Текст книги "Помнит ли мир спасенный?"

И только в 1956 г. специально назначенная комиссия под председательством Маршала Советского Союза Г.К. Жукова, впервые смело выступила против тезиса: «каждый, кто попал в плен, – предатель Родины». Был решительно поставлен вопрос об исправлении несправедливости в отношении бывших военнопленных.

29 июня 1956 г. было принято постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей». Постановление предусматривало, что «время пребывания в плену, в окружении и на спецпроверке, если пленение не было добровольным и, если военнослужащий, находясь в плену, не совершил преступлений против Родины, засчитывается в срок службы в армии, а также в общий трудовой и непрерывный стаж работы».

К сожалению, в значительной степени меры, предусмотренные постановлением, остались на бумаге. Многим, очень многим доказать, что пленение не было добровольным, (а принцип презумпции невиновности в 50-е гг. практически не действовал) было просто невозможно. После войны прошло десятилетие, а со времени пленения большинства – и того больше. За это время судьба разбросала свидетелей пленения по огромной стране, многие погибли, умерли, да и в памяти вряд ли сохранились их имена и фамилии.

Кроме того, большинство бывших военнопленных, не были искушены в юриспруденции и попросту не знали, к кому и как обратиться за реабилитацией. Ничего не говорилось в постановлении и о компенсации моральных и материальных потерь членам семей бывших военнопленных, понесенных в результате их противоправного преследования.

Подсчетом количества военнослужащих, попавших в плен, а затем прошедших советские лагеря и рабочие батальоны, исследованием их искалеченных судеб, правовой оценкой событий, связанных с этими проблемами, стали заниматься только в конце 80-х начале 90-х годов прошлого столетия. Но пока еще не удалось определить, сколько невинных людей, в том числе стариков, женщин, детей – даже косвенно не виновных в том, что кто-то из их семьи попал в плен или считался попавшим в плен, было выселено с обжитых мест, лишилось работы, гражданских прав, вынуждены были десятилетиями жить на положении изгоев.

При этом следует подчеркнуть, что у основной массы простых советских людей никогда не было никакого предубеждения к соотечественникам, побывавшим в плену. Лишь в редких случаях оно прорывалось на бытовом уровне. Но и это было отголоском негативного отношения к ним со стороны властей, следствием громко не декларируемой, но на практике отчетливо проявлявшейся тенденции – «сдался в плен – значит изменник или трус».

Это отношение в течение длительного периода после войны, проявлялось тем сильнее, чем выше был уровень власти. И об этом не мог не знать, и не видеть народ. Бывший военнопленный, даже не привлекавшийся к суду, не попавший в лагеря или рабочие батальоны и мечтать не мог попасть на дипломатическую, юридическую работу, в партийные школы, военные академии, учебные заведения и научные учреждения, связанные с оборонной работой, выездом за границу и т. д. На протяжении многих лет в анкетных листах существовала графа «Находился ли в плену».

В течение всего послевоенного периода государство так и не сочло нужным обращаться к этим проблемам, считая их исчерпанными. Права бывших военнопленных и репатриированных гражданских лиц не были восстановлены в полном объеме практически в течение полстолетия после окончания Великой Отечественной войны. Справедливость восторжествовала лишь 24 января 1995 г. В этот день Президент Российской Федерации подписал Указ «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период» [68].

Наконец-то они получили удостоверения участников Великой Отечественной войны и причитающиеся им скромные льготы. Вот только много ли их к этому времени оставалось в живых после мук и страданий, перенесенных в плену и в послевоенное время?

5. Положение военнопленных противника в Советском Союзе

Положение иностранных военнопленных в СССР в годы Великой Отечественной войны, несмотря на то что Советский Союз, не подписал Женевскую конвенцию о военнопленных, практически соответствовало требованиям международного права по этим вопросам. Разумеется, условия войны подчас приводили к тому, что по объективным или субъективным обстоятельствам в ряде случаев те или иные нарушения допускались, но обычно они сурово пресекались вышестоящими инстанциями.

Важно отметить, что в России всегда были сильны традиции терпимости к инородцам и «милости к слабым и хворым», в том числе к военнопленным. Так, в Артикуле Воинском, разработанном Петром I, указывалось: «Никто не дерзает пленных, которым уже пощада обещана и дана, убити, ниже без ведома генерала и позволения освобождать, под потерянием чести и живота» [69].

Примечательно, что эти слова принадлежат перу самодержца, весьма круто обращавшегося даже с собственными подданными. Впрочем, это один из парадоксов, присущих России во все времена: милостивое отношение к чужеземцам самым удивительным образом сочеталось у власть предержащих с бессердечьем к своему народу.

В период Великой Отечественной войны ни письменных директив, ни устных распоряжений о расправе с теми или иными категориями немецких военнопленных в Красной Армии в отличие от вермахта не существовало. Однако, следует признать, что запредельная ожесточенность боевых действий и всего, что сопровождало их, вызывали ответную реакцию и у воинов Красной Армии. Отдельные случаи расправы с пленными имели место, но они, как правило, немедленно пресекались командирами.

В 1994 г. Центр военно-социологических и социально-психологических исследований Министерства обороны Российской Федерации провел анонимное анкетирование среди ветеранов-участников Великой Отечественной войны с целью выяснения случаев самосуда над вражескими солдатами на поле боя или случаев расстрела пленных по приказу командиров. По воспоминаниям 380 ветеранов, в разгар боя, даже когда рядом падал сраженный пулей то один, то другой товарищ, чрезвычайно редко кто расстреливал бросившего оружие немца. Такие случаи привели лишь двое из опрошенных, а один явился свидетелем расстрела военнопленного сразу же после боя. В абсолютном же большинстве случаев советский солдат отличался великодушием к поверженному противнику. Сдавшихся, или захваченных немецких солдат направляли в тыл.

К началу Великой Отечественной войны в Советском Союзе уже сложились управленческие органы и основы инфраструктуры содержания военнопленных. Еще в период присоединения Западной Белоруссии и Западной Украины, когда в плену оказалось довольно большое количество поляков, в соответствии с приказом наркома внутренних дел Л.П. Берии возникло управление (впоследствии Главное) по военнопленным [70].

Нарком подписал приказ о создании для них первых восьми лагерей. В ноябре 1939 г. вступила в действие инструкция об охране лагерей частями НКВД, а в декабре – инструкция о работе пунктов НКВД по приему плененных [71].

Любопытно, что уже в первые, необычайно сложные и напряженные дни Великой Отечественной войны советское военно-политическое руководство нашло возможность обратиться к проблеме военнопленных, которых практически еще не было.

1 июля 1941 г. советское правительство приняло специальное положение о военнопленных, которое гарантировало им жизнь и безопасность, нормальное питание, медицинскую помощь. Военнопленным сохранялись военная форма, знаки различия, ордена, личные вещи и ценности, а высшему офицерскому составу – холодное оружие. Рядовые и унтер-офицеры, а с личного согласия и офицеры, привлекались к труду, главным образом, по восстановлению разрушенных войной городов.

На военнопленных распространялись постановления об охране труда, рабочем времени и другие законодательные акты, действовавшие в отношении советских граждан, выполнявших аналогичную работу. Категорические запрещалось оскорблять военнопленных, жестоко обращаться с ними [72].

Днем раньше, 30 июня 1941 г, Совнарком СССР принял постановление № 1782-79сс, а 6 августа издал распоряжение № 4735рс, которые устанавливали нормы питания для пленных. Правда, по данным Центрального института питания, они содержали всего 1945 калорий. Конечно, это не так уж много, если учесть, что даже при легкой физической работе требовалось 2400 калорий. Но в третьем рейхе для советских военнопленных поначалу вообще никаких норм не существовало.

По мере того, как обнаруживалось, что установленные нормы питания военнопленных на ряде работ ведут к их истощению и даже гибели, советское правительство по ходатайству соответствующих ведомств принимало решения об увеличении норм выдачи продовольствия в лагерях, организации дифференцированного питания содержащихся в плену.

С этой целью 24 ноября 1942 г. вышло постановление Совета народных комиссаров, устанавливавшее новую повышенную норму продовольственного пайка для военнопленных. Суточный рацион, в частности, включал 600, а на тяжелых работах – 700 граммов хлеба, 80 граммов крупы и макарон, 80 граммов мяса и рыбы, 13 граммов жиров, 10 граммов сахара, 500 граммов овощей, включая картофель, и т. д.

НКВД предоставлял лагерной администрации право дифференцировать указанные нормы в пределах 30 % в зависимости от характера работы, климатических условий, а также от выполнения установленных норм выработки военнопленными. Те, кто сдался в плен добровольно, получали на 100 граммов хлеба больше, чем все остальные.

Безусловно, этого было мало, да и к тому же норма не всегда могла быть выдана полностью. По свидетельству бывшего военнопленного Г. Эйхенберга, «за тарелку супа или кусок хлеба продавали душу и тело… Обычными стали кражи продуктов у своих же товарищей» [73].

Увы! В России хорошо знают, что такое чувство голода. Но тем не менее обращают на себя внимание некоторые детали этого воспоминания: «тарелка супа» – это никак не миска баланды, которую получали советские узники в нацистских лагерях, а запасы продуктов, которые, судя по той же записи, были у пленных и которые можно было «украсть», никогда не водились у военнопленных из СССР.

Впрочем, в первые полтора года войны особых проблем с немецкими военнопленными в Советском Союзе не было: их было мало. В 1941 г. в плен попало 10 602 солдата и офицера вермахта, а за первое полугодие 1942 г. – всего 6683. Но уже во втором полугодии положение резко изменилось: в плен было захвачено 172 143 человека, а в первом полугодии 1943 г. вдвое больше – 364 881 солдат и офицер Германии и государств ее европейских союзников, в том числе 27 генералов. В основном это был результат Сталинградской битвы [74].

Здесь, в районе Сталинграда, советские войска столь плотно блокировали 6-ю полевую армию под командованием генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса, что она оказалась отрезанной от всех своих сухопутных коммуникаций, по которым доставлялось и продовольствие, ставшее самой большой проблемой окруженных. В первую декаду 1943 г. выдача хлеба в некоторых частях сократилась до 100, а то и 50 граммов и многие немецкие солдаты и офицеры были пленены крайне истощенными.

Ко всему этому добавились и болезни. Как писал немецкий военный историк Рюдигер Овермане, специализирующийся на истории Второй мировой войны: «И сыпняк, как и другие инфекционные заболевания, переносчиками которых являются насекомые и жертвами которых станут потом десятки тысяч умерших в советских лагерях, наблюдаются в единичных случаях еще до окружения армии в ноябре» [75].

Между тем, немецкие солдаты, находившиеся в окружении, страшились плена больше смерти. Дело в том, что они пребывали в убеждении, что советский плен является наихудшей участью на земле. Нацистская пропаганда настойчиво внушала им мысль, что в плену их ожидает неминуемая и мучительная смерть в сибирских лагерях. К тому же они знали о решении Гитлера даже пропавших без вести солдат считать находящимися в русском плену, а значит, их семьи должны были платить налоги, от которых освобождались родители и жены фронтовиков, что сильно отражалось на бюджете семьи [76]. Для многих их них плен стал тотальным психологическим крахом.

Следует отметить, что для военных советов фронтов огромное количество плененных в ходе Сталинградской битвы было непрогнозируемым результатом. Поэтому к приему тысяч обмороженных, больных, обессиленных военнопленных не была готова медслужба. Положение в лазаретах Сталинграда, было крайне сложным. Пленные лежали вповалку на голом полу. Питание было нерегулярным и скудным, но главное – оно совсем не подходило лежавшим тут же дистрофикам.

Знало ли о положении «сталинградцев» (так называли в Германии взятых в плен в районе Сталинграда) советское Верховное Главнокомандование? Безусловно, знало и для выправления положения принимало энергичные меры.

4 февраля 1943 г. глава НКВД Л.П. Берия доложил И.В. Сталину, что от истощения и болезней в лагерях и в пути следования умерли тысячи пленных. В связи с тем, что в лагеря поступали военнопленные в истощенном и болезненном состоянии, нарком внутренних дел ходатайствовал о введении для них дополнительного питания в течение первых трех месяцев в размере 30 % существующего продовольственного пайка, с целью восстановления их физического состояния. Для проверки и изучения причин большой смертности среди военнопленных нацистской Германии и ее европейских союзников в район Сталинграда и на Воронежский фронт была направлена совместная комиссия Главного военно-санитарного управления Красной Армии, НКВД, Наркомздрава СССР и Комитета Красного Креста.

Комиссия установила, что смертность вызвана длительным недоеданием солдат 6-й немецкой армии в период окружения и фактическим голоданием в течение 15–20 дней перед ликвидацией этой группировки; длительным отсутствием в период окружения доброкачественной воды, что приводило к массовым желудочно-кишечными инфекциям (дизентерии); непривычными для большинства климатическими условиями, плохим обмундированием, приведшим к массовым обморожениям; чрезмерным физическим и нервным напряжением, а также анти санитарно-гигиеническими условиями и плохой постановкой медико-санитарной службы в частях противника.

На основании выводов комиссии Государственный комитет обороны 5 апреля 1943 г. принял постановление № 3124сс «О военнопленных», в котором устанавливались нормы для генеральского, офицерского, общегоспитального питания, питания для больных дистрофией, ослабленных военнопленных и тех из них, кто занят на тяжелых физических работах.

Вслед за этим в этом же месяце Совет народных комиссаров констатировал, что большинство захваченных в плен в полосе Воронежского и Юго-Западного фронтов, оказались в крайне истощенном состоянии, больными и обмороженными, в результате чего среди них имеет место большой процент смертности. В принятом постановлении СНК определялись серьезные меры по улучшению участи вражеских военнопленных.

В этом плане советское руководство было дальновиднее и мудрее германского: с одной стороны, оно не могло не учитывать реакции мировой общественности на распространяемое геббельсовской пропагандой утверждение о варварском отношении к пленным в Советском Союзе, а с другой – понимало, что рано или поздно военнослужащих неприятеля придется отпустить и многое в послевоенных отношениях с Германией, да и с другими странами будет зависеть от того, насколько цивилизованно относились к ним в Советском Союзе. Следует подчеркнуть, что в итоге принятых мер смертность в советских лагерях для военнопленных противника, стала в несколько раз ниже, чем в немецких.

Внимание руководства СССР к положению пленных не ослабевало в течение всей войны. Так, в соответствии с постановлением ГКО № 6725сс от 14 октября 1944 г. нормы суточного довольствия военнопленных были существенно увеличены. Наркоматам обороны и текстильной промышленности предписывалось принять меры по обеспечению военнопленных недостающим вещевым имуществом. В том же постановлении предусматривались меры по автотранспортному обеспечению, поставкам строительных материалов, связанными с жизнедеятельностью лагерей военнопленных.

Неслыханное дело: НКВД разрешалось построить в 1945 г. в южных районах страны три оздоровительных лагеря для военнопленных емкостью 20–25 тыс. каждый.

Безусловно, следует признать, что жизнь в лагерях была далеко не легкой: имели место и неблагоприятные условия размещения, нередко возникали конфликты между военнопленными и администрацией, между самими пленными, да и работа их была тяжелой.

Тем не менее 8 ноября 1944 г. группа немецких генералов и офицеров объявила, что «на протяжении почти двух лет мы имели возможность ознакомиться с различными лагерями для военнопленных и смогли убедиться, что лагери расположены в здоровой местности и производят хорошее впечатление как по внешнему виду, так и по внутреннему устройству… Военнопленные не используются на вредных для здоровья работах. Рабочее время установлено повсюду 8–9 часов, по воскресеньям, как правило, свободный день. Состояние здоровья военнопленных относительно хорошее, питание достаточное. Военнопленные, работающие на русских предприятиях, получают, кроме того, иногда довольно значительное дополнительное питание. Военнопленные благодарят за заботливое санитарное и медицинское обслуживание со стороны русских и немецких врачей… Мы установили и заявляем о том, что военнопленные содержатся согласно международным соглашениям и обычаям. Военнопленные солдаты и офицеры уверены, что они после войны вернутся на родину здоровыми, трудоспособными и невредимыми».

До конца войны ГКО еще не раз принимал постановления об улучшении питания и быта военнопленных. Так, 23 февраля 1945 г. ГКО издал распоряжение № 7581с, в котором потребовал от наркоматов заготовок, пищевой, мясомолочной и рыбной промышленности СССР отпустить НКВД в феврале и марте дополнительно к фондам на первый квартал продовольственные товары на нужды военнопленных: муки обойной – 2425 тонн и сортовой – 60 тонн, круп разных – 430 тонн, макарон – 60 тонн, масла растительного – 60 тонн, масла сливочного – 184 тонны, рыбы – 307 тонн, сахара – 104 тонны, чая суррогатного – 12 тонн, соли – 100 тонн, мыла – 150 тонн, табака – 25 тонн. По тем временам, надо признать, это были довольно значительные запасы продовольствия как по количеству, так и по ассортименту.

Забота о военнопленных диктовалась помимо всего прочего прагматической целью – подготовкой лояльных по отношению к СССР кадров в будущей Германии. В этом направлении велась и идеологическая работа с ними.

Еще 12–13 июля 1943 г. в лагере, расположенном в подмосковном Красногорске, был создан национальный комитет «Свободная Германия», включавший в себя представителей различных политических убеждений из прогрессивной немецкой эмиграции и военнопленных. Его президентом был поэт Э. Вайнерт, а в состав входили многие будущие крупные деятели ГДР (В. Пик, В. Ульбрихт и другие).

Как было заявлено, целью действий этого комитета являлось быстрейшее прекращение войны и свержение нацистского режима. С помощью листовок, газет и радиопередач на немецком языке его члены стремились убедить военнослужащих вермахта сдаваться в плен или дезертировать, либо присоединяться к движению Сопротивления [77].

В сентябре того же года возник «Союз немецких офицеров», объединявший под председательством генерала В. Зейдлица пленных офицеров-антифашистов. Главной целью «Союза» являлось отстранение правительства Гитлера от власти [78].

Деятельность обеих организаций целиком согласовывалась с советским руководством. Ответственность за координацию действий была возложена на Главное политическое управление Красной Армии.

С окончанием войны в Европе направленность политико-воспитательной работы с военнопленными приобрела новые черты. Теперь предстояло обеспечить неуклонный рост среди них активных сторонников демократического преобразования своей страны и укрепления дружественного отношения к СССР. Военнопленных снабжали пособиями, изданными в Москве на немецком языке, а политработники-воспитатели рассказывали им об успехах стран, вставших на путь социализма под руководством Советского Союза, о политике западных держав, направленной на срыв международного сотрудничества и навязывания своей воли другим государствам.

В том же Красногорском лагере в 1947 г. среди военнопленных выявились члены бывшей подпольной организации «Рот Фронт», наполовину истребленной в нацистских лагерях. Из их числа была организована отдельная команда – первый курс Антифашистской школы (она была образована в 1944 г.), которой придавалось особое значение в подготовке надежных кадров для будущего немецкого государства.

Необходимо подчеркнуть, что действенность политико-воспитательной работы в лагерях для военнопленных была довольно высока: из них вышло немало будущих крупных партийных, государственных и хозяйственных деятелей Германской Демократической Республики, а многие в корне изменили свои взгляды. Достаточно назвать бывшего командующего 6-й полевой армией генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса, бывших командиров корпусов генерала артиллерии В. фон Зейдлица, генерал-лейтенанта В. Мюллера (в 1944 г. он возглавлял колонну военнопленных, проследовавшую по Садовому кольцу в г. Москве, а впоследствии в ГДР стал первым заместителем министра внутренних дел) и других.

Примечательно, что во время войны к работам, связанным с ведением боевых действий, или с военной промышленностью иностранные военнопленные не привлекались, и в этом смысле положения Женевской конвенции в Советском Союзе выполнялись неукоснительно. Однако, 4 июня 1945 г., то есть сразу же после окончания войны в Европе, ГКО принимает постановление № 8921сс «О распределении военнопленных и мероприятиях по улучшению их трудового использования», в котором говорилось о распределении 2 млн 100 тыс. военнопленных между различными наркоматами.

В распоряжение НКВД было выделено 460 тыс. человек, которые использовались на строительстве шоссейных и железных дорог, аэродромов, в черной и цветной металлургии, при восстановлении Беломорско-Балтийского канала, сооружении газопровода Саратов-Москва.

Наркомат угольной промышленности получил 305 тыс. человек для строительства и восстановления шахт, Наркомат путей сообщения – 220 тыс. на восстановление дорог и заводов и на новое строительство. Наркомату обороны было выделено также 220 тыс. человек, которым предстояло очистить Одер и Вислу, построить автодорогу Иркутск-Слюдянск, соорудить Ново-Тверецкий канал, осуществить строительство объектов инфраструктуры в военных округах.

С началом войны Советского Союза с Японией, которая началась 9 августа 1945 г. с Дальнего Востока стали поступать японские военнопленные. 23 августа 1945 г. ГКО принял постановление № 9898сс «О приеме, размещении и трудовом использовании 500000 военнопленных японской армии». 150 тыс. человек было привлечено для строительства пяти участков Байкало-Амурской магистрали, а кроме того, в ряд областей и республик направлялось по 15–75 тыс. человек.

На 1 апреля 1946 г. в СССР находился 2 048 541 военнопленный, в том числе из бывшей германской армии – 1 578 987 человек, а из бывшей Квантунской армии Японии – 469 554 человека.

В условиях острой нехватки рабочей силы в СССР использованию труда огромного количества военнопленных придавалось большое значение. Вот только один пример. 21 июля 1947 г. Совет министров СССР принял постановление, которое обязывало МВД перевести из Министерства вооружения в строительные организации других министерств 5632 из 7100 работавших там военнопленных.

Министр вооружения Д.Ф. Устинов тут же обратился с письмом к Сталину, в котором ходатайствовал отменить это постановление, ибо его выполнение могло парализовать всю работу строительных организаций вверенного ему министерства. Это касалось строительства и восстановления заводов в Юрге, Сталинграде, и Ленинграде, строительства научно-исследовательского института реактивного вооружения и заводов радиолокации, специальных цехов на заводе № 92 для обеспечения заказов 1-го Главного управления (ПГУ) при Совете министров СССР, занимавшегося вопросами создания атомной промышленности и производства атомного оружия.

Свыше 340 высококвалифицированных специалистов из числа военнопленных широко использовались на научно-исследовательской работе в системе МВД, в промышленных и военно-научных учреждениях. Ими представлено было 114 предложений и изобретений.

14 апреля 1948 г. Совет министров СССР разрешил МВД освободить из лагерей, обслуживавших министерство угольной промышленности, и отправить на родину 18 тыс. нетрудоспособных военнопленных, а вместе с ними 5 тыс. нетрудоспособных интернированных немцев.

Через полгода, 1 октября, МВД было предписано освободить из подчиненных ему лагерей, а также из рабочих батальонов и спецгоспиталей еще 100 тыс. военнопленных немцев. Все они направлялись в транзитный лагерь в городе Франкфурт-на-Одере для последующей передачи представителям Советской военной администрации в Германии.

Спустя два месяца Совет министров СССР принял постановление «О мероприятиях по улучшению снабжения военнопленных и повышению производительности их труда». МВД разрешалось с 15 декабря 1948 г. выдавать военнопленным, занятым на тяжелых работах, дополнительно 100 граммов хлеба при выполнении установленной нормы выработки от 70 % до 100 %, а при выполнении нормы на 100 % и выше – еще 200 граммов хлеба, правда за счет добавки соевой муки.

В этом же постановлении определялись меры по улучшению ассортимента продуктов питания. Особо оговаривалась необходимость обеспечения японцев рисом. Гречневой и манной крупой, а также рисом предписывалось обеспечивать и больных военнопленных, но в строгом соответствии с квартальными фондами, утвержденными правительством.

Министерства текстильной и резиновой промышленности получили задание на поставку МВД 300 тонн грубой шерсти, 300 тонн одежной ваты, 100 тонн старых автопокрышек для изготовления 100 тыс. пар валенок, телогреек, ватных шаровар, а также других материалов необходимых для ремонта обуви.

Министерства, которые использовали труд военнопленных, предпринимали меры для создания условий нормального их размещения, а главное – зимнего содержания. С этой целью сухие и теплые помещения предоставлялись для жилья, кухонь, столовых, здесь же оборудовались сушилки, бани, прачечные, дезактивационные камеры. Практически лагеря бесперебойно снабжались топливом, а зимой на открытых работах функционировали обогревалки. Военнопленным выдавалась доброкачественная спецодежда, положенная по нормам Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС), обеспечивалась техника безопасности, предусмотренная положениями об охране труда.

Более того, в целях предотвращения среди военнопленных простудных заболеваний, с 1 декабря 1948 г. на весь зимний период запрещались их перевозки или организация новых лагерей, за исключением предусмотренных ранее или в связи с репатриацией. В этом случае Министерство путей сообщения для перевозок военнопленных выделяло оборудованные по-зимнему вагоны, снабженные печками и топливом.

28 декабря 1948 г. Совет министров СССР обязал министерства и ведомства уже в течение следующего года полностью заменить труд военнопленных трудом советских рабочих, имея в виду, что эти военнопленные будут репатриированы. На практике это заняло гораздо больше времени из-за сложного документального оформления дела каждого военнопленного, необходимости выделения значительного количества железнодорожных эшелонов и морских транспортов для их перевозки. 10 января 1947 г. Советская военная администрация в Германии в своем заявлении немецкому народу разъяснила трудности проведения репатриации и причины ее задержки.

30 января 1949 г. в сообщении Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС) «К вопросу о репатриации немецких военнопленных» указывалось, что советское правительство полностью закончит ее в течение года [79].

5 мая 1950 г. ТАСС информировало мировое сообщество о том, что из СССР репатриированы 1 939 063 немецких военнопленных. Одновременно сообщалось, что в Советском Союзе осталось 13532 человека, из которых 9717 осуждены за совершенные ими лично тяжкие военные преступления, а также 3815 человек, дела о военных преступлениях которых находятся в стадии расследования [80].

Результаты переговоров советского правительства с правительственной делегацией Германской Демократической Республики были изложены в коммюнике, опубликованном в центральных газетах 23 августа 1953 г. В нем указывалось, что в связи с обращением правительства ГДР советской стороной приняты меры для освобождения от дальнейшего отбывания срока наказания немецких военнопленных, осужденных за преступления, совершенные во время войны, за исключением еще остающихся для отбывания срока наказания лиц, совершивших особо тяжкие преступления против мира и человечности.

В соответствии с заключенной договоренностью в Берлин вскоре прибыли 5374 бывших военнослужащих вермахта, репатриированных по этому соглашению.

24 октября генерал-фельдмаршал Ф. Паулюс, накануне своего отъезда на родину передал в адрес руководства СССР заявление, в котором, в частности, говорилось: «Великодушное решение Советского правительства от 23 августа с.г. по вопросу о военнопленных служит новым доказательством того, что Советское правительство в своей политике по отношению к Германии не руководствуется чувством мести за те бесчисленные страдания, которые мы причинили советскому народу в результате развязанной нами войны.

Напротив, оно своей мирной политикой, вновь нашедшей свое выражение в вышеупомянутом решении, отмечает всему германскому народу движение по мирному пути к единству Германии и тем самым к счастливому будущему».

Крупный военачальник бывшего вермахта отдавал себе отчет, что его заявление в ближайшее время напечатает вся мировая пресса. Осознавая это, он однозначно дал понять, что месть и наказание – это не одно и то же.

Что касается японских военнопленных, то их репатриация началась сразу же после окончания второй мировой войны. В 1945 г. из общего количества взятых в плен солдат и офицеров Квантунской армии непосредственно в районе боевых действий были освобождены 70 880 человек. А за период с 1 декабря 1947 г. по 1 мая 1949 г. домой вернулись еще 418 166 человек.