Текст книги "О Понимании"

Комментарии

Настоящий том представляет читателям философский трактат Василия Васильевича Розанова «О понимании», публикацией которого в 1886 г. было положено начало литературной дельности философа и писателя. Сведения о более ранних литературных опытах Розанова довольно отрывочны. Думается, что у Розанова не было обычного для пишущих людей периода бурного юношеского бумагомарания. Это подтверждается и свидетельствами его автобиографических материалов (см.: Розанов В.В. О себе и жизни своей. М.: Московский рабочий, 1990. С. 685–692). Весь период гимназии и первой половины учебы в университете прошли у него под знаком необыкновенного для юноши труда по освоению мировой культуры и напряженного разрешения личных мировоззренческих проблем. «С детства, с моего испуганного и замученного детства, я взял привычку молчать (и вечно думать). Все молчу… и все слушаю… и все думаю… И все, бывало, во мне зреет, медленно и тихо… Я никуда не торопился, “полежать бы”…» (Розанов В.В. Уединенное. СПб., 1912. С. 229). В богатом и отлично сохранившемся авторском архиве писателя есть тетрадка под заглавием «Стихотворения В. Розанова», помеченная августом-октябрем 1879 г. В ней переписаны начисто стихотворения, а также «поэма» «Ева», датированной 1 февраля 1880 г. (см.: Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 419. On. 1. Ед. хр. 241). Кроме этих стихотворных опытов нам неизвестны какие другие творческие начинания Розанова. Однако сам мыслитель в вышеназванных автобиографических материалах говорит о «первом зародыше… последующего умственного развития». Речь идет о проблемах нравственного идеализма, сталкивающихся с бездушной логикой утилитаризма, под влиянием которого находился гимназист Розанов. На втором курсе университета (1879/80 гг.) эти философские искания оформились в статью под названием «Исследование идеи счастья как идеи верховного начала человеческой жизни», которая после окончания университета (1882 г.) была передана в журнал «Русская мысль». О дальнейшей судьбе статьи см. в книге Розанова «Красота в природе и ее смысли и другие статьи 1882–1890 гг.» (в печати).

Среди документов университетской поры сохранилось постановление заседания историко-филологического факультета от 26 марта 1881 г. о присуждении студенту 3-го курса Розанову премии им. Н.В. Исакова за реферат по логике на тему «Основание поведения» с ходатайством перед Советом Московского Императорского университета его подтвердить (см.: Центральный государственный исторический архив г. Москвы. Ф. 418. Оп. 50. Ед. хр. 216. Л. 1), а также выписка из журнала заседаний Совета Университета от 7 апреля 1881 г. с решением о присуждении Розанову премии и ходатайством перед правлением Университета о выплате ему денежного вознаграждения в сумме 75 рублей (там же. Л. 2). Сохранилась пометка на заявлении Розанова в Университет (около 7 июня 1882 г.) о том, что он является «стипендиатом Хомякова», однако дополнительных сведений по этому делу не обнаружено. Наконец, в архиве Центрального государственного исторического архива г. Москвы (Ф. 418. Оп. 5143. Ед. хр. 7207) хранится реферат Розанова по всеобщей истории на тему «Карл V, его личность и отношение к главным вопросам его времени». На титуле тетради сшитой в восьмую долю листа в 60 страниц, профессор В.И. Герье поставил оценку: «Весьма удовлетворительно», что было в те времена высшим баллом.

Публикуемая книга является наиболее фундаментальным трудом из всего розановского творчества по широте и развернутости философской проблематики, при том что для Розанова это был первый опыт осуществления его жизненного призвания. Замысел и первые опыты написания труда надо отнести к последнему году пребывания в Московском университете, т. е. к 1881/1882 гг. Вероятно, по причине возникновения замысла написания книги Розанов не принял предложения остаться при университете. «Московский проф. Герье предлагал мне держать экзамен на магистра, – писал он Н.Н. Страхову 15 февраля 1888 г., – и я под предлогом незнания языков отказался от этого, и когда он настаивал, говоря, это необходимо, я просто отказался, потому что года на 3 пришлось бы заниматься посторонними предметами…» (Отдел рукописей библиотеки АН Украины. Киев). Работа над книгой в основном выпала на брянский период жизни Розанова (1882–1887). «В июле 1885 г. […] я поставил «точку» в конце огромной рукописи» (Розанов В.В. В мире неясного и нерешенного. СПб., 1902. – Изд. 2-е. С. 278).

Автограф трактата нам неизвестен. Сохранилась корректура книги (Государственный литературный музей. Книжные фонды. № 156637), которая представляет собою почти исключительно пунктуационную правку и технические указания наборщикам. Корректуру держал О.Б. Гольдовский (ок. 1866–1920-е годы), московский студент и знакомый Розанова. Первая типографская печатка на 6-м корректурном листе обозначена 30 августа 1885 г., последняя – на 42-м листе – 21 марта 1886 г.

Издание книги Розанов осуществил за свой счет, ежемесячно откладывая от учительского жалованья по 15–20 рублей. Таким образом скопленные более чем 1000 руб. он заплатил владельцам типографии Э. Лисснеру и Ю. Роману (Москва, Арбат, дом Платонова) за печатание 600 экз. книги «О понимании», которая вышла в свет в июне 1886 г.

«После отпечатания книги “О понимании”, – писал позднее Розанов, – у меня стоял уже план другой, такой же по величине книги “О потенциальности и ее роли в мире физическом и человеческом”, – после которой, мне казалось, нужно поставить “точку” всякой философии и почти всяким книгам. […] И, словом, мне казалось, что “моя философия обнимет ангелов и торговлю”» (Розанов В.В. Литературные изгнанники. СПб. 1913. С. 116). Однако выход книги был совершенно не замечен философской общественностью. Немалую роль в этом сыграли две отрицательные рецензии, появившиеся в литературных журналах (см.: «Вестник Европы», № 10, подписана Л. С. (Л.З. Слонимский. – В.С.); «Русская Мысль», 1886, № 11, без подписи). Автор статьи Слонимский сразу заявляет, что «автор сделал все от него зависящее, чтобы оттолкнуть от своего трактата любознательную публику; он пишет тяжелым слогом, строит свои теории на определенных и словесных оборотах, пребывает исключительно в области схоластики и пускается в бесконечные туманные разглагольствования». В анализе философской проблематики книги рецензент обнаружил меньшую находчивость: по его мнению, в понятии понимания надо подразумевать «психологический процесс», т. е. то, «что принято разуметь под этим словом». Поэтому, продолжает рецензент, неправильно трактуемое центральное понятие книги дает и неправильные выводы. Другой, безымянный, рецензент «Русской мысли» также не потрудился уяснить замысел книги Розанова и, не приведя никаких аргументов по существу, решил ее участь категорическим заключением: «Обширная работа не имеет большого значения… основные мысли, им (Розановым. – В.С.) защищаемые, представляют либо ошибочные утверждения, либо преувеличения».

«В те годы и вообще, – писал сам Розанов, – несколько меня удивило, каким образом при восьми университетах и четырех духовных академиях не появилось совершенно никакого отзыва и никакого мнения о большой книге (40 печатных листов), во всяком случае не нелепой или не только нелепой» (Розанов В. В. Литературные изгнанники. С. 128). Урон, нанесенный его творческому философскому пафосу научным бездушием, Розанов, естественно, жаждал компенсировать частными отзывами. Он разослал книгу Н.Н. Страхову, В.И. Герье, К.Н. Леонтьеву, С.А. Рачинскому, П.А. Кускову, А.Н. Майкову, В.С. Соловьеву и др. и получил ряд положительных и доброжелательных откликов. По свидетельству П.А. Кускова, со стороны А.Н. Майкова «восторг был полный». Майков «даже выразил желание сказать при случае Делянову [министр народного просвещения. – В.С.], что у него профессора философии учат географии елецких юношей, а в университете читают философию учителя географии из уездных училищ» (Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 419. On. 1. Ед. хр. 507. Л. 3–5; Розанов в то время был учителем географии Елецкой классической гимназии). Однако книга была обречена – она почти не раскупалась, и владельцы книжных магазинов возвращали автору нераспроданный тираж. Из-за неудобства транспортировки в провинцию Розанов приказал отдать нераспроданный тираж букинистам «за что дадут» (см. мою подборку материалов о судьбе книги в жури. «Москва», 1992. № 1). Попадающиеся сейчас экземпляры книги встречаются чрезвычайно редко, чаще всего с дарственными автографами Розанова.

При подготовке настоящего издания орфография и пунктуация текста там, где редактор счел это необходимым, приближены к современным нормам. Авторские орфографические и синтаксические архаизмы сохранены (например, тожественный, взаимодействие, брамаизм и др.). Сохранены также различные авторские сокращения слов, не унифицировалось написание терминов с прописной или строчной буквы. Явные опечатки и искажения текста исправлены без комментариев.

Переводы иностранных слов и выражений принадлежат И. Маханькову.

Сохранился экземпляр книги «О понимании» из коллекции известного библиофила Н.П. Смирнова-Сокольского, находящийся сейчас в Музее книги Российской национальной библиотеки (Москва) с значительной авторской правкой первых трех страниц и следующими замечаниями на последнем форзаце (любезно указал мне И.И. Петренко):

«Экземпляр, исправленный согласно первоначальному и лучшему тексту рукописи, который в день отдачи его в типографию был испорчен мною в непонятном смущении, что сразу будет понята моя мысль; я захотел, чтобы читатель, взяв в руки книгу, оставил ее в недоумении на несколько минут от непонятности и трудности первых трех страниц, и с этою целью запутал их. См. мою рукопись и список с нее переписчика. Всякий, исправивший мою книгу по этому экземпляру, этим выразит к ней уважение и мне сделает доброе дело. 1893 года, апреля 26-го. Василий Васильевич Розанов. – С.Петербург».

Сожаление об испорченном тексте в начале книги Розанов высказал еще раньше – в письме к Н.Н. Страхову от 19 июня 1888 г.: «Самое начало книги, первые 3 страницы, испортил ужасною запутанностью языка (это приделки, сделанные при отдавании рукописи в печать)…» (Розанов В. В. Литературные изгнанники. Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев. М.: Республика, 2001. С. 178).

Согласно пожеланию Розанова, мы восстановили первоначальный текст первых трех исправленных страниц. Конкретно каждый случай первоначально розановского исправления текста оговаривается в комментариях.

С. 9—12. I. Под наукою я понимаю вечное понимание вечно существующего… ~…это требование также обуславливается тем, что содержание должно быть постоянно.

Теперь следует сказать о том, что… – по поводу данного фрагмента см. вышесказанное в преамбуле. Вместо него во всех предшествующих изданиях был следующий текст:

«I. Так как деятельность разума неизменно направляется к пониманию и в нем же одном состоит как процесс; и далее – так как это понимание, будучи не промежуточно, но конечно в его (разума) деятельности, естественно стремится стать неподвижным, то правильным и полным определением науки будет следующее: она есть неизменное понимание неизменно существующего, в стремлении и в способности образовать которое раскрывается природа человеческого разума.

Из существующих знаний все те, которые обладают характером, выраженным в этом определении, входят в состав науки; из знаний же, не обладающих этим характером, некоторые хотя и называются обыкновенно научными, однако их справедливее было бы выделить из области науки, так как между ними и между знаниями несомненно ненаучными нельзя провести определенной границы. Таким образом, определение это может служить критериумом для отделения знаний, могущих остаться в науке или быть введенными в нее вновь, от знаний, которые не могут ни оставаться в ней, ни когда-либо вводиться в нее.

Оно естественно распадается на две части. Из них одна раскрывает природу науки и через это определяет ее границы извне, указывая, что не есть наука. Другая часть раскрывает отношение этого заключенного к разуму, из которого исходит оно.

Что ни одно из понятий, вошедших в это определение, не извлечено ни из чего-либо лежащего вне истины, принятой за основную, это сделается очевидным при рассмотрении самых понятий.

II. Предметом науки может быть только неизменно существующее. Это требование вытекает из того, что понимание есть единственная деятельность разума. Потому что если бы последняя могла состоять еще из чего-либо другого, то ради этого другого как цели понимание могло бы временно возникать и изменяться во времени как средство. Если же оно одно есть цель и к этой цели направлена вся деятельность разума, то нет причины и условия для его изменения – оно должно быть постоянным. Но характером постоянства могут обладать только знания о неизменно существующем, всякое же знание о временно существующем необходимо будет временным – оно утрачивает свое значение с исчезновением того, что составляет предмет его. Это можно видеть из следующего примера: знание различных случаев теплоты или различных случаев движения тел не составляет науки и не входит в нее; но знание постоянных свойств теплоты и постоянных законов движения образует науку; потому что замеченные случаи нагревания или движения исчезли и могут не повториться, а с ними и то, что мы заметили о них, исчезло, утратив свое значение; свойства же теплоты и законы движения никогда не исчезнут и будут постоянно обнаруживаться в явлениях теплоты и в явлениях движения, как бы ни изменялись последние; поэтому и знание о них никогда не утратит своего значения. Основываясь на этом, не будет ошибочным сказать, что знание и всего, что случилось с тех пор, как существует мир, не составило бы науки, ни даже малой части ее; но вывод одного постоянного закона или одного постоянного свойства уже кладет основание науке, уже составляет часть ее.

Ясно, что, определив, что в существующем временно и что постоянно, мы определили бы, знание чего не составляет науки и знание чего образует ее. Временно в нем то, что единично и частно, а постоянно общее, производящее это единичное и частное. Первое проявляет собою второе, это последнее проявляется в нем. Таким образом, в каждом существующем и во всем происходящем, будет ли то вещь или явление, есть две стороны – временная, наружная и обусловленная, и постоянная, скрытая и обусловливающая. Только вторая составляет объект науки, первая же служит предметом простого, ненаучного знания.

Так, вещество, не произведенное и не обусловленное вещами, производит и обусловливает вещи и в них проявляется; вне вещей неизвестно вещество и не может быть познаваемо; но познание самых вещей было бы ничтожно, если бы через них мы не познавали вещества. Так, силы не произведены и не обусловлены явлениями, но производят и обусловливают их и в них проявляются; вне явлений неизвестны силы и не могут быть наблюдаемы; но самое наблюдение этих явлений не имеет значения, когда в них не наблюдаются силы. Так, законы не созданы и не определены существующими происходящим, но создали и определили порядок в происходящем и соотношение в существующем; вне этого порядка и соотношения не проявляются законы и не могут быть исследованы; но, исследуя этот порядок и соотношение, мы интересуемся не им самим, но тем невидимым и скрытым, что произвело его и что мы называем законом его. Так, типы, по которым образуется все в Космосе и происходит все в генезисе, не созданы этим возникающим и умирающим во времени, но могущественно направляют образующую силу и определяют формы, в которые отливаются предметы и явления. Вне этих единичных предметов и процессов не могут быть познаны эти типы; но, познавая эти отдельные предметы и процессы, мы должны иметь в виду не описание только их, но определение этих типов как невидимых форм, в которые влагается природою все видимое.

III. Относительно этого неизменно существующего человек может образовать знания ложные и истинные. Первые в самой природе своей носят начало изменяемости: они или заменяются другими ложными знаниями, или исчезают, когда на место их становятся знания истинные. Последние же по самой природе своей неизменны: потому что нет другого знания, которое могло бы заменить их.

Таким образом, временны те знания, которые или, будучи истинны, имеют предметом временное, или, имея предметом постоянное, – ложны. Вечные же знания суть те, которые и истинны, и имеют предметом постоянное. Только последние образуют науку; это требование также обусловливается тем, что содержание ее не может изменяться.

Теперь рассмотрим, что».

С. 101. …«все лебеди белы». – Пример неполноты индуктивного метода, часто приводимый в учебниках логики.

С. 103. …«Причина явления есть неизменно предыдущее явления, следствие явления есть неизменное последующее за явлением»… – ер.: «Мы можем определить причину как объект, предшествующий другому объекту и смежный ему…» (Юм, Д. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1965. T. 1.С. 278).

…«причина есть совокупность предыдущих, за которыми всегда следует и будет следовать явление, называемое следствием»… – Сочинения Томаса Броуна (точнее Брауна, Brown) не переводились на русский язык, и Розанов пользовался побочными источниками. В раннем труде своем «Inquiry into the relation of Cause and Effect» (1818) (Исследование взаимоотношения причин и действия) Браун защищает учение Д. Юма о причинности.

…«причина есть совокупность предыдущих, за которыми неизменно и безусловно следует какое-нибудь явление». – Ср.: «Настоящую причину составляет совокупность предшествовавших фактов…» (Милль, Дж. С. Система логики: В 2 т. СПб.; М., 1878. T. 1. С. 359). Широкое рассмотрение проблемы причинной связи – в главе 5: «О законе всеобщей связи причины со следствием» (С. 353–399).

С. 107. …Рид, критикуя определение причинности, сделанное Юмом, указал на постоянное преемство дня и ночи, которое, однако, не есть причинное преемство. – См.: Юм, Д. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1979. Т. 2. С. 78. К сожалению, у Т. Рида такого высказывания не обнаружено. См. книгу А.Ф. Грязнова «Философия Шотландской школы» (М.: Изд-во Московского университета, 1979), посвященную в основном Т. Риду.

С. 297. …finis humani generis — конец рода человеческого (лат.).

С. 300. …idea rei… res in quam idea rei (Res ex idea rei turn fitur, quum vis ejus quod in re est, et vis ejus quod inter ideam rei et rem est, pares sunt) – …идеей вещи… вещью, в которой пребывает идея вещи (Вещь возникает из идеи вещи тогда, когда сила того, что пребывает в вещи, и сила того, что пребывает между идеей вещи и вещью, равны) (лат.).

С. 368. …смерть друга у Лютера… – Розанов говорит о факте из жизни молодого Мартина Лютера, который (как считают биографы великого германского реформатора) послужил основанием ухода его в августинский монастырь.

С. 409. …у Плутарха в жизнеописании Перикла. – У Плутарха такого сообщения не обнаружено. Ср. слова, которые высказывал греческий оратор и философ I–II вв. до н. э. Дион Хризостом в своей Олимпийской речи (12.51) по поводу нравственного и психотерапевтического воздействия статуи Фидиева Зевса: «Даже тот, чья душа подавлена тяготами, тот, кто претерпел в своей жизни много бедствий и печалей; кому даже сладкий сон не приносит утешения, даже и тот, думается мне, стоя перед этой статуей, забудет все ужасы и трудности, которые приходится переносить человеческой жизни» (Памятники позднего ораторского и эпистолярного искусства II–V вв. М.: Наука, 1964. С. 24).

С. 412. Это случилось в последние годы могучего Рима… – начальные строки стихотворения М.Ю. Лермонтова без заглавия и неизвестного года написания.

Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель… – начальные строфы из стихотворения 1856 г. А.К. Толстого без названия.

С. 422. Такова вера <…> Достоевского, у которого в легенде о Великом Инквизиторе, этом глубочайшем слове, какое когда-либо было сказано о человеке и жизни, так непостижимо сплелся ужасающий атеизм с глубочайшею, восторженною верой. – См.: Достоевский, Ф.М. Братья Карамазовы. Ч. 2. Кн. 5. Гл. V. – Великий Инквизитор. В романе Достоевского рассказ о Великом Инквизиторе назван повестью.

С. 426–427. «Величайший ужас человеческой души состоит в том, что и думая о Мадонне она в то же время не перестает думать о Содоме и грехах его; и еще больший ужас, что и среди Содома она не забывает о Мадонне, жаждет того и другого и понимает их, и это одновременно, без всякого разделения». – Ср. слова Дмитрия Карамазова из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: «Страшно много тайн! Слишком много загадок угнетает на земле человека. Разгадывай, как знаешь и вылез сух из воды. Красота! Перенести я притом не могу, что иной высший даже сердцем человек и с умом высоким начинает от идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в беспорочные годы» (Достоевский, Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л.: Наука, 1976. Т. 14. С. 100).

С. 427. «Была минута, среди земли стояли три креста и к ним были пригвождены три человека; один из них до того верил, что сказал другому: и Завтра же будешь со мною в раю”. И умерли оба, и не нашли ни рая, ни ада». – Ср.: «Слушай большую идею: был на земле один день, и в средине земли стояли три креста. Один на кресте до того веровал, что сказал другому: “Будешь сегодня со мною в раю”. Кончился день, оба померли, пошли и не нашли ни рая, ни воскресения» (Достоевский, Ф.М. Поли. собр. соч. Л.; Наука, 1974. Т. 10. С. 471).

С. 428. …страдания детей… – см. разговор между Иваном и Алешей Карамазовыми в романе Достоевского «Братья Карамазовы» (Достоевский, Ф.М. Поли. собр. соч. Т. 14. С. 220–221).

Таково же изображение будущего атеистического состояния людей (в «Подростке»)… – Розанов имеет в виду рассказ Версилова о своем сне, который он назвал «Золотым веком». См.: Достоевский, Ф.М. Поли. собр. соч. Т. 13. С. 375–376.

С. 430. Архонт в Афинах– высшее правительственное лицо; буле — пятисот в Афинах, занимался предварительным рассмотрением дел.

…жил менее артистичный македонский народ и которую сильнейший из человеческих умов признал, именно как политическую форму, наилучшею из всех (Аристотель). – В «Политии» (TV, IX 1296а) Аристотель противопоставляет демократии и аристократии идеал «среднего» государственного устройства («политию»), инициативу практической реализации этого идеала в греческом мире Аристотель приписывал Александру Македонскому (не называя его имени). О государственном строе Македонии Аристотель умалчивает.

С. 431. Кафры (банту) – народ на западном берегу Южной Африки; отличается высоким ростом и силою, совершенством телосложения и мужественностью. Готтентоты (самоназв. – кой-коин) народ в Намидии и Южно-Африканской республике, древнейшие обитатели Южной Африки.

С. 432. Наш поэт, сказавший, что и на пустынном острове он написал бы то же, что написал живя среди людей… – Розанов передает выражение немецкого писателя Х.М. Виланда (1733–1812) в пересказе Е.А. Боратынского. Ср.: «Виланд, кажется, где-то говорил, что ежели б он жил на необитаемом острове, он с таким же тщанием отделывал бы свои стихи, как в кругу любителей литературы» (Боратынский – И.В. Киреевскому. Июнь, 1839) // Татевский сборник (сост. С.А. Рачинского). СПб., 1899. С. 48.

С. 434. …в нашей литературе было сказано умное слово, значительное и содержательное: что как бы хорошо яблоко ни было нарисовано, настоящее яблоко, живое, лучше нарисованного. – Розанов поддерживает тезис эстетики натуралиста Н.Г. Чернышевского о преимуществе прекрасного в природе перед прекрасным в искусстве, поданный в полемическом виде Ап. Григорьевым «Искусство и нравственность: Новые Grübelein по поводу старого вопроса» (1861): «В “искусстве для искусства” я не видел, да и до сих пор видеть не могу ничего, кроме праздной игры в слова, звуки или краски; в искусстве, рабски отражающем жизнь без осмысления ее разумным (но не рассудочным) светом, – ничего, кроме ненужного и бледного повторения жизни, к которому – и притом только к которому – прямо относится известное положение г. Чернышевского, что красавица нарисованная никогда не может быть так хороша, как настоящая, и что яблоко на картине никогда не может быть вкусно, как яблоко на яблоне» (Григорьев, Ап. Искусство и нравственность. М.: Современник, 1986. С. 264). Высказывание Ап. Григорьева основывается на следующем тексте Чернышевского: «Наше искусство до сих пор не могло создать ничего подобного же апельсину или яблоку» (Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: В 16 т. М., 1940. Т. 2. С. 38). Центральный тезис эстетики Чернышевского оспаривал и Ф.М. Достоевский в статье «Господин, или Раскол в нигилистах» (1864): «Положим, яблоко натужное едят, но яблоко нарисованное для этого именно и нарисовано, чтоб на него смотреть, а не есть» (Достоевский, Ф.М. Поли. собр. Т. 20. С. 108).

С. 467. …«никто более не чувствовал себя счастливым, пока не видел всех окружающих страдающими». – Розанов цитирует отрывок (с небольшой неточностью) сочинения Сильвиана «О правлении Божьем» (кн. V. 4–9), которое в русском переводе включил Стасюлевич в свою знаменитую хрестоматию. Ср.: «Большая часть людей заражена новым неизмеримым злом: никто не считает себя счастливым, пока не видит других несчастными» (Стасюлевич, М.М. История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых: В 3 ч. СПб., 1893–1865. Ч. 1. 3-е изд. 1902. С. 73).

С. 553. Порт-Рояль — точнее: Пор-Рояль, первоначально знаменитый женский монастырь, переехавший затем в Париж. Во времена 17 в. место деятельности янсенистов (последователей голландского богослова Корнелия Янсена, 1585–1638).