Текст книги "Семь месяцев бесконечности"

Сегодня на операционном столе доктора сломанное накануне крепление. Чувствовалось, что Этьенн еще не растерял навыки, приобретенные им, когда он практиковал в сельской местности сразу же после окончания института. По его рассказам, ему пришлось тогда освоить все – от приема родов до лечения ящура у коров. Сейчас доктор с тем же продиктованным безысходностью отчаянием брался за любую операцию – от Уилловского радикулита до ремонта печки и лыжных креплений. И, надо сказать, брался небезуспешно.

Часа два я удерживал лидирующую позицию, несмотря на сильный встречный ветер, подъем и скользкую поверхность. Идти приходилось главным образом за счет усилий рук – палки сгибались, но выдерживали. Но затем собаки стали настигать меня все чаще и чаще, и я уступил место Тьюли, а сам откатился назад, не прикладывая для этого ровным счетом никаких усилий. Вскоре после этой перестановки наш отряд попал в зону гигантских застругов. Таких, пожалуй, мы еще не встречали. Огромные, облизанные ветром, хаотически разбросанные ледяные валуны высотой до метра преградили нам путь. Тьюли смело пошла на них в атаку, а нам всем пришлось снять лыжи и держаться поближе к нартам, чтобы предотвратить их опрокидывание во время особенно резких наклонов.

По-прежнему, не переставая, дул ветер. Подъем продолжался, обращенные к нам черные склоны хребта Сентинел медленно приближались. Мы обошли отмеченный на карте район трещин и пересекли несколько довольно широких из них, причем под идущими первыми нартами Джефа провалился снежный мост, как раз на стыке с краем трещины. Пришлось осторожно выталкивать осевшие нарты, помогая собакам.

Рельеф волнистый, типичный для горного района. Огромные ледяные волны вытянуты в широтном направлении, их северные склоны покрыты подтаявшей на солнце очень скользкой ледяной корочкой, и подниматься по ним довольно трудно, зато спуски с южных заснеженных склонов совершенно безопасны. К обеду поземка неожиданно прекратилась, и, несмотря на сильный ветер, мы достаточно комфортабельно поели. Я спросил у Джефа, не устал ли он лидировать. Джеф отвечал, что до конца дня, наверное, протянет, поэтому после обеда порядок движения не меняли. Мы с Этьенном шли позади всех – он с двумя лыжными палками, я с одной.

Рельеф стал более пересеченным, и упряжки довольно далеко от нас оторвались, поэтому сегодня я испытал необычное для себя ощущение: я пришел в лагерь не первым – более того, когда мы с Этьенном, как два странствующих дервиша, вошли в лагерь, Уилл и Дахо уже установили палатку, а Джеф и Кейзо распрягли собак. Место для лагеря, выбранное Джефом, представляло собой гладкую ледяную поверхность без признаков снега, выдутую не прекращающимся и сейчас юго-западным ветром.

Температура всего минус 14, синее небо и существенно более низкая влажность воздуха. Обкопать палатку снегом как следует не удалось из-за отсутствия последнего. В результате остались незакрытыми многочисленные щели и дырочки, которые создавали в палатке режим наибольшего благоприятствования для свежего и столь необходимого нам воздуха.

Сколько мы прошли за сегодняшний день – точно неизвестно, так как на время движения по застругам пришлось демонтировать мерное колесо Джефа, чтобы не сломать его при опрокидывании нарт. По оценкам Джефа, примерно 20 миль. Для нас с Этьенном это было принципиально, потому что в соответствии с установленным в нашей палатке порядком мы могли позволить себе на ужин мясо в том, и только в том случае, если оно имелось в наличии и если в этот день мы проходили более 20 миль. Считая оценку Джефа вполне убедительной, мы позволили себе в этот вечер мясо и, конечно, совершенно роскошный десерт, описывать который я не буду, дабы не вызывать у читателей чувства зависти.

Уже десятые сутки нет полноценной радиосвязи – опять нас никто не слышал. Попросил Этьенна передать по спутниковому каналу, чтобы Крике связался с Беллингаузеном и сообщил в Ленинград, что у нас все в порядке. Радиоперехват Пунта-Аренаса принес хорошую весть о том, что Брайтон все-таки довел свой самолет до холмов Патриот и вот уже третьи сутки находится там. Странно, что мы его совершенно не слышим, в то время как он свободно разговаривает с Пунта-Аренас. По его сообщениям, погода на холмах Патриот мягкая: минус 22 градуса, слабый ветер. Крике в ответ сообщил Брайтону, что большой самолет DC-6 должен завтра вылететь из Пунта-Аренас, и если этот вылет состоится, то послезавтра киногруппа Лорана должна будет встречать нас у нунатака Фишер – разумеется, в случае хорошей погоды. Здесь, поближе к горам Элсуэрт, мы стали как-то увереннее чувствовать себя в смысле погоды, потому что с каждым днем уходили от Антарктического полуострова все дальше и дальше.

28 октября, суббота, девяносто четвертый день. Ночью ветер старательно проверял надежность крепления нашей палатки и неспроста. Вчера, как вы помните, мы не смогли с Этьенном ни укрепить как следует оттяжки палатки, ни обсыпать ее снегом, поскольку поверхность снега в районе лагеря была очень твердой. К счастью, палатка устояла, но ветер не привык уходить без того, чтобы хоть как-нибудь не насолить нам – вот и сейчас он нагнал холода через многочисленные щели и заморозил всю воду в чайнике. Но нет худа без добра: благодаря хорошей вентиляции, и потолок, и стенки палатки были утром абсолютно сухими, без малейших следов инея, что позволило нам сэкономить немного наше утреннее время в пользу завтрака.

Продолжили движение в том же порядке: впереди Джеф вел за собой Тьюли, за ним – остальные. Сегодня наш дуэт с Этьенном распался. Этьенн, пытаясь еще более облегчить себе жизнь, пристроился идти в ветровой тени нарт Уилла, я же шел не торопясь, как и вчера, рядом с упряжкой Кейзо. Внезапно собаки Уилла понесли. У них это случалось довольно часто: ни с того ни с сего они могли сорваться с места в карьер, пробежать метров двести-триста и опять пойти в прежнем темпе. Мне было видно, как Уилл, не выдержав гонки, вспрыгнул на нарты. Этьенн мужественно держался за ними метров двадцать, а затем, тоже не выдержав, присоединился к Уиллу. На этот раз собакам, на удивление, хватило прыти надолго, и вот оба отважных и известных путешественника скрылись за высоким гребнем одной из катящихся нам навстречу огромных волн ледяного океана. Вскоре они появились вдали на противоположном склоне.

Нам с Кейзо стало ясно, что их не догнать, и мы продолжили движение в умеренном темпе. Перед обедом мы вышли на сравнительно ровный и достаточно протяженный участок. Утомившись за последние два дня плестись в арьергарде, я пришпорил свои «Фишеры», постепенно одну за одной оставляя позади себя упряжки и слыша только «удивленные крики людей». С ходу взяв британскую крепость, налетев на нее неожиданно с тыла и застав Джефа врасплох, я предложил Тьюли высокий темп. Тьюли с радостью приняла вызов. Великолепная гонка продолжалась около часа. С левой стороны трассы все трибуны были заполнены величественными горными вершинами, с правой же не было никого, но это нас не смущало. Достойным финалом гонки стал легкий обед, устроенный в честь участников соревнований самими участниками. Горы, наблюдая за нами с противоположной трибуны, от зависти облизывались, высунув далеко вперед потрескавшиеся бледно-голубые языки ледников.

К сожалению, после обеда начался затяжной и достаточно крутой и скользкий подъем, так что пришлось нам опять поменяться местами с Джефом – лыжи были здесь бесполезны. Сейчас и справа от нас появились вершины нескольких нунатаков, и мы периодически сверялись с картой, чтобы не свернуть куда-нибудь в другое ущелье, уводящее нас в сторону от нунатака Фишер и склада с продовольствием.

Было очень интересно узнать, например, что двузубая островерхая черная вершина с небрежно наброшенным на одно плечо, сползающим в нашу сторону снежным пледом есть не что иное, как нунатак Ховард, и что если верить карте, мы уже должны были бы видеть отсюда нунатак Фишер, но впереди были уходящие сплошной чередой все выше и выше белые волны очередного перевала.

Подъем на такие многоступенчатые перевалы очень напоминает мне процедуру открывания матрешки. Каждая ступень, каждая терраса кажутся вершиной перевала, с которой непременно должен открыться вид на что-то интересное, но терраса сменяла террасу, а мы все лезли и лезли вверх.

И вот, наконец, мы на вершине! А вот и нунатак Фишер! Одинокая крупная темно-коричневая глыба вдали и справа от нас. Своей формой он напоминал торчащую наполовину из-под снега и поставленную на попа среднеазиатскую дыню или головку артиллерийского снаряда главного калибра линейного корабля «Миссури».

От того места, где мы находимся, по нашим подсчетам, до него около 12–15 миль. Начали спуск. Сильный уклон в правую сторону, твердая и скользкая поверхность делали его чрезвычайно коварным для такого равнинного лыжника, как я. Приходилось достаточно регулярно падать, но спуск есть спуск и, несмотря на падения, скорость оставалась большой. В 6 часов нунатак был уже ближе, но еще не рядом.

Поставили лагерь. С восточной стороны виднелась великолепно освещенная заходящим солнцем коричневая стена хребта Сентинел, рассеченная многочисленными глубокими ущельями. Над всем пейзажем господствовала трехгранная пирамида какой-то безымянной, не отмеченной на наших картах, вершины. Безветрие и тишина.

На радиосвязи опять неудача – нас не слышат уже двенадцатый день! Зато мы узнали несколько новостей. Первая – приятная: по данным Аргоса, до нунатака Фишер 6 миль, а вторая – не очень: самолет DC-6 с киногруппой и корреспондентами на борту вынужден был с полпути повернуть обратно в Пунта-Аренас из-за сильного встречного ветра. Удалось связаться с Брайтоном. Он говорил настолько быстро, что после каждой его фразы Этьенн вопросительно смотрел на меня. «Вот дид хи сэй?» – спрашивал он и получив в ответ, естественно, «Ай донт ноу», в свою очередь переспрашивал Брайтона: «Сэй ит эгэн плииз!» Но Брайтон неудержим и непостижим. В конце концов условились насчет следующей связи на завтра (уже заранее решив для себя пригласить на нее Джефа – пусть-ка братцы англосаксы посоревнуются друг с другом в скороговорке. Брайтон спросил о том, какая поверхность в районе нунатака Фишер – ведь если DC-6 все-таки долетит когда-нибудь до холмов Патриот, то ему, Брайтону, надо будет привезти сюда киногруппу Лорана. Ответили тоже быстро, что поверхность хорошая и вполне пригодна для посадки «Твин оттера».

За сегодняшний день прошли 23 мили. По радио еще узнали, что в Пунта-Аренас прилетели школьники из Франции – победители радиоконкурса на тему «Что ты знаешь о „Трансантарктике”». И вот шесть самых эрудированных из них, ровно по числу участников перехода, получили возможность прилететь в Пунта-Аренас и совершить увлекательное путешествие на яхте экспедиции вокруг мыса Горн. Все это было сделано, разумеется, бесплатно, за счет средств спонсоров нашей экспедиции. Лагерь в координатах: 77,6° ю. ш., 87,1° з. д.

29 октября, воскресенье, девяносто пятый день. Наверное, впервые за много-много дней мы проснулись утром при такой же хорошей погоде, при какой и засыпали. За все время нашего путешествия случаев, когда мы засыпали и просыпались при одинаково плохой погоде, было очень много. Был даже один случай, когда, заснув при отвратительной погоде, мы проснулись при изумительной, но подобная ситуация в дальнейшем встречалась крайне редко – можно сказать, совсем не встречалась. А вот, чтобы заснуть при безветрии и солнце и проснуться при безветрии и солнце, – таких приятных сюрпризов я еще не припомню.

Выбравшись из палатки утром, я долго не мог оторвать взгляда от освещенных низким солнцем горных вершин, от наполненных рассветным полумраком глубоких шрамов ущелий, прозрачного голубого неба, отражающегося в бирюзовых куполах наших палаток, от уютно свернувшихся клубочками еще дремлющих собак, от всей этой так редко случающейся и такой прекрасной тишины. Минус 28 градусов совершенно не ощущались.

Вышли без лыж, однако уже через час поверхность улучшилась, и я встал на лыжи. В северо-восточном и северо-западном направлении от нунатака Фишер тянулись два огромных снежных ветровых шлейфа. Едва мы, опустившись по пологому длинному спуску, подошли к подножию снежного шлейфа, как сразу почувствовали, как нещадно палит солнце. Мы находились в огромной белой воронке, и прямая и рассеянная солнечная радиация буквально жгла нас со всех сторон, так что укрыться от нее было невозможно. Я скинул штормовку, снял шапку и рукавицы, многие из ребят сделали то же самое. Начался крутой подъем. Я вышел вперед, Джеф помогал Дахо подталкивать нарты. Поднимались зигзагами: в лоб такую крутизну собакам было не одолеть.

Поднявшись, мы подошли очень близко к нунатаку, но не вплотную – мешала глубокая, метров сто, окружающая нунатак полукольцом ветровая воронка с очень крутыми уходящими вниз краями. До отвесно уходящей вверх бурой, бугристой стены нунатака было метров пятьдесят. Джеф остановил меня: «Не подходи близко к краю, здесь очень коварные снежные козырьки». Подъехали остальные ребята, и мы все вместе стали высматривать находящийся где-то рядом, но пока невидимый склад. Место, где мы стояли, было высшей точкой окружающего нунатак снежного конуса. Поверхность ледника, лежащего перед нами, круто уходила вниз и блестела на солнце так, что больно было смотреть. Метрах в трехстах впереди она выполаживалась и переходила в обширное ровное белое плато, упиравшееся с восточной стороны в отвесную стену хребта Сентинел. Было чрезвычайно тихо. Солнце было уже высоко, и поэтому короткая тень нунатака упиралась в блестевшую на солнце белым глянцем крутую стену ветрового конуса и никак не могла выбраться наружу. Несколько минут прошли в напряженном высматривании на снежной поверхности чего-нибудь, что хоть как-то нарушало бы ее белое однообразие.

Тут почти одновременно (Джеф, разумеется, несколькими мгновениями раньше) мы оба вскинули вверх руки.

Метрах в ста пятидесяти внизу на самом краю снежного конуса стоял маленький казавшийся черным флажок. Это был наш девятый по счету склад! Мы подъехали поближе и, остановившись недалеко от края воронки, стали распаковывать нарты. Флажок с обтрепанными краями оказался не черного, а обычного синего цвета. Трехметровый алюминиевый шест, к которому он был привязан, торчал над поверхностью снега всего на метр. Я сразу вспомнил наши раскопки на Сайпле и приготовился к бою. На этот раз мы вынуждены были ограничиться только лопатами, потому что кирку, естественно, как честные люди, оставили на станции. К счастью, снег здесь оказался намного мягче, чем на Сайпле, и работа пошла довольно споро. Поскольку у нас были только три лопаты, то Дахо, Джеф и я стали копать, а остальные занялись в это время очень важным делом – вытащили на просушку все спальники, одежду, постромки. Развешенная на воткнутых в снег лыжах разноцветная одежда, яркие, синие и зеленые, бревна спальных мешков, невесомо лежащие на снегу, и пушистые белые, серые, коричневые и черные коврики нежащихся на солнце собак придавали нашему временному лагерю сходство с раскинувшейся среди белого поля пестрой ярмаркой. Несмотря на то что температура была около минус 30 градусов, солнце припекало так, что нам пришлось раздеться и весьма основательно. Очень скоро мы углубились в снег на два метра и еще через несколько минут моя лопата глухо ударилась о что-то твердое. «Есть!» – подумал я. Это была крышка большого фанерного ящика с продовольствием. Ящики с кормом для собак были уложены штабелем рядом, и мы решили начать с них.

Склад у нунатака Фишер был крупнейшим на всем нашем маршруте, потому что по первоначальному плану экспедиции мы должны были идти отсюда прямо в горы Тил, находящиеся примерно в пятистах милях южнее. Такой продолжительный переход требовал солидного пополнения запасов: надо было бы по меньшей мере взять по семь-восемь ящиков корма на каждые нарты из расчета на двадцать один – двадцать четыре дня пути. Но было ясно, что судя по состоянию собак и их численности после перехода через Антарктический полуостров мы не смогли бы совершить столь длительный автономный переход. Было решено использовать еще одну подбазу на холмах Патриот, находящихся примерно в двухстах милях отсюда. Кроме пополнения запасов продовольствия, мы рассчитывали заменить часть личного собачьего состава из резервистов, отдыхающих сейчас в окрестностях весеннего Пунта-Аренас. Это отклонение от маршрута стоило нам и нашим собакам примерно 40 лишних миль, но представлялось нам оправданным во всех отношениях, за исключением, может быть, того, что на тех же холмах Патриот нам предстояла встреча с прессой и все мысли о полноценном отдыхе там следовало отбросить уже сейчас, как абсолютно абсурдные.

Из двадцати восьми ящиков корма мы погрузили на нарты всего двенадцать, остальные оставили на поверхности снега рядом с бывшим складом. Для себя мы взяли только три из шести ящиков с продовольствием – этого должно было хватить на десять дней, а с учетом еще имевшихся на каждых нартах остатков этого было вполне достаточно, чтобы дойти до холмов Патриот. После завершения раскопок и сортировки провианта мы устроили великолепный пикник. Это был первый за более чем трехмесячный период с начала путешествия по-настоящему погожий день. Мы сели за общий накрытый снежной скатертью стол, подставив солнцу истосковавшиеся по теплу животы и спины, не прячась и не сгибаясь в три погибели от ветра, потому что его просто-напросто не было, а мы с Джефом вообще разделись по пояс. Среди продуктов мы очень кстати обнаружили бутылочку ликера, который послужил основой для великолепного коктейля, приготовленного профессором при участии Кейзо. Они немного разбавили ликер горячей водой из термосов, добавили туда молока и какао и пустили чашу с этим ароматным, дымящимся, крепким напитком по кругу. Постепенно круг сузился до меня и Уилла.

Тепло солнца и коктейля разморили участников экспедиции и привели их в то блаженное полудремотное состояние, когда не хочется ни о чем думать, кроме того, чтобы хоть как-то продлить это состояние. Всех вернул к действительности голос Этьенна: «Пэтриот Хилл, Патриот Хил, Трансантарктика, овэр!». Было три часа пополудни – время связи, о котором мы вчера условились с Брайтоном и о котором я, признаться, благополучно забыл, хотя вчера в палатке и обещал Этьенну напомнить о сроке связи. Вот что делает солнце…

 
Солнце, воздух и вода —
Наши лучшие друзья!
Так казалось мне всегда
До сих пор…
Но случается беда,
И слабеют тормоза,
Если сменится вода
На ликер!
 

Да, да! Впрочем, не мне вам говорить об этом, уважаемые читатели, вы и сами прекрасно об этом знаете. Брайтон, в распоряжении которого ничего, кроме воды во всех трех ее агрегатных состояниях, не было, сразу же откликнулся и скороговоркой сообщил, что ДС-6 по-прежнему сидит в Пунта-Аренас, и поэтому ни сегодня, ни, по-видимому, завтра ждать киногруппу нам не придется. Тем временем тень от нунатака, выбравшись наконец из снежной воронки, стала быстро подкрадываться к нам, и мы сразу же ощутили ее холодное дыхание: минус тридцать в тени – это настоящие минус тридцать! Быстро свернув свою ярмарку, в 16 часов мы продолжили маршрут.

Рядом с ящиками с собачьим кормом и продовольствием мы с Этьенном оставили сумку с лишней пока одеждой и снаряжением. Я же оставил еще все свои полиэтиленовые баночки для отбора образцов снега: мы были уверены, что Брайтон привезет все это нам на холмы Патриот (наивные люди!). Пройдя до 18 часов еще 7 миль, мы остановились лагерем. Интересно, что, несмотря на всю свою двухсотметровую высоту, нунатак Фишер очень быстро скрылся из глаз после того, как мы перевалили через какой-то очередной ледяной гребень. К вечеру от прекрасной солнечной погоды остались одни воспоминания: с востока натянуло облачность и пошел подгоняемый начинающимся ветром снежок, температура повысилась до минус 22 градусов, стены в палатке, еще недавно горевшие неугасимым желтым огнем, погасли, и стало сумеречно. Все эти зловещие приготовления погоды вынудили меня выбраться наружу проверить надежность оттяжек и более тщательно обсыпать палатку снегом.

Радиосвязь, подарившая нам с самого начала две минуты надежды, когда в наушниках раздался возбужденный крик Крике: «Трансантарктика! Я вас слышу!» – стала чахнуть, что называется, на глазах и «на ушах» и вскоре прекратилась окончательно, а жаль – так мы и не успели ничего ни принять, ни передать! Скорее от отчаяния, чем от чего-то другого, Этьенн решил в этот вечер побриться. У него была великолепная электробритва «Филипс» на батарейках емкостью примерно двадцать две щетины. Звук мягко работающей электробритвы – этот голос цивилизации – на мгновение перекрыл начинающий грубеть за тонкими стенами палатки голос дикой природы. Мы отдыхали. Лагерь в координатах: 77,8° ю. ш., 87,6° з. д.

30 октября, понедельник, девяносто шестой день. К счастью, от ветра с востока стога наших палаток не погнулись, так как ему не дал разгуляться хребет Сентинел, под могущественным покровительством которого мы и продолжили сегодня свое путешествие. Вершины хребта, еще вчера такие четкие на фоне голубого неба, сегодня были скрыты густой клубящейся облачностью. Ветер, наиболее сильный в прорезающих хребет ущельях, выносил по ним на подступающее к горам ледяное плато длинные, подвижные, грязно-белые языки тумана. Было тепло – всего минус 18 градусов.

Вышли около 9 часов, и первые полчаса поверхность была нелегкой: уклоны, заструги, скользко, а тут еще и белая мгла – наверное, на всякий случай, чтобы мы не теряли формы. Мы пошли сначала немного к западу, а затем повернули строго на юг, оставляя и хребет Сентинел, и все стоящие отдельно нунатаки к востоку от себя. Вскоре поперечный уклон поверхности стал уменьшаться, но в направлении нашего движения она продолжала оставаться волнистой, очевидно, в результате многолетней неравномерности снегонакопления в этом районе, вызванного соседством гор. К полудню ветер совершенно стих, и, несмотря на отсутствие прямого солнца, стало очень жарко. Очки мои настолько запотели, что мне пришлось их снять. Рассеянный снежной поверхностью свет слепил глаза, и я старался смотреть вдаль, благо поверхность, ровная и покрытая тонким слоем свежевыпавшего снега, позволяла это сделать.

При наличии ясных ориентиров в виде вершин нунатаков, особой необходимости в компасе также не было, поэтому сегодня мне было не слишком сложно лидировать. Второй день подряд прекрасный пикник с видом на горы. Уставшие и разомлевшие, так сказать, от жары собаки лежали вповалку на снегу без всяких видимых признаков жизни. Мягкий слой свежего снега на поверхности сегодня был как нельзя более кстати – собакам легче утолять жажду на бегу, что они часто и с удовольствием делали. Я тоже иногда не отказывал себе в удовольствии подержать под языком холодную белую таблетку снега, особенно сегодня, когда было жарко. Глотая эту самую экологически чистую воду на Земле, я думал о том, как здорово, что еще есть места, где можно есть снег, лежащий прямо под ногами, не опасаясь заглотить что-нибудь редкоземельное из нижней части таблицы Менделеева! Пока еще есть…

Как-то однажды в разговоре Уилл сказал мне, что работает над книгой по проблемам экологии и охраны окружающей среды. Книга называлась, кажется, «Планета Земля» или «Наша Планета» – сейчас точно не помню, но помню, что меня удивило то, что Уилл взялся за такую тему. Понятно, что она в настоящее время очень остра и актуальна – каждый из нас готов при случае порассуждать на тему охраны окружающей среды от человека, – но, чтобы рассуждать об этом профессионально (что мне представлялось необходимым, если речь идет о книге), надо было, по моим понятиям, хотя бы некоторое время работать в этой области, знать проблему всесторонне… Наверное, путешествуя в полярных широтах, которых пока, к счастью, не так сильно коснулась уже ставшая губительной для многих регионов Земли деятельность Преобразователя и Покорителя Природы, Уилл составил для себя какой-то Идеал окружающей среды, к сохранению которого он и хотел призвать в своей книге все Человечество, может быть, и дай Бог!

Я шел погруженный в свои мысли и, наверное, долго не оборачивался – видимость была хорошей, скорость движения небольшой, – так что я в общем-то не без оснований полагал, что и позади меня все в порядке. Каково же было мое удивление, когда, обернувшись, я обнаружил, что уже давно иду один, сам по себе, и никого вокруг нет… Я остановился.

Однажды в Гренландии со мной уже был такой случай, когда я, увлекшись, ушел далеко вперед, тогда мне пришлось ждать ребят около часа, после чего, конечно, последовал серьезный разбор «летного» происшествия.

На этот раз все было проще: ребят скрыл один из мощных ледяных бугров, и вскоре я заметил черные точки упряжек метрах в трехстах-четырехстах позади. Я подождал, пока шедшая первой упряжка Джефа не приблизится ко мне метров на пятьдесят, и продолжал восхождение (мы стояли на очередном подъеме). Время приближалось к остановке, поэтому я даже сомневался, стоит ли начинать штурм холма сегодня вечером, когда собаки устали, или отложить его на завтра. Но все-таки решил начать. Шел в гору почти до самой остановки, слыша позади шумное дыхание собак. Остановились, немного не доходя до вершины, но на достаточно пологом месте. За сегодняшний день прошли 25 миль – очень неплохой результат.

По-прежнему не было двусторонней радиосвязи – нас не слышали. Скорее всего тому были две причины: неважное прохождение и большое расстояние от нас до Пунта-Аренас.

Спиннер по-прежнему плох: у него на задних лапах начался некроз тканей и он с трудом передвигался, когда Джеф снимал его с нарт в конце дня, чтобы он мог хоть немного размяться после десятичасового сидения в достаточно тесном ящике. Спиннер потихоньку ковылял к палатке Джефа, именно к ней, поджав особенно пострадавшую левую заднюю лапу и сильно хромая на правую. Пройдя немного, он останавливался передохнуть и, иногда подняв голову с прижатыми ушами, тоскливо обводил нас взглядом, как бы извиняясь за такое свое беспомощное состояние. Приковыляв к палатке, он останавливался и ждал Джефа. Джеф приносил ему мелко нарубленный корм – так ослабевшим челюстям Спиннера было легче справиться с твердым как камень брикетом. Когда Спиннер в основном заканчивал трапезу, Джеф брал его на руки и укладывал в тот же ящик, поставленный рядом с палаткой, бросал в ящик остатки недоеденного корма и накрывал теплой паркой. Рабочий день Спиннера на этом заканчивался.

Я ни на секунду не сомневался, что при такой заботе о Спиннере со стороны Джефа мы непременно должны были довезти его живым до холмов Патриот, откуда смогли бы отправить на лечение в Пунта-Аренас. Лагерь в координатах: 78,2° ю. ш., 87,5° з. д.

31 октября, вторник, девяносто седьмой день. Приближаемся к высочайшей точке Антарктиды – массиву Винсон. Его высота 5140 метров – вроде бы, не очень много по земным понятиям, но неспроста Винсон – признанная Мекка альпинистов из многих стран мира. Непредсказуемая антарктическая погода с морозами и ураганными ветрами делает уже само пребывание у подножия этой горы рискованным, а потому и привлекательным для искателей приключений предприятием, а крутые, заснеженные, покрытые висячими ледниками склоны Винсона делают интересным и само восхождение. Здесь следует заметить, что из-за пониженного парциального давления кислорода над Антарктидой высота 5000 метров над уровнем моря приравнивается по этому одному из важнейших для альпинизма показателей к 6000–6500 метрам над уровнем моря в средних широтах, и у альпинистов есть все основания мечтать о такой вершине, тем более что она находится в столь недоступном месте, как Антарктида. Единственным, но серьезным ограничением на пути массового притока альпинистов к Винсону является высокая стоимость организации экспедиции.

Частная авиакомпания «Адвенчер нетворк» и возникла в основном для оказания содействия – разумеется, далеко не бескорыстного – всем, у кого есть желание и главное деньги, в доставке к горе Винсон. Для этих целей и был организован сезонный лагерь «Адвенчера» на холмах Патриот, к которому мы сейчас и направлялись.

К сожалению, погода сегодня так и не разгулялась. Все время дул несильный, но достаточно противный встречный юго-юго-восточный ветер. Вершины гор были плотно прикрыты облачностью, но по их спускающимся из-под облаков крутым отрогам можно было представить себе, что горы становятся все выше и мощнее. Рельеф по-прежнему был очень волнистым, но каждый следующий гребень был выше предыдущего – мы явно шли в гору. Опять я немного увлекся и оторвался далеко от идущей за мной упряжки Джефа, за что получил от него нагоняй во время обеденного перерыва, когда мне пришлось ждать подхода основных сил минут двадцать. Подъехавший первым Джеф обрушил на мою повинную голову все свое прирожденное английское красноречие. «Виктор», – выговаривал он раздельно и медленно, чтобы я понял его до конца – не забывай, пожалуйста, что за тобой идут собаки. Ты не на соревнованиях, сохраняй дистанцию не более 100 метров, иначе они теряют тебя из виду и сбиваются со следа, да и вообще теряют аппетит к работе, когда им некого догонять».

Мы остановились на обед как раз напротив второй после Винсона по высоте вершины Тайри, но, увы, увидели только ее массивное основание. Все 3,5 километра ее торчащей над ледником громады были закрыты облачностью. Ветер усилился, и заметно похолодало. Высота давала о себе знать, спустился (или поднялся?) туман. Быстро, чтобы не замерзнуть, отобедали и пошли дальше. К вечеру, по нашим расчетам, мы должны были подойти к Винсону, и, конечно же, хотелось увидеть эту вершину, но погода становилась все хуже и хуже, а последний час перед остановкой вообще испортилась. Подул сильный холодный встречный ветер, и пришлось надеть маску, но и она не помогала. Я все время отворачивал лицо от ветра и вынужденно, к большому удовольствию Джефа (если он, конечно, это заметил, поскольку сам постоянно отворачивал голову), смотрел назад и держал дистанцию.

Собаки шли очень медленно и неохотно, а мне напротив хотелось бежать, чтобы хоть как-то согреться. Едва дотерпел до 18 часов, так же как, впрочем, и мои товарищи. Кажется, сегодня мы поставили лагерь за рекордно короткий срок – всего за 45 минут. Собаки от еды отказались – верный признак большой усталости. Они сразу легли и свернулись ветрозащитными клубочками.