Текст книги "«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 2. От казенной винной монополии С.Ю. Витте до «сухого закона»"
Автор книги: Сергей Сафронов
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)
Но на заседании Государственного совета произошел форменный скандал и устроил его С.Ю. Витте: «По возвращении моем и графа Вит-те в Петербург мы не виделись с ним ни разу до дня заседания. Я дважды звонил по телефону, спрашивая его, когда он ознакомит меня, как он обещал, с своим проектом, но получил в ответ только, что он отказался от составления своего контрпроекта и предпочитает просто критиковать "думскую белиберду", так как этим путем легче достигнуть чего-либо положительного. В самом конце ноября или в начале декабря начались прения в Государственном совете по думскому проекту. В первом же заседании Витте произнес чисто истерическую речь. Он вовсе не критиковал проекта Думы и даже не коснулся ни одного из его положений. Он начал с прямого и неприкрашенного обвинения министерства финансов "в коренном извращении благодетельной реформы императора Александра III, который лично", сказал он, "начертал все основные положения винной монополии и был единственным автором этого величайшего законодательного акта его славного царствования". Он, Витте, был только простым исполнителем его воли и "вложил в осуществление этого предначертания всю силу своего разумения и всю горячую любовь к народу, который должен был быть спасен от кабака". "За время моего управления, – говорил Витте, – в деле осуществления винной монополии не было иной мысли, кроме спасения народа от пьянства, и не было иной заботы, кроме стремления ограничить потребление водки всеми человечески доступными способами, не гоняясь ни за выгодою для казны, ни за тем, чтобы казна пухла, а народ нищал и развращался". "После меня», – продолжал оратор, – все пошло прахом. Забыты заветы основателя реформы, широко раскрылись двери нового кабака, какими стали покровительствуемые министерством трактиры, акцизный надзор стал получать невероятные наставления, направленные к одному – во что бы то ни стало увеличивать доходы казны, расширять потребление, стали поощрять тех управляющих акцизными сборами, у которых головокружительно растет продажа этого яда, и те самые чиновники, которые при мне слышали только указание бороться с пьянством во что бы то ни стало, стали отличаться тем, что у них растет потребление, а отчеты, самого министерства гордятся тем, как увеличивается потребление и как растут эти позорные доходы. Никому не приходит в голову даже на минуту остановиться на том, что водка дает у нас миллиард валового дохода или целую, треть всего русского бюджета. Я говорю, я кричу об этом направо и налево, но все глухи кругом, и мне остается теперь только закричать на, всю Poccию и на весь мир: ‟Караул…”". Это слово "Караул" было произнесено таким неистовым, визгливым голосом, что весь Государственный совет буквально пришел в нескрываемое недоумение не от произведенного впечатления, а от неожиданности выходки, от беззастенчивости всей произнесенной речи, от ее несправедливых, искусственных сопоставлений и от ясной для всей залы цели – сводить какие-то счеты со мною и притом в форме, возмутившей всех до последней степени. Председатель объявил перерыв, ко мне стали подходить члены Совета самых разнообразных партий и группировок, и не было буквально никою, не исключая и явного противника винной монополии А.Ф. Кони, – кто бы не сказал мне сочувственного слова и не осудил наперерыв возмутительной митинговой речи. Я выступил тотчас после перерыва и внес в мои возражения всю доступную мне сдержанность. Она стоила мне величайших усилий и напряжения нервов… по совести… общее сочувствие было на моей стороне, Витте не отвечал мне и ушел из заседания, не обменявшись ни с кем ни одним словом, а проходя мимо меня демонстративно отвернулся. После этого, в декабре, до рождественского перерыва было еще всего одно или два заседания. Государственный совет перешел к постатейному рассмотрению, а после нового года, по частным возражениям того же графа Витте дважды останавливал рассмотрение, передавая спорные вопросы на новое обсуждение двух своих комиссий – финансовой и законодательных предположений. В этих заседаниях опять были невероятные по резкости тона выступления Витте, и в двух наиболее существенных спорных вопросах он снова остался в ничтожном меньшинстве, – настолько искусственность и предвзятость его мнений была очевидна для всех. Он буквально выходил из себя, говорил дерзости направо и налево, и члены комиссии кончили тем, что перестали ему отвечать и требовали простого голосования, так беззастенчивы и даже возмутительны были его реплики. Голосование было решительно против него, и дело возвращалось в Общее Собрание в том виде, в каком оно вышло из него, по его же требованию»292292
Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919 гг… С. 261–262.
[Закрыть].
Далее на политическую сцену вышел сам Николай II: «Государь вернулся из Ливадии около 16-го декабря. На первом же моем докладе, протекавшем в обычной приветливой форме, он просил меня рассказать ему, что происходило в Государственном совете, и когда я точно, с дословными подробностями передал всю возмутительную сцену первого заседания, он обратился ко мне с обычной ласковой улыбкой и сказал: "Я надеюсь, что такая выходка не слишком волнует вас. Я и сам был бы рад, если бы оказалось возможным сократить пьянство, но разве кто-либо имеет меньше права, чем Витте, говорить то, что он, сказал. Разве не он 10 лет применял винную монополию, и почему же ни разу после своего ухода из министров он не сказал ни одного слова против того, что говорит теперь, а напротив того, каждый раз защищает вас от тех нападок, которые появляются против вас в Думе. Я не понимаю, что же теперь случилось нового?". На этот вопрос я ответил в шутливой форме, что изменилось то, что министр финансов слишком засиделся, и что тетерь стало модным спортом охотиться на него. "Пожалуй, что вы и правы", – сказал государь… С окончанием короткого рождественского ваканта заседания Государственного совета возобновились в той же разгоряченной атмосфере, которую создало выступление Витте, нашедшего себе ревностного пособника в лице только А.Ф. Кони и В.И. Гурко. В половине января ко мне заехал Председатель Совета Акимов посоветоваться, что делать с создавшимся невыносимым положением, которое поддерживается распускаемыми слухами о том, что государь поддерживает взгляды Витте, что это известно последнему, и он строит на этом такие несбыточные планы, как тот, что, сваливши меня, ему удастся снова занять пост министра финансов, – на этот раз в роли поборника народной трезвости. Акимов прибавил, что на этой почве нет ничего удивительного, что в Общем собрании получится неожиданное голосование или, во всяком случае, разыграется какой–либо неожиданный скандал. Мы условились, что я напишу государю письмо от имени нас обоих и буду просить, чтобы он принял нас вместе и дал нам возможность доложить о тех демагогических приемах, к которым прибегают поборники трезвости, целясь на самом деле не в достижение трезвости, а, в разрушение финансового положения России, которое положительно не дает покоя Витте… Доклад мой и Председателя Государственного совета состоялся 21-го января, в 4 часа дня… Мне пришлось говорить недолго. Зная, что государь не раз высказывал уже мысль о том, что наши меры борьбы против развития пьянства очень слабы и мало действительны, я старался устранить аргументацию Витте, что я не только не помогаю той борьбе, но напротив того торможу всякие почины в этом отношении и делаю это исключительно из боязни ослабления средств казны… Вы знаете, что я не граф Витте, я не могу заставить государя следовать моей воле, а могу только разъяснить откровенно перед ним тот вред, который испытывает государство от нашей административной неурядицы. … Государь отпустил нас, сказавши, что он благодарен за все разъяснения, что настроение Витте ему давно известно и что он просит меня не обращать на его дерзости никакого внимания, так как все оценят его неожиданную склонность к народному отрезвлению после того, что он сам 10 лет только и делал, что поощрял увеличение потребления водки. На этом мы расстались, и, возвращаясь вместе с Акимовым в вагоне, я впервые услышал от него крайне поразившее меня замечание: "А вы не слышали, что будто бы вся эта, кампания трезвости ведется Мещерским, главным образом, потому, что ему известно, что на эту тему постоянно твердит в Царском Селе Распутин и на этом строит свои расчеты и Витте, у которого имеются свои отношения к этому человеку"… Государь верно предполагал лично говорить со мною о моем увольнении и колебался сделать это, переживая, вероятно, не легкое раздумье. Что решение его расстаться со мною уже в это время созрело… Утро, 29-го января, после бессонной и тягостной от неотвязчивого раздумья ночи началось в обычной обстановке. Жена пошла на свою обычную прогулку, а я засел в моем кабинете за работу. Ровно в 11 часов курьер подал мне небольшого формата, письмо от государя в конверте "Председателю Совета министров"… Не распечатывая его, я знал, что оно несет мне мое увольнение. Вот что в нем было изложено: "Владимир Николаевич! Не чувство неприязни, а давно и глубоко сознанная мною государственная необходимость заставляет меня высказать вам, что мне нужно с вами расстаться. Делаю это в письменной форме потому, что, не волнуясь, как при разговоре, легче подыскать правильные выражения"»293293
Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919 гг… С. 263–269.
[Закрыть].
Принц С.С. Ольденбург выдвинул примерно такую же версию отставки В.Н. Коковцова: «Быстрый экономический рост России, столь явный, что его не мог никто отрицать, привлекал внимание критики к отдельным отрицательным сторонам хозяйственного быта. Налоги давали с каждым годом все больше – без повышения ставок. Несмотря на растущие военные расходы и ежегодное повышение кредитов на нужды образования, дефицитов по бюджету не бывало. Но огромная часть государственного дохода поступала от винной монополии (по смете на 1914 г. – почти миллиард на общую сумму в три с половиной миллиарда). Появление в деревне свободных средств вызывало увеличение пьянства; потребление водки с 1911 г. по 1913 г. увеличилось на 16 млн ведер (на 17 % за два года). Газеты были полны обличениями "хулиганства" в деревнях и городах. В народе появились, в виде отпора, трезвеннические секты, получившие широкое распространение. Источником зла объявили казенную винную лавку. Хотя частные кабаки ничуть не меньше, а скорее больше способствовали распространению пьянства, хотя во всех странах существовали с незапамятных времен налоги на напитки – в широкой народной и обывательской среде большое впечатление производили речи о "пьяном бюджете", о том, что "казна спаивает народ". Государь болезненно воспринимал этот народный укор государству, выразившийся в трезвенническом движении. Он ощущал известную моральную обоснованность этого укора. На трезвенников обратили внимание и политические партии. Союз 17 октября устроил несколько больших собраний, посвященных этому движению. На одном из них (14 мая 1913 г.) профессор И.М. Громогласов и известный член Третьей Думы П.В. Каменский выражали сожаление о том, что сейчас у власти не Столыпин, "чуткий ко всяким подобным народным движениям". Насколько известно, и Распутин, на личном опыте хорошо знакомый с "соблазнами вина", не раз говорил, что "нехорошо спаивать народ". Еще Третья Дума, по инициативе фанатика-трезвенника, самарского миллионера "из народа" Челышева, приняла проект усиления мер борьбы с народным пьянством. Основной чертой этого проекта было предоставление городским думам и земским собраниям права запрещать открытие и требовать закрытия винных лавок в определенных местах. Этот проект дошел до Государственного совета только зимой 1913–1914 гг. и вызвал бурные прения. В.Н. Коковцов мало верил в действенность запретительных мер против пьянства и заботился о том, чтобы эти меры не нанесли ущерба государственным финансам. На этой почве пришлось столкнуться в Государственном совете с коалицией самых разнообразных элементов. Государь все более проникался убеждением в том, что пьянство – порок, разъедающий русское крестьянство и что долг царской власти – вступить в борьбу с этим пороком. Он в то же время видел, что В.Н. Коковцов не верит в возможность такой борьбы. Слухи о взглядах государя проникли в "сферы", и граф Витте начал выступать в Государственном совете с яростными обличениями политики министерства финансов, которое якобы совершенно "извратило" винную монополию и довело народ до такого состояния, что приходится кричать "караул". Витте выступал чуть ли не в каждом заседании Государственного совета, настаивая на "фиксации" дохода от продажи питей: казна должна была брать себе только определенную сумму (например, 600 млн), а остальное должно было идти на "меры борьбы с пьянством" – пропаганду, устройство народных развлечений, изготовление всяческих фруктовых вод и т. д. Предложение это было в достаточной мере нелепым, так как оно сокращало доход казны, ничуть не уменьшая пьянства. Государь некоторое время, видимо, колебался – ему не хотелось расставаться с В.Н. Коковцовым; он высоко ставил его деятельность, глубоко уважал его спокойную твердость, вполне разделял его точку зрения о повелительной необходимости сохранить мир. Против В.Н. Коковцова велась кампания с разных сторон: на него нападал в "Гражданине" князь В.П. Мещерский, с ним часто расходились его коллеги по кабинету – Сухомлинов, Маклаков, Кривошеин. Против него направлялись, по должности премьера, нападки А.И. Гучкова на "преемников Столыпина". Но государь не раз в свое царствование показал, что умеет поддерживать своих министров в самых неблагоприятных условиях – пока он сам с ними согласен. Есть поэтому все основания считать, что отставку В.Н. Коковцова вызвало в конечном счете убеждение государя в невозможности приступить при нем к коренным преобразованиям в деле борьбы с народным пьянством. Слухи о предстоящей отставке Коковцова распространились в середине января 1914 г.; но еще 28 января государь принимал доклад председателя Совета министров, долго говорил с ним о текущей работе, в частности о пересмотре торгового договора с Германией. На следующее утро В.Н. Коковцов получил с курьером собственноручное письмо от государя… Особым рескриптом, опубликованном в "Правительственном Вестнике", В.Н. Коковцову была выражена благодарность за понесенные труды (причем его отставка объяснялась "расстроенным здоровьем"), и он был возведен в графское достоинство. Принимая бывшего министра, государь не мог сдержать слез: ему было до боли жаль, что заслуженный сановник и уважаемый им человек испытывает чувство горечи и обиды. Он согласился по его просьбе назначить в Государственный совет всех трех товарищей министра финансов, подавших в отставку вследствие увольнения В.Н. Коковцова, хотя ему и не нравился такой демонстративный жест. Он предложил бывшему премьеру единовременную выдачу в 300 тыс. руб. на устройство личных дел, но В.Н. Коковцов, со свойственной ему щепетильностью, просил государя этого не делать. В этом отношении он сильно отличался от графа Витте, который в то самое время, как писал свои мемуары, полные выпадов против государя и. В.Н. Коковцова, обратился через того же В.Н. Коковцова к государю с просьбой о пособии в 200 000 руб., которое и получил в память прошлых заслуг (в июле 1912 г.). Преемником В.Н. Коковцова был назначен И.Л. Горемыкин»294294
Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II. Мюнхен: Издания общества распространения русской национальной и патриотической литературы, 1949. Т. 2. С. 105–106.
[Закрыть].
30 января 1914 г. на место управляющего Министерства финансов был назначен Петр Львович (Петер Людвиг) Барк, а три месяца спустя, 6 мая, он одновременно занял пост министра финансов. П.Л. Барк родился 6 апреля 1869 г. в Екатеринославе. В 1887 г. он окончил гимназический курс в училище при лютеранской церкви святой Анны в Санкт-Петербурге и поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Окончив курс в 1892 г., он начал службу помощником столоначальника в Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов. П.Л. Барк неоднократно стажировался в Германии, Франции, Голландии и Англии, в том числе в известном берлинском Банкирском доме Мендельсонов, который имел давние деловые связи с Министерством финансов Российской империи. П.Л. Барк быстро продвигался по службе: в 1894 г. он был назначен чиновником особых поручений Государственного банка Российской империи, в следующем году – секретарем при управляющем Государственным банком, а спустя еще два года – директором Санкт-Петербургской конторы Государственного банка по отделу заграничных операций. Для молодого человека 28-ти лет занятие столь высокой должности считалось необычайным. Как представитель Государственного банка П.Л. Барк по долгу службы часто был в Париже, Берлине, Тегеране, принимал участие в обсуждении вопросов развития экономических и торговых отношений – все это обеспечило чиновнику весомое положение в петербургских деловых кругах. В 1898–1899 гг. он вошел в руководство двух негласных филиалов Государственного банка, став председателем правления Учетно-ссудного банка Персии и членом Правления Русско-Китайского банка. Особенно активной и разнообразной его деятельность явилась в Учетно-ссудном банке Персии в период, когда министр финансов Российской империи С.Ю. Витте начинал осуществлять свои планы экономической экспансии на Среднем и Дальнем Востоке. П.Л. Барк не только руководил петербургским правлением банка, но к тому же исполнял разнообразные миссии, связанные с деятельностью в самой Персии: кредитные операции по финансированию дорожного строительства, а также операции, проводимые в Персии русским страховым обществом. В 1901 г. он был избран товарищем председателя новообразованного совета фондового отдела Санкт-Петербургской биржи, в подготовке Положения которого он принимал деятельное участие. В феврале 1905 г. чиновник возглавил Санкт-Петербургскую контору Государственного банка, а два года спустя стал директором-распорядителем и членом правления Волжско-Камского коммерческого банка; он также входил в правления ряда транспортных и промышленных компаний. В августе 1911 г. по инициативе председателя Совета министров А.А. Столыпина П.Л. Барк был возведен в чин действительного статского советника и назначен товарищем министра торговли и промышленности С. И. Тимашева. Он принимал активное участие в работе Комиссии по пересмотру торговых договоров и Комиссии по пересмотру таможенных тарифов, а также участвовал в разработке законодательных актов по промышленности295295
Шилов Д.Н. Барк Петр Львович // Государственные деятели Российской империи: Главы высших и центральных учреждений, 1802–1917 гг.: Биобиблиографический справочник. СПб, 2001. С. 60–62.
[Закрыть].
Октябрист Н.В. Савич впоследствии вспоминал: «Поползли странные слухи. Говорили, что окружение государя всецело разделяет идеи Челышева о необходимости раз и нaвсегда запретить продажу спиртных напитков, что временная мера должна превратиться в постоянное мероприятие, устaновленное в законодательном порядке. В связь с этими paстущими при дворе настроениями ставили происшедшее несколько месяцев до начала войны увольнение в отставку В.Н. Коковцова. Против последнего уже давно шла глухая борьба, вели подкоп приближенные императрицы. Но убедить государя расстаться с этим верным слугой трона, опытным министром финансов и Председателем Совета министров, было трудно. Чтобы сломить это сопротивление, воспользовались "пьяным вопросом". Прежде всего подготовили государя к мысли, что запрещение продажи вина есть священная задача eгo цapствования, завещанная ему от господа. Eгo убедили, что он спасет свой народ от величайшего несчастия – пьянства, – сделает eгo богатым и счастливым, если раз навсегда запретит продажу вина на Руси. В то время государь уже начал впадать в некоторый мистицизм, эта идея ему понравилась. Было ясно, что Коковцов никогда не согласится на упразднение винной монополии. Поэтому первым подготовительным шагом к осуществлению этой идеи должно было быть увольнение этого министра. Это и было осуществлено»296296
Савич Н.В. Воспоминания… С. 136–138.
[Закрыть].
В принципе мнение Н.В. Савича было недалеко от истины, по свидетельству министра финансов П.Л. Барка, Николай II встречался с М.Д. Челышевым и действительно разделял его взгляды: «Это был тип настоящего русского самородка: косая сажень в плечах, густая шевелюра, открытый взгляд; ходил он всегда в поддевке и высоких сапогах. Он был избран в Государственную думу от города Самары и с самого начала сессии занялся энергичной пропагандой решительных мер, направленных на борьбу с пьянством. Он выступал не только с кафедры Государственной думы в общих собраниях, но работал много в думских комиссиях по этому вопросу и прилагал все усилия к распространению своих идей в обществе и печати. Челышев заинтересовал государя своей пламенной проповедью трезвости, удостоился высочайшей аудиенции в Ливадийском дворце в Крыму и произвел очень благоприятное впечатление своей убежденностью и искренностью. Государь подробно мне рассказывал о приеме им Челышева и с улыбкой говорил, что ничего не нашел в нем ненормального. На мой вопрос, почему в Челышеве можно было ожидать ненормального мышления, государь мне ответил, что мой предшественник, граф В.Н. Коковцов неоднократно отзывался о нем, как о полупомешанном человеке, преследуемом навязчивыми идеями»297297
Барк П.Л. Воспоминания // Возрождение (Париж). 1965. № 158. С. 76–77.
[Закрыть].
30 января 1914 г., на следующий день после отставки противника радикальных мер по борьбе с пьянством, Председателя Совета министров и министра финансов В.Н. Коковцова Николай II издал рескрипт на имя нового министра финансов П.Л. Барка, где поручал ему улучшить экономическое положение народа, при этом, не боясь финансовых потерь, так как доход в казну должен поступать из «неисчерпаемых источников державного благосостояния и производительного труда народа», а не из продажи зелья, разрушающего «духовные и экономические силы» большинства верноподданных. П.Л. Барк считал ситуацию с пьянством в России довольно мрачной: «Рескрипт государя при назначении меня управляющим министерством финансов вызвал большой интерес по всей России. Он показывал намерение государя провести новую финансовую систему, уже не основанную на громадном доходе от продажи алкоголя. Императорская декларация открывала новую эру и заключала в себе надежду на национальное возрождение. Некоторые наблюдатели наивно думали, что чудодейственное средство оздоровить Россию найдено и что финансовая система может быть изменена в один день. Даже Председатель Совета министров спросил меня, готов ли уже новый закон и могу ли я выступить по этому поводу в Государственной думе и Государственном совете. Я ответил, что только что вступил в исполнение моих обязанностей, что в своем рескрипте его величество указал только направление реформы и сказал, что детальные инструкции, которые помогли бы мне осуществить его пожелания, мне будут даны позже. Скептики с улыбкой высказывали свое недоверие. Они были убеждены, что пристрастие к алкоголю так вкоренилось в народе, что никакие меры, даже самые суровые, не удержат его от пьянства и всякие попытки регулировать продажу водки будут напрасны. Потребление алкоголя было всегда проблемой в России. С самых первых времен нашей национальной истории русский народ имел привычку пить. У нас было много пословиц, которые выражали общее мнение, что вино и алкоголь необходимы для счастья народа. Даже наши законы отражали эту психологию, и суд рассматривал нетрезвое состояние как смягчающее вину обстоятельство для совершившего преступление. Государство было заинтересовано в продаже напитков с тех пор, как вина и спиртные напитки были обложены налогом. И когда казна желала увеличить свои доходы, она обращалась к наиболее доходным источникам. С другой стороны, правительство беспокоилось, когда видело слишком большое потребление алкоголя в народе. Разные методы обложения были испробованы. В течение долгого периода откупщики были собирателями дохода с алкоголя, но этот метод доказал на практике свою полную несостоятельность – были большие злоупотребления. Витте, будучи министром финансов, еще в царствование императора Александра III, решил ввести государственную "питейную монополию". Он обладал крупным талантом организатора для проведения в жизнь значительных реформ… желая увеличить доход, естественно имел тенденцию умножать число казенных винных лавок, которые были под его контролем, и был глух к поступающим протестам со стороны губернаторов, а также представителей земств и городов, видевших воочию вред, приносимый на местах пьянством и знавших, что увеличение числа преступлений, разрушение семейных очагов среди крестьянства и бедность рабочего класса были последствием сильного потребления водки… Противники этой системы вели пропаганду в прессе и разными другими способами. Создавались общества трезвости – они хлопотали о денежной поддержке для постройки театров, открытия спортивных площадок, публичных библиотек и читален»298298
Барк П.Л. Воспоминания // Возрождение (Париж). 1965. № 158. С. 76–77.
[Закрыть].
Чтобы исправить положение П.Л. Барк выдвинул свою программу: «Когда я представлял составленный мною бюджет Государственной думе в апреле 1914 г., я сказал, что две категории мероприятий необходимы для борьбы со злом пьянства. Первая должна быть направлена к уменьшению пунктов торгующих спиртными напитками, а вторая должна преследовать цель – поднять моральный и интеллектуальный уровень народа. Но я добавил, что это очень трудная задача и потребуется много лет, чтобы ее осуществить. В нашей стране к пьяному человеку относятся снисходительно, и он даже пользуется некоторой безответственностью перед законом, так как считают, что он уже не может отвечать за свои действия, – необходимо коренным образом изменить наш национальный взгляд по этому вопросу. Необходимы суровые меры и новые законы, но надо помнить, что потребуются многие годы для достижения удовлетворительных результатов. Поэтому я опасаюсь, что, несмотря на энергичные меры со стороны министерства финансов, доход, поступающий с продажей спиртных напитков, не будет значительно уменьшаться в ближайшем будущем, но останется неизменным. Если же это опасение окажется неверным, то я нисколько не буду смущен тем, что бюджет не будет сбалансирован. Если будет уменьшение в потреблении народом алкоголя, то благосостояние населения, на котором зиждется все обложение, несомненно, возрастет. Тогда нетрудно будет выработать и взимать новые налоги. Я убежден, что подоходный налог станет постепенно основной базой нашей финансовой системы. Уже несколько лет тому назад закон о подоходном налоге был представлен на рассмотрение Думы, но ему не дали хода. Он может быть снова обсужден и пересмотрен и в подходящий момент поставлен на голосование. Другие предполагаемые налоги, с некоторыми из которых Дума уже была ознакомлена, могут быть снова обсуждены, новые уже подготовляются в министерстве финансов. Я закончил мои объяснения, сказав, что министерство финансов имеет под своим контролем 8 500 сберегательных касс и 25 000 винных лавок для продажи спиртных напитков, – по подсчету к 1 января 1914 г. министерство будет стараться закрывать питейные учреждения и открывать вместо них сберегательные кассы. Когда эти цифры будут перевернуты и Россия будет иметь 8500 винных лавок – и 25 000 сберегательных касс, которые показывали бы такой же оживленный оборот, какой имелся в казенных заведениях продажи питей, тогда наша цель будет достигнута»299299
Барк П.Л. Воспоминания // Возрождение (Париж). 1965. № 158. С. 78.
[Закрыть].
24 февраля 1914 г. Главное управление неокладных сборов и казенной продажи питей направило управляющим акцизными сборами предписание с просьбой донести, сколько за 1912–1913 гг. сельскими обществами было составлено приговоров о закрытии мест продажи крепких напитков и сколько из них удовлетворено. За эти два года в Тверской губернии был составлен 51 приговор, из них было удовлетворено 40; в Минской в 1912 г. – соответственно 4 и 3 и в 1913 г. – 5 и 3; Орловской – 3 и 3, из них 1 удовлетворен в 1913 г. и 2 в начале 1914 г.; Калужской в 1912 г. – 8 и 1, в 1913 г. – 8 и 4; Виленской в 1912 г. – 7 и 2, в 1913 г. – 6 и 3; Курской в 1912 г. – 3 и 2, в 1913 г. – 2 и 2; Санкт-Петербургской в 1912 и 1913 гг. – 39 и 24; Архангельской в 1912 г. – 7 и 6, в 1913 г. – 3 и 3; Полтавской в 1912 г. – 18 и 15, в 1913 г. – 35 и 27. «В разъяснение вопросов, возникших в некоторых акцизных управлениях при исполнении циркулярного предложения» министра финансов от 11 марта 1914 г., П.Л. Барк 8 июля 1914 г. сообщил управляющим акцизными сборами, «что удовлетворению подлежат все законно состоявшиеся приговоры сельских обществ по ходатайствам как об общем воспрещении всякой торговли крепкими напитками, так и о частичном недопущении продажи или только казенных спирта, вина и водочных изделий, или кроме указанных еще других напитков, особо означенных в приговорах. По удовлетворении… [этих] ходатайств казенные винные лавки должны быть закрываемы в ближайшее время, не считаясь с договорами о найме помещений, частные же места продажи подлежат… закрытию по окончании срока выданных разрешений, если в разрешительных свидетельствах не оговорена возможность немедленного прекращения их силы в случае составления запретительного приговора»300300
Цит. по: Пашков Е.В. Антиалкогольная кампания в России в годы первой мировой войны… С. 80–93.
[Закрыть]. В феврале-июле 1914 г. правительство утвердило 800 просьб сельских обществ запретить продажу алкоголя на их территории. Это было на 200 обращений больше, чем за весь период с 1895 г. по 1906 г.
Желая оправдать доверие царя, П.Л. Барк 11 марта 1914 г. выпустил циркуляр местным акцизным управляющим, где просил выработать конкретные предложения для выполнения воли государя (пока что в пределах действующего законодательства): «Надлежит направить все усилия к пресечению… [тайной торговли водкой и винокурения]… Каждые три месяца вами должны быть представляемы… списки продавцов [казенных винных лавок], отличившихся в открытии корчемства с указанием числа случаев открытия для оказания им поощрения денежными наградами». Теперь уже работа закипела на местах. В губернских акцизных управлениях проводились заседания хозяйственных комитетов, где обсуждались конкретные меры. Управляющие издавали свои циркуляры с конкретными мерами, отправляли копии всем другим управлениям и просили их сделать то же самое, что обеспечило координацию действий в масштабах всей страны. Вначале, вплоть до августа, на местах не проявили особого рвения в деле отрезвления народа, называя главной причиной высокого уровня пьянства не государственную продажу водки, а ее незаконный оборот, прежде всего нелегальную перепродажу, именуемую шинкарством или корчемством. В основном все меры были направлены на борьбу именно с этим злом. От продавцов винных лавок требовали выдавать шинкарей и поощрять то же самое от населения. Но со стороны народа особой поддержки этому не нашлось, люди покрывали шинкарей, а лавки продавцов-доносчиков сжигали.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.