сделал шаг вперед, сам не зная зачем. Но тот, кто наблюдал за мной, юркнул во тьму и растворился в ней.

Если мне хотели отомстить, то зачем целились в марионетку? Ее не уничтожить так.

Я снова посмотрел на нож, лежавший на каменном полу. На его лезвие был насажен обрывок бумаги. Я оторвал ее и прочел:

«Ты и сам знаешь, что госпожа не терпит бесполезных вещей. А как только ты перестанешь обращать внимание на страдания твоей сестры, она станет для госпожи бесполезна».

Надпись была сделана на эльфийском и продублирована ниже на офо и человеческом. Кем бы ни было это существо, оно очень хотело донести до меня свои слова. Но я не понимал их смысла. Когда кто-то вредит сестре, то вредит и мне. Так будет всегда.

Но сестра и правда была бесполезна для госпожи, а я не мог позволить ей навечно остаться с хозяйкой. Я должен был спасти ее, даже если ради этого нам придется расстаться.

Я хотел подробно расспросить то существо с желто-зелеными глазами, я даже бы набрался храбрости заговорить с ним. Но больше оно не появилось. Я понял, что теперь оно точно ушло навсегда, оставив мне эту записку и нож.

Я остался один на один с туманной холодной вечностью, которыми были Моркет и госпожа.

* * *

О том, что Белый город не сон и не выдумка, не сказка и не строка из материнских песен, мы узнали еще через несколько тягучих лет. Теперь мы проводили в черном доме под скалой куда меньше времени, ведь хозяйка везде брала нас с собой.

Сестра всегда помогла бы ей сбежать, если дело принимало опасный оборот, а я заменил тени. И вот однажды, в один из множества похожих друг на друга дней, когда хозяйка выпивала с кем-то после удачной сделки, речь пошла о Белом городе.

– Он больше не наш, так-то, – сказал человек, осушив свою кружку и приказав нести новую. Он тоже говорил на офо неправильно, как и все люди, я никогда не понимал почему. – Белый город теперь их.

От запаха алкоголя, смешения разных благовоний и жары кружилась голова. Так что сначала мне показалось, что я ослышался. Что человек исковеркал слова офо еще больше. Но хозяйка, как эхо, повторила за ним:

– Республика Белый город отняла?

– Республика и эльфы. Приплыли на наши земли, как трюмные крысы, и принесли свою заразу. Да чтоб им всем подохнуть, заживо под солнцем сгореть!

– Когда это произошло? – взволнованно спросила хозяйка.

– Да дня три всего прошло, – ответил человек, разваливаясь на подушках, горой наваленных на полу. – Они и сам город дня за два взяли. Говорят, появились из ниоткуда, словно тени, не прерывали атаку ни днем ни ночью, всех ваших прогнали и наших большую часть. Одних недрэ оставили.

– На перепродажу?

– Нет, освободили.

Хозяйка подавилась вином, откашлялась и зашлась смехом.

– Я, что эльфы тупы, всегда знала, но бентийцы из людей тупейшие.

– Я их за людей не считаю, – сказал человек, поднимая пиалу, словно это был тост.

– Они город не удержат, – уверенно заявила хозяйка.

– Там и сейчас уже хаос. Война давно идет, а они все никак не поймут, что нет никого сильнее нашей шри-наа́ир.

И они выпили за нее. А я подумал о том, что, получается, Белый город, который виделся нам во снах, все время находился рядом. И если неизвестные люди из республики и эльфы удержат его, то все может снова стать таким, каким помнилось нам с сестрой.

А еще я подумал о том, что такое быть освобожденным, и не смог представить.

* * *

– Бентийцы эти, крысы, паршивые, жалкие, они думают, что Белый город теперь совсем их. Даже какую-то свою принцесску сюда привезли. Они за гордость свою поплатятся, шри-наа́ир, они поплатятся. – Хозяйка все чаще говорила сама с собой, обращаясь при этом к госпоже и глядя в один из темных углов черного дома. – Я сердце этой принцессы вам принесу, шри-наа́ир. В собственных руках принесу. Кровоточащее, бьющееся. Сердце мертвое глупой человечьей принцессы.

А потом хозяйка приказала нам привести принцессу к ней. Она снова дала лишь задачу, но не путь ее выполнения, потому что хозяйка была глупа. Глупа и одержима. Однако мы не могли ослушаться ее приказа.

Но я подумал: если мы действительно сделаем это, если я расскажу госпоже, что мы сделали это только вдвоем с сестрой, может ли она взять нас к себе? Или лучше, если она возьмет только меня, пусть перепишет заклятье, и оно больше не помешает мне навредить хозяйке. Тогда я убью ее, и сестра будет свободна. Она сможет снова жить в Белом городе или где-то еще. Она никогда не станет такой же, как я. И никто не навредит ей, даже если она будет бесполезна для госпожи.

Не один день мы скитались по Белому городу, узнавая и не узнавая его. В те времена, когда мы жили здесь, он действительно был белым. Стены домов, храмов, дворцов и театров, даже мостовые – все было из белого или светло-серого камня. Словно весь город выточили из огромной известковой скалы. На этом фоне ярким пятном выделялась зелень плюща и высоких деревьев, закрывающих улицы от солнца.

Мы с сестрой часто бегали по этим улицам, играя с другими детьми или сами с собой. Уйти далеко от дома было не страшно. Город был спокойным и тихим, казалось, даже если ты заблудишься, улицы сами выведут тебя к дому.

Время исказило Белый город, стены многих зданий посерели и обрушились. Мозаики и плитку на стенах сбили. От Белой башни, что высилась раньше над городом, осталось лишь основание. От храмов не осталось и этого, на их месте теперь были лишь руины и груды мусора. По улицам скитались голодные и бездомные, искалеченные войной существа, ходили отряды одинаково одетых людей и эльфов, держащих в руках оружие. Кое-где виднелись воронки от взрывов.

Непривычно холодные осенние ветра порывисто и зло толкали в спину, гоняли по улицам мусор и опавшую листву. Тащили с собой запах гнилых водорослей, тухлой рыбы и соли.

Белый город будто бы тоже был поражен болезнью, что уносила жизни недрэ из пристроев черного дома. Мне казалось, что он вот-вот умрет. Но сестра верила, что эльфы и люди, пришедшие из-за моря, смогут его излечить.

Часто мы натыкались на небольшие лагеря, разбитые прямо на площадях. В этих лагерях жили недрэ и куда реже люди и офо. Вид у них всех был потерянный и испуганный. Они смотрели на каждого проходящего мимо них с немым вопросом, но не решались задать его. Иногда на лице кого-то из них можно было заметить улыбку, такую же потерянную, но будто довольную.

Когда мы проходили мимо одного из лагерей, нас вдруг окликнули. Сначала мы не поняли, что это к нам, но оклик повторился, и мы обернулись. Перед нами стояла высокая женщина в легкой кожаной броне, сияющей на солнце белыми вставками. Золотые вьющиеся волосы женщины были собраны в хвост, открывая заостренные уши. Она была настоящей эльфийкой.

– Нужна ли вам помощь, дети? – заговорила она с нами на настоящем эльфийском, плавном и мелодичном, на котором мы с сестрой разучились говорить даже мысленно.

– Мы просто… гуляем, – вспомнила сестра слово из прошлой жизни.

– Вы, верно, не из этого лагеря? – В ее глазах нежно-оливкового цвета промелькнула смутная тревога.

– Мы из того, что около развалин Белой башни, – быстро соврала сестра.

«Может, нам не стоит врать ей? Может, она поможет нам?» – вдруг спросила сестра у меня.

«Настоящим эльфам много лет не было дела до нас, а люди – все одинаковые. Они только притворяются хорошими, а потом продадут всех, кто живет в этих лагерях», – уверенно ответил я. Я ни капли не верил им.

– Вы устали, да и одеты слишком легко для осени этой, можете здесь отдохнуть и погреться, если хотите, конечно. – Голос эльфийки был даже слишком мелодичным, почти убаюкивающим. Ей хотелось поверить, последовать ее совету. В то же время взгляд ее оливковых глаз был внимателен, почти подозрителен.

Мне не нравилось это. Это тоже было похоже на магию.

– Что-то случилось, капитан? – женский голос окликнул ее сзади, и эльфийка обернулась, а наваждение рассеялось.

– Вы не должны быть здесь. И где ваша охрана? – забеспокоилась эльфийка, а я отошел чуть в сторону, чтобы заглянуть ей за спину.

И увидел принцессу.

У нее были волосы цвета рассвета, что поднимался над Белым городом. Светлая кожа, едва тронутая загаром. Изящные жесты и тихая поступь. Она шла между палатками и снующими туда-сюда людьми, легко огибая их, никого не задев и не толкнув. Когда она проходила мимо, взгляды следовали за ней. И она улыбалась и кивала любому, кто встречался с ней глазами.

– Ветер сдул несколько палаток, так что я попросила свою охрану помочь, а сама решила найти вас, – ответила принцесса.

Голос ее был настолько же мелодичный, как и у нашей матери. Только глаза немного настораживали. Они оказались почти такими же алыми, как третий каменный глаз госпожи.

– Ваш порыв благороден, но юной Леди не стоит здесь в одиночку ходить, какой бы сильной та Леди сама себе ни казалась, – строго сказала эльфийка, но принцесса лишь лучезарно улыбнулась ей, а потом посмотрела на нас.

– Они новенькие? Не видела их раньше.

Она улыбнулась и нам, но я отвел взгляд. Принцессу это почему-то рассмешило. Смех у нее был тихий и звенящий, как капель по весне.

– Говорят, что пришли из лагеря около Белой башни. – Внимательные глаза эльфийки снова обратились к нам.

– Большая честь для нас встретиться с госпожой из республики, – сказала сестра, склоняясь в легком поклоне.

– Я вам не госпожа, – отмахнулась принцесса, – так что чувствуйте себя здесь свободно.

После этого она ушла, исчезла где-то между рядов палаток.

Сестра подумала, что принцесса совсем не похожа на госпожу и уж тем более на хозяйку. Ей казалось, что она на самом деле очень добрая и хочет всем помочь.

Я ответил, что принцесса просто притворяется, но сам себе не поверил. И все же мне было неважно, какой окажется принцесса, важно было лишь то, что ее жизнь – цена за свободу моей сестры.

* * *

Похитить принцессу было тяжелой задачей. За ней всюду следовала охрана – те самые одинаково одетые люди с оружием. Еще с ней всегда, словно тень, была девочка – или девушка? – с грустными зелеными глазами. Принцесса называла ее сестрой, хотя они были совсем не похожи. Больше всего девочка походила на рыцаря, который должен быть у каждой принцессы. По крайней мере, так пелось в одной из маминых песен.

Без охраны принцесса оставалась лишь в своей комнате в белом доме, что был раза в четыре больше огромного черного дома хозяйки. Раньше мы никогда не видели таких больших домов.

Его совершенно не тронуло время. Сохранились колонны и тонкое кружево резьбы, оплетавшее окна, как плющ. С фасада под самой крышей смотрело огромное полукруглое витражное окно с золотым деревом на фоне зеленого стекла. Почему-то казалось, что за ним в любую секунду может мелькнуть силуэт принцессы.

Но окно ее комнаты выходило в сад. Пробраться в него не составило труда благодаря магии сестры. В саду росло большое дерево – вскарабкавшись на его ветви, можно было заглянуть в окна принцессы. Перебраться так в комнату не получилось бы, дерево росло слишком далеко, но нам это было и не нужно. У нас всегда был другой путь.

– Думаешь, как долго еще моя мама будет злиться на нас? – раздался из окна голос принцессы.

– Эм… всю оставшуюся жизнь? – Второй голос принадлежал девочке-рыцарю.

– А ты оптимистка. – Принцесса сидела почти у самого окна вполоборота, так что мы могли видеть, как она хмурит брови.

Наша цель была так близко. Я посмотрел на сестру, но она качнула головой, взирая даже не на окно, а на что-то перед ним. Тогда я тоже пригляделся и увидел плотную сеть защитных чар. Такую нам было не снять. Но мы не пошли искать обходной путь или лазейку, а так и продолжили сидеть на дереве, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не выдать свое присутствие.

– Я просто думаю, что нам правда не стоило без спроса пробираться на корабль.

– Да ладно тебе. Это же настоящее приключение. Тем более здесь мама и Леди Стормланн, так что нам ничего не угрожает.

– Ты просто злишься, что Сивизу можно быть здесь, а тебе нельзя, – ядовитым тоном заметила девочка-рыцарь.

Принцесса фыркнула, но отрицать не стала.

– Я здесь не только из-за того, что кому-то что-то можно, а мне нет, – лицо принцессы вдруг посерьезнело. – Просто это место, оно такое… как из старых сказок или легенд. Знаешь, учитель Фэй однажды сказал мне, что весь сторградский двор держится на формальностях и ты должен соблюдать их, пока не отвоюешь себе право послать их в Моркет. Мне кажется, что Пустые земли – это единственное место, где можно отвоевывать себе такое право. Место, где приключения найдут тебя сами.

– Ты правда хочешь поучаствовать в войне?! – Судя по грохоту, девочка-рыцарь вскочила и уронила то, на чем сидела. – Ты ведь понимаешь, что это очень опасно, даже если тебя все защищают?

– Ты знаешь, почему горы, разделяющие Пустые земли и эльфийский лес, называются Драконьей Смертью?

– Довольно очевидная попытка уйти от ответа.

– Потому что я и не ухожу, – рассмеялась принцесса. – По легенде, очень-очень давно здесь жил черный дракон. Он был так жаден, что желал поглотить огонь солнца, а потом сжечь всю землю дотла, чтобы она принадлежала лишь ему. Но древние эльфы, что жили здесь, попросили дракона не сжигать землю. Взамен они предложили ему принцессу, красивее которой не было никого на свете. Но дракон был очень жадным, он забрал принцессу силой и сказал, что все равно сожжет землю. Как думаешь, что случилось потом?

– Ну… эльфы собрали армию и убили дракона?

– Это эльфийская легенда, а в них эльфы всегда знают все наперед, – принцесса улыбнулась своей невидимой слушательнице. – Так вот, принцесса и ее народ знали, что дракон так поступит. Потому принцесса была готова. Она дождалась, пока дракон заснет, взяла одну из острых чешуек, отколовшихся от его брони, и выколола дракону глаза. Он проснулся от боли и, не зная, где враг, вслепую полетел в небо. Тогда принцесса забралась в пещеру и стала звать дракона оттуда. Из-за того, что голос принцессы звучал издалека, дракон не рассчитал высоту, приземляясь, и разбился о землю. А тело его так и осталось лежать здесь, кости его срослись с камнем и стали горами.

– Если подумать, принцесса поступила хитро, но довольно подло, – неторопливо сказала девочка-рыцарь.

– Ну, она просто ответила подлостью на подлость. Но суть не в этом, а в том, что любого врага можно победить, если не силой, то хитростью, – радостно заявила принцесса.

– Только в сказках добро всегда побеждает, – вздохнула девочка-рыцарь. – А в жизни, если приключения нашли тебя, возможно, тебе стоит бежать, пока можешь.