Текст книги "Помнит ли мир спасенный?"

Глава 4
Наука и искусство воевать: просчеты и достижения

1. Военно-доктринальные установки СССР в межвоенный период

Великая Отечественная война закончилась победой советского народа и его Вооруженных Сил. Этот результат был достигнут неимоверными усилиями всего народа и армии, ценой больших потерь. Несмотря на первоначальные поражения и многие неудачи, условием победы наряду с другими факторами явилось превосходство военного искусства над военным искусством нацистской Германии.

В связи с этим тезис о том, что Красная Армия воевала в основном «массой», «заваливая противника трупами», а не умением – не состоятелен. Германия вместе с завоеванными европейскими странами, которые, став ее союзниками совершили совместную агрессию против Советского Союза, имела не меньше, а даже больше людских и материальных ресурсов, чем СССР. Во имя достижения своих целей Третий рейх не останавливался ни перед какими жертвами, но, тем не менее, потерпел поражение.

«Завалить оккупанта трупами», активно противостоять агрессии, изгнать врага со своей земли без помощи союзников, иметь безграмотных военачальников… Что-то не то… Следовательно, без умения воевать победу одержать невозможно.

До войны и в ходе нее по важнейшим вопросам строительства, подготовки и применения Вооруженных сил СССР существовали различные военно-теоретические взгляды, разной была и результативность их реализации на практике. Их действенность зависела от многих факторов, в том числе от качества управления силами и средствами, боевой готовности войсками, уровня подготовки военных кадров и их мастерства, а также от иных условий, что во многом предопределило поражения и будущие победы.

Военная доктрина Германии была основана на теории тотальной войны, рассчитанной на максимальную мобилизацию всех сил и средств своей страны и оккупированных территорий в целях завоевания мирового господства. В стратегическом плане главная ставка делалась на молниеносную войну. Расчет строился на том, чтобы, вложив в первый внезапный удар все имевшиеся в наличии силы, ошеломить противника и разгромить его в кратчайшие сроки.

Победы, одержанные вермахтом в первый период Второй мировой войны, дали его войскам неоценимый опыт, а Германии – материальные ресурсы большей части Европы. Теперь это была массовая, хорошо вооруженная и хорошо сколоченная армия, значительная часть личного состава которой имела высокую профессиональную подготовку.

В целом, к началу вторжения на территорию СССР германская армия была к этому времени намного лучше оснащена, полностью отмобилизована, имела военный опыт, высокий моральный дух, обусловленный легкими победами в Европе. Боеспособность немецких солдат, их воспитание и выучка во всех родах войск были высокими, наиболее качественно были подготовлены танковые и авиационные части. Все это важно знать, чтобы иметь представление, с какой силой столкнулась Красная Армия.

В СССР с начала 30-х годов вопросы подготовки к возможной войне были постоянно в поле зрения политического и военного руководства страны. Их официальное решение отражалось в военной доктрине советского государства. Наряду с этим шел постоянный поиск наиболее эффективных способов ведения вооруженной борьбы.

Международная обстановка, государственные интересы защиты Отечества требовали дать ответы на ряд сложных вопросов, связанных с определением вероятных противников и возможной военной угрозы, характера будущей войны, направленности военного строительства и боевого применения Вооруженных Сил. Ответы на них и составляли основу военной доктрины. Другое дело, насколько они были обоснованными.

Так как политическая сторона советской военной доктрины исходила из приверженности к миролюбивой политике, в военно-политическом плане доктрина носила оборонительный характер. Изначальным положением считалось утверждение, что теперь войны ведутся народами, а для ведения их нужна прежде всего мобилизация всех сил и средств государства. Большое значение придавалось моральному и экономическому факторам. С учетом всего этого прилагались огромные усилия для индустриализации страны, повышения ее экономической самостоятельности и оборонной мощи.

При разработке военно-политической части в доктрине учитывалась возможность коалиционного выступления капиталистических государств против СССР. Ответ на вопрос – против какого противника конкретно необходимо готовиться воевать в первую очередь, стал четко вырисовываться с приходом в Германии к власти нацистов, зарождением блока фашистских государств и активизацией антисоветской политики со стороны Японии. Именно с этого времени во всех оперативных планах Генерального штаба неизменным оставалось положение, что Советскому Союзу надо быть готовым к войне против Германии на западе и против Японии – на востоке.

Таким образом, советская военная доктрина исходила из возможности ведения войны на два фронта против коалиции нескольких государств. К сожалению, понимая неизбежность военного столкновения с Германией и Японией, советское руководство недостаточно верно оценивало вероятные сроки начала агрессии.

Ключевой ошибкой была установка, что Германия не решится вести войну одновременно на двух фронтах в Европе, а вторжение в СССР осуществит только после выхода Великобритании из войны. По сути, это был чисто схематический подход, ибо после поражения Франции Англия, отделенная от континента проливом Ла-Манш, имеющим ширину на западе 250 км и 32 км на востоке, не представляла для Германии реальной угрозы в Европе.

При оценке продолжительности войны в СССР ориентировались прежде всего на длительную и ожесточенную борьбу с сильным противником, понимая необходимость рационального сочетания всех видов и родов войск в составе Вооруженных Сил. Однако в противоречие с этим вступали установки на быстротечный перенос военных действий на территорию противника.

На XVIII съезде партии в марте 1939 г. нарком обороны К.Е. Ворошилов заверил делегатов, что враг будет смят и уничтожен накоротке [1].

Некоторое отрезвление наступило только после советско-финляндской войны. Последовал отказ от тезисов «легкой победы» и «малой кровью». Но требовался не формальный отказ от этих лозунгов, нужна была коренная перестройка подготовки органов как управления войск, так и самих войск, на что времени уже не оставалось.

Необходимо отметить, что многие в принципе правильные социально-политические, экономические и военные установки по подготовке страны и Вооруженных Сил к отражению агрессии не были до конца претворены в жизнь. С большим опозданием, а в ряде случаев уже в ходе начавшейся войны пришлось осуществлять задачи перевода народного хозяйства, армии и флота с мирного на военное положение. Во время войны стержнем военной доктрины стало подчинение всей жизни страны и народа интересам отражения агрессии, избавления своей Родины и других стран от нацистского порабощения.

Военная доктрина и военная наука признавали правомерность как наступления, так и обороны, необходимость сочетания различных видов военных действий. Но все же основным их видом считалось наступление, и личный состав Красной Армии воспитывался в сугубо наступательном духе. В Полевом уставе 1939 г. подчеркивалось, что если и будет навязана война, то Красная Армия станет самой наступающей армией.

В военно-политическом плане такой подход не противоречил оборонительному характеру военной доктрины, ибо она исключала возможность развязывания войны и нападения на какую-либо страну со стороны Красной Армии. С военно-технической точки зрения речь шла о наиболее рациональных способах действий армии после того, как война уже будет развязана. Всемерно подчеркивалось, что советские люди не хотят войны, но готовы ответить ударом на удар или даже «двойным ударом» на удар агрессора.

Совершенствование отечественного военного искусства проходило с учетом опыта первой мировой и гражданской войн, в условиях все более нараставшей военной угрозы, под влиянием технического перевооружения армии и флота, повышения культурного и образовательного уровня личного состава Красной Армии.

Развитие военно-теоретической мысли шло далеко не гладко. Происходило столкновение различных точек зрения, шли острые споры по принципиальным вопросам теории и практики военного искусства, и тем не менее это приносило свою пользу. В начале 30-х годов военная мысль стала все больше монополизироваться, началось гонение на любое инакомыслие. Нередко научные аргументы подменялись политической демагогией, а «противникам» приклеивали нелицеприятные ярлыки.

К сожалению, немалая вина здесь лежит на М.Н. Тухачевском. Все началось с того, что на одном из проводимых им в 1931 г. военно-научных совещаний он назвал профессора А.А. Свечина «агентом интервенции империализма» и «агентом буржуазии», а позднее на заседании Коминтерна примерно с такими же обвинениями Тухачевский обрушился на профессора В.А. Меликова [2].

Вскоре и в военной печати, и в академиях началась настоящая травля этих крупнейших теоретиков, что не могло не отразиться на развитии военно-теоретической мысли в стране.

Во второй половине 30-х годов по военной науке был нанесен очередной удар: репрессиям подверглись наиболее видные теоретики и практики, а их труды были запрещены, кстати, и самого М.Н. Тухачевского. Тем не менее по ряду важнейших вопросов военно-теоретическая мысль настойчиво пробивала себе дорогу и в основном правильно отражала способы ведения вооруженной борьбы на современном этапе.

Вся теория военного искусства была пронизана духом решительных наступательных и маневренных действий. В случае агрессии предусматривалось вначале решительно отразить удар противника, а затем нанести мощный ответный удар с перенесением военных действий за пределы своей страны с целью сокрушительного разгрома врага.

Основным видом стратегических действий считалось стратегическое наступление, которое планировалось осуществлять в форме одновременных и последовательных фронтовых операций, проводимых объединениями и соединениями различных видов Вооруженных Сил. Флоты намеревались использовать как для ведения совместных с сухопутными войсками операций, так и в самостоятельных операциях.

Признавая маневренный характер операций и боев в будущей войне, советская военно-теоретическая мысль не отрицала и возможность возникновения сплошных фронтов. В связи с этим большое внимание уделялось проблеме прорыва обороны и развития тактического успеха в оперативный. С учетом этого осуществлялось развитие Вооруженных Сил, прежде всего танковых и механизированных войск, авиации, воздушно-десантных войск.

Выдающимся достижением советской военной науки и военного искусства по праву считается разработка теории глубокой операции. Суть ее сводилась к следующему.

Во-первых, в отличие от первой мировой войны, когда после каждого сражения по прорыву обороны складывалась, по существу, совершенно иная обстановка, которую и предвидеть-то никто не мог, а потому последующих действий даже не планировалось, теория глубокой операции предполагала прежде всего целый ряд операций, проводимых по общему замыслу, причем на большую глубину и до полного разгрома главной группировки противника.

Во-вторых, из предположения, что в ходе современной войны вполне возможно возникновение сплошных фронтов, эта новая форма операции открывала путь к решению одной из труднейших для войск задач. Имеются в виду прорыв подготовленной обороны противника путем одновременного огневого поражения ее на всю тактическую глубину, а также массированное применение пехоты, танков, артиллерии и авиации на избранных участках.

В-третьих, теория глубокой операции была, по сути, призвана вывести военное искусство из того позиционного тупика, в котором оно оказалось со времен Первой мировой войны, и решить главную задачу – развитие тактического успеха в оперативный и даже стратегический за счет ввода в сражение эшелона развития успеха (танков, мотопехоты, конницы), высадки воздушных десантов, а на приморских направлениях – и морских десантов с целью быстрого расширения участка прорыва в сторону флангов и стремительного развития наступления на всю глубину операции.

Следовательно, вместо серии последовательных сражений и ограниченных по глубине операций была создана теория действительно глубокой операции, наиболее полно учитывающая коренные изменения в характере вооруженной борьбы. В соответствии с этими положениями были разработаны и основы глубокого общевойскового боя.

Фронтовые операции планировались на глубину от 200 км до 300 км. Перед началом Великой Отечественной войны был сделан вывод о возможности проведения глубокой операции совместными усилиями нескольких фронтов в рамках стратегического наступления. Завоевание господства в воздухе, надежная противовоздушная оборона войск, сил флота и объектов тыла считались важнейшими условиями успешного ведения наступательных операций.

Следует отметить, что отдельные положения теории глубокой операции были восприняты в верхних эшелонах власти не сразу. М.Н. Тухачевскому, И.П. Уборевичу, А.И. Егорову, а также другим военачальникам пришлось приложить немало усилий, чтобы включить ее основы в уставы, а тем более внедрить в практику обучения органов управления и войск. В частности, когда В.К. Триандафиллов доказывал необходимость сосредоточения пяти-шести дивизий на участке прорыва фронта, некоторые военачальники, в том числе и К.Е. Ворошилов, недоумевали: быть такого не может, чтобы одна советская дивизия не могла справиться с дивизией противника. Триандафиллова В.К. обвиняли в «инженерском подходе», недооценке морального духа Красной Армии [3].

Однако Великая Отечественная война потребовала создания плотностей сил и средств значительно больших, чем предлагал в свое время Владимир Кириакович Триандафиллов – советский военный теоретик, которого многие военные историки считают отцом советского оперативного искусства.

В соответствии с теорией глубокой операции, как наиболее прогрессивной формы ведения вооруженной борьбы, предусматривалось глубокое оперативное построение войск. Стрелковые корпуса составляли «эшелон атаки». В течение первого дня наступления они должны были, используя огонь артиллерии и удары авиации, во взаимодействии с танками, непосредственной поддержки пехоты прорвать тактическую зону обороны противника. А механизированные и кавалерийские соединения составляли «эшелон развития успеха», предназначенный для маневренных действий в оперативной глубине и достижения конечных целей операции. Действия наземных эшелонов в радиусе 300–500 км обеспечивала авиация. Для захвата важных объектов в глубине вражеской обороны предназначались воздушные десанты.

На основе обобщения боевого опыта, в том числе и начавшейся Второй мировой войны, в теорию глубокой наступательной операции были внесены некоторые коррективы. На совещании высшего командного состава Красной Армии, проведенном в декабре 1940 г., отмечалось, что «с развитием современной авиации, военной техники, с созданием крупных быстро-подвижных соединений… фронтовая инстанция не может рассматриваться как структура стратегическая. Фронт превратился в организацию оперативно-стратегическую, включающую в свои функции и планирование боевых усилий армий, и непосредственное руководство ими в процессе развития операции» [4].

Учитывая место и роль фронта, предполагалось, что в своем составе он должен иметь 4–6 армий, в том числе 3–4 ударные, до 10 танковых и моторизованных дивизий, до 30 авиасоединений, а также другие средства усиления. Ударная армия, действующая на направлении главного удара, могла включать 3–4 стрелковых корпуса (14–18 стрелковых дивизий), механизированный или кавалерийский корпус, до 12 артиллерийских полков резерва Главного командования и 2–3 авиадивизии [5].

Оперативные расчеты боевого и численного состава объединений основывались на требовании создать на направлении главного удара следующие плотности: одна стрелковая дивизия на 2,5 км, 50-100 орудий и минометов, до 40 танков на 1 км фронта. В итоге ширина полосы наступления фронта могла достигать 300 км, армии – от 50 до 80 км, участок прорыва фронта – от 60 до 80 км, армии – от 20 до 30 км.

Глубина фронтовой наступательной операции составляла 250 км, армейской – от 75 до 100 км. Предполагалось, что продолжительность операции не превысит 15–20 суток, армейской – 10 суток. Пехота должна была наступать с темпом 10–15 км, подвижные войска – не более 50 км в сутки.

Механизированные корпуса могли вводиться в сражение в полосе до 20 км в целях завершения прорыва тактической зоны обороны либо после прорыва для развития операции в глубину или в сторону одного из флангов. Целесообразным считался ввод подвижной группы в первый же день операции, ибо, по мнению теоретиков, это лишило бы противника возможности выдвинуть к участку прорыва свои резервы из глубины [6].

Разрабатывались также вопросы организации и ведения обороны в оперативно-тактических масштабах.

Считалось, что оборона должна быть противоартиллерийской, противотанковой, противосамолетной, к тому же многополосной, глубоко эшелонированной. В боевой состав армии, действовавшей на важном операционном направлении, могло быть включено 12–15 стрелковых, 1–2 танковые и авиационная дивизии, до 5 артиллерийских полков резерва Главного командования. Армейское объединение оборонялось в полосе шириной 80-100 км и строило оборону, как правило, в один эшелон с выделением в резерв не менее двух дивизий, в том числе танковой.

Оборона армии состояла из передовой оборонительной зоны (глубина до 30 км), тактической зоны обороны (глубина 20–30 км), оперативной зоны обороны (глубина до 30 км), включающей район маневрирования армейскими резервами и тыловой армейский рубеж.

В неразрывной связи со стратегией и оперативным искусством решались вопросы тактики. Основные положения глубокого наступательного боя впервые были сформулированы в Инструкции по глубокому бою (1935 г.) и Временном полевом уставе РККА (1936 г.).

Наступательный бой рассматривался как общевойсковой, хотя такого термина тогда еще не было и в помине. Наступление могло начинаться на заблаговременно подготовленную противником в полевых условиях или в укрепленных районах оборону, а также против его войск, поспешно перешедших к обороне или ведущих маневренную оборону. При прорыве вражеской обороны главная роль отводилась стрелковым соединениям первого эшелона, усиленным танками и артиллерией из резерва Главного командования. Их боевой порядок состоял из сковывающих групп, резервов и огневых групп. Ближайшей задачей дивизии был прорыв первой полосы обороны, дальнейшей – выход ко второй полосе или ее прорыв.

При прорыве вражеской обороны важная роль отводилась организации артиллерийской подготовки и артиллерийской поддержки атаки, которая в зависимости от характера действий могла проводиться огневым валом или последовательным сосредоточением огня. Для решения этих задач в дивизиях создавались артиллерийские группы поддержки пехоты (ПП) по числу полков первого эшелона, в корпусах – группы дальнего действия (ДД) по числу стрелковых дивизий. Для разрушения долговременных сооружений противника предусматривалось формирование в стрелковых корпусах группы артиллерии разрушения (АР).

Поступавшие на усиление танки делились на две группы: дальнего действия и поддержки пехоты. Они должны были наступать впереди пехоты, ведя борьбу с вражеской артиллерией и танками.

Значительные изменения во взглядах на применение сил и средств в наступательном бою произошли на основе обобщения опыта советско-финляндской войны. На Пленуме ЦК ВКП (б) в марте 1940 г. Народный комиссар обороны К.Е. Ворошилов доложил об итогах войны с Финляндией. По рекомендации Пленума ЦК ВКП(б) 14–17 апреля 1940 г. состоялось расширенное заседание Главного военного совета с привлечением участников войны – командующих, членов военных советов, командиров корпусов и дивизий.

На этом совещании отмечались некоторые положительные результаты боевой и политической подготовки, но было обращено внимание на слабость вооружения и техники, низкую подготовленность приписного состава пехоты, неэффективное использование техники, слабость ближнего огня пехоты, ненадежность средств связи и управления в целом.

Стрелковые дивизии по численности и составу оказались громоздкими, с большими и трудноуправляемыми тылами. А стрелковые подразделения не овладели умением вести боевые действия зимой, не знали тактики лесного боя, не умели вести бой в окружении.

Плохо была поставлена служба обеспечения и регулирования. Было указано, что опыт и уроки боевых действий у оз. Хасан, на р. Халхин-Гол и освободительного похода в Западную Украину и Западную Белоруссию не были обобщены и доведены до войск. Многие командиры корпусов, дивизий, полков, только что назначенные на эти должности, не знали состава подчиненных соединений и частей, не имели опыта.

Много недостатков отмечалось и в партийно-политической работе. Все это затянуло ход боевых действий и привело к неоправданным потерям.

На совещании было принято специальное постановление по вопросам организации боевой подготовки, обучения и воспитания личного состава, а также по организации и устройству войск. Были пересмотрены штаты, разработаны новые уставы и намечены меры по улучшению снабжения войск.

Народный комиссар обороны 16 мая 1940 г. издал приказ № 120, в котором были подведены итоги боевой деятельности войск и поставлены задачи по боевой подготовке войск на летний период 1940 учебного года.

По проекту Полевого устава 1941 г. боевой порядок стрелковых соединений и частей стал подразделяться на боевые эшелоны, артиллерийские группы, группы танковой поддержки пехоты, резервы (общий, танковый и противотанковый). В стрелковых дивизиях и полках не исключалось создание вторых и даже третьих эшелонов. В корпусах и дивизиях кроме групп поддержки пехоты (ПП), дальнего действия (ДД) и артиллерии разрушения (АР) стали создаваться зенитные артиллерийские группы и противотанковые резервы.

Совершенствовались взгляды на построение обороны в тактическом звене. Учитывая все возраставшие возможности наступавших войск вероятного противника, сокращались полосы обороны: стрелкового корпуса – с 30–60 до 20–25 км, стрелковой дивизии – с 12 до 10 км.

В начале 40-х годов отказались от деления боевого порядка на группы. Теперь он состоял из боевых эшелонов, артиллерийских групп и резервов. Считалось, что тактическая зона обороны должна включать полосу обеспечения (предполье), позицию боевого охранения, основную (главную) и вторую полосы.

В инженерном оборудовании важное место на учениях отводилось созданию заграждений и препятствий всех видов как перед передним краем, так и в глубине обороны. Основным средством противотанковой обороны считался огонь артиллерии и танков. Противотанковая оборона создавалась по рубежам. В борьбе с вражеской авиацией предполагалось использовать зенитную артиллерию, а также огонь стрелкового оружия, особенно пулеметов.

Оборонительный бой намечалось начинать еще на дальних подступах к основной полосе, нанося по противнику удары авиацией и дальнобойной артиллерией. В полосе обеспечения в бой вступали передовые отряды, а затем подразделения, выделенные в боевое охранение. В борьбу за главную полосу обороны вводились основные силы стрелковых соединений.

В случае прорыва вражеских танков командиры соединений должны были проводить контратаку с целью задержать их продвижение. При условии значительного превосходства противника в силах и средствах допускался отвод войск на промежуточный рубеж с широким использованием засад, нанесением внезапных ударов по его наступающей группировке.

Важнейшим достижением советского военно-морского искусства в межвоенный период являлась разработка теории «малой войны» на море. Ее сущность заключалась в искусстве нанесения коротких ударов по противнику без отрыва от своих баз, незаметного сосредоточения сил для действий с разных направлений по главному объекту с целью поражения наиболее чувствительных мест неприятеля.

Значительное влияние на развитие военно-морского искусства в межвоенный период оказали проводимые маневры и учения. Полученные выводы послужили основой для выработки теории боевого применения сил флота. Наиболее эффективным способом решения задач его малочисленным составом был признан сосредоточенный (комбинированный) удар по превосходящему противнику. Под комбинированным ударом понималась одновременная атака противника надводными кораблями различных классов, подводными лодками и авиацией с использованием, при наличии возможности, артиллерии береговой обороны и минно-артиллерийских средств [7]. Комбинированный удар признавался основным, наиболее трудным способом ведения боевых действий на море.

Сосредоточенный удар предусматривал совместные атаки различных сил флота по одному и тому же объекту с отказом от обязательной одновременности этих атак [8]. К сожалению, это важнейшее достижение военно-морского искусства не нашло должного отражения в изданных в межвоенный период боевых документах.

В период с 1929 г. по 1941 г. была создана теория оперативного искусства Военно-Морского Флота, изложенная в уставах, наставлениях и других оперативных документах. Основные положения оперативного искусства и тактики флота были изложены во «Временном наставлении по ведению морских операций» 1940 года (НМО-40), в БУМС-30 и БУМС-37 [9].

Совещание и военные игры, проведенные в конце 1940 г. и в начале января 1941 г. с высшим командным составом Красной Армии, с учетом опыта начавшейся Второй мировой войны, имели большое значение для уточнения оперативно-стратегических взглядов. Они сыграли положительную роль в разработке актуальных военно-теоретических проблем, обогатили теорию и практику военного искусства новыми положениями. В первую очередь это касалось способов ведения высокоманевренных наступательных операций, применения военно-воздушных сил (ВВС), механизированных и бронетанковых войск.

К сожалению, нарком обороны С.К. Тимошенко и многие участники декабрьского (1941 г.) совещания недооценили некоторые крупные изменения, происшедшие в характере начального периода войны.

Самым большим изъяном и в военной науке, и в военном искусстве следует признать то, что в теории и практике стратегического планирования в корне неверно представлялись изменившиеся условия. Почему-то превалировала уверенность, что в самом начале войны развернутся пограничные сражения частей прикрытия, как это было всегда в прошлом, а главные силы вступят в действие не ранее, чем через 10–15 дней. При этом не учитывался тот важнейший факт, что вермахт, уже полностью отмобилизованный, в случае внезапного нападения может сразу перейти в наступление основными силами.

Явно недооценивались, а значит, и слабо отрабатывались вопросы обороны в оперативно-стратегическом масштабе. Этим и пришлось армиям заниматься в начальный период войны, так как ведение обороны и ранее считалось кратковременным действием по отражению вторжения противника, которое должно было смениться стремительным переходом в наступление и переносом военных действий на его же территорию.

Не учитывалось и то, что для отражения, а тем более срыва агрессии потребуется проведение ряда напряженных и продолжительных по времени оборонительных операций с превосходящими силами противника. Поэтому и оперативное построение войск, и их эшелонирование не были приспособлены для решения задач в таких оборонительных операциях.

К сожалению, в учебном плане даже не отрабатывались действия органов управления и войск в оборонительных операциях. Поэтому надо признать, что войска были слабо подготовлены к решению оборонительных задач.

Опыт Великой Отечественной войны еще раз показал, что сочетание наступления и обороны – это объективная закономерность вооруженной борьбы, и как всякая закономерность она действует с силой необходимости. Не считаться с ней весьма опасно. Именно за недооценку обороны страна тяжело поплатились в 1941 г. Не менее опасна и недооценка наступления, ибо только переходом в наступление можно добиться окончательного разгрома противника.

Уже советско-финляндская война выявила много слабых мест в подготовке Красной Армии. Исходя из ее опыта за короткий срок была проведена большая работа по совершенствованию боевой выучки войск. Тем не менее к началу агрессии нацистской Германии и ее европейских союзников не до конца оказались отработанными вопросы управления и взаимодействия, особенно пехоты с артиллерией. Общевойсковые части и соединения не имели необходимых навыков борьбы с танками, а части ПВО – с авиацией.

Крайне негативное обстоятельство, к сожалению, состояло в том, что война началась совершенно не в такой стратегической и оперативно-тактической обстановке, как это предполагало военно-политическое руководство Советского Союза. С началом вторжения агрессора выявилось, что войска учили не всегда тому, что потребовалось на войне, особенно в начальный ее период.

При анализе неудач 1941 г. выявляется комплекс различных причин, приведших к поражению в начальном периоде войны. Но главный просчет состоял в том, что к началу агрессии советские войска первого стратегического эшелона не были приведены в боевую готовность, следовательно они не заняли назначенных им оборонительных рубежей. Это привело к тому, что всесторонне изготовившийся к вторжению противник нанес удары по войскам приграничных округов, находившихся, по существу, в состоянии мирного времени. В подобных условиях ни одна армия не может реализовать свои возможности и решать стоящие перед ней задачи.

Если бы даже не было иных серьезных промахов, которые, к сожалению, имели место – несвоевременное отмобилизование частей и соединений, распыление сил и средств, ошибки с определением главных ударов противника, то одно только роковое упущение с приведением войск в боевую готовность все равно свело бы на нет остальные правильно осуществленные мероприятия. Именно это обстоятельство предопределило неудачи и поражения в начале войны. В случае своевременного приведения войск в боевую готовность и занятия ими обороны военные действия могли бы развиваться по-другому.

В этом отношении имеются и положительные примеры. Так, в военно-морском флоте, в целях предотвращения возможного внезапного нападения агрессора и выполнения в минимальной срок задач подготовки к первым операциям по его отражению, были установлены три степени оперативной готовности на период мирного времени: повседневная (№ 3), повышенная (№ 2) и полная (№ 1) [10].