Текст книги "Башня континуума"

– Послушай, ты мне нравишься, правда, нравишься. Не пойми неправильно, но ты мне нравишься, очень, очень.

– Отлично…

– И оттого я желаю тебе всяческого добра и счастья, и хочу, чтобы у тебя все было хорошо. И еще я хочу, чтобы ты стал губернатором.

– Да…

– Значит, тебе придется отказаться от своей дрянной привычки пороть горячку и лезть на рожон, и со многим смириться.

– Я уже смирился! Со многим! С чертовски многим, уж поверь! Но моему смирению тоже имеются пределы!

Кит проигнорировал его бессвязные, сиплые восклицания и дернул за концы шарфа посильней. Теперь Гордону пришлось замолчать и сосредоточиться на том, чтобы хоть малая толика кислорода поступала в легкие, пылающие, будто кузнечные мехи.

– И еще одно. Если по твоей вине с головы моей сестры упадет хоть один волос. Если Виктория будет несчастна или даже чем-то слегка недовольна. Ты знаешь, что я с тобой сделаю. Я тебя прикончу.

Убедившись, что Гордон золотыми буквами запечатлел его слова на скрижалях своей памяти, Кит ослабил хватку. Вернулся за свой письменный стол, сел, поставив локти на столешницу и переплетя пальцы, и стал ждать, пока Гордон отдышится.

– Уфф… смотрю, тебя обучили кое-чему в твоем бизнес-колледже.

– Да. Было бы неплохо отправить туда Максимилиана, когда он подрастет. Надеюсь, к тому времени он избавится от своих нелепых детских фантазий.

– А если не избавится, – сказал Гордон, все еще хрипя и тяжело дыша.

– Что ж. Тогда ему тоже придется смириться. Со многим смириться. Не моя вина, что этот мир дьявольски жесток. Позволь на этой банальной ноте простится с тобой. У меня еще уйма работы. И все-таки надень шарфик. Не стоит разгуливать зимой нараспашку.

4

Приглашение леди Милфорд на поэтический вечер застало Шарлотту в тот самый момент, когда она наносила последние штрихи, готовя галерею к вышеозначенному событию. Для оформления Шарлотта использовала белые лилии, красные тюльпаны и черные розы; но главным украшением вечера, помимо хозяйки, должно было стать масштабное цветочное панно, изображающее стыдливую нимфу в миртовых зарослях у водопада. В нежных руках белокурая нимфа держала томик стихов. Серафина не сумела не заметить портретного сходства и затрепетала от восторга.

– Неужели это я? До чего похоже! Восхитительно!

– Благодарю, миледи, – пробормотала Шарлотта, старательно глубоко дыша и надеясь не упасть в обморок от истощения. Последние три недели из-за рождественских праздников выдались на редкость насыщенными. Букеты расходились буквально как горячие пирожки; и за это время она получила четыре серьезных заказа на обслуживание банкетов и одну необычайно пышную зимнюю свадьбу. Стоило остановиться и передохнуть, но Шарлотта не могла позволить себе подобной роскоши. Работа не просто приносила ей моральное удовлетворение и заработок, но и позволяла отвлечься от мыслей о лорде Ланкастере и о том, в каком направлении будут развиваться их отношения теперь, когда их любовный треугольник превратился в жуткий четырехугольник: она, он, его жена и его мертвая дочь.

– Будет довольно неплохо, если ты придешь ко мне на мой поэтический вечер, Шарлотта, – сказала ей Серафина, лучисто сияя стеклянными от наркотика глазами.

– Вы меня приглашаете?

– Да. Ты так давно у меня работаешь, за это время я стала считать тебя своей подругой. Ну, почти, – прибавила Серафина, прозрачно намекая на разделяющую их поистине неодолимую социальную и экономическую пропасть.

Шарлотта растрогалась. Ну, почти.

– У вас опять не хватает официанток для мероприятия? – поинтересовалась она вежливо.

– Нет. С официантками на этот раз все нормально, но мне бы действительно хотелось, чтобы ты пришла послушать мою поэму. Ты так давно у меня работаешь, за это время я стала считать тебя своей подругой. Ну, почти.

– Вы это уже говорили, – сказала Шарлотта еще вежливей.

– Правда? Когда?

Бедная богатая девушка. У нее были проблемы. Ужасные проблемы. Кому-то следовало, наконец, сказать ей об этом. И заодно сообщить, что наркотики разрушают мозг.

– Благодарю за приглашение, леди Милфорд, но, боюсь, я не смогу прийти. Что-то неважно себя чувствую. Извините. Не обижайтесь, пожалуйста.

Серафина поджала губы. Люди готовы были убивать, буквально убивать, чтобы попасть на ее богемные вечеринки, которые пользовались невероятным успехом у определенной аудитории и всегда получили шумные, пусть и противоречивые, отклики в прессе. Вдобавок, она не могла снести пренебрежения своим литературным талантом, о котором сама была самого лестного мнения.

– Иногда мне кажется, будто ты смотришь на меня свысока, Шарлотта, – сказала она обиженно.

– Что вы, как вы только могли подумать…

– По-твоему я дурочка и ничего не понимаю? Через год или два я стану слишком старой и дряблой, и папулечка вышвырнет меня на помойку, к другим своим сломанным игрушкам, а сам купит себе новую говорящую, дышащую, раздвигающую ноги куклу.

– Что вы говорите… вам двадцать…

Серафина хохотнула дерганым хриплым смехом, который не вязался с ее нежным и воздушным персиковым обликом.

– Мне двадцать один, и это слишком много. Персики – товар скоропортящийся. Я связалась с неправильным человеком… как и ты. Ты не представляешь, что это – богатый влиятельный мужчина. С тобой поиграют, сломают и отправят на свалку.

– Что, по-вашему, мне делать, – пробормотала Шарлотта.

Серафина потерла нос, запачканный розовой пыльцой.

– Все просто. Найди себе богатого слюнявого старика. Какое-то время придется потерпеть слюни, потные объятия, запашок гнилой козлятины, зато, когда он сыграет в ящик, ты сможешь пожить в свое удовольствие и не надрываться на этой треклятой работе. Пусть этим занимается кто-то другой. Вот о чем моя поэма, – прибавила Серафина торжественно.

– Ваша поэма? Об этом? – спросила Шарлотта, не зная, рассмеяться или разрыдаться.

– Да. В том числе. В своем творческом труде я подняла целый ряд разнообразных тем.

– Тогда я непременно должна прийти, послушать.

– Приходи. Начало в восемь.

Шарлотта отчаянно постаралась не опоздать, но по дороге она и ее цветочный фургон застряли в феерической пробке. В результате, в галерее она оказалась в девять вечера. Серафина еще не начала читать, но уже взошла на сцену со стопкой листов, и готовилась выступать. Оставив шубу в гардеробной, Шарлотта тихо проскользнула в зал.

– Своему поэму я посвящаю мужу, – громко возвестила со сцены леди Милфорд, – который все это время был не только моим мужем, но и моей Музой. Будь Ричард здесь, он бы, разумеется, гордился мной. К сожалению, прийти он не сумел, много дел на работе…

Хоть лорд Торнтон и отсутствовал, в целом, собрание, пожелавшее ознакомиться с трудами Серафины, выглядело на редкость представительным. Женщины были в вечерних платьях и украшениях, мужчины – в смокингах. Гости ели, пили шампанское и пунш, щедро сдобренный специями и амфетаминами, пудрили носы Мыслераспылителем и синтетическим кокаином, и беседовали. До Шарлотты долетали таинственные обрывки разговоров.

– Двадцать пять миллионов, представляете?

– Расколотая, перевернутая, черно-белая шахматная доска не-бытия…

– Официант? Где официант?

Шарлотта подошла к буфету, взяла жареных куриных крылышек и спаржи в белом соусе. Пахло аппетитно. Теперь можно было присесть, насладиться едой и послушать поэму. И подождать лорда Ланкастера. Последний месяц из-за его вечной занятости и семейных проблем они виделись какими-то урывками, и теперь она даже не была уверена, что он придет. Но их милость пришел, застав Шарлотту со ртом, набитым куриными крылышками.

– Добрый вечер…

– Лорд Ланкастер, – сказала она, поспешно жуя.

– До чего мне нравится, как вы произносите мое имя. Будто мы герои старинного романа. Выглядите потрясающе, – прибавил он, одобрительно разглядывая ее шляпку, туфли, жемчужные серьги и длинное платье цвета морских раковин.

Справедливости ради, он тоже выглядел великолепно в черном костюме, официальном, очень строгом черном галстуке и белой рубашке. Если только не думать о том, что он носил траур по своей умершей дочери. Он не говорил с Шарлоттой об этом. И к лучшему. Она не знала, что ему сказать. Все слова здесь были пустыми и никчемными, как пригоршня стеклянных бус.

Люди тем временем стали украдкой оборачиваться и пялиться на сиятельную особу лорда Ланкастера. Это раздражало. Особенно самого лорда Ланкастера. Он страсть как не любил, когда на его сиятельную милость пялятся, разинув рты. Его охранники принялись отваживать особо любопытствующих, а сам он подсел к Шарлотте и шепотом предложил послать к чертям Серафину и поэму, и пойти поужинать.

– Не могу. Извините. Я обещала Серафине, что приду и послушаю ее поэму.

– Вы обещали ей? Почему?

– Мне стало ее жаль, – пробормотала Шарлотта смущенно.

– Но… вы обещали, что дослушаете поэму до конца, или мы можем вежливо удалиться через полчаса, сделав вид, что кому-то из нас стало плохо?

– Пожалуй, можно, – согласилась Шарлотта шепотом.

Лорд Ланкастер подозвал официанта и взял Шарлотте бокал шампанского, а сам ограничился бокалом апельсинового сока.

– Опасаюсь самовозгореться, – объяснил он Шарлотте с самым серьезным видом. – Что такое, моя прелесть. Почему вы грустите.

– Мне грустно, потому что грустно вам…

– Не стоит. Мне лучше, правда. И все-таки расскажите, что у вас стряслось.

Шарлотта упиралась, но он оказался настойчив. Он стал целовать ее в шею и щекотать, совершенно некстати заставив залиться радостным смехом.

– В следующем месяце Либер будет продавать наш цветочный магазин. Он уже подыскал подходящего покупателя и, значит, никакого магазина больше не будет, а на его месте появится отвратительный офис. Или склад. А еще это значит, что теперь я, фактически, безработная.

– Ах, Господи! Я-то решил, что с вами стряслось что-то ужасное. Например, что вы опять вспоминаете своего мерзкого Лэнгдона, – сказал лорд Ланкастер, правдоподобно изобразив, будто его мутит.

– Лэнгдон вовсе не мерзкий, – запальчиво заступилась Шарлотта за бывшего супруга.

– Да. Просто немного запутался.

– Лэнгдон…

– Просто запутался немного, знаю, вы уже говорили, и не раз.

– Каждый может запутаться, лорд Ланкастер. Даже, наверное, вы.

– Никогда, – непреклонно отрезал их милость, глядя на возлюбленную в упор.

До сих пор Шарлотта не подозревала, что их милость способен лгать, глядя прямо в глаза, со своим честным, благородным лицом.

– Значит, завтра я отправлюсь искать работу, – сказала она целеустремленно, пусть не особенно впопад.

Лорд Ланкастер нахмурился. Он никогда не входил в ряды сторонников женской эмансипации и даже не пытался притворяться таковым. Женщина должна была хранить семейный очаг. За сим его представления о роли женщин в этом мире исчерпывались. Еще женщины могли летать на метле, но это было больше из области фантазий и древних легенд.

– Кажется, теперь вы вполне финансово обеспечены, Шарлотта. Если вам не хватает на ваши женские безделушки, просто скажите мне. Зачем вам вообще работать, утруждать ваши лилейные ручки, портить маникюр. Объясните мне.

Иногда их милость бывал столь же очарователен, как первобытный питекантроп.

– Дело в другом… я не могу сидеть и ничего не делать… это ужасно… первейший путь к деградации ума и души…

Это было ему понятно. И все же, он получил противоречивый сигнал, и теперь не знал, должен ли потакать ее милым безумствам… или провести тщательную ревизию своей коллекции плеток и хлыстов. Метафорически выражаясь, разумеется.

– Вы уже подумали, чем хотите заниматься? – спросил он Шарлотту, наконец. – Например, слагать поэмы и посвящать их мне?

– Я хотела бы работать в цветочном магазине и продавать цветы, как прежде.

Он засмеялся.

– Какая неожиданность. Не беспокойтесь. Я все устрою.

– Я вовсе не имела в виду, будто вы должны что-то устраивать…

Лорд Ланкастер небрежно отмахнулся от ее жалкого лепета. Он ведь сказал, что все устроит. Что ей еще нужно.

– Давайте посидим в тишине и послушаем поэму, – предложил он ей сердечно. Замолчал и стал внимать леди Милфорд. Хватило его ненадолго. На минуту или две.

– Какого там она городит? Приди, воспрянь! Как будто бы наша душенька призывает светозарного Люцифера.

Едва ли он добивался столь драматического эффекта, но, как только он закончил говорить, погас свет, и галерея погрузилась в непроницаемую, кромешную тьму. Через секунду-другую раздался щелчок, когда сработало устройство общего оповещения и заговорило металлическим мужским голосом.

– Дамы, господа, уважаемые гости Делового Центра и сотрудники, просим сохранять спокойствие и оставаться на своих местах. Внештатная ситуация не угрожает вашему здоровью и/или жизни. Для технического персонала: код поломки…

Темнота заполнилась женским визгом. Шарлотта не визжала, но поневоле вцепилась в лорда Ланкастера, невозмутимого, как скала.

– В чем дело? – спросил он коротко и сухо своих телохранителей, немедля вооружившихся мощными фонарями.

– Похоже на массивный блэкаут, сэр.

– Это я уже понял по коду поломки, но в чем причина? Не хочется верить, будто сейчас сюда ворвутся спятившие наркоманы и превратят нас в кровавый фарш, как делегатов от ПНДП.

– Нет, это не теракт, милорд, техники докладывают, что десять секунд тому назад приборы зафиксировали сверхмассивный выброс энергии, вызвавший глобальную перегрузку городских энергосетей.

– Что за глупости! Что еще за выброс? – спросил лорд Ланкастер сквозь зубы. – Говорил же я, чтобы не усердствовали с праздничной иллюминацией… пусть немедленно запускают резервные генераторы…

Он еще что-то говорил, но Шарлотта не могла разобрать слов, будто его голос доносился до нее из глубокого колодца.

Темноту сменил неестественный, желтый и слишком яркий, мигающий свет, и в этом свете она увидела, что все люди, находящиеся в галерее, мертвы. Они гнили и разлагались, и в их пустых глазницах копошились черви. Этот фестиваль тлена затронул всех присутствующих, кроме нее самой. И лорда Ланкастера, которого, кажется, не могли затронуть вообще никакие катаклизмы, пусть и столь сюрреалистического свойства. Он все еще раздраженно отчитывал своих гниющих охранников, и замолчал, обнаружив, что Шарлотта трясется, и прижимается к нему, слишком крепко.

– Что с вами, моя хорошая? Вам плохо? Вы испугались темноты? Вы уже не слишком большая девочка для этого.

– Нет… разве вы не видите, все эти люди, они мертвы…

Лорд Ланкастер усмехнулся, забросив ногу на ногу и покачивая носком элегантного, начищенного до зеркального блеска, черного ботинка.

– Вы имеете в виду, духовно мертвы? Само собой. Тоже мне, новости.

– Нет… они мертвы, гниют и разлагаются, их пожирают черви…

Она поняла по его лицу, что он видит то же самое, что и она. Невероятно! Как это было возможно? Но, если так, отчего он был настолько спокоен. Его красивое, благородное лицо не отображало никаких эмоций, разве легкую скуку. Он приобнял ее за плечи и прошептал на ухо:

– Потерпите, сейчас это пройдет. Если страшно, закройте глаза.

Через минуту свет перестал мигать, и после двух-трех минут общей паники и сумятицы реальность вернулась на круги своя. Мертвецы вновь превратились в живых, обыкновенных людей, а Серафина, глотнув шампанского, героически возобновила чтение поэмы. Но Шарлотта все никак не могла оправиться после созерцания паноптикума разлагающихся трупов и скелетов, и дрожала, ощущая сильную слабость, мятный холод в коленях и противную сухость во рту.

– Лорд Ланкастер…

– Да?

– Я хочу уйти отсюда. Пожалуйста…

– Я думал, вы уже никогда не попросите. Пойдемте.

Шарлотта, кажется, и впрямь почувствовала себя неважно, поэтому Кит повел ее в свои президентские апартаменты, которые служили приятным довеском к его президентскому кабинету. В действительности, здесь у него была целая квартира, с двумя гардеробными, четырьмя ванными и личной столовой. Кит уложил Шарлотту на диван, укрыл пледом в сине-красную клетку, принес стакан воды и накапал туда успокоительного.

– Выпейте маленькими глотками. Скоро станет полегче.

Дождавшись, пока она опустошит стакан, Кит сел рядом, положил ей ладонь на лоб. Холодный. Бледные щеки Шарлотты под действием лекарства постепенно порозовели. Ничего страшного. Небольшой приступ паники. Они оба могли это пережить.

– Вы тоже видели мертвых, лорд Ланкастер?

Кит не видел смысла отпираться и кивнул. Да, на мгновение-другое он тоже увидел мертвецов, которые ели, пили, беззаботно флиртовали и болтали друг с другом, что, наверное, пришлось бы по душе несчастному губернатору Харту.

– И вы так спокойно об этом говорите? – проговорила Шарлотта медленно, недоверчиво.

Кит пожал плечами.

– Люди довольно часто видят в нашем здании разные странные вещи. По большей мере, эти видения совершенно безобидны. Это просто ее сны. Или обрывки мыслей.

– Ее? Вы имеете в виду, Копил… то есть, Деловой Центр? Ее сны и мысли?

– Да.

– Вы всерьез думаете, это здание живое?

– Звучит безумно и решительно антинаучно, но это здание и впрямь – живое. Наверное, живое не в том смысле, в каком являемся живыми существами мы с вами, и все же Копилка мыслит и мечтает, она – одухотворенное существо. Теперь вы сбежите от меня со всех ног, не правда ли?

– И все же, пожалуй, я не сбегу, а останусь, – пробормотала Шарлотта. – Мне интересно, чем это закончится. Правда, интересно.

Кит улыбнулся, изучая ее лицо. Шарлотта все еще была чуть-чуть бледна, но определенно не нуждалась в неотложной помощи. Он распорядился, чтобы принесли горячий шоколад и сэндвичи.

– Поешьте потихоньку, Шарлотта.

– Спасибо.

– Если голова разболится или начнет подташнивать – скажите мне.

– Хорошо.

Теперь у него возникла проблема. Не столь существенная, как здоровье очаровательной миссис Лэнгдон, и тем не менее. Кит подошел к окну, потянул за шнур, раздернул шторы и поглядел на улицу через двадцать дюймов сверхпрочного бронированного стекла и голубоватую дымку силового щита. Кромешная тьма расплескалась повсюду, куда только доставал его взор. Кит подумал, что со стороны зрелище, наверное, было божественным – Копилка, окутанная гирляндами изумрудных, сапфировых и рубиновых огней, дрейфующая, подобно титаническому линкору, в океане кромешной тьмы – последний рубеж человеческой цивилизации. Увы, Киту не пришлось как следует насладиться этим сладостным видением. Дверь приоткрылась, и внутрь заглянул припорошенный метелью председатель Правления Делового Центра Гофман.

– Лорд Ланкастер, я приехал так быстро, как только сумел.

Кит резко развернулся, крутнувшись на каблуках.

– Конечно, я ценю ваше деловое рвение, но какого дьявола вы врываетесь ко мне без стука.

– Ах, прошу прощения, вы здесь с очаровательной дамой. Извините за вторжение.

Смутив Шарлотту, Гофман снял старомодную шляпу-котелок и раскланялся. Кит с кислой миной наблюдал за его ужимками.

– Насколько серьезна ситуация? Похоже на чертовски дрянную аварию?

– Кажется, вы еще не видели выпусков экстренных новостей, милорд.

Кит покачал головой. Он даже не успел переговорить с встревоженными служащими, собравшимися в его кабинете.

– По последним данным, в результате аварии в центральных районах города без электричества остались шестьдесят миллионов человек. Такой масштабный блэкаут даже отодвинул на второй план эту ужасную резню в городской мэрии, – сообщил Гофман.

– Но… ведь это страшная проблема городских властей… или?…

– Отчасти, – проговорил Гофман уклончиво, намекая мохнатыми бровями на какие-то дополнительные и определенно неприятные обстоятельства.

Кит с трудом удержался от проклятий. Он буквально валился с ног и почти превратился в одного из тех безразличных, апатичных зомби, которых живописал делегатам кровавого съезда ополоумевший губернатор Харт.

– Вообще-то я собирался домой.

– Конечно, сэр, но у нас чрезвычайная ситуация…

Кит жестом велел председателю Правления захлопнуться и подождать в кабинете вместе с остальными, потом опять подсел к Шарлотте.

– Сами видите, на что похожа моя жизнь. Не одно, так другое. Я попрошу, чтобы вас отвезли домой.

– Я без вас никуда не поеду, – заявила Шарлотта мягко, но настойчиво.

– Но я еще не знаю толком, что там стряслось, и насколько это затянется…

Внезапно ее мягкость куда-то испарилась, осталась лишь настойчивость. Железобетонная решимость, по правде говоря.

– Вы обещали, что проведете со мной эти выходные! Вы обещали, что будете проводить со мной больше времени! У вас есть семья и работа, но еще у вас есть я! Не смейте обращаться со мной, будто я вещь, которую вы в любой момент можете зашвырнуть в темный угол! Иначе я сама вас туда зашвырну!

Кит думал, что уже не может быть больше очарован ею, и все же, ее очаровательность не ведала зримых пределов. Порой это даже пугало. До смерти.

– Шарлотта… милая… вы сейчас напугали меня до смерти… но я все еще не знаю, насколько задержусь…

– Неважно. Я подожду.

– Хорошо, тогда постарайтесь поспать.

Шарлотта кивнула, покладисто свернулась калачиком и почти мгновенно уснула. Кит приставил к дверям двух охранников и пошел в свой кабинет, где уже собрались инженеры, сотрудники ремонтных служб и служб, ответственных за эксплуатацию Делового Центра. Около письменного стола переминался с ноги на ногу Гофман. Кит невежливо отодвинул его со своего пути и сел, хмуро разглядывая подавленные физиономии своих верных служащих.

– Итак, что опять вы натворили, тупые вы недоумки!

– Лорд Ланкастер, пока я добирался сюда, мне позвонил столичный бургомистр, и у нас состоялся весьма откровенный и нелицеприятный разговор. Он напрямую обвинил нас в вопиющей халатности, едва ли не в террористическом акте! – проговорил Гофман.

– То есть? – переспросил Кит, недоумевая.

– То есть городские власти считают, что причиной блэкаута послужил технический сбой в Копилке. Бургомистр заявил, что через час к нам нагрянет комиссия с расследованием.

– Неужели у бургомистра есть веские причины для столь громких заявлений? Вы серьезно? Но, даже если дела обстоят так, наша вина недоказуема?

Что за чушь! На что он вообще рассчитывал! Киту бы давно следовало привыкнуть, что в последнее время его надежды и мечты разлетаются вдребезги, будто сделанные из хрупкой яичной скорлупы. Гофман немедленно предоставил их милости графики энергопотребления и длинные ленты распечаток показаний приборов – наглядные свидетельства их прямой вины в блэкауте.

Тем не менее, увиденное Китом, в принципе не напоминало технический сбой, вызванный, предположим, коротким замыканием, перегрузкой сетей или иными разумными причинами. Это походило на то, как если бы колоссальные массивы энергии, сопоставимые с теми, что исторгаются при взрыве сверхновой звезды, в течение трех миллисекунд взяли и бесследно вылетели в трубу! В невообразимую по масштабам космическую воронку! В черную дыру! Неудивительно, что изношенные городские сети не выдержали нагрузки. Диво дивное, что в кромешную тьму не погрузилась двухмиллиардная столица целиком, без остатка, и что загадочное явление не вызвало массивного сбоя в работе биокуполов. И что сама Копилка уцелела, а не вспыхнула, подобно титанической свече.

– Есть еще кое-что, милорд, – сказал Гофман, – снимки, сделанные городскими камерами наблюдения и туристами, оперативно предоставленные нашей службой безопасности.

Кит зачарованно принялся перебирать снимки, на которых, по существу, никакой Копилки не было. Вместо осязаемых тридцати тысяч футов мрамора, стали, стекла и бетона к ночному небу взметнулся великолепный столп чистого света, сине-белый сверкающий поток энергий, лишенный намека на материальную природу. Это было божественно прекрасно. И абсолютно необъяснимо.

Таинственная вспышка, между тем, была столь запредельной мощи, что ее зафиксировали спутники-разведчики на орбите Родинии, а также засвидетельствовали – невооруженным глазом – многочисленные пассажиры идущих на посадку и отбывающих Би-яхт, транспортных воздушных колесниц и пассажирских дирижаблей. По счастью все они, включая военных и сотрудников спецслужб, приняли небывалый столп света за чудо праздничной иллюминации, устроенной в честь новогоднего праздника.

Кит скверно представлял, что случится, когда это заблуждение развеется. А тем временем под покровом кромешной мглы бандиты и мародеры примутся грабить беззащитные лавочки, офисы и квартиры обеспеченных буржуа. Мало того. Если выяснится, что причиной бедствия стал технический сбой в Копилке, Корпорации придется выплатить многомиллиардные штрафы, оплатить восстановительные работы, сверхурочные сотрудникам специальных служб… и вдобавок, оказаться погребенными под лавинами исков за моральный и материальный ущерб.

По счастью, пока Гофман добирался в Копилку, он успел продумать и составить в уме план действий, незамысловатый, но эффективный. Именно, отрицать свою вину до последнего.

– Звучит неплохо, – сказал Кит, поглощенный тяжелыми сомнениями, – но у меня имеются документы, прямо нас компрометирующие. Именно эти самые распечатки, которые я держу в руках, и которые мы обязаны предоставить властям, городским или федеральным, по первому требованию, в противном случае рискуя подвергнуться уголовному преследованию.

– Лорд Ланкастер, но в случившемся нет вины наших сотрудников! Судя по всему, мы стали жертвами доселе неизвестного науке явления природы! – воскликнул Гофман.

– Внезапного взрыва крохотной невидимой сверхновой? – уточнил Кит язвительно, не подозревая, что был гораздо ближе к истине, чем могло показаться.

– Я не ученый, милорд…

– Я тоже. Я лишь вижу, что таинственное явление природы прискорбным образом имело место быть в нашем здании, и эпицентр его приходится на сотый этаж, где-то поблизости от галереи. Не иначе, душенька Серафина своими бездарными виршами и впрямь вызвала на нашу голову светозарного Люцифера.

Инженеры и техники при его словах начали креститься. Вот олухи! Лучше бы они посоветовали выход из этого жуткого положения – пока к ним не заявилась комиссия из мэрии. Обсуждение затянулось на мучительных полчаса. Что бы ни натворила Копилка, их священный долг был спасать и выгораживать ее. Любой ценой. Любой! Ценой! И не требовать объяснений.

– Лорд Ланкастер, – наконец, проговорил главный инженер службы эксплуатации, – сами посмотрите на эти чудовищные, фантастические цифры! Здесь явно имел место глобальный сбой в работе системы датчиков Делового Центра.

– Сбой датчиков? – повторил Кит. – Всего лишь? Забарахлили датчики, включая датчики расхода электроэнергии?

– Да. Факт прискорбный, но сам по себе, конечно, он никак не может служить причиной столь масштабной аварии.

Кит нахмурился.

– А комиссия? Ей ваши доводы о сбое датчиков покажутся убедительными?

– Милорд, все эти комиссии могут бродить по нашему зданию неделями и месяцами, и так и не узнать ровным счетом ничего…

Тоже верно. Так что Кит выпроводил служащих готовиться к визиту людей из мэрии. Сам он все еще не был уверен, что должен санкционировать столь масштабное надувательство, практически, настоящее преступление. Однако Гофман предвидел, что Кит начнет упрямиться, и нашел способ уломать его.

– Лорд Ланкастер, как мне известно, у вас уже некоторое время имеются серьезные разногласия со столичным обер-бургомистром…

– Да, имеются, поскольку наш столичный глава – первейший прихвостень этого жирного выродка Милбэнка. Однако городского главу трижды избирали законным путем общего тайного голосования, и я никак не могу препятствовать легитимному волеизъявлению граждан.

– Само собой, но в данном случае вам представился удачный шанс повлиять на общественное мнение. На ликвидацию последствий столь масштабной аварии даже при наилучшем раскладе уйдет от пяти суток до стандартной недели. Наверняка не обойдется без грабежей и случаев мародерства, транспортного коллапса, возможны перебои с продовольствием…

– И? К чему вы ведете?

– Наши многоуважаемые обеспеченные сограждане, не получив к утру свежих булочек из обесточенных пекарен, будут весьма раздражены и недовольны… и, если их недовольство направить в нужное русло и подогреть…

– Продолжайте, – коротко обронил Кит, вертя в пальцах ручку с золотым пером.

– Прекрасный повод устроить информационную шумиху, обвинить власти Форта Сибирь в некомпетентности, а также распродаже стратегически важной энергетической отрасли третьим лицам, по странному совпадению находящимися в дружеских и родственных отношениях с нашим уважаемым обер-бургомистром.

– Вот мне это нравится, – сказал Кит.

Что ж. Пожалуй, верный способ превратить лимон в лимонад. В целом, соображения Гофмана звучали толково, хотя стоило основательно продумать кое-какие детали. Но эти детали Кит мог продумать и в уютной квартирке миссис Лэнгдон после десятичасового сна, горячего душа и завтрака. Он встал из-за стола.

– Все же, довольно странно, что вы помогаете мне, герр Гофман.

– Невзирая на наши разногласия, милорд, считаю, в этой тревожной ситуации мы должны быть по одну сторону баррикад.

Отлично, но, раз они были по одну сторону баррикад, то кто? Кто – по другую? На всякий случай – чтобы не заносился – Кит ухватил Гофмана за впалые грудки и потряс. В карманах главы правления Делового Центра зазвенела мелочь, а его челюсти несколько раз ударились одна о другую, издав сухой костяной звук.

– Не обольщайтесь. Если что-то пойдет не по плану, я, не задумываюсь, взвалю всю полноту ответственности на вас, – рявкнул Кит.

– Да, милорд.

– И вот еще что. Я хочу, чтобы вы частным порядком провели максимально полное расследование этого инцидента в кратчайшие сроки. И, если нечто подобное повторится, – абсолютно неважно, по чьей вине: вашей, мэрии или природы, я прослежу, чтобы вас вышвырнули отсюда! Пинком под зад!

– Да, милорд.

– И последнее. Подыщите свободные помещения в торговой зоне с первого по двадцатый этаж включительно.

– Лорд Ланкастер! – взмолился Гофман. – У нас нет свободных помещений, и в ближайшие двадцать пять лет не предвидится! Вам должно быть это известно, поскольку вы лично раз в полгода визируете списки арендаторов.

– Значит, под подходящим предлогом вышвырните кого-нибудь из нашего прекрасного здания! Иначе, как я уже упоминал, отсюда будете вышвырнуты вы.

– А какое именно помещение вам требуется? – спросил Гофман обреченно.

– Такое, чтобы там поместился цветочный магазин. У вас на это есть неделя. Иначе…

– Я понял. Вы меня вышвырните. Пожалуйста, отпустите. Мне нечем дышать.

Запугав Гофмана до смерти, Кит вернулся к Шарлотте. Она все еще спала, и он собрался разбудить ее поцелуем, как и полагалось Распрекрасному Принцу, но отчего-то передумал, сел и стал смотреть, на нее, спящую, с замиранием сердца наслаждаясь ее красотой, трепетом длинных ресниц, румянцем на алебастровых скулах и тихим дыханием. Но вдруг она что-то зашептала.