Текст книги "Помнит ли мир спасенный?"

Чаще всего убийцы действовали с поразительной изобретательностью. Так, в городе Артемовск они расправились с населением без лишних затрат, наглухо замуровав несколько тысяч стариков, женщин и детей в шахте алебастрового завода [34]. А в городе Сталино (ныне Донецк) да и не только там, применялась специальная машина – «душегубка». Она представляла собой герметичный фургон, в котором обреченные люди погибали от поступавшего туда отработанного газа дизеля [35]. В Крыму нацисты под предлогом эвакуации вывозили население на баржах в открытое море. Тысячи ни в чем не повинных людей находили могилу на морском дне [36].

Материалы Чрезвычайной государственной комиссии, поступившие из различных мест, свидетельствуют об огромном числе мирных граждан, пострадавших от рук оккупантов и их приспешников: свыше 6 млн человек, из них на Украине -3 178 084 человека, в Белоруссии – 1 360 034 человека [37].

«Не будет преувеличением сказать, – отмечал итальянский историк Боффа, – что в СССР было больше жертв фашизма, чем во всем остальном мире» [38].

Масштабы и характер злодейств нацистов были настолько беспрецедентными, что они порой вызывали смятение даже в душах военнослужащих вермахта. Примечателен в этой связи трофейный документ, хранящийся в Государственном архиве Российской Федерации. В искренности его автора трудно усомниться: написан он в 1941 г., когда никто в Германии не сомневался в близкой победе над СССР.

Речь идет о донесении командира 528-го пехотного полка майора Реслера вышестоящему начальнику. В конце июля часть этого майора прибыла в Житомир. Совсем неподалеку от штаба полка он оказался свидетелем массового расстрела жителей города.

«Душераздирающей», «страшной» назвал Реслер представшую перед ним картину: огромная яма была доверху заполнена трупами мужчин и женщин всех возрастов. «Я не видел ничего подобного, – пишет он, – ни в мировую войну, ни во французскую, ни в русскую кампании этой войны; я пережил много неприятного, будучи в формировании добровольцев в 1919 г., но никогда мне не приходилось видеть ничего подобного.

Для меня совершенно непостижимо, на основании каких решений суда были совершены эти расстрелы; мне кажется совершенно несовместимым с нашими взглядами на воспитание и обычаи все то, что здесь происходит, когда совершенно открыто, как будто бы это происходит на сцене, человек убивает человека» [39].

Понимали ли сами руководители третьего рейха преступный характер своих изуверских акций? Безусловно. Не случайно Гитлер на второй день после нападения на СССР сказал Геббельсу: «Когда мы победим, никто не спросит нас о наших методах. У нас так много грешков, что мы обязаны победить» [40]. И они не стеснялись в выборе средств для достижения своих завоевательных целей.

Столь же планомерно и бесцеремонно действовали оккупанты при осуществлении экономического грабежа на захваченной территории СССР, эксплуатации его производственного потенциала в интересах вермахта, сырьевого и продовольственного снабжения населения Германии. Нацистские лидеры уже не делали из этого никакой тайны: ведь положение на восточном фронте складывалось для них довольно успешно, и они считали, что маскироваться ни к чему.

Летом 1942 г. о целях войны в России весьма откровенно высказался главный идеолог третьего рейха Геббельс: «Эта война ведется не ради «трона и алтаря», не за идеалы, а «за зерно и хлеб», за хорошо накрытый к завтраку, обеду и ужину стол, за создание материальных предпосылок для решения социальных вопросов, вопросов жилищного и дорожного строительства… идет война за сырье» [41].

Наряду с сырьем для военной экономики нацисты спешили выкачать из России как можно больше сельскохозяйственной продукции. Организация этого дела была поручена главному сельскохозяйственному управлению экономического штаба «Восток». Во главу угла своей деятельности оно поставило не просто вывоз продовольствия, а осуществление преднамеренных мер, направленных на то, чтобы спровоцировать голод среди местного населения. «Если мы сумеем выкачать из страны все, что нам необходимо, – говорилось на совещании членов экономического штаба «Восток», – то, несомненно, десятки миллионов людей будут обречены на голод» [42].

Сотрудники военно-экономической организации «Восток» руководствовались не собственными измышлениями, а специально разработанным для них документом под названием «12 заповедей об отношении к русским». В одной из этих «заповедей» утверждалось: «Голод, бедность и нетребовательность уже давно свойственны русскому человеку». «Его желудок эластичный, – цинично поучал своих подчиненных автор сего документа X. Бакке – статс-секретарь министерства продовольствия, – поэтому не проявляйте ненужного сострадания, не пытайтесь подходить к определению жизненного уровня русских по немецким стандартам» [43].

Одной из основных задач сельскохозяйственного управления экономического штаба «Восток» являлось постепенное освоение лучших восточных земель предприимчивыми хозяевами из рейха. Планировалось, что германские крестьяне и ремесленники поселятся в специально созданных и по-современному оборудованных военных поселениях, а вокруг них разместятся резервации славянских «гелотов» (рабов), восстания которых предусматривалось пресекать самым беспощадным образом.

За период оккупации Украины служба Гиммлера создала два таких поселения. Первое под названием Хегевальд возникло в августе 1942 г. в районе Винницы, откуда власти изгнали коренное украинское население. Второе поселение – Ферстенштадт было организовано в районе Коростеня. Предполагалось, что эти военные поселения станут центрами германизации захваченных земель.

Коренное население сел и деревень было занято изнурительным рабским трудом от восхода и до захода солнца под контролем окружных и районных сельскохозяйственных фюреров (руководителей), а также их пособников. С этой целью нацисты использовали колхозы и совхозы для того, чтобы обеспечить в своих интересах быстрое и систематическое поступление сельскохозяйственной продукции.

15 февраля 1942 г. Розенберг подписал документ под названием «Новый аграрный порядок», в котором предусматривалось преобразование всех колхозов в общинные хозяйства, совхозы переименовывались в государственные имения, а МТС – в сельскохозяйственные опорные пункты. «Новый аграрный порядок» Розенберга предусматривал обработку земли общинного хозяйства сообща, запрещался какой-либо самовольный раздел земли.

Оккупационная администрация не случайно стремилась сохранить колхозы, изменив лишь их название. Ведь она оставляла за собой право устанавливать объемы поставок сельхозпродукции, за выполнение которых община несла коллективную ответственность. Это было гораздо удобнее, чем иметь дело с отдельными хозяевами. Крестьяне сдавали не только основную часть общинного урожая, но и платили различные индивидуальные налоги, которые взимались даже за окна, двери, «излишнюю мебель», собак, печные трубы и т. п.

Вопреки ожиданиям оккупантов «новый аграрный порядок» привел к падению сельскохозяйственного производства. Уже в 1942–1943 гг. зерновых, например, было собрано значительно меньше по сравнению с предыдущим урожаем, а в 1943–1944 гг. объем зерновых снизился наполовину, тогда как продовольственные реквизиции немцев возросли вдвое [44].

Особенно тяжелым было положение сельского населения в прифронтовой зоне оккупации. Помимо того, что крестьяне были заняты на общинных полях, военные оккупационные власти постоянно привлекали их к работам по обеспечению нужд вермахта. К тому же наряду с «плановыми» налогами немцы ввели широкую систему конфискаций и реквизиций, прежде всего скота и продуктов. Например, к декабрю 1942 г. население Ярцевского и Сафоновского районов Смоленщины уже не имело ни коров, ни лошадей. Немцы, вторично оккупировавшие эти районы, подчистую забрали у жителей все продукты. В деревнях десятки людей ежедневно умирали от голода и тифа. Не было ни крошки хлеба, ни лекарств [45].

Еще безрадостнее жилось населению городов и поселков городского типа, которое находилось в полной зависимости от оккупационных властей, новоявленных хозяев промышленных предприятий, где только и можно было заработать средства к существованию.

Вступая в города, оккупанты спешили захватить прежде всего промышленные предприятия. На видных местах сразу же появлялись распоряжения на немецком и русском языках, подобные этому: «Порядок на данном предприятии должен быть обеспечен, и работа не может быть прервана или нарушена. Весь… инвентарь и оборудование предприятия, а также все машины, инструменты, материалы и запасы сырья конфискованы и могут быть удалены из предприятия лишь по особому на то разрешению Главнокомандующего Германской Армией, если это будет вызвано необходимостью для продолжения производства. Нарушение данного приказа карается со всей строгостью военного закона» [46].

Оккупанты были весьма заинтересованы в том, чтобы пустить в ход кое-какие машиностроительные и военные заводы для ремонта военной техники, производства отдельных видов оружия. В апреле 1942 г. дали ток два генератора Днепрогэса [47]. Максимальное число работавших предприятий приближалось к 400, а те из них, что были признаны немцами бесполезными, безжалостно уничтожались.

Документальных свидетельств суровой жизни под пятой оккупантов в архивных папках хранится множество, но еще больше – в семейных архивах. Изучая их, лучше представляешь условия, в которых оказались наши соотечественники на оккупированной территории. Не только проблема питания волновала людей. Им надо было куда-то устроить детей, уходя на работу, решать вопросы с обучением их в школе, иметь возможность обратиться к врачу в случае болезни и т. д. Однако оккупационным властям эти социальные проблемы были более чем чужды. Об этом свидетельствует массовое разрушение ими больниц, поликлиник, амбулаторий, санэпидстанций, детских яслей и садов, школ. Оккупанты часто приспосабливали эти помещения для своих потребностей, а при отступлении сжигали. На Украине фашисты уничтожили свыше 500 больниц, около тысячи поликлиник и амбулаторий, 800 аптек [48].

Нацистские руководители считали, что на захваченных советских территориях местному населению достаточно знать элементарный счет, а больше обучать ни к чему. Гиммлер в документе «Некоторые соображения об обращении с местным населением восточных областей», который Гитлер утвердил 25 мая 1941 г. в качестве директивы, подчеркивал, что «примитивное население и его дети не должны иметь образование выше начальной школы. Целью обучения в создаваемых так называемых «народных школах» должны были стать только простой счет, самое большее считать до 500, умение расписываться» [49].

Целенаправленные усилия оккупантов по разрушению социально-культурной сферы дополнялись безудержным разграблением людских ресурсов. Возрастающие потребности рейха в рабочей силе привели к массовой принудительной депортации трудоспособного населения.

По замыслу немецкого командования, ушедших на фронт граждан рейха должны были заменить рабочие руки населения оккупированных стран, прежде всего СССР. На людей, как на диких зверей, устраивались облавы. Задержанных сгоняли в резервации, откуда эшелонами отправляли на запад.

Согласно немецким данным, приведенным французским историком Вертом, более 4,2 млн человек были угнаны в Германию в 1942–1944 гг. [50].

В материалах Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий приводятся более подробные данные: всего за годы войны в рейх было вывезено 4 млн 829 тыс. человек из числа гражданского населения; из них после разгрома Германии в Советский Союз депортировано 3 млн 582 тыс. человек. Следовательно, в неволе погибло не менее 23,2 % от общего числа депортированных мирных граждан [51].

Однако встречались и те, кто сам выражал желание поехать на германскую каторгу. О побудительных причинах рассказала на допросе Вера Васильевна Бережная, которая при немцах работала заведующей мужским отделом биржи труда города Чистякове, что в Донецкой области. На вопрос, действительно ли были люди, уезжавшие по доброй воле в Германию, она ответила: «Во время оккупации Чистяковского района немецкими властями были такие созданы условия, что почти каждого ожидала голодная смерть. И население было готово на все, куда угодно ехать, лишь бы спасти свою жизнь…» [52].

Страшные следы опустошения и разрушений оставили оккупанты при отступлении. Они разрабатывали специальные директивы, в которых подробно указывалось, как производить эвакуацию и разрушение оставляемых материальных ценностей. Так, хозяйственный руководитель группы армий «Юг» Нагель 2 сентября 1943 г. подписал директиву, из которой следовало, что при отступлении из Донецкого бассейна необходимо целиком вывезти все материальные ценности, а «все, что не может быть эвакуировано, подлежит разрушению, в особенности водонапорные и электрические станции и вообще силовые и трансформаторные станции, шахты, заводские сооружения, средства производства всех видов, урожай, который не может быть вывезен, деревни и дома. Наряду с вывозом ценных машин и ценного имущества следует обратить внимание главным образом на вывоз зерна» [53].

Весьма примечателен в этом отношении другой документ. В поступившем 7 октября 1943 г. в штаб 466-го пехотного полка распоряжении самым подробным образом расписано, как и что уничтожать в случае отступления: «…следует полностью уничтожать на оставляемой территории все сооружения и запасы, которые в какой-либо степени могут оказаться полезными для врага: жилые помещения (дома и блиндажи), машины, мельницы, ветряные мельницы, колодцы…» [54].

Вот и сжигали дома без всякого исключения, а печи в них взрывали с помощью ручных гранат. Колодцы приводили в негодность, бросая в них падаль, навоз, кизяки. Всякого рода запасы сжигали, сельскохозяйственные машины и телеграфные столбы взрывали, паромы и лодки затапливали, разрушали мосты и минировали дороги.

Все действия германских войск были направлены на то, чтобы оставляемая ими территория длительное время не могла быть использована для жизнеобеспечения.

Ценой героических усилий народ залечил нанесенные родной земле глубокие раны, но память о черных днях оккупации искоренить никак нельзя.

2. Коллаборационизм советских людей: причины, формы, масштаб

Динамика Великой Отечественной войны включает в себя сюжеты самого различного характера: поражения и победы на фронтах, подвиги и предательства, подлость и героизм, измены и беспримерную преданность и т. д. Все это лишний раз подтверждает многоликость и неоднозначность этого исторического события.

Примечательно что, как и в любой войне, часть советских людей пошла на сотрудничество с агрессором и нацистской властью. Французский термин «коллаборационизм» означает добровольное или умышленное сотрудничество с врагом части населения оккупированной страны в различных сферах во вред своему государству.

Причины сотрудничества с нацистской Германией различны. Основную массу коллаборантов и пособников составляли советские граждане, выступавшие против большевизма и сталинского режима, ненавидящие советский строй или испытывающие обиду на советскую власть. Среди них были и лица, пострадавшие от раскулачивания, коллективизации, голода или репрессий, либо их родственники, подвергшиеся полностью или частично репрессиям. Определенную часть составила и антисоветская белая эмиграция, идейно стремящаяся к свержению власти большевиков и реставрации монархии на территории СССР. Это и военнопленные, у которых в ситуации крайней безысходности срабатывало элементарное стремление как-то выжить в жестких условиях плена.

Побудительными мотивами коллаборационизма и пособничества части граждан СССР являлся классовый и националистический характер, они возникали и под влиянием германской пропаганды.

Формы сотрудничества советских граждан с агрессором носили политический, экономический, идеологический и военный характер.

С момента начала войны часть жителей Белоруссии, Украины, России, а также прибалтийских республик, выступавшие против большевизма, встречали немецкую армию с хлебом и солью, улыбаясь от радости, полагая, что Адольф Гитлер, который был противником коммунистической идеологии, пришёл освободить их от ненавистной советской власти.

Предатели и коллаборанты были среди партизан, бойцов и командиров Красной Армии, а также разных категорий граждан Советского Союза, служивших на стороне нацистской Германии во время Великой Отечественной войны.

Наиболее активная форма сотрудничества советских граждан с врагом – это участие с оружием в руках в боевых действиях, в акциях против советских партизан, в охране немецкого тыла, служба во вспомогательных войсках и в полиции.

По данным, которые содержатся в документах третьего рейха, в самом вермахте, войсках СС и полиции, созданной оккупационными властями на территории СССР, служило от одного до полутора миллионов советских граждан [55].

Важно отметить, что учет так называемых добровольцев был запутан. Командные инстанции вермахта на местах нередко скрывали от Берлина истинное число лиц, привлеченных к военному сотрудничеству, так как высшее политическое руководство Германии явно не поощряло этого, опасаясь вручать оружие в руки советских граждан. К тому же учетные органы не всегда могли разграничить различные категории добровольцев, вследствие чего порой трудно разобраться, идет ли речь о численности всех военных формирований или только о какой-то категории добровольцев.

По советским и немецким источникам, к концу войны в германском плену насчитывалось более 2 млн советских военнопленных, из них 930 тыс. содержались в лагерях [56]. Более миллиона находились вне лагерей и использовались германским командованием как в вооруженных формированиях, так и на различного рода подсобных работах в интересах вермахта. Надо иметь в виду, что помимо военнопленных к военному сотрудничеству привлекалось и гражданское население, которое были вовлечено немцами в административную и хозяйственную деятельность.

Необходимость привлечения оккупационными властями советских граждан на свою сторону диктовалась в первую очередь большими потерями на фронте, а также нарастанием партизанского движения. Как выразился немецкий генерал Г. Хельмих, «добровольцы должны экономить германскую кровь на фронте» [57].

Высшее политическое руководство Германии длительное время противилось использованию вооруженных формирований не только из советских граждан, но и из граждан дореволюционной России – эмигрантов первой волны. Тем не менее с началом войны по инициативе белогвардейских офицеров и генералов (П.Н. Краснова, А.Г. Шкуро и др.) стали формироваться первые боевые части с намерением использовать их в составе вермахта на восточном фронте. Летом же 1941 г. военное командование приступило к созданию подразделений и частей из советских военнопленных и представителей гражданского населения для охраны объектов тыла от партизан.

В соответствии с директивой, подписанной 16 августа 1942 г. начальником генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдером, все сформированные из советских граждан подразделения и части отныне получили название восточных войск, а военнослужащие – добровольцев. В директиве выделялось четыре группы добровольцев:

– желающие помогать (Hilfswillige, а сокращенно – Hiwi) – отдельные советские военнопленные и гражданская молодежь, служившие в германских частях на вспомогательных работах;

– полицейские команды (Schutzmannschaften Ordnungsdienst, Hilfspolizei), то есть вспомогательная полиция немецкого военного и гражданского управления на оккупированной территории;

– охранные части (Sicherungsverbande), предназначенные для борьбы с партизанами и охраны объектов тыла;

– боевые части (Kampfverbande) – военные формирования, предназначенные для ведения боевых действий против Красной Армии.

Кроме указанных групп в вермахте создавались особые подразделения и части для ведения пропагандистской, подрывной, диверсионной и другой работы в тылу Красной Армии, а также вспомогательные инженерные, строительные, дорожные, рабочие, снабженческие и другие. Немало советских граждан служило в специальных формированиях и боевых войсках СС.

Самая многочисленная категория советских людей, действовавшая на стороне врага, – это хиви. С первых дней войны они работали в тыловых подразделениях немецких частей в качестве возниц, шоферов, рабочих в мастерских и на кухнях, выполняли самую разнообразную вспомогательную работу. Сначала немцы называли их «наши Иваны», но начиная с 1943 г. хиви уже были предусмотрены в вермахте штатными расписаниями. Если к концу 1942 г. их число составляло около 200 тыс., то весной 1943 г. оно превысило 0,5 млн человек [58]. Осенью 1943 г. пехотной дивизии полагалось по штату 2005 хиви при общей численности соединения 12 713 человек [59].

Второй по численности группой добровольцев являлись боевые части (официальное их создание относится к январю 1942 г.), при формировании которых предпочтение первоначально отдавалось представителям нерусских народов Советского Союза. Это были так называемые восточные легионы: туркестанский (из представителей среднеазиатских народов), азербайджанский, грузинский, армянский, северокавказский (из представителей народов Северного Кавказа) и волго-уральский (из представителей народов Урала и Поволжья).

Основу легионов составляли пехотные батальоны численностью более 900 человек каждый. Всего за войну для этих легионов было сформировано 90 пехотных батальонов (26 туркестанских, 15 азербайджанских, 13 грузинских, 12 армянских, 9 северокавказских, 8 батальонов крымских татар, 7 батальонов волжских татар и других народов Поволжья и Урала) [60].

Во всех этих батальонах немцы составляли около 4 % общей численности. В основном они занимали почти все офицерские должности, а иногда и унтер-офицерские (сержантские). Помимо названных батальонов в 1942 г. в зоне действий группы армий «А» был создан калмыцкий кавалерийский корпус, который насчитывал до 5 тыс. человек [61].

Несмотря на запрет Гитлера вооружать великороссов, командование на фронте не только привлекало русских военнопленных к службе в вермахте в качестве хиви, но и создавало из них, а также из представителей местного населения русские национальные части и соединения.

Судя по докладу начальника организационного отдела генерального штаба сухопутных войск К. Штауфенберга, на 5 мая 1943 г. на стороне германских вооруженных сил действовало 90 «русских» батальонов, сформированных из представителей славянских народов СССР [62]. Германский военный историк В. Мюллер-Гиллебранд считает, что к середине 1944 г. в распоряжении командования вермахта имелось 200 пехотных батальонов, сформированных из русских, украинцев и белорусов, а также из представителей других национальностей [63].

Помимо этих формирований на стороне агрессора в разное время, причем не только на восточном фронте, действовал целый ряд более крупных частей и соединений. Среди них Русская национальная народная армия (РННА), Русская освободительная народная армия (РОНА), Казачий стан генерала Т.Н. Доманова, 1-й русский корпус, казачья группа (бригада) генерала А.В. Туркула, 15-й казачий кавалерийский корпус генерал-лейтенанта вермахта Гельмута фон Паннвица, а также некоторые полки, бригады и дивизии СС. Нередко эти формирования, как отмечалось выше, создавались из белоэмигрантов по инициативе и при непосредственном участии офицеров и генералов царской армии.

К концу 1944 г. начала формироваться Русская освободительная армия (РОА). 10 ноября 1944 г. приступили к созданию

1– й дивизии, в канцеляриях вермахта она числилась 600-й. Ее командиром стал полковник С.К. Буняченко, бывший командир стрелковой дивизии Красной Армии. В марте 1945 г. 1-я дивизия прибыла на восточный фронт.

17 января 1945 г. был подписан приказ о формировании

2– й дивизии. В организационном отделе генерального штаба сухопутных войск она значилась под номером 650. Командиром дивизии стал Г.А. Зверев (в Красной Армии он в звании полковника командовал стрелковой дивизией), которому, как и Буняченко, в феврале было присвоено звание генерал-майора. Так и не завершив формирование, дивизия 19 апреля покинула полигон Хойберг в Вюртенберге и двинулась в район сбора всех сил РОА – в Богемию. Стрелковые полки не получили ни орудий, ни минометов, даже пулеметами были укомплектованы не полностью.

3-я дивизия во главе с генералом М.М. Шаповаловым к концу войны существовала только на бумаге германского ведомства, где она проходила как 700-я народно-гренадерская, ибо удалось лишь укомплектовать штаб, собрать более 10 тыс. добровольцев и вооружить их учебным оружием.

Дивизии комплектовались в основном из военнослужащих расформированных 29-й (бывшей РОНА) и 30-й русских дивизий СС, русских пехотных батальонов и артиллерийских дивизионов, действовавших на востоке, а также тех соединений, что в боях на западе понесли большие потери. Продолжалась вербовка военнопленных в лагерях.

Помимо трех дивизий в РОА были запасная бригада, офицерское училище, противотанковая бригада и военно-воздушные силы. В соответствии со справкой, составленной начальником оперативного отдела штаба армии полковником А.Н. Неряниным, сухопутные войска РОА (три дивизии, управление армии, училище, армейские части и соединения) насчитывали 45 тыс. человек [64].

Численность авиационных частей составляла 5 тыс. Их возглавлял бывший советский полковник В.И. Мальцев. В конце марта – начале апреля закончилось формирование истребительной (командир Герой Советского Союза капитан С.Т. Бычков) и бомбардировочной (командир Герой Советского Союза старший лейтенант Б.Р. Антилевский) эскадрилий. В апреле же создаются разведывательная и транспортная эскадрильи.

Все создаваемые формирования должны были явиться основой вооруженных сил так называемого Комитета освобождения народов России (КОНР), созданного в ноябре 1944 г. Их главнокомандующим был провозглашен генерал А.А. Власов (до пленения в июле 1942 г. командовал 2-й ударной армией Волховского фронта), одновременно являвшийся председателем КОНР. Пост начальника штаба власовской армии занял генерал Ф.И. Трухин, бывший в начале войны начальником оперативного отдела штаба Северо-Западного фронта.

Охранные подразделения и части вермахта из числа советских граждан официально начали формироваться с осени 1941 г. Сначала генштаб сухопутных войск по просьбе командования войск вермахта разрешил сформировать при каждой группе армий по одной казачьей сотне. Так как действия сотен в Берлине оценили положительно, в ноябре поступило указание о формировании подобных сотен при каждой из девяти функционировавших на востоке охранных дивизий.

Наряду с казаками в сотни зачислялись и военнопленные – русские, украинцы и белорусы. Позже стали создаваться эскадроны, батальоны и полки. Так, в тылу группы армий «Центр» (в Белоруссии и в западных областях РСФСР) осенью 1942 г. действовали два казачьих полка, два казачьих батальона и эскадрон, добровольческий полк, пять охранных батальонов, большое количество отдельных рот. Сюда же по распоряжению рейхсфюрера СС Гиммлера с Украины в целях усиления антипартизанских сил были переброшены три украинских охранных батальона.

В апреле 1943 г. в докладе политуправления Юго-Западного фронта начальнику Главного политического управления Красной Армии отмечалось, что против войск фронта (то есть в группе армий «Юг») с декабря 1942 г. по февраль 1943 г. действовало несколько добровольческих казачьих сотен и отрядов украинцев, узбеков, казаков, а также 1-й синегорский казачий и 1-й пластунский полки [65].

Подобные формирования и примерно в таком же количестве были и в других группах армий. Фактически при управлении каждой немецкой дивизии имелась как минимум рота, а при управлении корпуса – несколько рот или батальон, сформированные из советских граждан для борьбы с партизанами.

Вспомогательные полицейские команды создавались не только военными, но и оккупационной администрацией на территории рейхскомиссариатов Остланд и Украина. К маю 1943 г. 60–70 тыс. человек служили во вспомогательной полиции военного управления, а в ведении администрации рейхскомиссариатов имелось примерно 300 тыс. человек в полицейских командах [66].

Представление о составе и численности вспомогательных войск дают исследования германского историка И. Хоффмана. Он подсчитал, что только в рамках программы создания восточных легионов насчитывалось 11 кадровых батальонов, предназначенных для обучения боевых частей, 5 рабочих и запасных батальонов, сведенных в бригаду, 10 отдельных запасных, снабженческих, строительных батальонов и для обслуживания полевых складов, а также 202 отдельных подразделения, равных роте, для обслуживания полевых складов, снабжения, инженерно-строительных, железнодорожно-восстановительных, шоссейно-строительных, а также вьючных колонн [67].

Германская разведка и главное управление СС тоже располагали разнообразными школами, командами и специальными частями из числа коллаборантов. К наиболее крупным следует отнести созданную под эгидой абвера (разведывательной службы вермахта) специальную часть «Бергман» («горец»), включавшей в 1943 году три батальона. В ведении СС находились также бригада «Дружина» и 1-я русская национальная армия.

К середине 1943 г. в состав войск СС входили 14-я (1-я украинская), 15-я (1-я латвийская), 19-я (2-я латвийская) и 20-я (эстонская) дивизии. Во второй половине 1944 г. создаются 29-я и 30-я (1-я и 2-я русские), а также 30-я белорусская дивизии, а в конце войны – бригада «Северный Кавказ» [68]. Были и многочисленные специальные (Sonder) команды и отряды различного назначения, такие как зондеркоманда «Шамиль», зондер-штаб «Кавказ», туркестанская бригада СС, зондеротряд 203 и др.

По сути, между боевыми и охранными частями не было четко выраженного различия, так как нередко первые оказывались не способными к ведению боевых действий на фронте, и немцы выводили их в тыл для борьбы с партизанами, которая требовала все больше сил и средств.

Своими карательными действиями эти войска нанесли наибольший ущерб партизанам и местному населению. Восточные части (с апреля 1943 г. их стали называть добровольческими) использовались немцами на различных театрах войны и стратегических направлениях:

– на восточном фронте – против Красной Армии и партизан;

– в Югославии и Италии – против вооруженных формирований Сопротивления;