Текст книги "«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 2. От казенной винной монополии С.Ю. Витте до «сухого закона»"

4.3. Октябрьская революция 1917 года – «Допьем романовские остатки!». Апогей винных погромов

10 октября ЦК партии большевиков после голосования по вопросу «о вооруженном восстании» (10 человек проголосовали «за» и два – «против» (Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев) приняло решение о подготовке вооруженного восстания. 9 октября при Петроградском совете (председатель – Л.Д. Троцкий) был образован Петроградский военно-революционный комитет, который установил связь с воинскими частями, Красной гвардией, рабочими и мобилизовал до 250 тыс. человек. Также был создан Военно-революционный центр (руководители: И.В. Сталин, Ф.Э. Дзержинский, М.С. Урицкий, Я.М. Свердлов, А.С. Бубнов). 21 октября на сторону восставших перешел Петроградский гарнизон. 24 октября восставшие заняли почту, телеграф, вокзалы. Утром 25 октября А.Ф. Керенский отправился за подкреплением. Ночью 25 октября после выстрела крейсера «Аврора» начался штурм Зимнего дворца. Временное правительство было арестовано А.В. Антоновым-Овсеенко. Было создано Советское правительство – Совет народных комиссаров во главе с В.И. Лениным и Всероссийский центральный исполнительный комитет – высший орган власти между съездами Советов, который возглавил сначала Л.Б. Каменев, потом Я.М. Свердлов, затем М.И. Калинин. 20 декабря 1917 г. была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Ее возглавил Ф.Э. Дзержинский.

Значительную проблему в период Октябрьской революции составляли винные погреба Зимнего дворца, в котором ранее базировалось арестованное Временное правительство. Анархист Ф.П. Другов сообщает, что во время штурма Зимнего дворца «по открытому нами пути во дворец вошел народ, рассеиваясь в бездонном лабиринте его помещений. Чувствуя безопасность, во дворец устремились толпы любопытных, к которым примазались темные личности, почувствовавшие удобный случай поживиться. Мне сообщили, что во дворце обнаружено громадное количество пулеметов, боеприпасов и вина и что в подвале начинается пьянство. Я немедленно направился туда… оказалось, что там, помимо двери, проломлена кирпичная стена. Кто проломал стену и когда – это тайна, но во всяком случае тот, кто ломал, имел определенную цель и точно знал, где надо ломать. Я заставил немедленно заложить стену кирпичами и закрыть железную дверь. На площади кипел горячий бой. А я с группой кронштадтцев пробирался по огромным залам дворца, увешанным картинами. У каждой двери стоял лакей в ливрее с неизменными бакенбардами. Странно было видеть этих людей при своих обязанностях в самом пекле сражения. Люди в ливреях невозмутимо стояли на своих постах и привычным движением распахивали перед каждым дверь… Прибегает матрос и заплетающимся языком сообщает, что стены в погреб опять сломаны и народ растаскивает вино. Я приказал ему опять заложить отверстие, закрыть дверь и охранять погреб. Матрос, пошатываясь, ушел»396396
  Другов Ф. Анархисты в Петербурге в 1917 г. // Пробуждение. 1932. № 21–22. С. 55–56.


[Закрыть].

С.В. Милицын, служивший в Преображенском полку писал в своем дневнике: «Начались пьяные погромы. Наши уже раз напились в Зимнем дворце. Ах, эта глупая, фальшивая, полицейская трезвость. Она имела только одно последствие – непреодолимую жажду напиться. "Во всю! – как говорят солдаты, – все время сосало. Вот, бывало, на позиции зимой или в мокроту, сырость, как хотелось выпить. Не напиться, нет, зачем, дай, как прежде чарку, да я тебе пятнадцать окопов возьму. Эх, и зачем эту глупую трезвость ввели. Русскому человеку и не пить". "И придумал-то, – говорят, – пьяница Распутин. Он царю шепнул, а тот и давай, и Дума тоже". "Ведь в прежние войны пили и побеждали, а вот тебе и трезвая война, во как закончили. От трезвости и революция пошла". "А сколько черти добра испортили. Бывало, займем какое местечко али имение, сейчас к погребу караул, а потом давай выливать. Дорогие вина, мед в пруд спускали". "Да, напиться бы не мешало. Душу отвести". Я уверен, что солдаты проникнут во дворец. Их не удержать. Стыдно, а должен сознаться – мне и не хотелось удерживать. Вот грабить ценные вещи во дворец, осквернять его не пойдут, а за коньяком полезут. Собираются кучками, перешептываются. "Говорят, винища-то сколько, – с искорками в глазах шепчет южанин, недавно прибывший с фронта, – что страсть, и всякого. Керенский каждый день по бутылке мадеры высасывал"… Новая сплетня про Керенского. Не дает он покоя солдатам. Все к нему сведут. По-видимому, сегодня сделают попытку проникнуть в винные погреба. Приказано принять меры. Меня и еще двух солдат назначили ночными дневальными у ворот. Раздали по пяти боевых патронов… Тихая, зимняя ночь… Дворец чуть заметен. Ни одного огня в окнах. А внутри? Затоптанный паркет, изорванная штыками мебель, разбитые бутылки, разгул потерявшей узду черни… В пятом часу я опять у ворот. Якунин, которого я сменил, сказал мне, что несколько солдат вышло из казарм, переговорили с красногвардейцами и ушли по Зимней канавке к Неве. Казалось непонятным, почему они пошли на Набережную. В погреба раньше проникали с площади. Значит они пошли не туда. В мое дневальство еще несколько солдат прошло в том же направлении. Туда же убежали некоторые из красногвардейцев. Потом все разъяснилось. Они проломали окно и решетки с канавки и проникли в погреба. К утру большинство было пьяно. У дворца гудели и шумели. Иногда слышались винтовочные выстрелы. В казармах и во дворе валялись пьяные. Орали песни, кричали и бранились. Трезвые старались навести порядок: вязали особенно буйных, спьяневших укладывали спать и отнимали вино. Вечером я был во дворце. В подвальных коридорах валялись бутылки и всюду виднелись мокрые следы. Много народу, видно, тут перебывало. Но погреба! … вот сразу чувствовалось, что было дело. Полы были залиты вином – в особенности в первых коридорах – красным вином и мадерой урожая 1913–1914 гг. Мне объяснили, что, не разбираясь в названиях, грабители разбивали бутылки, чтобы узнать, какое это вино. Искали все водки и коньяку. Масса крепких напитков была захвачена матросами. Погружена и куда-то увезена. Винные погромы разрастаются. В пьяниц стреляют. А они все-таки лезут и грабят. Большевики видят в этом козни контрреволюционеров»397397
  Милицын С.В. Из моей тетради (Последние дни Преображенского полка) // Архив русской революции. Берлин, 1921. Т. 2. С. 177–178.


[Закрыть].

Максим Горький в «Несвоевременных мыслях» также коснулся этой темы: «Вот уже почти две недели, каждую ночь толпы людей грабят винные погреба, напиваются, бьют друг друга бутылками по башкам, режут руки осколками стекла и точно свиньи валяются в грязи, в крови. За эти дни истреблено вина на несколько десятков миллионов рублей и, конечно, будет истреблено на сотни миллионов. Если б этот ценный товар продать в Швецию – мы могли бы получить за него золотом или товарами, необходимыми стране – мануфактурой, лекарствами, машинами. Люди из Смольного, спохватясь несколько поздно, грозят за пьянство строгими карами, но пьяницы угроз не боятся и продолжают уничтожать товар, который давно бы следовало реквизировать, объявить собственностью обнищавшей нации и выгодно, с пользой для всех, продать. Во время винных погромов людей пристреливают, как бешеных волков, постепенно приучая к спокойному истреблению ближнего. В "Правде" пишут о пьяных погромах как о "провокации буржуев", – что, конечно, ложь, это "красное словцо", которое может усилить кровопролитие»398398
  Горький М. Несвоевременные мысли: Заметки о революции и культуре. М.: Советский писатель, 1990. С. 17.


[Закрыть].

П.Д. Мальков считал, что винные склады грабили в основном деклассированные элементы: «Чего-чего, а вин всяких в Петрограде было запасено вдосталь. Чуть не по всему городу были разбросаны большие и малые винные склады и подвалы. Огромные склады были под Зимним дворцом, на Гутуевском острове и в ряде других мест. Уже с начала ноября по городу покатилась волна пьяных погромов. Она разрасталась и ширилась, приобретая угрожающий характер. Иногда погромы возникали стихийно, а чаще направлялись опытной рукой отъявленных контрреволюционеров, стремившихся любым путем нанести ущерб Советской власти, подорвать и вовсе уничтожить советский строй. Зачинщиками погромов были, как правило, хулиганье, приказчики многочисленных петроградских лавок и лавчонок, обыватели и разный деклассированный элемент. К погромщикам зачастую присоединялись солдаты, а иногда и кое-кто из отсталых рабочих, недавно пришедших из деревни. Погромщики разбивали какой-либо винный склад, перепивались сами до безобразия, спаивали население, ведрами тащили вино и водку. Разгром винных складов сопровождался дебошами, грабежами, убийствами, порою пожарами. Каждый раз требовалось немало сил и энергии, чтобы обуздать пьяную, одичавшую толпу людей, потерявших человеческий образ. Питерскому пролетариату, молодой советской власти пришлось принять самые решительные, суровые меры, чтобы прекратить в Петрограде пьяные погромы»399399
  Мальков П.Д.. Записки коменданта Кремля… С. 71.


[Закрыть].

По утверждению П.Д. Малькова, большевики узнали о винных подвалах в Зимнем дворце не сразу: «Практически организация борьбы с винными погромами была возложена на Военно-революционный комитет. Одним из первых подвергся нападению винный склад под Зимним дворцом. Разграбить его полностью не разграбили, это было невозможно, так был он велик, но пьяницы кинулись в Зимний толпами. Мы вначале ничего не знали о существовании винных подвалов в Зимнем дворце. Кто мог предполагать, что русские цари создали под своим жильем запасы вина на сотни, если не на тысячи лет! Тайну подвалов открыли старые дворцовые служители, и открыли ее не Ревкому, а кое-кому из солдат, охранявших дворец после 25 октября. Узнав, что под дворцом спрятаны большие запасы вина, солдаты разыскали вход в подвалы, замурованный кирпичом, разбили кирпичную кладку, добрались до массивной чугунной двери с решеткой, прикладами сбили замки и проникли в подвалы. Там хранились тысячи бутылок и сотни бочек и бочонков самых наилучших отборных вин. Были такие бутылки, что пролежали сотни лет, все мхом обросли. Не иначе еще при Петре I заложили их в Санкт-Петербургских подвалах. Пробравшись в склад, солдаты начали бражничать. Вскоре перепился чуть не весь караул Зимнего. Слухи о винных складах под Зимним дворцом поползли по городу, и во дворец валом повалил народ. Остановить многочисленных любителей выпить караул был не в силах, уж не говоря о том, что значительная часть караула сама еле держалась на ногах. 14 ноября Военно-революционный комитет обсудил создавшееся положение и принял решение: караул в Зимнем сменить, выделить для охраны дворца группу надежных матросов, а винные склады вновь замуровать. Проходит дня четыре-пять. Сижу я как-то вечером в Ревкоме, беседую с Аванесовым. Тут же Гусев, еще кто-то из членов Ревкома. Является Благонравов, назначенный после Чудновского комендантом Зимнего дворца. На нем лица нет. "Что там у тебя в Зимнем еще стряслось?" – спрашивает его Варлам Александрович. "Опять та же история! Снова высадили дверь в подвал и пьют как звери. Ни бога, ни черта признавать не желают, а меня и подавно. Вы только подумайте, – обратился ко всем присутствовавшим Благонравов, – за две с не большим недели третий состав караула полностью меняю, и все без толку. И что за охрана была? Хоть от самой охраны охраняй! Как о вине пронюхают, словно бешеные делаются, никакого удержу. А теперь…". "Позволь, позволь, – перебил Аванесов, – что ‟теперь”? Кто дверь выбил? Кто пьянствует? Матросы?". "Какие там матросы! Матросов мне еще не прислали, все только обещают. Выделили пока красногвардейцев…". "Так что, красногвардейцы перепились? Что ты мелешь?!". "Нет, красногвардейцы не пьют, но вот народ удержать не могут, тех же солдат… Орут, ругаются, глотки понадрывали, а их никто не слушает. Они было штыки выставили, так солдаты и всякая шантрапа, что из города набились, на штыки прут. Бутылки бьют, один пьянчужка свалился в битое стекло, в клочья изрезался, не знаю, выживет ли. Как их остановишь? Стрелять, что ли?". "Стрелять? Еще что скажешь!" – Аванесов на минуту задумался, потом повернулся ко мне. – Знаешь что, Мальков, забирай-ка ты это вино сюда, в Смольный. Подвалы под Смольным большие, места хватит, охрана надежная. Тут будет порядок, никто не позарится". Я на дыбы. "Не возьму! К Ильичу пойду, в Совнарком, а заразу эту в Смольный не допущу. Мое дело правительство охранять, а вы хотите, чтобы сюда бандиты и всякая сволочь со всего Питера сбежалась? Не возьму вино, и точка". "Н-да, история. – Аванесов снял пенсне, протер его носовым платком, надел обратно. Побарабанил пальцами по столу. – А что, товарищи, если уничтожить это проклятое вино вовсе? А? Да, пожалуй, так будет всего лучше. Ладно, посоветуемся с Владимиром Ильичем, с другими товарищами и решим…"»400400
  Мальков П.Д. Записки коменданта Кремля… С. 72.


[Закрыть].

Решение уничтожить запасы алкоголя стало притворяться в жизнь и осуществить его поручили матросам: «Тем временем в Зимний прибыли балтийцы и сразу по-хозяйски взялись за дело. Вместе с красногвардейцами – кого кулаками, кого пинками, кого рукоятками пистолетов и прикладами – всю набившуюся в винные погреба шантрапу и пьяниц из Зимнего вышибли. Трудно сказать, надолго ли, но подвалы очистили, а тут и приказ подоспел: уничтожить запас вина в погребах под Зимним дворцом. Принялись моряки за работу: давай бутылки об пол бить, днища у бочек высаживать. Ломают, бьют, крушат… Вино разлилось по полу рекой, поднимается по щиколотку, по колено. От винных, паров голова кругом идет, того и гляди очумеешь. А к Зимнему чуть не со всего Питера уже бежит разный люд: пьянчужки, обыватели, просто любители поживиться на даровщину. Услышали, что винные склады уничтожают, и бегут: чего, мол, добру пропадать? Того и гляди опять в подвалы прорвутся… Вызвали тогда пожарных. Включили они машины, накачали полные подвалы воды, и давай все выкачивать в Неву. Потекли из Зимнего мутные потоки: там и вино, и вода, и грязь – все перемешалось. Толпа между тем все густеет. Подходят рабочие: правильно, говорят. Давно пора эту заразу уничтожить, чтобы не поддавался, у кого гайка слаба. Приказчики же, жулье всякое (монахи, между прочим), те – наоборот. В голос вопят, протестуют. Некоторые, самые отчаянные, становятся на четвереньки и пьют эту пакость. Иные тащат ведра и бутылки. День или два тянулась эта история, пока от винных погребов в Зимнем ничего не осталось. Ликвидацию винных складов на Гутуевском острове поручили охране Смольного. А склады там были большущие. Каждую ночь я отправлял туда наряд в тридцать человек, который уничтожал винные запасы. Пришлось повозиться около месяца, пока все уничтожили»401401
  Мальков П.Д. Записки коменданта Кремля… С. 73.


[Закрыть].

П.Д. Малькову и самому пришлось поучаствовать в ликвидации винных запасов: «Один небольшой винный склад довелось нам с Ма-наенко самим ликвидировать, собственноручно. Шли мы однажды вечером с ним вдвоем по улице, слышим шум, крики. Прямо на нас, пригнувшись, бежит человек, за плечами – мешок, в нем что-то гремит. Манаенко хвать его за шиворот (а силища у Манаенко – на троих хватит), рванул покрепче, мешок и трах о мостовую. В нем бутылки с вином, все вдребезги. Ясно! Значит, рядом винный склад грабят. Мы поспешили на шум. Подходим – винный подвал, дверь настежь. Оттуда несутся пьяные крики, ругань, звон бьющейся посуды. Я к двери; "Выходи!" – кричу. Никакого внимания. Орут по-прежнему. Вынул я тогда кольт, сунул в дверь и выстрелил вверх, в потолок. На минуту все смолкло. Несколько солдат выскочили наружу с полными мешками и попытались прошмыгнуть мимо нас, да не тут-то было. Мешки мы у них отобрали – и оземь, а их прогнали. Тем временем в подвале опять шум поднялся, все идет по-прежнему. Что тут делать? Нас-то ведь только двое, а их там, судя по крику, не меньше сотни. Стоим совещаемся. Слышим вдруг конский топот. Во весь карьер скачет конный разъезд. Подскакали, и прямо на нас, того и гляди сомнут. Схватил я у одного лошадь под уздцы, кричу: "Вы что, очумели, я комендант Смольного!". Они видят – матросы. Спешились, стали разбираться. Оказывается, их встретили солдаты, у которых мы вино отобрали, и заявили, что на них напали бандиты, грабящие винный склад. Пока мы с разъездом объяснялись, с улицы опять послышался шум. Бегут солдаты, чуть не целая рота, штыки наперевес. Впереди наши "жертвы". "Вот они, бандиты, – кричат, – лови их!". Ребята из конного разъезда за винтовки схватились, еще минута, и начнется перепалка. Времени терять нельзя. "Стой! – гаркнул я что было мочи. – Именем революции, стой!". Солдаты остановились. Несколько человек вышли вперед, приблизились к нам. "Я – Мальков, комендант Смольного. Ясно? Приказываю подвал очистить, вино уничтожить". Часа два мы провозились, ни одной целой бутылки, ни одного бочонка не оставили. Все уничтожили. Вылез я из подвала, а от меня за версту винищем разит. Брюки хоть выжимай: по колено в вине ходил. Вернулся в Смольный, навстречу Антонов-Овсеенко. Потянул носом воздух: "Мальков, ты никак пьяный? Неужели выпил?". "Не то что выпил, а прямо залился вином, купался в нем, проклятом!". "А-а, тогда понятно. Склад какой ликвидировал? От такой работы действительно опьянеешь. Надо скорее с этими складами кончать"».

Один из лидеров большевиков, руководивший арестом Временного правительства, Н.А. Антонов-Овсеенко вспоминал о данной ситуации следующее: «Гораздо больше хлопот… мне лично доставил самый гарнизон, начавший совершенно разваливаться. До сих пор толком не выяснено, не было ли тут и хитроумной провокации, но только никогда не виданное бесчинство разлилось в Петрограде. То там, то сям появлялись толпы громил, большей частью солдат, разбивавших винные склады, а иногда громивших и магазины. Караульная служба замучивала немногих сохранявших дисциплину солдат и Красную гвардию. Никакие увещевания не помогали. Особенно остро встал вопрос с погребами Зимнего дворца. К этому времени сохранявший ранее свою дисциплину Преображенский полк, неся караул у этих погребов, спился окончательно. Павловский – наша революционная опора – также не устоял. Посылались караулы из смешанных частей – перепивались. Ставились "комитетские" караулы – не выдерживали. Посылались броневики разгонять толпу, – команда их после некоторого променада, также начинала подозрительно шататься. Как только наступал вечер, разливалась бешеная вакханалия. "Допьем романовские остатки" – этот веселый лозунг владел толпой. Пробовали замуровать входы – толпа проникала сквозь окна, высадив решетки, и грабила запасы. Пробовали заливать погреба водой, – пожарные во время этой работы напивались сами. Только когда за работу с пьяницами взялись гельсингфорские моряки, погреба Зимнего были обезврежены. Это была своеобразная титаническая работа. Моряки держались стойко, связанные свирепым товарищеским обетом – "Смерть тому, кто не выполнит зарока", и, сами в другое время великолепные "питухи", они победили николаевское зелье. Борьба на этом не кончилась. Пьяный угар заразил весь город. Совнарком, наконец, выделил специальное лицо, снабдив его исключительными полномочиями и дав ему сильный отряд. Но это лицо тоже оказалось малосостоятельным… На Васильевском острове борьба была поведена твердо. Финляндский полк, руководимый элементами, тяготевшими к анархо-синдикализму, объявил остров на осадном положении и заявил, что будет расстреливать грабителей на месте, а винные погреба взрывать. Лишь с большим напряжением удалось преодолеть это пьяное безумие. Итоги борьбы были жестокими. Пришлось истребить массу ценнейших вин и чистого спирта. Гарнизон почти целиком развалился. Красногвардейцы надорвались на караульной службе»402402
  Антонов-Осеенко Н.А. Записки о гражданской войне. М.: Высший военный редакционный совет, 1924. Т. 1. С. 19–20.


[Закрыть].

Л.Д. Троцкий писал позднее: «Начались нападения уличных отбросов на богатые винные склады столицы и дворов. Кто-то руководил этим опасным движением, пытаясь алкогольным пламенем поджечь революцию. Маркин (матрос Балтийского флота, артиллерист и большевик) сразу почуял опасность и вступил в бой. Он охранял, а где невозможно было, разрушал склады. В высоких сапогах он бродил по колени в дорогом вине вперемешку с осколками стекла. Вино стекало по канавам в Неву, пропитывая снег. Пропойцы лакали прямо из канав. Маркин с револьвером в руках боролся за трезвый Октябрь. Промокший насквозь и пропахший букетом лучших вин, возвращался он домой, где его с замиранием сердца ждали два мальчика. Маркин отбил алкогольный приступ контрреволюции»403403
  Троцкий Л.Д. Моя жизнь. М., 1990. Т. 2. С. 112.


[Закрыть].

При этом нельзя было сказать, что на моряков можно было стопроцентно положиться. По свидетельству анархиста, члена Петроградского Военно-революционного комитета и Всероссийской чрезвычайной комиссии Ф.П. Другова, «первые громы ВЧК были направлены против саботажа чиновников и, главным образом, банковских служащих. Кроме того, продолжалось систематическое изъятие золота, которое складывалось в нашем хранилище штабелями, как дрова. И, наконец, немало внимания и сил уходило на борьбу с уголовными элементами, которые, конечно, не упустили случая для легкой наживы и занялись энергичной "конфискацией ценностей у буржуазии" за свой счет… С ними пришлось воевать подлинным образом, причем погибло немало сотрудников ВЧК. Борьба с бандитами осложнялась тем, что нередко шайки состояли из матросов 2-го Балтийского экипажа, являвшимися в то время своего рода "peгsonae gratae" (по латыни – желательное лицо – прим. автора). Это был народ отчаянный, способный на все, и, главное, связанный круговой порукой. Был такой случай, когда я лично, с отрядом ВЧК, захватил вооруженных с ног до головы бандитов в одном из их притонов на Вознесенской улице, в момент дележа добычи. Среди них оказался и комиссар 2-го флотского экипажа, известный под кличкой «Сашка». С трудом удалось нам доставить арестованных в помещение ВЧК, под обстрелом их сообщников. Не прошло, однако, и получаса, как к зданию ВЧК подошел в боевом порядке, почти в полном составе, Балтийский экипаж и предъявил ультимативное требование о немедленном освобождении всех арестованных, угрожая в противном случае «разнести вдребезги ВЧК». Никакие наши увещевания не действовали; вступать же в бой с матросами из-за нескольких бандитов Дзержинский признал, при существовавших тогда условиях, «политически – невыгодным». Поэтому мы решили пойти на компромисс: мы согласились освободить одного «Сашку», с тем, чтобы остальных оставить под арестом до окончания следствия. Часть матросов, оказавшаяся менее хмельной, чем большинство, уговорила экипаж принять эти условия. «Сашка» был освобожден и унесен с триумфом на плечах балтийцев; осада с ЧК была снята»404404
  Другов Ф.П. С Дзержинским в ВЧК (Исповедь раскаявшегося чекиста) // Иллюстрированная Россия (Париж). 1931. № 6. С. 3.


[Закрыть].

Русская поэтесса и писательница З.Н. Гиппиус отобразила эти дни в своих дневниках так: «31 октября 1917 г. О Москве: там 2 000 убитых? Большевики стреляли из тяжелых орудий прямо по улицам. Объявлено было «перемирие», превратившееся в бушевание черни, пьяной, ибо она тут же громила винные погреба. Да. Прикончила война душу нашу человеческую. Выела – и выплюнула… 2 ноября 1917 г. В Москве, вопреки вчерашним успокоительным известиям, полнейшая и самая страшная бойня: расстреливают Кремль, разрушают Национальную и Лоскутную гостиницы. Штаб на Пречистенке. Много убитых в частных квартирах – их выносят на лестницу (из дома нельзя выйти). Много женщин и детей. Винные склады разбиты и разграблены. Большевистские комитеты уже не справляются с толпой и солдатами, взывают о помощи к здешним. Черно-красная буря над Москвой. Перехлест… 18 ноября 1917 г. Лестница Смольного вся залита красным вином и так заледенела. А ведь это Резиденц-Палас… 30 ноября 1917 г. Сутки на улицах стрельба пачками. «Комиссары» решили уничтожать винные склады. Это выродилось в их громление. Половину разобьют и выльют – половину разграбят: частью на месте перепиваются, частью с собой несут. Посылают отряд – вокруг него тотчас пьяная, зверская толпа гарнизы (гарниза – гарнизонная крыса – прим. автора), и кто в кого палит – уж не разобрать. Около 6-ти часов, когда мы возвращались домой, громили на Знаменской: стрельба непрерывная… 1 декабря 1917 г. Винные грабежи продолжаются. Улица отвратительна. На некоторых углах центральных улиц стоит, не двигаясь, кабацкая вонь. Опять было несколько «утонутий» в погребах, когда выбили днища из бочек. Массу растащили, хватит на долгий перепой. 2 декабря 1917 г. Продолжается громленье винных лавок и стрельба… 4 декабря 1917 г. Винные погромы не прекращаются ни на минуту. Весь «Петроград» (вот он когда Петроград!) пьян. Непрерывная стрельба, иногда пулеметная. Сейчас происходит грандиозный погром на Васильевском. Не надо думать, что это лишь ночью: нет, и утром, и днем, и вечером – перманентный пьяный грабеж… 5 декабря 1917 г. Ничего особенного. Погромы и стрельба во всех частях города (сегодня 8-ой день). Пулеметы так и трещат. К ним, к оргиям погромным, уже перекидывающимся на дома и лавки, – привыкли. Раненых и убитых в день не так много: человек по 10 убитых и 50 раненых… В Крестах более 800 офицеров сейчас. «Правда» объявила: это «офицеры, кадеты и буржуи расставили винные погреба для контрреволюционного превращения народа в идиотов» (sic!). Как выпьешь – так оно и ясно. Кончил с погребом – иди громить буржуя. Сам виноват, зачем «контрреволюционно расставлял погреба». Небось, струсят, все отдадут. Потому – наша власть, – и над погребами, и над самими буржуями… 22 января 1918 г. Всю ночь длились пьяные погромы. Опять! Пулеметы, броневики. Убили человек 120. Убитых тут же бросали в канал. Сегодня Иван Иванович пришел к нам хромой и расшибленный. Оказывается, выходя из «Комитета безопасности» (о, ирония!), что на Фонтанке, в 3 часа дня (и день – светлый), он увидел женщину, которую тут же грабили трое в серых шинелях. Не раздумывая, действуя как настоящий человек, он бросился защищать рыдавшую женщину, что-то крича, схватил серый рукав… Один из орангутангов изо всей силы хляснул Ивана Ивановича, так что он упал на решетку канала, а в Фонтанку полетело его pince-nez (пенсне) и шапка. Однако в ту же минуту обезьяны кинулись наутек, забыв про свои револьверы… Да, наполовину «заячья падаль», наполовину орангутангье. Отбитую женщину Иван Иванович усадил в трамвай, сам поехал, расшибленный, домой… 24 января 1918 г. Погромы, убийства и грабежи, сегодня особенно на Вознесенском, продолжаются без перерыва. Убитых скидывают в Мойку, в канал, или складывают (винных утопленников), как поленницы дров. Батюшкова ограбили, стреляли в него, оставили на льду без сознания. Артистку Вольф-Израэль ни с того ни с сего проходящий солдат хватил в глаз; упала, обливаясь кровью»405405
  Гиппиус З.Н. Дневники, воспоминания. М., 2001. С. 336–383.


[Закрыть].

Революционерка, участница гражданской войны в России, журналистка, поэт и писательница Л.М. Рейснер отметила в своем очерке «В Зимнем дворце», опубликованном в «Новой жизни» 11 ноября 1917 г.: «Первые дни революции (февральской – прим. автора) мало повредили дворцу. Несколько разбитых стекол, вот и все. Но затем в дом Расстрелли въехал А.Ф. Керенский. Лучшие комнаты, самые строгие музейные залы он занял под бюро печати, канцелярию, – словом, присутственное место. Все осталось нетронутым, но все затерто, закурено, зашаркано, оглушено пишущими машинками и закапано чернилами. В десяти покоях, выходящих на площадь – водворился караул. Его меняли чуть не каждый день (наш премьер никому не доверял свою особу), и каждый новый отряд хозяйничал по-своему. Грязные тюфяки на полу, продырявленные картины, бутылки и бутылки, и все это не где-нибудь, но вокруг самой «особы», на ее глазах и с ее ведома. … Зачем вообще нужно было вселяться в Зимний дворец? Не будь Керенского во дворце, народный гнев не тронул бы ни одной безделушки. Разве премьер не знал, что каждую минуту политическая борьба может сбросить если не с кресла, то со стула Николая II, что он подвергает величайшей опасности сокровища искусства, посреди которых он осмелился жить. Так и случилось. Толпа искала Керенского – и нашла на своем пути фарфор, бронзу, картины, статуи и все это разбила… Кабинет Александра II, молельня и т. д. превращены в кучу осколков; мундиры, бумаги, ящики столов, подушки, постель – все решительно искрошили. На первый взгляд очень странно отношение ко всему случившемуся придворных лакеев, сторожей и администрации. Никто из них не покинул дворца во время обстрела. Много ценного сохранено благодаря мужеству и порядочности этих людей… Но еще более опасное внимание черни привлекают в Зимний дворец… на этот раз огромные винные погреба. Их завалили дровами, замуровали сперва в один кирпич, потом в два кирпича, ничего не помогает. Каждую ночь где-нибудь пробивают дыру и сосут, вылизывают, вытягивают, что возможно. Рабочие, матросы обещали разнести все здание, если не прекратится низменное паломничество. Лучше гибель чего угодно, чем зрелище ненасытного, болезненного обжорства, совершаемого в дни величайшей русской революции… Какое-то бешеное, голое, наглое сладострастие влечет к запретной стене одну толпу за другой. Со слезами на глазах рассказывал мне фельдфебель Криворученко, которому поручили защищать злосчастные бочки, о том отчаянии, о полном бессилии, которое он испытывал по ночам, защищая один, трезвый, со своим немногочисленным караулом против настойчивого, всепроникающего вожделения толпы. Теперь решили так: в каждое новое отверстие будет вставлен пулемет… Вызвали пожарных. Включили они машины, накачали полные подвалы воды и давай все выкачивать в Неву. Потекли из Зимнего мутные потоки: там и вино, и вода, и грязь – все перемешалось… День или два тянулась эта история, пока от винных погребов в Зимнем ничего не осталось»406406
  Рейснер Л.М. Избранное. М.: Художественная литература, 1965. С. 425–428.


[Закрыть].

Н.П. Окунев считал, что водка с одной стороны помогла большевикам, а с другой – существенно им помешала: «29 ноября 1917 г. – Воинственному азарту наших преторианцев помогает винное зелье. В Петрограде приступом взяты дворцовые винные погреба, и по всей России громятся всякие винные склады. Вино льется рекой, в нем товарищи прямо купаются. Никакими силами нельзя приостановить это пьянство. Сам Луначарский заявил в Смольном, что в Петрограде царит пьяный ужас… Кое-где заранее вино выливают в реки, в канализационные трубы и т. п. Так например, в Москве уничтожены громадные запасы удельного вина… 3 января 1918 г. – В Петрограде солдаты ворвались в здание итальянского посольства и разгромили там винный погреб»407407
  Окунев Н.П. Записки москвича… С. 97, 107.


[Закрыть].

Ф.П. Другов считал, что винные подвалы Зимнего дворца существенно подрывали воинскую дисциплину: «Военно-революционному комитету сообщили, что воинская часть, охранявшая Зимний, перепилась вином, переполнявшим подвалы дворца. Мы выехали на место и убедились, что весь караул пьян, но поддерживает порядок пьянства: в подвалы Зимнего допускаются только солдаты, штатских же не подпускают и близко. Причем разрешают пить на месте до бесчувствия, но выносить вино не дают. Все же некоторым солдатам удавалось пронести вино на улицу. Покупали штатские, которые не могли попасть в Зимний. Пришлось снять спившуюся часть с караула и поставить новый. На другой день случилась прежняя картина. Караул спился. Поручили караул кавалерийской части. Наутро не вязали лыка даже лошади. Как же они узнают про вино? Военно-революционный комитет провел расследование и выяснил, что Павловский полк, ближе всех расквартированный к Зимнему, считает, что все вино в Зимнем принадлежит ему, и регулярно присылает своих каптенармусов за ним. Если же караул не подпускает к вину, то пав-ловцы высылали им на помощь вооруженный отряд. Тогда караул капитулировал и с горя сам начинал пить. Вино, представлявшее громадную ценность (ведь в стране с 15-го года был введен сухой закон), растаскивалось по казармам. В Военно-революционном комитете десятки раз обсуждали тревожные настроения в связи с пьянством в Зимнем дворце. Караул красногвардейцев подвергся бы разгрому, дело бы кончилось кровопролитием. Некоторые члены Комитета предлагали разогнать пьяниц во дворе Зимнего броневиками и пулеметами. Об осуществлении этого дикого проекта не могло быть и речи, это могло привести к немедленному восстанию гарнизона. Был проект под предлогом перевозки вина в Кронштадт отправить его в Швецию, которая предлагала несколько млн руб. золотом. Но кронштадтцы и слышать об этом не хотели. Последнее решение – разлить вино в подвале и выкачать в Неву – тоже потерпело фиаско. Солдаты установили дежурство у Зимнего и, как только заметили наши приготовления, немедленно пошли на штурм и взяли Зимний вторично. Наконец член комитета Галкин, заявивший, что он сам любитель выпить, даже и не царское вино, и поэтому вполне понимающий психологию солдат, предложил объявить, что вино из царских подвалов в ознаменование победы отдается солдатам гарнизона и будет ежедневно отпускаться представителям частей из расчета две бутылки на человека в день. Таким образом пьянство было узаконено и введено в рамки. В казармах шел пир горой, до тех пор пока не покончили с последней бутылкой»408408
  Другов Ф. Анархисты в Петербурге в 1917 г. // Пробуждение (Париж). 1932. № 21–22. С. 55–56.


[Закрыть].