Текст книги "Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы"

Глава 17. Королевский переворот, шесть часов до школы и волшебное сердце

Я больше не боялась того, что меня могло ожидать в одиннадцатом классе «Школы Золотой Рощи». Страх потихонечку « переформатировался» в любопытство, а любопытство толкало к поискам. Причём, к творческим. Уже не раз я «засекала» молниеносную пробежку какой-то спасительной идеи в моей голове. Идея касалась того, как воодушевить штурмовиков расстаться с костюмами, не задевая их достоинства и не уничтожая возможности «выделяться» из общей массы. Я всё отчётливее понимала, что «выйти из образа» этим ребятам очень трудно. А, может быть, просто невозможно. Они рисковали банально «проиграть». Поэтому я на время смирилась. Я ждала того благостного момента, когда, раскаляющая «творческие угли» мысль задержится в моей голове на достаточно долгое время и озарит меня ошеломляюще простым, но оригинальным решением. Мысль и голова, однако, друг к другу не спешили.

В этот раз урок начался с сюрприза.

Одна из принцесс встала со своего места сразу после приветствия и попросила слова. Получив его, она дала знак второй присоединиться, и обе вышли к доске.

– Мы решили, – начала первая, – что ты, Сиша – и есть самая настоящая королева. Ты самая крутая из всех девчонок, каких мы встречали.

Она сняла корону и кивнула второй принцессе. Та сделала то же самое и передала её первой.

– Мы вручаем тебе эти две короны, потому что ты их заслуживаешь. У тебя ведь две дочки. А у матери королевы, как известно, дочки – принцессы. Эти короны для них.

Вторая принцесса метнулась к своей парте и вернулась с чем-то, упакованным как большой яркий подарок. Девочка положила пакет на парту красавицы Сиши.

– А ещё мы собрали много игрушек для твоих сыновей. Они – в этом пакете. В самом низу – платья для рождественских праздников для твоих дочек и маскарадные костюмы для мальчиков.

– Ну и… Там есть компьютерные диски с играми и фильмами…

– …и книга суданских сказок на английском языке.

Пока девочки обнимались, прятали повлажневшие глаза, о чём-то шептались, – я «озарялась». Спасительная мысль мягко прокладывала себе дорогу из размягчённого сердца в просветлённую голову. Я знала, что надо сделать (или хотя бы попробовать сделать), чтобы помочь штурмовикам освободить себя от мёртвой хватки всем надоевшего образа.

Тем не менее, мысль я приструнила и задвинула на время в «хранилище». Надо было начинать урок.

К доске вышел « мистер очарование». Серые вдумчивые глаза смотрели обезоруживающе дружелюбно. Он предложил классу задавать ему вопросы о Непале, а он постарается на них ответить.

Я заметила, как вспыхнули бархатные глаза подростка на последней парте. Он резко толкнул ногой девочку, сидевшую рядом, и оба подняли руки.

– Какая власть в Непале сейчас?

– Какая власть была в Непале до 2006 года?

– Непал всегда был королевством. Да не простым королевством. Его государь считался единственным прямым наместником бога Вишны. Поэтому с ним считались и пытались поладить даже руководители самых демократических стран. Вернее, они его терпели.

– Ну, допустим, терпели его не поэтому, – возразил мальчик из Непала. – его не трогали потому, что Непал был раем для западных туристов.

– Согласен, – не стал спорить выступающий. – Трудно найти на всей земле другое место с такими природными красотами, такой чистой водой (Непал занимает второе место после Бразилии по запасам пресной воды) и уникальной культурой.

– И очень добродушным, гостеприимным и трудолюбивым населением. Мой народ всегда уважал все религии, всегда был рад гостям из любой страны, – это была девочка. Я поняла, что эти двое, в углу класса, оба из Непала. Осталось выяснить, как они между собой связаны и каким образом оказались в американской школе. Их английский язык был красивым: правильным, с мягким своеобразным акцентом.

– Всё так, как вы говорите. Но у Непала есть одна особенность. Он разделён географически, то есть естественно, на разные зоны. Ведь Гималаи – это высочайшие, труднодоступные горы. И получается, что люди, живущие на равнинных участках, оказались тем или иным путём втянутыми в поток западной цивилизации: через телевидение, мобильные телефоны, современные туристические центры с приличными зарплатами и чаевыми.

– Ну да, а мы, живущие в горах, жили и живём без электричества, дорог, медицинской помощи и школ.

– А как же вы умудряетесь выживать в таких условиях? – не удержалась и спросила я.

– Занимаемся сельским хозяйством. Если у кого-то есть быки с плугом, – считается, что они используют «высокие технологии».

Никто даже не улыбнулся шутке. Ребята слушали дискуссию если не с напряжением, то с нескрываемым внимательным сочувствием.

– Да, – и постепенно эта разница касалась уже не уровня жизни городских и сельских граждан, а самого образа жизни. Ведь так? – спросил с располагающей улыбкой «мистер очарование».

– Можно и так сказать. А можно и резче: городские жители бездумно покорились западной культуре. Они уже жить не могут без кучи ненужных гаджетов и дивайсов. Они перестали понимать душу непальцев. Некоторые просто продались его величеству доллару.

– Наверное, ты прав. Потому что доллары не просто текли в страну, а низвергались водопадом. Вплоть до конца девяностых. Именно тогда, не без помощи тугих кошельков, в Непал пришла Демократия.

– Сама? А в каком виде? – сменил безразличие на вежливый интерес сам Скай Уокер.

– В виде многопартийной системы. А так как почти около 70% населения страдали от голода, болезней, отсутствия школ и больниц, то те партии, которые всё это народу пообещали, получили его поддержку.

– У нас до сих пор радикальные «маоисты» из Китая – одна из самых популярных партий. А вообще-то у нас в 1990 году кто только за власть не боролся: роялисты, умеренные, пария конгресса, централисты, коммунисты.

– Но никому из тех, кто дорвался до власти, на самом деле, не было дела ни до демократии, ни до школ и дорог. Папа рассказывал, что откуда ни возьмись, вылезли как из-под земли, сотни неправительственных организаций. Они-то и прибирали реальную власть к рукам. Это была настоящая мафия: без них ни подряд на строительство получить было нельзя, ни мост из двух досок через местную речку перекинуть. Поэтому скоро маоисты из Китая стали самыми популярными среди населения. Особенно в горах, – эта реплика была очень чётко и громко произнесена девочкой из Непала.

– А где твой папа теперь?

– Убит. Во время волнений в конце девяностых. И мама тоже. Правительственными солдатами. Мне семь лет было. Девушка закрыла глаза ладошками и смолкла.

– Все эти волнения, стычки, перестрелки тянулись десятилетие. А затем, в 2001 году, произошло невероятное. Такого история королевских семей ещё не знала. Один из сыновей короля Бирендры убил отца, младшего брата, сестру, дядю и трёх сестёр отца. Всё произошло на большом семейном обеде. Мать несчастного принца бросилась за убегавшим сыном-убийцей. Он практически снёс ей голову предпоследним выстрелом. Последний он оставил для себя.

Во власти началась чехарда.

– А что это с ним случилось? Нормальный человек ведь на такое неспособен.

– Уверена, что он был пьяным и на наркотиках, – твёрдо ответила принцессе Сиша. – Я таких, как он, в своё время навидалась. Здесь. В Лос Анжелесе. Да и моя сестра в последний год жизни нормальным человеком уже не была. Нет худшего зла, чем наркотики. Это – дно. Канализация, в которую глупцы добровольно спускают свои жизни, превращая их в никому ненужные отходы.

– Конечно, он был не в себе. Уже давно к «сладкой жизни» пристрастился. Но ведь принцам всё прощается, – добавил мальчик непалец.

– А следом в Непале сменилось три короля за три дня. Новый правитель оказался самым кровавым. Он без колебаний использовал армию против собственного народа. В 2006 году началась так называемая «Революция Рододенронов». И король отрёкся, – завершил свою часть истории Непала основной докладчик.

Мы его поблагодарили, и он вернулся к своей парте.

– А теперь пришло время узнать ваши истории, – сказала я и посмотрела на мальчика и девочку за последними партами. – Давай начнём с тебя, – обратилась я к подростку с бархатистыми шоколадными глазами.

– Мы оба из детского дома. Из непальского детского дома. Мы считаем себя братом и сестрой.

Я заметила, как удивлённо обернулись ребята к говорящему. К такому они не были готовы.

– Ну а сейчас, здесь, в Америке, ты живёшь в приёмной семье? – спросил Скайуокер.

– Нет. Здесь мы живём в лучшем детском доме в мире. Он называется Сакра. До него не очень далеко от школы. Он в местном лесу находится. Около частного зоопарка.

Я удивлённо молчала. Ведь только вчера я слышала, как гость теледебатов о сиротстве упоминал это название: Сакра. Я не поленилась и вечером, после ухода офицеров патрульной службы, заглянула в интернет, чтобы найти побольше информации о профессоре В.Г. из Калифорнийского университета. Он оказался педагогом, психологом и социологом, посвятившим многие годы изучению современного сиротства, проблем усыновления и организации эффективных, «тёплых и любящих» (цитата из него) детских домов. Сам выпускник детского дома, попавший туда в возрасте 12 лет, за которые он успел сменить три приёмные семьи, В.Г. считал, что, воспитание сирот в хорошо организованном детском доме безопаснее, правильнее и человечнее, чем помещение детей в приёмные семьи. Сам он прошёл издевательства и глумления всех видов в приёмных семьях. Побывал два раза в суде и в детской колонии. Про свой детский дом в Лос Анжелесе профессор написал так: «Это рай на земле», а книга, которую он опубликовал, называлась «Я был потерянным ребёнком. Потом меня нашли». Именно он, говоря о лучших детских учреждениях для полных сирот, упоминал в телепрограмме детский дом «Сакра» и его директрису. Её он считал яркой личностью, прекрасно образованной женщиной и талантливым педагогом. И очень чутким человеком.

– А за что ты любишь этот детский дом? – спросила я.

– Разве может детский дом быть хорошим местом для детей? – с сарказмом дополнил мой вопрос «мистер очарование»

– Я тебе не верю, – неожиданно для всех, голосом, наполненным металлической стружкой, вдруг изрёк один штурмовик.

Мальчик и девочка заговорили вразнобой, перебивая друг друга и не скрывая возмущённого волнения.

– А у вас дома есть конюшня и тренер, который учит верховой езде?

– Можно подумать, у всех вас огромные бассейны во дворах имеются… А в детском доме каждый, кто хочет, ежедневно уроки плавания получает. И обучает нас бывший чемпион Калифорнии по кролю.

– Ещё мы можем учиться рисовать, делать витражи и мозаики в нашей изобразительной студии.

– Нам даже за животными разрешают ухаживать в зоопарке, который рядом.

– Раз в месяц мы ездим на экскурсии: в музеи, на выставки…

– А мне больше нравится, когда мы концерты или театры посещаем. – Да, кстати, я в нашем, домашнем (девочка именно так и сказала, домашнем) театре роль Джульетты исполняю. Меня даже менеджеры из театра драмы, того, что в Лос Анжелесе, приходили посмотреть. Очень хвалили.

– А ко мне из Голливуда приезжали. Хотят документальный фильм снять. О Мэгги, о нашем детском доме в Непале, о детях сиротах. У нас в Непале больше полутора миллиона сирот после войны.

Все были разве что не в шоке. Возразить было либо нечего, либо просто не хотелось.

– Кто такая Мэгги? – первая пришла в себя я.

– Волшебница! Добрая волшебница! – радостно, в два голоса воскликнули дети.

– Как вы с ней познакомились? И каким образом волшебница попала в непальские Гималаи? – всё с большим интересом спрашивала я.

– Я расскажу, как мы с ней встретились, – тянула вверх почему-то левую руку девочка.

Было лето. Я работала в детской бригаде.

– У вас что, особые детские бригады есть?! – с издёвкой неверия воскликнул сам Скайуокер.

– Да. Мы вырубаем камни из скалистого берега местной горной речки. Работаем по 10—12 часов в день. Только дети. Те, которым 5—8 лет.

– Да не может этого быть!!! – поддержал возмущение товарища штурмовик. – То – то у вас волшебницы по горам шастают! Выдумывают тут разные басни! То про конюшни в детском доме, то про добычу камней детсадовскими бригадами.

Он не договорил. Подросток из Непала пружиной выскочил из-за парты, схватил девочку за руку и потащил к штурмовику.

Он протянул правую ладошку девочки ему под нос.

– Ты, воин в чужих доспехах! Ты это видел?!! – перед принявшим надменно безразличный вид штурмовиком дрожала маленькая ладошка. Ладошка с четырьмя полностью сплющенными пальчиками без ногтей. Четвёртого, среднего, просто не было.

– Это на них, маленьких детей, лава камней однажды обрушилась. Она подставила свои руки под летящие булыжники, защищая голову самой маленькой девочки, которой только что исполнилось четыре года. Голову ей она спасла, а пальцев лишилась.

Штурмовик зло пыхтел, но молчал.

Девочка села за парту и продолжила.

– Однажды я увидела красивую белую девушку, которая шла вдоль реки. Она походила на туристку. За спиной рюкзак, в руке бутылка воды. Я как раз камни в тележку грузила. Обернулась, а она на меня с таким ужасом смотрит… И плачет… сильно-пресильно. Я рукой ей помахала, улыбнулась в полный рот и сказала:

– Привет, старшая сестра!

Сказала на нашем, непальском языке. Он на хинди похож.

Вдруг она, туристка, ко мне подбегает, берёт меня на руки, целует и ещё больше плачет. Так со мной на руках в нашу деревню и пошла.

– И что было дальше? – почти шёпотом спросили принцессы.

– Она нашла человека, который понимал английский язык. Они долго говорили. И всё это время я у неё на руках была. Потом она прижала меня к себе ещё сильнее и пошла. А я с ней. Уже потом, когда я английский стала понимать, я узнала, о чём она с нашим деревенским старостой говорила. Ей хотелось знать, есть ли у меня родители или другая родня. Староста объяснил, что я – круглая сирота. И она унесла меня с собой. Мы дошли до поляны в лесу. Там стоял маленький туристический вертолёт. Она что-то сказала пилоту, он махнул головой и мы, вместе с пятью другими туристами из Америки, забрались на вертолёт.

– Так она тебя решила в Соединённые Штаты увезти?

– А вот и нет!!! Это она решила в Непале остаться и детский дом организовать. И осталась.

– А детский дом она вскоре после этого и вправду открыла. Хотя ей было всего девятнадцать лет.

– Да где же она деньги достала? Вы ничего не путаете?! – это опять подал насмешливый голос Скайуокер. Но, увидев грозно поднимающегося непальца, поспешно закрыл рот.

– Мы ничего не путаем. У неё было пять тысяч долларов. Она их копила с десяти лет: бэби – ситтерством подрабатывала. За чужими детьми ухаживала. Некоторых учила читать и писать. Этих пяти тысяч хватило на то, чтобы хижину крепкую построить. С тремя комнатами. Одна комната стала школой. Вторая – спальней для сирот. Третья была для неё, для Мэгги.

– А потом, потом… Вы не поверите, что она сделала потом, – захлёбываясь восторгом и гордостью за «старшую сестру» быстро продолжила девочка.

– Да ладно, говори, мы тебе полностью верим, – с лучезарной белозубой улыбкой ободрила девушку красавица Сиша.

– Мэгги прочла, что одна быстро развивающаяся компания натуральной индийской косметики объявила конкурс на рекламирование своей продукции.

– Рекламы дневных кремов и туши для ресниц, – уточнил непалец.

– Они предлагали молодым и симпатичным барышням стать «лицом компании» и подписать контракт на двадцать тысяч долларов. Мэгги попробовала. И выиграла первый приз. Она, правда, умно всё это провернула.

– Да! Ума и находчивости нашей Мэгги не занимать. Ещё до того, как кампания началась, она напечатала везде, где только могла, про наш детский дом и про то, что приз она потратит на него.

– Тут уж все члены жюри проголосовали за неё. Так мы получили двадцать тысяч на то, чтобы открыть ещё одно здание и отложить денег на продукты.

– Она что, все эти двадцать тысяч просто взяла и на вас потратила?! – округлил серые глаза «мистер очарование». – Ни за что не поверю!

– Я тоже, – проскрежетал штурмовик.

– А мы все верим, – наперебой возразили девушки, к которым неожиданно присоединился Скайуокер. Вероятно, он вспомнил о своей светлой стороне, унаследованной от отца, и наполнился силой добра.

– А ты как с ней встретился? – тихо-тихо, почти неслышно задала вопрос девочка, с которой Сиша говорила на английском на самом первом уроке. Она оставалась для меня полной загадкой. Всегда опрятная, приветливая, и… молчаливая. Сидела она обиняком, около первого окна. Часто в него поглядывала, как будто надеялась увидеть там нечто, чего ждать не стоит, но чего, вопреки всему, так хочется дождаться.

– Меня она от смерти спасла. В горах. После отречения короля Индия нашу границу заблокировала. И мы перестали получать хоть какие-т продукты. У нас кончилось всё: керосин, крупы, масло. Мы почти год питались шишками еловыми. Хорошо ещё, что у нас в лесу ели растут. Мы даже научились суп из них варить.

– Мы и сейчас его изредка варим. То из-за блокады, то из-за снегопадов перевал оказывается закрытым. Зимой зачастую есть нечего. Но с каждым годом становится полегче. Мэгги эту проблему скоро окончательно решит, – вмешалась в рассказ девочка и туту же покраснела и извинилась за то, что прервала товарища.

– Ну та вот… Одна зима выдалась особенно свирепой: снегом все тропы горные завалило, на лыжах, – и то не пройдёшь. А снегоходов у нас в деревне не было. Даже у тех, кто побогаче. Жить стало невмоготу. И я решил: была не была! Попробую пройти эти десять километров через перевал. Вдруг удастся. Останавливать меня было некому, горевать обо мне – тем более. Мои родители погибли, когда мне и четырёх лет не было. В одной из перестрелок, когда не знаешь, чья пуля убивает: то ли роялистов, то ли маоистов, а, может, правительственных солдат.

Я оделся потеплее. Вся деревня мне денег собрала на покупки, и я отправился. Я очень хорошо умею по снегу ходить. До этого три года в школу в соседнюю деревню с другими ребятами бегал: три километра туда, и три – обратно. Так что надежда у меня была.

– И ты, действительно, до городка добрался? – не утерпела одна из принцесс, которая смотрела на непальца почти влюблёнными глазами. Он это чувствовал и умудрялся розоветь даже сквозь светло кофейный оттенок чистой гладкой кожи.

– Добрался. За два дня. Всё купил и, счастливый, отправился в обратный путь: к перевалу, а потом в свой посёлок. Но…

– Что-то случилось? Тебя вооружённые люди встретили? – не могла сдерживать своего доброго любопытства принцесса.

– Если бы! С людьми, даже плохими, всегда есть надежда договориться. А вот с природой…

– Так что произошло?

– Сход снежной лавины. Небольшой, в принципе, но я прямо в центр его попал.

Тут слово опять взяла девочка.

– Мы сидели за столом в детском доме. Ели остатки крупы с еловыми семечками и суп из шишек. Вдруг Мэгги, а следом и мы, услышали глухой рокот. Почти как морской прибой. Два раза что-то ухнуло, глухо так зашуршало, и смолкло.

– Это лавина, – сказала Мэгги. – Рядом с нами.

Она вышла на улицу, велела нам читать английскую книгу о Винни Пухе, завела снегоход и поехала. Мы к тому времени получили старенький, почти детский снегоход в подарок от одной церкви в Катманду. Она как будто чувствовала, что кто-то в опасности.

– Я в это время уже собирался умирать. От холода. Так случилось, что моё туловище и ноги намертво пластом снега накрыло. Я как бы стоял в снежном колодце, но пошевелить ничем не мог. Кроме головы. Я дышал, дышал и продышал небольшое отверстие в снегу. Стал двигать головой: во время схода лавины никаких резких движений, даже громких звуков производить нельзя. Новая лавина может сойти. Так что я освободил сначала рот, потом нос, лоб, – и на этом всё встало. Стою, как чучело ледяное, злой силой заколдованное, и в полном уме к смерти готовлюсь. И тут вдруг слышу свист. Лёгкий, сквозь зубы свист. И вроде бы работающий мотор. Потом разглядел фигурку, маленькую, которая что-то делала. Только минут через пять понял, что она в бинокль всё сантиметр за сантиметром разглядывала. И я рискнул.

– Ты закричал? В полный голос?! – спросила принцесса. Её глаза цвета балтийской волны были испуганными и очень детскими. Ждущими чуда, которое обязательно должно случиться.

– Что ты? Никаких резких звуков! Я тоже попробовал тихонечко свистеть. И она, похоже, услышала. Стала подбираться ко мне. А сама всё время наверх смотрела: вдруг новая лавина сойдёт. Но нам повезло. В тот день больше сходов не было, и она до меня доползла. Буквально доползла. Ох, и уставшая она была, наша Мэгги! Я как её лицо увидел, сразу понял, что за мной волшебница пришла. Такая она красивая и добрая. А глаза её я никогда описать не сумею. Они как будто за всех в этом мире переживают. Как будто она ими готова чужое страдание в себя вобрать…

– И превратить его в счастье! – добавила его подруга.

Я мысленно произнесла «подруга по счастью».

– Меня она часа два откапывала. Потом мы поползли к снегоходу. Она меня усадила сзади и в детский дом повезла. А я всю дорогу плакал.

– Почему? – полушёпотом спросила молчаливая девушка у окна.

– Потому что все продукты, керосин, батарейки в снегу остались. Мне так было стыдно перед всеми детьми в деревне. Да вообще перед всеми. Ведь они мне доверились.

– Когда Мэгги его привезла, он был как колобок замороженного теста. Только с глазами. Потом оттаял, но пальцы ног отморозил. Ему несколько фаланг удалили, чтобы гангрена не началась.

– А кто мог его оперировать? В лесу и глуши?

– К этому времени у нас уже свой доктор был. Из Англии. Он как рекламную кампанию Мэгги увидел в журнале, так и влюбился. Сам к нам приехал. Вот уже 5 лет работает. А с Мэгги они в прошлом году поженились.

– Но как вы оба здесь оказались? Да ещё в детском доме? – это был мой вопрос.

– Мы здесь стажируемся, – не смущаясь, с гордостью ответил парень. Мы учимся быть воспитателями и учителями. Нам ещё несколько месяцев учёбы осталось. С нами даже сам профессор В.Г. семинары и мастер-классы ведёт! А потом мы вернёмся в наш детский дом. Работать.

Я даже вздрогнула. Профессор В. Г., казалось, преследовал меня. Не знаю, как с вами, а со мной так часто бывает. Я чем-то заинтересуюсь, начинаю «копать и раскапывать» информацию, делаю первые шаги к тому, чтобы узнать что-то новое, – а второй, третий и следующий шаг это новое делает ко мне само! Проблема случается только с первым шагом: его, то некогда, то страшно, то неловко бывает сделать. Но постепенно я учусь через все неловкости перешагивать. А дальше становится так интересно! Уже не ты расследование ведёшь, а расследование тащит тебя за собой. Иногда в такие приключения заманит! Но мне это нравится.

– А сколько у вас сейчас детей? – спросила Сиша.

– Пятьдесят тех, кто постоянно живут в детском доме. Полные сироты. И четыреста посещают нашу школу и получают еду. Немного еды, но всё же голодными весь день не ходят.

– Четыреста?!! – в голосе Скайуокера было изумление. И неверие. И восхищение.

– Да, четыреста. Поварами мы сами по очереди работаем. Учитель у нас Мэгги, её муж и пять старших воспитанников.

– Да откуда же в горах четыреста учеников взялось?

– Так мы – единственная школа на 500 километров. Со всех деревень к нам идут учиться.

– И далеко им приходиться ходить?

– Да не очень. Не больше, чем я с ребятами из своей деревни когда-то ходил. Два-четыре часа в одну сторону. Мы уроки начинаем в 11, чтобы дети добрались. Заканчиваем в два. Почти без перемен учимся. Потом всех приходящих кормим обедом и выдаём плошку с керосином, чтобы они могли по вечерам лампу зажечь и домашнее задание выполнить.

– И что, выполняют?

– Все до единого. Это условие бесплатного обучения. Хотя некоторые родители платят. $8 в месяц. Таких у нас человек двадцать.

– А где вы остальные деньги на всё про всё достаёте?

– Сейчас стало полегче: Мэгги с мужем создали фонды для детского дома. В Америке, в Англии, Канаде и Австралии. Поэтому Мэгги часто приходится разъезжать по миру, работать с этими организациями. Вот мы и учимся, чтобы её заменять, когда она в отъезде.

– А детский дом здесь, в Калифорнии, вас бесплатно принял?

– За нас университет платит, и сам профессор В.Г. за этими платежами следит. Да и он лично столько денег нам уже дал: и на учебники, и на компьютеры! Ведь он сам – полный сирота, которому детский дом, как он говорит, настоящую жизнь подарил.

В классе было тихо. Не от неловкости или высокомерного желания проигнорировать такую непривычную для американского уха информацию. Это была уважительная тишина. Когда нет слов, соответствующих значительности сказанного.

Урок закончился. Выходя из кабинета, я с удовольствием отметила, что дети из Непала вышли в окружении одноклассников. Скайуокер даже положил руку на плечо мальчика. А девочки что-то оживлённо обсуждали. Только штурмовики прошли мимо группы, демонстрируя безразличие. Но я надеялась, что когда-нибудь и к ним найдётся ключик.

На парковке меня, как и обещал, ждал патрульный офицер. Он велел следовать за ним, и я благополучно добралась до колледжа.

Группа мне понравилась. Меня даже ожидал сюрприз: одна девочка оказалась русской, из Москвы. Одна, красавица Изабелла, – из Испании. Все ребята – «чистокровные» американцы.

Мы для начала познакомились и определились с темами, которые им хотелось бы изучить подробнее.

На обратном пути домой меня ожидали три сюрприза в виде дорожных знаков. Я поехала назад, точно следуя инструкциям полицейского: по старой, безлюдной, полу – заброшенной дороге.

Первым знаком, от которого на меня напал хохот, был этот, рядом с частным зоопарком, к которому от трассы вела узкая тропинка через лес:

«Пожалуйста, позаботьтесь о своей безопасности!

Не стойте, не сидите, не залезайте и не облокачивайтесь на ограду зоопарка.

Если Вы упадёте, животные могут Вас съесть,

И это может привести к тому, что они заболеют.

Заранее благодарим»

До сих пор не знаю: это была шутка или серьёзная тревога за жизнь обитателей: но на ограду я не полезла.

Через минут двадцать меня ждал другой сюрприз: Объявление на придорожном кафе:

«ВСЕГДА ОТКРЫТЫ

Закрыто»

Я подёргала за дверь. Второе слово не шутило. Кафе выглядело не живее лежащего поблизости бревна. Причём, бревно загораживало мне часть дороги. Выглядело оно не очень тяжёлым, и я решила его убрать. Когда я оттаскивала бревно в глубь леса, мой взгляд зацепился за какую-то табличку, метрах в десяти от меня. Любопытство победило усталость, и я направилась к светлому пятну на понуро и одиноко стоящем столбике. Оно гласило:

«В этом месте – первого апреля 1780 года —

Ничего не случилось».

Из этой информации я поняла, что первоапрельские шутки и в восемнадцатом веке были уже популярны. Со мной тоже больше ничего не случилось до самого дома.