Текст книги "«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 2. От казенной винной монополии С.Ю. Витте до «сухого закона»"

В период казенной винной монополии в России продолжали происходить праздники, народные гуляния и другие развлекательные мероприятия. Так, двухсотый год основания Санкт-Петербурга праздновался в 1903 г. с особенной помпой. Торжества продлились несколько дней и охватили исторический центр Санкт-Петербурга: Летний сад, Петроградскую сторону, Адмиралтейскую набережную и многие другие. Специально для Летнего сада и множества парков ученики мастерской И.Е. Репина работали над панно-диорамами на темы основания Санкт-Петербурга. Город приветствовал дорогих гостей, которые съехались на двухсотлетний юбилей со всей Европы. Самыми желанными гостями стали именно французы. Сколько вина и шампанского было выпито за франко-русский союз, крепнущий год от года, сколько тостов произнесено! 11 мая в Летнем саду открылась «Неделя Петра Великого» процессией из 500 человек в костюмах петровской эпохи с герольдами, голландцами, турками, карликами и шутами, Петром Великим собственной персоной, пленным Карлом XII и Нептуном. Народные гуляния были 16 мая и продолжались с полудня до полуночи. Предполагаемая с самого начала широкая панорама мероприятий была несколько сужена, поскольку в Таврическом саду гуляния были отменены под давлением попечительства о народной трезвости. Погода 16 мая выдалась на редкость хорошей. На небе не было замечено ни облачка. Места увеселения посетило около 80 тыс. человек. Уже в 7 часов утра на набережную напротив Зимнего прибыл пароход «Петербург», который должен был доставить гостей к домику Петра I. Напротив Зимнего дворца стояла галера – копия петровской с командой матросов и военным оркестром. Для торжественного крестного хода было решено использовать икону Спасителя, за которой специально послали баржу морского ведомства. Икона хранилась в домике Петра I, и по преданию он возил ее во всех походах. Казалось бы, что для такого торжественного мероприятия не грех достать и ботик Петра. На ботике Петра, который был установлен на баржу, подняли флаг. Народ запрудил Невский с раннего утра. По замечанию одного из журналистов, «нельзя было в этих веселых лицах усмотреть наших меланхоличных петербуржцев. Конки брались с бою, при этом женщины не уступали мужчинам, так как с конок можно было обозреть все убранство города». Программа увеселений была разнообразна и обширна. Вопреки празднику день объявили рабочим, поскольку ему предшествовало два выходных. На специальных сценах устроили различные номера дивертисмента: клоуны, песенники, плясуны, от города было прислано 20 призов: черные карманные часы с гербами, серебряные стопки, стаканы, портсигары, портмоне. Среди гуляющий было мало людей в нетрезвом виде, а потому был обеспечен образцовый порядок. А вечером в ходе гуляний в Александровском парке произошло инцидент. В 9 часов, когда гуляния были в самом разгаре, кто-то крикнул, что со стороны Зоологического сада бегут тигры. Что тут началось! Толпа ринулась, куда попало. Чтобы как-то успокоить людей, капельмейстер приказал оркестру играть не переставая. Музыка подействовала впечатляюще, но место гуляний напоминало поле боя: опрокинутые стулья, шляпы, палки, обрывки платьев. К счастью, серьезно никто не пострадал. Но сами торжества отнюдь не завершились 16 мая, так как через два дня состоялось грандиозное мероприятие в Летнем саду, а через 10 дней праздник продолжился в Сестрорецке.

Средоточием юбилейной жизни стала статуя Петра I, где установили царскую палатку: белая, шелковая, бирюзовая с шитыми золотыми стягами. Красиво высились черные с золотом жертвенники, которые вечером осветили памятник. А за памятником шитый золотом и серебром находился герб дома Романовых. Вечером центр светской жизни переместился в залы Городской Думы, на организованный там пунш. Это был исторический пунш. На нем присутствовало около 600 человек, в том числе более 100 городских голов русских и иностранных городов. Французская речь сливалась с немецкой, болгарской и сербской. Залы были залиты электричеством, спускались с потолка гирлянды цветов, столы, блистающие сервировкою, полные разнообразных блюд и вин, вазы с пуншем – все это придавало собранию эффектный вид. В зале негде было яблоку упасть, и это чисто мужское царство оживляли только две дамы – репортеры иностранных газет. Соседние с Екатерининской залой помещения обставили под роскошный буфет, где гостям предлагали чай, печенье, конфеты, фрукты, прохладительные напитки. На пунше выпили 1 500 бутылок, и особенно большой спрос был на «Вдовы Клико и Моэта благословенное вино». Стерлядь была по достоинству оценена мэром Парижа господином Девилем, который заявил, что ничего вкуснее не ел, и она не уступает лучшим французским рыбам. И все прекрасно понимали, что это только начало. Гостей беспокоила только неустойчивая питерская погода. Но все опасение были развеяны172172
  Празднование 200-летия Санкт-Петербурга: «Красуйся град Петров…». URL: http://allcafe.ru/readingroom/history/191


[Закрыть].

Кульминации праздничные торжества достигли 17 мая 1903 г. Этот день вошел в историю роскошным праздничным обедом, организованным городскими властями в Меншиковском дворце. На него съехалось 1 200 человек. Городские власти не стали чрезмерно украшать это одно из старейших зданий Санкт-Петербурга. Ограничились флагами, гирляндами экзотических цветов и коврами. Зал украсили только электрическая рампа и несколько дуговых фонарей. Обед начался около 7 часов. Организатором обеда был никто иной, как знаменитый ресторатор Кюба. Достаточно только взглянуть на меню, чтобы оценить меру стараний ресторатора: суп «Петр Великий», лососина «Репнин», пулярды и холодные рябчики, мороженое «Шереметев», были поданы разные напитки. Здесь были и мадера и шампанское и вина различных марок. Само меню представляло произведение искусства. Оно было украшено виньетками, изображающего убранную виноградом и розами бочку вина, на которой восседает Бахус. Это был герб Всепьянейшего Собора при Петре I. На меню значились юбилейные даты 1703–1903 гг. Во время обеда играли оркестры Преображенского и Семеновского полков. Прозвучали различные произведения на исторические темы, как, например, «Жизнь за царя» или торжественный марш «Петр Великий». И все это грандиозное пиршество завершилось «Марсельезой», символизирующей единение французов и русских. А на следующий день прозвучал в прямом смысле слова один из последних аккордов торжеств. 18 мая состоялся спектакль в Мариинском театре, на устройство которого было отпущено 3 000 руб. Присутствовали на нем исключительно гости Городской Думы. Самые оживленные гуляния состоялись в Летнем саду 18 мая по случаю закрытия «Недели Петра Великого». К этому дню из-за границы приехало до двадцати тысяч приглашенных гостей, среди которых были мэры и бургомистры почти всех городов. Для этих двадцати тысяч был устроен в Летнем саду обед под открытым небом, причем меню состояло из тридцати блюд, и подавались необыкновенной величины рыбы, по всей вероятности, взятые из тогдашнего «Аквариума». Публицисты прошлого века указывают на то, что после этого обеда в «Аквариуме» не осталось ни одной рыбы, как бы подтверждая, что ее всю скушали на юбилейном обеде. За обедом много говорили, и было оживленно. Несмотря на то, что кушали двадцать тысяч человек, блюда подавались неостывшими и вкусными. Готовили их шестнадцать рестораторов и триста поваров. Мороженое было подано в виде башни, украшавшей здание Городской Думы, помещавшейся на Невском проспекте. По Летнему саду во время обеда ходили процессии, состоявшие из тысячи и более человек в старинных костюмах и играли венгерские и румынские оркестры. День был солнечный, и обед удался на славу. Иностранцы уверяли, что сервис был образцовый. Пускали воздушные шары. После обеда танцевали. Статуи Летнего сада были освещены бенгальскими огнями. Большой концерт дал оркестр графа Шереметева. Одновременно с этим вечером в Мариинском театре давали оперу «Жизнь за царя». Взрывом аплодисментов была встречена юная Матильда Кшесинская. Она была так великолепна в мазурке во втором действии оперы, что ее вызвали на «бис». Везде царила непринужденная атмосфера173173
  Последние аккорды. URL: http://allcafe.ru/readingroom/history/193


[Закрыть].

После проведения всех официальных мероприятий французская и русская делегации собрались в хорошо известном в начале века и одном из самых солидных ресторанов Санкт-Петербурга – ресторане «Кюба». Располагался он тогда в деловой части города и был излюбленным местом встреч петербургского купечества, своеобразной «биржей для избранных». А за день до завтрака у Кюба (20 мая) состоялся обед, также организованный французскими «друзьями», в ресторане Эрнеста в живописном месте на Каменном острове. Выбор именно этих ресторанов был далеко не случаен и определялся не только известностью ресторанов, но также их «французским» характером. Владельцем ресторана «Эрнеста» был бельгиец Эрнест Игель, а владельцами «Кюба» Лео Фино и Карл Оливье. Современниками особо отмечалась французская кухня этого ресторана. Днем 21 мая ресторан «Кюба» собрал за своими уютными столиками самых известных людей тогдашней петербургской и парижской администраций, которым было что обсудить и поделиться, так сказать, опытом в деле обустройства двух великих столиц.

В связи с этим следует отметить, что русская и французская кухня слишком отличались и бывало немало смешных случаев по этому поводу. Так, московский предприниматель Н.А. Варенцов пересказал «рассказ Александра Федоровича Морокина, фабриканта из деревни Гальчиха. Он, будучи в Петербурге, был приглашен своим покупателем– французом обедать. Он рассказывал: "Хозяйка налила мне полтарелки супа, потом подали рыбу под соусом, после была курица с салатом и зелень – артишоки, название ее я узнал уже после. В это время, рассказывая о чем-то французу, увлекся разговором, не обратив внимания, как едят артишок. Разрезал его на четыре части и одну из частей положил в рот. Жую – колет! Выплюнуть неловко – осудят! Продолжаю жевать…. А напротив меня сидит постреленок – сынишка француза, схватил салфетку, да в нее фрр!.. фрр!.. Смотрю: дело что-то неладно. Поглядел на француза, а он отрывает по листику от артишока, обмакивает в соус, положит в рот да облизывает; говорю: ‟Извините, в первый раз в жизни ел эту зелень, если бы не ваш сынок, которого я так рассмешил, то ушел бы, не зная обращения с нею”". После обеда, посидев немного, от француза отправился прямиком в трактир Палкина, где и заказал по своему вкусу обед: борщ с мясом и сметаной, баранину с кашей, ну, после этого насытился. Француз как-то после приехал в Москву. "Я, – говорит Александр Федорович, – пригласил его обедать и повел к Арсентьичу, в трактир, славившийся готовкой русских простых блюд. Заказал суп-рассольник из гусиных потрохов, белугу с хреном и огурчиками, а потом жареный поросенок с гречневой кашей, а на сладкое – гурьевскую кашу". Француз чуть-чуть покушает да отставляет тарелку, а я ему говорю: "Нет, не хорошо – кушай, как следует! Я у тебя обедал, не стеснялся,… и ты не должен меня обижать!". Так и принуждал кушать все блюда. Сговорились завтра повидаться. Француз не пришел. На другой день пошел к нему в гостиницу. А француз, бедный, лежит больной, уверял, что это случилось от несварения желудка, так и провалялся в кровати дней десять!»174174
  Варенцов Н.А. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. М., 2011. С. 42.


[Закрыть].

В этот период по-прежнему сохранялись своеобразные столовые для бедноты – обжорные ряды. Российский писатель, журналист, краевед, автор многочисленных очерков, статей, путеводителей по Санкт-Петербургу и Москве, их историческим районам и достопримечательностям Анатолий Александрович Бахтиаров подробно обрисовал один из таких обжорных рядов в Санкт-Петербурге: «"Обжорным рядом" называется всенародная дешевая кухня, под открытым небом, в которой бедняк может по самой низкой цене найти себе пропитание. Сообразно карману покупателя цены на продукты – самые дешевые, общедоступные. Обжорный ряд помещается в центральной части, города, на Никольской площади. Никольская площадь – эта биржа для найма чернорабочих – каменщиков, плотников, землекопов, дворников, кухарок, горничных, поденщиц, ломовщиков и проч. … Вот здесь то и помещается обжорный ряд. Для него выстроены от города деревянные балаганы, окрашенные охрой, которые сдаются городской думой в аренду торговцам и торговкам. Всего три балагана, с 16 "номерами". В главном большом балагане насчитывается 10 "номеров", которые сдаются с аукциона, рублей по 50 в год. Торговый "номер" в обжорном ряду есть ничто иное, как отдельный стол, человек на 30–40, куда садится публика. Около этого стола, на переднем конце, стоит кухонный стол, где навалены целыми грудами мясные продукты: щековина, рубец, сычуг, легкое, печенка, сердце, горло и дешевая колбаса. Тут же стоят весы. На табуретке для подогревания кушанья стоит медная четырехугольная жаровня с довольно вместительным цинковым противнем наверху. Внизу жаровни постоянно тлеют уголья, которые нагревают противень и кипятят "бульон". В противне лежат куски щековины, рубца, перевязанного мочалом, колбасы, легкого, сердца и т. д. По мере расходования бульона для приходящих покупателей-едаков, торговец то и дело подливает из ведра воды, которая и пополняет все время расходуемый бульон. Для придания ему желтоватого цвета бульон "подкрашивается" мелко искрошенным поджаренным луком. На деревянных столбах, подпирающих крышу, висят связки колбасы. На столах, обитых клеенкой, стоят глиняные чашки, лежат в беспорядке деревянные ложки. В бутылках разведена жидкая горчица. В деревянных солонках – соль. В обжорном ряду чернорабочий или какой-нибудь бедняк может пообедать за 5 коп., и именно: 2 коп. стоит хлеб и 3 коп. щековина с бульоном. Обыкновенно покупатель, подойдя к дымящейся жаровне и глядя на плавающие куски щековины, печенки и т. п., говорит, что ему надо, какой кусок. "Щековины на копеечку! Печенки на копеечку! Колбаски на копеечку!". Торговец вынимает из жаровни облюбованный "лакомый кусочек", кладет его на деревянную доску и, обходясь без помощи вилки, режет его на мелкие куски, кладет их в чашку и подливает деревянным половником "бульону". Товар отпускается "на глаз": на копейку – поменьше, на две – побольше, а на три – еще побольше. Некоторые посетители садятся за стол и едят тут же, другие берут с собой печенки или рубца, и уносят на квартиру куда-нибудь в "угол", в подвальный этаж. При этом мясной товар, изрезанный на куски, завертывается в бумагу. Когда сычуг (простой однокамерный желудок большинства млекопитающих – прим. автора) или печенка покупается «на вынос», то торговец непременно спрашивает у покупателя, не надо ли «погорчить и посолить»? Получив утвердительный ответь, он дает покупателю щепотку соли и подливает разведенной горчицы из бутылки заткнутой пробкой с маленьким отверстием по средине для выхода горчицы. В каждом «номере», около стола, прислуживают два человека: один отпускает товар, а другой помогает. Случается, что товар берут и на вес, по следующим ценам: щековина – 8 коп. за 1 фунт, рубец – 8, легкое – 5, студень – 4, сычуг – 8, колбаса – 8, печенка – 10 и сердце – 12. Торговля в обжорном ряду начинается с 6 часов утра и до 10 часов вечера. Посетители сменяются беспрестанно: одни приходят, другие уходят. Но в особенности много народа бывает к обеду, в 12 часов, и к ужину, в 8 часов вечера. В это время все столы сплошь заняты простонародьем, серым людом. По вечерам балаганы освещаются свечами в фонарях, привешенных к стене»175175
  Бахтиаров А. Пролетариат и уличные типы Петербурга. Бытовые очерки. СПб., 1895. С. 171–176.


[Закрыть].

Сколько же зарабатывали торговцы на этом деле: «В обжорном ряду торговля – "копеечная", на копейку – сычуга, на копейку – хлеба, на копейку – квасу и т. п. Редко кто берет более. К празднику торговцы запасаются "и свининкой, и ветчинкой". Один из гусачников арендует для себя в обжорном ряду особый балаган, с 4 столами. Торговля хлебом производится из ларей. Четыре ларя содержатся одним торговцем, который платит за право торговли городу 375 руб. арендной платы. Ежедневно "на копеечку" продается от 20 до 30 пудов черного хлеба. Как велики размеры "копеечной" торговли в обжорном ряду? В главном, большом балагане 10 номеров. По словам самих торговцев, каждый из них ежедневно торгует, средним числом, на 10 руб., в праздничные дни побольше: рублей на 12, на 15, а то и на 20 руб. Значит, ежедневно обжорный ряд в Петербурге торгует свыше, чем на 100 руб. Это только мясными продуктами. Хлеба идет руб. на 25, на 30 в день. Копеечная торговля в своей массе обращается уже в сотни рублей, а в течение года – в десятки тысяч рублей. Большинство торговцев промышляют в обжорном ряду очень давно. Один из них торгует с 1847 г. Бок о бок с обжорным рядом устроена "Чайная Общества трезвости". Здесь торговля тоже "копеечная". Простонародье приходить сюда пить чай, пообедав в обжорном ряду. На стенах заведения вывешены объявления: "Посетитель получает за 1 коп. кусок сахару и чаю вволю". Ежедневно в чайной перебывает от 700 до 1 000 посетителей. Чайная открывается в 5 часов утра и до 9 вечера. Кто привык видеть обжорный ряд с его незатейливой и неряшливой кухней, на того он не производит ничего особенного: на человека же свежего обжорный ряд производит неприятное впечатление. Уже один специфический аромат, разносящийся в воздухе от гусака, и т. д., заставляет вас держаться подалее… Наконец, самый вид обжорного ряда, с его пестрой, разношерстной толпой, более приличен для какого-нибудь азиатского города, а не для Петербурга»176176
  Бахтиаров А. Пролетариат и уличные типы Петербурга. Бытовые очерки… С. 171–176.


[Закрыть].

В середине 1890-х гг. в Санкт-Петербурге насчитывалось 320 трактирщиков; в их 644 заведениях служило 11 тыс. трактирных слуг. Н.Н. Животов развлекался тем, что примерял на себя жизнь человека из низших слоев общества. Он становился на неделю то бродягой, то факельщиком похоронного бюро… А потом рассказывал публике об увиденном в выпусках своих «Петербургских профилей». Весьма интересны его свидетельства об официантах, которых подразделял на ряд категорий: «Шесть дней я ездил извозчиком, шесть дней ходил бродяжкой, теперь шесть дней послужил официантом, пройдя ступени полового трактира, слуги ресторана, официанта в клубе, кухмистерской и, наконец, в шато-кабаке. Я не ошибусь, если скажу, что положение и служба официанта во много раз хуже положения извозчика и бродяжки, хотя, казалось бы, что нет занятия хуже извозчичьего и нет положения хуже бродяжки. Оказывается, что положение слуги в питейном заведении потому уже более тяжкое, что здесь необходимо быть своего рода мазуриком, живущим ежедневным, ежечасным обманом… В большинстве – человек неразвитый, свидетель всего самого безнравственного, бесчинного и безобразного – официант скоро втягивается в свое положение, теряет совесть, стыд и делается самым бесшабашным субъектом. А таких официантов в Петербурге около семи тысяч человек. Если между этими семью тысячами найдется сотня порядочных, то эти порядочные, во-первых, нищие, а во-вторых, официанты-новички, не успевшие еще втянуться в свое положение и войти в тесное общение с "коллегами"! Не надо забывать, что официанты очень часто переходят в лакеи и слуги частных домов, попадают в разные слои столичного населения и таким образом являются разносителями, рассадниками традиций наглого обмана, плутовства, разврата и постоянного мошенничества, до карманных краж включительно… Есть шестерки капиталисты, ростовщики и даже купцы, владеющие магазинами; тем не менее служат они шестерками… Шестерка имеет пять разновидностей. Официант – самая солидная шестерка. Непременно во фраке, при белом галстуке и в белом же жилете; настоящий официант с баками и брюшком ходит переваливаясь, не спеша, с достоинством и в то же время с почтительностью. Чаще всего официанты – татары, французы, немцы и реже – петербуржцы; ярославцы официантами почти не встречаются; многие из них имеют кругленькие состояния. Половой – чистая шестерка. Фрак его конкурирует с белым одеянием по примеру Москвы; при фраке белый передник. Он поворотлив, суетлив, старателен, услужлив и ловок. Кроме обязанностей шестерки исполняет и другие поручения, о внешности заботится мало и все внимание употребляет на дело; своего хозяина и всех знакомых последнего знает до тонкости и перед ними не ходит, а ползает. Слуга – простой смертный; ходит в визитке, пиджаке, в чем попало. Грязен и груб. Не дорожит местом и дольше двух-трех месяцев не служит у одного хозяина. Возраст и прежняя профессия самые неопределенные. Исполняет свои обязанности лениво, неохотно и неумело… Нечист на руку и, случается, запустит руку в карман, подавая пальто гостю… "Человек" – нечто среднее между половым и официантом. Довольно неопределенен, потому что в его роли появляются разнообразнейшие элементы. Услужающий – самый безобидный и безответный шестерка грязного трактира; всегда сонный, потому что не спит по-человечески, голова всклокочена, потому что никогда не чешется, грязен до тошноты, чтобы гармонировать с прочей обстановкой заведения… Нищ, наг и ничего не имеет в будущем… Таким и останется навсегда, если не удастся перейти в ранг слуги или полового»177177
  Животов Н.Н. Петербургские профили… Вып. 4. Среди официантов. С. 17.


[Закрыть].

Н.Н. Животов считал, что «в большинстве трактирная шестерка – какой-то несчастный лакей, без роду и племени, без специальной подготовки, и ради нужды и голода идущий служить за 5–7 руб. в месяц, работая с семи часов утра до часу-двух часов ночи… Но есть и другой тип шестерки… Он окончил полный курс наук по предмету своей профессии и прошел с детства следующие должности: мальчика в судомойной, помощника шестерки (в зале или номерах, смотря по роду заведения), мальчика за буфетом, услужающего на черной половине, младшего слуги, подручного буфетчика и, наконец, если во всех перечисленных должностях успешно сдал экзамен – жалуется в звание самостоятельного шестерки, с правом получать из буфета марки на 5–25 руб. (смотря по торговле заведения). Шестерка является полным хозяином отведенных ему столов зала или кабинетов; на первый раз ему даются столы, имеющие меньше посетителей, например в углах зала, у печей и т. п. Он обязан утром привести столы в порядок, переменить (вернее, перевернуть) белье, запастись спичками, солью, горчицей, посудой и сервировкой… Он следит за гостями и отвечает за них, т. е. если гость поест, попьет, и уйдет – за него платит буфетчику шестерка!.. Зато он может обсчитывать и обманывать гостя как хочет, с условием не доводить дело до жалоб и скандала. Если шестерка умный, расторопный и смышленый человек, "с тактом", он непременно делается буфетчиком и выходит и в "хозяева". Из нынешних владельцев трактиров почти две трети вышли из шестерок, но, увы, гораздо чаще шестерки идут в арестантские роты и на поселение… Статистика опытных трактирщиков показывает, что из "мальчиков" только 10 % выходит в шестерки, а из шестерок только 10 % – в люди… Весь же остальной контингент пополняет ряды пропойцев, арестантов и бродяжек… Почему это? Очень просто. Школа шестерок, в которую они попадают десяти-, одиннадцатилетними мальчиками, представляет из себя эссенцию всевозможного разврата, разгула, грязи и подлости. На глазах мальчика совершаются ужасные проделки по части обманов, подлогов, бесчинства, пьянства и грехопадения во всех его видах! С утра до вечера он видит и слышит такие вещи, о которых многие не имеют понятия, дожив до старости. Нужно иметь железную волю, закаленный характер и большой ум, чтобы остаться равнодушным ко всем этим слабостям человеческого организма… А такими натурами из ста мальчиков одарены два-три и того меньше! Очевидно, девяносто восемь делаются негодяями высшей пробы и наполняют потом российские остроги и тюрьмы… Есть мальчики двенадцати лет, которые играют в азартные игры, напиваются до бесчувствия и ловко умеют не только обсчитывать, но и вытащить из кармана. Такие мальчики никогда не дослуживаются до шестерки и в тринадцать-четырнадцать лет начинают уже бродяжничать по Петербургу… Сколько таким образом загублено трактирным промыслом юных сил?.. Шестерка в огромном большинстве ярославец и часто мышкинский. Это, так сказать, родовой шестерка, имеющий в Петербурге многих родственников хозяевами и буфетчиками. В самом деле, из 320 петербургских трактирщиков около 200 ярославцы, прошедшие школу мальчика и слуги. И среди ярославских шестерок гораздо меньше спившихся; они отлично служат, умеют всем угодить и услужить, справляются за двоих по расторопности, а главное, обладают особым тактом и чутьем, столь ценным в трактирном ремесле; они узнают гостя, как только он вошел, знают, сколько он оставит в трактире, и сообразно этому расточают свое усердие; "хорошему" гостю они со всех ног бросаются служить и угадывать его желание, а "чайного" барина встречают холодным равнодушием и делают все, чтобы "отучить его шляться". Для хозяина трактира это чутье шестерки дороже всего, бывают случаи, что какой-нибудь "барин на вате" займет лучший стол, спросит на гривенник чаю и просидит несколько часов, требуя все время заводить орган! Такому барину готовы дать отступного, только бы он ушел! Опять и орган: есть много купечества, не терпящего органа, и шестерка должен знать это; если чайный барин при таких купцах требует заводить "машину", ему говорят – "испортилась", скажи – "нельзя завести при купцах" – и скандал! Вообще от хорошего шестерки требуется качество дипломата, коммерсанта, экономиста, финансиста, гастронома, санитара и т. д. и т. д. Все он должен знать и уметь угодить, "потрафить"… И при всем том шестерка восемнадцать часов на ногах, не имея четверти часа "свободы": он обедает урывками, чай пьет стоя, отдыхает, только прислонившись к стене и не смея сесть… В Петербурге, впрочем, число хороших шестерок сокращается с каждым годом. Происходит, так сказать, деморализация, мельчание, которое находится в прямой связи с мельчанием состава хозяев заведений и самого промысла. Шестерок душат все: хозяин довел жалованье не только до нуля, но в некоторых случаях сам берет со слуг по 20–40 коп. в день на реставрацию посуды, выписку газет и т. п.; буфетчик прижимает слуг провизией и счетом, относя на их на долю все, что пропадает за гостями, протухнет, сгниет, испортится; гости считают своим правом издеваться и глумиться над шестеркой. Неудивительно, что при таких условиях многие стараются покинуть свое ремесло, и если им не удастся выйти в буфетчики, то они подыскивает другую профессию. Конечно, и характер трактира много теряет от такого мельчания шестерки, а посетителям приходится терпеть немало неприятностей»178178
  Животов Н.Н. Петербургские профили… Вып. 4. Среди официантов. С. 19.


[Закрыть].

Особого внимания заслуживают вывески питейных заведений. В старину лучшие трактиры вывесок с надписями не имели. Так, на вывеске одной из гостиниц Невского проспекта в начале XIX в. были нарисованы султан и султанша огромного роста – дама и кавалер в национальной одежде, которые читали «Сенатские ведомости». На других трактирных вывесках изображались «баснословные» фениксы в пламени, медведь в задумчивости с газетой и т. д. Над простыми трактирами рисовали мужиков, чинно сидящих вокруг стола, уставленного чайным прибором или закускою и штофиками. Живописцы обращали особенное внимание на фигуры людей: они заставляли их разливать и пить чай в самом грациозном положении, совсем непривычном для посетителей таких мест. На вывесках иногда людские фигуры были заменены предметами: чайный прибор, закуски и графин с водкой: последнее изображение еще красноречивее говорило за себя. Существовал около Сенной улицы в Москве трактир и с такою вывеской: «Здесь трактир для приезжающих и приходящих с обеденным и ужинным расположением». На вывесках винных погребов изображали золотые грозди винограда, а также нагих правнуков и потомков Бахуса верхом на бочках, с плющевыми венками на голове, с чашами, с кистями винограда в руках. Также рисовали прыгающих козлов, полагая, что греки этому четвероногому приписывали открытие вина. На вывесках табачных лавок и сигарных фабрик писали толстых голландцев, американцев, арабов с сигарою в зубах или мастеров, изготовляющих сигары и крошащих табак. Бывали также нагие негры или группы амуров, как белых, так и черных, куривших сигары. Изображали и турок в чалмах, задумчиво курящих из кальяна179179
  Пыляев М.И. Замечательные чудаки и оригиналы. М., 1990. С. 333.


[Закрыть].

В 1892 г. «Петербургская газета» возмущенно призывала: пора «убрать прочь с глаз долой огромные красно-сизые вывески, которыми теперь обозначаются заведения, где торгуют крепкими напитками. Но всего ужаснее это кабачные вывески, до половины синие, а верх красный»180180
  Питейные вывески // Петербургская газета. 1892. 9 февраля.


[Закрыть]. «Портерные и питейные дома. Верхняя половина вывески красная, нижняя – синяя, с надписью: „портерная лавка“ или „питейный дом“. В окнах портерных и питейных домов иногда на стеклах изображается кружка с пенящимся пивом и прописывается стоимость бутылки или кружки пива»181181
  Светлов С.Ф. Петербургская жизнь в конце XIX столетия (в 1892 году). СПб.: Гиперион, 2001. С. 11.


[Закрыть]. В начале XX века вышло распоряжение, по которому у питейных заведений, продающих «навынос», вывески «должны быть зеленого цвета», у торгующих «распивочно» – «должны быть наполовину зеленые, наполовину желтые»182182
  Руководство для изучения обязанностей городового Санкт-Петербургской полиции. СПб., 1902. С. 5.


[Закрыть]. Любопытно отметить, что питейные заведения с крепкими напитками (трактиры) и пивные имели однообразную вывеску желто-зеленого цвета, причем один цвет переходил в другой. На вывеске было название трактира или название фирмы пивоваренного завода («Вена», «Бавария», «Новая Бавария» пр.).

«Веселей были вывески чайных и небольших трактиров, – вспоминал писатель Сергей Горный (А.А. Оцуп). – Там из носика чайника шел лазурный пар, какими-то полукольцами, которые уменьшались, чем дальше от носика. Кольца были беловатые и голубоватые. Но еще веселей были чайники: они были совсем пузатыми, и на них были нарисованы праздничными мазками розаны, и меж них зеленые, узкие завитушки, похожие на вьюнов или на усики растений, тех, что взбегают по стенам. Эти вьюны извивались и корчились спиралью. Фон был ярко-красный, и вывеска была видна издалека: не надо было искать вдоль улицы. Такие вывески, яркие и заботливо нарисованные, появились лишь недавно; обычнее были старые, бурые, зеленоватые. Они висели криво на дверных створках; низ их был изъеден ржавчиной дырчато и ажурно. Наверху была надпись: "Горячие закуски". Иногда надпись не вся помещалась, тогда было видно только "закус", а конец слова нельзя было втиснуть. В новых вывесках этого не бывало; они были сделаны расчетливо и с блеском: иногда даже оставался вдоль букв тоненький карандашный след или линеечка мела: видно было, что буквы размерялись»183183
  Горный С. Только о вещах. Берлин, 1937. С. 19–20.


[Закрыть]. Богатые рестораны имели одну хорошую солидную вывеску, преимущественно на стекле, на которой большими буквами значилось название ресторана – все, ничего другого, например, «Медведь», «Кюба», «Донон» и др.

Отдельных слов заслуживает винная реклама. Одним из ее приемов являлась информация об элитарности напитка. Высшим критерием служило указание о поставках его различным монаршим дворам. К примеру, на этикетке продаваемого в России реймсского шампанского «Шарль Гейдсин» сообщалось, что оно поставляется ко двору короля Великобритании, императора Австро-Венгрии, императора Германии, короля Швеции и Норвегии, королевы Нидерландов, герцога Саксон-Веймарского. И обывателю, естественно, хотелось попробовать вино, которое пили царственные особы. Особое внимание рекламодатели уделяли информации о целебных качествах вин. О том, чтобы на этикетках содержались предупреждения о вреде алкоголя, тогда еще речи не шло. Многочисленные рекламные проспекты вин выходили накануне Пасхи. Не беда, что Пасха была православная, а производители вин – чаще всего католики. Так, реклама французского вина «Сент-Рафаэль» гласила: «К светлому празднику необходимо запомнить, что в это время года, когда эпидемия не приостановилась, вино "Сент Рафаэль" является обязательной принадлежностью праздничного стола. Оно предохраняет от желудочных заболеваний, превосходно действует как укрепляющее, согревающее, восстанавливающее силы, освежающее и кровотворящее средство. Лучший друг желудка!». Для распространения в России была даже выпущена специальная брошюра о сент-рафаэльском вине. Этикетка другого реймсского вина «Ирруа» сообщала такие сведения: «Единственное натуральное (без сладости), разрешенное медицинскими авторитетами диабетикам, подагрикам и проч.»184184
  Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона» / В.Б. Аксенов и др. М.: Пробел-2000, 2012. С. 121.


[Закрыть].