Текст книги "Помнит ли мир спасенный?"

Что можно дополнить к тому, что написал не публицист и не штатный пропагандист, а один военный преступник другому?

Розенберг был озабочен судьбой советских военнопленных отнюдь не из-за излишка гуманности. Его больше беспокоили негативные последствия подобного обращения с советскими военнопленными для Германии: не станут ли Советы мстить немецким военнопленным, что скажут о рейхе в других странах, как это отразится на моральном состоянии немецкого народа?

Начальников рангом ниже проблемы такого рода не волновали вовсе, они были по-солдатски прямолинейны. Так, командующий 6-й армией генерал Рейхенау в приказе от 10 октября 1941 г., названном «О поведении войск на востоке», указывал, что «снабжение питанием… военнопленных является ненужной гуманностью» [21]. А в Витебском лагере, по свидетельству очевидца, военнопленные почти четыре месяца не получали никакой пищи. Лишь иногда за колючую проволоку им бросали трупы дохлых лошадей.

В Государственном архиве Российской Федерации хранится письмо родным в Черниговскую область из лагеря для советских военнопленных, который был в городе Каунасе, написанное Ф. Кожедубом, попавшим в плен в сентябре 1941 г.: «Живу под открытым небом в яме, или в пещере, или в подвале.

Пищу получаем в день 200 г хлеба, пол-литра вареной капусты и пол-литра чаю с мятой. Все несоленое, чтобы не пухли. На работу гонят палками и проволочными нагайками, а пищи не добавляют. Имеем миллионы вшей. Я два месяца не брился, не умывался и не переодевался» [22].

Следует добавить, что в этом лагере под номером 336, располагавшемся в форте бывшей крепости, от истощения, голода и пыток погибли около 95 тыс. пленных, из них 13 936 менее, чем за год умерли в лагерном «лазарете» [23].

Бывший военнопленный П.Ф. Яковенко, содержавшийся в другом лагере, показал: «Нам давали 180 граммов хлеба наполовину из опилок и соломы и один литр супа без соли, сваренный из нечищенного гнилого картофеля. Спали прямо на земле, нас заедали вши» [24].

6 августа 1941 г. командованием вермахта была издана директива о снабжении советских военнопленных. В соответствии с ней те, кто использовался на работах, получали в день по 200 граммов хлеба, 13 граммов мяса, 15 граммов жиров, 20 граммов сахара. В той же директиве эти мизерные нормы издевательски называются «достаточными по врачебному заключению» [25].

О качестве выдаваемых продуктов нагляднее всего говорят рекомендации министерства снабжения, утвержденные 24 ноября 1941 г. В соответствии с ними специально для русских применялась весьма своеобразная смесь: 50 % ржаных отрубей, 20 % отжимок сахарной свеклы, 20 % целлюлозной муки и 10 % муки, изготовленной из соломы или листьев, которая тем не менее называлась хлебом. Что касается мяса, то, по мнению нацистов, «русские должны снабжаться кониной и малопригодным к употреблению мясом» [26].

Недоброкачественная пища, а чаще отсутствие и таковой явились причиной массовой гибели советских военнопленных уже в войсковых лагерях. Причем и в тех случаях, когда по прихоти лагерного начальства их вдруг решали подкормить, исход был один – смерть. Генерал Шеммель, начальник управления по делам военнопленных XIII военного округа, докладывал: «Одной группе истощенных от голода и занятых на тяжелых работах советских военнопленных однажды выдали дополнительную порцию продуктов. Все они умерли на следующий же день, поскольку их желудок не был способен переварить увеличенное количество пищи» [27].

Ни о какой медицинской помощи заболевшим и речи не могло быть. В лагерях, правда, организовали так называемые «лазареты», но это были просто отдельно выгороженные участки с крайне ограниченным числом медперсонала, как правило, из числа тех же военнопленных, но не имелось ни медикаментов, ни перевязочного материала, ни медицинских инструментов. Помочь больному было, разумеется, невозможно, поэтому смертность в «лазаретах» значительно превышала общелагерную.

Масса пленных гибла во время транспортировки. По распоряжению генерал-квартирмейстера ОКХ генерала Вагнера все эти многочисленные перемещения должны были осуществляться, как правило, пешком и только в крайнем случае, «если это не мешало снабжению немецких войск», на открытых железнодорожных платформах.

По установленной в вермахте системе военнопленные с полковых сборных пунктов перегонялись в дивизионные, оттуда в корпусные, затем в пересыльные (этапные) лагеря – «дулаги». Лишь после этого их пересылали в стационарные лагеря: в «офлаги» – для офицеров, в «шталаги» – для рядовых и сержантов.

Этих многокилометровых переходов при изнуряющей жаре летом, промозглой слякоти осенью, рано наступивших морозах не могли выдержать сотни людей, ведь в колоннах было множество раненых, больных, контуженых, истощенных голодом людей. Под угрозой расстрела немцы запрещали местному населению передавать пленным пищу, воду и одежду. Выбившихся из сил конвоиры пристреливали. Та же кара настигала осмелившихся зачерпнуть воды из лужи или поднять с земли картофелину. Не зря эти переходы назывались «маршами смерти».

Во всех пересыльных пунктах и лагерях с военнопленными усиленно «разбирались» офицеры службы безопасности и гестапо, выявляя комиссаров, членов ВКП(б), евреев, цыган и других, то есть всех тех, кому удалось избежать немедленного расстрела еще на поле боя или на предыдущем этапе. Их переводили в концлагеря, которые подчинялись уже службе безопасности.

Помимо всего прочего цинизм этой системы состоял в том, что человек, помещенный в концлагерь, переставал числиться военнопленным; он становился «политическим врагом рейха», а потому его «ликвидация», по мнению нацистских руководителей и командования вермахта, уже никак не могла считаться расправой над военнопленным.

Концентрационные лагеря, созданные еще в начале 1933 г. для борьбы с врагами режима, подчинялись ведомству Г. Гиммлера и являлись по существу «фабриками смерти». Они располагали всеми средствами массового умерщвления людей – газовыми камерами, крематориями, обширными лабораториями для преступных медицинских экспериментов и т. д. Число концлагерей в Германии непрерывно росло. Если к началу второй мировой войны их было всего 6, то уже к апрелю 1942 г. – 15, а к апрелю 1944 г. – 20 с сотнями филиалов.

Система уничтожения узников концлагерей, прежде всего советских военнопленных, была предусмотрена и организована с немецкой педантичностью, и с началом восточной кампании заработала с полной нагрузкой. Вот как это делалось в одном из самых мрачных лагерей – Освенциме.

С июля 1941 г. сюда стали прибывать партии пленных: старшие офицеры, комиссары, партийные работники. Их либо расстреливали, либо полицейские убивали кирками и лопатами, чтобы не расходовать патроны. А уже в августе и сентябре более 1500 советских военнопленных были умерщвлены газом «Циклон Б».

Вот что после войны писал по этому поводу в своей автобиографии комендант Освенцима Р. Гесс: «Сильнее всего врезалась в память газация 900 русских (эта группа прибыла в концлагерь 3 августа 1943 г. – Ред.) в старом крематории… Еще во время разгрузки было пробито несколько отверстий сверху через земляное и бетонное перекрытие морга. Русских заставили раздеться в коридоре, и они совершенно спокойно вошли в морг, так как им было сказано, что будет проведена санобработка против вшей. Весь транспорт таким образом оказался в морге. Дверь заперли и через отверстия пустили газ. Как долго длилось убийство, я не знаю. Некоторое время был слышен зуммер. При пуске кто-то крикнул «Газ», в ответ раздался вой и стук в обе двери. Но они выдержали напор. Только через несколько часов открыли и проветрили. Я впервые увидел трупы погибших от газового удушения в таком количестве. Мне сделалось не по себе до дрожи, хотя я и представлял себе смерть от газа еще хуже… Об уничтожении русских военнопленных я тогда не задумывался. Было приказано, и я должен был выполнять приказ» [28].

Он «выполнял приказ»… Впрочем, и сам Гесс, и ему подобные, независимо от того, к какому народу они принадлежат, всегда в своих преступлениях прикрываются ссылками на приказ.

Освенцим не был исключением. Кроме него зловещую память в истории оставили такие гигантские лагеря смерти, как Дахау, Бухенвальд, Майданек, Нейенгамме, Треблинка, Штутгоф, Маутхаузен, Заксенхаузен, Собибур, женский лагерь Равенсбрюк и многие другие. В каждом из них были замучены десятки, а то и сотни тысяч узников из разных стран, в том числе советские люди, в основном военнопленные. Условия содержания в лагерях, установленный там порядок обращения с узниками обрекали на смерть практически каждого из них.

Содержание советских военнопленных фашистами было крайне ужасным. Но оно становилось ещё хуже, когда в плен попадала женщина-боец Красной Армии. Сколько женщин-военнослужащих Красной Армии оказалось в немецком плену, – неизвестно. Пытки, издевательства, насилия и расстрелы – были делом обыкновенным.

В концлагерях руководство часто выбирало из состава заключенных самых привлекательных девушек и забирало их к себе «прислуживать». Так делал и лагерный врач Орлянд в лагере военнопленных № 346 близ города Кременчуг. Сами надзиратели регулярно насиловали узниц женского блока концентрационного лагеря.

Так было и в шталаге № 337 (Барановичи), о чем в 1967 г. во время заседания трибунала дал показания начальник этого концлагеря Ярош. Концлагерь отличался особо жестокими, нечеловеческими условиями содержания. И женщин, и мужчин-красноармейцев часами держали полуголыми на морозе. В кишащие вшами бараки их набивали сотнями. Того, кто не выдерживал и падал, надзиратели тут же пристреливали. Ежедневно в этом шталаге уничтожали свыше 700 пленных военнослужащих.

К женщинам-военнопленным применялись пытки, жестокости которых средневековые инквизиторы могли только позавидовать: их сажали на кол, начиняли внутренности жгучим красным перцем и пр. Нередко над ними издевались немки-комендантши, многие из которых отличались явными садистскими наклонностями. Комендантшу шталага № 337 за глаза называли «людоедкой», что красноречиво говорило о ее нраве.

Не только истязания подрывали моральный дух и последние силы измученных женщин, но еще и отсутствие элементарной гигиены. Ни о каком мытье для пленных даже речи не шло.

К ранам прибавлялись укусы насекомых и гнойные заражения. Женщины-военнослужащие знали о том, как с ними обходятся фашисты, и поэтому старались не попадать в плен и сражались до последнего [29].

Неизвестно, как скоро германская машина уничтожения сумела бы перемолоть сотни тысяч советских военнопленных, выполнив в этом плане нацистскую программу. Однако, по не зависящим от руководства третьего рейха обстоятельствам ей пришлось замедлить свой ход. Дело в том, что уже с середины 1942 г. Германия стала испытывать серьезные затруднения с рабочей силой.

Растущие потери войск на восточном фронте, ошеломляющее понимание того, что молниеносного разгрома СССР не получилось, а война затянется на непредсказуемо долгий срок, потребовали формирования все большего числа дивизий, вынуждали призывать в армию все новые контингенты мужского населения. Из промышленности, транспорта, сельского хозяйства уходило все больше и больше мужчин, заменить которых было практически некем. В лихорадочных поисках путей преодоления дефицита рабочей силы руководство третьего рейха среди прочих мер обратило взоры и на советских военнопленных.

Еще в ноябре 1941 г. Г. Геринг, второй человек в рейхе, «наци № 2» – как его обычно называли, на одном из совещаний сформулировал указание об использовании советских военнопленных на работах, не преминув подчеркнуть необходимость их сортировки по национальному признаку, а также проверки в полиции безопасности и абвере.

С немецкой педантичностью рейхсмаршал определил, где им работать, как одевать («обувь, как правило, деревянная», «нижнее белье русским едва ли известно и привычно»), как кормить («русские довольствуются малым»), как наказывать («шкала наказаний предусматривает лишь две меры – лишение питания и экзекуцию на месте» [30].

Указания эти легли в основу целого ряда документов, регламентировавших обращение с советскими военнопленными, занятыми на работах.

Нацисты всегда считали, что принудительный труд пленников допустим и в таких отраслях, которые непосредственно связаны с ведением войны. В этом смысле в очередной раз грубо нарушались Гаагская и Женевская конвенции, гласившие, что военнопленные не могут быть использованы на удовлетворение военных нужд. Между тем в ходе войны количество тех из них, кого привлекали для работы в германской промышленности, возрастало с каждым годом. Как показал на Нюрнбергском процессе министр вооружения третьего рейха А. Шпеер, в 1944 г. 40 % всех военнопленных было использовано на производстве [31].

Еще 30 апреля 1942 г. начальник главного административно-хозяйственного управления СС обергруппенфюрер Поль докладывал Гиммлеру, что в содержании заключенных в лагерях центр тяжести переместился на экономическую сторону, «на первый план все более выдвигается мобилизация рабочей силы заключенных, в первую очередь на выполнение военных задач – увеличение военного производства» [32].

К концу года решение этой задачи ставится на государственную основу. «Фюрер выдвинул новую неотложную программу вооружения, которая делает необходимым введение в дело дополнительных двух миллионов иностранных рабочих», – писал главный уполномоченный по использованию рабочей силы Ф. Заукель в «восточное министерство» Германии 5 октября 1942 г. [33]. Помимо интенсивного вывоза рабочей силы с оккупированных территорий эта программа предусматривала и широкое привлечение военнопленных.

Руководство СС было заинтересовано в том, чтобы поставлять промышленности как можно большее количество рабочей силы. За каждого узника монополии переводили в кассу службы безопасности определенную сумму. В первую очередь за счет военнопленных удовлетворялись потребности предприятий, находившихся под патронажем СС, а также такие гиганты военной промышленности, как концерны «Герман Геринг», «Гуго Шнайдер», Круппа, Мессершмидта, Хейнкеля и другие, производившие танки и штурмовые орудия, артиллерию всех калибров, боевые самолеты и т. д.

Что же касается военнопленных, числившихся за вермахтом, то они в массовом количестве направлялись на самые тяжелые работы в горнорудной, химической и строительной промышленности. Так, в конце 1942 – начале 1943 гг. по требованию Гитлера в угледобычу были направлены две партии советских военнопленных по 200 тыс. человек. В известной мере контроль за ними со стороны Гиммлера оказывался затрудненным, а главное – доходы шли в другие руки. Вот почему рейхсфюрер СС стремился заполучить себе полномочия, связанные с содержанием всех без исключения военнопленных. Однако только после неудавшегося покушения на фюрера 20 июля 1944 г. Гиммлеру, назначенному главнокомандующим армией резерва, удалось достичь своей цели. Но было уже поздно: Германия стремительно и неотвратимо двигалась к тотальному поражению.

К сожалению, дожить до победы многим советским военнопленным, даже направленным на работу в промышленность и другие отрасли хозяйства Германии, было не суждено. На предприятиях, где они работали, условия труда были ужасающими. Рабочий день продолжался 11–12 часов, размещение и питание были не лучше, чем в лагерях. С самого начала советские военнопленные ставились в условия, значительно худшие, чем их западные товарищи по несчастью, также работавшие далеко не в нормальной обстановке.

Несмотря на отдельные попытки нацистов «поставить на ноги» советских военнопленных, чтобы вынудить их работать на рейх более производительно, смертность среди них оставалась высокой. Сами немецкие работодатели признавали, что «количество пищи, которую получают русские, столь незначительно, что люди с каждым днем все более слабеют… некоторые даже не могут взять в руки кусок металла для того, чтобы положить его на станок…» [34].

Многомесячное, а то и многолетнее недоедание приводило советских военнопленных, занятых на работах в германской военной экономике, к авитаминозу. В сочетании с пребыванием в антисанитарных условиях, тесных, плохо или вообще не отапливаемых помещениях это делало их чрезвычайно восприимчивыми к болезням, особенно к туберкулезу легких. Если уж эта болезнь вспыхивала в их среде, то сразу же приобретала характер эпидемии; люди умирали от нее гораздо быстрее, чем в обычных условиях.

Неизлечимо больных передавали гестапо для ликвидации. Это совершенно не беспокоило руководство фирм: пришлют других. Главное для них было выколотить всеми средствами максимальную прибыль, а военнопленные рассматривались как один из видов дешевого сырья. Впрочем, нацисты никогда и не считали их за людей.

Дело дошло до того, что 22 июля 1942 г. верховное главнокомандование вооруженных сил Германии направило начальникам концлагерей приказ о клеймении советских военнопленных. Оно производилось особым знаком, который не стирался в течение длительного времени. Пометка о первом клеймении вносилась в личную карточку военнопленного в графу «особые приметы». Через несколько месяцев приказ этот был отменен, но сотни тысяч людей уже были подвергнуты этой унизительной процедуре.

Между тем крах нацистской Германии неотвратимо приближался. Советские войска и армии союзников наносили вермахту все более сокрушительные удары. В предсмертной агонии нацисты, оставаясь верны себе, предпринимали последние судорожные шаги по уничтожению пленных.

За две недели до конца войны Гиммлер отдает варварский приказ: колонны узников из лагерей Заксенхаузен, Флоссенбург, Равенсбрюк, Нейенгамм и других, расположенных на территории Германии, направить на север, к побережью, а там посадить на баржи и утопить в водах Балтийского моря [35]. Гигантские колонны пленных двинулись по дорогам Германии. Отставших или выбившихся из сил по-прежнему пристреливали. Но последний чудовищный приказ Гиммлера до конца не был выполнен – Германия пала.

После капитуляции один из самых фанатичных нацистов, организатор и исполнитель практики геноцида против порабощенных народов, против советских военнопленных ключевой деятель фашистской Германии и нацистской партии рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, переодевшись в штатское, пытался скрыться с подложными документами, но был задержан. 23 мая 1945 г. он покончил жизнь самоубийством, приняв цианистый калий.

Иной раз судьба бывает удивительно справедлива: Гиммлера, главного организатора Холокоста, задержали В.И. Губарев и И.Е. Сидоров, бывшие советские военнопленные. Освобожденные из лагеря англичанами, они в ожидании отправки на Родину, вызвались нести патрульную службу, в ходе которой и пленили преступника.

Чрезвычайно трагична судьба советских военнопленных в Германии. Видимо, никогда уже не удастся установить их подлинное количество. Но еще меньше надежды определить число советских воинов, погибших в немецком плену: расстрелянных, повешенных, умерших от голода, болезней и лишений, отравленных в газовых камерах, замученных во время «медицинских» опытов.

Даже при всем известной немецкой пунктуальности учет погибших пленных во многих случаях велся весьма небрежно. В первые недели войны офицерам вермахта было не до строгой отчетности, а донесения о числе расстрелянных и умерших в сборных пунктах и этапных лагерях иногда вообще по команде не направлялись. При таком большом количестве пленных ни о каком персональном учете, естественно, и речи не было, да и в лагерях смерти людей уничтожали партиями, по приблизительному подсчету.

Много документов, отражавших расправу над военнопленными, сознательно уничтожено нацистскими военными преступниками, пропало в круговерти войны, часть из них оказалась в архивах разных стран.

Но даже те цифры, которые удалось установить на основании имеющихся и далеко не полных данных, не могут не заставить содрогнуться каждого нормального человека.

К началу 1942 г. из 3,9 млн человек, считавшихся в Германии советскими военнопленными, в живых, по данным чиновника министерства труда Э. Манфельда, осталось 1,1 млн. А к 1 мая 1944 г. из 5,75 млн советских военнопленных, по немецким же данным, в лагерях умерли 1,981 млн человек, 1,03 млн убиты «при попытке к бегству» или переданы гестапо для «ликвидации», 280 тыс. погибли в пересыльных пунктах и лагерях [36].

А ведь впереди был еще год войны!

Таково практическое воплощение нацистской идеологии, имеющей, к сожалению, и сегодня своих приверженцев и адептов.