Текст книги "Помнит ли мир спасенный?"

Характерно, что весь тыл был охвачен различными формами соревнования, направленного на увеличение выпуска продукции, нужной армии и стране. Весной 1942 г. возникло Всесоюзное социалистическое соревнование. Его инициатором явились рабочие и служащие Кузнецкого металлургического комбината и ряда других передовых предприятий. В мае патриотический почин металлургов Кузнецка получил поддержку ЦК ВКП(б). Для победителей были учреждены переходящие Красные знамена ЦК ВКП(б), ГКО, ВЦСПС и промышленных наркоматов, установлены крупные денежные премии. Итоги соревнования подводились ежемесячно. Число участников его непрерывно росло. В 1943 г. соревнование охватило 77,6 % всех работающих, а в 1945 г. – уже 84,2 %, из них 58 % являлись передовиками производства [91].

Важно отметить, что сильное моральное воздействие на массы тружеников оказывала организационная и пропагандистская работа партийных и комсомольских организаций. Они чутко реагировали на любое проявление народного порыва, при необходимости инициировали его, поддерживали и распространяли через печать, радио, кино. Не в последнюю очередь побудительным мотивом перевыполнить норму выработки служили различные экономические стимулы. Передовики производства получали повышенные продовольственные пайки, горячее питание на работе. Победителям соревнования выдавались премии. Им объявляли благодарности, награждали грамотами, медалями, орденами. О них рассказывали в средствах массовой информации.

Многих рабочих и специалистов из числа мужчин, по состоянию здоровья годных к службе в армии, но оставленных в тылу по брони, к перевыполнению норм выработки побуждал и такой фактор, как стремление избежать фронта, где человека подстерегала смерть. Они стремились как можно лучше проявить себя в труде, показать свою незаменимость в тылу. Конечно, об этом вслух обычно не распространялись, но подобные чувства испытывали отнюдь не единицы.

Тем не менее большинство подчинили свои личные интересы общественным. Они стойко преодолевали различные трудности, часто возникавшие во время войны, особенно в первый ее период. Одним из многочисленных примеров самоотверженности и находчивости советских людей в тылу может служить установка в Магнитогорске броневого стана, эвакуированного с Мариупольского металлургического завода. В июле 1941 г. в Магнитогорск поступило распоряжение ГКО установить стан за два месяца, хотя в нормальных условиях для этого требовалось не менее двух лет. Причем и самого-то стана на месте еще не было: его демонтировали в далеком от Урала Мариуполе.

Чтобы сократить сроки работы, наркомат черной металлургии распорядился приспособить для производства брони недавно построенное здание фасонно-литейного цеха. Однако магнитогорские специалисты посчитали это нецелесообразным, так как фактически пришлось бы разрушить целый завод с двумя крупными электропечами по производству изложниц и поддонов, нужных для выплавки стали, а само здание из-за своей высоты могло не подойти для броневого стана. К тому же у строителей не было даже чертежей, а рисковать в таком деле было слишком опасно. Поэтому возглавляемые В.Э. Дымшицем строители обратились в Москву с предложением возвести новый цех.

Вначале наркомат черной металлургии потребовал выполнять его прежнее распоряжение, считая, что сооружение нового цеха затянет строительство и задание ГКО не будет выполнено. Тогда Дымшиц на свой страх и риск связался с первым заместителем наркома СССР по строительству П.А. Юдиным, которого знал как умного и доброжелательного человека и хорошего специалиста. Тот сразу же оценил предложение магнитогорцев как наиболее целесообразное в создавшихся условиях и буквально в течение одного дня сумел решить эту проблему. Согласие наркома черной металлургии на строительство нового цеха было получено с оговоркой – соблюсти прежние сроки [92].

Фактически строить нужно было два цеха: цех термической обработки брони и собственно цех броневого стана. Очень быстро на все участки были подобраны умелые и энергичные руководители. Остановка была за чертежами. Начальник управления по строительству термического цеха срочно выехал в Москву, и опять повезло: вернулся он со всеми нужными данными.

Прежде чем развернуть строительные работы, магнитогорцам пришлось еще раз проявить находчивость и даже пойти наперекор Москве, так как там требовали строить цех в металле. А на изготовление металлических конструкций необходим был прокат специальных профилей. На месте его не было, а доставка издалека отняла бы много времени. В Магнитогорске приняли смелое решение: делать колонны термического цеха из монолитного бетона, фермы готовить в цехе металлических конструкций из наличного металла, а настил крыши – из сборных железобетонных плит.

Строительство термического цеха пошло своим ходом. Через месяц на пустынном месте возвели каркас цеха, а еще через месяц рабочие приступили к термической обработке брони. Сложнее обстояло дело с сооружением броневого стана. Старые и давно проторенные пути не годились. Не было времени, чтобы сначала строить фундамент, потом возводить здание, а уж после этого монтировать оборудование. Единственный вариант – одновременно вести все работы.

А тут как на грех зарядили проливные дожди. Автомашины, на которых вывозили грунт из углубляемого на 10–12 метров фундамента цеха, постоянно буксовали в непролазной грязи. Сначала их вытаскивали лебедками, а затем поставили транспортеры и подъемники. Кончалось лето, под холодным дождем не очень-то поработаешь. Выручила брезентовая и ватная одежда, которую собрали со всех складов, а сушили ее прямо в районе цеха. Строители переодевались по три-четыре раза за смену, но работу не прекращали. Рядом со стройкой поставили палатки, и часть строителей перешла на лагерное положение. Питание организовали на месте, да и горячий чай имелся в любое время суток [93].

Преодолев все трудности, магнитогорские строители задание ГКО выполнили. Стан был готов к прокатке брони на 59 сутки с момента начала строительства. Это был поистине героический подвиг. Все от рядового рабочего до руководителя любого ранга проявили высокую организованность, находчивость, инициативу. Да и было за что бороться: около половины танков, произведенных в период войны, было одето в магнитогорскую броню [94].

Самоотверженность советских людей поражала иностранцев, оказавшихся в СССР в годы войны. Примечателен такой факт. Через четыре месяца после окончания Сталинградской битвы в разрушенный город на Волге прибыл личный представитель президента США Дж. Дэвис. Подлетая к городу, он попросил летчика сделать несколько кругов, чтобы лучше его рассмотреть. Сплошные руины до глубины души поразили американца. Он предложил даже оставить их в качестве своеобразного памятника войны, а сам город строить в 8 км ниже или выше. По его мнению, восстановить на прежнем месте город просто невозможно.

Спустя месяц, в июле 1943 г., в Сталинград прибыла другая американская делегация. Один из ее членов недоуменно спросил у сопровождающего: «Неужели вы надеетесь снова выплавлять в этом городе сталь?». Делегацию повели на завод «Красный Октябрь». Хотя полуразрушенные цеха стояли без крыш, в одной из мартеновских печей уже варилась сталь. Удивлению американцев не было предела [95].

Существенный вклад в обеспечение фронта всем необходимым внесли советские женщины. Матери, жены и дочери заменили на предприятиях сыновей, мужей, отцов, ушедших с оружием в руках защищать Отчизну. Именно женщина стала ведущей фигурой в военной экономике. Цифры наглядно подтверждают это: удельный вес женщин среди рабочих и служащих, занятых в народном хозяйстве СССР, увеличился с 38,4 % в 1940 г. до 57,4 % в 1944 г. [96].

Женщины взяли на себя нелегкий труд изготовления военной продукции. Им нередко приходилось выполнять работу, традиционно считавшуюся мужской, ибо она требовала большой физической силы. Тем не менее они с ней справлялись. Вот только несколько ярких примеров.

Зимой 1941–1942 г. не хватало угля для паровозов. В качестве топлива в средней полосе было решено использовать дрова. Для их заготовки организовали женские бригады. Одну из них в Амбросимовском лесопункте Нейского района Костромской области возглавила 20-летняя Ефросинья Дюкова. Ее муж и шестеро братьев ушли на фронт. До того работавшая в столовой она согласилась стать лесорубом.

Вскоре ее бригада из девяти молодых женщин и девушек научилась владеть топором и пилой. Это сейчас пилы в основном механические и электрические, а тогда были только ручные. Не просто без теплых сапог, в лаптях освоить тяжелый труд лесоруба, но женщины быстро приобрели необходимую сноровку, росла производительность труда. Работали с пяти утра до девяти вечера каждый день. Часов ни у кого не было, время «отбоя» узнавали по гудкам Нейского лесозавода, что в 15 км от Амбросимова. Вскоре бригаду Дюковой уже ставили в пример другим. О методах ее работы узнали в Москве, издали там специальную брошюру о ее бригаде [97].

Но разве кто скажет, что работа женщин-электросварщиц легче, чем у лесорубов?

В годы войны на всю страну прославилась комсомольско-молодежная бригада сварщиц Феликсы Гржибовской. На Уралмаш она поступила осенью 1941 г. В ее бригаде было десять девушек, средний возраст – 20 лет. Девчата подобрались надежные, дружные, стойко переносили все тяготы военного времени. Жили в бараке, в комнате на 30 человек, и далеко не у каждой была своя койка. Кое-как размещались, делились всем.

Девушки осваивали тогда сварку корпусов самоходно-артиллерийских установок. Корпус САУ помещался на стенде. Когда варили стенки, было еще терпимо, но, когда добирались до потолочных швов, становилось совсем туго. Дело в том, что внутри тесного корпуса температура превышала 40 градусов. Работали, скорчившись или лежа, обливаясь потом в удушливом от сварки газе. После часа такой работы сварщицу вытаскивали наружу, обливали дымящуюся от искр робу водой, а потом повторялось все сначала [98].

В авиационной и других отраслях военной промышленности женщины составляли свыше половины всей рабочей силы, а в сельском хозяйстве – более 70 %. Им пришлось овладеть многими сложными профессиями, стать высококвалифицированными токарями по металлу, кузнецами, электромонтерами, штамповщиками, машинистами компрессоров и паровых машин, механизаторами сельского хозяйства. Среди трактористов и комбайнеров удельный вес женщин поднялся с 9 % в 1940 г. до 55 % в 1944 г. [99].

Подросткам чувство патриотизма всегда было особенно свойственно. Многие из них во время войны встали у станков. К концу 1945 г. удельный вес подростков в возрасте от 14 до 17 лет, занятых в промышленности, строительстве и на транспорте, составлял 10,5 % общего числа работающих. Особенно много их было в авиационной промышленности. Бывало приходилось к станку ставить специальные подставки, чтобы мальчишка мог достать до нужного положения при управлении станком. Работали подростки с большим желанием. Но физические перегрузки, недоедание делали свое дело. Поэтому нередко два подростка работали на одном станке, сменяя друг друга каждый час или два [100].

Под руководством опытных рабочих и мастеров подростки быстро овладевали профессией и вскоре начинали работать самостоятельно, стараясь не отставать от взрослых. Например, в мае 1942 г. 15-летний москвич Б. Сергеев пришел на завод холодильного оборудования «Компрессор» учеником слесаря. В то время завод изготовлял очень нужные фронту «Катюши» (боевые машины реактивной артиллерии БМ-13). Через несколько месяцев Сергеев уже руководил бригадой из трех человек по сборке основного узла «катюши».

Вспоминая потом об этом периоде своей трудовой деятельности, он писал: «Получил разрешение на работу от ВЦСПС. В нем было сказано, что я могу трудиться четыре часа в день. Но, придя в цех, увидел таких же, как я, мальчишек – все они работали наравне со взрослыми. Смена длилась двенадцать часов… В три силы трудились мы, чтобы дать больше «катюш» фронту… Цеха завода не отапливались. Шасси автомобилей, на которых собирались и устанавливались «катюши», завозили на рабочие места во льду и снегу. В сильный мороз руки примерзали к металлу автомобиля или гаечному ключу. Чтобы чуть-чуть отогреть их, бежали к железной бочке с горячим коксом, которая стояла посреди цеха. «Расшевелишь» пальцы – и назад, к работе. Были дни, когда и вовсе не уходили с завода. Трудились, пока от усталости не вываливался из рук гаечный ключ. Тогда падали прямо на чехлы от «катюш», лежавшие в углу цеха, и спали три-четыре часа» [101].

Иностранных корреспондентов, аккредитованных в СССР и хорошо знакомых с советской военной действительностью, изумляло то, что изнурительный, зачастую тяжелый труд не вызывал у советских людей недовольства или протеста, что работали они с удовольствием, не унывали, были уверены в правильности действий своего правительства.

В корреспонденции, направленной из Москвы и опубликованной в октябре 1943 г. в лондонской газете «Лиснер», английский публицист А. Верт рассказывал о 22-летней москвичке Ольге, работнице текстильной фабрики, которая выпускала ткани для военного обмундирования и бинты. «В цеху, – сообщал Верт, – Ольга трудится по одиннадцать часов в день шесть дней в неделю. Иногда, когда предприятие получает особо срочный военный заказ, она вместе с другими девушками работает по двое-трое суток почти без перерыва. Она говорила об этом, как о чем-то абсолютно естественном, – весело и с оттенком гордости».

Особую самоотверженность этой русской девушки Верт усматривает еще в том, что она состояла в пожарной дружине. После работы ей, утомленной тяжелым трудом на фабрике, приходилось в дождь и мороз по несколько часов стоять на крыше, чтобы в случае необходимости сбросить зажигательные бомбы [102].

«Американских корреспондентов, – писал из Москвы в 1942 г. представитель США С. Сульцбергер, – постоянно поражала целеустремленность военных усилий советского народа… Рабочие добровольно отказывались от своих выходных дней, чтобы трудиться для фронта» [103]. Сульцбергер особенно отмечал самоотверженный труд советских женщин, не жалевших сил для обеспечения Красной Армии всем необходимым для жизни и боя.

Даже те советские люди, которые по тем или иным причинам оказались в заключении, трудились с большей, чем до войны, отдачей. По имеющимся сведениям, в трудовом соревновании участвовало 95 % заключенных, число отказников от работы в сравнении с 1940 г. сократилось в пять раз.

В лагерях и колониях широко практиковались стахановские вахты, трудовые салюты, открывались лицевые счета по выпуску сверхплановой продукции в фонд Главного Командования. Производительность труда заключенных в 1944 г. превзошла довоенный уровень почти в два раза. Общий объем промышленной и сельскохозяйственной продукции, произведенной заключенными за три года войны, составил 4,84 млрд рублей [104].

При этом следует учитывать, что обычно заключенные использовались на самых тяжелых работах. Так, 448 тыс. заключенных были привлечены к строительству Северо-Печорской железной дороги, а также железных дорог Комсомольск-Совга-вань, Саратов-Сталинград и других, а 268 тыс. заключенных строили аэродромы и шоссейные дороги в различных районах страны.

В основном силами заключенных были сооружены металлургические комбинаты в Нижнем Тагиле, Норильске, Челябинске, Актюбинске, Богословский алюминиевый завод, несколько авиационных заводов под Куйбышевом, а также ряд других промышленных объектов. 2 тыс. заключенных, направленные в Танкоград, трудились в кузнечном и литейных цехах завода. В литейном цехе военного завода № 711 на отливке корпусов 120-мм мин использовался труд 21 тыс. заключенных [105].

Значительное количество узников ГУЛАГа с первых дней войны было переключено на выполнение заказов непосредственно для нужд фронта. Так, выпуском боеприпасов стали заниматься 35 промышленных колоний, находившихся в ведении наркомата внутренних дел СССР. Об их эффективной работе говорит тот факт, что наркомат вышел на второе место в стране по производству 82-мм и 120-мм осколочно-фугасных мин.

По заданию ГКО 58 промышленных колоний ГУЛАГа вместо мебели начали делать спецукупорку для мин, снарядов, авиабомб. Со второго полугодия 1942 г. 20 промышленных колоний занялись пошивом обмундирования для Красной Армии и выпустили 22 млн комплектов [106].

По заданиям военных наркоматов научно-конструкторскими работами занимались ученые и инженеры, репрессированные еще до войны по политическим мотивам. Из них создавали особые конструкторские бюро, которые действовали под надзором представителей НКВД. Одно из таких ОКБ, руководимое авиаконструктором А.Н. Туполевым, находилось под Москвой, в Болшеве. Со своими помощниками из числа таких же, как он, заключенных Туполев создал свой фронтовой бомбардировщик Ту-2. Его заместитель коммунист из Италии Роберт Бартини с небольшой бригадой занимался в этом же ОКБ транспортными самолетами. Все они, даже находясь за «колючкой», искренне желали одного – приблизить победу Советского Союза в войне [107].

Самоотверженность во время войны проявляли не только рядовые труженики, но и высшее звено, те, кто руководил военной экономикой, ее различными отраслями и предприятиями, обеспечивал доставку на фронт всего необходимого.

Характерно, что в условиях войны при выдвижении людей на руководящие посты главную роль начало играть не социальное происхождение или умение громогласно заявлять об одобрении политики партии, даже не личная преданность и готовность не рассуждая выполнять указания сверху, а профессиональная компетентность.

Организацией производства военной техники и боеприпасов, как правило, занимались весьма способные, хорошо знающие свое дело руководители. Они отдавали все свои силы, знания и талант для успешного выполнения задач, поставленных перед ними. К числу таких руководителей относятся, например, нарком боеприпасов Борис Львович Ванников, нарком танковой промышленности Вячеслав Александрович Малышев, авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин и многие Другие.

Все, кому довелось тогда встречаться с наркомом Ванниковым, отмечают его поразительное умение видеть перспективу. В работе своей отрасли он стремился достичь эффект не за счет перенапряжения физических сил персонала, а путем глубоко продуманного управления, скоординированности производственных звеньев, четкого ритма. Он принял отрасль, когда в войсках обострилась нехватка боеприпасов, и сумел организовать решение проблемы за год. «В невероятно тяжелых условиях он, – писал о Ванникове его заместитель в годы войны Г.И. Синегубов, – создал деловой, спокойный, доброжелательный и творческий микроклимат в работе коллегии и аппарата наркомата. Полным доверием поощрял инициативу и активность работников. Принимал на себя всю тяжесть «внешних давлений», смело шел на личные перегрузки, посильно избавляя от них подчиненных, нимало, однако, не нарушая их служебных полномочий» [108].

Будучи чутким ко всему прогрессивному, обладая недюжинным инженерным талантом, Ванников помогал в разработке и реализации более совершенных технических решений, отладке технологических новшеств. Именно ему принадлежит инициатива внедрения в производство поточного метода.

Наркому танковой промышленности В.А. Малышеву была присуща неукротимая тяга к новой технике. Это по его инициативе сварку корпусов танков и САУ стали производить по методу академика Е.О. Патона. В кругу специалистов он с полным правом снискал звание «главного инженера страны». Противник всякого бюрократизма и волокиты, Малышев приложил немало усилий для создания эффективной системы управления наркоматом танкостроения. Она была чрезвычайно проста, ибо в ней отсутствовали промежуточные звенья, выполняющие, по сути, лишь передаточные функции. Сверху донизу она была рассчитана на непосредственную связь руководителя с подчиненными.

Наркомат танковой промышленности не имел никаких главных управлений. Все вопросы сразу же решались отделами его центрального аппарата в ходе постоянного общения с заводами. Сам нарком, не считаясь со временем, часто посещал предприятия своей отрасли, проявлял живейший интерес как к производству, так и к людям, занятым на нем, нередко на месте принимал важные решения, направленные на улучшение качества выпускаемой продукции и повышение производительности труда танкостроителей.

Алексей Иванович Шахурин стал наркомом авиапромышленности в 1940 г. Было ему в ту пору тридцать шесть лет. Назначение и для него самого было несколько неожиданным. «Но он не растерялся, – отмечает заместитель наркома авиапромышленности СССР в годы войны Г.В. Визирян, – поскольку был наделен выдержкой, организаторским талантом и какой-то притягательной силой: восприимчив, благожелателен к компетентному мнению и инициативе, не боялся ответственности за принятие нестандартных решений.

С самого начала войны, в тяжелейшие недели лета сорок первого года, все эти качества наркома сослужили превосходную службу делу. Осуществив переброску большинства авиапредприятий с запада и из центра страны на восток, наше самолетостроение уже в 1942 г. превзошло германское» [109].

Работал А.И. Шахурин с полной отдачей сил. На сон у него выпадало не более двух-трех часов. Присущее ему искусство комплексного подхода к делу, склонность к сотрудничеству позволяли Алексею Ивановичу находить общий язык с другими наркомами и таким образом решать судьбу самолетостроения [110].

Самоотверженностью отличалась в годы войны и деятельность Алексея Васильевича Хрулева. Как заместитель наркома обороны СССР, он с 1 августа 1941 г. возглавил главное управление тыла Красной Армии, созданное по решению ГКО, а с марта 1942 г. по апрель 1943 г. одновременно исполнял обязанности наркома путей сообщения СССР. На этих важных постах А.В. Хрулев проявил себя, по словам маршала Г.К. Жукова, как «исключительно энергичный и опытный организатор» [111].

Он вынес на своих плечах поистине титанический груз многообразной и всеобъемлющей работы по снабжению Красной Армии всем необходимым для ведения войны. «Основной, пожалуй, определяющей чертой этого военного деятеля, – писал о Хрулеве генерал-лейтенант Н.А. Антипенко, заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом по тылу, – была его способность влиять на те важнейшие и решающие участки народнохозяйственной жизни страны, от которых зависела вся экономика Советского Союза и прочность тыла Вооруженных Сил… Он никогда не отдавался делу наполовину. Либо вовсе не брался, либо если брался за что-нибудь, то доводил все до конца» [112].

В отношениях со Сталиным он всегда смело ставил важнейшие вопросы обеспечения армии, неуклонно отстаивал свои предложения, никогда не подлаживался под его мнение. На вопрос, «что же помогло нам выстоять, переломить ход борьбы и разгромить врага», Хрулев ответил: «Изменился коренным образом сам народ. И смотрите, какие чудеса он совершил в этой войне. Большая работа, проведенная в стране по воспитанию и образованию людей в мирные годы, начиная с рабфаков, принесла свою пользу. Народ выделил новых руководителей. В первые военные месяцы наши граждане как-то терялись, руководители не всегда находили способы овладевать массами, потом все стало на свои места, и мы победили» [113].

Однако какими бы способностями и знаниями ни обладали отдельные руководители, им не всегда удавалось преодолеть сложившиеся еще до войны формы и методы управления народным хозяйством. Рациональные преобразования в тоталитарной советской системе были ограничены диапазоном эволюционных возможностей ее центрального звена – вождя. К тому же усиление централизации в условиях войны привело к укреплению позиций бюрократии, а отсутствие эффективного контроля за действиями властей стимулировало довольно широкое применение ими экстенсивных методов при решении народнохозяйственных задач.

Во время войны штурмовщина превратилась в неотъемлемый элемент производственного процесса. Нередко многие руководители прибегали к авральным работам, видя в них единственный способ решения срочных задач. Администрация предприятий часто при поддержке парторганизаций просто эксплуатировала подъем трудовой активности масс, не проявляя достаточной заботы об условиях их труда, совершенствовании производственного процесса. Основная ставка делалась на патриотизм трудящихся, которые обычно безропотно, пренебрегая всеми невзгодами, самоотверженно действовали там, куда их направляли [114].

Патриотизм тружеников тыла выражался также в их личной финансовой и материальной помощи стране и армии. Уже в первые дни войны возникло массовое движение за создание на добровольных началах фонда обороны Родины. В фонд обороны вносились деньги, облигации государственных займов, золотые и серебряные изделия, ценные вещи. На эти же цели передавались крупные суммы, заработанные во время воскресников.

Из сельской местности на укрепление обороны поступало зерно, мясо, масло, овощи, фрукты и многие другие продукты питания, а также сырье для изготовления обмундирования. Многие колхозы засевали сверх плана «гектары обороны», весь урожай с которых шел на нужды фронта.

Почти одновременно с созданием фонда обороны в стране возникло движение за сбор личных средств на строительство танковых колонн, эскадрилий боевых самолетов, бронепоездов, подводных лодок, боевых катеров, артиллерийских батарей и других видов военной и транспортной техники. Всего на строительство вооружения от тружеников тыла поступило 17 350 млн рублей наличными деньгами, 4,5 млрд рублей облигациями государственных займов, на 1 776 млн рублей различных драгоценностей [115].

За счет этих средств было построено и передано в действующую армию свыше 30,5 тыс. танков, более 2,5 тыс. боевых самолетов, несколько тысяч артиллерийских орудий и другой военной техники [116].

Добровольные взносы трудящихся в фонд обороны носили массовый характер в течение всей войны. Их инициаторами выступали как отдельные лица, так и производственные коллективы. Делались они от чистого сердца с единственной целью – внести посильный вклад в быстрейший разгром ненавистного врага.

Примечателен такой факт. В 7-й колонне особого резерва наркомата путей сообщения, которая обеспечивала доставку грузов по железным дорогам прифронтовой полосы, к лету 1943 г. вышла из строя почти половина локомотивов. Положение казалось безвыходным. Тогда рабочие колонны решили собрать деньги на строительство нового паровоза. Первым внес 3 тыс. рублей машинист Тимофей Плосконос. Его примеру последовал весь многонациональный коллектив 7-й колонны: машинист Соколовский – белорус, главный кондуктор Петров – русский, проводница Лиеманис – латышка, помощник машиниста Камешкеров – цыган, вагонный мастер Шервицер – еврей и другие.

Собранные деньги направили в Москву, в наркомат путей сообщения, с просьбой вручить построенный паровоз лично машинисту А.Г. Смирнову. Такого почета у коллектива 7-й колонны Смирнов заслужил своим самоотверженным трудом и мужеством при доставке грузов на фронт [117].

Весной 1943 г. паровоз СО 17-122, на котором Смирнов был помощником машиниста, не вернулся в депо. В колонну поступили сведения, что в районе Северского Донца железнодорожный состав был обстрелян немцами, а машинист и его помощник убиты. В Горьковскую область на имя матери Смирнова ушла «похоронка». Но ее сын, как выяснилось позже, не погиб. На станции Купянск в паровоз, который был прицеплен к эшелону с боеприпасами, попала немецкая бомба. Паровоз повалился набок. Однако машинист и его помощник остались невредимыми. Комендант станции приказал им сесть на другой паровоз, прицепить его к эшелону и продолжать путь к фронту.

Дорога шла вдоль Северского Донца: на левом берегу – свои, на правом – немцы. Как только кончился лес, и голова поезда оказалась на открытой местности, со стороны противника полетели снаряды. Рвались они довольно близко. Один упал совсем рядом. Паровоз вздрогнул и остановился. Машинист соскочил с подножки, но тут его настиг вражеский осколок. Смирнов поднял безжизненное тело машиниста и перенес на платформу, затем осмотрел паровоз. Давление в котле сохранилось.

Помощник машиниста решил вести состав дальше один. Он сумел благополучно преодолеть опасный участок пути, несмотря на ураганный огонь немцев. Наконец боеприпасы были доставлены по назначению. Обстоятельства, связанные с гибелью товарища по работе, несколько задержали возвращение Смирнова в 7-ю колонну. Но вскоре он с восторгом был встречен своими друзьями, считавшими его погибшим.

В 1944 г. в Красноярске на заводе «Сибтяжмаш» был построен мощный паровоз серии СО на собранные коллективом 7-й колонны деньги. Ему присвоили номер 17-1613. Получать его прибыла бригада Смирнова. На этом паровозе Смирнов доставлял грузы на фронт до самого конца войны. Не раз его паровоз подвергался бомбежкам и артобстрелам. Под Инстербургом снарядом на паровозе снесло трубу, под Кенигсбергом котел и тендер в двенадцати местах пробили осколки. Проходило несколько дней, и паровоз 17-1613 снова появлялся на прифронтовых магистралях.

В 1974 году уже отслуживший свое паровоз СО 17-1613 был установлен в качестве памятника на одной из площадей Днепропетровска. На открытии памятника присутствовала вся интернациональная по своему составу бригада, обслуживавшая паровоз в суровые годы войны: машинисты Алексей Смирнов (русский) и Петерс Цирулис (латыш), помощники машинистов Петр Зенин (белорус) и Михаил Плетень (украинец), поездные кочегары Борис Табилошвили (грузин) и Арам Авекян (армянин) [118].

Подобно Смирнову и его бригаде трудилось в военное время подавляющее большинство.

Такой трудовой самоотверженности и активности, какую проявили советские люди в годы Великой Отечественной войны, не знала история. Это позволило СССР одержать не только военную, но и экономическую победу над Германией.