Текст книги "Оллвард. Разрушитель клинка"

Глава 14
Спрячь боль

– Дом —

– Пусть Древний умрет медленной смертью.

Ее голос напоминал клинок, разрезавший душу бессмертного пополам.

Дом не ожидал ничего иного. Он говорил об этом еще неделю назад, но не думал, что Сарн предаст так скоро. Что конец станет неотвратимым даже для бессмертного принца Айоны.

– Сораса, – все еще стоя на коленях, прорычал он сквозь стиснутые зубы. Ее имя прозвучало из его уст как молитва, и вместе с тем проклятие.

«Ты знаешь, к чему это приведет! – хотел крикнуть он. – Понимаешь, что ты делаешь со всеми нами».

Последствия этого решения промелькнули у него перед его глазами – Корэйн, Эндри, охваченная огнем Айона, павшая Рия, погибший напрасно Кортаэль. Весь Оллвард гибнет перед Таристаном и тенью Того, Кто Ждет. И причина тому корысть и низменные желания одной своенравной убийцы Сорасы Сарн. Дому захотелось убить ее собственными руками. «Если она станет моим палачом, я сыграю эту роль для нее». Он мысленно просчитал расстояние, оценивая свое положение в окружении множества убийц. Дом был быстрее любого смертного, но был ли он быстрее стрелы амхара? Он не знал… и не хотел рисковать миром, чтобы выяснить это.

– Сораса! – снова закричал бессмертный.

Она не ответила и повернулась к нему спиной, устремившись прочь за деревья, а затем ушла, даже не взглянув своими медными глазами ни в сторону Дома, ни в сторону кого-то другого. Он заскрежетал зубами, желая, чтобы она оглянулась и увидела его ненависть и ярость, крайнее отвращение, которое он испытывал по отношению к ней. Но она лишила его даже этого небольшого утешения. В своем песочного цвета плаще и коричневой коже, с черной, свисающей ниже лопаток косой Сораса с легкостью слилась с лесом. Даже он не видел ее тень, довольствуясь лишь затихающим звуком шагов по траве.

Дом снова сосредоточился на убийцах из Гильдии и наконечниках их стрел, все еще готовых пронзить его насквозь. Двенадцать спокойно бьющихся сердец, одиннадцать поднятых луков. Его мысли закружились, он пытался составить план. Не время полагаться лишь на грубую силу.

Одиннадцать убийц не двигались, молча наблюдая за происходящим. Двенадцатый, которого звали Люк, выглядел довольным отступлением Сорасы. Он не торопился, на его губах играла улыбка, когда он крался по поляне. Где-то запела птица, оплакивая закат.

Дом продолжал стоять на коленях, готовый в любую секунду сорваться с места. Почувствовав под рукой прохладную, густую траву, он сделал глубокий вдох, наполняя легкие свежим воздухом и вдыхая аромат земли. Теперь он находился вдали от Айоны, но несколько тоскливых нот в птичьей песне напоминали о ней. Бессмертный попытался подумать о доме, вспомнить место, которое любил, и черпать в этом воспоминании силы. Частички Айоны жили в его душе и в крови, текущей в его жилах. Он молился своим безмолвным богам Глориана – просил Эктхейда указать путь, Балера – наполнить его сердце храбростью, а Мелима – послать ему удачу.

Долговязый убийца с зелеными глазами остановился перед ним, наслаждаясь своей нечестной победой.

Дом боролся с желанием отрезать ему ноги и обречь весь мир на гибель из-за своей ярости.

– Моя смерть станет приговором для этого мира, – глядя на Люка, вымолвил он.

Покачав головой, убийца потянулся к двуручному мечу Дома.

– Ты слишком высокого мнения о себе, бессмертный.

Дом попытался отстраниться, но заскрипевшая тетива луков стала ему предупреждением. Замерев, он понял, что ничего не может сделать, пока Люк вытаскивал его меч из ножен, сталь Айоны сверкнула красным на фоне заката. Убийца отступил назад и принялся рассматривать меч, вертя его в руке. Дом снова задумался, сможет ли совладать со стрелами. Меньше чем за минуту он мог бы вонзить меч в сердце Люка, но по-прежнему не двигался, словно прикованный к земле. Когда Люк отбросил меч в траву, бессмертный едва не вздрогнул.

– А я-то думал, вы, амхара, храбры, – уколол Дом. – Вы даже не дадите мне меч? Я умру вот так, стоя на коленях?

Люк лишь пожал плечами:

– Мы, амхара, умны. В этом вся разница.

Затем он поднял руку и согнул длинные бледные пальцы, подавая знак остальным. Дом увидел шрамы на его руках. Обожженные и покрытые пятнами кончики пальцев, ошпаренные кислотой или ядом. Он вспомнил шрамы Сорасы – крошечные порезы между татуировками, следы многих лет обучения в ее драгоценной гильдии. Амхара не нежничали со своими, и Дом прекрасно знал, что2 подобное отношение делает с человеком. Если бы не обстоятельства, он мог бы пожалеть этих злобных смертных, воспитанных так, что они не знали ничего, кроме смерти и послушания.

Люк приказал что-то на айбалийском, языке слишком быстром и текучем, чтобы Дом мог понять его.

Луки ответили ему, как и одиннадцать окружающих их сердец. Бессмертный слышал биение каждого из них, все лучники продолжали стоять на месте, пульс жестоких людей оставался спокойным и размеренным. Двенадцатым был Люк. Его сердце забилось чуть быстрее.

Он сделал один шаг назад, уходя с линии огня, а затем пристально посмотрел на Дома, его бледно-зеленые глаза были широко-раскрыты.

«Он никогда раньше не видел, как умирает бессмертный, – понял Дом и вспомнил сделку с Сорасой, ценой за ее услуги должна была стать его собственная смерть. – Полагаю, настал час расплаты». Сделав еще один мужественный вдох, Древний подумал о доме.

Птицы перестали петь.

Биение двенадцати сердец было единственным слышимым звуком.

«Нет, не двенадцати».

Дом тяжело сглотнул, каждый мускул в его теле напрягся.

«Тринадцати».

Брошенный твердой рукой бронзовый кинжал поймал лучи заката и засиял, вращаясь в воздухе. Не медля ни секунды, Дом протянул руку, и его пальцы сомкнулись на черной кожаной рукояти амхарского клинка, все еще хранящего тепло ее руки. Его рука описала широкую дугу, достаточно быстро, чтобы уклониться от двух стрел, вылетевших из луков. Еще четыре пронзили воздух там, где полсекунды назад был его живот – амхара действовали слишком медленно, чтобы успеть попасть в движущегося Древнего. Еще две стрелы просвистели мимо, слишком далеко от цели. Выпустившие их лучники рухнули на землю, хватаясь за собственные перерезанные глотки. Запах крови разнесся по лесу, наполняя воздух острым железным ароматом.

Дом вздрогнул, когда последние три стрелы нашли свою цель. Одна задела его щеку, пронзив плоть до самой кости. Другая резанула бицепс, оставив еще одну жгучую рану. Третья попала бессмертному в плечо, наконечник стрелы вонзился в твердую мышцу. Он тут же вырвал ее, переломив стрелу, словно простую ветку, а затем низко зарычал во все горло. Ярость, скопившаяся за долгие годы жизни в этом мире, начала выплескиваться наружу.

Меч Люка встретился с кинжалом, раздался пронзительный скрежет металла о металл, когда Дом поднялся на ноги. Он возвышался над ухмыляющимся убийцей, его мантия была отброшена назад, как весомый символ неповиновения. Дом казался темной грозой, готовой не задумываясь пронестись по земле, сея беспощадные разрушения. Он походил на спущенного с цепи зверя.

Ухмылка Люка исчезла.

Боковым зрением Дом проследил за сердцебиением тринадцатого сердца – знакомый звук после стольких дней, проведенных рядом с ней. Он узнал ее поступь, ее дыхание, тихое ворчание, которое она издала, когда напряглась, чтобы пронестись сквозь деревья и повалить одного из убийц на землю. Двое других лежали позади нее, их кровь окрасила кинжал Сорасы Сарн. Она схлестнулась с одной из женщин амхара, блондинкой с короткими волосами, вооруженной ножами всех размеров. Они наносили друг другу удар за ударом, обученные одним и тем же движениям и приемам защиты. Женщины двигались вместе, как танцовщицы. Поразительное зрелище, но смотреть на него не было времени. Другие амхара выскочили из-за деревьев, обнажив зубы и оружие. Они обрушились на них обоих, бессмертного и изгнанницу.

Используя свою немалую силу, Дом бросился на Люка, чтобы отразить его меч. С силой ударив ногой, он сломал убийце ребра. Люк отшатнулся назад, схватился за туловище и захрипел. Очередная стрела попала Дому в бедро. Боль была топливом, подпитывающим его гнев и решимость. Вырвав стрелу, он вонзил ее в глаз Люка. Страдание амхара эхом разнеслось по лесу в леденящем кровь крике.

Не успев избавить Люка от мучений, Дом пригнулся, уклоняясь от массивного топора. Бессмертный обернулся и увидел, что над ним возвышается самый большой убийца из круга.

Нападавший снова замахнулся, на этот раз собственным мечом Дома, зажатым в левой руке. Уроженец Темуриджена, внешне похожий на Сигиллу, но почему-то вдвое больше ее. Дом схватил его за талию и повалил на землю. Двуручный меч выпал из руки убийцы, но топор остался, зажатый между ними. Бессмертный не привык, что в бою есть кто-то крупнее него, и с удивлением понял, что летит назад, приземляясь на раненое плечо. Зашипев от очередного приступа боли, Дом выпрямился и как раз вовремя схватил рукоять топора убийцы, не позволяя ему разрубить себя пополам. Нападавший лишь скривился и поднял один огромный сапог, толкая Дома в грудь.

Ахнув, бессмертный продолжал удерживать топор на расстоянии. Он тоже использовал ноги, пытаясь сбить амхара с ног. На этот раз ему удалось первым добраться до двуручного меча, и он взмахнул им, отрубая руки темурийскому убийце. Конечности упали вместе с топором, пальцы все еще продолжали сжимать рукоять.

Что-то с шумом рассекло воздух. Дом зашипел, когда хлыст обвился вокруг его горла, лишая возможности дышать. Он повернулся, продолжая держать в руке меч, но тут другой хлыст обхватил его руку. Дом зарычал на нападавшую амхара, невысокую женщину с татуировками на лице и короткими рыжими волосами, а затем принялся наматывать кнут, с его помощью таща ее вперед. Соперница уперлась каблуками в землю, ее сапоги заскользили по грязи. Женщина прокричала что-то на айбалийском, то ли призыв о помощи, то ли боевой клич.

Краем глаза он заметил очертания лука, знакомая изогнутая дуга повернулась, чтобы прицелиться. Поморщившись, Дом приготовился к очередной стреле. Тетива зазвенела, но он ничего не почувствовал. Стрела попала в другую цель: она вонзилась в амхара с хлыстами, пробив ей шею. Женщина издала булькающий звук и свалилась набок, ее безжизненные серые глаза уставились в небо. Дом сместился в сторону, когда Сарн наложила еще одну стрелу на тетиву и прицелилась через поляну. Она выпустила еще одну стрелу, а затем успела увернуться от другого меча.

Не колеблясь ни секунды, Дом ринулся к ней, держа наготове свой клинок, чтобы защитить ее спину. Она делала то же самое, двигаясь с ним в едином ритме, наклоняясь, когда наклонялся он, уворачиваясь, когда он наносил удар. Оба тихо ворчали, голос Сорасы звучал спокойно и сдержанно, даже когда они боролись за свои жизни.

«Стрела, меч, выждать, атаковать, смотреть под ноги, задержать дыхание».

Ядовитые порошки клубились в воздухе, и глаза Дома щипало, но он продолжал сражаться.

Сораса была осведомлена о каждом приеме из арсенала амхара. Этих людей она знала лучше, чем семью, понял Дом, наблюдая, как она подмечает их слабые места. Старые травмы, старое соперничество. Она использовала эти знания в своих интересах, уничтожая одного амхара за другим, пока на поляне снова не повисла тишина, нарушаемая лишь предсмертным скрежетом металла и их собственным тяжелым дыханием.

– Стой.

Ноги последней амхара задрожали, и она рухнула, подняв одну руку, чтобы защитить лицо. Женщина лежала в луже собственной крови, веер клинков окружал ее, как венец. Второе ее плечо было вывихнуто и свободно болталось, но раны были поверхностными. Она не могла умереть от них, не без посторонней помощи.

Дом чуть отодвинулся, продолжая держать в руке свой двуручный меч. Но он не мог зарубить ее, не так. Сейчас она угрожала им не больше, чем сидящий в своей норе кролик.

Сарн оттолкнула убитого амхара, позволив ему упасть с ее кинжалом, все еще торчащим из груди. Ее лицо и руки были измазаны кровью, а разорванный плащ почти уничтожен. Дом вздрогнул, поняв, что Сарн лишилась и части волос, теперь они были отрезаны на затылке. Он осмотрелся и заметил толстую черную косу, она лежала в грязи, свернутая, словно забытая веревка.

– Кто оплатил контракт? – прорычала Сарн, подходя к последней живой амхара. – Кто купил смерть Корэйн ан-Амарат?

Убийца сделала дрожащий вдох.

– Ты и сама знаешь, – задыхаясь, выдавила она. Дом взглянул на Сарн. В ответ она посмотрела на него, ее глаза едва заметно блеснули, но он все понял по ее лицу.

«Таристан и Эрида послали за нами амхара».

Лежащая на земле убийца схватилась за свое сломанное плечо.

– Сораса…

– Агата, неужели ты просишь о пощаде? – прошипела Сарн. Ее взгляд был диким, почти безумным. Когда она заговорила, Дом увидел кровь на ее зубах.

Часто и тяжело дыша, он попятился назад. Последние лучи солнца пробивались сквозь деревья, поляна погружалась в тень.

– Стой, – снова взмолилась Агата, теперь уже тише. Ее взгляд метался между ними. Дом увидел в нем страх, а еще отчаяние.

– Бессмертный, – выдохнула она, удерживая его взгляд. – Ведь ты действуешь не так, верно?

Лицо Сарн исказило отвращение, и она ответила за него:

– Нет, Агата, – сказала она, засовывая руку в тунику, затем вытащила тяжелую нефритовую печать. – Так поступаете вы.

– Сораса…

Тяжелый нефрит раздробил кости и плоть, зеленый камень окрасился в алый, а крики Сорасы эхом разнеслись по тихому лесу. Дому пришлось оттаскивать ее от тела, но она уползла прочь, оставив в грязи окровавленную нефритовую печать.

На четвереньках она подползала к каждому мертвецу. Ее наполненные отчаянием крики переходили в наполненные отчаянием молитвы, неразличимые для ушей Дома. Не имело значения, убила их Сораса или Дом, она одинаково тщательно заботилась обо всех, что-то шепча над их телами, закрывая глаза павшим амхара или касаясь их бровей. У каждого из них она взяла какую-то мелочь. Лоскут от плаща, тычковый нож, кольцо. Она даже прижалась лбом ко лбу Люка, на долгий тихий миг оставшись в такой позе. То, что она сказала ему, предназначалось только для ушей Сарн и только для нее.

Дому хотелось удалиться, но он понял, что не в силах бросить Сорасу один на один с ее горем. Однако им все равно нужно было уходить. В предгорьях слишком быстро наступала ночь, тени сгущались до полной темноты.

– Сораса, – пробормотал Дом. Зовя ее по имени, он едва не запнулся, потому что произносил его крайне редко, и обычно со злостью. На этот раз он говорил нежно и ласково, в его голосе звучали нотки сожаления.

Она проигнорировала его.

Трижды он пытался убедить ее уходить, затем осторожно и медленно взял ее за плечи, а после поднял с земли. В последний раз, когда он дотронулся до нее таким образом, она пригрозила отрубить ему руки.

Сораса брыкалась, словно пойманная на удочку рыба, отчаянно сопротивляясь ему. Дом знал, насколько велика ее сила, поэтому крепко удерживал ее, прижимая спиной к своей груди. Он позволил ей рвать и метать в темноте ночи. Все эмоции, которые она хранила глубоко внутри, вырвались на поверхность и хлынули прочь. Плотина в ее сердце прорвалась, позволяя ярости и страданиям выбраться на волю. Сораса ругалась на айбалийском и дюжине других языков, которые бессмертный не мог разобрать, но смысл оставался прежним. Она оплакивала лежащих вокруг них мертвых, единственную семью, которую когда-либо знала, скорбела по единственному шансу вернуться в их ряды.

По последним частичкам своей души, потерянным ради Варда и во имя блага мира.

Голос отказал ей раньше, чем исчезла печаль, и ее губы безмолвно шевелились, произнося как молитвы, так и проклятия.

Дому хотелось дать ей возможность уединиться и скорбеть, но им была недоступна подобная роскошь.

Он обхватил ее голову руками, большими пальцами скользнув по скулам. Сораса казалась бесконечно хрупкой, ее кости были не тверже яичной скорлупы. Она старалась не смотреть на него, ее глаза метались.

– Сораса, – выдохнул он низким дрожащим голосом. – Сораса.

Продолжая безмолвно возносить молитвы, она медленно и неохотно посмотрела на него. Горе бушевало в медном пламени ее глаз. Это было все равно что смотреть в зеркало, и на мгновение Дому стало трудно дышать. Он увидел себя, оплакивающего Кортаэля, брата и сына, убитого у его ног. Свою собственную боль, слишком глубокую, чтобы от нее можно было избавиться или преодолеть. Неудачи, потери, ярость и горе. Все это он видел в ней так же ясно, как ощущал собственным сердцем.

– Спрячь боль, – сказал Дом, и у нее перехватило дыхание, а беспокойно вздымающаяся и опускающаяся грудь стала двигаться ровнее. Те же самые слова она говорила ему в пустыне, ее самый первый урок в Гильдии. – Прогони воспоминания. Они лишь мешают.

Сораса сдвинулась в его объятиях и с силой зажмурила глаза. Молитвы прекратились, губы сжались. Она снова начала дышать, теперь хрипло и прерывисто. А затем отвернулась, пытаясь освободиться.

Дом продолжал крепко удерживать ее, его бледные пальцы ярко выделялись на бронзовой коже. Кровь на ее щеках засохла и прилипла к его рукам.

– Сораса, нам нужно бежать.

«Остальные в опасности».

Сораса резко распахнула глаза и повернула голову, вынужденно кивнув. С силой сомкнув пальцы на запястьях бессмертного, она оттолкнула его.

Они не стали забирать лань. Этим вечером им предстояло поужинать без оленины.

Двое бросились назад так быстро, как только могли. Дом не позволял себе думать о худшем. «Больше амхара, больше убийц. – Он прыгал через траву, перепрыгивая через корни деревьев и уворачиваясь от веток, пока они пробирались обратно к холму. – Нет, сначала они пришли за нами, чтобы, убив нас, добраться до остальных». Сораса не отставала, ее руки двигались в такт с ногами. Ветки и трава хлестали ее, но она не останавливалась, даже когда они царапали ей лицо. Теперь боль ничего не значила.

К тому времени, как они добрались до остальных, ее слезы иссякли.

Свет от костра проникал сквозь деревья, по лесу разносились голоса. Слышались бесконечные подтрунивания и смех, и казалось, будто судьба мира не висела на волоске, а все это путешествие было частью какой-то веселой игры. Дом замедлил шаг и вздохнул с облегчением, напряжение покинуло его тело. «Они в безопасности», – понял он, разглядывая тени на фоне огня.

Он лишь надеялся, что Эндри приготовил чай. Напиток был крайне необходим Сорасе Сарн.

«Мы отвратительно выглядим», – затем подумал Дом. Синяки расцветали на его коже, разбитые в драке костяшки пальцев покрывала кровь. Мантия и кожа бессмертного были усеяны дырами от стрел. А размазанная по лицу Сорасы кровь напоминала боевой раскрас, из-за чего глаза женщины выделялись сильнее обычного. Следы слез проступили сквозь запекшуюся кровь, прочертив по щекам неровные линии. Обрезанные волосы свисали, теперь не доставая даже до плеч. Слипшиеся от крови и пота, они прилипли к ее лицу и шее.

Дом замедлил шаг, чтобы дать Сорасе еще несколько мгновений, прежде чем снова присоединиться к другим. Однако она лишь ускорилась, не обращая внимания на свой внешний вид, и расправила плечи, выпрямляясь. Другие не должны были увидеть Сорасу такой, какой видел ее он, – разбитой, показавшей все то, что она скрывала глубоко внутри. Она снова задвинула боль поглубже, заперев ее за стиснутыми зубами.

– Хотя бы вытри лицо, – пробормотал он. – Чем хуже ты выглядишь, тем больше вопросов они зададут.

Она лишь оглянулась на него через плечо, ее взгляд был подобен кинжалу.

Поморщившись, Дом последовал за ней в лагерь, на пологий утес, смотревший на северо-запад через равнины.

Наступала ночь, и горизонт на западе казался лишь полоской темно-красного.

Эндри и Чарли стояли над чайником, добавляя листья в кипящую воду, Корэйн наблюдала за ними, болтая о пустяках. Скинувшая свои кожаные доспехи Сигилла теперь сидела на камне и точила топор. Силуэт Вальтик виднелся на краю обрыва, она стояла, повернувшись лицом к ветру, косы ведьмы развевались, как ленты. После поляны, усеянной двенадцатью трупами амхара, мирный лагерь казался почти раздражающим.

– Дом и Сораса возвращаются с пустыми руками? Я в шоке… – начал Чарли, но игривая ухмылка застыла на его губах. Карие глаза беглого жреца широко раскрылись, когда он быстро оглядел Дома и Сорасу.

Даже Корэйн замолчала, ее рот открылся от удивления. Она переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что конкретно произошло. Учитывая кровь, синяки и их клинки, окрашенные в красный цвет, было нетрудно разгадать эту загадку.

Сигилла вскочила, крепко сжимая в руке свой топор.

– Что случилось? – допытывалась она, глядя на Сорасу. – Бандиты? Трекийский военный отряд? Они не должны быть так далеко на юге.

– Монстры из Веретена? – предположила Корэйн, ее голос дрожал от страха.

Эндри подошел к ним и жестом попросил их оружие, которое Сораса с радостью отдала, не произнеся при этом ни слова.

– Позвольте мне почистить его для вас, – тихо сказал он. – Присядьте, отдохните.

Даже перестав прислуживать рыцарям, Эндри Трелланд оставался оруженосцем, и все равно более наблюдательным, чем все остальные. Он взял ее кинжалы и меч, после аккуратно сложив их. Крайне спокойно Дом достал свой собственный двуручный меч и положил его к остальным. Испачканная кровью сталь являлась точным отражением красного горизонта.

Не обращая внимания на Сигиллу, Сораса вытащила свой бурдюк с водой и пошла к утесу. Продолжая двигаться, она перевернула его над головой, позволяя воде стекать по отрезанным волосам и окровавленному лицу.

Сигилла сделала шаг вперед, на ее лице было написано беспокойство, но Дом поймал ее за руку.

– Оставьте ее, – сказал он.

– Что случилось? – оскалив зубы, повторила вопрос Сигилла.

Во взгляде каждого из них, даже терпеливого, спокойного Эндри, Дом видел один и тот же вопрос. Он медлил, размышляя, как лучше поступить. Было ясно одно: обязанность объяснить, что произошло, лежала на нем. Безусловно, Сораса не хотела и не могла этого сделать. «Бандиты. Военные. Монстры. – Было легко соврать, выбрав любой из этих вариантов, но ни один не мог объяснить поведение Сорасы и пустоту в ее взгляде. – Лучший выбор – это правда, – решил он. – Во всяком случае, частичная».

– Убийцы, – сказал Дом, лишая свой голос эмоций. Он сбросил свою грязную мантию, жалея, что поблизости нет ручья. – Таристан и Эрида заплатили Гильдии Амхара за убийство Корэйн. Контракт не выполнили.

Загорелое лицо Корэйн побледнело, свет от костра заплясал на ее щеках.

– Конечно, они так и сделали, – качая головой, пробормотала она. – Полагаю, вполне справедливо, что половина мира хочет убить меня.

Сигилла вела себя более сдержанно. Судя по ее серьезному лицу, она знала, что лучше не праздновать эту победу.

– Скольких вы убили?

– Двенадцать, – ответил Дом. Воспоминания об их лицах уже бледнели в его сознании.

Застывший у костра Чарли пристально смотрел на пламя. Его грузное тело отбрасывало тень, такую же массивную, как и стена.

– Среди них был Гарион? – вымученно спросил он, все еще глядя на огонь.

«Гарион?» – Дом напряг память, пытаясь вспомнить это имя. Он перебрал в памяти все, что знал о падшем жреце, пока не вспомнил возлюбленного Чарли – амхара, как и те, кто умер сегодня.

– Я не знаю, – ответил он, что прозвучало как извинение.

Губы Чарли беззвучно шевелились, произнося молитву.

Когда Сораса наконец вернулась в круг, ее лицо было чистым, а короткие волосы зачесаны назад. Грязные, окровавленные туника и плащ были перекинуты через руку. Ее нижняя рубашка была не такой грязной, но все равно выглядела жалко, разорванная у шеи, она позволяла лучше видеть черные татуировки. Дом разглядел новую: крылатую змею, соответствующую эмблеме на нефритовой печати. Он поморщился, вспомнив отметины на ее ребрах. Все ее деяния и ошибки навсегда отпечатались на ее коже.

Сигилла промолчала, хотя Дом видел, что ей очень хотелось заговорить. Охотница за головами села к Сорасе настолько близко, насколько осмелилась, ее пальцы подрагивали. Даже Корэйн удалось обуздать свое природное любопытство.

Один Чарли не мог молчать.

Он встал над Сорасой, его руки сжались в кулаки, тело дрожало из-за переполнявших его опасений.

Но голос оставался ровным и спокойным:

– Он был там?

Когда амхара не ответила, он присел на корточки, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Сораса, он был там?

Дом затаил дыхание, но не мог сдержать надежду. Он не знал, кто лежал на поляне, какие тела остались на корм воронам.

Сораса стиснула зубы, по-прежнему держа рот на замке. Но она встретила взгляд Чарли и нашла в себе силы покачать головой.

С шумом выдохнув, Чарли отступил, его тело сотрясала дрожь.

Сораса тоже задрожала и накинула на плечи свой грязный плащ, а затем медленно подняла капюшон, практически скрывая свое лицо. Остались лишь тигриные глаза, теперь почти потухшие и холодные, хотя раньше они сверкали и были полны жизни.

В ту ночь Дом не мог уснуть и остался нести караул. Сораса тоже не сомкнула глаз.

Когда наступило следующее утро, она так и не заговорила. Как и на следующее, несмотря на все уговоры Сигиллы и Корэйн. Невозможность слышать голос и едкие замечания амхара выводила Дома из себя.

Древний мог провести в молчании целое десятилетие и при этом мало что потерять. Но она была смертной, и ее дни значили больше, чем его собственные. Они ускользали, как песок сквозь ослабевшие пальцы, и каждый из них терялся в тишине. Дом был поражен, поняв, что гораздо больше переживает за судьбу скорбящей убийцы, чем готов признать.

«Если мы хотим спасти мир, Сораса Сарн нужна нам здоровой, и душой, и телом».

Было легко убедить себя в этом, объяснить свою растущую тревогу по поводу аморальной, эгоистичной и выводящей из себя убийцы. Она была преступницей. Злодейкой.

«А еще героем».