Текст книги "Московский Златоуст. Жизнь, свершения и проповеди святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского"

В ноябре записка о столоверчении попала в Петербург и была не только прочитана при дворе, но и вызвала большую поддержку. Слава Богу, государь и государыня, а также и все их семейство не впали в модную ересь, оставаясь верными христианами. А статья святителя Филарета вскоре вышла отдельной брошюрой, или, как он сам выражался, «печатной тетрадкой». И вот уже приходили письма о том, что многие, прочитав наставление Московского Златоуста, вразумились и отреклись от ереси. Но и после этого святитель старался узнавать все, что было о спиритизме, боролся с ним. Он выявил происхождение стологадания от американской секты мормонов.

Франкфуртский раввин Левисон, перебравшись в Петербург, принял Православие под именем Василий Андреевич, крестным отцом у него был Андрей Николаевич Муравьев; но с появлением спиритизма сей Василий Андреевич пламенно проникся ересью и, как с возмущением выразился святитель Филарет, «написал статью о столах, в которой говорит о путешествии душ из тела с звезды на звезду на магнитной нити нервного духа». «Дух прелести дышит сильно!»

К появлению фотографии добрый владыка Филарет поначалу отнесся как к чему-то, что сродни спиритизму, и решительно отказывался фотографироваться. Андрей Николаевич Муравьев уговаривал его согласиться, чтобы был сделан дагеротипный портрет, но святитель назвал такой портрет адским. О фотографировании отозвался следующим образом: «В какое-то необычайное раздражение приводят материю, чтобы она от падения обыкновенных лучей света от предмета страдала и принимала напечатление».

Внимательнейшим образом он следил за всем, что происходит в мире, а особенно – за событиями войны. В ноябре 1853 года турки овладели фортом святителя Николая. Генерал Алексей Петрович Ермолов не жалел об этой крепостице, давно обветшавшей и, по его мнению, не достойной оплакивания. Святитель Филарет отнесся к этому иначе: «Жаль, что и такое великое имя положено на вещь, теперь попираемую неверными». Его тревожило развитие событий. Он и без всяких там ложных духов и столоверчений предвидел, что разворачивается крупная война, начало которой князь Михаил Семенович Воронцов уже сравнивал с началом Отечественной войны 1812 года.

Из казны Чудова и Перервинского монастырей, а также Троице-Сергиевой Лавры на укрепление русской армии митрополит Московский распорядился выделить большую сумму – пятьдесят тысяч рублей золотом. 10 января 1854 года святителю Филарету была объявлена высочайшая благодарность и благодарность Святейшего Синода – за это пожертвование и за труды, понесенные в деле обращения Рогожских раскольников.

В то же время его беспокоило, что многие полководцы, идя в бой, не имеют в сердце такого же христианского воодушевления, каким обладали непобедимые Суворов и Ушаков. «Жаль, конечно, – писал он, – что военачальники в самонадеянии думают найти силу, а не в надежде на Бога». Его обрадовало известие о том, что перед Синопским сражением Павел Степанович Нахимов приказал на всех своих кораблях провести молебен, а затем всему флоту дал пароль: «Бог и слава!», и победил. «Хотя и славу не забыл, – ворчал владыка Филарет, – но, слава Богу, что воспомянул и Бога; и вот ему дано истребить турецкий флот. Примечательно, что когда от взрываемых турецких судов горящий материал падал на город и зажигал его, и, следственно, уже не искусство производило пожар, горел весь турецкий город, а христианская часть осталась цела».

Для возбуждения христианского чувства в воинах святитель Филарет лично присутствовал при отправке подразделений из Москвы на театр военных действий, совершал молебны о славе русского оружия, окроплял водой полки, обходя строй за строем, чтобы ни один воин не остался не окропленным.

О том, как тонко святитель Филарет разбирался в международной политике, например, во взаимоотношениях королевы Виктории с тогдашним министром внутренних дел виконтом Палмерстоном, свидетельствует отрывок из его письма к Антонию от 14 декабря 1853 года: «После истребления турецкой эскадры все английские газеты возопили против России. Говорят, королева требовала от министров дознания, отчего это, когда Россия в союзе с Англиею и ничем не оскорбляет Англии. По дознании оказалось, что это по возбуждению от лорда Палмерстона. Королева, говорят, поблагодарила его за службу и сказала, что не имеет в ней больше нужды. Теперь пишут, что он выходит из министерства, якобы по несогласию с прочими министрами относительно парламентской реформы. Если это правда, да спасет Бог королеву. Но можно опасаться, что Палмерстон составит сильную оппозицию и низвергнет нынешнее министерство; и тогда могут быть последняя горше первых». Все подтвердилось точь-в-точь. Палмерстон вскоре сверг правительство Абердина и сам стал премьер-министром. Именно благодаря неутомимым действиям этого человека Англия от умеренно-враждебной политики в отношении к России перешла к резко-враждебной.

Новый 1854 год начался с прекращения политических отношений России с Англией и Францией, которые объявили ультиматум, требуя выведения русских войск из Молдавии и Валахии, и заключили военный союз с Турцией. В ответ войска Ивана Федоровича Паскевича форсировали Дунай и начали военные действия в его устье, стремясь освободить западное побережье Черного моря от турок. Реакция европейцев не заставила себя ждать долго – 15 марта войну России объявила Англия, а на следующий день и Франция. Но если бы только Англия да Франция! «Мир все не дается нам, а война все злее смотрит, – писал митрополит Филарет. – Одна Голландия сказала, что она остается в прежнем союзе со всеми. Прочие почти все государства пересылаются тайными посольствами, как будто заговор составляют».

Императору приснился во сне старец в иноческой, но белой одежде, который спросил:

– Для чего война?

– На защиту христиан, – ответил Николай Павлович. Услышав ответ, старец благословил его крестом.

Вскоре государя ждал удар – Пруссия и Австрия подписали с Англией и Францией протокол о единомыслии, тем самым узаконив единство Европы в борьбе против России. И это после того, как русский царь спас Австрию и Пруссию от революции, заслужив навсегда ненависть венгров, которые и по сей день поминают нам гибель прекрасного Петефи!

Царь еще ждал, что европейцы одумаются, не спешил объявлять ответную войну и лишь в праздник Пасхи 30 марта вышел его манифест «О войне с Англией и Франциею». Через десять дней англо-французская эскадра подошла к Одессе и провела мощную бомбардировку, но высадиться десант не смог. Началась основательная подготовка к высадке десанта в Крыму. Английские корабли подвергли бомбардировке Соловецкий монастырь и Петропавловск-Камчатский. Но ни там, ни там им не удалось высадиться на берег и развернуть боевые действия, – и там, и там враги ушли восвояси несолоно хлебавши.

В день рождения императора в Успенском соборе Кремля митрополит Московский произнес речь, в начале которой говорилось:

– Чему время ныне? И ныне время благодарить Бога за победы на суше и на море: но сии победы еще не завоевывают нам мира, и даже некоторые из них бесстыдными лжеумствованиями обращены в предлог к умножению нам врагов. Посему, ныне время особенно взирать на твердость царя нашего в правде пред возрастающим числом врагов. Изъявив решимость оградить спокойствие Православия на востоке, по возможности без нарушения мира, он никому не объявил войны, хотя и вызывали к тому поступки не только открывающихся врагов, но и мнимых миротворцев. Но когда враги христианства объявили России войну, наш царь принял ее с упованием на Бога. И когда две христианские державы, которых ничем не обидела Россия и которые в посторонней для них распре признавали Россию правою, сверх ожидания, объявили ей войну, наш царь не колебался принять и сию войну с упованием на Бога. Мысль о подвиге за правду он поставил выше мысли о возрастающем числе врагов.

Летом 1854 года русские войска продолжали одерживать победы над турками, взяли важную крепость Баязет в Закавказье. Севастополь, ставший к тому времени главной базой русского флота на Черном море, не был еще в сознании наших соотечественников тем, чем он стал ныне. Его имя не успело засиять славой, застонать болью в русском сердце. Именно после обороны города во время Крымской войны он стал для нас – Севастополем. Враг стремился к овладению городом, поскольку здесь располагалась самая лучшая акватория на всем море. Здесь удобнее всего было держать крупную флотилию. Союзники разработали план обоюдного штурма города и с суши, и с моря. Для наступления с суши необходимо было высадиться где-то севернее. Выбрали другой порт – Евпаторию.

Армаду противника составляли пароходы, огромные двухпалубные и трехпалубные парусные линейные корабли, бриги, корветы, фрегаты, большие, средние и малые транспорты. Везли они семьдесят тысяч полевых войск с расчетом по тысяче артиллеристов на восемь тысяч пехоты. Один только английский океанский пароход «Гималая» мог везти два полка пехоты с артиллерией и обозом. При артиллеристах на кораблях флотилии находились в огромном количестве осадные орудия, туры, пушки и мортиры, а также бесчисленное множество снарядов к ним. Вместе с английскими и французскими войсками двигались остатки турецкого флота и корабли Египта. Впрочем, и турки, и египтяне, по свидетельствам европейцев, имели вид весьма затрапезный. Да и в предстоящей войне им отведена была роль прислуги.

Во главе французских войск стояли генералы Канробер и Сент-Арно, оба прославившиеся неслыханной жестокостью во время подавления Парижского восстания 1852 года, когда они приказывали стрелять не только по баррикадам, а просто по толпам прохожих, по подъездам и балконам, по паркам и скверам, дабы напрочь запугать парижан. Бывший актер Сент-Арно страдал неизлечимой болезнью желудка, изо рта у него исторгался адский смрад, он знал, что дни его сочтены и люто ненавидел все человечество, желая спровадить на тот свет как можно больше двуногих тварей, прежде, чем он сам туда отправится.

До подавления Парижского восстания Канробер и Сент-Арно отличились в Алжире, где еще беспощаднее истребляли целые деревни арабов. От них пошла ненависть алжирцев к французам, не иссякшая до наших дней. Теперь Луи Бонапарт надеялся, что оба эти головореза достойно отомстят России за взятие Александром I Парижа в 1814 году.

Главнокомандующие английскими войсками также пылали ненавистью к русским по той же причине, хотя и в другом ракурсе. Дело в том, что генералы Раглан и Броун оба были адъютантами и учениками Веллингтона, причем, первый потерял при Ватерлоо правую руку. Они привыкли всюду твердить, что именно Англия в свое время свернула башку Наполеону. Но взятие русскими Парижа оставалось как бревно в глазу у каждого из них. Как ни крути, а столицу Бонапарта взяли эти дикари. Нужно было доказать восточным варварам, кто в мире хозяин!

Выброска войск союзников в Евпатории 15 сентября 1854 года являлась наикрупнейшей десантной операцией на протяжении девяноста лет, и лишь открытие «второго фронта» в 1944 году побило мировой рекорд, поставленные англичанами и французами в Крыму. По свидетельствам очевидцев, к берегам Евпатории подошел не просто военно-морской флот, а настоящий плавучий город, в котором домами являлись грозные корабли. На берег высадилось семьдесят тысяч солдат и офицеров, да около тридцати тысяч человек всевозможной обслуги.

Евпаторская операция 1854 года оказалась совершенно безобидной для союзников. Ведущий британский журналист Рассел поспешил отправить в лондонскую газету «Таймс» бравую депешу о том, что войну уже можно считать выигранной, поскольку русские корабли так и не осмелились атаковать на море, а русские войска при одном только приближении англо-французской армады к берегам Крыма бросились врассыпную, не произведя ни единого выстрела.

На самом деле основная сила русских была в это время сосредоточена гораздо южнее, в долине реки Альмы, на полпути от Евпатории до Севастополя. Командовал войсками генерал-адъютант Александр Меншиков, правнук знаменитого генералиссимуса, птенца гнезда Петрова. Меншиков еще в июне наметил Евпаторию как наиболее возможный участок высадки вражьего десанта. Позицию на Альме он считал превосходной для успешного оборонительно-наступательного боя. То, что он не встречал врагов на месте высадки десанта, а стал ожидать их в более удобной позиции на Альме, впоследствии почти единодушно было признано роковой ошибкой.

Нужно добавить, что никто вообще не рассчитывал, что союзникам удастся высадить столь огромный десант. Весьма популярен был тогда в России французский военный теоретик и историк Антуан Анри Жомини. С 1813 года он находился на русской службе, преподавал в Военной академии, его мнения считались авторитетнейшими. Так вот, он-то и доказывал невозможность высадки крупного десанта. Действиями союзников теоретические выкладки Жомини оказались полностью опровергнутыми.

Сент-Арно и Раглан послали в Евпаторию послов с требованием сдать город, но, как оказалось, русский гарнизон уже успел покинуть свое расположение и двинуться на юг, к Альме. Отныне все повторяли фразу генерала Боске: «Да эти русские вовсе не желают драться с нами!» Высадившиеся союзники принялись в спешном порядке грабить окрестные деревни, сплошь населенные крымскими татарами. Они подчистую вытаскивали запасы продовольствия, приготовленные на зиму, насиловали татарок, уводили скот. Несчастные татары бежали толпами в Евпаторию, где по слухам уже была провозглашена власть турецкого султана, но и там их встречали хохочущие лица европейских гяуров. О Аллах! Для того ли они так ждали прихода этих освободителей? Для того ли в мечетях Константинополя были совершены кощунственные молебны ко Всевышнему, да пошлет он успех одним гяурам против других?..

После высадки в Евпатории союзники успешно развили наступление в сторону Севастополя; в битве на реке Альме, имея двойное численное превосходство, нанесли русским войскам поражение, взяли Балаклаву, подошли к Севастополю. Для преграды противнику на Севастопольском рейде по приказу адмирала Корнилова были затоплены семь кораблей. Армия союзников приступила к осаде Севастополя с суши.

Началась севастопольская страда, великая жатва смерти!..

В конце сентября в Крым отправились государевы сыновья – великие князья Николай и Михаил. По пути заехали в Москву – получить благословение от святителя Филарета. Встретив их в Чудовом монастыре и благословив, Московский Златоуст сказал:

– Благоверные Государи! Слышим, что любовь к Отечеству влечет вас туда, где может предстоять сильный подвиг на за щиту Отечества и что августейший родитель благословил сие желание ваше. Так все сынове царя нашего, каждый на своем поприще, по своей мере дают сынам России пример деятельной любви к Отечеству и ревности к подвигам. И Россия благосло вит вашу ревность. Господь сил с вами. Ангелам Своим да запо ведает Он сохранить вас во всех путях ваших. Да ополчится Ан гел Господень окрест боящихся Его на спасение, победу и славу.

Впереди была страшная осень, чудовищная бомбардировка Севастополя, гибель адмирала Владимира Алексеевича Корнилова, Балаклавская битва, кровопролитное Инкерманское сражение.

В ноябре митрополит Филарет благословлял в Мариинской церкви Императорского вдовьего дома женщин, отправляющихся на войну в качестве сестер милосердия:

– К вам слово Церкви, сестры христианского сердоболия о болящих, которые царским человеколюбием призываетесь ныне к особенному подвигу христианского попечения о болящих от ран, полученных на брани за веру, царя и Отечество. Подвиг, сколь необыкновенный для вас и трудный, столь же благословенный и способный возбудить неослабевающее усердие. Война – страшное дело для тех, которые предпринимают ее без нужды, без правды, с жаждою корысти или преобладания, превратившеюся в жажду крови. На них лежит тяжкая ответственность за кровь и бедствия своих и чужих. Но война – священное дело для тех, которые принимают ее по необходимости, в защиту правды, веры, Отечества. Подвизающийся в сей брани оружием совершает под виг веры и правды, который христианские мученики совершали исповеданием веры и правды, страданием и смертью за сие испо ведание; и, приемля раны и полагая живот свой в сей брани, он идет вслед мучеников к нетленному венцу… Рана верного воина, которую вы облегчаете обязанием и врачевством, светит доблестью теперь и будет сиять в вечности. Если при попечении вашем он возвратится с пути смерти, вы заслужите благодарность не только его, но и Отечества, которому возвращаете драгоценного сына. Если же суждено ему окончить земной путь, и прейти в Отечество Небесное, вы будете иметь на небесах благодарного вам и призывающего на вас благословение Отца Небесного. Так размышляя, вы можете с благоговением смотреть на предмет вашего подвига и тем умерять скорбь и страх, естественно производимые зрелищем страданий… От вас не так много требуется; не требуется участие в деле брани; требуется только довольно твердости духа, чтобы вы не смущались мыслию о брани, делая дело мира и человеколюбия… Христу, Врачу душ и телес, мысленно предлагайте язвы поручаемых вашему попечению болящих и могущие случиться ваши собственные скорби… Матери Господней, Радости всех скорбящих, вы представлены в особенное покровительство: имейте постоянную веру в действительность, близость, всегдашнюю готовность сего покровительства… Внутреннею молитвою вашею при самом одре болящих, а, по мере потребности и удобности, и словом кроткого напоминания старайтесь споспешествовать и им в том, чтобы они взирали ко Врачу душ и телес… О всех болящих имейте равномерное нелицеприятное попечение; особенно же бдительный труд употребляйте по особенному требованию болезни, а не по предпочтению лица. Для больного, для требующего помощи будьте как родные, но для лица оставайтесь чужими, чтобы чистота христианской любви не была затемнена пристрастием, чтобы предпочтение одного не было неправдою в отношении к другому. Радуемся, что на путь и подвиг вы пожелали приять и прияли ныне Божественное напутствие, – приобщились Тела и Крови Христовых. Идите в мире: Господь с вами.

Насколько легче было им отправляться на жатву смерти и переносить все ужасы войны после такого мощного напутствия!

В середине декабря вышел новый манифест императора «О воззвании к России по случаю настоящей войны». Отзываясь о нем, святитель Филарет позволил себе подпустить и критики в адрес военной политики государя и главнокомандующего войсками в Крыму Меншикова: «Слава Богу, что в новом манифесте есть воззвание к Богу. А может быть, лучше было бы, если бы яснее исповедовали, что не раз найдены были малоготовыми для отражения врагов, и только заступление Господне спасло нас. Говорят, что в сражении при Альме силы наши были так неуравнительны с неприятельскими, что если бы они сие знали, могли бы тотчас броситься на Севастополь с большею надеждою. Господь сокрыл от них сие».

Жатва смерти была не только на полях брани и на севастопольских редутах и фортах. Летом и осенью снова была на Москве и в других городах России холера, будь она неладна. «На сих днях умерли в Москве от холеры протоиерей, священник и диакон…». «У нас умер от холеры певчий. Это первый случай с 1830 года», – мелькает в письмах митрополита Филарета к архимандриту Антонию. И вновь он молился непрестанно об окончании эпидемии, а в конце осени читал благодарственные молебны, когда холера ушла.

Новый 1855 год начался на Москве празднованием столетнего юбилея университета, и 12 января в Татьянинской университетской церкви владыка Филарет радовал студентов и преподавателей своей торжественной речью, благословляя на труды будущих философов и историков, астрономов и филологов:

– Чего ищет наука в неизмеримом пространстве вселенной и в тайных хранилищах природы человеческой? – Истины. Утвердите, что нельзя найти ее: вы поразите науку смертельным ударом. Но можно ли действительно находить истину? – Должно думать, что можно, если ум без нее не может жить, а он, кажется, живет, и конечно не хочет признать себя лишенным жизни… Но я по призванию любомудр и естествоиспытатель; какое же должно быть мое отношение к истине Откровения? – Не мечтай, что ты можешь создать мудрость; помышляй лучше, что мудрость может прийти и пересоздать тебя… Я изыскатель истины бытописаний человеческих; чем должен я истине Божией? – Не попусти себе тупым взором видеть в бытиях человечества только нестройную игру случаев и борьбу страстей или слепую судьбу; изощри твое око и примечай следы провидения Божия, премудрого, благого и праведного… Я исследователь звезд, планет и их законов; чего требует от меня истина Божия? – Ты очень искусно возвысил проницательность своего зрения, чтобы видеть в небесах невидимое простому оку: потщись возвысить также искусно проницательность твоего слуха, чтобы ты мог ясно слышать и возвестить другим, как небеса поведают славу Божию… Я любитель и возделыватель изящного слова; должен ли и я свободу и красоту слова поработить строгости высшей истины? – Рассуди, велико ли будет достоинство твоего дела, если красивые цветы твоего слова окажутся бесплодным пустоцветом? Не лучше ли, чтобы в них скрыто было плодотворное семя назидательной истины и чтобы они издавали благоухание нравственной чистоты?.. Так теки царским путем, царская обитель знаний, от твоего первого века в твой второй век.

В день святителя Алексея Московский Златоуст призывал русских людей к совершенствованию самих себя, дабы являться достойными славы предков:

– Сынове России! Бог Владимира, Бог Александра Невского, Бог Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, Сергия, чрез роды и веки предал и сохранил нам чистую, святую, православную веру Христову и чрез веру посеял и возрастил в жизни предков наших добрые семена, способные взаимно питать веру и простирать ее действие в потомстве. Тщательно ли мы пользуемся сим наследием? Бдительно ли храним сие сокровище?.. Наши благочестивые предки в праздники и посты участием в церковном вечернем, утреннем и дневном богослужении благоговейно приносили жертву Богу и находили в оном собственное услаждение. Признаем благословенное наследие сих расположений в тех, которых с утешением видели мы наполнявших сей храм во все дни сей седмицы поста. Но не много ли между нами и таких, которые часы предпраздничного вечера отдают зрелищам и забавам, а часы праздничного утра сну, после ночи, превращенной в день, недостойный солнца? Наши предки, может быть, не всегда умеренно пиршествовали в праздник; но в день непраздничный обыкновенно были воздержны и трудолюбивы и строго соблюдали пост; ныне можно нередко встретить людей, которые роскошь прославляют, как добродетель; дни работные проводят в игре и праздности и оскорбляют святость поста: одни, покрывая именем поста несколько измененный вид роскоши, другие, нередко совсем забывая о посте… Указать ли на раболепство чуждому непостоянству и нескромности в одежде? Указать ли на страсть к искусству Иродиады, сделавшуюся для многих почти законом? Указать ли на неизвестное природе лакомство прахом и дымом худородного зелья? Указать ли на обычай многих без нужды употреблять чуждый язык, как будто некое отличие высшего звания и образованности? Может быть, меня обвинят, что обращаю внимание на мелочи? – Обвиняйте, если угодно: вам от сего не будет пользы; полезнее же вам помыслить, можете ли оправдать себя, когда с чужой земли собираете, конечно, не мудростью указанные мелочи и наполняете ими ваше недро, извергая из него доброе, положенное добрыми предками?

Кто-то и впрямь усмехался: «Опять ворчит наш старичок!», а кто-то, быть может, впервые задумывался: «Почему я, когда мы воюем с Англией и Францией, щеголяю в английских да французских нарядах и больше, чем по-русски, говорю по-французски да еще и по-английски? Почему я не брошу курить это «худородное зелье», не соблюдаю поста и вчера опять танцевал до упаду?.. И мы еще хотим, чтобы Бог дал нам победы над врагами?!»

В начале нового 1855 года смерть, продолжая жатву, один за другим скосила два колоса. Гибель первого потрясла своей неожиданностью. Гибель второго заставила содрогнуться всю страну, настолько и неожиданной, и зловещей она явилась. В январе умер глава Церкви. В феврале умер глава государства. Два Николая.

Николай Александрович Протасов, обер-прокурор Святейшего Синода Русской Православной Церкви скончался в возрасте пятидесяти шести лет 15 января 1855 года, как написал святитель Филарет, «по болезни, продолжавшейся, как говорят, только несколько часов». Умер он в Петербурге, а хоронить тело привезли в Москву, где оно упокоилось на кладбище Донского монастыря. В синодальном периоде истории Русской Церкви окончилась целая эпоха, когда «генеральские шпоры цеплялись к архиерейским мантиям», и когда глава Церкви беспрекословно подчинялся царю. «Я знаю лишь одного государя», – таков был девиз Протасова во все годы его правления. Оставалось только гадать, какого нового вояку определит император в эту должность, учитывая, что страна находится в состоянии тяжелой войны, которая пока складывалась не в нашу пользу. Временно обязанности обер-прокурора исполнял Александр Иванович Карасевский – тайный советник, директор духовно-учебного управления при Святейшем Синоде, в 1825–1826 годах он являлся помощником правителя дел в Следственной комиссии по делу декабристов, потом служил чиновником особых поручений при министре финансов, правителем дел комиссии духовных училищ, членом хозяйственного комитета при Синоде, директором вновь учрежденного духовно-учебного управления. При нем и чрез него проведена была реформа духовно-учебных заведений графа Протасова. Не раз ему приходилось замещать обер-прокурора; вот и теперь он стал исполнять его обязанности, причем, все знали, что ненадолго, поскольку Александр Иванович страдал неизлечимой болезнью и тоже готовился покинуть сей бренный мир.

Николай Павлович Романов, государь император Российской империи скончался в возрасте пятидесяти восьми лет 18 февраля 1855 года. Болезнь его продолжалась дольше, чем у Протасова, но тоже была весьма скоротечной. Ненавистники царя мгновенно распустили подлые слухи, будто, видя неудачи войны, император психанул и наложил на себя руки, приняв яду. Иначе, мол, как объяснить, что столь здоровый человек и вдруг так быстро угас. Находили подтверждение в том, что тело покойного быстро разлагалось и не помогали никакие бальзамирования. И мало находилось тех, кто давал благоразумный отпор клеветникам. Прежде всего, надобно понимать, что Николай Павлович был человеком верующим и понимающим, какой страшный грех – самоубийство. Второе: он давно готовился к этой войне и прекрасно понимал, что она затянется и поначалу может оказаться очень даже неудачной, а потому готовился к долгой осаде со стороны Европы, уповая на будущее великое контрнаступление, как в 1812 году. Третье: больших поражений к тому времени Россия в войне и не имела. Да, потери у нас были выше, чем у союзников, поскольку те подвергали Крым неслыханным доселе бомбардировкам и вооружение наше оказалось хуже, но Севастополь держался крепко, не показывая, что его можно взять. Так что и с этой стороны видеть в кончине императора самоубийство было бы опрометчиво. И, наконец, четвертое: здоровым Николай Павлович только казался со стороны. Близкие знали, что его давно уже преследовали недуги. Ему еще не было и тридцати, когда стали подмечать внезапные приступы сильной усталости, лицо становилось бледным, губы синели, под глазами появлялись темные круги. Он страдал тем, что сейчас в медицине называют вегетососудистой дистонией, и здоровье его с каждым годом расшатывалось. Он же прилагал все усилия, чтобы подданные сего не видели. Лишь самые близкие люди знали о том, что он болен. Дистония сопровождается периодическими приступами головной боли. Великая княжна Ольга Николаевна оставила воспоминания: «Когда папа страдал головной болью, в кабинете ставилась походная кровать, все шторы опускались, и он ложился, прикрываясь только шинелью. Никто не смел тогда войти, пока он не позволит. Это длилось обычно двенадцать часов подряд. Когда он появлялся, только по его бледности видно было, как он мучился». Во время вскрытия выяснилась весьма существенная патология внутреннего строения царя – у него с рождения была одна почка вместо двух, причем, увеличенная в размерах. Простуды, позвоночные ломоты, горячечные припадки, окоченение конечностей, дикие головные боли постоянно преследовали этого мужественного человека, не показывавшего виду, что он не здоров. «Жаловаться, – вспоминала Ольга Николаевна, – было не в его характере…» Когда становилось плохо, он лишь позволял себе «ложиться только на диван, в шинели, всегда заменявшей ему халат, и в сапогах, которые вдобавок были еще со шпорами». Лечение принимал со смехом, показывая всем, вот, мол, глупости какие.

В праздник Крещения Господня 6 января 1855 года во время водосвятия государь простудился. Старался не обращать внимания, но болезнь усиливалась, и 27 января врачи поставили диагноз: грипп. В последнее время Николай Павлович ежедневно работал по шестнадцать часов в сутки. Переутомленный организм перестал сопротивляться болезни. Но он еще трудился, еще старался быть действующим монархом, 10 февраля лично провожал полки, отправляющиеся в Крым и произнес свою последнюю речь солдатам и офицерам:

– Идите, дети мои! Пусть русские орлы будут вам путеводи телями по дороге чести и славы. Мне не позволяют идти и умереть вместе с вами, но мои думы и сердечные пожелания всегда будут с вами на тех геройских преградах и тяжких испытаниях, которые вам придется преодолеть. Когда Отечество и Вера вас призывают, я не могу вас задерживать – ступайте с Богом!

17 февраля врачи констатировали обширнейшее внутренне воспаление и паралич левого легкого. Николай Павлович спокойно спросил:

– Скажите, я умираю?

– Да, – ответили медики.

– И у вас достает духу так решительно объявить мне мой смертный приговор? – усмехнулся государь. – Ладно! Бог вам судья! Позовите старшего моего сына! Не забудьте послать и за другими моими детьми, но поберегите императрицу.

На глазах у великого князя Александра Николаевича, которому вскоре предстояло заменить его, Николай Павлович исповедался, причастился и приготовился к смерти.

– Учись умирать, – сказал он сыну.

18 февраля император Николай I скончался.

«Да утешает тебя воспоминание, как знаменательно Господь благословил его жизнь в его последних дня и часах, в которых светлые черты царя и отца семейства, христианина, несмотря на изнеможение внешнего человека, сияли так сильно, так назидательно и благотворно! Твоя молитва соединилась с его последнею молитвою. Над сим союзом не имеет власти смерть. Он простирается от времени в вечность», – писал митрополит Филарет овдовевшей императрице Александре Федоровне.