Текст книги "О Понимании"

VII. Это соотношение между познающим разумом и познаваемым космосом, обусловливающее собою возможность самого познания, полно загадочности и интереса. Тот несомненный факт, что ранее чувственного опыта и соприкосновения с миром в разуме человека лежат уже схемы идей, готовых обнять собою мир; и тот факт, что мир этот, существующий независимо от человеческого разума и ранее его, действительно вступает в эту схему идей, раз соприкосновение между ними произошло, невольно заставляет видеть и в разуме нечто космическое, и в космосе нечто разумное. Разум есть как бы мир, выраженный в символах, – мир есть как бы разум, выраженный в вещах; и только поэтому возможно познание мира разумом, возможно понимание, возникающее о мире в разуме, – возможен мир идей, отличных от этих соотносительных начал, не из них возникающий, но через их соприкосновение. Как будто все бесконечно долгое и бесконечно сложное развитие свое космос совершал только для того, чтобы создать этот загадочный разум и как в семени своем соединить в нем все, что он сам заключал в себе от начала; или как будто сам разум раскрылся в этом мире вещей подобно тому как содержимое семени раскрывается в растении, из него вырастающем. И если объяснения этого соотношения мы не находим в их одновременном существовании, если от начала мы видим его уже предустановленным, то мы вынуждены искать разгадки этого явления в общем происхождении и космоса, и разума: было нечто, что дало жизнь и разуму, и космосу и что вложило и в космос разумность, и в разум космичность, что совмещало в себе и то и другое, но что не было в отдельности ни тем, ни другим.

Все эти схемы сходятся, как к центру своему, к потенции идеи существования, простой и неразложимой, представляющей собою чистую способность образовать эту идею. Все впечатления внешнего мира воспринимаются этою потенциею, и, прежде чем она не получит их, разум не обнаруживает никакой жизни. Но раз этот центр схем понимания воспринял необходимое впечатление и образовал идею, соответствующую его природе и его назначению, все схемы понимания обнаруживают скрытую в них жизненность, и эта жизненность раскрывается в чистом стремлении и в чистой способности воспринять содержание, соответствующее природе и назначению каждой из них в отдельности, т. е. образовать идею, обнимающую какую-либо сторону космоса, и представление, соответствующее стороне единичного наблюдаемого предмета в нем.

Этих схем понимания, присущих разуму и обнимающих собою стороны космоса, шесть: 1) схема природы, соответствующая сущности космоса и вещей в нем, которая стремится и способна понять: «что есть все?» или «из чего все и каково его строение?»; 2) схема атрибутов, соответствующая свойствам космоса и вещей в нем, которая стремится и способна понять: «каково все?»; 3) схема причинности, соответствующая производящему в космосе, которая стремится и способна понять: «почему все?»; 4) схема целесообразности, соответствующая производимому в космосе, которая стремится и способна понять: «для чего все?»; 5) схема сходства и различия, соответствующая родам и видам вещей в космосе, которая стремится и способна образовать классификацию мира, поняв единое в различном и различие в едином, и 6) схема чисел, обнимающая количественную сторону космоса.

Теперь мы можем сделать последнее и полное определение разума: «разум есть потенция, слагающаяся из потенции идеи существования, простой и определенной, и из сходящихся к ней, как к центру, схем понимания, представляющих собою сложные и определенные потенции идей, соответствующих сторонам существующего», или, заменяя в этом определении некоторые термины их значением: «разум есть потенция, слагающаяся из потенции идеи существования, состоящей в чистой способности образовать эту идею, и из сходящихся к ней, как к центру, схем понимания, представляющих собою потенции, обладающие скрытою жизненностью, которая пробуждается с принятием первого впечатления этим центром и обнаруживается в чистом стремлении и в чистой способности образовать идеи, соответствующие сторонам существующего и в своем сочетании содержащие полное понимание его».

VIII. Это определение разума было выведено из наблюдения над процессом образования полного понимания и представляет собою одно точное название всего, что в этом процессе обнаруживает разум. Оно истинно и выражает собою существенное и неизменное в разуме, потому что взят был не частный случай понимания, но последнее было рассмотрено в своем общем виде. Но самый процесс понимания тем не менее остается необъяснимым; и наше знание о нем есть простое эмпирическое наблюдение, но не понимание, потому что хотя мы и знаем, как он происходит, однако не понимаем, почему он происходит так, а не иначе. Для того чтобы отнять у него этот эмпирический характер и из простого знания перевести его в понимание, произведем теперь обратное исследование: мы вывели природу и строение разума из наблюдений над общим процессом образования полного понимания; теперь, взяв эту природу и строение за основание, выведем уже умозрительно из нее формы и явления, наблюдаемые в процессе понимания, и тем самым покажем, что все, замеченное в этих формах и явлениях, существует в них необходимо и неизменно.

1. Если разум есть бытие потенциальное, то оно и не может перейти в бытие реальное без присоединения к нему чего-либо, способного придать ему реальность. Но так как из существующего все есть или разум, или не-разум, в первом же нет ничего не потенциального, то, следовательно, и придающее разуму реальность необходимо и неизменно должно идти от того, что лежит вне его, т. е. из мира вещей. Это значит, что процесс образования полного понимания неизменно и вечно слагается из соединения идущего от разума с идущим из природы, т. е. из умозрения и опыта, а самое понимание, как результат этого процесса, возникает через соприкосновение чувственных впечатлений, получаемых в опыте от мира вещей, с абстрактною сущностью самого разума, пробуждающеюся к жизни в умозрении.

2. Так как все, идущее в разум из мира вещей, воспринимается центром схем понимания, – центр же этот представляет собою потенцию не сложную из стремления и способности, но простую, состоящую из чистой способности, то, следовательно, и переход разума из бытия потенциального в бытие реальное не может произойти иначе как через импульс, идущий от внешнего мира; т. е. что процесс образования полного понимания необходимо и неизменно начинается с действия мира вещей на разум, и опыт в познании неизменно и необходимо предшествует умозрению.

3. Так как схемы понимания суть потенции не простые, но сложные из стремления и способности, то и переход разума из состояния потенциального в состояние реальное, раз начавшись от внешнего импульса, продолжается непрерывно и уже без всяких импульсов извне до тех пор, пока все схемы его не приобретут реального содержания; т. е. что раз начавшийся процесс понимания необходимо продолжается до тех пор, пока служащее объектом его не будет понято вполне.

4. Так как в разуме предустановлены схемы идей, из которых слагается понимание, то и процесс последнего, неудержимо развивающийся после первого импульса, движется по определенному плану к определенным целям вечно и неизменно, следуя не природе вещей, но природе разума.

Теперь выведем мы из того же определения разума некоторые важные положения об отношении его к миру, для него внешнему, и этого последнего – к познанию. Выводы эти следующие:

1. Познание возможно и существует потому, что схемы понимания, присущие разуму, совпадают со сторонами бытия, лежащего вне его. Если бы этого соответствия не было, то не было бы возможно и не существовало бы познание, потому что по отношению к последнему и мир, и разум суть только потенции, в отдельности ничего не способные произвести: ни в мире не возникло бы понимание, если б не существовало разума, ни в разуме, если б не существовал мир, ни в них обоих, если б в них не было предустановленного соответствия и соотношения.

2. Границы человеческого понимания определены схемами его разума и не могут быть ни сужены, ни раздвинуты, но вечно и необходимо должны оставаться неизменными. Это потому, что в разуме, как одной из потенций понимания, образуются только те познания, которые имеют в нем соответствующую себе схему. Всякое же познание, не имеющее такой схемы, не может возникнуть, так как для него недостает необходимой потенции, подобно тому как растение не может возникнуть без семени, хотя бы и было собрано все вещество, необходимое для его образования. Самые же схемы не исчезают и не возникают, не уничтожаются и не создаются. Поэтому и границы познания, ими обусловленные, никогда не могут ни сузиться, ни расшириться.

3. Точно ли совпадает мир идеальный (мир познания) с миром реальным, зависит от того, совпадает ли точно система схем разума с системою сторон мира.

При этом может быть три случая: полное совпадение, недостаток и излишек; каждый из них должен различно отразиться на отношении познающего разума к познаваемому миру.

4. Возможно, что схемы разума точно, без недостатка и без избытка, соответствуют сторонам мира; тогда понимание человеческое может стать, рано или поздно, всепониманием; мир может быть разгадан вполне, без остатка и истинно.

5. Возможно, что в мире вещей существуют стороны, не имеющие в разуме соответствующих им схем понимания; тогда познание человеческое должно вечно и необходимо оставаться ограниченным. Разум никогда не может ни узнать чего-либо об этом бытии, ни понять совершенно бытие ему известное. Потому что последнее объяснение этого известного лежит в том, что никогда не может быть узнано.

6. Возможно, что разуму присущи некоторые схемы, не имеющие соответствующих им сторон в мире вещей. Тогда эти схемы, как чистые потенции, никогда не могут получить реального содержания, т. е. выразиться в ясных и точных идеях, и должны вечно наполнять разум призраками бытия, обманчивыми и неясными. От этих призраков бытия разум никогда не в состоянии будет освободиться, не имея силы ни уничтожить в себе эти схемы, ни создать вне себя вещи, которые могли бы предать реальность им, как потенциям.

Сущность этой возможной ограниченности и несомненной обусловленности человеческого познания необходимо хорошо усвоить, чтобы правильно установить свое отношение к науке – не требовать и не надеяться от нее более, чем сколько она может дать. Ошибочно было бы думать, что эта обусловленность и ограниченность состоит во временной неполноте и недостаточности знаний, которая будет восполнена и уничтожена с увеличением количества наблюдений, с усовершенствованием умозрительной силы в человеке, с открытием новых средств и новых орудий исследования природы. Ошибочно думать, что лежащее за границами познания есть виды того же бытия, которое лежит в границах его, что это продолжение того же мира вещей, который знаем мы, но только пока еще недосягаемое и недоступное для человека – достижимое, но не достигнутое только им. В действительности эта обусловленность и ограниченность познания и глубже и серьезнее. Может лежать в мире нечто иррациональное, совершенно непостижимое, как бы бессмысленное; о чем нельзя ни подумать, ни сказать чего-нибудь; что немыслимо и однако же существует; непредставимо и однако же реально. И это непостижимое – не новые виды уже знакомого бытия, но нечто не имеющее с ним ничего схожего и ничего общего, нечто несравнимое с ним. Это и не вещи непостижимые, – но это непостижимые стороны в вещах, которые другими сторонами своего бытия хорошо известны нам. И причина этой непостижимости лежит не в ограниченности наших чувств, но в самом строении разума и в несоответствии этого строения со строением мира. И так как человек не в состоянии изменить ни строения мира – приведя его в соответствие со своим разумом, ни строения разума – приведя его в соответствие с миром, то и возможная ограниченность познания не есть временная неполнота его, но нечто необходимое и вечное.

В общем процессе понимания раскрывается только общее и основное строение разума. В науке, как в бесконечно углубленном и разветвленном понимании, раскроется разум во всей своей бесконечной сложности.

Книга II
Строение науки

I. Предварительные замечания. Невозможность сообщить правильное строение науке как «совокупности человеческих знаний» и неспособность ее к последовательному развитию как следствие отсутствия этой правильности в строении. Способность к этой правильности строения и последовательности развития науки как понимания. – II. Три основные формы понимания: учение о познающем, учение о познавании и учение о познаваемом. Естественность и всеобъемлемость этого деления. Порядок этих учений соответствует порядку возникновения науки и всякого изменения в ней. – III. Учение о познающем и его внутренний состав. О форме существования разума; вопросы, на которые предстоит ответить этому учению, и возможные способы разрешить их. Учение о сущности разума; два вопроса, к которым сводится это учение, и пути разрешения их. Учение о свойствах разума; положительное и отрицательное определение их; явления в разуме, не составляющие процессов познавания. Учение о происхождении разума; различие его от учения о происхождении идей. Учение о назначении разума; реальное как цель потенциального. Учение о сходстве и различии разума; определение отношения разума к идеям, возникающим внутри его, и к вещам, лежащим вне его, как двоякая задача этого учения. Учение о числе разума; определение отношения единичного разума ко всеобщему как содержание этого учения.

I. Как «совокупность человеческих знаний» наука не имеет ни определенных очертаний извне, ни правильного строения внутри и не может поэтому органически развиваться, но только механически увеличивается в объеме содержания. Причем ни те знания, к которым прибавляются новые, не совершенствуются от этих последних, ни эти новые не освещаются светом старых. Не различимы в такой науке ни границы исследования, где бы мог найти успокоение разум, ни последние цели познания, влекущие к себе мысль, ни пути к выходу из лабиринта сомнений.

Нет при таком взгляде на науку цельного познания, нет науки как цельного воззрения человека на мир и на себя. Есть только отдельные науки – не разветвления целого, но группы знаний о группах однородных предметов и явлений. Вот почему они не располагаются сами в известном соотношении друг к другу, следуя своей естественной связи; но могут быть только подвергнуты, и то с трудом, искусственной классификации.

Как понимание – наука есть стройное целое, все части которого гармонически соединены между собою и в своем естественном и необходимом развитии стремятся к некоторым определенным и законченным формам. Это внутреннее строение науки вытекает из самой сущности ее как понимания; и по мере того, как разум будет раскрывать содержание этого термина, перед ним раскроются формы ее архитектоники.

И так велика эта стройность цельной науки, так глубоко отдельные формы ее вытекают из одной общей сущности, что ранее, чем возникли они, можно умственно проследить их до последних границ и видеть взаимную связь отдаленнейших из них. Для мысленного взора, проникающего в эту сущность, по-видимому, простую, всю сжатую в одном слове, вдруг раскрывается целый мир познания. И так широки пределы этого мира, что, только подробно и внимательно рассматривая все его части, можно приметить среди его отдельные и далеко разбросанные точки – науки уже существующие. То безграничное, что окружает их, как море окружает свои капли, открывает для разума необъятную, еще не испытанную область бытия и бесчисленные, еще ничем не наполненные формы науки.

И так велика эта цельность науки как понимания, что, безгранично расширившись, она сливается в единое и нераздельное, в котором можно рассмотреть его внутреннее строение, но в котором нет никаких частей, настолько выделяющихся из общего, чтобы им можно было дать свои имена как отдельным самостоятельным наукам. Это не ряд обособленных органов, соединенных между собою внешнею связью, но это один орган человеческого разума, который ветвится и разрастается по мере того, как разрастается жизнь в самом разуме.

Рассмотрим внутреннее строение этого органа и проследим эти нити, на которые ветвится он. И то и другое раскроет перед нами анализ термина «понимание», в котором скрыта вся сущность и все содержимое науки. Только в немногих и не в существенных местах мы будем перерывать анализ этого термина и обращаться к миру реальных предметов и явлений; все же основное и существенное здесь, как и ранее, будет извлечено из той простой и несомненной истины, которую мы установили выше, как первоначальную в понимании.

II. Понимание как целое слагается из трех начал: познающего, познавания и познаваемого; и, следовательно, наука как понимание распадается на три первичные и основные формы: на Учение о познающем, на Учение о познавании и на Учение о познаваемом. Первое стремится уразуметь то, что познает, второе – как познает, третье – что познается.

На эти три формы распадается наука естественно, как на свои первичные элементы. И действительно, ни соединить которые-нибудь из них в одно мы не можем, потому что они совершенно разнородны; ни? разделив который-нибудь из них, не можем поставить его части рядом с остающимися элементами, потому что тогда они не будут равнозначущи по общности; ни придумать что-либо четвертое к ним – потому что его не существует.

И, слагаясь из этих элементов, наука становится всеобъемлющей; потому что мы чувствуем и сознаем, что не только все знания существующие входят в это деление, так что не ускользает ни даже малейшее из них, – но что и в будущем, темном и бесконечном, человек никогда не в силах будет создать что-либо, что бы смогло переступить за эти грани и для чего бы потребовалось придать еще что-либо к этому делению. Вне познающего, познавания и познаваемого нет предметов для понимания; все могущее быть понятым обнимается ими.

И хотя форм этих три, однако они не суть части, на которые разделяется целое и которые имеют свое самостоятельное и отдельное значение (подобно существующим наукам); так как ни без познающего нет познавания и познаваемого, ни без познаваемого – познающего и познавания, ни без познавания – их обоих. Все три формы как бы входят одна в другую и составляют неразъединимое целое.

В порядке следования друг за другом формы эти расположены таким образом, что порядок этот не только выражает преемственно возникающее и развивающееся в истории знание, но и указывает естественный и необходимый путь, которого человек должен держаться в стремлении открыть истину. Так как не только в начальном происхождении науки разум является ранее познавания и создает его, а познавание ранее самого познания и обусловливает его; но и всякое последующее изменение в науке происходит таким образом, что сперва изменяется, совершенствуясь или ухудшаясь, познающее, затем, повинуясь и следуя за ним, изменяется познавание, и наконец уже последним – само познание. И этот ряд преемственных обусловленностей показывает также, что для приобретения познания глубокого и твердого человек должен предварительно исследовать самый орган познающий, затем изучить законы его деятельности и способы владеть им, чтобы затем перейти уже к лежащему вне его познаваемому.

Все эти свойства и достоинства в указанном делении познания являются потому, что деление это разум не устанавливает в нем, но только усматривает.

Перейдем к анализу каждой из этих трех первичных форм, следуя порядку их естественного расположения.

III. Учение о познающем, согласно с этим порядком, должно быть положено в основание всех учений, содержащихся в науке. В чем состоит оно? Ответ на это уже дан в самом названии науки: не узнать что-либо о разуме – хотя бы истинное и важное – должна она, но понять его; понимание же есть познание понимаемого во всех проявлениях бытия его через образование о нем идей, соответствующих всем схемам разума; откуда прямо следует, что учение о разуме распадается на следующие составные формы, вторичные по отношению к первой из трех основных форм науки: на Учение о существовании разума, на Учение о сущности разума, на Учение об его свойствах, на Учение о его происхождении и назначении, на Учение о его сходстве и различии с лежащим вне его и на Учение о его числе.

Вот система знаний о разуме, которые необходимы для того, чтобы стать пониманием и занять место в науке. И уже одно перечисление этих знаний ясно обнаруживает, что хотя изучение познающего начала в человеке и продолжается два тысячелетия и хотя об нем узнано действительно и многое, и важное, однако все эти познания таковы, что не могут дать несомненного и полного ответа ни на один из вопросов ищущей понимания мысли.

Учение о существовании разума должно определить форму этого существования, т. е. найти, реально или потенциально оно, временно или вечно, прерывающееся или непрерывное, изменяющееся или неизменное. Не на многие из этих вопросов, думается, можно найти ответ путем прямых изысканий; но найти их разрешение можно путем исследований косвенных, посредствующих. Нужно, во-первых, ясно определить, в чем состоит существование и что такое несуществование, и чем необходимо и неизменно сопровождается первое; затем найти этот признак в разуме и проследить его как в развитии последнего, так и в моменты его видимого возникновения и исчезновения, чтобы узнать, действительно ли он появляется и исчезает в эти моменты или только обнаруживается и скрывается. Можно также воспользоваться для определения формы существования разума познанием сущности его, выведя умозрительно эту форму из этой сущности и затем только проверяя полученный вывод наблюдениями. Наконец, если невозможна положительная форма изысканий, если не допускает ни прямого изучения, ни какого-либо доказательства вопрос о его положительном существовании, то необходимого результата можно доискаться путем отрицательного изучения и отрицательных доказательств: положение может быть достигнуто через отрицание, знание о действительной форме существования через знание о невозможном виде его. Так, разум существует потенциально, если он не может существовать реально; существует вечно, если по природе своей есть нечто не возникающее и не исчезающее; непрерывно, если бытие его никак не может быть прервано; неизменно, если не может быть изменено, – и наоборот. Есть еще одно средство познать предмет, когда он сам по себе совершенно недоступен познанию: можно изучить его, изучая не его самого, но то, что вокруг него. Так, напр., в данном случае можно узнать, существует или не существует разум потенциально, вечно, непрерывно и неизменно, узнав, что ничто из соприкасающегося с ним не может ни произвести или уничтожить его, ни прервать или возобновить его существование, ни изменить последнее – или вследствие своей разнородности с разумом, или вследствие отсутствия причинной связи с ним, или не всегда совпадающего существования.

В учении о сущности разума должны быть разрешены два вопроса: во-первых, из чего он, и, во-вторых, каково его строение. Первый вопрос может быть разрешен путем косвенного отрицательного изучения. Именно – сознавая, что в существующем все по своему составу или вещественно, или невещественно, а из последнего все или идеально, или предыдеально (более абстрактно и неиндивидуально, чем идеи), затем, отыскав признаки и проявления каждого из этих видов бытия, можно найти, которыми признаками не обладает разум, и через это определить, к какой области бытия следует отнести его. Второй вопрос – о строении разума – разрешается через изучение форм возникающего в нем (мышления и идей) и через выделение в них всего того, что относится собственно к самому возникающему. Остающееся выразит в себе строение разума.

В учении о свойствах разума следует определить его признаки положительно (напр., жизненность) и отрицательно (напр., непротяженность). Далее здесь же должны быть познаны те из явлений, совершающихся в нем, которые не представляют собою правильных процессов, оканчивающихся открытием истины (т. е. все явления разума, кроме явлений познавания). Сюда относятся различные состояния разума: сомнение, созерцание, пытливость и другие.

Учение о причине разума или его происхождении не следует смешивать с учением о происхождении идей, которые только образуются в разуме и пребывают в нем, но не суть разум. Познание происхождения разума может быть достигнуто через установленное ранее учение о сущности его в связи последнего с той аксиомой, что все происходящее происходит из однородного по природе, что разнится от происходящего только в несущественном – в том, что относится не к двум первым сторонам бытия, соответствующим центру схем понимания и первой схеме. Когда этим путем будет определено умозрительно существование, сущность и важнейшие свойства неизвестной причины, от которой происходит познающее в нас начало, тогда может быть отыскано в существующем и то, к чему может быть отнесено выведенное определение, через выделение того, что не подходит под него; т. е. найдена, указана и названа причина разума.

Назначение разума познается также умозрительно через рассмотрение его природы, строения и существенных свойств, в особенности внутреннего направления одного из них – его жизненности. Потенциальность разума может облегчить открытие этого назначения. Очевидно, цель всего неосуществленного – осуществиться, цель всего потенциального – стать реальным; и следовательно, цель разума как потенции разумения – стать самым разумением, превратиться в законченное и истинное понимание всего доступного пониманию.

В учении о сходстве и различии разума определяется его отношение к идеям, возникающим в нем, и к миру реальному, лежащему вне его. Это достигается сопоставлением познанных ранее атрибутов и сущности разума с сущностью и атрибутами как идей, так и объектов их и через отделение несовпадающего при этом сопоставлении от совпадающего.

В учении о числе разума определяется отношение единичного разума, лежащего в природе каждого отдельного человека, к разуму всеобщему, которым одарены все люди.

Вот частные формы учения о разуме. Немногое в некоторых из них может быть наполнено знаниями, уже созданными философиею духа. С восполнением недостающего – этот труд предстоит будущему – исчерпано будет все, что когда-либо может быть узнано и сказано о разуме.