Текст книги "Московский Златоуст. Жизнь, свершения и проповеди святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского"

Вместе с тем им дается право выкупать усадебную их оседлость, а с согласия помещиков они могут приобретать в собственность полевые земли и другие угодья, отведенные им в постоянное пользование. С таковым приобретением в собственность определенного количества земли крестьяне освободятся от обязанностей к помещикам по выкупленной земле и вступят в решительное состояние свободных крестьян-собственников.

Особым положением о дворовых людях определяется для них переходное состояние, приспособленное к их занятиям и потребностям; по истечении двухлетнего срока от дня издания сего положения они получат полное освобождение и срочные льготы.

На сих главных началах составленными положениями определяется будущее устройство крестьян и дворовых людей, установляется порядок общественного крестьянского управления и указываются подробно даруемые крестьянам и дворовым людям права и возлагаемые на них обязанности в отношении к правительству и к помещикам.

Хотя же сии положения общие, местные и особые дополнительные правила для некоторых особых местностей, для имений мелкопоместных владельцев и для крестьян, работающих на помещичьих фабриках и заводах, по возможности приспособлены к местным хозяйственным потребностям и обычаям; впрочем, дабы сохранить обычный порядок там, где он представляет обоюдные выгоды, мы предоставляем помещикам делать с крестьянами добровольные соглашения и заключать условия о размере поземельного надела крестьян и о следующих за оный повинностях с соблюдением правил, постановленных для ограждения ненарушимости таковых договоров.

Как новое устройство, по неизбежной многосложности требуемых оным перемен, не может быть произведено вдруг, а потребуется для сего время, примерно не менее двух лет, то в течение сего времени, в отвращение замешательства и для соблюдения общественной и частной пользы, существующий доныне в помещичьих имениях порядок должен быть сохранен дотоле, когда, по совершении надлежащих приготовлений, открыт будет новый порядок.

Для правильного достижения сего мы признали за благо повелеть:

1. Открыть в каждой губернии губернское по крестьянским делам присутствие, которому вверяется высшее заведование делами крестьянских обществ, водворенных на помещичьих землях.

2. Для рассмотрения на местах недоразумений и споров, могущих возникнуть при исполнении новых положений, назначить в уездах мировых посредников и образовать из них уездные мировые съезды.

3. Затем образовать в помещичьих имениях мирские управления, для чего, оставляя сельские общества в нынешнем их составе, открыть в значительных селениях волостные управления, а мелкие сельские общества соединить под одно волостное управление.

3. Составить, поверить и утвердить по каждому сельскому обществу или имению уставную грамоту, в которой будет исчислено, на основании местного положения, количество земли, предоставляемой крестьянам в постоянное пользование, и размер повинностей, причитающихся с них в пользу помещика как за землю, так и за другие от него выгоды.

4. Сии уставные грамоты приводить в исполнение по мере утверждения их для каждого имения, а окончательно по всем имениям ввести в действие в течение двух лет со дня издания настоящего манифеста.

5. До истечения сего срока крестьянам и дворовым людям пребывать в прежнем повиновении помещикам и беспрекословно исполнять прежние их обязанности.

6. Помещикам сохранить наблюдение за порядком в их имениях, с правом суда и расправы, впредь до образования волостей и открытия волостных судов.

Обращая внимание на неизбежные трудности предприемлемого преобразования, мы первее всего возлагаем упование на всеблагое провидение Божие, покровительствующее России.

Засим полагаемся на доблестную о благе общем ревность благородного дворянского сословия, которому не можем не изъявить от нас и от всего Отечества заслуженной признательности за бескорыстное действование к осуществлению наших предначертаний. Россия не забудет, что оно добровольно, побуждаясь только уважением к достоинству человека и христианскою любовию к ближним, отказалось от упраздняемого ныне крепостного права и положило основание новой хозяйственной будущности крестьян. Ожидаем несомненно, что оно также благородно употребит дальнейшее тщание к приведению в исполнение новых положений в добром порядке, в духе мира и доброжелательства и что каждый владелец довершит в пределах своего имения великий гражданский подвиг всего сословия, устроив быт водворенных на его земле крестьян и его дворовых людей на выгодных для обеих сторон условиях и тем даст сельскому населению добрый пример и поощрение к точному и добросовестному исполнению государственных повинностей.

Имеющиеся в виду примеры щедрой попечительности владельцев о благе крестьян и признательности крестьян к благодетельной попечительности владельцев утверждают нашу надежду, что взаимными добровольными соглашениями разрешится большая часть затруднений, неизбежных в некоторых случаях применения общих правил к разнообразным обстоятельствам отдельных имений, и что сим способом облегчится переход от старого порядка к новому и на будущее время упрочится взаимное доверие, доброе согласие и единодушное стремление к общей пользе.

Для удобнейшего же приведения в действие тех соглашений между владельцами и крестьянами, по которым сии будут приобретать в собственность вместе с усадьбами и полевые угодья, от правительства будут оказаны пособия, на основании особых правил, выдачею ссуд и переводом лежащих на имениях долгов.

Полагаемся на здравый смысл нашего народа. Когда мысль правительства об упразднении крепостного права распространилась между не приготовленными к ней крестьянами, возникали было частные недоразумения. Некоторые думали о свободе и забывали об обязанностях. Но общий здравый смысл не поколебался в том убеждении, что и по естественному рассуждению свободно пользующийся благами общества взаимно должен служить благу общества исполнением некоторых обязанностей, и по закону христианскому всякая душа должна повиноваться властям предержащим (Рим. 13, 1), воздавать всем должное, и, в особенности, кому должно, урок, дань, страх, честь; что законно приобретенные помещиками права не могут быть взяты от них без приличного вознаграждения или добровольной уступки; что было бы противно всякой справедливости пользоваться от помещиков землею и не нести за сие соответственной повинности.

И теперь с надеждою ожидаем, что крепостные люди при открывающейся для них новой будущности поймут и с благодарностию примут важное пожертвование, сделанное благородным дворянством для улучшения их быта.

Они вразумятся, что, получая для себя более твердое основание собственности и большую свободу располагать своим хозяйством, они становятся обязанными пред обществом и пред самими собою благотворность нового закона дополнить верным, благонамеренным и прилежным употреблением в дело дарованных им прав. Самый благотворный закон не может людей сделать благополучными, если они не потрудятся сами устроить свое благополучие под покровительством закона. Довольство приобретается и увеличивается не иначе как неослабным трудом, благоразумным употреблением сил и средств, строгою бережливостию и вообще честною в страхе Божием жизнию.

Исполнители приготовительных действий к новому устройству крестьянского быта и самого введения в сие устройство употребят бдительное попечение, чтобы сие совершалось правильным, спокойным движением, с наблюдением удобности времени, дабы внимание земледельцев не было отвлечено от их необходимых земледельческих занятий. Пусть они тщательно возделывают землю и собирают плоды ее, чтобы потом из хорошо наполненной житницы взять семена для посева на земле постоянного пользования или на земле, приобретенной в собственность.

Осени себя крестным знамением, православный народ и призови с нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного.

Дан в Санкт-Петербурге, в девятнадцатый день февраля, в лето от Рождества Христова тысяча восемьсот шестьдесят первое, царствования же нашего в седьмое.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:

АЛЕКСАНДР

Таков сей памятник манифестного искусства, написанный Самариным и Милютиным, переписанный митрополитом Филаретом и подписанный императором Александром Николаевичем.

Реформа 1861 года, как известно, вызвала ряд крестьянских выступлений по всей России. Хочется верить в то, что участие лучших умов государства, включая митрополита Филарета, в выработке документов реформы содействовало более мягкому прохождению вводимых государством изменений.

Свое отношение к происшедшему сам Московский Златоуст выразил в возвышенной приветственной речи царю 18 мая 1861 года, обращаясь к Александру в преддверии Успенского собора:

– Благочестивейший Государь! Приветствуем тебя в седьмое лето твоего царствования. У древнего народа Божия седьмое лето было летом законного отпущения из рабства (Исх. 21, 2). У нас не было рабства, в полном значении сего слова: была однако крепкая наследственная зависимость части народа от частных владельцев. С наступлением твоего седьмого лета ты изрек отпущение. Обыкновеннее сильные земли любят искать удовольствия и славы в том, чтобы покорить и наложить иго. Твое желание и утешение – облегчить твоему народу древние бремена и возвысить меру свободы, огражденной законом. Сочувствовало тебе сословие благородных владельцев; и в добровольную жертву сему сочувствию принесло значительную часть своих прав. И вот более двадцати миллионов душ обязаны тебе благодарностью за новые права, за новую долю свободы. Молим Бога, чтобы добрый дар был разумно употреблен; чтобы ревность к общему благу, справедливость и доброжелательство готовы были всюду для разрешения затруднений, иногда неизбежных при новости дела; чтобы получившие новые права из благодарности порадели уступившим древние права, чтобы приятная мысль о труде свободном сделала труд более прилежным и производительным, к умножению частного и общего благоденствия; да будет твоя к твоему народу любовь увенчана неувядающею радостью под осенением Провидения, благодатно простираемым, вместе с тобою, над совенчанною тебе твоею супругою и твоими благословенными чадами.

Со дня опубликования манифеста прошло почти три месяца. За это время случилось лишь одно сильное волнение – в селе Бездна Казанской губернии. Там молодой грамотный крестьянин Антон Петров вдруг решил сделаться главой восстания и заявил, будто он читал подлинный текст царского манифеста, в котором говорится о полной и безграничной воле крестьян и об их праве не выполнять никаких распоряжений помещиков. Он утверждал, что помещики и чиновники скрыли от народа подлинный текст манифеста, заменив его собственным. Крестьяне стали требовать оглашения «настоящей воли», взбунтовались; бунт, охвативший несколько уездов Казанской губернии, пришлось подавлять силой, и в итоге девяносто человек были убиты и умерли от ран, более трех с половиной сотен ранены. В числе погибших оказался и сам Антон Петров. Герцен в Лондоне зазвонил в свой «Колокол»: «О, если б слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской!.. как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобой петербургским синодом и немецким царем… Ты ненавидишь помещика, ненавидишь подьячего, боишься их – и совершенно прав; но веришь еще в царя и архиерея… не верь им. Царь с ними и они его. Его ты видишь теперь, ты, отец убитого юноши в Бездне, ты, сын убитого отца в Пензе… Твои пастыри – темные, как ты, бедные, как ты… Таков был пострадавший за тебя в Казани иной Антоний (не епископ Антоний, а Антон безднинский)… Тела твоих святителей не сделают сорока восьми чудес, молитва к ним не вылечит от зубной боли; но живая память об них может совершить одно чудо – твое освобождение». Все русские либералы пророчествовали о новой пугачевщине, ждали и призывали ее, но всероссийского бунта не произошло, и теперь можно было спокойнее говорить о пользе проводимой реформы и менее опасаться потрясений.

21 мая 1861 года митрополиту Филарету была всемилостивейше пожалована золотая медаль, установленная за труды по крестьянскому делу. На аверсе этой награды изображен профиль Александра II, над ним надпись «Благодарю», под ним число «19 февраля 1861 года», на реверсе надпись «За труды по освобождению крестьян». Носилась она на Александровской ленте, золотых медалей было отчеканено две с половиной сотни, серебряных – полторы тысячи, но награжденных было меньше, чем медалей. А 6 июня император пожаловал владыке наперсный крест, украшенный драгоценными камнями, тем самым еще более подчеркнув заслуги московского митрополита в подготовке крестьянских преобразований.

К лету святитель Филарет уже гораздо меньше заботился о проводимых в стране реформах. С июля он много внимания уделял предстоящему прославлению святителя Тихона Задонского, изучал многие материалы, подготовленные к его канонизации, редактировал присланное ему житие святителя и службу, сократил один из двух тропарей. 13 августа произошло прославление святителя Тихона. Владыку Филарета приглашали, но он снова болел и не в состоянии был никуда ехать из Москвы. Митрополит Новгородский и Петербургский Исидор (Никольский) присутствовал при этом событии и, приехав в Москву, подробно рассказал святителю Филарету, о чем тот в свою очередь писал Антонию: «Утешительно было сказание владыки об открытии мощей святителя Тихона. Когда на всенощной пред величанием открыли раку, в переполненной народом церкви сделалась такая тишина благоговения, что летящую муху можно было бы слышать. Много было исцелений. – Да помолится святитель об исцелении России». И в другом письме: «Он сказывал, что были получившие зрение, даже слепые от рождения, и получившие слово. Одного скорченного так, что ноги приведены были к затылку, когда приложили к святым мощам, он распрямился и стал на ноги».

Новый петербургский архиерей Исидор, ровесник Пушкина, был на семнадцать лет моложе святителя Филарета и весьма почитал его, во всем стараясь быть подобным Московскому Златоусту. Господь воздал за это – Исидор прожил долгую и счастливую жизнь, скончался в возрасте девяноста двух лет и возглавлял петербургскую кафедру тридцать два года.

Лето 1861 года вновь было засушливым и необычно жарким, и митрополит Московский неожиданно открыл для себя напиток, приносивший ему и прибавление сил и утоление жажды – пиво. Он даже написал об этом своему духовнику и получил от преподобного Антония благословение. «Благодарю и за пиво, хотя это и стыдно, – написал святитель Филарет в Лавру. – Мне приходило на мысль попросить у Вас немного, потому что оно мне казалось по вкусу и по требованию природы; но посовестился прибавлять еще прихоть ко многим моим прихотям. Теперь буду употреблять, как полученное с благословением».

Близился закат его жизни. Он уже редко сам читал свои проповеди, чаще посылал кого-либо, кто прочитал бы написанное им. Самое время уйти бы на покой, поселиться в Гефсиманском скиту и в уединении и покое ждать непостыдной и мирной кончины живота своего. Но сил еще хватало на очень многое, и он оставался при своих делах, по-прежнему много переписывался, вникал во все дела, был в курсе всех внешнеполитических и внутренних событий, много, очень много читал, видел, как все хуже и хуже печатаемое в России: «Если хотя за один год взять все худое из светских журналов и соединить, то будет такой смрад, против которого трудно найти довольно ладана, чтобы заглушить оный. Надобно по частям взять нездравое и предлагать врачевство. Говорю о сем собратиям, но язык нововводителей скорее движется, нежели язык охранителей». Реакционностью святителя Филарета и таких, как он, еще держалось здание миропорядка, человеколюбия, целомудренности, чести и величия России. Он уповал на цензуру, что она еще какое-то время будет сдерживать поток безумства, бесчиния и беспорядка, который с каждым годом становился все сильнее. «В Отечестве нашем, – писал митрополит Филарет обер-прокурору Толстому, – существует цензура, – учреждение, в котором есть доброта, какой нет в неограниченной свободе книгопечатания. При отсутствии цензуры вредная книга издается и производит вред в обществе; потом ее сочинитель и издатель страдают от суда. При разумной и благонамеренной цензуре вредная книга не допускается до издания и, следовательно, не допускается до общества вред, а сочинитель безопасен от суда и наказания».

Цензура была введена в России с распространением книгопечатания еще в 1720 году Петром I. В XIX веке существовало входившее в Министерство народного просвещения Главное управление цензуры. Александр II, продолжая свои реформы, упразднил его, передав функции цензуры в Министерство внутренних дел.

Новшеств при Александре II было много. Какие-то огорчали святителя Филарета, другие – радовали. Не могла не тревожить идея передачи сельских школ из ведомства духовной власти в ведомство власти светской, проводимая новым министром просвещения Александром Васильевичем Головниным, сыном знаменитого флотоводца. А вот сокращение церковной службы за счет перечисления всего царствующего дома он одобрил. Это, собственно говоря, была и его идея, ее он высказывал предыдущим государям. «В древних изданиях греческих в великой ектении сказано только: о благочестивейших и богохранимых царех наших. Не предписано даже имя царя произносить. А о царском семействе и намека нет».

Ослабление государственных строгостей давало и добрые плоды и худые. Всюду безбожники поднимали голову. В Петербурге толпа молодых озорников ввалилась в церковь, выкрала священный сосуд для причастия и распивала из него шампанское. Образовалось общество «Земля и воля», поставившее себе целью все неудачи, которые потерпит крестьянская реформа, использовать для пропаганды революции. В Москве, у самых стен Кремля, революционеры навзрыд кричали о страданиях народа и о том, что церковники жиреют, указывали на обилие золота в храмах, призывали не ходить в церковь, а если и ходить, то чтобы бить попов и забирать себе церковные драгоценности. Тревожась о будущем России и Церкви, митрополит Филарет узнавал о все новых и новых случаях подобных умопомрачений.

В феврале 1862 года граф Александр Петрович Толстой ушел с поста обер-прокурора Святейшего Синода. Новым руководителем Русской Православной Церкви стал сорокапятилетний Алексей Петрович Ахматов. По его просьбе святитель Филарет написал подробнейшую записку о состоянии церковной собственности в настоящий момент. Новый обер-прокурор в большей степени являлся единомышленником митрополита Филарета, в том числе и в отношении переводов Библии, и владыка писал о нем, что он «подает благую надежду, что будет пещися о благе Церкви в ее соприкосновении с государством».

В конце мая 1862 года в Петербурге случился один из самых страшных пожаров за историю города. Огонь пожирал один квартал за другим. Десятки тысяч пострадавших, небывалый ущерб. Святитель Филарет организовал сбор средств от Московской епархии в пользу погорельцев. Было собрано более десяти тысяч рублей и за это он получил благодарность от царицы.

26 декабря 1862 года владыке Филарету исполнилось восемьдесят лет. И вновь нигде никаких упоминаний о юбилее. О чем же он пишет в эти юбилейные дни, скажем, своему неизменному и почти ежедневному адресату архимандриту Антонию? «Представление о водопроводе я утвердил. Но еще прошу тщательно осмотреться. Я посылал на Сухареву башню смотреть тамошнее водохранилище. По углам палаты есть сырость; а весной и осенью, говорят, и все стены покрываются водою. Красная башня не так толста стенами, как Сухарева: не будет ли больше сыра? И не будет ли промерзать и вода в ней замерзать?» Это – одно из многочисленных указаний по поводу хозяйственных дел Троице-Сергиевой Лавры, которую он, любя безмерно, продолжал и продолжал обустраивать вместе со своим другом и духовником. Письма святителя Филарета преподобному Антонию на треть заполнены подобными указаниями. «Писали Вы о печи для Троицкого собора. Под северным притвором, кажется, менее удобно устроить ее, нежели под южным углом трапезы, где, кажется, она и теперь. Здесь есть готовое место и вход. Может быть, нужно будет только углубиться в землю». «Нельзя ли теперь положить трубу, которая вела бы воду к Успенскому колодезю, не давая ей разливаться к собору? Воду другого худого пруда желательно было бы, сколько можно, истребить». «Дома, которые внутри границы лаврской площади, должны быть снесены; или, если их владельцы хотят некоторое время жить на том же месте, то должны землю под ними взять у Лавры по контракту на аренду на срок». И так далее, и тому подобное. Живя в Москве, святитель всегда знал, что там и как в обители аввы Сергия. Душой он был там и всегда сетовал на невозможность приехать: «Очень желаю в Лавру, но трудно освободиться от уз дел. Для ежедневных едва достает времени, а нужно разобрать многие, вступившие прежде».

Он вообще не был равнодушен ко всему устроению мира, не только в его основных составляющих, но и в разного рода вещах, кажущихся иному мелочами. К примеру, терпеть не мог не только сам театр, но и рукоплескания – свойственный театру способ выражения удовольствия, одобрения или восторга. Аплодисменты, известные еще в Древнем Риме, вошли в моду в России лишь в конце XVIII века. Во времена Филарета рукоплескали исключительно в театрах и очень редко в аудиториях – часто выступающий ученый или политик мог оскорбиться: «Я вам не актер!» Однажды владыка Филарет разрешил лучшим певчим участвовать в светских концертах, исполняя духовное пение, но узнав, что им при этом рукоплещут, в дальнейшем запретил подобное участие певчих в концертах.

Приходилось ему бороться и с такими «мелочами», как изображение Христа и Богородицы, а также Ангелов или креста Господня на табакерках. Ведь кощунство? Кощунство.

И уж, конечно же, он был дотошен в вопросах церковного устроения, следил, чтобы все совершалось безукоризненно. Давал, к примеру, указания о том, чтобы во время причастия держащий пелену (платок, которым утирают губы причастнику) следил, чтобы причастник проглотил причастие прежде, нежели отойдет от пелены. Многим причастникам знакомо чувство, когда хочется некоторое время с благоговением подержать святыню во рту, прежде чем проглотить. А это неправильно, ибо причастие – не еда. Кроме того, безверие продолжало распространяться и бывали случаи, когда богохульники выплевывали святые дары, едва отойдя от храма, а то и от чаши! Если причастие или хотя бы малая его доля упадет на пол, Филарет предписывал вынуть из пола камень и погрузить его на дно реки там, «где не будет попирать его никакая нога».

Пришлось ему участвовать в антиправительственном выступлении против намерения ввести в пользу Церкви налог на вино. Митрополит горячо доказывал, «что неприлично такой грязный доход назначать в пользу Церкви. И подлинно это походит на цену песию, которую запрещено было приносить в дом Божий. Притом государство само так нуждается, что уже начинает жить на счет Церкви, как показывает налог на церковные дома и земли. Пусть бы оно для себя увеличило цену пьянства».

В Москве создалось Общество любителей духовного просвещения – организация, которая в дальнейшем сделала очень многое для изучения православной культуры, церковного искусства и быта. Митрополита Филарета избрали попечителем. Понимая, что у него не будет ни сил, ни времени заниматься еще и этим предприятием, он, все же, не отказался от попечительства: «Что скажу в ответ на сие избрание? – Уже не время мне обещать вам удовлетворительную в отношении к вашему Обществу деятельность; и потому, может быть, справедливо было бы отказаться от вашего избрания. Однако не отказываюсь потому, что не могу по сердцу оставаться в отношении к вам чуждым. По мере сил и возможности будем пещись об общем деле и друг о друге».

Внимательнейшим образом до конца жизни святитель Филарет следил за всеми историческими событиями, современником коих ему довелось быть. В январе 1863 года снова вспыхнуло восстание в Польше. Владыка Филарет в Москве жадно изучал все поступавшие новости: «Горьки, если верны, польские вести». Поводов к возмущению не было. Начало очередного рекрутского набора и массовое уклонение от него поляков стало не поводом, а сигналом к восстанию, которое подготавливалось уже давно, и на протяжении нескольких лет русские получали письма с угрозами, срывались вывески на русском языке, чудовищно осквернялись православные кладбища, а главное, тайно готовилась программа вооруженных действий. Причина оставалась все та же – нежелание большинства поляков жить в составе Российской империи при нежелании русского правительства дать независимость стране, где продолжали мечтать о возврате русских земель, некогда принадлежавших Речи Посполитой.

Встал вопрос о поддержке политики России в Польше со стороны духовенства. Неожиданно святитель Филарет выступил против подобных официальных заявлений, ссылаясь на то, что даже в тех странах, где Церковь более сближена с государством, и то не делается ничего подобного. «Трудно слову церковному вступить в политическую сферу, не соступя с поприща духовного, – писал святитель Филарет преподобному Антонию в самый разгар польского восстания. – Но, вступивши на сей путь однажды, окажется некоторая необходимость продолжить идти по нем, и могут даже повлечь, куда неудобно следовать. В войну 1806 или 1807 годов Св. Синод, думая сильно поддержать правительство, назвал Наполеона антихристом; а потом с антихристом заключили мир. Адрес Св. Синода был бы выступ из ряда, потому что и Государственный Совет и Сенат не пишут адресов». Однако в личной переписке святитель Филарет полностью поддержал императора в польском вопросе. А 8 августа 1863 года, встречая Александра II у входа в Успенский собор Кремля, Московский Златоуст обратился к нему с речью, которую любой либерал и сторонник Польши имеет полное право назвать самодержавно-реакционной, а то и милитаристской:

– Благочестивейший государь! Пред лицем Бога мира (Евр. 13, 20) тебя приветствуя, по долгу и по сердцу, призываем свыше мир твоему духу, озабоченному царственными попечениями, твоему дому и твоему царству. Но Бог мира именует Себя также Богом воинств и Богом народа, усвоенного ему верою. Мир твоего народа нарушен нестроениями, происходящими на одном из пределов твоего великого царства, в малом народе, который уже не однажды был осужден за его нестроения, который существует в качестве царства только по милости твоих предшественников и который за твои умноженные к нему милости воздает неблагодарностью, мятежом, крамолами. И, что всего неожиданнее, из некоторых стран, даже несопредельных нам, слышится голос, будто для их спокойствия это гнездо беспокойств надобно укрепить и расширить. Оскорблена твоя правда и благость! Оскорблено достоинство России! Любовь к Отечеству, верность престолу могут ли при сем быть равнодушны? И потому дух сынов России воздвигается и отовсюду взывает к тебе, представляя готовность всего народа на защиту правды. Дух сынов веры воздвигается и взывает к Богу православной России, к Богу правды, да изведет, яко свет, правду твою и России, и судьбу твою с нею…

Польское восстание продолжалось более года, к маю 1864 года оно было подавлено. Вопреки ожиданиям руководителей мятежа, ни одно европейское государство не поддержало их. В итоге Польша лишилась главных атрибутов автономии, строгости были наведены такие, каких не было и при Николае I. Началась русификация, в людных местах запрещалось говорить по-польски, шляхта не имела права устраивать сборища даже по поводу семейных праздников. Тысячи причастных к восстанию поляков были сосланы в Сибирь, где появились целые польские поселения. Из таких семей переселенцев выйдут Дмитрий Шостакович и Александр Грин.

Зато польское крестьянство, которое в своей основной массе не поддержало мятежников, получило гораздо больше прав в соответствии с продолжавшейся реформой, нежели крестьянство на всей остальной территории Российской империи.

Известия о польских событиях святитель Филарет получал, можно сказать, из первых рук – от своего старого друга Андрея Николаевича Муравьева, ведь тот был родным братом генерала Михаила Николаевича Муравьева-Виленского, непосредственно руководившего подавлением мятежа в Польше. Европейская печать прозвала его людоедом. Удивительно, но к мнению европейцев присоединился внук великого Суворова тогдашний петербургский военный генерал-губернатор светлейший князь! Он не только назвал Муравьева-Виленского людоедом, но и приказал не устраивать никаких почестей Михаилу Николаевичу при его приезде в Петербург. Даже около дома «душителя польских свобод» были выставлены полицейские, чтобы те не пускали кого-либо с подарками и приветствиями. Тем не менее, как отметил в одном из своих писем владыка Филарет, «Михаил Николаевич приехал в Петербург больной и гвардейскими офицерами, с восклицаниями «Ура!» вынесен из вагона на стуле, вопреки запрещению петербургского генерал-губернатора, который также запретил купцам поднести хлеб-соль и к дому Михаила Николаевича послал городских служителей, чтобы не собрался народ встретить его. Не скажете ли: невероятно?»

Таким же жгучим реакционером, как возмущенный сим фактом святитель Филарет, оставался и Федор Иванович Тютчев, написавший внуку Суворова стихотворный памфлет:

 
Гуманный внук воинственного деда,
Простите нам, наш симпатичный князь,
Что русского честим мы людоеда,
Мы, русские, Европы не спросясь!..
 
 
Как извинить пред вами эту смелость?
Как оправдать сочувствие к тому,
Кто отстоял и спас России целость,
Всем жертвуя призванью своему
 
 
Кто всю ответственность, весь труд и бремя
Взял на себя в отчаянной борьбе —
И бедное, замученное племя,
Воздвигнув к жизни, вынес на себе?..
 
 
Кто, избранный для всех крамол мишенью,
Стал и стоит, спокоен, невредим —
Назло врагам – их лжи и озлобленью,
Назло – увы – и пошлостям родным.
 
 
Так будь и нам позорною уликой
Письмо к нему от нас, его друзей!
Но нам сдается, князь, ваш дед великий
Его скрепил бы подписью своей.
 

Не зря, не зря советский агитпроп вычеркивал Тютчева из школьных учебников! Тот еще был защитник самодержавия Федор Иванович!

Пленение Шамиля и покорение Кавказа, усмирение Польши… Теперь Александр II приступил к завоеванию Средней Азии, отряды генерала Михаила Григорьевича Черняева выступили против Кокандского ханства.