Текст книги "О Понимании"

Отношение причины какой-либо вещи или явления к существованию ее (вещи) не одинаково в двух различных типах причинности – в существовании и в преемстве. В первом типе причина существования вещи или явления совмещается с самым существованием ее, – напр., причина существования какого-либо свойства геометрической линии совмещается с существованием самого этого свойства. Во втором типе причина возникновения существования есть всегда исчезновение существования; так, теплота возникает с исчезновением движения, которое породило ее, так, тело, получивши удар, начинает двигаться, когда ударившее тело остановилось.

Так как все, что существует, существует или одновременно со своею причиною, или преемственно, то, объединяя сказанное о существовании того и другого типа причинности, мы приходим к установлению следующего замечательного закона: количество существования в природе для всех моментов времени остается одинаковым; оно видоизменяется, переходя из предмета в предмет и из явления в явление, но оно не исчезает и не появляется, не увеличивается и не уменьшается, пребывая вечно тожественным самому себе.

IX. Переходим к соотношению между причиною и второю основною стороной произведенной ею вещи – сущностью. Так как природа вещи всегда состоит из вещества и из формы, а природа явления – из элементов изменения и из расположения элементов, причем когда от вещи происходит новая вещь или от явления происходит новое явление, то в происшедшем сохраняется, когда оно вещь – вещество, а когда оно явление – элемент изменения; то на основании этого можно вообще сказать, что сущность вещи или явления совмещается и совпадает с перемещенною в вещь или явление причиною ее или с частью этой причины. Напр., в теплоте, которая произошла от движения, сохраняется неизменно элемент изменения, но переменилось размещение элементов (движение из поступательного перешло в колебательное); в живом существе, происшедшем от другого существа, является и то же вещество, и то же строение, какое наблюдается в произведшем его.

Все сказанное может быть повторено, как кажется, без изменения и об отношении причинности к свойствам.

X. Отношение между причиною, породившею вещь или явление, и между целью, ради которой порождены они, бывает троякое.

В одних вещах и явлениях – именно в тех, которые представляют собою тип причинного сосуществования, – причина вещи или явления и цель их сосуществуют с самою вещью или явлением и, следовательно, сосуществуют и друг с другом, совмещаясь в природе происшедшего и предназначенного. В других явлениях и вещах – именно в тех, которые не только существуют для известной цели, но и появились, возникли ради ее – и причина и цель сливаются в одно, но пребывают не в вещи, а впереди ее или не в явлении, но после него. Так, в сознательной, целесообразной деятельности человека сотворенное для чего-либо и существует для этого, что лежит впереди его, сотворенного; и было сотворено потому, что было и есть это нечто, ради чего оно создано человеком. Наконец, в большинстве вещей и явлений причина и цель не совпадают ни с вещью, ни между собою, но причина лежит позади вещи и ранее явления, а цель лежит впереди вещи и позднее явления. Произведенное и предназначенное в этом случае есть реальное, в которое перешла причина, исчезнув некогда, и которое само перейдет в цель, исчезнув со временем. Это есть осуществившаяся причина и неосуществленная цель, это действительное бытие, высвободившееся из потенции (причины) и готовое высвободить из себя то, что в нем самом потенциально предустановлено (цель).

Сказанное об отношении причины к цели было бы неполно, если бы мы упустили из виду отношение к цели второго члена причинного соединения – следствия. Все, сотворенное для какой-либо цели, не только достигает этой цели, но по закону сцепления между причиною и следствием ведет за собою необходимо и нечто такое, что не входило в цель сотворившего, что или оставалось неизвестно ему, или на что он не обратил своего внимания. Так не редко случается, что цель, поставленная человеком, достигается средством, которое он употребил для ее достижения; но это же средство производит и нечто такое, не предусмотренное им, что или извращает достигнутую цель, или уничтожает ее совершенно, делая таким образом существование ее мимолетным, или – и это случается всего чаще – осуществив цель, производит одновременно с нею и нечто такое дурное, уничтожение чего становится в свою очередь целью для человека, и нередко такою, достижение которой более трудно, чем достижение первой цели. Это свойство целей соединяться со следствиями есть источник значительнейшего количества жизненных заблуждений и причина затруднений, преодолеть которые совершенно человек едва ли когда-либо будет в состоянии. Позднее мы остановимся на этом замечательном явлении и разберем его с тем вниманием, которого оно заслуживает. Здесь же ограничимся только замечанием, что хотя оно практически вообще и известно, однако никогда не подвергалось даже и поверхностному исследованию, не говоря уже о полной теории, в которую должно было бы развить учение о нем.

XI. Учение об отношении причины к следствию есть последняя форма общей теории причинности. Оно имеет своей задачей изучить, сравнивая, оба члена причинного соединения; понять, что такое причина по отношению к следствию и что такое следствие по отношению к причине, – чтобы с помощью этого понимания сделать возможным познание недоступной причины через изучение доступного следствия и недоступного следствия, когда доступна причина.

Перед нами раскроется вся неизмеримая важность этого учения, если, мы поймем, что с одной стороны, – насколько простирается человеческое знание – все бытие может быть рассматриваемо как великое производящее и великое производимое, как одно осуществление в мире причинной связи; а с другой стороны, – если остановимся мыслью на том, как многое в этом производящем и в этом производимом недосягаемо для нашего опыта и наблюдения и как многое, следовательно, здесь по необходимости должно быть предоставлено умозрению, единственным основанием, опорою и путеводною нитью которого может служить только ясное и точное понимание природы причины по отношению к природе следствия. И если б поэтому удалось правильно разрешить задачу, предстоящую рассматриваемой форме науки, то можно было бы надеяться, что рано или поздно мир во всем своем объеме был бы разгадан и понят.

Но и это недостаточно. Если бы удалось человеку по доступному последствию познавать недоступную причину и по доступной причине познавать недоступное следствие, то тогда он достиг бы понимания всего, чего в силах был бы пожелать. Потому что если что недоступно ни в своих причинах, ни в своих следствиях, то остается неизвестным человеку в самом существовании своем и, следовательно, не может возбуждать к себе его любопытства. Таким образом, не только мир был бы понят с помощью этой теории, но и разум был бы удовлетворен, окончательно и совершенно.

И вот именно в этом-то пункте человеческого понимания, где от простого разрешения одного вопроса мы ожидаем разгадки всего еще неразгаданного, встречается одно затруднение, почти непреоборимое, но которое еще неизмеримо увеличивает важность рассматриваемой формы науки и делает изучение ее полным неизъяснимого интереса. Это затруднение состоит в необходимости и в невозможности примирить две истины, к которым тотчас же сводится вся теория, из которых одна есть безусловное требование разума, а другая есть очевидное свидетельство чувств, предмет которых один и тот же и из которых каждая состоит в отрицании другой.

И в самом деле, вопрос об отношении причины к следствию состоит в следующем: что из того, что заключается в причине, заключается в следствии, т. е. из составляющего первую что переходит во второе? и что из того, что лежит в следствии, лежит в причине, т. е. из заключенного в последующем что предсуществовало в предыдущем? Рассмотрим отдельно обе половины этого вопроса.

Что из заключенного в причине заключено в следствии? На этот вопрос может быть два ответа: или все, заключенное в причине, заключено и в следствии; или не все, заключенное в причине, заключено в следствии; и кроме этих двух никакого третьего промежуточного ответа быть не может, потому что природа их (или все, или не все) такова, что ею исчерпывается все мыслимое возможным в данном случае. Но если мы рассмотрим внимательно оба эти ответа, то увидим, что второй из них (не все) сводится к первому (все), и, следовательно, только один этот первый ответ содержит истинное разрешение вопроса. И в самом деле, если не все, заключенное в причине, заключено в следствии, то, следовательно, заключенное в следствии есть часть заключенного в причине и в причине после произведения следствия осталась другая часть того, что первоначально как целое лежало в ней. Но это не перешедшее в следствие или осталось тем же и там же, чем и где пребывало до произведения следствия, или оно уже не осталось тем же и там же. В первом случае оно не есть причина произведенного следствия, но лишь сосуществовало, совмещалось с причиной этого в одном и том же предмете или явлении; во втором случае оно исчезло, не перейдя ни во что, стало из бытия небытием (в абсолютном смысле). Итак, в обоих случаях оставшаяся часть не была причиною произведенного следствия, а то, что было причиною, заключается все без остатка в произведенном следствии, – что совпадает с первым ответом на поставленный вопрос. Соединяя это совпадающее, мы приходим к заключению, что тожество заключенного в причине с заключенным в следствии есть необходимое требование разума, и ничто отличное от утверждаемого или ему противоположное немыслимо для разума и невозможно для природы.

Но заключенное в причине может быть частью того, что заключено в следствии, а не целым его; причина может вся перейти в следствие, но в этом последнем, кроме перешедшего из причины, может лежать еще нечто другое, может заключаться некоторый избыток. На это служит ответом разрешение второй части поставленного вопроса: что из того, что лежит в следствии, лежит в причине?

Будем разрешать эту часть вопроса так же, как разрешали первую: или все, заключенное в следствии, лежит и в причине, или не все, заключенное в следствии, лежит в причине, – и здесь тоже ничего третьего, промежуточного быть не может, по исчерпывающему характеру предполагаемых ответов. Но если не все, заключенное в следствии, лежит в причине, то, следовательно, часть этого заключенного в последующем – не заключалась в предыдущем, т. е. она есть бытие, не происшедшее ни из чего, но самовозникшее из небытия в абсолютном смысле. И так как это последнее невозможно, то, следовательно, все, лежащее в следствии, лежит и в причине, что совпадает с первым ответом, который, таким образом, становится столь же необходимым для разума и единственно возможным для природы, как и ответ, данный на первую часть вопроса.

Соединяя в одно разрешение обеих частей общего вопроса об отношении причины к следствию, мы приходим к общему утверждению, что ни в причине не лежит ничего, что не лежало бы в следствии, ни в следствии не лежит ничего, что не лежало бы в причине; т. е. что причина постоянно и необходимо тожественна со своим следствием; что следствие есть не более как перемещенная причина; или, что то же, причина и следствие есть одно.

Ясность и необходимость этого общего закона об отношении причины к следствию станет еще очевиднее, если мы дадим ему схематическое изображение. Пусть А, состоящее из а, а', а''… а_n, есть производящая причина, а В, состоящее из b, b', b''… b_n, есть произведенное следствие.

Эти два ряда абсолютно тожественны между собою, т. е. А есть В, потому что нетожество их может выразиться только в ряде:

где, следовательно, t, лежавшее в причине и не перешедшее в следствие, абсолютно исчезло, т. е. превратилось из бытия в небытие; или в ряде:

где u, возникшее в следствии и не перешедшее в него из причины, появилось из ничего, т. е. небытие превратилось в бытие. Оба случая одинаково невозможны для природы и немыслимы для разума.

Но если причина и следствие есть одно, то изменения как проявления в следующий момент чего-либо отличного от того, что было в момент предшествующий, не может существовать. Все и повсюду должно оставаться вечно тем же и там же, чем и где пребывало вечно. И непостижимо для разума, чтобы что-либо происходило, и невозможно для природы, чтобы что-либо жило в ней.

Таково требование разума, испытующего причинность, таково единственное мыслимое, что может вместиться в него.

Этому противоречит свидетельство чувств, показывающих, что все живет, изменяется и движется в природе, т. е. что невозможное существует и немыслимое совершается.

Вот затруднение, о котором мы говорили выше, что оно непреоборимо и что в нем сосредоточиваются, как в центральном узле, все величайшие тайны природы и все величайшие интересы стремящегося к пониманию разума. Как постигнуть эту непостижимую тайну изменения, как разрешить эту неразрешимую загадку жизни, об этом может быть сказано многое и различное. Но такова она по природе своей, что никто не может удержаться от того, чтобы не составить о ней какого-либо мнения. Мы выскажем то, которое представляется нам единственно возможным и мыслимым.

Если изменение не может быть произведено причинностью, то необходимо и ясно, что в нем присутствует еще нечто третье сверх причинности, что и есть истинная причина происхождения всего; т. е. что когда совершается что-либо в природе, то тут есть не только производящее и производимое, но еще нечто сверх их лежащее; что невидимо, но что есть, потому что есть видимое изменение, которое, не будучи произведено ничем видимым известным, требует для себя производителя в невидимом неизвестном. Это третье, без чего я не могу мыслить природу и без чего, я утверждаю, она не может быть понята разумно никем (и до сих пор не может быть никаких разногласий), – есть, по моему убеждению (и здесь начинается возможность разногласий), целесообразность. Она привходит к причинности и делает возможным, что последующее в совершающемся не походит на предыдущее; так что как будто и в предыдущем нечто исчезает совершенно, и в последующем нечто возникает вновь. Это-то исчезающее в прошедшем и возникающее в последующем, этот недостаток в причине сравнительно с тем, что лежит в следствии, и этот избыток лежащего в следствии над тем, что есть в причине, – и есть то, что сверх причинности, к чему бессильна она, что необъяснимо из нее и что мы вынуждены отнести к целесообразности, которая уничтожает в прошедшем ненужное и создает для будущего необходимое, помогая причинности извлекать следствие, к чему по природе своей неспособна она, и направляя эти следствия сообразно с планом, который заключен в ней самой.

XII. Учение о причинности, лежащей в Космосе, должно раскрыть и проследить причинное соединение всего существующего и всего совершающегося, т. е. определить, что с чем и какой формою причинности связано в природе. Таким образом, в этом учении выделится как бы скелет мира, на котором держится он; то сцепление всего со всем, которое делает различное только разнообразием в единстве и единичное – только частями целого.

Раскрывая эту причинность, следует наблюдать, чтобы нить раскрываемого была непрерывна, чтобы производящее всегда было смежно с производимым, т. е. переходило бы в него непосредственно, без всякого промежуточного третьего. Это правило весьма нередко опускается исследователями с грубым умом, и часто две вещи и два явления считаются причиною и следствием по отношению друг к другу только потому, что с изменением одного изменяется и другое, хотя природа их такова, что непосредственно перейти друг в друга они не могут. Так, напр., было бы грубо утверждать, что движение непосредственно переходит в теплоту, но следует указать на молекулярное движение, которое для ощущения является в форме теплоты и в которое преобразуется массовое движение, когда движущаяся масса почему-либо останавливается.

Что касается плана, по которому следует вести здесь изучение, то он может быть двояким, смотря по тому, что положится в основание его и что будет преобладающею целью изучения. Если в основание будет положено учение о формах причинности и если преобладающая цель изучения будет состоять в том, чтобы понять причинность в ее проявлениях в Космосе, то следует изучить сперва все существования в природе, и затем все преемства в ней, и потом результаты обоих изучений соединить в одно целое. Если же в основание будет положено деление самой природы на самостоятельные, типичные группы, и если преобладающею целью изучения будет понимание не причинности, которая скрыта в природе, а самой природы, в которой скрыта причинность, тогда следует первоначально распределить природу на группы однородных вещей и явлений, затем раскрыть причинность в каждой из полученных групп и, наконец, соединить причинною связью самые группы. Смотря по тому, первый или второй план изучения будет принят, всю рассматриваемую форму науки следует назвать или учением о проявлении и распределении причинности в Космосе, или учением о причинах вещей и явлений в Космосе.

Следуя первому плану, рассматриваемая форма науки должна распасться на две ветви: на учение о причинном сосуществовании в Космосе и его распределении в пространстве и на учение о причинных преемствах в Космосе и их распределении во времени; а конечный результат, завершающий все изучение, выразится в построении схемы, сложной, как самый мир, в которой от сосуществующих первоначальных причин будут нисходить являющиеся во времени преемства, безгранично ветвясь, сливаясь и разделяясь в своем дальнейшем следовании. Таким образом, схема эта будет как бы сетью, отдельные нити которой, тянущиеся – одни по направлению пространства, другие по направлению времени, будут указывать связующую причинность между вещами и явлениями в природе, которая соединяет все их в то целое и гармоничное, что мы называем Космосом. Напротив, следуя второму плану, вся рассматриваемая форма науки разложится на несколько самостоятельных учений, а заканчивающаяся схема примет вид отдельных групп, расположенных друг возле друга, но не друг под другом, и несколько нитей, соединяющих между собою эти группы. Так, напр., она может распасться на: 1) учение о происхождении элементов и о причинности в явлениях, происходящих между ними (химизм), 2) на учение о происхождении тел и о причинности в явлениях между ними и в них. Это последнее учение должно будет еще распасться на столько форм, сколько есть родов тел и родов явлений, в них и между ними происходящих, напр., учение о причинности в явлениях движения, теплоты, звука, света, гальванизма, электричества, магнетизма и пр.; 3) на учение о происхождении организмов и причинности в органических явлениях (питания, роста, кровообращения, размножения и пр. и пр.); 4) на учение о происхождении духа и о причинности в явлениях психических; 5) на учение о происхождении форм жизни и о причинности в явлениях, которые совершаются в этих формах жизни (в государстве, в искусстве и его видах, в науке, в экономических отношениях и пр.).

XIII. Учение о причине Космоса не следует смешивать с учением о процессе его образования. Это последнее раскрывает, откуда произошло изменение в Космосе, выделяет и указывает источник мирового генезиса. Первое же должно раскрыть, откуда произошел этот самый Космос, видоизменяющийся в процессе генезиса.

Единственный путь к открытию и определению этой причины Космоса указывается в учении о соотношении между причиною и следствием. Если принять Космос за произведенное следствие, то причину его можно познать через рассмотрение его сущности, т. е. состава и строения, определяя, чем именно могло быть произведено то или другое в нем и что именно могло придать ему такое строение. В случае же невозможности положительного ответа можно приблизиться к истине, найдя ответ отрицательный: что именно не могло произвести того или другого в Космосе (напр., материю, или закон, или силу) и что именно не могло придать ему находимое в нем строение.

I. Предварительные замечания. Существует ли целесообразность? Представляет ли она что-либо отличное от причинности? Необходимость особого учения о целесообразности; состав этого учения. – II. Общая теория целесообразности и ее двоякая задача: изучение целесообразности в самой себе и изучение отношения целесообразности к другим сторонам бытия. – III. Определение целесообразности. Элементы ее: цель, средство, идея цели; разум как источник творческих идей. – IV. О форме существования, месте пребывания и сфере распространения целесообразности и членов ее; о различном отношении к существованию целесообразности как цельного процесса, существования средств и цели; строение и процесс как местопребывание целесообразности; знание первого и последнего членов целесообразности, возможное только для творческого источника ее, не есть единственное, с помощью чего могут быть распознаны целесообразные процессы; свойства промежуточных членов целесообразности; они могут быть выведены из наблюдений над деятельностью человека, несомненно целесообразною. – V. Планомерность в строении, последовательность в развитии и постоянство чего-либо, к чему стремится изменяющееся, как признаки целесообразности; постоянство форм в органической природе; оно доказывается искусственным видоизменением этих форм, для чего требуется вмешательство целесообразной деятельности человека; если для произведения разновидностей организмов необходима сознательная деятельность, то и для произведения видов органических существ необходима причина однородная с сознанием человека и сильнейшая, чем оно; видоизменения органических форм в прошедшем; они показывают, что постоянство форм в мире живых существ должно быть перенесено с настоящего на будущее. Противоположность в свойствах цели и средств. – VI. Источник целесообразности и трехчленный состав его: intellectus in quo ideae rerum, idea rei и творческий акт как непосредственная причина целесообразного процесса. Три источника непосредственных причин целесообразной деятельности: природа стремящегося, воля его и воля внешняя для него; идеи целесообразных процессов и отношение их к самим процессам; разум и отношение его к идеям целесообразной деятельности. – VII. Нравственная разумность в устройстве и развитии Космоса как следствие целесообразности; ее отрицание или признание небезразлично для человека и для его жизни. – VIII. О четырех модусах целесообразности; причинная связь, присущая каждому модусу; их распределение в природе. – IX. О количественном соотношении между членами целесообразности; закон этого соотношения. Сила сопротивления среды, в которой действует целесообразность; сила средства, преодолевающая это сопротивление; элементы, на которые разлагается последняя; способность каждого из этих элементов замещаться при уменьшении возрастанием другого; предел этой способности; условия, увеличивающие силу деятельного начала в целесообразном процессе. – X. Об отношении целесообразности к существованию; две формы существования всякого целесообразного процесса – идеальная и реальная; первая есть потенция второй и неизменно должна предшествовать этой последней. – XI. Отношение целесообразности к сущности; необходимые части сущности, строение и процесс, создаются целесообразностью, переходящею из идеальной формы существования в реальную. – XII. Отношение целесообразности к свойствам; последние служат промежуточными членами в целесообразном процессе. – XIII. Отношение целесообразности к причинности; невозможность для целесообразности как чисто идеального начала непосредственно прикоснуться к действительному и привести его в целесообразное движение; причинность как посредствующее между целесообразностью и между действительностью; это объясняет, почему человек никогда не может открыть целесообразность в природе; синтез целого как единственный способ этого открытия. – XIV. Отношение целесообразности к сходству и различию; входя в сферу безразличного, целесообразность проводит в нем различающие деления и, вступая в однообразно совершающееся, соединяет изменения в группы своеобразных процессов. – XV. Отношение целесообразности к числу; стремление целесообразности множить роды и виды и сокращать индивидуумы. – XVI. Учение о целях существующего и совершающегося в Космосе; способ открытия этих целей; раскрытие процесса и строения как первая стадия в нем; определение нарастаний и направлений в нарастающем как его вторая стадия; мысленное продолжение наблюдаемых направлений до их естественного соединения как его третья стадия; вторичное прохождение идеи цели через сознание как момент открытия цели существующего и совершающегося. – XVII. О плане изучения целей в вещах и в явлениях Космоса; как должны быть открываемы цели сложного; о несовершенной целесообразности. – XVIII. Учение о цели Космоса как синтеза существующего и совершающегося; важность открытия этой цели для объяснения возникновения и сохранения Космоса.

I. Учение о целесообразности как о пятой стороне бытия распадается, подобно всем предыдущим, на три формы: на Общую теорию, в которой должно быть раскрыто, что такое вообще целесообразность, на Учение о целях существующего и совершающегося в Космосе и на Учение о цели самого Космоса.

Прежде чем перейти к рассмотрению этих форм, следует остановиться несколько на двух вопросах: на вопросе о том, существует ли самая целесообразность; и на вопросе об отношении ее к причинности. Это необходимо потому, что многие выдающиеся умы отрицают самое существование целесообразности и заменяют ее всецело причинностью. Необходимо поэтому предварительно убедиться, что есть целесообразность и что то, что мы называем этим именем, не есть причинность. Только тогда предлагаемое нами учение как необходимая форма науки получит свое твердое основание и право занять соответствующее место в ряду других форм учения о познаваемом.

Итак, существует ли целесообразность как совершение чего-либо, что мы называем средством для чего-либо, что мы называем целью? Несомненно, существует, хотя пределы ее распространения могут быть предметом трудных и запутанных споров. В жизни мы постоянно видим, что человек как в частной своей деятельности, так и в общественной ставит для себя некоторые цели, т. е. нечто несуществующее мыслит как долженствующее и могущее осуществиться и направляет свою деятельность таким образом, чтобы она привела к осуществлению этой сознанной и желаемой цели. Итак, целесообразная деятельность есть, а с нею есть и форма науки, стремящаяся исключительно ее понять; хотя о том, как широко распространена целесообразность, сосредоточена ли она всецело только в пределах деятельности человека как разумного существа или же переступает эти пределы и распространяется и во внешней природе, об этом, как уже сказано, можно думать различно. А с этим вместе различно можно смотреть и на форму науки, которая занимается ею: или как равную ее можно поместить в ряду других учений о сторонах бытия; или, подобно учению об изменении, ее можно рассматривать как подчиненную и дополнительную ветвь учения о причинности.

Рассмотрим теперь сходство и различие между причинностью и целесообразностью. Причинность ясно обнаруживает в себе двучленность, хотя бы строение второго члена было и сложно, как в сосуществованиях: она всегда есть соединение производящего и производимого. Напротив, в целесообразности вместо этой раздельности мы находим единство: она есть явление, где цель вызывает к существованию что-либо, где произведшее и то, для чего произведено что-либо, есть одно. Зато в причинности, кроме двух членов, мы не находим ничего третьего; напротив, в целесообразности, кроме того, что стремится к какой-либо цели, и кроме самой цели, вызвавшей к существованию и направившей к себе это стремящееся, мы чувствуем присутствие третьего, что вложило в вещь или в явление цель, ради которой первое существует и второе совершается. За целью мы всегда усматриваем незримую причину ее, и эта причина не может быть ничем иным, как только сознанием, потому что по самой природе своей целесообразность всегда разумна: в ней есть предусмотренность, а предусматривать что-либо может только разум. Далее, в причинном соединении оба члена равнозначущи и равносильны: причина была некогда следствием, и следствие будет со временем причиною – они равны между собою; в целесообразности средство есть нечто пассивное и покорное по отношению к цели, которая господствует над ним, создает, формирует и изменяет его сообразно с собою. Причинность поэтому есть полная реальность; в целесообразности реальное (средство) есть нечто временное, не самосущее, не значущее, – действительно же и значуще в ней одно то, что еще будет и ради чего пребывает или совершается то, что есть. Так что если бытием, существующим признавать только видимое, осуществленное, то в целесообразности нам представится замечательное явление господства небытия над бытием, того, чего нет еще, над тем, что есть или совершается. Наконец, и в самом отношении причины к следствию и цели к средству есть большое различие: следствие исходит из причины как бы отталкиваемое ею, средство стремится к цели как бы притягиваемое ею. Поэтому причинность слепа: здесь все истекает, но никуда не стремится, здесь есть определенность в прошедшем, но нет определенности в будущем; напротив, целесообразность сознательна: здесь все, совершающееся в настоящем, совершается для определенного в будущем, что ранее прошло через сознание создавшего цель и употребляющего средства.

Теперь мы можем перейти к рассмотрению внутреннего строения учения о целесообразности.

II. Общая теория целесообразности должна образовать понимание того, что такое цель и средство как два члена, хотя и не равнозначащие, но тем не менее одинаково необходимые в целесообразности; и что такое самая целесообразность как система, состоящая из соединения этих членов. Далее, в этой же общей теории должно быть рассмотрено отношение целесообразности к другим сторонам бытия.

Для большего удобства изложения, ясности доказательств и для избежания повторений мы и здесь несколько изменим порядок учений, образующих собою общую теорию; именно, прежде рассмотрим сущность целесообразности, затем ее существование и, наконец, обратимся к другим сторонам ее.