Текст книги "Господа Игры, том 2"

– Ты ни черта не понимаешь! Она хотела меня убить не из ненависти, а из милосердия! Чтобы не было новой войны с Дрезденом и Монсальватом, нерожденных детей и братских могил с неопознанными телами! Чтобы и мне не сидеть в такой же тюрьме, когда я стану неугодна Ишанкару! Вот почему она хотела моей смерти! А теперь поздно меня выносить! Раньше надо было! Теперь ни черта у вас не получится!

– Тайра, – прервал ее Йен. – Успокойся. Это приказ. И ты, Морис, тоже заткнись. Пожалуйста. Будьте оба благоразумны, раз уж и Зулейха не такая сумасшедшая, как мы все думали.

Морис надулся, но замолчал. Тайра досчитала до пяти и, насколько смогла, постаралась выровнять свои эмоции.

– Почему ты не уничтожила Дрезден? – спросил Йен. – Ты могла бы это сделать, и посох тебе для этого совершенно бы не понадобился. Почему остановка времени?

– Я не придумала ничего лучше, сэр, да и никакого намерения повоевать у меня изначально не было. Если бы я убила этих людей, их место заняли бы другие и никакой сатисфакцией ситуацию было бы не исправить. Мы влезли бы в войну, и к Дрездену присоединились бы и Монсальват, и все прочие, уставшие от мира и дипломатии, а на нашей стороне не было бы никого. Я не Зулейха. Я не готова лишить мир равновесия. Я не хочу, чтобы вас всех убили в попытке защитить меня и Ишанкар.

– Видишь? – хет Хоофт обернулся к Гиваршу. – Она все еще в своем уме.

– И где был ее ум, когда она отключила Саида? А когда поперлась с Геертом на Караджаахмет? Ум – это что, ее избирательная особенность? Ты, кажется, учил ее думать, так почему она до сих пор идет на поводу у своих девчоночьих эмоций? А, Йен?

– Это моя вина, что все обернулось именно так.

– Вашей вины нет, сэр, – Тайра постаралась его успокоить.

– Я даже представить себе не мог, что ты заберешь сердце Зулейхи именно сейчас, что ты вообще сможешь его забрать… И что Марк будет действовать против Геерта, тоже не представлял: они же всю жизнь вместе и никогда не воевали друг против друга.

– Берут пример с нас, сэр.

– Мы против своих не воюем, – не согласился ′т Хоофт. – Мы всего лишь играем. И кто бы ни вышел победителем в партии, в итоге в выигрыше всегда остается Ишанкар.

Спорить было бессмысленно: Наставник был прав.

– Что теперь, сэр?

– Теперь? – ′т Хоофт посмотрел на часы. – Теперь мы пойдем к Бергеру.

– На растерзание, – вставил Гиварш.

– А потом, когда вернемся, Морис определит твои новые параметры. А дальше посмотрим. Может, все же повезет повоевать с Ангерштайном.

– Не дури, Йен, – Морис встал с дивана. – Пойдем, послушаем господина Ректора. Впрочем, я уже могу предположить, что он скажет. А ты, моя сладкая, иди к нам в вампирятник. Думаю, первые несколько дней поживешь у меня. Заодно мы за тобой понаблюдаем.

Тайра поклонилась, и ′т Хоофт с Гиваршем ушли по лестнице вниз.

Год 4-й ректорства сэра Бергера, весна,

7 дней после Караджаахмет

Морис плавно вывернул из-за скамейки и присел рядом с Йеном. Тот даже не посмотрел в его сторону, продолжая созерцать опадающие лепестки урюка и прозрачный даже вечерами весенний воздух где-то в районе дерева. Неделя прошла быстро и незаметно, или это у Гиварша создавалось такое впечатление, потому что все эти вечера он видел Йена на этой скамейке практически в одной и той же позе. Морис не торопился, но философская бездеятельность ′т Хоофта его слегка раздражала. С другой стороны, он и сам понятия не имел, что теперь делать, поэтому мог с чистой совестью сидеть рядом и бессмысленно пялиться на вечноцветущий урюк и темную гладь пруда.

Гиварш старательно сбрасывал попадающие на одежду лепестки и ждал, прикидывая, как бы начать разговор, и ему все сильнее хотелось съязвить, но сейчас злить и без того находящегося в хрупком душевном равновесии Йена было неправильно, однако желание вывести его из себя, чтобы он, разозлившись, наконец-то начал делать хоть что-нибудь, было просто маниакальным.

– Чем занимаешься? – спросил Гиварш, понимая, что вопрос просто идиотский, и что не съязвить все же не удалось.

– Думаю, – спокойно ответил Йен, – как заставить дерево вернуться в прежнее состояние.

– Это и правда задача первостепенной важности, – Гиварш опять не удержался.

– Зря ерничаешь, – ′т Хоофт наконец-то посмотрел в его сторону. – Этот абрикос, если бы я мог заставить его снова превратиться в обычное дерево, был бы сейчас как раз кстати.

– Ну, – Гиварш скорчил скорбную мину, – даже если ты и справишься с ее урюком, время от этого назад не потечет, и она это знает. И ты это знаешь. И все это знают.

– И что теперь? У меня что, нет права на надежду?

– Понятия не имею, на что там у тебя есть права. Точно только то, что у тебя нет права на отчаяние. В конце концов, все не так плохо.

– Докажи, – попросил ′т Хоофт и приготовился слушать.

– Ангерштайн больше не имеет к нам претензий.

– Потому что он удовлетворен.

– Логично.

– Он нас сделал. Меня и Редегера. А точнее, меня, так как это я втянул Геерта в наши игры. Тайра, конечно, сглупила не то слово как… Действовала на эмоциях, а ведь уже не раз на этом попадалась и знает, что ничего хорошего от таких решений ждать на следует… Почему Редегер ей подыграл, я не знаю. Поверил на слово? Хм-м… Тоже вроде взрослый умный человек, гений комбинаторики, должен был понимать последствия. А вот Марк понимал. Это он дал своим приказ бить на поражение, если аль′Кхасса даст хоть малейший повод. Хоть видимость повода. Без его приказа ничего этого бы не случилось, и, хотя Редегер дал отбой дежурной паре, Ангерштайн объявил тревогу. Даже Геерта не пожалел. Это просто чудесная случайность, что Редегер остался жив. А Тайра… Марк полагает, что она умерла или под постэффектом и я запер ее в Башне. В общем, он думает, что она выведена из строя или надолго, или насовсем, вот поэтому он удовлетворен.

– И что тебе не нравится? Ты-то умеешь проигрывать. Ну сделал тебя Ангерштайн раз в жизни…

– Я-то умею проигрывать, – согласился ′т Хоофт, – но я не проиграл. Я остался при своей Ученице, а она Марку поперек горла уже не первый год. Он хотел не такой сатисфакции.

Гиварш промолчал, потому что возразить было нечего.

– Если бы не Бергер со своим приказом, – через некоторое время продолжил Йен, – я бы весь этот чертов Дрезден отправил к праотцам, а Марк бы ушел последним, чтобы всех своих проводить долгим взглядом.

– Но Бергер прав, – сказал Морис. – Теоретически по закону сатисфакции Ангерштайн имел полное право Тайру убить без посмертия, тут крыть нам нечем, кроме полного согласия с действиями Дрездена. Пока мы спокойны, пока ты, Йен, спокоен, – Гиварш сделал паузу, – мы в выигрыше, а Марк пусть и дальше бессильно злится. Он же уже признал сатисфакцию, так что сам виноват. А Бергер полностью прав, что связал всех по рукам и ногам: только войны с полчищем дрезденских коммандос нам не хватало. Итого и по этому пункту все хорошо.

Хет Хоофт невесело усмехнулся.

– Ну а по другим пунктам у нас как? – спросил он.

– Тайра вышла из переделки без постэффекта и без дисбаланса, – ответил Морис. – Интересно как.

– Действительно, очень интересно.

– Значит, ты пока не знаешь?

– Предполагаю, но надо проверить. Еще плюсы?

– Она не ушла, – Гиварш многозначительно посмотрел на Йена.

– Но обязательно уйдет, – добавил ′т Хоофт.

– По вашим некромантским меркам это вообще отлично, – отбился Морис.

Хет Хоофт вздохнул и покачал головой.

– Не грусти, Йен, – сказал Гиварш. – Всем сейчас дерьмово, но пока мы вместе, у нас есть шанс все исправить. Давай, занимайся своей Ученицей. У нее выпускные экзамены через пару месяцев.

– Не смеши меня, – без улыбки произнес ′т Хоофт.

– И не думал. А ты не расслабляйся. Хочешь отомстить Ангерштайну – сделай из Кхасси Некромантессу Ишанкара. Немного осталось. Еще пять лет – и ты свободен. Будешь сидеть в кресле-качалке и наблюдать, как твоя Ученица имеет Марка и Конвент в целом, а потому поднимайся и вперед, в Башню, – Морис указал ему направление, которое Йен и так прекрасно знал.

– У меня рабочий день три часа, как окончен, – напомнил Йен.

– Тогда иди домой и купи жене цветов и шоколада за то, что она тебя, такого мрачного типа, столько лет терпит.

– Ну а ты чем займешься? – спросил ′т Хоофт.

– Сейчас поужинаю, раздам распоряжения, накажу кое-кого… А потом посмотрим на твое поведение, помогать тебе или нет.

– С твоим умением все испортить, так лучше не надо, – ′т Хоофт встал со скамейки и неторопливо пошел по газону к дорожке.

– Тебя мама в детстве не учила, что воровать нехорошо? – как бы между делом спросил Морис, плотно закрывая двери своих покоев в ишанкарском особняке.

– Учила, – Тайра рассматривала в зеркале свое отражение в полный рост.

– А про то, что сначала надо думать, а потом уже делать, тебя учили? – он подошел и остановился в одном шаге позади нее. В зеркале Гиварш не отражался.

– Учили, – повторила Тайра.

– Так и в чем дело? Если тебя всему учили? – зло поинтересовался Морис. – Почему тогда ты сейчас в такой заднице?

На этот раз она не ответила, обошла Гиварша, не задев его даже полой платья, прошла на середину комнаты и остановилась, словно растерявшись. Она посмотрела на него через плечо, и Гиваршу вдруг стало стыдно за то, что он опять попытался ее отругать. Он подошел к ней и ласково погладил ее пальцами по щеке.

– Ну прости. Не сдержался. Я злюсь, только еще толком не понял, на кого, а досталось опять тебе, моя сладкая. Впрочем, считай, что тебе повезло. Ты еще Бергера не слышала. Хорошо, что тогда тебя с нами не было.

– И что он вам сказал?

– Йен не рассказывал? – удивился Морис.

– Нет.

– Понятно, – Гиварш вздохнул. – Ну что Бергер тогда сказал… Был в гневе. Я даже предположить не мог, что он умеет так злиться. Кричал, что мы все идиоты, что он нас предупреждал, чтобы мы не играли друг против друга даже в развлекательных целях, а мы все равно действовали поодиночке и каждый в своих интересах, вот и получили результат. Сказал, что столько лет мы пытались сберечь некромантессу от внешних врагов, чтобы угробить ее изнутри… Мол, стоило ли так стараться. Еще сказал, что в гробу видал Ишанкар, если тебя не станет. Было страшно. Саид был белый, как погребальное полотно, и Нурали тоже не ожидал, что Бергер просто берсерк. В общем, всем досталось, поэтому сейчас все тем или иным образом выведены из строя.

– Это как?

– Нурали и аль-Малик теперь долго из своих бумажных нор носов не покажут. У них, я полагаю, психологический шок, – Гиварш радостно осклабился. – Йен в прострации, Бергер в политике… Змей вообще еле живой, ему нужно время, чтобы прийти в себя. Ему больше всех досталось.

– Это каким же образом? – Тайра почувствовала неприязнь, услышав его имя.

– Ну он же из-за Второго Перехода за считанные минуты до Караджаахмет добрался, а так делать ни в коем случае нельзя. Трейсеры почему так долго на маршрутах? Потому что на путь нужно время. У подпространства другая физика, часто несовместимая с физикой нашего мира, трейсер должен привыкнуть, подогнать пространство под себя. Они, бывает, по нескольку дней на одном месте стоят, перед тем как следующий шаг сделать. А Змей все это проигнорировал, прыгал сквозь коридоры, и у него теперь трейсерская декомпрессия, а был бы он простым смертным на двух ногах, не выдержал бы.

– Я не знала про все это.

– На интерне будешь учить. А когда Змей из теней вывалился, как раз твоя Ииса растаяла, и мы тогда повоевали немного с Дрезденом, ты же знаешь, – как бы извиняясь, сообщил Морис. – Такая каша была, Бергер вопил, чтобы мы прекратили, но это было невозможно, и они со Змеем закрывали нас от Дрездена и Дрезден от нас. Змея выносили в первую очередь, как и Йена. В общем, прошло какое-то время, прежде чем все прекратили кастовать почем зря. Хет Хоофт-то – нечисть, он чужих жизней попил, и ему ничего, а Змей получил прилично.

– И как он?

– А что, переживаешь за животное? – Морис снова обнажил клыки.

– К собственному неприятному удивлению, да.

– Почему неприятному?

– Я на него в обиде, – призналась Тайра.

– Это пройдет. И Змей выберется, хотя отходить будет долго. Варфоломей его лично курирует, а он наш лучший целитель. Все с ним будет нормально, Кхасси.

Змея было жалко, даже сквозь обиду и боль, но показывать это Гиваршу Тайра не захотела.

– А Бергер? – осторожно спросила Тайра. – Ему ведь от Дрездена досталось, как и Змею.

– Он уже в порядке. И он тоже о тебе думает, – Морис хорошо понял, о чем на самом деле она хотела спросить. – Но ты же его знаешь: он свои настоящие чувства напоказ не выставляет. Молчит, строит какие-то планы у себя в голове, делает странные ходы… Так и после эль-Хасы было. Я понимаю, ты бы хотела, чтобы он пришел к тебе, обнял, сказал, что все будет хорошо… Он придет, когда разберется с неотложными делами и когда сможет говорить с тобой без обвинений и кома в горле. Будет шутить и делать вид, что все как прежде… Он тебя любит, Кхасси. То, что он сейчас не с тобой, лучшее тому подтверждение.

– Когда это игнорирование стало подтверждением любви?

– Он не избегает встречи. Он будет говорить с тобой, когда у него будет какой-то результат. Когда он сможет выпустить тебя из Ишанкара без опасения, что у Первого Рубежа тебя встретит Дрезден, Монсальват или Лига. Он не сидит в своем кабинете в обнимку с бутылкой. Он даже дома появляется раз в три дня.

– Тем более он мог бы найти время, дойти до Башни и сказать мне пару слов.

– О чем? – Морис искренне не понимал. – О том, что ты наделала непростительных ошибок, подставила под удар Ишанкар, почти загубила свою и Йена жизнь, и я тебе могу сказать, и сказал уже не один раз. Хочешь услышать то же от Бергера? Он в гневе в выражениях не стесняется. О чем вам сейчас говорить?

– О том, что ему не все равно, что со мной.

– Ему не все равно. Никогда не было все равно. Поэтому он и стал Ректором.

Тайра отвела взгляд. Может, и правда ее обиды и обвинения были напрасными… А может, Морис рассуждал с позиции мужчины, слезы и сопли для которого были непозволительны… Тайра такой сильной не была и обязательно поплакалась бы Горану в плечо, если бы он его подставил.

– Мне страшно, Морис.

– Мне тоже, но есть два варианта дальнейшего развития событий. Или мы будем бояться вместе, или мы вместе будем что-то делать, – сказал он.

– Вместе с тобой?

– Пока вместе со мной. Йена сейчас лучше не трогать: неизвестно, чем это кончится. Он или взорвется, или уйдет в глубокую депрессию, а и то и то для нас сейчас плохо. Бергер пусть занимается дипломатией: ему весь его доныне невостребованный университетский опыт пригодится, чтобы отвадить от нас и развести по сторонам Лигу, Дрезден, Монсальват и прочие гильдии. Так что пока со мной.

– Ну и что мы с тобой будем делать?

– Начнем с мелочей, – Гиварш усадил ее на диван и повернулся к ней лицом. – И начнешь ты. Слушаю. Итак, первое – это…?

– Учеба, – Тайра вытащила из вазочки возле дивана апельсин и принялась его чистить. – Тут все просто. Сначала разберусь с ЛГУ. Возьму у Макса какую-нибудь справку о страшной болезни и напишу заявление на академический отпуск. Ксандер отнесет в деканат, а когда я не выйду из академа, меня просто тихо отчислят.

– Зачем такие сложности?

– Чтобы Рахиль Самуиловна не подумала, что меня таки увезли на Лубянку, и не начала копать, а она может, у нее связи еще с советских времен.

– Идет, – согласился Морис. – Дальше?

– Дальше Торфиорд. Тут еще проще. Я просто не вернусь и все. Мне ведь все равно не нужен их диплом.

– Тебе он просто противопоказан.

– Хотя в Торфиод я все же схожу. Есть одно дело к госпоже Гу. Давно хотела попросить, но все боялась, а теперь, думаю, она не откажет.

– И какое дело?

– Ранию надо пристроить. Она в человеческом мире жить не умеет, а так окончит Торфиорд и пойдет в Лигу служить.

Гиварш немного похмурился, но потом, не увидев никаких негативных последствий, возражать не стал.

– Дальше?

– Пока с мелочами все, – она собрала шкурки в горку и разломила апельсин пополам.

– Это радует, – подытожил Морис.

– Что именно?

– Что желание оторвать голову Ангерштайну для тебя не на первом месте.

– Так это и не мелочь, – Тайра отложила апельсин, так и не съев ни одной дольки.

Морис три секунды помедлил, а потом протянул руку и погладил ее по голове.

– Кхасси… То, что мы сейчас имеем, объективно – твоя вина. Результат твоей наивности, доброты, веры Бога и в старые легенды и, как сказал Йен, еще и злости. В основном злости. Субъективно – Ангера я бы загрыз, потому что ты моя семья, и я люблю тебя и буду защищать, даже если ты будешь творить такие глупости.

– Герр Ангерштайн дал команду о ликвидации, хотя знал, что я не собираюсь поднимать Зулейху. Он ведь слышал наш с герром Редегером разговор, я уверена, что дежурная пара все ему транслировала. Речь шла только о том, чтобы вернуть ей сердце. Ангерштайн же некромант, ректор Академии, он сто процентов знает: от того, что кто-то положит в могилу недостающею часть тела, оно само собой не соберется и не оживет. Даже герр Редегер это знал, хотя и трейсер. Зачем Ангерштайн отдал такой приказ?

– Перестраховался.

– Это превышение допустимой самообороны.

– Не в случае, когда противником значится некромантесса.

Тайра недовольно вздохнула и не стала продолжать.

– Я понимаю твой гнев на Ангера, но и его я понимаю тоже, – сказал Морис. – Сделай выводы и больше никогда, никогда не поступай сгоряча. Для некромантесс это трудно, вы эмоционально нестабильны, но ты справишься. После такого урока точно. И, как бы там ни было, это действительно еще не конец света.

Тайра откусила половину апельсиновой дольки – апельсин оказался неожиданно кислым. Морис пробовать даже не стал.

– Ты правда не сможешь меня реплицировать? – прожевав, спросила она.

– Правда.

– Почему?

– Потому что Йен так сделал. Тебе было еще четырнадцать. Он наложил на тебя то же заклятье, что и на свою дочь: не хотел никому давать даже потенциальную возможность снова и снова загонять тебя в реплицированное тело. Эта магия необратима. Я это и в тот раз знал, но все равно пытался создать тело Софи, но ни разу ничего не вышло, так что и твое тело воспроизвести нельзя, это наверняка.

– А если бы не было этого заклятья, можно было бы меня вернуть?

– Нет, моя сладкая, – Морис подсел ближе и обнял ее.

– Почему?

– Потому что ни одна из некромантесс никогда не могла выжить в чужом теле: они просто не выдерживали вашей магии.

– Даже собственные реплицированные тела?

– Даже собственные. Я пробовал и это. Полагаю, тут не обошлось без вмешательства Сэла. По крайней мере, у меня складывалось впечатление, что это тоже какая-то ваша некромагия, но доказать я ничего не могу, а добиться правды от Сэла, сама знаешь… Репликация на телах некромантесс не работает.

Он замолчал. Она задавала ему эти вопросы уже не первый раз, но Морис отвечал на них, будто слышал впервые. Ей надо было привыкнуть к тому, что в этот раз, скорее всего, чуда не случится.

– Знаешь, это как про Чапаева, – вдруг сказал Тайра. – Есть у нас такой национальный герой, который всех победил и утонул в реке, пытаясь доплыть до своих. И я, помню, в детстве каждый раз, как смотрела этот фильм, надеялась, что он не утонет.

– Ты не утонешь. Я не позволю.

Она освободилась от его объятий и снова взялась за тот же кислый апельсин. Оранжевый сок потек между пальцев, она облизала руку и засунула в рот дольку целиком.

– Мне надо уйти из Ишанкара.

– Еще рано. У тебя есть два с половиной месяца. Раньше, чем закончатся выпускные экзамены, тебя из твоей комнаты никто не выгонит.

– Я не могу тут больше оставаться. По коридору спокойно не пройти: все оборачиваются или просто застывают с выпученными глазами. Со всех сторон только жалость и страх. Надоело.

– Есть куда уйти?

– Нет.

– А Ксандер Дарнелл?

– Ксандер Дарнелл – выпускник Дрездена, – Тайра с укором посмотрел на Мориса. —У него сейчас и так будут из-за меня неприятности, и усугублять я не буду. Сниму квартиру где-нибудь…

– Где?

– Не знаю.

Морис потянулся в Арсенал и выложил на диван несколько ключей с брелоками с видами городов.

– Пока думаешь – пользуйся этим. Вена, Прага, Тулуза, Кельн, Брюгге… Что-нибудь понравится. Только сообщи, где мне тебя искать, а то пропадешь без вести.

– Спасибо, – Тайра собрала ключи и спрятала их к себе. – Я потом верну.

– Не торопись. Это далеко не все мои владения. Просто Париж и Дрезден, уж извини, не предлагаю.

Она усмехнулась и снова вернулась к своей печали.

– Кхасси, – Морис поймал ее взгляд. – Все будет хорошо.

– И что для этого надо сделать?

– Начать с мелочей, я же уже сказал, – он загадочно улыбнулся. – И сначала надо что-то сделать с твоим внешним видом. Тело у тебя для твоего возраста просто отличное. Грудь на месте, и бедра тоже в форме.

– Потому что я не рожала и навряд ли теперь рожу.

Гиварш знал, что она права, но оставил ее замечание без ответа.

– Лицо тоже в порядке. Молодец, что не курила. Морщинки можно подправить, – он дотронулся пальцем до ее лица, – хотя мне и так нравится. В общем, с морщинками тебе к косметологу или стилисту.

– К Максу, что ли? – Тайра впервые улыбнулась. – Мне как-то не по возрасту ходить в рваных джинсах и звенеть бусиками.

– Макс отдыхает, – Гиварш тоже улыбнулся. – Он еще месяц будет рыдать. Смотри, не расстраивайся, если он еще и в обморок упадет, когда тебя увидит, поэтому пока твоим стилистом буду я.

– И чем ты будешь заниматься, если я для своих почти пятидесяти и так неплохо выгляжу?

– Ну подкорректировать всегда есть что, поэтому для начала я займусь твоими волосами, – он намотал на палец ее прядь с хорошо заметной сединой. – Надо вернуть им цвет.

– А седые волосы разве не мертвые? Ты же не некромант. Ты и такое можешь?

– Я – нет, – Морис отрицательно покачал головой. – Но знаю двоих специалистов как раз по этому вопросу.

– И кто это? – с недоверием спросила Тайра.

– Шварцкопф и Хенкель, – и Гиварш, довольный своей шуткой, осклабился и вынул из Арсенала краску для волос.

Гудрун докурила последнюю, вернула пепельницу на стол, села в кресло и закрыла глаза. Задернутые шторы создавали в кабинете полумрак, и, проведя при включенном ночнике последние сутки, Гудрун вообще запуталась во времени. По ее внутренним часам сейчас было раннее утро, но весеннее солнце уже высоко стояло над фьордом, и первая смена уже давно покинула аудитории.

Штернфогель последнюю неделю грустил и не хотел идти домой к детям и внукам, но и на службе не хотел оставаться один, и, в очередной раз молча присутствуя в его кабинете, Гудрун снова увидела, что для этой службы он уже слишком стар. Фогель был почти что ровесником профессора Тана, и, хотя он всегда выглядел бодрым, Гудрун знала, что он устал. Делами Лиги сейчас управлял Гуэрра, и Гудрун была рада, что хотя бы кто-то из высшего командования не выбит из колеи. Гуэрра просто не знал аль′Кхассу.

Гудрун ждала вестей. Хоть от кого-нибудь, хоть какого-нибудь намека о том, жива она или нет, и по большому счету ей было неважно, начнется ли война Ишанкара и Дрездена, но Ишанкар молчал как ни в чем не бывало. Гу знала, что весь магический мир затаился в напряженном ожидании, гадая, чью сторону принять в намечающемся конфликте, и даже признавший сатисфакцию Ангерштайн был настороже, но Ишанкар не делал ровно никаких заявлений. Не предъявлял претензий. И не объявлял траур.

Гудрун знала достаточно, чтобы не позволить себе обманутся. Йен запретил траур по аль′Кхассе и в прошлый раз, и почти сорок дней Ишанкар терпеливо ждал ее возвращения, но Гу была твердо уверена, что события не повторяются. Йенова девочка получила от боевой элиты Дрездена, и даже если она выдержала удар, наверняка ее накрыл постэффект, и если она еще не сошла с ума, то такая перспектива была вполне вероятна. К тому же Йен не явился на последний Конвент… Кто знает, что происходит сейчас в его Башне. На вызовы он не отвечал, как если бы его самого больше не существовало.

Аль′Кхасса появилась из ниоткуда и ушла в никуда. Взрослая некромантесса, которую Ишанкар скрывал от мира восемнадцать лет. Гу надеялась, что она переживет своих предшественниц, но пока Зулейхе повезло больше всех остальных.

В ее комнате в служебной квартире Мэл не осталось ни единого напоминания о том, что аль′Кхасса вообще жила в Торфиорде. Ни одной забытой вещи, какой-нибудь заколки или косточки от любимых ею персиков, словно ее никогда и не было. Мэл не слишком нравилась аль′Кхасса, да и в последний год она редко появлялась в своем торфиордском логове, но ей тоже было жаль, что все окончилось именно так. Мэл сказала, что Дрезден поступил нечестно. Нечестно… Гудрун грустно усмехнулась. Аль′Кхасса бы изрядно удивилась, узнав, что Мэл, хоть и по-своему, но сожалеет.

Гу давно разрешила бы аль′Кхассе переехать в комнату к Ави, но ни одна ни другая не просили такого разрешения, будто не хотели усложнять друг другу жизнь: так и жили поодиночке каждая в своем мире. Ави, хоть ни разу не обмолвилась, конечно, знала, что аль′Кхасса некра… А Кхасса не подходила к ней слишком близко: берегла единственную торфиордскую подругу. А жили бы они вместе, может, и Ави уберегла бы ее от крестового похода на Караджаахмет… Гу не верила, что аль′Кхассе вдруг понадобилось поднимать Зулейху: Ангерштайн придумал повод и прятался за ним, правда, пока весьма успешно.

Гудрун ждала вестей, и наконец-то вчера с утренней почтой Эрна положила ей на стол абсолютно белый конверт. Гу боялась белого цвета с тех самых пор, как увидела Йена в длинном белом одеянии, больше подходящем какому-нибудь сказочному волхву, чем обычно закованному в черное с серебром Некроманту Ишанкара. Тогда, каждый раз встречая Йена, она благодарила Бога за то, что он так и не сподобил ее тридцать лет назад сказать ему, что она влюблена, и что Йен со своим безумным самоконтролем ни разу не поддался порыву и так ее и не поцеловал, и что в конечном счете Софи оказалась не их, а его с Магдой дочерью.

Гудрун созерцала конверт около получаса, а потом одним движением разорвала его по боковой кромке. Внутри оказался стандартный для переводников набор документов: академическая справка, выписки из личного дела, характеристика на студента, рекомендации… Рания Азиз. Все бумаги были подписаны Эстер. Все, кроме одной. Последний лист был абсолютно чист, если не считать прочерченной ручкой линии, сворачивающейся в первую букву греческого алфавита. Альфа была живая, свежая, написанная не позднее вечера до отправки конверта, (Гудрун не один раз просканировала ее всеми доступными ей способами), но самое главное, что эта буква была написана рукой Тайры аль′Кхассы, а это означало, что девчонка все еще жива. Хотя, раз Айзекс согласилась подготовить документы сбежавшей от них девицы, это могла быть ведьмина последняя воля.

Гу открыла глаза и нажала кнопку коммуникатора.

– Эрна, зайди ко мне.

Секретарша просочилась в кабинет – Гу даже показалось, что она не открывала двери, – и застыла у входа, ослепнув от темноты.

– Свет включи и подойди сюда, – приказала Гудрун, стараясь, чтобы ее голос звучал не слишком жестко. – И шторы открой. И окно тоже.

Гудрун на несколько секунд зажмурилась, привыкая к яркому свету и свежему, выгоняющему запах табака, воздуху, потом взяла со стола конверт и продемонстрировала его секретарше.

– Это получили со всей почтой?

– Нет, мэм, – Эрна смотрела на нее глазами лани, и Гу подумала, что именно это придает ей почти вечно испуганный вид. – Это принесла Ави Коэн, сказала, что это передали с нарочным из Ишанкара.

– Поубиваю всех! – сквозь зубы произнесла Гу и вышла из кабинета, оставив секретаршу без дальнейших указаний.

Ави открыла не сразу, она вообще не принимала у себя гостей, но Гудрун была настойчива, к тому же с ее манерой стучать в дверь Ави уже была знакома. Как только дверь приоткрылась, Гу вошла, бесцеремонно отстранив хозяйку комнаты, но, сделав три шага, остановилась. Вот уж кого она точно не ожидала здесь увидеть…

Айгер поставил стакан и, хотя нетвердо держался на ногах, встал по стойке смирно. Ави так и осталась у входа, прислонившись спиной к дверному косяку.

Гудрун подошла к столу и села на стул, который до того занимала Ави, оглядела нехитрую закуску и наполовину пустую бутылку и неодобрительно покачала головой.

– Вольно, – сказала она, и Айгер с облегчением вернулся на кровать. – И тебе, Авишаг Коэн, тоже вольно.

Ави села рядом с Айгером и уставилась на свои шнурованные черные ботинки, и Гудрун подумала, что сколько она ни видела ее за эти четыре года, Ави даже летом была в берцах. Айгер взял со стола стакан и одним глотком допил водку.

– Неделю пил за упокой, теперь будешь неделю пить за здравие? – строго спросила Гу.

– Уже знаете, – криво улыбнулся Айгер. – А что, не повод?

– Госпожа Командор, мэм, – стальным голосом добавила Гу.

– Госпожа Командор, мэм, – повторил ван Хинкес.

Гудрун его вопрос проигнорировала и взглянула на Ави.

– Почему ко мне не пришла?

– Она просила передать в приемную, мэм, – не поднимая глаз, ответила Ави.

– Значит, нарочный из Ишанкара… У тебя была аль′Кхасса? Сама?

– Да, мэм.

– А ко мне она почему не пришла?

– Не могу знать, мэм.

Гудрун вздохнула, повернула к себе бутылку и минуту изучала этикетку.

– Почему водка?

– У них так положено, госпожа Командор, мэм, – буркнул Айгер.

– У кого? – Гудрун знала, что крепкие напитки в Ишанкаре были строго запрещены.

– У русских.

– Она еще и русская, – Гу еле сдержалась, чтобы не выругаться. – Ну тогда понятно, почему они с Гораном нашли общий язык!

Айгер усмехнулся, но комментировать ее слова не стал. Гу некоторое время смотрела на него, а потом все-таки разразилась потоком ругательств на родном языке.

– Сэр Бергер, значит, – наконец сказала она. – Старый пацифист оставил-таки после себя подарочек, да еще с каким бонусом! Чтоб они там все жили вечно!

– Вот это вряд ли, – Айгер, не стесняясь Гу, налил себе еще.

Гу выждала пару секунд и простеньким заклятьем выбила стакан у Айгера из рук.

– Заканчивай. Это приказ.

Он исподлобья посмотрел на Гудрун и не ответил, но, раз он все еще неплохо соображал, Гудрун сделал вид, что этого нарушения субординации не заметила.

– Ну и как она? – Гу снова обратилась к Ави.

– Примерно как вы, мэм, – Ави подобрала с пола стакан и поставила его на стол.

– Не поняла.

– Выглядит примерно как вы. В смысле возраста.

– На пятьдесят лет?

– А вам что, пятьдесят? – заинтересовался Айгер. – Госпожа Командор, мэм.

– Мне больше, – Гу смотрела на Ави. – Ави?

– Она сказала, что Гиварш дал ей сорок семь. Определил по каким-то вампирским тестам. Так она и выглядит. Только волосы выкрасила в черный, чтобы седину не было видно, и еще это… – Ави нарисовала пальцем в воздухе спираль. – Химическая завивка, – кажется, это так называется.