Текст книги "Московский Златоуст. Жизнь, свершения и проповеди святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского"

А вот последнее его письмо к ней от 18 апреля: «Преподобной игумении Марии – благословение, мир, благая помощь и спасение от Источника жизни и спасения, Христа Бога нашего… Исцеление – от Господа, Ему и вручайте себя. Но и за то Его благодарите, что имеете добрых врачей. Он их посылает и через них действует. Если же болезненность продолжается – принимайте и сие как посещение Божие благое, на пользу, хотя, может быть, теперь невидимую, и пребывайте в послушании воле Его с миром. В случае страдания поминайте спасительные за нас страдания Господа Иисуса, и общением веры да облегчатся и да соделаюся благоугодною Господу жертвою и Ваши страдания. Аще с Ним страждем, с Ним и прославимся (Рим. 8, 17). Следуйте советам врачей дома, а если рассудят, приезжайте к нам. Ибо спасение – во мнозе совете (Притч. 11, 14). Господь да не оставит милостью Своею Вас и сущих с Вами».

Получив это письмо, она смирялась с болезнью и страданиями, примеряя их на страдания Спасителя. День за днем болезнь усиливалась. В последний день апреля она проснулась, почувствовав на лице приятную прохладу. У изголовья постели сидел молодой полковник Александр Тучков и прикладывал к ее горячему лбу холодный компресс. Она поднялась, он взял ее за руку и повел за собой далеко-далеко, туда, где не было ни битв, ни страданий, ни болезней, ни печалей, ни воздыханий.

– Спой мне, я давно не слышал твоего чудесного голоса, – попросил он, и она запела, но не итальянскую арию и не французскую песню, а «Воскресение Христово видевше…», устремляясь с ним к сияющим высотам, а потом они вместе прикоснулись к небесным клавишам и счастливо стали играть на них в четыре руки. И их сын Николушка присел с ними рядом, и тоже стал играть, и они уже играли в шесть рук…

Со дня кончины настоятельницы Бородинская обитель переходила в новое качество – теперь у нее была своя история, и, понимая это, митрополит Московский повелел домик упокоившейся игумении Марии превратить в музей монастыря.

В своих проповедях того времени он говорил о том, что человек создан по образу и подобию Бесконечного, а потому, добившись какой-то желаемой цели на земле, вскоре начинает испытывать душевное угнетение от того, что достигнутое и некогда казавшееся великим, теперь видится малым. Душа человека, осознавая свою бесконечность, не довольствуется конечным. А потому сокровища нам надо собирать не на земле, а в небесах, дела свои устремлять к Богу, не желать славы среди людей – она преходяща, а думать о славном пред лицом Бесконечного Творца.

В Баден-Бадене скончался еще один давний друг и адресат Филарета – Василий Андреевич Жуковский. Он был на год моложе московского митрополита, а еще в бытность архимандритом в Петербурге Филарет выступал в защиту возможного брака Жуковского с Машей Протасовой, однако, мать девушки все равно отказала Василию Андреевичу, и эта пылкая любовь осталась безбрачной, Маша вышла за другого. Всю жизнь Жуковский переписывался, а при случае общался с владыкой Филаретом лично. Ему, как и Тютчеву, была родною мысль о том, что поэзия бессмысленна, если она не обращена своим сердцем к Богу.

Смерть пролетела и над Гефсиманским скитом. Там отошел ко Господу почитаемый как старец схимонах Матфей. В книге «Монастырские письма» архимандрит Антоний оставил воспоминание, как во время своего пребывания в Гефсиманском скиту в июне 1851 года святитель Филарет задумал однажды вечером прогуляться. Монахи все уже сидели в кельях и лишь старец Матфей повстречался митрополиту, подошел к нему под благословение и на вопрос «Как поживаешь, отец Матфей?» ответил:

– Плохо, лености много предаюсь, мало молюсь, по слабости зрения не могу читать акафисты.

– Замени это сердечною молитвою: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», – посоветовал владыка Филарет читать молитву Иисусову.

– Давно, батюшка, – отвечал схимонах, – молитва во сне не отходит от моего грешного сердца, но, милостию Господа, всегда во мне.

Тогда святитель Филарет благословил его и сказал:

– Довлеет тебя.

Что означало: тебе довольно и этого, имея в виду, что если и во сне молитва не отходит от сердца, так чего еще можно желать?

«Мир душе отца Матфея, – писал святитель Филарет 2 мая Антонию. – Мы его помянули ныне на литургии и панихиде вместе с новопреставленною игумениею Мариею и монахинею Агниею».

– Учащаемое со вниманием воспоминание о Боге постепенно переходит в постоянное о Нем памятование; с постоянным о Боге памятованием естественно соединяется ощущение себя в присутствии Божием и помышление о совершенствах и делах Божиих; от помышления о совершенствах и делах Божиих, при ощущении присутствия Его, восходят и растут благоговение к Богу, вера, молитва, любовь, желание благоугождать Ему и страх нарушить Его заповеди, – произносил Московский Златоуст в проповеди от 5 июля, вспоминая сердечную молитву отца Матфея, не покидавшую его и во время сна. А в августе он приехал в Гефсиманский скит, почтил могилу усопшего старца, здесь, в Гефсимании, отпраздновал Успение и в проповеди своей говорил о смерти и о радости, которая должна сопровождать смерть христианина:

– После усопших обыкновенно бывает время плача, потом время утешения печальных; и далее того и другого продолжается время, в которое дети и присные пользуются праведным наследием отшедших… Плакали апостолы, когда жизнь Матери Света, как тихая заря после Божественнаго Солнца Христа сиявшая для Церкви, угасла пред их очами. Плакали горькими слезами естественной печали, но вместе и сладкими слезами благодатного умиления; потому что вера в неумирающую благодать Матери Господней и чувство благоговейной любви к Ней господствовали над чувством лишения… Если радость, которую подает воскресшая Матерь Божия, имеет своим источником присутствие Матери Божией с нами во вся дни, то очевидно, что и радость, как поток из сего источника, должна протекать по всем временам, до впадения в море вечного блаженства… И Церковь Христова прияла от Матери Божией сие наследие и хранит, и от дней до дней, от лета до лета, от века до века не престает разделять оное… Итак, радуйтесь, души, подвизающиеся в вере, по образу Петра, который ускорил прежде других исповедать Христа Сына Божия, и, по вере в Него, и по водам ходить отваживался!.. Радуйтесь, души, стремящиеся к совершенству любви, по подобию возлюбленного Ученика, который и Бога созерцал преимущественно в Его качестве любви, оком любви, и в любви же заключал все учение жизни! Радуйтесь, хранящие девство и целомудрие! Приснодева с вами есть; и как девство приближило к Ней Иоанна, так оно приближит Ее к вам… Радуйтесь, и благословенно супружествующие! Обрученная Дева и неневестная Матерь, Которая не только удостоила посетить жениха и невесту в Кане Галилейской, но и первое открытое чудо для них от Божественного Сына Своего испросила, не чуждается вас; Она любит девство, но не унижает и супружества; и вас, молящихся Ей, не лишит благопотребной помощи, если взираете на супружество, как на союз не только естественный, но и духовный, имея высокий таинственный образ его в союзе Христа с Церковию. Радуйтесь, благочестивые родители и во благочестии воспитываемые чада!.. Радуйтесь, хотя сквозь слезы, испытуемые различными скорбями, но крепящиеся в терпении и уповании на Бога!.. Чего могут ожидать те, которые не подвизаются в вере, не стремятся к совершенству духовной любви, не ревнуют о истине и правде, не чтят девства, не освящают супружества, чадородия и детоводительства, не благословляют Бога в счастии, ропщут в несчастии? Должно сказать правду: не им воскресшая Божия Матерь изрекла Свое бессмертное: радуйтеся, не им обещала Свое благодатное присутствие… Тем, которые не приближились к Матери Божией подвигом веры, усердием любви, не подражали примеру Ее добродетелей и потому не приобрели права наследовать от Нее благодатную радость, Она оставила, как последнюю милость, раскаяние – наследие несладкое вначале, но спасительное впоследствии, если направлено будет к исправлению жизни…

Смерть летала вокруг, словно осенний вихрь, срывающий листья: вот оторвался рядом, вот еще ближе сорвало листок с ветки, и только ты еще трепещешь на ветру и не срываешься. Не так давно святитель Филарет потерял еще одного верного друга и ровесника, Григория Яковлевича Высоцкого, который был на год его постарше, учился в духовной Академии, а затем стал врачом. Профессор Медицинской академии, президент Физико-медицинского общества, главный врач московской Мариинской больницы, он считался на Москве лучшим доктором. «Не имею теперь врача, к которому бы доверие мое утверждено было такими опытами, как к покойному Высоцкому, – горестно сокрушался владыка Филарет. – Потому, когда Вы отсылаете меня ко врачу, я не знаю, куда идти, и мне не хочется двинуться с места».

По возвращению из Лавры митрополит снова захворал. Больного владыку в те дни посетил с особою миссией генерал-адъютант его императорского величества, вице-адмирал Ефим Васильевич Путятин. Шла подготовка к войне, которая, как понимали благоразумные русские политики, была неизбежна. Через тридцать лет после великого наполеоновского грабежа Европе снова нужно было идти к нам, грабить Отечество наше, ибо грабительство – неискоренимая повадка в характере западного человека.

Путятин намеревался совершить кругосветное путешествие, имевшее не столько научные цели, сколько дипломатические и разведывательные. Это путешествие описано будет впоследствии в книге «Фрегат «Паллада»», автором которого выступит великий русский писатель, секретарь Путятина Иван Александрович Гончаров, участвовавший в плавании на «Палладе».

Посетив митрополита, Путятин сообщил ему о грядущем путешествии и в числе прочих целей предприятия назвал просвещение Христовым светом народов, сидящих во тьме невежества. Название корабля особо понравилось Филарету, ведь после кончины игуменьи Марии в Спасо-Бородинской обители настоятельницей стала ее ближайшая сподвижница монахиня Палладия. Путятин просил снабдить экспедицию различными церковными предметами, необходимыми для равноапостольской деятельности епископа Камчатского, Алеутского и Сахалинского преосвященного Иннокентия. Просил также и миссионера в помощь Иннокентию. Святитель Филарет с огромной любовью благословил Путятина и его предстоящее плавание, собрал необходимые предметы, по просьбе Ефима Васильевича составил особую ектенью для употребления в корабельной церкви, а в качестве миссионера на «Палладу» был определен по совету Антония троицкий иеромонах Арефа. Другим миссионером на фрегате являлся замечательный востоковед, китаист архимандрит Аввакум (в миру – Дмитрий Семенович Честной). Арефа проведет в миссии святителя Иннокентия шесть лет, немало потрудится, но в 1860 году отпросится восвояси в Троице-Сергиеву Лавру. Аввакум будет на «Палладе» священнослужителем, потом отправится в Китай, в Приамурье, будет служить у графа Муравьева-Амурского и возвратится, как и Арефа, в 1860 году с восточных рубежей России в европейскую часть и тоже в Лавру, только не в Троице-Сергиеву, а в Александро-Невскую.

Монахиня Палладия оказалась неспособной к руководству большой Спасо-Бородинской обителью; надобно было ее заменить. В свое время игуменья Мария говорила, что хорошо бы сделать настоятельницей послушницу Софью. Теперь о том припомнили и стали готовить Софью к постригу. Софья Васильевна Волконская, урожденная княжна Урусова, была некогда замужем за князем Александром Андреевичем Волконским. Двадцать лет в браке принесли ей и счастье и горе – за это время у нее родились и в разное время умерли четверо детей, а в 1847 году не стало мужа. Видя в этих горестных потерях перст Божий, Софья Васильевна ушла в Спасо-Бородинский монастырь послушницей, проявила там свои деловые качества. Осенью 1852 года она была пострижена в монахини под именем Сергии, а затем сам святитель Филарет совершил чин посвящения ее в сан игуменьи.

26 декабря 1852 года митрополиту Московскому Филарету исполнилось семьдесят лет. И вновь нет упоминаний о торжествах по сему поводу, коих, судя по всему, не было никаких. В письме к Антонию юбиляр сообщал, что на второй день праздника, то бишь Рождества, «сильно болел простудою, особенно головы, отчего и зрение не мог употреблять». Вот и все про второй день праздника, когда у него был юбилей.

В новом 1853 году смерть унесла еще один сухонький листочек – не стало родной матушки митрополита. Евдокии Никитичне шел восемьдесят седьмой год. Как было заведено, сразу же по совершении ранней литургии часам к восьми, к половине девятого любящий сын навещал ее, дабы спросить о самочувствии. Она уже была так слаба, что почти и не вставала с мягкой лежанки. Смерть не стала неожиданностью, ее уже ждали в последние дни – вот-вот. 20 марта Филарет, как обычно, пришел к ней из церкви и застал последний час жизни родительницы. Она отошла ко Господу на его руках. Он записал в дневнике: «Преставися раба Божия Евдокия, мати моя, в 9 ч. утра».

В последнее время частым гостем святителя Филарета стал драматург, поэт и журналист Николай Васильевич Сушков. Вспоминая потом те дни, он написал, что митрополит Филарет «без рыданий принял последний вздох усопшей, без рыданий отдал последний долг отшедшей из времени в вечность. Твердо бодрствуя на молитве поминовений и погребения, обрел в душе своей силы встретить гроб на кладбище, проводить до могилы, посыпать перстию персть и кротко-сиротливо возвратиться в свою келию к обычным трудам и подвигам».

Рыданий и слез не было. Их никто не видел. Но своему духовнику Антонию святитель писал: «Житие и кончина ее дают уверение, что она скончалась в блаженном уповании. Число лет ее и последний болезненный год приготовляли меня к лишению. С благоговением смотрю на ее отшествие, однако часто хочется плакать. Слава Богу, что я сподобился отдать ей последний долг. Утомленный занятиями с обер-прокурором, в последние дни ее должен я был нередко приходить к ней, иногда ночью, и иногда проводить при ней несколько часов; и уже чувствовал расстройство в здоровье прежде кончины ее; однако Бог устроил так, что и пред кончиною ее при ней я молитвословил, и последних тихих дыханий ее свидетелем был, и, непосредственно по прекращении их, принес молитву о преставльшейся. Но два дня приходя на панихиду в дом ее, от простуды ног получил я боль в голове и внутренностях такую, что в воскресенье большую часть дня пролежал и ночь на нынешний день имел трудную; однако ныне должное исполнить мог. Утешили меня сослужители, по доброй воле, в довольном числе собравшиеся на ее вынос и погребение, и множество народа не только от дома до церкви и в церкви, но и на кладбище загородном. Довольно любви и молитвы».

По просьбе Андрея Николаевича Муравьева известный русский шахматист князь Дмитрий Семенович Урусов, присутствовавший на похоронах Евдокии Никитичны, оставил подробное описание похорон, из которого мы знаем, что отпевание проходило не в приходской Троицкой церкви, а в храме Адриана и Наталии. Он был куда более вместительный, отличался пышным убранством, располагался неподалеку от Троицкой слободы на Первой Мещанской улице, – ныне это проспект Мира. В 1936 году этот памятный для москвичей храм был уничтожен безбожниками. Митрополит Филарет сам совершал литургию, а надгробное слово предоставили духовнику усопшей, приходскому протоиерею. Когда он говорил, глаза Филарета наполнились слезами. После отпевания гроб отправился на Пятницкое кладбище. Там совершилось погребение, и владыка, как полагается, произнес праху родной матери:

– Земля еси и в землю отыдеши.

«В сие время я стоял близ владыки, – пишет Урусов. – Лицо его было покрыто матовой светлостью. Без сомнения, целый крест разнородных чувствований был водружен на Голгофе сердца его; он не плакал; прошло время сетования и плача; он молился и размышлял…»

После смерти матери святитель Филарет распорядился посчитать все ее потомство – детей, внуков, правнуков, праправнуков. Всех, кто был жив в том 1853 году. Насчиталось немало – девяносто три человека! Вот какая ближайшая родня была на то время у Московского Златоуста!

В своем письме к архимандриту Антонию митрополит Филарет упоминает о том, что в те дни был сильно утомлен занятиями с обер-прокурором. Протасова направил в Москву государь, снабдив его рескриптом, в котором предписывалось неожиданно объявиться в Первопрестольной и провести тщательную проверку всего церковного имущества, древностей и драгоценностей, поскольку до сведения императора дошли слухи, будто древности и драгоценности в Москве не имеют описей, а потому легко исчезают из церковного имущества в частных собраниях. Протасов прибыл 11 марта и с этого дня святитель Филарет ежедневно после литургии и посещения матушки отправлялся на Поварскую в дом Протасова и там проводил время до вечера, совершая предписанную проверку. К счастью, в Протасове к тому времени произошла сильная перемена, и он уже не отличался прежней грубостью и высокомерием, военный мундир заменил гражданским сюртуком и шпоры генерала более не цеплялись за архиерейскую мантию, то бишь он уже не наваливался на митрополита всей своей массой, был учтив, приветлив, вежлив, спокоен. Деловито и без нервотрепки обер-прокурор и митрополит производили ревизию московских ценностей.

Это была не просто придирка Сенкт-Петербурга к Москве. По всей России проводились ревизии ценностей, потому что война вот-вот могла нагрянуть. Теперь ее приближение ожидалось не с года на год, а с месяца на месяц. Николай I публично не признал восшедшего на престол Луи Наполеона императором Франции – в своем приветствии он наименовал его не братом, как полагалось в случае признания, а другом. В декабре 1852 года разразилась ссора с Францией из-за ключей к храму Рождества Христова в Вифлееме, которые турки, владевшие Святой Землей, забрали у русских и передали французам, тем самым подразумевая, что условия Кучюк-Кайнарджийского мирного договора с Османской империей более не признаются турками и они не намерены защищать интересы православных христиан. Ключом от Яслей Господних французы и турки и открыли ящик Пандоры, из коего выскочила новая война с Россией. Война, которую мы привыкли называть Крымской, европейцы – Восточной, но которая изначально называлась в России иначе – войной за Ясли Господни.

23 февраля 1853 года князь Александр Сергеевич Меншиков прибыл в Константинополь и вручил султану ультиматум с требованием признания всех православных христиан в Османской империи находящимися под особым покровительством российского императора. Православные христиане составляли треть населения Турции, их насчитывалось около двенадцати миллионов, в основном они жили на Балканах. Узнав об ультиматуме, французы бросили свои военные корабли в Эгейское море, а английский посол уверил султана в том, что в случае войны Англия выступит против России. В мае султан отверг русский ультиматум; в ответ на это Николай I расторг с Турцией дипломатические отношения и ввел войска в Молдавию и Валахию. 22 июня по европейскому стилю войну России объявил в Лондоне Герцен, запустив станок своей «Вольной русской типографии». А 25 июня по православному календарю в день рождения Николая I митрополит Московский выступил в войне на стороне России:

– Слышим от благочестивейшего самодержца нашего во всенародный слух исшедшее слово, которым он, соединяя миролюбие с твердостью в правде, ограждает права и спокойствие православного христианства на востоке и особенно в Святых Местах святой земли. Не утешительно ли видеть его здесь на том пути, который пророчество предначертало царям благочестивым, – на пути царя охранителя и защитника Сиона Божия?

4 октября турецкий султан Абдул-Меджид объявил России войну, через пару недель вышел царский манифест «О войне с Оттоманскою Портою». Под селом Ольтеницей в Румынии произошло первое сражение с турками. Но все понимали, что война будет не только с Турцией, но и со всей Европой. И вскоре объединенный англо-французский флот вошел в пролив Босфор.

«Подлинно это может быть брань библейская, брань народа Божия с язычниками, – писал в эти дни святитель Филарет преподобному Антонию, – только, если бы мы менее заразились языческими обрядами Запада! – Господи, прости нас и защити славу Твоего имени пред языками!»

События войны за Ясли Господни поначалу развивались так, что приносили русским только радость. 12 ноября в битве при Ахалцихе войска генерала Андроникова разгромили вторгшуюся в Грузию армию Али-паши; 18 ноября – грандиозная победа! – на Синопском рейде адмирал Нахимов уничтожил весь турецкий флот и взял в плен вице-адмирала Осман-пашу; на другой день генерал-майор Бебутов разгромил турок под Башкадыкларом; а на Рождество Христово в Румынии у села Четати русские войска нанесли поражение восемнадцатитысячной турецкой армии. Англо-французская эскадра вошла в Черное море, тем самым уже нисколько не скрывая своих намерений воевать на стороне Турции.

Видя разворачивающиеся тревожные события, Московский Златоуст составил молитву, которая отныне читалась в Троице-Сергиевой Лавре при совершении особого молебствия о силе и славе русского оружия: «Христе Царю, велий по всей земли! В руце Твоей вси концы земли. Твое есть море, и Ты сотворил еси и. Ты владычествуеши державою морскою, смущение же волн его Ты укрощаеши, Твоя мышца с силою, да вознесется десница Твоя. Восстании на помощь нашу. Ты зриши сердца наши и помышления врагов наших. Мы ни против кого не враждовали, царь наш мирным словом желал дать мир Твоим святым местам и православным чтителям Твоего имени, но против нас восстали враги Твоего имени, и, что более неожиданно, именующиеся христианами явились друзьями врагов и мучителей христианства и, мирные с нами, ничем не оскорбленные нами, подвигли против нас ухищрения клеветы и, наконец, оружие на суше и море. Владычествующий державою морскою! Воздвигни руце Твои на гордыни их! Да вознегодует на них вода морская! Да супротив станет им дух силы! Сокруши оружие их, разруши единомыслие неправды! Аще же что согрешихом и мы пред Тобою (ибо кто жив будет и не согрешит?), покрый милосердием Твоим нам пред Тобою грехи, которые смиренно исповедуем пред Тобою. Помози нам, Боже, Спасе наш, славы ради имене Твоего, да не когда рекут языцы: где есть Бог их? Призри и на единоверных нам сынов Православного Востока, ныне тягчае прежнего под чужим игом страждущих безвинно, безоружных, мучимых и убиваемых от бесчувственных, неверных утеснителей, пред столь же бесчувственными взорами неправославного Запада. Помози, Господи, благочестивейшему царю нашему не только свое достояние защитить, но и братий наших за пределами Отечества нашего исторгнуть от сети смертныя и узы их растерзать».

В такие тревожные времена, как те, что нависли над Европой и Россией в самой середине XIX века, люди всегда склонны к мистицизму, желают знать ближайшее будущее и по дикости своей обращаются ко всякого рода прорицателям, гадалкам, ворожеям. А тогда, в пятидесятые годы, вспыхнуло ярким пламенем новое еретическое учение – спиритизм, основанный на признании способности общения людей с душами умерших с помощью гениев, наделенных особым даром и называемых медиумами. Какой простор распахнулся для всевозможных шарлатанов и жуликов!

Вера в то, что можно общаться с духами умерших – древнейшая в истории человечества. И вот теперь это первобытное верование вспыхнуло с прежней силой. Причем, в среде образованных людей, представителей высшего общества! В конце 1847 года спиритизм возник в Америке, которая к этому времени стала заявлять о себе, как о гнездилище всех современных ересей. Быстро перелетев через океан, спиритизм мгновенно распространился по Европе, охваченной новым революционным опьянением, которое всегда сопровождается помрачением ума. Во Франции ученик Песталоцци Ипполит Ривайль, взявший себе псевдоним Аллан Кардек, дал спиритизму оболочку некоей новой христианской доктрины: во вступлении к своей «Книге Духов» новый ересиарх заявил, что вводит термин спиритизм для обозначения своей доктрины, поскольку «новые понятия требуют новых названий». Развивая идеи Месмера, он начал изучать паранормальные явления, происходившие на спиритических сеансах, и взял на себя роль нового спасителя человечества, великого медиума и так далее. Разумеется, он стал сочинять собственное «священное писание» в виде диалогов с духами умерших и вскоре объявил о том, что создал «совершенно новую теорию существования человечества, его судьбы и предназначения». Согласно этой теории, люди после смерти испытывают новые воплощения в других телах и цепь этих перевоплощений продолжается до тех пор, покуда человек не достигнет высшего совершенства. После этого его душа поселяется на какой-либо из планет солнечной системы и там вкушает райские радости, время от времени отправляясь в путешествие на грешную землю, чтобы по возможности оказать помощь тем душам, которые еще далеки от совершенства.

Очень действенная жульническая уловка со стороны врага рода человеческого! Люди в большинстве своем слабы и если даже верят в Бога, то продолжают нарушать заповеди. Если по-настоящему верят, их пугает грядущая расплата за грехопадения. А тут приходит некто и с ученым видом, доказательно пропагандирует перевоплощения. Как хорошо! Моя душа еще не совершенна и мои грехи приведут лишь к тому, что она попадет после смерти в другое тело, а уж там мы начнем все заново и станем стремиться к совершенству и тем самым искупим грехи нынешней жизни. Фу-х, можно расслабиться, не переживать о том, что будет за гробовой доской. Можно даже и погрешить еще малость. Да что там малость, греши, все равно уж нагрешил в этой жизни! В следующей все исправим!

Во Франции спиритизм так сильно полюбился, что приверженцем новой ереси стал сам император Наполеон III. Из Франции спиритическая ересь перелетела в Англию и Германию, и вот уже – хоп! – она в России, и в лучших домах Москвы и Петербурга по вечерам собираются люди за круглыми столами, дабы войти в таинственное, страшноватое, но такое развлекательное общение с духами умерших. И медиум, – разумеется, хорошо оплачиваемый, – ведет их, адептов новой религии, к неизведанным «высшим» мирам…

Пройдет еще двадцать лет, прежде чем наука ответит ударом по спиритизму. В семидесятых годах XIX века по инициативе Дмитрия Ивановича Менделеева будет создана «Комиссия для изучения медиумических явлений», в которую войдут многие авторитетные ученые и которая вынесет приговор: «Спиритические явления происходят от бессознательных движений или сознательного обмана, а спиритическое учение есть суеверие».

В «Материалах для суждения о спиритизме» Менделеев окончательно разгромит спиритическую ересь с научной точки зрения.

Но это будет через двадцать лет, а пока первыми вступили в борьбу с ересью христианские деятели, и впереди всех – митрополит Московский Филарет. Он в 1853 году сочинил статью против столоверчения, которое ввиду начавшихся военных действий особенно приобрело огромное число приверженцев, и более всего в среде так называемого «высшего света», всегда готового ринуться от христианского благоразумия к самому постыдному и глупому невежеству и обману.

Что говорить, если даже такой умнейший человек как Владимир Иванович Даль увлекся спиритизмом и вызывал дух умершего Жуковского! Дабы удостовериться, что перед ним дух самого Василия Андреевича, Владимир Иванович задал ему вопрос, на которой мог только Жуковский ответить, и дух ответил. Приятель Даля, глубоко православный человек, Николай Михайлович Потулов, исследователь древнего богослужебного пения, узнав об этом, четко возразил Владимиру Ивановичу:

– Правильный ответ твоего «духа» лишь подтверждает способность врага рода человеческого выведывать наши секреты и принимать образы любимых нами людей, чтобы совратить нас с истинного пути.

Особенно ярым приверженцем спиритизма оказался другой неглупый человек, причем где – в славянофильской среде! – родной племянник Сергея Тимофеевича Аксакова Александр Николаевич.

Разумеется, что Церковь должна была первой дать отпор ереси. В Библии сказано: «Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии: не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего; будь непорочен пред Господом Богом твоим» (Втор. 18, 9—13). И, опираясь на эти слова, православные проповедники обличали ересь спиритизма, как внушенную людям злыми духами, предрекали, что занятия спиритизмом могут приводить к одержимости бесами, что и на самом деле нередко случалось. Полагая, что он общается с душами умерших, участник спиритического сеанса входит в сношение с бесами, являющимися в человеческом облике.

В своей обличительной статье митрополит Филарет писал: «О стологадании печально слышать, что многие, как дети на новую игрушку, бросались на оное, не подумав, что это за игрушка и чем кончиться может игра». Он призывал поддавшихся новому соблазну одуматься и осознать, «с кем имеют дело и от кого хотят узнать сокровенное». Он задавал вопрос: «Действительно ли стологадателям отвечают духи умерших, которых имена им объявляются, или имена сии употребляются ложно и под ними скрываются некие неизвестные?» И сам же отвечал на него: «В сем последнем случае сии неизвестные суть лжецы, приписывающие себе чужие имена; но ложь не принадлежит чистым существам; отец лжи есть диавол». Ниспровергатель новой ереси, пользуясь своею глубокой образованностью, ниспровергал и саму новизну ее: «Для тех, которые смотрят на стологадание как на новое открытие неизвестной доныне силы в природе и на сем, может быть, думают основать для себя законное право продолжить над нею исследования, небесполезно заметить, что их делу не принадлежит честь не только разумного, но и случайного открытия в природе: они только каким-то образом пробрались в область старого языческого суеверия. Тертуллиан в 23-й главе своей апологии христианства, обличая мечты языческой магии (magiae phantasmata) и приписывая их действию демонов, говорит: per quos et caprae et mensae divinare consueverunt: чрез них и козлы и столы обыкновенно производят гадания».

Прежде чем выпустить статью о стологадании отдельной брошюрой, святитель Филарет отправил ее своему личному цензору – наместнику Антонию, с припиской: «Слышите, думаю, о ворожбе столами. В Петербурге, в Париже и в Москве столы говорят, что чрез них говорят умершие. Посылаю Вам выписку из письма, которое мне случилось писать о том в Петербург. Скажите мне, как это Вам покажется и не годится ли, чтобы сделать сие известным для остережения могущих принять остережение. На сих днях мне попалась французская книга, в которой пишется, что в Америке стологадатели считаются многими тысячами и соединены в общества и что столы проповедуют преобразование христианства и государств так, как мудрецы 1848 года».