Текст книги "«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 2. От казенной винной монополии С.Ю. Витте до «сухого закона»"

Ранним утром 11 ноября 1917 г. по городу стремительно разнесся слух о дармовом угощении. Отовсюду к реке бежали радостные толпы людей – кто с чем – кто предусмотрительно прихватил ведра и коромысло, кто в предвкушении праздника забыл даже о стакане. Жизнь в городе остановилась – никто в тот день не работал. На льду реки творилось нечто невообразимое: кто-то черпал бесплатный спирт валенком, кто-то – шапкой. Стар и млад весело тащили на себе ведра, бутыли, самовары и чайники. Рассказывали о счастливчике, который подоспел к реке затемно, в числе первых, и успел наполнить спиртом в своем дворе целую бочку, служившую обычно для поливки огорода. Туда же, к берегу устремились и солдаты 106-го полка. Вскоре в городе начались драки и погромы, были раненые и даже убитые. На следующий день, в воскресенье 12-го ноября, общегородская пьяная вакханалия продолжилась с еще большим размахом. Губернские и городские власти находились в полной прострации. Они сами – своими руками устроили в городе анархию. Положение осложнилось тем, что перепилась также и городская милиция. Полковой комитет вынужден был принять самые решительные меры, мобилизовав все свои силы. В городе появились патрули, которые вечером навели порядок. По словам члена полкового комитета Н.К. Клабукова, губернский комиссар находился в состоянии совершенной растерянности. Ночь полковой комитет и патрули находились в величайшей бдительности. День 12 ноября был воскресным, и от безделья солдаты снова напились. Толпа пьяных солдат ворвалась в ворота винного склада, и лишь караул и подоспевшие члены полкового комитета не допустили погром. На следующий день полковой комитет постановил назначить своего комиссара в винный склад, что и было сделано. Озеро из спирта было оцеплено, людей разогнали. Затем проделали проруби и спустили в них остававшийся на льду спирт. Власти запретили выпуск спирта, так как его незаметно уничтожить… невозможно. Рекомендовалось усилить охрану, замуровывать двери и окна, любые входы в помещения. Но пьяные гуляния продолжались в городе целую неделю. Газета «Вятская речь» сообщала: «За 11 ноября в Вятскую губернскую земскую больницу были доставлены 10 человек, из которых четверо с разными легкими поранениями, а остальные как сильно пьяные». В числе «сильно пьяных», т. е. с алкогольным отравлением, на больничной койке оказался один мальчик. За губернской столицей подоспели и уезды – в Слободском, по сообщению «Вятской речи», 17-го ноября толпа солдат, рабочих и жителей слободы Демьянки ворвалась во двор пивоваренного завода, сбила замок на двери и стала расхищать пиво. Пиво набирали в чайники, ведра и бочки. Сбежался весь город. Караул не выдержал и смешался с толпой.

Вскоре после событий в Вятке 11–12 ноября 1917 г. Верховный Совет принял решение распустить по домам солдат 1900–1902 гг. во всех гарнизонах губернии впредь до востребования. Первый день роспуска в вятском гарнизоне назначен на 18 ноября, а последний – на 27 ноября. Роспуск мотивировался крайними продовольственными затруднениями. План роспуска составлялся военной секцией Вятского Совета рабочих и солдатских депутатов. По свидетельству члена Верховного Совета, от губернской земской управы Г.М. Наумова на одном из заседаний было постановлено отпустить солдат сроков призыва 1905 г. и 1906 г. согласно разработанному плану военной секции. На 1 декабря 1917 г. был назначен роспуск одной из очередных партий солдат. Власти сделали попытку укрепить свои позиции в 106-м полку. Представители Торгово-промышленного комитета, по словам Н.К. Клабукова, «выступили на сцену. Началось с доброго слова, выпивки, женщин и пачек 1 000-рублевых бумажек. Эта тактика оказалась вернее. Деньги, вино, женщины начали делать свое дело. Целый ряд работников полка оказались подкупленными Торгово-промышленным комитетом». Результатом предпринятых усилий к середине-началу 20-х чисел ноября 1917 г. стали некоторые симптомы стабилизации обстановки425425
  Тимкин Ю.Н. Смутное время на Вятке. Общественно-политическое развитие Вятской губернии весной 1917 г. – осенью 1918 г. Киров, 1998. С. 91.


[Закрыть].

3 декабря 1917 г. последовал разгром винного склада в Борисоглебске. Вот, что об этом вспоминал русский театральный деятель, режиссер, критик, мемуарист, литератор, камергер и статский советник С.М. Волконский: «В вагоне по пути в Царицын я познакомился с двумя офицерами, казаками из Урюпина; они ехали домой; до Поворина нам был один путь… На одной из станций, предшествующих Царицыну, вдруг встречает нас из уст в уста переходящий слух: "В Борисоглебске разгромили винные склады". На следующих станциях уже несколько пьяных, а в Царицыне уже отвратительная картина солдат, шатающихся в шинелях нараспашку, с папахами, свалившимися на ухо, и с папиросками во рту, останавливающихся перед нашими двумя офицерами в глумительно вызывающих позах. Ну, думаю, какой меня ждет в Борисоглебске приезд… Поезд должен был приходить вечером – мы приехали ночью. Вы не можете себе представить, что был этот вокзал, эта пьяная оккупация. Это море шатающихся шинелей, эта неприкрытая, уже ничего не стыдящаяся наглость людского стада. Я пробирался сквозь толпу с саквояжем в одной руке, с пишущей машинкой в другой. Почему меня не обобрали? Звезда… Выхожу на крыльцо – ни одного извозчика. Грязь, черноземная, непролазная грязь, и все-таки надо идти… Темно, вязко, тяжело идти, а над темным городом от времени до времени дробный сухой треск ружейного залпа… Попадаются навстречу мне трое каких-то, тоже торопятся, кричат мне: "Куда идете? В город нельзя, там стреляют. Идите на вокзал". Я им не сказал, что на вокзал может идти только тот, кто там еще не был… На другое утро повестка из управы: экстренное заседание санитарной комиссии по случаю разгрома винных складов и вызванного тем пожара в соседнем лазарете. Прихожу. Весь санитарный Борисоглебск в сборе. Ждут председателя Сладкопевцева. Сладкопевцев приходит и говорит, что так занят, что никак не может председательствовать; предлагает выбрать в председатели меня… Принимаю, объявляю заседание открытым. Да, я понимаю, что люди не спали. Кто не слышал этих рассказов, не может представить себе, что такое погром винных складов, что такое это алкогольное большевистское крещение. Цистерны и бочки пылали, и толпа, несмотря на это, черпала, пила и упивалась. Мужчины, женщины, дети, старухи – все хотели своей доли праздника. Выказывали такое презрение к опасности, что оно граничило с храбростью; только не храбрость то была, это было опьянение; они были пьяны раньше, чем пили, они были пьяны от желания. Взлезали на край цистерн, припав грудью, пили. Были случаи, что падали в горящий алкоголь; на поверхности плавал жир человеческий, а они все пили. В ведрах уносили горящую жидкость, на землю ложились, мокрую землю сосали… Горячие ведра не могли нести, садились на них, чтобы потушить. Утром лазареты были переполнены людьми с однородными ожогами таких частей, которые вообще не имеют случая прикасаться к огню… Рядом со складом и отчасти даже в том же доме помещался лазарет для раненых. Солдаты, давно целившиеся на вино, с негодованием говорили: "Ишь, подлецы, нарочно лазарет к винному складу пристроили. Ну да мы все равно доберемся". И добрались. Говорят, это было не без попустительства со стороны командира полка. И вот санитарному составу пришлось спасать и выносить раненых. Здесь были акты геройства. Времени было так мало, что думать о чем бы то ни было, кроме больных, нельзя было, и сестрицы бросили все свое имущество на произвол огня. Я в жизни не забуду этого заседания. Женщины сквозь слезы говорили, а мужчины слушали и плакали. Мне выпала на долю тяжелая задача подавить собственное волнение, выразить от имени собрания и присутствующих граждан благодарность сестрам милосердия, проявившим высокие стороны человеческого духа, в то время как вокруг нас подымались человеческие низы»426426
  Волконский С.М. Мои воспоминания. М. : Искусство, 1992. Т. 2. С. 251–253.


[Закрыть].

16–18 декабря 1917 г. происходил разгром винного склада в Оренбурге. Распоряжение об уничтожении запасов казенного спирта было отдано губернским комиссаром Н.В. Архангельским, который, в свою очередь, заручился устной поддержкой войскового атамана. На фоне прокатившихся по стране винных погромов это решение казалось вполне логичным и даже необходимым. Спирт предполагалось вылить в реку Урал, на берегу которой и располагался винный склад. Для спуска спирта воспользовались колодцем, из которого в прежние годы поступала вода для производственных нужд. Но акцизные чиновники упустили из виду тот факт, что спирт легче воды, и потому, чтобы он мог через колодец пройти в Урал, уровень содержания спирта в колодце должен быть значительно выше уровня воды. Спирт таким путем сливался уже два дня, а до полного его уничтожения пришлось бы ждать не менее двух недель. Вероятно, чтобы ускорить процесс, в субботу, 16 декабря краны у спиртовых баков были открыты до основания. Колодец переполнился, и спирт стал выливаться на землю. Охранявшие склад казаки 5-й сотни 4-го Оренбургского казачьего полка быстро перепились и защищать складское имущество от нахлынувшей толпы было уже некому. В течение трех дней потерявшая человеческий облик, ошалевшая от дармового алкоголя толпа опустошала запасы спирта и водки на винном складе. За участие в пьяной вакханалии более двухсот человек поплатились жизнью. Несчастные пьяницы тонули в цистернах со спиртом, становились жертвами учиненного ими же пожара, умирали от переохлаждения и алкогольного отравления. Убытки Акционерного ведомства исчислялись 2 млн руб. В эту сумму вошли сгоревшие здание и оборудование винного склада, 40 тыс. ведер спирта, посуда, ящики, запасы дров и нефти427427
  Джунджузов С.В. Опьянение свободой (К истории разгрома винного склада в Оренбурге в декабре 1917 г.). URL.: http://orenlit.ru/tvorchestvo/v-zerkale-istorii/opyaneniesvobodoy.html


[Закрыть].

Порядок в городе восстановился ко вторнику, 19 декабря. К этому времени запасы спирта были уничтожены, складские помещения сожжены, а участники разгрома протрезвели. Однако эта история не закончилась. 23 декабря 1917 г. председатель комиссии Н.Е. Евдюков поделился с коллегами впечатлениями о посещении места происшествия: «Склад не охраняется. Все мелкие части уносятся. Работа идет как на каком-нибудь заводе. Разрубают балки, стучат молотками и т. д. Комиссия просит назначить охрану государственного имущества. Колодец до сих пор открыт и там идет разливная фабрика. Спирта там, правда, нет, он разбавлен водой, но и эту жидкость черпают подростки и разливают по бутылкам». Сообщение Н.Е. Евдюкова вызвало бурное негодование некоторых гласных. Д.И. Дубинин обвинил акцизных чиновников в открытой торговле денатуратом. По его словам, спирт в большом количестве вывозился в деревню и продавался купцам. Резюмируя высказанные Д.И. Дубининым обвинения, В.В. Бажутин заявил: «Акцизное ведомство нашло возможным сделать это страшное преступление, и пусть их позовут за это в суд. И еще вопрос, поверит ли суд этим крокодиловым слезам. Охранять имущество, о котором должно заботиться акцизное управление, не наше дело и принимать эту обузу на город не пристало». Думское большинство, видимо, сочтя подобные заявления бездоказательными, все же приняло постановление, предписывавшее принять решительные меры к охране оставшегося имущества и засыпке колодца.

О том, как выполнялось это решение, можно судить по газетной заметке «Опять винный склад», опубликованной за пять дней до вступления в Оренбург красногвардейских отрядов: «Несмотря на то, что злополучный колодец, через который так неудачно был спущен спирт из винного склада, был затоплен ассенизаторами, все же из него были все нечистоты вычерпаны, и к колодцу началось новое паломничество за той, пахнущей спиртом жидкостью, которая сочилась из стен колодца. Третьего дня отряд военных милиционеров разогнал толпу паломников, отобрал несколько бочек с салазками. Затем был вызван тюремный ассенизаторский обоз и в колодец было вылито более десяти бочек нечистот. Вчера ночью в милиции были получены сведения о том, что паломничество к колодцу возобновилось, что нечистоты паломниками постепенно вычерпываются, дабы вновь добыть "желанную влагу"». Разгром винного склада в Оренбурге случился за месяц до установления в городе советской власти. Для оренбургских социалистов, пришедших к власти в результате первых, по-настоящему демократических выборов, он стал своеобразным экзаменом на способность принимать действенные меры в кризисных ситуациях. Экзаменом, который они с треском провалили. Да и сам разгром стал возможен только потому, что его участники были уверены, что их деяния, какими бы преступными они не были, останутся без наказания. В итоге, по образному выражению одного из городских гласных, «демократия опилась и сгорела»428428
  Джунджузов С.В. Опьянение свободой (К истории разгрома винного склада в Оренбурге в декабре 1917 г.). URL.: http://orenlit.ru/tvorchestvo/v-zerkale-istorii/opyaneniesvobodoy.html


[Закрыть].

Прапорщик Д.П. Оськин написал в своих воспоминаниях о разгроме винного склада в украинском городе Нежине сразу после Октябрьской революции: «27 октября 1917 г., после двухдневного пребывания в деревне, отправился на станцию Епифань, чтобы двинуться в Яссы. На станции узнал ошеломляющие новости: Временное правительство свергнуто, образован Совет народных комиссаров во главе с Лениным. По всем телеграфным проводам передаются вести о новой революции, воззвания остатков Временного правительства, руководителей Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и крестьянского Совета и вместе с тем декреты нового, большевистского правительства. В Туле на вокзале на видных местах – телеграммы. Совет народных комиссаров принял Декрет о земле: вся земля немедленно передается народу; Декрет о новом правительстве, Декрет об отношении нового правительства к войне. Вписывается новая страница в историю… Поезд доехал лишь до Курска. Дальше поезда не идут. "Вот уже несколько дней, – говорят курские железнодорожники, – Киев не принимает поездов. В городе бои. Когда кончатся – сказать никто не может". Двое суток вертелся на вокзале, пока, наконец, не пристроился в санитарный поезд, вызванный в Киев. Доехал до Конотопа, где поезд был вновь задержан. Первый поезд пошел вне расписания, часто и подолгу стоял на станциях. В Нежине видел разгром большого винного склада. Винный склад, расположенный в полукилометре от железнодорожного вокзала, накануне был атакован населением при активной поддержке местного гарнизона. Охрана склада не выдержала, атакующие ворвались в склад и начали растаскивать водку. С прибытием нашего поезда бабы таскают по вагонам корзины с бутылками водки, предлагая их по номинальной цене. Вскоре в каждом купе началось питье. "Первые ласточки новой революции, – говорили злобствующие пассажиры. – Сразу к царскому методу прибегли – народ спаивать". "Да разве большевики спаивают? Громилы захватили склады, а обыватель торгует. Временное правительство такого не допускало"»429429
  Оськин Д.Р. Записки прапорщика… С. 157.


[Закрыть].

Писатель В.Г. Короленко описывал ситуацию в целом на Украине: «13 ноября 1917 г. Трагедия России идет своей дорогой. Куда?.. Большевики победили и в Москве, и в Петрограде. Ленин и Троцкий идут к насаждению социалистического строя посредством штыков и революционных чиновников. Ленин прямо заявил: «Мы обещали, что в случае победы закроем буржуазные газеты, и мы это исполнили». Во время борьбы ленинский народ производил отвратительные мрачные жестокости. Арестованных после сдачи оружия юнкеров вели в крепость, но по дороге останавливали, ставили у стен и расстреливали и кидали в воду. Это, к сожалению, точные рассказы очевидцев. С арестованными обращаются с варварской жестокостью. У Плеханова (больного) три раза произвели обыск… Любопытно…: в Петропавловской крепости теперь сидят одновременно царские министры Сухомлинов, Щегловитов и свергнувшие их революционеры… 15 ноября 1917 г. 7 ноября Рада выпустила «универсал». Украина объявлена республикой. Центральной власти в России нет. Россия с треском распадается на части. Может быть, оздоровление начнется от периферии? Но есть ли власть и у Рады – тоже вопрос… 20 ноября 1917 г. В Бахмаче разграбили винный склад. Толпа была отвратительна. Одни садились у кранов и продавали спирт, неизвестно в чью пользу, другие давили друг друга, чтобы покупать и грабить. Опивались насмерть. «Чистая, интеллигентная» публика, не кидаясь в свалку, толпилась тут же, покупая награбленные бутылки. Газеты передают ужасающие, не совсем, быть может, верные, для эффекта преувеличенные подробности. Зять Селитренникова, служивший в Бахмаче, говорит, что, например, подробность, приводимая «Киевской мыслью» (16 ноября), будто над горящим баком стояли люди на перекинутой через бак доске и, спуская котелки, «черпали горящую жидкость», причем доска подломилась и люди упали в горящий спирт, – чепуха. Но он, как очевидец, говорит, что люди стали скотами. Между прочим: лежит пьяный, его обобрали кругом. Он приходит в себя, полуголый, и начинает реветь не по-человечески, как бык, которого режут. Потом обвертывает босые ноги какими-то тряпками и кидается опять грабить спирт и пить… Но истинный ужас – это в тех полуинтеллигентных господах (телеграфисты, железнодорожники, чиновнички), которые, не рискуя и «не грязнясь», покупают тут же и уносят домой краденое и награбленное вино. Как-то даже замирает естественное чувство жалости: не жаль этих опивающихся и сгорающих скотов. А в сущности, конечно, должно быть жаль»430430
  Короленко В.Г. Дневник. Письма. 1917–1921 гг. М.: Советский писатель, 2001. С. 23.


[Закрыть].

Непосредственно сам В.Г. Короленко стал свидетелем разгрома винных складов в Полтаве: «28 декабря 1917 г. Наконец – «оно» пришло. Полтава три дня пьянствует и громит винные склады. Началось с того, что «штаб» (украинский) постановил угостить своих солдат на праздники интендантским вином. Члены большевистского «Совета» предостерегали от этого, но добродии-украинцы не послушались. В сочельник к вечеру приехали к Скрыньке (складу – прим. автора) и стали наливать вино, стоявшее у него на хранении. При этом никаких предосторожностей принято не было. В погреб проникли сторонние солдаты. Им тоже «благодушно» наливали в посудины. Толпа увеличивалась, начался разгром, который вскоре раскинулся по всему городу. Около нас, на Петровской, тоже есть склад, и потому на нашей улице то и дело таскают ведрами, бутылками, кувшинами красное вино. Я прошел туда. Зрелище отвратительное, хотя и без особенного «исступления». У забора с запертыми воротами кучка любопытных и мальчишек заглядывает в щели. Во двор с другого хода (через частный двор и от городского сада можно пройти) солдаты то и дело шмыгают туда и выносят ведрами. Красное вино разлито по тротуарам, смешиваясь с лужами. Вначале, говорят, давали и не солдатам. Теперь рабочие, бабы, старики приходят с каким-нибудь солдатом, тот покровительственно идет с посудой и выносит. Много пьяных, в том числе есть и мальчишки. Никто не стыдится нести по улицам ограбленное вино: обыватели, даже и осуждая, не могут воздержаться, чтобы не получить «даровщину». Наша няня слышала, как молодой человек стыдил другого: «И ты, Нефед, с ведром… Да ты же ‟партийный”, ты с нами работал в украинской партии». «Я заплатил три рубля». «Хоть бы и триста! Как тебе не стыдно!». «Все наше, – кричат солдаты. – Буржуа попили довольно. Теперь мы…». При всякой подлости выдвигается этот мотив. Около гимназии Ахшарумовой пьяный солдат выстрелил в шедшего господина и ранил его. Два пьяных товарища отняли у него ружье и избили его, но затем все безнаказанно удалились. Выстрелы то и дело слышны с разных сторон. Наша знакомая шла с ребенком. Пьяный солдат, барахтаясь на тротуаре, стал вынимать шашку. Испуганная женщина побоялась идти, потом ее провели мужчины. Нашей няне за то, что она одета «по-городскому», пьяный солдат тоже грозил саблей: «А, – в черном платье… Буржуйка… Будем бить буржуек…». От Скрыньки слышны то и дело выстрелы. Говорят, стреляют и пулеметы, но никто их не боится. Охрана тоже ненадежна. От складов погром уже перекинулся на магазины. Разгромили экономическую лавку чиновников, Губского и еще несколько. Тротуары засыпаны мукой. Действует 40-й полк и «славне украинське вiйсько». Только на третий день собралась Дума, и решено принять меры. Есть основание думать, что «Совет», пожалуй, не допустил бы этого разгрома, так как при всем своем убожестве в людях все-таки пользовался авторитетом в солдатской массе. Из этого видно, как, в сущности, должна была идти «революция». Если бы «Советы» сразу (даже еще не большевистские) поняли свою роль, не стали «захватывать власть», а действовали бы в некотором подчинении революционному правительству – они могли бы иметь громадное влияние в обе стороны. Но большевики сказали только последнее слово в захвате власти. Я болен. Меня очень волнует, что я не могу, как в 1905 г., войти в эту толпу, говорить с ней, стыдить ее. Вчера я пошел к воротам городского сада. Стояли кучи народа. Прибегали с ведрами, в глубине, у забора с калиткой, виднелся «хвост» серых шинелей. Против самых ворот стояли несколько человек и впереди почти мальчик в солдатской шинели. Лицо его обратило мое внимание. Оно было как будто злое. Я обратился к нему и к рядом стоявшему пожилому. «А вы, товарищи, что же без посуды?.. Не пьете?». Молодой посмотрел на меня злым взглядом и сказал: «Мы уж напились». «А мне кажется, – сказал я, – что вы не пили и не будете пить». Оказалось, что я прав. Эта кучка относилась к происходящему с явным осуждением, хотя… «Это бы еще пущай… вино… А вот что пошли уже и магазины грабить…». Наверное, таких много. Но не нашлось пока никого, кто собрал бы этих протестующих, кто сорганизовал бы их и придал силу. Несомненно, что достаточно было бы вначале немного, чтобы остановить погром. Но этого не сделано, как это бывало и при прежних «царских» погромах. Мне захотелось предложить этим людям тотчас же подойти к хвосту и начать стыдить их, говорить ей. Но сильное стеснение в груди тотчас же напомнило мне, что у меня теперь на это не хватит голоса. Я пошел вдоль решетки сада… Меня обогнали четыре человека: двое рабочих, женщина и солдат. Они несли три ведра вина. Солдат, шатаясь, шел сзади, с видом покровителя. «Что? Будет вам три ведра на троих. А?.. Будет, что ли?..». Обогнав меня, железнодорожный рабочий взглянул мне в лицо и что-то сказал другому солдату. По-видимому, он узнал меня. Они пошли быстрее. Только солдат вдруг повернулся и пошел пьяной походкой мне навстречу. «Что, старик?.. Осуждаешь?». «Идите, идите своей дорогой», – ответил я, чувствуя опять приступ болезни… Прежде я непременно ответил бы ему и, может быть, собрал бы толпу… Но теперь, и именно сегодня, должен был от этого отказаться, и я чувствовал к этому человеку только отвращение. А с этим ничего не сделаешь. "Ступайте своей дорогой… ". Он повернулся и сжал кулак… «Не осуждай!.. Это крровь наша! Четыре года в окопах…». Один из рабочих взял его под руку, и вся компания ушла вперед… Когда я шел домой, мне навстречу то и дело попадались солдаты, женщины, подростки, порой прилично одетые обыватели с ведрами, кувшинами, чайниками… «И вам не стыдно это? – спросил я у какой-то женщины и человека в штатском. – Не стыдно среди белого дня нести награбленное?». Женщина повернулась и презрительно, но деланно фыркнула. Когда я только еще вышел из дому, пожилой извозчик, стоявший у ворот в ожидании больной, которую он привез к Будаговскому, стал просить меня не ходить туда: "Папаша… Не ходите… Благаю вас… Долго ли тут?.. Пожалуйста, папаша… ". Он страшно напуган, хотя пока еще столь явной опасности нет… «Что делается, что делается! Вот тебе и свобода! Теперь не иначе только придут чужие народы, поставят свое начальство. Пропала наша Россия. Нет никакого порядка». Теперь слово «свобода» то и дело звучит именно в этом значении. Наша 3,5-летняя Сонька как-то, сидя за столом, вдруг тоже повторила за кем-то (даже со вздохом): «Да, сёбода и сёбода!». Сколько времени придется еще очищать лик этой загрязненной свободы, чтобы он опять засветился прежним светом»431431
  Короленко В.Г. Дневник. Письма. 1917–1921 гг… С. 31–33.


[Закрыть].

Впрочем, в ряде случаев разграбление винных складов приняло более «цивилизованные» формы, не дожидаясь погромов, местные власти начали просто продавать водку. Так, писатель Ф.Д. Крюков рассказал в одной из своих статей о такой ситуации в Области Войска Донского: «Казалось, что родной мой угол безнадежно отдался тупому, растительному безразличию ко всему, что выходило за пределы его околицы, было выше собственного его корыта, дальше собственной его шкуры. Все тяжелое, страшное, позорное, что постигло родину, проходило мимо его сердца, не оставляя на нем ни малейшей царапины, – он пил, ел, совершал все жизненные отправления с тем завидным спокойствием и основательностью, с каким четвероногие друзья его рылись в яслях, жевали, почесывались, ходили на водопой, в урочный час облекались в хомут и ярмо… Но совершенно неожиданно ничтожная искра заставила оживиться, закипеть, зашуметь хлопотливо-радостным шумом и наш глухой муравейник. Прошел слух, что получен приказ раздавать водку из казенных винных складов… Эти хранилища живительной влаги, находившиеся в наиболее населенных и просвещенных пунктах нашего края, дразнили своим ароматом жаждущее воображение и близких, и далеких. Газетный лист ежедневно приносил известия, что углубленное революционное сознание российской демократии выразилось живее всего в дружном натиске на зелено вино: там-то и там-то разбиты винные склады, разграблены ренсковые погреба, разнесены винокуренные заводы. А у нас все ждали чего-то и изнывали в томительных гаданиях, искали какого-то сигнала, ждали нервно и нетерпеливо все: и те, кто предвкушал минуты упоения досыта, и те трезвые люди, которые строили расчеты широкой поживы на этой операции. Само собой разумеется, что в эту сторону было устремлено достаточное внимание и местной большевистской агитации. В слободе Михайловке на винном вопросе выдвинулся один из вечных студентов, содержавших игорный притон. Слободские хохлы сразу оценили его светлую голову, открывшую гениальную по простоте мысль, что водку и спирт из склада следует продать, а на вырученные суммы купить хлеба неимущим. Было бы и чем закусить при выпивке. И если буржуи не делают этого, то это потому, во-первых, что хотят, чтобы передох с голода бедный люд, а во-вторых, чтобы самим побольше досталось доброкачественного и дешевого напитка, чернь же пусть упивается отвратительным и дорогим самогоном. Раза два или три пылкий вождь водил на штурм винного склада слободской трудовой народ – шибаев, мелких спекулянтов, торгашей, скупщиков, извозчиков – весь этот пестрый человеческий сброд, который обычно лепится к большим железнодорожным станциям или пристаням и имеет врожденную слабость к уголовщине. Но жатва еще не созрела: гарнизон пока нес свой служебный долг, и вид взвода казаков с нагайками быстро охлаждал пыл трудовой толпы. Может быть, разрешение продавать водку из складов шло отчасти навстречу этой трудовой жажде, грозившей ежечасно вылиться в погромы. Как бы то ни было, а двери в питейные хранилища были открыты, и местное гражданство хлынуло туда неудержимым потоком. Вереницы саней непрерывною цепью тянулись от станиц и хуторов в окружную станицу и в слободу Михайловку с удостоверениями о количестве жаждущих душ, с кредитками, доселе глубоко лежавшими в чулках, с серебром и даже золотом, припрятанным в кубышках. На бумажные деньги бутылка оценивалась в 5 руб. 30 коп., на золото – в полтора рубля. За санями шли люди и буржуйского, и трудового облика. Фронтовики и тыловые – все были объединены одним стремлением к источнику угара и утешения»432432
  В углу // Свобода России. 1918. 16 апреля.


[Закрыть].

Постепенно, путем значительных усилий погромы винных складов удалось остановить. В.Г. Короленко отметил это: «6 января 1918 г. Сплошное скотское пьянство наконец прекратилось. В центре города оно было еще безобразнее. В Думе было решено уничтожить все вино и спирт. Спирту, говорят, выпущено на 2 млн руб. Винные бочки разбивали, вино лилось в погреба. К нему лили еще воду и прибавляли навоз. Навоз вынимали руками, отжимали из него вино в ведра, чтобы «не пропадало добро», и – пили эту гадость. Вино выливалось на улицы или в овраги. Текло по сточным канавам мимо больницы. Эти «люди» ложились и лакали по-собачьи из канав… Привели украинских казаков из Кобеляк. Оказалось – эта команда дисциплинированна и энергична. До тех пор украинцы, как и большевики, не могли ничего поделать: спивались сами. В милиции Андреев рассказывал мне, что были поставлены караулы их нестроевой команды. Подъезжает на паре офицер с бочонком. «Господин прапорщик, что же вы делаете? – спрашивает караульный. – Ведь это не полагается». Тот заискивающе треплет его по плечу: «Ну что там, товарищ! Нельзя же не выпить для праздника». Солдатик, приехавший с ним, идет с бочонком, наливают и увозят. После этого как было устоять и караулу. Казаки, не вступая в препирательство, прямо приступили решительно к толчкам и нагайкам, и все успокоилось, хотя то и дело еще слышатся выстрелы. Говорят, в больницу доставлено что-то около 17 трупов (несколько утонули в вине) и человек 20 раненых. Солдаты озлоблены: «Наше народное вино выливают». Ляховича, энергично распоряжавшегося этим делом, грозят убить. Грозили «поднести подарок в Новый год», но Новый год прошел сравнительно тихо. Порой откуда-то опять начинали таскать, но вообще стихло»433433
  Короленко В.Г. Дневник. Письма. 1917–1921 гг… С. 48.


[Закрыть]. Немецкий дипломат Карл Ботмер описал ситуацию в Петрограде в начале 1918 г.: «Наложенный с началом войны запрет на водку, распространенный нынешним правительством также на вино и пиво, соблюдается с такой неукоснительностью, что с пьянством здесь, похоже, покончено. На улицах я не видел еще ни одного человека, хотя бы отдаленно напоминающего пьяного»434434
  Ботмер К. С графом Мирбахом в Москве. М., 2010. С. 75.


[Закрыть].

Вместе с тем следует отметить, что запрет на продажу водки вызвал усиление наркомании. Самым популярным наркотиком в это время был кокаин («марафет»), получивший широкое распространение в России еще в 1910-х гг. В то время он имел хождение в основном в ночных увеселительных заведениях, его называли «наркотиком для богатых». Значительную роль в распространении наркотизма сыграла первая мировая война: для лечения больных и раненых военнослужащих как обезболивающее средство в хирургии широко использовались морфин и кокаин. Продолжали употреблять наркотические вещества и сами медики в силу доступности данных средств в военных медицинских частях. В Петрограде почти 60 % морфинистов составляли врачи, медсестры, санитары. «Военные госпитали, больницы и другие санитарные учреждения объединяют значительные группы наркоманов из среды персонала, главным образом фельдшеров и сестер», – отмечал В.А. Горовой-Шалтан. С 1917 г. круг потребителей кокаина значительно расширился, в него стали вовлекаться солдаты, матросы, представители бывших городских низов, начавшие заполнять некогда дорогие кафе и рестораны. «Кокаином здесь торговали почти в открытую», – отмечает В.И. Мусаев, обнаруживший архивные материалы о разоблачении крупной шайки в Петрограде в мае 1917 г., главарь которой имел связь с аптечным депо в Германии, откуда он получал кокаин из Швеции и реализовывал его в Петрограде и Москве. Появлению наркотиков на рынке могло также способствовать закрытие большевиками после Октября 1917 г. частных аптек, владельцы которых стремились сбыть имевшиеся у них медикаменты, в том числе содержащие наркотические вещества. Кроме того, в течение 1918 г. до окончания германской оккупации Прибалтики и Белоруссии из оккупированных областей через демаркационную линию и из Финляндии через Кронштадт поступал контрабандный немецкий кокаин. Октябрьская революция значительно демократизировала употребление наркотиков: простой народ теперь приобщался к ним как к роскоши, ранее доступной только высшим классам. Пыль кокаина вдыхали лица, связанные с криминальным миром, а также рабочие, мелкие служащие, красноармейцы, матросы.