Текст книги "Помнит ли мир спасенный?"

– в Северной Африке, Бельгии, Голландии и Франции – против войск западных союзников СССР и движения Сопротивления.

Они также несли охранную службу на оккупированной вермахтом территории, обслуживали немецкие полевые склады, аэродромы, ремонтировали дороги и мосты.

По оценкам самих немцев, только хиви в массе своей до конца войны остались им верными, что можно объяснить, пожалуй, условиями, в которых оказались эти люди. Как правило, в одном отделении, а то и во взводе было не более одного русского, за которыми внимательно следили.

Оснащение добровольческих частей вооружением, обмундированием и продовольствием, несмотря на неоднократные декларации командования вермахта об обращении с ними как с равноправными союзниками, на протяжении всей войны было значительно хуже, чем немецких войск. Многие из этих частей добывали себе пропитание, обирая местное население.

При вербовке военнопленных и гражданских лиц нарушался декларированный германским командованием принцип добровольности. На настрое добровольцев отрицательно сказывалось явное недоверие командования вермахта. Выражалось оно в первую очередь в том, что им, как правило, не доверяли командные посты даже в тех подразделениях и частях, которые в боях доказали немцам свою преданность.

Была и чисто политическая причина неустойчивости восточных частей: это отказ Берлина от предоставления государственной самостоятельности и независимости народам России после победы над большевиками, промедление с формированием Русской освободительной армии, фактический отказ от роспуска колхозов, репрессии на оккупированной территории.

Чтобы поднять дух добровольцев, все русские, находившиеся на службе в подразделениях и частях вермахта (хиви) или в самостоятельных русских формированиях, с апреля 1943 г. формально стали числиться военнослужащими Русской освободительной армии, а украинцы – военнослужащими Украинского освободительного войска. Отныне восточные легионеры считались воинами своих национальных вооруженных сил. С этих пор русские должны были носить на левом рукаве знак Русской освободительной армии (РОА), которую немецкая пропаганда, рассчитанная на воинов Красной Армии, связывала с именем генерала Власова. Поэтому во время войны и длительное время после нее всех, кто служил на стороне немцев, включая и легионеров, называли власовцами.

После поражения под Сталинградом, отхода немецких войск с Кавказа надежность восточных формирований сильно снизилась. Все чаще в штабы поступали донесения об их неверности. Германское командование решило перевести все более или менее боеспособные части во Францию, в Голландию, Бельгию, Италию и на Балканы для борьбы с участниками движения Сопротивления и охраны побережья, а ненадежные поспешило немедленно расформировать.

Переброшенные на запад батальоны и полки включались в состав немецких частей и соединений. С этого момента одни, добровольно вступившие в восточные формирования, почувствовали себя обязанными за кусок хлеба служить германским интересам, другие посчитали, что лучше перейти на сторону партизан или Красной Армии, чем выполнить приказ о переводе на запад. Но и здесь судьбу их решал фактор огромной важности – отношение советского руководства к военнопленным, которые были заклеймены как предатели Родины. Многие были убеждены, что возвращение на Родину грозит им репрессиями. Именно так высказывались те, кто попадал в плен Красной Армии. Политорганы всех рангов, проанализировав проблему с власовцами, тоже ссылались на это как на негативный фактор [69].

Например, начальник политуправления Воронежского фронта генерал С.С. Шатилов в 1943 г. писал, что сопротивление РОА на фронте и впредь будет обусловливаться тем страхом, который испытывают ее солдаты перед наказанием за совершенную измену Родине. И хотя это обстоятельство учитывалось в контрпропаганде, многие власовцы так и не поверили обещаниям.

К тому же обозначилась и обратная сторона медали: ненависть к изменникам и совершенным ими преступлениям была столь велика, что попавших в руки красноармейцев власовцев и других нацистских пособников чаще всего расстреливали на месте. И неудивительно: боевой устав пехоты Красной Армии требовал от каждого бойца «быть беспощадным ко всем изменникам и предателям Родины» [70]. Тем не менее одиночные и групповые переходы на сторону Красной Армии были нередкими.

В 1944 г., когда почти полностью завершилось освобождение советской земли от оккупантов и Красная Армия вступила на территорию стран Восточной Европы, нацистов все больше беспокоила ненадежность легионеров и власовцев. Во время высадки англо-американских войск в Нормандии многие батальоны восточных войск, оборонявшие побережье от Голландии до Италии, просто-напросто разбежались, некоторые поспешили сдаться в плен, другие взбунтовались, уничтожая своих немецких командиров.

Одна из первых и весьма примечательных попыток выступления против немцев произошла в 795-м (грузинском) пехотном батальоне в октябре 1942 г. По утверждению легионеров, еще во время формирования и обучения на территории Польши в батальоне под руководством командира взвода Мурманидзе функционировала группа, ставившая своей целью подготовку перехода батальона на сторону Красной Армии. С прибытием на фронт группе удалось связаться со штабом 37-й советской армии и договориться о помощи. Однако все сорвалось из-за предательства нескольких легионеров. Удалось перебежать на советскую сторону только 33 добровольцам. Зачинщики были арестованы и осуждены, а батальон разоружен и изолирован. Перебежчики на советскую сторону заявили, что подготовленный переход выдал немцам командир роты Г. Гилашвили, бывший капитан Красной Армии. [71].

Летом 1943 г. на сторону партизан перешла большая часть военнослужащих бригады «Дружина» во главе с командиром бывшим подполковником Красной Армии В.В. Гиль-Родионовым. По свидетельству начальника службы внешней информации СС В. Шелленберга, в ведении которого и находилась «Дружина», настроение командира бригады начало резко меняться, как только немецкие войска стали терпеть поражение на фронте.

В личных беседах с Шелленбергом Гиль-Родионов выражал озабоченность по поводу обращения немцев с местным населением и военнопленными, что, по мнению последнего, должно было неминуемо привести к катастрофическим последствиям. Несмотря на то, что Шелленберг обращал внимание своего шефа Гиммлера на нежелательный настрой русского командира и даже высказывался против использования бригады в борьбе с партизанами, никакой реакции не последовало.

В конце концов в августе 1943 г. при прочесывании местности, занятой партизанами, «Дружина» напала на немецкий конвой, охранявший пленных партизан. Освободив их, бригада двинулась в партизанский лагерь [72]. В партизанском отряде В.В. Гиль-Родионов был награжден за боевые заслуги орденом Красного Знамени, погиб в бою.

В начале 1945 г. произошло восстание 822-го грузинского пехотного батальона, дислоцированного на голландском острове Тексель. Под руководством лейтенанта Шалвы Лоладзе легионеры перебили немецкий персонал. В ходе предпринятого немцами штурма они потеряли около 200 человек, но и сами уничтожили не менее 500 легионеров [73].

Войска же, непосредственно подчиненные Власову, исключая присоединившихся позже казаков и другие формирования, дважды выводились на восточный фронт.

Первый раз это случилось 9 февраля 1945 г. на плацдарме в районе Франкфурта на Одере. Здесь, на участке между Врицен и Гюстебизе, боевая группа добровольцев, созданная из военнослужащих батальона охраны штаба РОА, под командованием подполковника И.К. Сахарова атаковала в составе немецкой дивизии «Дебериц» оборону 230-й стрелковой дивизии. Наступавшим так и не удалось ликвидировать советский плацдарм.

2 марта в штаб РОА поступило распоряжение о передаче 1-й дивизии в состав группы армий «Висла». По прибытии на фронт ей было приказано сбить советские войска с плацдарма в районе населенного пункта Эрленгоф, что южнее Фюрстенберга. Здесь, на левом берегу Одера, уже два месяца держал оборону 119-й укрепленный район 33-й советской армии.

Наступление власовцев началось утром 13 апреля. За два с половиной часа боя части 1-й дивизии вклинились в оборону советских войск почти на 500 метров, но под сильным артиллерийским огнем залегли. Не видя обещанной немцами авиационной и артиллерийской поддержки, командир дивизии Буняченко вывел части из боя, несмотря на запрет командующего 9-й немецкой армией Т. Буссе. Власовцы потеряли 370 человек, в том числе 4 офицера [74].

Нацистское руководство – инициаторы власовского движения полагали, что появление на фронте крупных антисталинских вооруженных формирований вызовет с противной стороны целый поток перебежчиков. Однако не тут-то было. Бой под Эрленгофом полностью разочаровал и тех, и других, а у командования вермахта он вызвал сильное недовольство. Поздно вечером 13 апреля главное командование немецких сухопутных войск отдало приказ об отводе власовской дивизии с фронта. На этом и закончилось участие РОА в боях против Красной Армии.

Не секрет, что политическое сотрудничество с представителями различных народов СССР нацистские функционеры замышляли задолго до нападения на Советский Союз. Однако на практике все свелось к созданию карманных национальных комитетов, предназначение которых – сеять вражду в межнациональных отношениях и разжигать ненависть к советской власти.

Важно подчеркнуть, что для этого почва была довольно благоприятной, ибо в эмиграции как грибы росли самые разнообразные комитеты, партии и движения. Не прекращали политической деятельности и главы независимых республик, существовавших в период с 1918 по 1921 гг., в основном благодаря поддержке интервентов. Это Ресулзаде Эмир Бей – президент Азербайджана, Ной Жордания – президент Грузии, Джабаги Васан-Гирей – президент Северокавказской республики. Не сидели сложа руки и министры этих «правительств».

Однако с началом войны нацистская Германия не слишком спешила давать белоэмигрантам карт-бланш. Только после провала блицкрига в руководстве третьего рейха вспомнили о них. С ведома Гитлера в 1942 г. под эгидой восточного министерства во главе с Розенбергом создаются всевозможные национальные комитеты: северокавказский, туркестанский, татарский, калмыцкий, карачаевский, кабардино-балкарский, азербайджанский, армянский, грузинский и другие.

Руководители украинского комитета называли себя Центральной радой. В Белоруссии роль комитета вначале играла созданная немецким генеральным комиссаром В. Кубе «Самопомощь», впоследствии – Центральная рада. В Латвии и Литве объявились национальные ответственные советы, переименованные потом в правления. Эстонцам и народам Северного Кавказа немцы дозволили иметь собственное «правительство», которое, разумеется, комплектовалось с одобрения германской администрации.

В первое время главенствующая роль в комитетах принадлежала эмигрантам. Но по мере того, как и среди советских военнопленных выявлялись энергичные личности и активные противники политического режима в СССР или люди, выдававшие себя за таковых, состав национальных комитетов все больше менялся.

В 1943–1944 гг. национальным комитетам была предоставлена возможность провести конгрессы. В избранных на них национальных органах власти значительное число мест принадлежало бывшим военнопленным. Так, азербайджанский меджлис, избранный на курултае (конгрессе) азербайджанцев в Берлине в ноябре 1943 г., возглавил бывший советский майор А.А. Фаталибейли-Дудангинский. Тем не менее ведущая роль в национальных комитетах оставалась за белоэмигрантами.

Следует, однако, заметить, что инициатива создания национальных комитетов исходила от отдельных руководителей рейха, в частности от Розенберга, возглавлявшего восточное министерство, остальные лидеры до самого последнего момента и мысли не допускали о государственной самостоятельности народов Советского Союза. Заигрывания с национальными комитетами нужны были лишь для того, чтобы проводимая теми пропагандистская работа среди военнослужащих Красной Армии, военнопленных и населения СССР облегчила положение войск вермахта на восточном фронте.

Лишь в марте 1945 г. германское правительство под давлением обстоятельств вынуждено было признать национальные комитеты в качестве самостоятельных национальных правительств. Во второй половине 1944 г., когда у нацистского руководства возникли сомнения в благонадежности более чем 4 млн советских военнопленных и восточных рабочих, Гитлер передал все восточные дела (комитеты и войска) в ведение самого надежного своего инструмента подавления – в СС.

Тогда-то глава этого ведомства Гиммлер и вспомнил о пленном советском генерале Власове, имя которого уже свыше двух лет немцы использовали для разлагающего воздействия на военнослужащих Красной Армии и обмана восточных добровольцев. Гиммлер был осведомлен о намерениях Власова создать с помощью Германии антисталинское правительство и русскую армию.

Имя этого генерала хорошо знали и по ту сторону фронта, и по эту. Казалось бы, он больше всех подходил на роль главы русского освободительного движения, способного сделать добровольческие формирования лояльными рейху. Дав согласие сотрудничать с немцами, пообещавшими создать русское правительство и русскую освободительную армию, Власов получил возможность лично выступать перед военнослужащими русских коллаборационистских формирований и на предприятиях оккупированной советской территории.

16 сентября 1944 г. Гиммлер принял Власова в ставке Гитлера в Растенбурге (Восточная Пруссия). Он завел речь об объединении под началом Власова всех существовавших в рейхе и на оккупированной вермахтом территории белогвардейских, националистических и всех других антисоветских организаций. Для руководства их деятельностью Власову предоставлялось право создать политический центр. Тогда же он получил санкцию на формирование РОА.

А 14 ноября 1944 г. в Праге состоялось учредительное собрание политического центра русского освободительного движения, названного комитетом освобождения народов России (КОНР). Власов зачитал манифест, который в качестве главных целей комитета провозглашал свержение сталинского режима, возвращение народам прав, завоеванных ими в «народной революции» 1917 г., прекращение войны и заключение почетного мира с Германией, создание новой свободной народной государственности без большевиков и эксплуататоров.

С самого начала комитет освобождения народов России замышлялся как политический орган для борьбы против советской власти. Выступая 18 января 1944 г. на собрании «представителей народов России» в Берлине, Власов заявил, что «они свергнут большевистский строй и лишь после этого в мирном сожительстве разрешат все вопросы своего национального бытия» [75].

В состав КОНР вошли профессора украинцы Ф. Богатырчук, В. Гречко и Ю. Письменный, белорус Н. Будзилович, осетин С. Цаголов, грузин Ш. Маглакелидзе. С просьбой о приеме в КОНР обратились к Власову эмигранты первой волны – казачьи генералы Ф.А. Абрамов и Е.И. Балабин, командир пластунской бригады 15-го казачьего корпуса полковник И.Н. Кононов, атаманы казачьих войск: Донского – генерал Г.В. Татаркин, Кубанского – генерал В.Г. Науменко, а также известный многим с гражданской войны генерал А.Г. Шкуро.

В то время как Красная Армия вступила на территорию ряда восточноевропейских стран, американские, английские и канадские войска теснили немцев в Голландии, Бельгии и Франции. Кольцо вокруг Германии все больше сжималось. Гибель нацистского режима надвигалась неотвратимо. Этого не могли не понимать руководители КОНР и все сторонники русского освободительного движения.

Власов и его сторонники не могли не задумываться о своей дальнейшей судьбе. Кое-кто из них, вероятно, рассчитывал, что с появлением сильной РОА на фронте изменится настроение бойцов и командиров Красной Армии. Когда же первые бои на Одере показали иллюзорность их надежд, а крах рейха стал еще очевиднее, власовцы обратили свои взоры на запад. Для многих сторонников КОНР союз западных демократий с советским государством казался нелогичным. В окружении Власова было широко распространено мнение, будто после разгрома Германии западные союзники СССР рука об руку со всеми антикоммунистическими силами начнут войну против большевиков.

Таким образом, в годы войны в сотрудничество с нацистской Германией и ее европейскими союзниками были вовлечены представители всех слоев советского общества. Они представляли не только идейных противников советской власти, но и подвергшихся необоснованным репрессиям командиров Красной Армии, крестьян, недовольных принудительной коллективизацией.

Следует подчеркнуть, что репрессии в СССР продолжались и в годы войны. Достаточно указать, что военные трибуналы осудили свыше 900 тыс. военнослужащих, из них более 147 тыс. были приговорены к смертной казни.

Широко распространившиеся на фронте расстрелы на месте вынудили И.В. Сталина и Г.К. Жукова еще в июле 1941 г. подписать специальный приказ, который требовал прекратить расправы без суда и следствия. Случалось, что бойцы и командиры, не выдержав постоянной угрозы военным трибуналом и расстрела на месте за малейшую оплошность либо по навету, искали спасения у противника.

Что касается большей части гражданского населения, то оно оказалось вовлеченным в сотрудничество с врагом обманом или угрозами, а для военнопленных немаловажную роль сыграли невыносимые условия плена. Но встречались, разумеется, и беспринципные или безвольные люди, искавшие для себя лучшей жизни. Им было все равно, кому служить, лишь бы сытно кормили, поили, а иногда позволяли поживиться за счет грабежа. Нельзя сбрасывать со счетов и личные мотивы.

Иное дело национальные меньшинства. Для них стимулами сотрудничества с врагом явилось традиционное стремление к национальной независимости, подогретое просчетами проводимой в СССР национальной политики.

Сотрудничество с врагом некоторой части населения явилось поводом и основной причиной депортации (насильственного переселения) в годы войны многих малых народов Северного Кавказа, национальных меньшинств Крыма, Поволжья и других регионов страны.

Прежде всего репрессии начались против лиц немецкой национальности, проживавших в автономной республике немцев Поволжья, в Москве, Московской и Ростовской областях, пригородах Ленинграда (отсюда выселялись также финны), в Грузии, Армении, Азербайджане, Дагестане и Чечено-Ингушетии.

В августе – октябре 1941 г. 1,5 миллиона советских немцев были переселены в слабообжитые восточные районы. Причем аргументировались эти действия весьма своеобразно: в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года говорилось, что делалось это для их… спасения от «гнева народного». Предусматривались наделение переселяемых землей и угодьями на новых местах, государственная помощь по их обустройству [76].

В 1944 г. обвинены в поголовном пособничестве врагу и вывезены в Сибирь, на Урал, в Казахстан и Среднюю Азию сотни тысяч взрослых мужчин и женщин, стариков и детей: балкарцы, ингуши, чеченцы, карачаевцы, калмыки, крымские татары, турки месхетинцы, болгары, греки (из причерноморских районов). Армяне и ногайцы были лишены своей автономии. Репрессии на этнической почве продолжались и в послевоенное время. Число только депортированных мусульман составило около трех миллионов человек.

Репрессии, которые обрушились на эти народы, оставили неизгладимый след в их жизни на многие десятилетия.

Только через полвека многие из сотрудничавших с противником в годы войны были реабилитированы: в соответствии с указом Президента Российской Федерации от 24 января 1995 г. восстановлены их законные права. Но действие этого указа не распространяется на бывших советских военнопленных и гражданских лиц, что служили в строевых и специальных формированиях вермахта, в полиции, а также на тех, кто, согласно Закону Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий», не подлежал реабилитации, ибо предательство и измена Родине сроков осуждения не имеют.

3. Партизанский фронт и партийное подполье в тылу врага

Народной борьбе в тылу врага посвящены тысячи книг и монографий, защищены сотни диссертаций как в нашей стране, так и за рубежом. И все же ряд аспектов этой важной темы в них не были раскрыты с необходимой степенью объективности, всесторонности и глубины. Например, прямолинейно рассматривался вопрос о влиянии немецко-фашистского оккупационного режима на размах народного сопротивления, недостаточно внимания уделялось показу военного искусства партизан, выявлению слабых и сильных сторон в организации управления партизанским движением и подпольной борьбой.

Самым мощным проявлением народного сопротивления оккупантам была открытая вооруженная борьба – партизанское движение. Возникнув в первые дни Великой Отечественной войны разрозненными очагами, зачастую стихийно, оно вскоре приняло характер организованного и ожесточенного отпора врагу.

Партизаны разрушали коммуникации противника, освобождали обширные районы от оккупантов и удерживали их, вели разведку, содействовали войскам Красной Армии в проведении наступательных и оборонительных боев и операций.

Когда началось массовое изгнание захватчиков из пределов СССР, партизаны делали все возможное для спасения советских людей от угона в фашистское рабство, предотвращали разрушение промышленных предприятий и жилых зданий, препятствовали вывозу в нацистскую Германию материальных ценностей.

В организации всенародной борьбы особую роль сыграл приказ Народного комиссара обороны Союза ССР И.В. Сталина от 5 сентября 1942 г. «О задачах партизанского движения». В этом документе была определена огромной важности политическая цель – вовлечь в партизанское движение широчайшие массы населения за счет создания в населенных пунктах скрытных боевых резервов [77].

Агрессор довольно скоро понял, что ему придется вести боевые действия не только на фронте, но и в собственном тылу. Уже 16 сентября 1941 г. начальник штаба верховного главнокомандования Кейтель в приказе по войскам отмечал, что с начала войны на оккупированных вермахтом территориях СССР вспыхнуло коммунистическое повстанческое движение, которое представляет собой возрастающую угрозу для немецкого командования [78].

Безусловно, определять сопротивление оккупантам как «коммунистическое повстанческое движение» не совсем точно, ввиду прежде всего широкого диапазона мотивов его участников. Одни, будучи искренними сторонниками сталинской системы, сражались за советскую власть, другие – с нацизмом, который уже в полной мере продемонстрировал свой звериный оскал в покоренных странах Европы. Однако всех вместе и каждого в отдельности на борьбу вдохновляло чувство патриотизма, стремление защищать большую и малую Родину, своих родных и близких, над жизнью которых нависла смертельная угроза. Война как бы распрямила людей, пробудила в них способность мыслить иными категориями и принимать взвешенные самостоятельные решения.

Такая психологическая перестройка в сознании людей произошла прежде всего под влиянием трагических событий на фронте. Потребовались для этого не месяцы, а буквально считанные дни. Опасность, нависшая над Родиной, всколыхнула самые широкие слои населения, дала возможность многим подняться выше классовых обид, определила меру ответственности каждого за судьбу Отечества, что позволило ВКП(б) направить волю миллионов к единой цели – разгрому агрессора.

Это совсем не означает, что народные выступления против захватчиков вспыхнули повсюду, как ранее утверждала советская историография, с одинаковой силой и сразу же приобрели массовый характер. Что касается первых месяцев войны, то скорее всего можно говорить лишь об отдельных, стихийно возникавших очагах сопротивления оккупантам.

А все дело в том, что СССР вступил в войну неподготовленным к подобного рода действиям: не было ни разработанной заблаговременно теории партизанской борьбы, ни заранее продуманных организационных форм, а значит, и соответствующих кадров. В целях истины необходимо подчеркнуть, что до середины 30-х годов прошлого столетия в стране проводилась работа по подготовке к использованию партизанских формирований в будущей войне.

Тогда высшее военное и политическое руководство СССР не исключало возможность вторжения противника на советскую землю и в предвидении такого оборота событий во многих приграничных районах готовились базы для развития партизанского движения, изучался и обобщался опыт партизанских действий в войнах прошлого, обучались люди, способные группами и в одиночку действовать в тылу врага, закладывались тайники с продовольствием, оружием, боеприпасами, разрабатывалась специальная минно-взрывная техника.

Более того, на маневрах и войсковых учениях отрабатывались вопросы взаимодействия регулярных войск с партизанами. Внимание вопросам ведения партизанской войны уделяли такие военачальники, как Я.К. Берзин, В.К. Блюхер, В.М. Примаков, И.П. Уборевич, Б.М. Шапошников, И.Э. Якир и другие. Однако с началом массовых репрессий эта работа была свернута: спецшколы закрылись, средства борьбы из партизанских тайников изъяли, а большая часть подготовленных кадров оказалась в застенках НКВД.

К сожалению, тогда в СССР возобладала установка, что в случае войны агрессор будет разгромлен на его собственной территории и победу удастся одержать «малой кровью», а теория использования партизанских сил была признана несостоятельной. Поэтому многие организационные вопросы развертывания партизанского движения пришлось решать уже в условиях огромных потерь и отступления Красной Армии.

К тому же в первые месяцы войны в тех западных регионах, что были присоединены к СССР в 1939–1940 гг., обострившаяся еще накануне ее социально-политическая обстановка отнюдь не способствовала росту численности партизанских отрядов и подпольных групп. Здесь были сильны националистические настроения, да и буржуазия сумела сохранить свои политические организации, которые активизировались с началом войны. Хотя большинство заняли выжидательную позицию по отношению к немецким войскам, немало нашлось людей, кто активно взялся сотрудничать с оккупантами.

Однако всех объединяло одно – память о событиях совсем недавнего прошлого в ходе сталинских репрессий: массовые аресты и насильственные выселения сотен тысяч ни в чем не повинных людей, которые массово гибли в ходе депортации, в Сибирь, в необжитые целинные районы Средней Азии, в районы Аральского моря и Балхаша, Вологодскую область, на Дальний Восток.

Однако, чем дальше противник продвигался в глубь советской территории, тем обстановка для него становилась менее благоприятной, так как население сумело уже несколько оправиться от шока, вызванного внезапным нападением нацистской Германии с ее европейскими союзниками на СССР.

Широко известна деятельность первых партизанских отрядов. В Белоруссии ими командовали Г.П. Бумажков, В.З. Корж, Ф.И. Павловский, М.Ф. Шмырев; на Украине – И.Ф. Боровик, С.А. Ковпак, С.П. Овечкин, С.В. Руднев, А.Н. Сабуров, Е.К. Чехов; в Карелии – П.Ф. Столяренко, В.В. Тиден. Однако на первых порах не все патриоты четко себе представляли, с чего же начать борьбу, как в условиях оккупации помочь своей армии. Да это и неудивительно: ведь в основном все они были люди мирных профессий.

Что же касается попавших в окружение воинских частей и подразделений, то они в своем большинстве пробивались к линии фронта компактными группировками, что облегчало противнику борьбу с ними. Но это не вина советских воинов, а их беда: ведь весь богатый партизанский опыт, накопленный в войнах прошлого, совершенно не был отражен в воинских уставах, его не изучали ни в академиях, ни в военных училищах [79]. А как могли противостоять сильному противнику окруженцы, оставшиеся без боеприпасов и продовольствия?

В первые же дни войны отрицательное влияние на морально-психологическое состояние армии и советских граждан оказало отсутствие каких-либо политических установок со стороны руководства СССР по развертыванию в тылу врага партизанской войны. Лишь 29 июня 1941 г., то есть на седьмой день с начала агрессии, когда враг продвинулся в глубь территории страны, была принята ныне широко известная, а тогда секретная «Директива Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей». В этом документе наряду с другими вопросами в самом общем виде, содержались указания о развертывании подполья и партизанского движения, определялись цели и задачи борьбы в тылу войск противника и ее организационные формы [80].

Однако народ оставался в полном неведении. Только 3 июля из прозвучавшей по радио речи Сталина советским гражданам стало известно о призывах партии и правительства к сопротивлению. К тому времени противник успел захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины, его войска углубились на северо-западном направлении почти на 500 км, на западном – на 600 км и на юго-западном – на 350 км.

18 июля 1941 г. вышло специальное секретное постановление ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск», адресованное тем, кто должен был возглавить сопротивление народа во вражеском тылу. Вряд ли кого оставит равнодушным весьма примечательная цитата из этого документа: «Между тем все же нередки случаи, когда руководители партийных и советских организаций в районах, подвергшихся угрозе захвата немецкими фашистами, позорно бросают свои боевые посты, отходят в глубокий тыл, на спокойные места, превращаются на деле в дезертиров и жалких трусов…» [81].

Наряду с организационными выводами в отношении таких местных руководителей документ содержал важные конструктивные указания. Основная его идея заключалась в создании широкой сети партийного подполья. Партийные комитеты и организации, возглавив все действия против врага на оккупированной территории, должны незамедлительно приступить к формированию партизанских отрядов и диверсионных групп из числа преданных советской власти коммунистов и беспартийных, участников гражданской войны, бойцов народного ополчения, а также из работников НКВД, НКГБ и др.

В постановлении подчеркивалось, что вся эта работа должна развертываться под личным руководством первых секретарей и «получить размах непосредственной, широкой и героической поддержки Красной Армии, сражающейся на фронте с германским фашизмом» [82].

Обращает на себя внимание тот факт, что в постановлении, как, впрочем, и в директиве от 29 июня 1941 г., практически не затрагивались вопросы организации связи, конспирации, руководства и материального обеспечения подполья, взаимодействия с воинскими подразделениями и военнослужащими, попавшими в окружение.