Текст книги "О Понимании"

IV. Учение о жизни идеи есть учение о процессе внутреннего самораскрытия идей. Свойственный всем им, процесс этот с особенной ясностью может быть наблюдаем на идеях обширного и отвлеченного значения: таковы – идея добра, идея истинного, или даже и более частные – идея государства, идея права. Всякая такая идея, если ничто внешнее не препятствует ей (если в разум, сознавший ее, ничто внешнее не привходит, не рассеивает и не отвлекает его) раскрывается в целый мир нисходящих идей, с постепенно утрачивающейся абстрактностью и увеличивающейся конкретностью. Весь такой процесс, медленный и правильный, происходит в идеях по некоторой внутренней необходимости, обусловленной самою природою их, и совершается в формах, предустановленных в каждой отдельной идее. Самое раскрытие состоит в последовательном ряде разложений общего на частное, в выделении из идеи отвлеченного характера идей характера более конкретного; до тех пор, пока последние выделившиеся ростки ее не сольются с представлениями, образующимися в сознании от впечатлений единичных объектов внешнего мира.

Всматриваясь внимательно в этот процесс, мы можем различить в нем, во-первых, то, что раскрывается, или самую идею; во-вторых, то, как раскрывается, или самый процесс; в-третьих, то, почему раскрывается, или причину и законы процесса; и в-четвертых, то, во что раскрывается, или конечные формы его. По этим началам, входящим в процесс и образующим его, учение о жизни идеи распадается на следующие формы, пятеричные в учении о познавании: на учение о формах раскрывающего процесса; на учение о начале, или о силе, движущей идею в ее раскрытии; на учение о законах раскрытия идей; и, наконец, на учение о конечных формах, в которые раскрываются идеи.

Раскрывающий процесс, как уже сказано выше, слагается из повторяющихся процессов внутреннего распадения идеи высшего порядка на группу идей порядка низшего, причем эти низшие идеи являются заключенными в идее высшей; далее в распадении, также внутреннем, каждой из этих низших идей опять на группу идей еще более низших, из которых каждая снова и снова внутренно распадается – до тех пор, пока последние идеи не станут однозначущими с представлениями о предметах и явлениях внешнего реального мира. Таким образом, единичные вещи, из которых состоит космос, являются внутренним содержанием самых низших форм идей, как бы реальным ядром, заключенным в идеальной оболочке; несколько таких низших идей и с ними реальных предметов внутренно входят в идею следующего высшего порядка; несколько идей этого порядка входят в идею порядка еще более высшего и т. д. до идеи высшей, какая может быть мыслима, – до идеи всего сущего. Поэтому процесс этот представляется различно с двух противоположных концов своих: если перенестись мысленно к высшей, начальной точке его, то он представится процессом постепенного высвобождения мира реального из мира идей, исходящего из одной высшей идеи; а если стать мысленно у его низшей, конечной ступени, то он представится стремлением мира реального возвыситься через посредствующий мир восходящих идей до некоторой одной и высшей идеи. Как на примеры подобных процессов раскрытия можно указать на идею добра, внутренно распадающуюся на идею нравственного, прекрасного, полезного и т. д.; или на идею понимания, внутреннее самораскрытие которой излагается в настоящем учении о строении науки.

Сила, движущая процесс раскрытия, или, что то же, его причина может лежать или в источнике, из которого исходит движение, т. е. в высшей идее; или в том, что движет к себе процесс, т. е. в мире реальном; или в самых формах, через которые движется процесс. В строении этих форм может лежать нечто, что делает как бы неустойчивою каждую из них и заставляет ее немедленно после образования разлагаться в новые низшие формы.

Законы этого процесса суть постоянные и необходимые соотношения между элементами, из которых слагается он. Они могут относиться, во-первых, к содержимому отдельных его форм, и, во-вторых, к самым формам его; и далее обнимать соотношения смежных элементов и элемента высшего с низшими.

Учение о конечных формах, в которые раскрывается процесс, должно изучить соотношение и зависимость между низшими идеями, получающимися в результате всего раскрытия, между однозначущими с ними представлениями от предметов внешнего мира и между самыми вещами реальными.

V. Как в составной части общего учения об изыскании, здесь должны быть даны руководящие правила для раскрытия всякой данной идеи, или, что то же, должна быть построена теория анализа идей. Этот анализ сводится к двум процессам: 1) к определению идей и 2) к разложению определений. В чередующейся смене этих процессов первое и высшее место занимает определение разлагаемой идеи; затем следует разложение этого первого определения на составные понятия его, образующие собой первый ряд терминов; каждый из этих терминов снова подвергается определению; каждое из этих последних определений подвергается новому разложению и т. д. до конца. Так как процесс анализа начинается с определения и так как определение и разложение чередуются в этом процессе, то последним звеном его необходимо будет ряд терминов, а не определений; и весь анализ заканчивается тогда, когда полученный ряд терминов станет однозначущим с именами реальных предметов или явлений. Напр., идея счастья как идея верховного начала человеческой жизни разлагается в своем определении на термины: «цель», «жизнь» и «счастье», из которых каждый может быть выражен в новом определении, а каждое из этих новых определений снова может быть разложено на свои термины и т. д. до единичных явлений жизни личной и общественной.

Самое разложение определений должно быть таково, чтобы в получаемых терминах не заключалось ничего, чего бы не было в разложенном; и чтобы в разлагаемом не оставалось ничего, что не вошло бы в термины. Таким образом, совокупность терминов должна вполне соответствовать определению и их ряд должен получаться путем простого отнятия связи в нем.

Далее, здесь же должна быть дана теория определений, этих важных элементов науки, в значительной степени служащих и целью изучения, и исходной точкой его, и его орудием. И в самом деле, всякое изучение должно начинаться с определения изучаемого, еще, правда, несовершенного; потому что прежде чем приступить к изучению чего-либо, нужно ясно и отчетливо сознать, что именно подлежит изучению, т. е. выделить предмет его из ряда всех других предметов. Далее, в своем совершенном виде определение есть в значительной степени последняя цель науки; так как найти истинное и полное определение изучаемого нередко значит истинно и вполне понять его. Наконец, оно служит и орудием исследования; потому что всегда проводит ясную границу между известным (поддающимся определению) и неизвестным (не поддающимся ему) и, будучи способно давать из себя следствия, служит источником плодотворных выводов.

Определить что-либо – значит выделить в нашем сознании понятие о нем из ряда всех других понятий. Это делается через указание на признак, постоянный в определяемом и исключительно принадлежащий ему. Поэтому определение есть предложение, логическое подлежащее которого есть имя определяемого предмета, а логическое сказуемое – имя его постоянного и исключительного признака; где под предметом и признаком разумеется вообще все могущее определяться и определять[4]4
  Но не указание рода и вида, к которому принадлежит определяемое, как это утверждают. И в самом деле, название вида всегда есть собственно указание видового признака, т. е. именно постоянного в определяемом и исключительного в нем; название же рода не имеет значения, что видно из того, что оно изменяется (напр., «человек есть животное разумное», «человек есть существо разумное» и т. д.). Факт же, что в определении всегда есть то, что иногда бывает именем рода, объясняется просто грамматической необходимостью: имя постоянного и исключительного признака всегда выражается в имени прилагательном, которое должно быть отнесено к чему-нибудь; в определении этою грамматическою опорою, не имеющею действительного значения, и служит так называемое имя рода, – что видно из того, что его можно совершенно выпустить, заменив местоимением нечто: «человек есть нечто разумное и нравственное».


[Закрыть].

Определений есть три рода и девять видов, по трем началам определяемым и по трем началам определяющим, или, что то же, по трем формам логических подлежащих и по трем формам логических сказуемых в предложениях, выражающих собой определения: I–а) субстантивно-субстанциальные, где подлежащее есть имя предмета, а сказуемое содержит в себе раскрытие его природы (сущности), напр., «окружность есть замкнутая кривая, все точки которой находятся на равном расстоянии от некоторой точки, находящейся внутри ее и называемой центром»; I–b) субстантивно-атрибутивные, где подлежащее есть имя предмета, а сказуемое есть имя его постоянного и исключительного свойства (атрибута), напр., «человек есть существо ограниченно разумное и ограниченно нравственное»; I–с) субстантивно-релятивные, где подлежащее есть имя предмета, а сказуемое есть указание его постоянного и исключительного отношения к чему-либо, напр., «солнце есть тело, вокруг которого движется земной шар по эллипсису»; II–а) атрибутивно-субстанциальные, где подлежащее есть имя свойства, а сказуемое содержит раскрытие его сущности, напр. «цветность есть способность поглощать в себя одни из составных лучей света и отражать от себя другие»; II–b) атрибутивно-атрибутивные, где подлежащее есть имя свойства, а сказуемое есть имя его постоянного и исключительного признака, напр., «теплота есть нечто, расширяющее тела» или «параллельность линий есть свойство, препятствующее им встречаться при продолжении»; II–с) атрибутивно-релятивные, где подлежащее есть имя свойства, а сказуемое есть имя его постоянного отношения к чему-либо, напр., «теплота есть нечто, появляющееся в телах при их горении и испускаемое ими»; III–а) релятивно-субстанциальные, где подлежащее есть имя отношения, а сказуемое содержит раскрытие его сущности, напр., «причинность есть производимость»; III–b) релятивно-атрибутивные, где подлежащее есть имя отношения, а сказуемое есть имя его постоянного свойства, напр., «причинность есть такое соотношение между предметами и явлениями, при котором существование, изменение и исчезновение одного из них всегда ведет за собою существование, изменение и уничтожение другого»; III–с) релятивно-релятивные, где подлежащее есть имя отношения и сказуемое есть имя его постоянного и необходимого соотношения с чем-нибудь, напр., «сходство и различие есть такое соотношение между предметами и явлениями, по которым мы распределяем их в группы».

Из этих девяти видов определений релятивные (т. е., в которых сказуемое есть имя отношения) обыкновенно служат исходною точкою изучения. Они не способны давать из себя никаких выводов и ничего совершенно не говорят о предмете, подлежащем изучению, но только отмечают его, указывают. Так, изучение электричества началось с выделяющего определения «электричество есть особенное свойство, замечаемое в янтаре при его трении», изучение света с определения «свет есть то, что вместе с теплотою исходит из солнца и позволяет нам видеть предметы» и пр. Атрибутивные определения (в которых сказуемое есть имя признака) заключают в себе уже некоторое определенное знание о предмете и появляются во все время изучения от его начала и до окончания; они уже способны давать из себя некоторые выводы. Субстантивные определения служат целью и венцом изучения. Раскрывая сущность изучаемого, они содержат уже в себе не знание только его, но и понимание. Выводы, которые способны они давать из себя, имеют и обратное значение, т. е. могут объяснять ранее узнанное, и прямое, т. е. могут открывать новые знания. Это различное значение определений, в связи с ролью их в развитии знания, позволяет в некотором смысле определить всю науку как последовательный переход разума человеческого от релятивных определений, в которых только сознается познаваемое, к определениям субстантивным, в которых оно понимается.

При раскрытии идей термины последних должны выражаться всегда в определениях субстантивных; потому что только эти последние захватывают сущность определяемого, которая не должна ускользать из раскрывающего процесса на всем протяжении его.

VI. Учение о сочетаемости и сочетаниях идей есть учение о соединении идей независимого происхождения в одно целое и об истинах, которые являются результатом этих сочетаний и не содержатся прямо ни в одной из сочетаемых идей. Здесь изучается всесторонне сущность и причина как сочетаемости одних идей, так и несочетаемости (несоединимости) других и подвергаются специальному исследованию все формы возможных сочетаний или, что то же, формы мышления.

Два учения – о раскрытии идей и о сочетаниях идей – исчерпывают собою общие процессы познавания, и вне их нет путей для отыскания истины. Учения о комбинациях элементов мышления, о которых было упомянуто выше и будет подробнее сказано потом, суть только частные применения к двум различным объектам – сознанию и лежащему вне его – тех общих форм познавания, которые излагаются в учениях о раскрытии и о сочетаниях идей.

VII. Учение о системе идей должно распределить все сознаваемое разумом предварительно в несколько идей не столь общего характера и потому без труда определимых; а затем, путем внимательного изучения этих идей, – найти одну, которая обнимала бы их все, как целое обнимает свои части. Затем, ясно сознав эту идею, следует дать ей свободно раскрыться во всем своем содержании. Эта идея со своим раскрывшимся содержанием явится в форме целого мира идей, изучение которого и есть задача рассматриваемой формы науки.

Эта система должна быть всесторонне понята как в своем целом, т. е. в том, что относится до ее строения и расположения, так и в своих частях. Отдельные идеи, ее составляющие, должны быть подвергнуты тщательному и подробному специальному изучению в своей форме и содержании, в своих свойствах, происхождении, назначении и отличии от других идей.

I. Учение об изыскании через методы и его состав: о способах познавать лежащее вне мышления; и о способах разрешать затруднения, возникающие в мышлении. Семь основных методов первого. – II. Методы познавать и доказывать существование; двойственная задача их: открытие существования и определение его формы; три рода способов открывать существование; как могут быть найдены способы определять форму существования. – III. Методы познавать и доказывать природу существующего; троякая задача этих методов; их важное значение для науки; общий характер и строение их. – IV. Методы познавать и доказывать свойства; что дается познанию этими методами; три рода этих методов: открытия и объяснения, понимания и открытия и объяснения сочетаний из свойств. – V. Методы познавать и доказывать причины. Необходимость внимательно рассмотреть их происхождение как единственно открытых в науке. Существует ли антагонизм между логикой Аристотеля и логикой Бэкона. Различие их задач и взаимная необходимость их друг для друга. Логика Аристотеля как учение о сочетаемости идей, рассмотренной по шестой схеме разума; логика Бэкона как учение о комбинациях элементов мышления, дающих в результате истинное познание четвертой стороны бытия. Описательный характер первой и дедуктивное происхождение второй. Исследование мнимого закона о всеобщей связи причины со следствием; различие происхождения этого закона от происхождения математических аксиом; его гипотетичность; он не необходим для индуктивной теории. Определение причинности как истинное основание индукции. Исследование определения ее как постоянного и неизменного преемства; оно не исчерпывает всех явлений причинности; оно указывает на признак причинности, но не на природу ее; его бесплодность обнаруживается в истории его усовершенствования, показывающей, что причинность распознается не по признаку, содержащемуся в определении. Правильное определение причинности. Дедуктивный вывод из этого определения трех основных правил индуктивной теории. Приемы индуктивного исследования природы как распознавания причин по признакам, содержащимся в определении причинности. – VI. Методы познавать и доказывать цели; на чем основана возможность этого познания; элементы в существующем, через изучение которых открываются неосуществленные цели его. – VII. Методы познавать и доказывать сходства и различия. Четыре момента сравнивания: наблюдение существующего, описание наблюдаемого, сравнение описанного, умозаключения из сравнения. Недостатки органов чувств, затрудняющие правильность наблюдения; недостатки языка, затрудняющие правильность описания. Ошибки субъективные и объективные. Сущность процесса сравнения. – VIII. Методы познавать количества. – IX. Учение о комбинациях элементов мышления, дающих в результате разрешение затруднений, возникающих в мышлении, и его формы: общая теория разрешения сомнений и общая теория разрешения вопросов. Важность и возможность этих теорий; затруднения в них. Общее учение о сомнении; пути для выхода из него. Общее правило для разрешения вопросов. – X. Учение о методе открывать методы. Как может быть найден он и как следует руководиться им.

I. Мышление, рассмотренное как элемент, должно быть рассмотрено затем в разнообразных видоизменениях и применениях, которым оно подвергается при сложных изучениях. Выполнение этой задачи образует собою третью форму учения о познавании – Учение о методах. Как уже сказано было, оно распадается на две ветви по двум объектам своим: вещам внешнего мира, которые познаются; и затруднениям в мышлении, которые разрешаются.

Из них первое – учение о комбинациях элементов мышления, дающих в результате истинное познание лежащего вне мышления, – определяет, с помощью каких мыслительных процессов и как расположенных образуется в разуме полное и правильное понимание объектов внешнего мира. Согласно с природою понимания, слагающеюся из семи идей, соответствующих семи сторонам существующего, и методы изучения этого последнего сводятся к следующим: 1) к способам определять существование, 2) к способам познавать сущность пребывающего, 3) к способам изучать свойства его, 4) к способам находить его причину, 5) к способам открывать его цель (или следствие), 6) к способам изучать сходства и различия и 7) к способам познавать числа или вообще количественную сторону в существующем. Остановимся на каждом из этих методов и определим точнее задачи их.

II. В учении о способах познавать и доказывать существование предметов и явлений должны быть найдены руководящие методы, с помощью которых возможно было бы, во-первых, открывать существование и, во-вторых, определять его форму. Если принять во внимание, что познание чего бы то ни было не может начаться ранее убеждения в его существовании и что только самая ограниченная область существующего открывается нам в непосредственном ощущении – именно одно осуществившееся, и в нем только одно вещественное, – то мы поймем, как велико значение этих методов и как обширна область их приложения. Методов открытия существования три рода: во-первых, методы различения объективного (лежащего вне познающего начала) от субъективного (лежащего в познающем начале). Эти методы важны потому, что многие предметы и явления, существующие только в духе человека, представляются последнему лежащими вне его, – что производит различные фантомы, обманы чувств и пр. (сюда относятся субъективные звуки, субъективное ощущение света, субъективные образы и, быть может, еще многие другие явления). Здесь должна быть всесторонне изучена сущность этих субъективных явлений в их форме существования, – случайно ли оно и только временно вызывается или же постоянно, но только остается скрытым; в их природе и признаках – что именно такое они и каковы бывают; в их происхождении и назначении – откуда и как они возникают и какой смысл имеет их появление; и, наконец, в их отношениях к объективному – сходственном, причинном и целесообразном. Когда, таким образом, будет понята эта сущность субъективного, кажущегося существующим, тогда могут быть найдены и определены способы отличать его от объективного, которое действительно существует. Во-вторых, методы чувственного усмотрения, т. е. такого, в котором процесс, оканчивающийся сознанием существования, начинается с чувственного впечатления и где эти два элемента – начальный и конечный – связываются непосредственно одним умственным процессом, состоящим в следующем теоретическом умозаключении: «всякое изменение имеет свою причину; в состоянии моих органов чувств произошло некоторое изменение; следовательно, существует некоторая причина, произведшая это изменение». В-третьих, методы умственного усмотрения, т. е. такого, в котором существование чего-либо открывается путем сложного умозрения, начинающегося чувственными впечатлениями, непосредственно не связанными с открываемым. Эти последние способы сводятся к признанию существования неизвестной причины, когда в изученном, разложенном на причины и следствия, обнаруживается избыток следствий над причинами; или, что то же, когда в изученном есть нечто, что не может быть отнесено как к своей причине ни к чему из известного. Методов определения форм существования столько же, сколько существует в природе этих форм. Будут ли эти способы состоять в наблюдении, опыте или умозрении – найдены они могут быть только с помощью умозрения, именно через внимательное изучение рядов следствий, вытекающих из логических определений форм существования.

III. Учение о способах познавать и доказывать природу вещей и явлений должно указать руководящие методы для открытия и определения, во-первых, той сущности, из которой состоит изучаемое; во-вторых – внутреннего строения существующего или – что то же – расположения в нем этой сущности; и, в-третьих, наконец, скрытого процесса в происходящем. С помощью первых методов познается, напр., вещественна или идеальна природа изучаемого; с помощью вторых методов раскрывается внутреннее расположение в предметах их сущности, уже определенной, напр., каково строение изучаемой идеи или как размещены вещественные частицы в том или другом газе, жидкости или твердом теле; с помощью третьих методов обнаруживается внутренний процесс, совершающийся в явлениях, напр., что именно происходит в телах при переходе их из одного состояния, положим, жидкого, в другое состояние, положим, газообразное, или при их намагничивании, электризовании и пр.; или что совершается в семени в моменты его прорастания, или в истории в эпохи разложения народностей, или в чувстве во время ощущения радости. Эти методы суть важнейшие из всех, которыми пользуется познавание; потому что с помощью их открывается важнейшее в существующем и совершающемся – та основная сторона бытия, которая в значительной степени носит в себе объяснение остальных сторон его. Поэтому, пока не будут найдены они и не будет построена теория пользования ими – существующее и совершающееся не может быть понято; а с тем вместе ни наука не может быть образована, ни разум – удовлетворен. Вообще говоря, самые способы эти должны опираться на нисходящее умозрение, в основу которого должны быть положены аксиомы разума о природе вещей и явлений; состоять в опыте, здесь необходимо посредствующем, так как природа вещей и явлений прямо недоступна органам чувств; и оканчиваться восходящим умозрением, заключающим от наблюдаемого наружного к скрытому внутреннему. Так, способ определять строение единичных вещей необходимо должен исходить из правильного понимания того, что такое строение вообще; и далее, через опытное изучение всего наружного в познаваемых вещах, восходить путем умозаключения к определению искомого внутреннего строения их.

IV. Учение о способах познавать и доказывать свойства предметов и явлений. Если без предыдущих методов невозможно достигнуть понимания существенного в космосе, то без методов, о которых будет говориться здесь, невозможно найти объяснение всех бесконечно дробящихся и видоизменяющихся явлений в нем. Первые дают познание бытия в его скрытой основе, вторые – познание бытия в его видимом проявлении. Посредством первых мир понимается в своем целом, посредством вторых он объясняется в своих подробностях.

Этих методов познания свойств три; из них два основные и один производный от них: 1) методы открытия и объяснения свойств, 2) методы понимания и открытия свойств, 3) методы объяснения комбинаций из свойств. Их различие основывается на различии в порядке чередования опыта и умозрения, с одной стороны, и познания свойств и природы – с другой. Посредством первых методов усмотренное в предметах и явлениях через ощущение объясняется теоретически через умственное рассмотрение природы того, чему принадлежит оно; напр., наблюдаемые свойства теплоты и света объясняются через построение теорий о природе света и теплоты. Посредством вторых через рассмотрение природы чего-либо теоретически выводятся свойства, которыми должна обладать эта природа, и затем они отыскиваются в данном изучаемом через наблюдение и опыт; так, напр., поняв природу света и теплоты, разум сперва предсказывает и затем опыт открывает многие световые и тепловые явления, дотоле остававшиеся незамеченными; или таким же путем в геометрии через рассмотрение природы линий и фигур выводятся их многочисленные свойства, которые путем прямого наблюдения никогда бы не могли быть открыты и из которых только некоторые обнаруживаются в мире знакомых нам реальных явлений. Посредством третьих методов объясняются сложные явления природы, представляющие собою результат взаимнодействия нескольких свойств, порознь открытых и изученных ранее. Сюда относится значительнейшая часть явлений природы, которые вообще редко служат проявлением одного чего-либо. Изучая эти сложные явления, следует прежде всего разлагать их на простые элементы, из которых они слагаются; затем – путем искусственного опыта – рассматривать, что происходит от соединения этих элементов по два, по три и т. д.; и, наконец, достигнув этим путем знания всех сочетаний элементарных свойств и того, что производится этими сочетаниями, – приложить его к объяснению сложного наблюдаемого в природе.

V. Учение о способах познавать и доказывать причины есть единственная теория методов познания объектов, уже установленная; и вместе с учением о сочетаемости и сочетаниях идей она исчерпывает почти все открытое в области учения о познавании. Поэтому внимательное рассмотрение происхождения этой теории может пролить некоторый свет, хоть на первых шагах помогающий различить, что необходимо сделать для открытия недостающих методов познания объектов.

Прежде всего – между теорией о сочетаемости и сочетаниях идей (логика Аристотеля) и между теорией познавания причин (логика Бэкона) нет исключающего противоречия, которое представлялось и Бэкону, и продолжает нередко представляться его последователям. Эти два учения имеют каждое свою область и каждое свою цель. Так что достигнуть того, чего достигает одно из них, правда, невозможно с помощью другого; но не по бессилию которого-либо из них, но только по различию. Не потому не дает теория силлогизмов познания природы физической и нравственной, что она бессильна дать его, но потому, что она и не имеет этого своей целью; не потому индукция не дает возможности строить правильные умозрения, что не в силах дать его, но потому, что предмет ее совершенно другой. Каждая из этих теорий выполняет свое особенное назначение; и то, что достижимое с помощью одной не достигается с помощью другой, доказывает не бесполезность которой-либо из них, но, напротив, именно служит подтверждением необходимости и важности их обоих.

Первая из этих двух теорий (логика Аристотеля) есть именно то, что мы назвали выше учением о сочетаемости и сочетаниях идей; хотя это учение и не исчерпывается вполне этою теорией: именно учения о сочетаемости идей в ней почти совершенно недостает. Описаны только формы сочетаний, или, что то же, изучена сочетаемость по шестой схеме разума – сходства и различия, но самое явление сочетаемости одних идей и несочетаемости других не понято ни в своей сущности, ни в своем происхождении, ни в других сторонах своего бытия.

Вторая теория (логика Бэкона) есть учение об одной из комбинаций элементов мышления, дающих в результате истинное познание объектов, именно познание четвертой стороны бытия – его причинности. Таким образом, то, что в первой теории описывается как элемент, во второй содержится как сочетание элементов, откуда ясно, что ни вторая без первой не могла бы существовать, ни первая не уничтожает значение и важность второй.

И действительно, если какой бы то ни было процесс индуктивного изучения мы разложим на его простейшие, неразложимые далее элементы, то мы увидим в нем то, что уже описано в «Органоне» Аристотеля: те же простые умозаключения, которые сами по себе в своей отдельности так долго оставались бесплодными. Эти формы умозаключения – элементы всякого познавания, вошедшие и имеющие войти во все, что когда-либо совершалось и будет совершаться в области умственного творчества человека. Но это только элементы познавания, и потому самого познания они дать не могут, подобно тому как первые элементы вещества не создают еще организма, хотя он и состоит из них. Для того чтобы возможно было достигнуть познания, правда, необходимо взять эти элементы мышления; но, взяв, нужно еще придать им то, чего в них не содержится и на что в них нет даже указания – именно определенное целесообразное строение; хотя самый процесс приведения взятых элементов в целесообразную систему также может совершиться только при помощи этих элементов. Таким образом, они суть то, из чего состоит система и с помощью чего построяется она; цель же, для которой она строится, план построения и строящее начало уже не есть этот элемент мышления.

Обратимся теперь к рассмотрению этих двух теорий. Так как из них состоит почти всецело наука логики, то определение их происхождения не только прольет свет на способы нахождения методов вообще, но и разрешит также некоторые вопросы, частию неверно разрешаемые, частию еще совсем не поставленные. К первым относится вопрос о взаимном отношении и обусловленности двух методов, кажущийся антагонизм между которыми так долго мешал последователям каждого из них по справедливости оценить другой; ко вторым – интересный вопрос о том, к каким наукам следует отнести самую логику, классифицирующую все другие науки по способам их происхождения на описательные, дедуктивные и индуктивные, или, что то же, вопрос о том, с помощью каких методов было образовано учение о самых методах?

Что касается до логики Аристотеля, содержащей в себе учение о типах умозаключения или о формах мышления, то по происхождению своему она должна быть отнесена к наукам чисто описательным. И в самом деле, по своему содержанию это есть система схем первичного мышления, определение тех форм, в которых совершается движение разума, если отнять в последнем то, что составляет содержание его и что составляет конкретную цель самого движения. Как получилась эта схема? Чрез выделение из наблюдаемого мышления всего, что не есть мышление (т. е. мыслимых объектов); в сравнении оставшегося между собою по сходству и различию; в уничтожении всего повторяющегося сходного; и затем, наконец, в точном описании всего полученного путем этого процесса. Таким образом, наблюдение конкретного, выделение и классификация в нем однородного и описание полученного – вот приемы, с помощью которых образовано было учение о формах мышления и которые мы находим во всех описательных науках, напр. в ботанике и зоологии прежнего времени. Ни одна истина, содержащаяся в этом отделе логики, не получена путем сложного умозаключения, разумеется, если не причислять сюда немногих элементарных умозаключений, неизбежных и в самом простом описании, но не образующих из себя ни дедуктивного, ни индуктивного мышления.