Текст книги "Башня континуума"

4

Она пела.

Только подумайте, пела.

Гордон услышал пение еще в холле, едва вошел в дом. Виктория громко напевала новый рекламный джингл «Ланкастер Индастриз», мурлыкала, как сирена, как чаровница Лорелея.

– Наши кофеварки… лучшие подарки… родным и любимым… необходимы… трам-парам! Трам-парам! Мы за справедливость для всех!

Гордон остановился в дверях кухни и привалился к дверному косяку, наблюдая за своим вздорным, но таким хорошеньким птенчиком. Виктория вдохновенно колдовала у плиты, ловко жонглируя баночками со специями. У Гордона рот наполнился слюной от сытных ароматов омлета, запаха кофе, бекона и жареного хлеба, и еще от вида ее соблазнительного зада, стройных ножек и прочих прелестей, аккуратно упакованных в короткое фривольное платьице, поверх которого она нацепила еще более фривольный кружевной фартучек.

– Трам-парам, – допела Виктория, ловко перевернув на сковороде омлет.

– Доброе утро.

Виктория обернулась и приветственно помахала своему симпатичному пупсику деревянной кухонной лопаточкой.

– Доброе. Как ты себя чувствуешь, глупыш. По-прежнему боишься быть брошенным или отвергнутым?

Гордон моргнул.

– Чего?

– Я спрашиваю, как твой желудок.

– О? Прекрасно. Странно, но все прошло, сняло, как рукой.

– Вот и замечательно. Как там эти дурацкие беспорядки?

– Беспорядки? Какие еще беспорядки. Все тихо и спокойно, в полном порядке.

– Значит, ты все уладил?

– Да. С ними разобрались, уж поверь.

– С теми, кто громил?

– С теми, кто громил. И с теми, кого громили, тоже, – ответил Гордон, усмехаясь.

Виктория поставила перед остроумным мужем омлет, хрустящие хлебцы и кружку чая. Гордон взял кружку, сделал глоток, причмокнул губами и облизнулся.

– Надо же, как вкусно. Нет, серьезно. Что за чай?

– Ну… это особенный сорт. Помогает от неполадок с пищеварением и прочих недомоганий. Я специально купила для тебя в… лавке.

– Хорошо, – только и сказал Гордон, явно не вслушиваясь в ее лепет. Лицо его было хмурым, замкнутым и напряженным каждым мускулом, и Виктория знала, что ей не чудятся пятна крови на его одежде и запах гари. Он что-то не договаривал про ситуацию в Лас-Абердине.

Гордон и впрямь малость перестарался, преподнеся жене беспорядки во втором крупнейшем городе Салема в самом легкомысленном ключе, будто мелкую безделицу, хотя на деле ситуация там была довольно серьезной. Достаточно сказать, что в пятимиллионный город пришлось вводить тяжелую бронетехнику и особые подразделения Гражданской Милиции и регулярных войск. Хотя при первых признаках бунта власти принялись действовать незамедлительно и крайне жестко, столкновения растянулись на десять дней и, в результате, счет погибшим и раненым пошел на многие сотни и тысячи.

К тому времени, как Гордон прибыл в Лас-Абердин, в городе все еще действовал комендантский час, но, в целом, обстановка нормализовалась. Пожар в городской ратуше был потушен, а те из зачинщиков беспорядков, кому удалось пережить масштабную спецоперацию, болтались в петле, повешенные публично на городской площади, или гнили в тюремных камерах. Кое-кто мог бы обвинить вице-губернатора в излишней жестокости, но Гордон никак не мог допустить, чтобы в первые же месяцы его правления Салем превратился бы во вторую Дезерет. Это бы означало не просто бесславный конец его блестящей политической карьеры. Это могло быть чревато величайшими потрясениями для всей Империи.

Теперь Гордону оставалось надеяться, что тщательное расследование установит зачинщиков и вдохновителей этих трагических событий. Пока же он отхлебнул еще чаю. Странное дело, но с каждым глотком он ощущал себя все лучше и лучше. Виктория усилила целебный эффект ароматного питья, прильнув к мужу и ластясь, будто кошка.

– Ах, какой мне сегодня приснился чудный сон…

– Я там был?

– Нет.

– Другой? – спросил он неожиданно ревниво.

– Нет. Никаких мужчин там не было. Вообще никого не было. Только я и метла. Я на ней летела, совсем голая…

Само собой, Гордон расслышал лишь последнее слово.

– Голая? Совсем без одежды? – спросил он, заинтересованно заблестев золотистыми глазами.

– Да, совсем. И еще…

– И без трусиков?

– Да.

– Совсем, совсем голая?

– Что тут непонятного, вот тупица ты!

– А дальше?

– А дальше я проснулась и пошла готовить тебе завтрак, – почти правдиво ответила Виктория и налила мужу еще кружку чаю. – Вот надо же, бывает, такая приснится ерунда.

– Да. Спасибо, птенчик. Извини за вчерашнее.

– Гордон, пойми, тебе вредно есть жирное. И копченое. И маринованное. И соленое. Ты нам нужен здоровым. Раз уж ты взял отпуск, отдохни хорошенько. Выспись. Полежи на своем диване. Можешь идти и лежать прямо сейчас. А я тебе принесу еще чашку чая.

Гордон постоял, глядя на жену. Из-за недавнего недомогания он выглядел чуточку бледным, но, в остальном, смотрелся великолепно. Такой высокий, и широкоплечий, и энергичный, с коротко стрижеными каштановыми волосами, выгоревшими на солнце.

– А ты чем займешься.

– А я приготовлю что-нибудь вкусненькое на обед. Кстати, к нам сегодня зайдет твой ясновидящий… как его? Ах, да. Чамберс.

– Но… разве ты не хотела, чтобы я от него избавился.

Виктория улыбнулась мужу, очень нежно.

– Да, но я подумала, подумала… и ты ведь не можешь поддаться минутной слабости и уволить хорошего человека только потому, что его оклеветали завистники и недоброжелатели. Не можешь ведь, правда?

Гордон поглядел под ноги.

– Допустим, но что же мы решили со скрипкой. И канифолью.

– Ну… пусть мальчик занимается. Ему это пойдет на пользу… и твоему имиджу тоже. Люди будут знать, что ты не только горазд оленей убивать, взбираться на балконы и произносить речи, а еще интересуешься музыкой и искусством. Ведь досрочные выборы на пост губернатора Салема состоятся уже через четыре месяца.

– А… если меня не выберут? – спросил Гордон после короткой паузы. Видимо, он и впрямь боялся быть брошенным или отвергнутым. Но Виктория была рядом, начеку, готовая развеять его страхи и сомнения, а также пощекотать животик. Чем и занялась, заставив мужа залиться смехом.

– Не ерунди. Конечно, ты станешь губернатором, глупыш. А там… кто знает, может быть, в один прекрасный день – и министром. Министром юстиции, например… или обороны. Главнокомандующим. В общем… ты будешь стоять на плацу, и все будут вытягиваться перед тобой в струнку и отдавать честь, а я буду восхищаться тобой.

– Ты…? Будешь восхищаться мной?

– Еще бы! Ты ведь знаешь, как говорят. За спиной у каждого великого мужчины стоит великая женщина.

Глава десятая
Фокус-покус, часть вторая

1

Терри сразу поняла, что Кит опять встречается с той, Другой. Он перестал ночевать дома по вторникам и четвергам – установил и обкатывал график посещений. Кит ничего не объяснял, просто безмолвно поставил жену перед фактом. По его холодному взгляду Терри понимала, что они заключили сделку. Да, у него любовница, зато у нее теперь есть ребенок, а если что-то не устраивает, Терезе прекрасно известно, где здесь выход. Там же, где и вход.

В остальном, Терри до странности не могла пожаловаться на мужа. По мере сил, Кит выказывал заботу и внимание, пичкал жену фруктами и витаминами, водил на прогулки в парк, чтобы она дышала свежим воздухом, на концерты классической музыки, где дремал, пока жена с младенцем наслаждались скрипками и виолончелями, и сопровождал к женскому доктору, где покладисто кивал и говорил «Ох», и «Ах», и «Батюшки мои». Хотя Терри прекрасно понимала, все это мужа ничуть не волнует. Его мысли были далеко, с другой женщиной.

Терри помнила, как клялась себе, что, если муж вернется из плена домой живым и здоровым, она просто будет любить его и принимать, что бы ни случилось. Только это оказалось стократ трудней, чем ей до сих пор представлялось. Терри много плакала и много, много ела, непривычным для себя образом находя утешение в излишне жирной и калорийной пище. И вот, наступил момент, когда она посмотрелась в зеркало и увидела нечто дряблое, рыхлое и бесформенное. Ноги Терри (совсем недавно изящные и стройные, а теперь похожие на тумбочки) подломились, а рука сама собой потянулась к трубке и набрала номер. Как славно, что Терри всегда могла поделиться горестями с Викторией.

– Глупенькая ты курица, что стряслось? Мы ведь разговаривали позавчера, ты твердила, мол, у тебя все прекрасно. Ты себя плохо чувствуешь?

– Нет, чувствую я себя неплохо, разве…

– Терри, пойми, для тебя сейчас главное – думать о ребенке. Я уже это говорила, и не раз! А миллион раз! Не переживай, мы с Гордоном непременно приедем навестить вас на рождественские праздники, к тому же, ему придется выступить на ежегодном съезде ПНПД.

– Что за ПНДП? – спросила Терри в недоумении, услышав смутно знакомую аббревиатуру.

– Партия Новых Демократических Преобразований! Не понимаю, отчего этот олух деревенский не вступил в приличную партию. В консервативную!

– По правде, Виктория, – пробормотала Терри, – мне до сих пор кажется, что тебе следовало хорошенько подумать, прежде чем выходить за него замуж. Да, знаю, он очень симпатичный, но его увлечение спиритическими планшетками, истинной духовностью и поисками своего внутреннего я… немного настораживает.

Викторию духовные изыскания супруга не настораживали, скорее, раздражали. Она была слишком прагматична, чтобы следом за мужем увлечься разного сорта эзотерической белибердой. С другой стороны, Гордон не пил, не баловался наркотиками, не просаживал состояния в карты, не волочился за юбками. Он приходил с работы домой, уходил в сад, садился под старым дубом, принимал позу лотоса и возносил молитвы Просветленному, чтобы однажды слиться с ним навеки под божественную музыку вселенских гармоний.

– Просветленный? Кто это? – спросила Терри подозрительно.

– Не знаю точно, наверное, какой-то древний бог или пророк… но, кем бы он ни был, пожалуй, я ему должна быть благодарна. Ты представить не можешь, как Гордон переменился к лучшему за последние пару месяцев. Для начала, он сел на вегетарианскую диету…

– Куда?

– На диету. Полностью отказался от мяса, рыбы, птицы, масла, кофе, молока, яиц, сахара, соли, специй, вонючих сигар, мерзкого пива…

Терри была слегка ошарашена.

– Прости, Виктория, что же он вообще ест?

– Овощи, фрукты, мед, рис, орехи. Да, знаю, звучит не слишком вдохновляюще, но зато каковы результаты! Он сбросил двадцать фунтов веса, начал заниматься упражнениями! Ты бы видела его бицепсы! А пресс! И его давление перестало подскакивать от каждой мелочи. Это когда он весь багровел, как томат, и казалось, будто его голова вот-вот лопнет, как переспелый арбуз. Но это еще далеко не самое прекрасное! Он отказался от посиделок со своими неотесанными дружками! Никакого бильярда! И, что самое главное, Гордон перестал ездить на охоту. Забросил ружье на чердак. Говорит, совершенно не представляет, как он мог убивать беззащитных зверушек, да еще украшать их головами и чучелами нашу гостиную. Ах! Моя семейная жизнь, наконец, стала идеальной!

Терри оставалось лишь от чистого сердца поздравить Викторию с успехами.

– Я рада за тебя, но что делать мне.

– Найми кого-нибудь, пусть этой сучке плеснут в лицо кислотой.

– Виктория, я серьезно, что мне делать?

– Что несерьезного в серной кислоте? Хотя ты права, это слишком. Или не слишком? Впрочем, наверняка уже поздно, Кит приставил к своей потаскушке охранников, которые берегут ее, будто зеницу ока.

– Виктория!

– Что ты хочешь услышать? Я ведь уже говорила миллион раз – не делай ничего. Уверена, долго его интрижка не продлится. Зная его, не сомневаюсь, что ужасное чувство вины напрочь отправляет Киту все удовольствие. Потерпи. Зато остаток жизни бедненький котеночек будет у тебя как шелковый ходить по струнке и прыгать через веревочку.

Даже в умопомрачении от страха, горя, гнева и обиды Терри была отнюдь не уверена, что ей нужен шелковый, изнемогающий от чувства вины муж. Существовала масса веских причин, по каким некогда Терри сказала Киту «Да», и одна из этих причин состояла в том, что Кит никогда и ни перед кем не ходил по струнке и не прыгал через веревочку.

– Но… вдруг у него что-то серьезное… чувства… вдруг он ее любит?

Виктория мелодично рассмеялась – будто китайские колокольчики зазвенели на ветру.

– Любит! Вот умора! Тереза, опомнись. Его шлюшка даже не из наших кругов, какая-то прислуга. А ты – его законная жена! Вот и веди себя, как жена. Возьми себя в руки. Приоденься. Приготовь что-нибудь вкусненькое на ужин и горячую ванную. Налей ему рюмочку.

– Но Кит бросил пить, совсем бросил.

– Даже так? – спокойно проговорила Виктория. – Я уверена, если ты предложишь ему рюмочку, Кит вовсе не откажется. Главное, побольше рассказывай ему о ребенке, дави на его отцовский инстинкт. Запомни, дети – главное оружие в нашей безжалостной борьбе с тупыми, самодовольными, патриархальными, шовинистическими свиньями, нашими многовековыми поработителями, угнетателями и эксплуататорами!

Ошарашенная, Терри подпрыгнула в кресле, когда в трубке раздался грохот, похожий на шум горного камнепада.

– Что это, Виктория?

– Валуны привезли. Для дзэнского сада. Где Гордон собирается сливаться с Просветленным.

– Дзэнский сад, о нет! – пролепетала Терри, ужасаясь.

– Скажу тебе по секрету, я недавно поняла одну прекрасную, удивительную вещь. Если ты что-то не в состоянии изменить, постарайся извлечь из этого максимальную выгоду.

Закончив разговор с Викторией, Терри, как могла, взяла себя в руки. Приготовила сиятельному мужу роскошный ужин. Принарядилась. Вышла встречать мужа надушенная и накрашенная, в туфлях на семидюймовых каблуках.

– Добрый вечер, дорогая.

– Добрый вечер, дорогой, – бодро проговорила Терри и тотчас поняла, что беспомощно запрокидывается на спину с разведенными руками и ногами, подобно морской звезде. Кит побросал портфель, цветы и свертки с покупками, схватил жену за руки и поспешно усадил на кожаный диван в холле.

– Терри, ты с ума сошла? Ты зачем нацепила высоченные каблуки? Мы идем куда-то сегодня? – спросил Кит, испугавшись, что позабыл о каком-нибудь светском рауте.

– Н-нет.

– Тогда в чем дело.

– Н-ни в чем. Я приготовила ужин, – поспешно сказала Терри.

– Я не голоден. Я ужинал сегодня с глупым председателем глупого Антимонопольного Комитета. Кажется, я говорил тебе утром, что встречаюсь с ним.

– Да…

– Ты сама поела?

Терри жалобно кивнула и крепко зажмурилась, мечтая раз и навсегда забыть о блинчиках, двух тарелках лукового супа, куриных крылышках, креветках, миске картофельного салата, трех порциях яичницы с беконом, рагу, яблочном торте, сырном суфле, манном пудинге и вафлях. Муж язвительно хмыкнул у нее над ухом, подхватил на руки и понес в спальню, по пути отчитывая в самом возмутительном, патриархальном, шовинистическом тоне.

– Идиотка! Ты ведь могла грохнуться с лестницы и сломать шею! Ты в курсе, что у тебя резко сместился центр тяжести? Куда, куда, цыплячьи твои мозги. Пузо свое видишь?

Терри собралась громко заплакать, но ее уложили в удобную постель, сняли с нее жуткие туфли, велели перестать называть свои ноги тумбочками и принесли засахаренной вишни. Потом Кит сел рядом и продемонстрировал подарок для младенца – детский набор для игры в крокет, сделанный на заказ из красного дерева.

– Нравится?

– Да, но… Кит, кажется, это для мальчика.

– Верно. И что?

– А вдруг у нас будет девочка.

– Девчонку тоже можно научить играть в крокет. В крокет можно научить играть хоть обезьяну.

У Терри невольно вытянулось лицо.

– Прости, маленькая. К слову пришлось.

– И все-таки, – повторила Терри, – если будет девочка…

– Тогда утопим ее, и будем их топить до тех пор, пока не получится мальчик, – произнес Кит, и тотчас пожалел о сказанном, заметив, что Терри ужасно побледнела и отодвинулась от него. – Терри, что ты, в самом деле. Я пошутил. Мне все равно, лишь бы ребенок был здоровый. Значит… о-о… девочка?

– Знаю, мы договаривались не узнавать пол, но, когда мы вчера ездили к женск… ты вышел покурить… я не удержалась и спросила… и вот… ты расстроился?

Конечно, он расстроился. Еще бы!

– Конечно, нет. Что ты. Лишь бы ребенок родился здоровым. Я уже говорил это, да? Тебе принести что-нибудь?

– Кит, ты уходишь?

– Маленькая, я только что с работы, мне позарез надо принять душ, выпить кофе и подготовиться к важному совещанию завтра.

– Что за совещание?

– Обсуждение стратегических аспектов внедрения пакета мер по комплексному переоснащению и структурной модернизации заводских комплексов корпорации, расположенных в Квадранте 16-17SD Второго Имперского Кольца. Тебе это о чем-то говорит?

– Нет…

– Вот и мне тоже. Думаю, лучше прочесть что-либо по этому поводу, не то завтра прямо с утра я сяду в лужу на глазах у консультантов по долгосрочному планированию, глав филиалов, руководителей отделов и трех десятков менеджеров высшего звена.

– Кит, подожди. Я бы хотела… не сердись.

– В чем дело?

– Я бы хотела… чтобы ты вернулся и спал в нашей спальне… а не в спальне для гостей.

Терри пронаблюдала, как его лицо выразило многообразный спектр различных эмоций – от удивления к замешательству и холодной подозрительности.

– Зачем?

Малышка пнула Терри изнутри, намекая, что пора перестать мямлить и перейти к делу.

– Потому что ты мой муж, и я люблю тебя, и я хочу заняться с тобой… этим.

Потом Терри заснула, а Кит лежал и смотрел в потолок. Терри храпела. Тихонечко и музыкально, но все же. Кит осторожно положил жене руку на живот и неожиданно заполучил крепкого пинка от дочки, по справедливости недовольной тем пошлым спектаклем, свидетельницей которого ей невольно довелось стать.

– Я ничего не мог поделать, – пробормотал Кит виновато.

Достойным ответом счастливому папаше послужил очередной пинок. Он отдернул руку и закрыл глаза. Перед мысленным взором всплыли очертания домашнего винного погреба, где на каменных стеллажах, рядом с сырами сорока сортов и копчеными окороками с пряностями, дожидались своего звездного часа пятьдесят тысяч бутылок вин, шампанского, коньяков, бренди, ликеров, водок и наливок. Бутылки, бутылки, бутылки, и на дне каждой – джин, исполняющий заветные желания.

Кит сел на постели и сдавил виски руками, силясь отогнать искушение прямо сейчас пойти и навеки замуроваться в винном погребе. Нет, нельзя. Он пообещал Шарлотте, что не будет пить… слишком много, по крайней мере. Он до сих пор не мог поверить, что пообещал ей эту безумную, абсурдную, невыполнимую вещь, но пообещал. А обещания надо выполнять. Оттого он не пошел в винный погреб, а пошел в свой кабинет и остаток ночи провел, накачиваясь крепким кофе и готовясь к совещанию.

А утром, когда он приехал на работу, то обнаружил у входа в Копилку толпу репортеров, которые немедля набросились на их милость с просьбами прокомментировать…

– Судебный иск? – провыл Кит, с трудом отбившись от продажных акул пера и влетая в свою приемную. – Какой иск? Почему я обо всем узнаю последним?

– Простите, сэр, но я честное слово… – попытался оправдаться секретарь.

– Высший Архитектурный Совет Форта Сибирь подал судебный иск на Деловой Центр за нарушение муниципального строительного кодекса? Я правильно понял?

– Да, милорд.

– С какой стати?

– За нарушение подпункта d) второго пункта четвертого параграфа одиннадцатого второй главы десятого приложения к муниципальному строительному кодексу Форта Сибирь. Вот, сэр, я разыскал для вас десятое приложение и подчеркнул нужный параграф, пункт и подпункт.

Кит прочитал. Великолепно витиеватая бюрократическая формулировка гласила, что изменение внешнего вида зданий, внесенных в Реестр зданий (объектов), представляющих особую культурную и историческую ценность (следовала ссылка на Реестр зданий (объектов), подлежит согласованию с Подкомитетом Высшего Архитектурного Совета мэрии Форта Сибирь по охране зданий (объектов), представляющих собой особую культурную и историческую ценность, внесенных в Реестр по охране…

– Надо полагать, – догадался Кит, с дьявольским трудом продравшись сквозь бюрократическую чересполосицу, – Копилка внесена в данный реестр.

– Да, сэр, – подтвердил секретарь, – я разыскал для вас Реестр.

– Что разыскали? – переспросил Кит, моментально отупев.

– Реестр, сэр.

– Реестр? И что? Надо полагать, под изменением внешнего вида здания подразумеваются антигравитационные генераторы? Пожалуйста, скажите мне, что это не так.

– Прошу простить, сэр. К сожалению, именно так. Здесь прямо так и написано.

– Стоп, – сказал Кит, – знаю, вы ни в чем не виноваты, но перестаньте махать у меня перед носом этими глупыми бумажками и сделайте мне кофе, а я пока подумаю.

Кит зашел в свой кабинет, уселся в начальственное кресло и подумал. По большей степени, он сам занимался бюрократическими формальностями, связанными с генераторами и обошел все высокие инстанции, ибо, не занимайся он делом лично, маяча перед чиновниками знаменитым породистым лицом, установка генераторов, вполне возможно, затянулась бы на долгие месяцы, если не на годы.

Вот только среди многочисленных комитетов и подкомитетов Кит не мог припомнить Подкомитета Высшего Архитектурного Совета Форта Сибирь мэрии по охране зданий (объектов) и т. п. Секретарь, впрочем, пролил боссу свет на эту загадку, а заодно подал кофе.

– Два года тому назад указанием обер-бургомистра Форта Сибирь Подкомитет по охране зданий (объектов)… был расформирован…

– А потом был по каким-то загадочным причинам сформирован обратно, – осенило Кита, – давно ли?

– Полтора месяца тому назад, сэр.

– Разве нам не должны были прислать из мэрии извещение, уведомление, информационное письмо… что-то в этом роде?

Секретарь сообщил, что да, из мэрии Форта Сибирь прислали уведомительное письмо в нескольких копиях, как полагается в установленном порядке, в том числе – в секретариат и в юридический отдел, а также в Правление Ланкастеровского Делового Центра, но документы по техническим причинам затерялись в дороге.

– Как – затерялись? – прошипел Кит. – Я им покажу, затерялись! Ишь ты, затерялись!

– Куда вы, сэр?

– В мэрию.

– Сэр, во-первых, сегодня у них не приемный день. Во-вторых, председатель Высшего Архитектурного Совета в данный момент находится в отпуске. В-третьих, ваш график на сегодня… и вы еще не выпили ваш кофе.

График Кита на сегодня, разумеется, не включал внеплановое посещение столичной мэрии. Он притормозил у дверей, помедлил секунду и вернулся обратно.

– Я сейчас допью кофе, а вы вызовите ко мне лорда Торнтона, начальника Секретариата и председателя правления Делового Центра господина Гофмана.

– Сию секунду, сэр, – откликнулся секретарь.

– В чем дело? – осведомился Кит, когда означенные должностные лица прибыли к нему на начальственный ковер. – Что у нас произошло с документами из Подкомитета как-там-его? Неужели я должен лично отслеживать потоки входящей и исходящей корреспонденции? Что вы имеете сказать в свое оправдание? Кроме «ой-ой», разумеется? Быстро. Я тороплюсь.

Мертвое молчание.

– Восемнадцать, – вдруг произнес Ричард громко и ясно.

– Что – восемнадцать? – не понял Кит.

– Я им сразу сказал, что восемнадцать, а они мне пятнадцать, пятнадцать, пятнадцать.

– Что – пятнадцать? – спросил Кит, барабаня кончиками пальцев по столу.

– Я сразу им и сказал, вовсе не пятнадцать, а восемнадцать, – откликнулся Ричард.

Некоторое время Кит, начальник секретариата и герр Гофман молча, но слаженно, ломали голову, что предпринять теперь, когда лорд Торнтон определенно лишился рассудка, к счастью, выяснилось, что лорд Торнтон спит. Мирно и крепко спит. Стоя. Как лошадь. Как породистая лошадь. Страх Господень.

– Восемнадцать, пятнадцать – про что это, многоуважаемый лорд Торнтон? А? – поинтересовался Кит, недобро сузив глаза.

– А это вчера в бухгалтерии потеряли три миллиарда империалов налоговой отчетности, – не упустил случая наябедничать начальник секретариата.

– Как? – прошипел Кит страшным змеиным шипом. – Что же вы за такие… рас… теряхи!

– Я уже на них наорал, – месмерически промолвил Ричард, ничуть не просыпаясь, – пришлось сидеть четыре часа и все расчеты самому проверять с карандашом.

– Ах, бедолага, – посочувствовал Кит.

– Мамочка, можно мне теперь какао, – ответил Ричард.

– Лорд Ланкастер, – проблеял Гофман, – клянусь, ситуация с иском из мэрии – это злополучное стечение обстоятельств. Мы все уладим, не беспокойтесь…

– Позвольте мне самому решать, о чем мне беспокоиться, а о чем – нет, – отрезал Кит, – пошли вон! А ты, Ричард, останься.

Ричард, который фантасмагорическим образом, не переставая крепко спать, двинулся к выходу, покорно остановился посреди кабинета. Кит обошел кругом него, силясь понять, чем вызван сей природный феномен. Спиртным вроде от Ричарда не пахло. Наркотики? Скорей всего, дело обстояло проще, папулечку вконец допекла поэмами душенька персик. Кит легонько потыкал сердечного друга указательным пальцем в живот.

– Эй, ты, просыпайся, Рип ван Винкль.

– Не-а.

Из нагрудного кармана его пиджака наподобие платка торчал скомканный листок бумаги. Кит достал и развернул. Ломкий, с готическими завитушками почерк определенно мог принадлежать исключительно творческой и утонченной натуре вроде душеньки персика. Сгорая от непритворного любопытства, Кит принялся читать.

– Ммм, нежный рыцарь гарроты… бессмыслиц лицедей… безотказная машина любви… приди же, любимый! Воспрянь!

И так далее. Кит скомкал листок обратно, положил в пепельницу, чиркнул спичкой и поджег. Потом подошел к Ричарду, обнял за плечи и проорал в ухо:

– Любимый, воспрянь!

Ричард воспрял, да еще как, издав страшный вопль, точно как мосье Вольдемар при последнем пробуждении, и в следующий миг Кит очутился на полу, корчась от зубодробительной боли в коленной чашечке и солнечном сплетении.

Торнтон крепко придавил его горло коленом, а железобетонный кулак стремительно и неотвратимо приближался к лицу Кита и замер буквально в сотой доле дюйма от носа и зубов, каковые уже Кит почти не чаял сохранить в целости и сохранности.

– Ох, милый мальчик… это ты.

– Да. Я.

– Ты что? – спросил Ричард обиженно.

– А ты что?

– Я заснул, да?

– Еще как заснул.

– Я не виноват. Каролина всю ночь читала мне поэму.

– Поэму читала? Ночью? Ты фигурально выражаешься?

– Какое «фигурально», – пробурчал Ричард, помогая ему подняться, – целую ночь сидела на краю постели и бубнила. Восстань, воспрянь, приди, уйди… что? Больно?

Кит встал и чертыхнулся. Теперь голова гудела, а с этой гудящей головой ему предстояло ехать в мэрию. Ричард усадил его, принес аспирина Эймса, льда и воды, а себе – здоровенную кружку кофе.

– Что вообще произошло?

Кит рассказал про иск.

– Мерфи, – сказал Ричард, мучительно зевая.

– Думаешь?

– Не хотел говорить тебе, но, пока ты был в плену, Мерфи каждый день вызывал меня к себе и уговаривал подписать распоряжение о демонтаже генераторов. Терпеть не могу жаловаться, но он достал меня до печенок. Лучше бы он взял и выпил мою кровь.

Киту сделалось совестно. Мало того, что сам влип, еще и Ричарда втравил, а нелепые движения вроде благородного битья головой о неприступную стену прагматической натуре Ричарда были глубоко противны и чужды. Он считал, что всегда есть выходы получше. И зачастую оказывался прав.

– А сам ты что думаешь, Ричард? Возможно, и впрямь надо демонтировать генераторы, и черт с ними? А? Что скажешь?

Бывали ситуации, когда Ричард и впрямь хотел сохранить нейтралитет при очередной схватке Кита с советом директоров. Но не сейчас. Поскольку сейчас ему искренне было наплевать.

– Мне…

– Вижу, голубчик. Тебе наплевать.

– Но мне не наплевать на тебя. Честно. Ты хочешь помогать людям? Отлично. Только старику Мерфи под хвост вожжа попала с твоими генераторами, он тебя в покое не оставит. Уперся старый хрен насмерть и не отступится, пока не добьется, чтобы ты убрал чертовы штуковины с чертового здания. Сам увидишь, в каком неприглядном свете пресса будет преподносить историю с генераторами. Я знаю, твоя семья знает, твои служащие, знакомые и деловой мир, что на самом деле эксцентричности в тебе нет ни на мизинец, но широкая публика…

– Плевать я хотел на публику!

– Наши покупатели…

– Меня обвиняют в том, что я пытаюсь спасти жизнь людям? Что ж. Пускай. Зато самоубийства прекратились, вот единственное, что имеет значение.

Ричард оскалился и рыкнул.

– Да. В одном отдельном взятом здании прекратились. На всем белом свете – едва ли. Есть еще бедняки и голодающие, умирающие дети, вдовы и сироты, и еще не всех несчастных женщин ты с подоконников стянул. Тебе есть куда расти и развиваться. Что следующее? Посыплешь голову пеплом, обрядишься в рубище, начнешь босиком бродить по улицам, раздавая налево и направо свои деньги, и нести патетический бред о непротивлении злу насилием?

– Не язви. Сам Господь завещал нам любить врагов.

Ричард от души расхохотался.

– Милый мальчик, какие враги? Оглянись. Кругом сплошь честные, добрые, достойные, порядочные, ни в чем и никогда не виноватые люди.

«Дешевая казуистика», – подумал Кит. За этим что-то скрывалось, что-то реальное, но он не понимал – что. У него заболела голова – не иначе, напоминание о контузии. И амнезии.

– Но я не могу сидеть и ничего не делать, Ричард.

– Я и не прошу. Просто впредь соизмеряй желания с возможностями. Ты уже слегка вышел из возраста сражений с ветряными мельницами. Это забава для малышей. Вроде твоего младшего братца.