Текст книги "В глубь истории: историческая концепция К. Маркса"

История и народ. Значение материальных интересов

Материалистическое понимание истории развивалось в двух направлениях: 1) раскрытие значения производства материальных ценностей через труд, выявление объективных закономерностей в развитии системы социальных отношений; 2) понимание важного значения народных масс через признание доминирующей роли человека. В «Святом семействе» Маркс и Энгельс, отталкиваясь от того, что производство материальных ценностей является первопричиной истории, опровергли идеалистический подход Бауэра к пониманию истории с его пренебрежением к народу и сделали важные выводы о значительной исторической роли народных масс.

Последователи Бауэра любыми способами завышали значение самосознания и умаляли смысл материального производства. Категорически заявляя, что рабочий ничего не создает, что «чтобы все создавать, требуется некое более сильное сознание, чем рабочее сознание» (1955. Т. 2. С. 20), они игнорировали тот факт, что трудящийся является создателем материальных ценностей. С точки зрения приверженцев Бауэра, только их мысленные творения имели смысл, только они являлись «всем», а труд рабочих – эта «заурядная работа» – «есть нечто единичное, рассчитанное лишь на удовлетворение его индивидуальной потребности» (1955. Т. 2. С. 20). Они поставили абстрактную спекулятивную деятельность выше деятельности материального производства. «Святое семейство» опровергло это положение. Маркс и Энгельс писали: «Критическая критика не создает ничего, рабочий создает все, до такой степени все, что он также и своими духовными творениями посрамляет всю критику. Английские и французские рабочие являются лучшим свидетельством этого» (1955. Т. 2. С. 21).

Последователи Бауэра противопоставляли истину народу. Они не без издевки утверждали, что народ только думает, что обладает многими очевидными истинами, а на самом деле истина не имеет к нему никакого отношения. Она доказывает саму себя, а простые люди не могут познать истину и обладать ею. Таким образом, истина и народ антагонистичны: «Чтобы быть “поистине познанной”, она [истина] влияет не на грубое тело человека, проживающее где-нибудь в глубине английского подвала или же на чердаке французского многоэтажного дома, а “тянется” через весь его идеалистический кишечник» (1955. Т. 2. С. 88). Народ невежественен, а истина принадлежит «критическим критикам» и сокрыта во внутренностях их идеализма. По сути, в подобных взглядах проявилось убожество последователей Бауэра, они ничего не знали об истине, кроме самых простых, пустых, очевидных вещей. Ею суждено овладеть тому, кто владеет исторической истиной, является ее квинтэссенцией – самому человечеству.

Последователи Бауэра еще больше противопоставляли народ истории, рассматривая его не как ее движущую силу, а как силу сопротивления ей. «Все великие дела прежней истории» будто «потому именно были с самого начала неудачны и лишены действительного успеха, что масса была в них заинтересована, что они вызывали энтузиазм массы» (1955. Т. 2. С. 88). С их точки зрения, только мысль является определяющей силой истории.

Вопреки суждениям Бауэра Маркс, отталкиваясь от того, что вещественное производство есть первопричина истории, уделил большое внимание значению материальных интересов в ней. Людей подталкивают к борьбе не абстрактные идеологические принципы, а реальные материальные интересы. Например, в буржуазной революции во Франции решающую роль сыграли не призывы к свободе, равенству и братству, а материальные интересы буржуазии. Мобилизующее и вдохновляющее значение их заключалось в том, что они отражали эти материальные требования. «“Идея” неизменно посрамляла себя, как только она отделялась от “интереса”» (1955. Т. 2. С. 89).

Что касается народа, причина того, что его энтузиазм был обратно пропорционален ходу буржуазной революции, заключалась в принципах этой революции, которые совершенно не представляли реальных интересов народа, были чужими ему. Поэтому его энтузиазм был лишь временным и показным.

Таким образом, без учета материальных интересов нельзя решить, была ли какая-либо революция успешной или нет. Для буржуазии Великая французская революция была успешной, она достигла реальных результатов, материальные и политические требования буржуазии, в конце концов, были удовлетворены. Но для трудящегося народа, для не-буржуазии, революция такой не была, потому что реальные условия их освобождения отличались от условий освобождения буржуазии. Поэтому причина, по которой Великая французская революция не была успешной, заключалась вовсе не в том, что она вызвала внимание и энтузиазм народа, как считали последователи Бауэра. Причиной неудачи стало то, что революция захватывала не все население, а представляла лишь особые, ограниченные народные массы, и поэтому энтузиазм широких народных масс был временным и показным. В связи с этим Маркс сделал важный вывод, который повысил степень понимания закономерностей в познании основной исторической деятельности: «Вместе с основательностью исторического действия будет, следовательно, расти и объем массы, делом которой оно является» (1955. Т. 2. С. 90).

Восприятие последователями Бауэра народа как пассивного, духовно пустого материального фактора, а духа, критики – как активного, было не чем иным, как карикатурным завершением гегелевского понимания истории. Оно, в свою очередь, являлось не более чем проявлением спекуляций христианской схоластики в отношении антагонизма духа и материи, бога и мира. В противостоянии с таким подходом Маркс использовал не теорию об отчуждении и возврате сущности человека, а исторический материализм, согласно которому материальное производство является первопричиной истории, а народные массы – ее создателями. В этом заключается важное различие между «Святым семейством» и «Рукописями». С этого времени Маркс, углубившись внутрь вопроса о первопричине истории, через раскрытие закономерностей способов производства вещественных ценностей, ступил на этап создания материалистического понимания истории.

Глава десятая
Теоретическая подготовка к переходу от «отчуждения труда» к полному утверждению исторического материализма

Хотя в «Святом семействе» влияние Фейербаха стало заметно меньше, оно все еще чувствовалось в нем, а само отчуждение хоть и не было ведущим методом, но по-прежнему оставалось критерием оценки капиталистических отношений. Однако в «Немецкой идеологии» Маркс перешел от восхваления Фейербаха к его критике и тем самым полностью завершил материалистический подход к пониманию истории. Это произошло менее чем за год. Такую быстроту очень трудно понять, но она не была случайной. Мышлению Маркса изначально были присущи стремительные перемены. В то время он как раз находился в процессе напряженных поисков. После переезда из Парижа в Брюссель он продолжил, с одной стороны, всесторонние исследования политической экономии, а с другой – изучение философии и выявил основной недостаток учения Фейербаха. Написанные весной 1845 г. труды «О книге Фридриха Листа “Национальная система политической экономии”» и «Тезисы о Фейербахе» дают нам ключ к пониманию этих изменений в экономическом и философском отношениях.

Первое приближение к диалектическим закономерностям производительных сил и производственных отношений

Экономические исследования Маркса играют важную роль в зарождении исторического материализма. Можно сказать, что начатые им в начале 1844 г. в Париже исследования освободили его от спекулятивных традиций немецкой классической философии и через переход от отчуждения к отчуждению труда помогли ему увидеть определяющую роль трудовой деятельности в формировании истории человечества и путь, ведущий к историческому материализму. Продолжение экономических исследований после приезда в Брюссель в начале 1845 г. дало Марксу теоретическую подготовку к совершению этого превращения. Можно с уверенностью утверждать, что этот переход от отчуждения к отчуждению труда и начало движения к историческому материализму неотделимы от исследований Маркса в политической экономии, цель которых заключалась в поиске научного обоснования коммунистической доктрины.

В феврале 1845 г. из-за преследований со стороны французского правительства Маркс переселился в Брюссель. Здесь он продолжил начатые в Париже исследования по политической экономии и прочел множество соответствующих научных трудов. Вместе с Энгельсом он также специально ездил в Лондон и Манчестер для изучения литературных источников. Мы лишь заострим внимание на комментариях Маркса к первому изданию книги Ф. Листа «Национальная система политической экономии» и увидим, каким образом он стал приближаться к пониманию закономерностей производительных сил и производственных отношений.

Фридрих Лист был мещанским буржуазным экономистом. Он предложил ввести систему покровительственных таможенных пошлин и ограничить свободную торговлю, чтобы приспособить немецкую буржуазию к развитию промышленности, защитить внутренний государственный рынок и не допустить конкуренции с Англией. В первом томе своей «Национальной системы политической экономии» он специально описывает международную торговую политику и немецкую систему торговых пошлин. Он заостряет внимание на необходимости покровительственных пошлин в Германии, а также гордится тем, что проводит исследование ошибок и их причин в теориях международной торговли и торговой политики, распространенных в политической экономии. Лист всеми возможными способами делал вид, что он не представляет стремлений немецкой буржуазии к богатству, монополизации рынка и развитию немецкой промышленности до уровня Англии, а делает все это ради так называемых государственных интересов. «Он не решается говорить о скверных меновых стоимостях, о которых он воздыхает, и говорит о производительных силах; он не решается говорить о конкуренции и говорит о некоей национальной конфедерации национальных производительных сил; он не решается говорить о своих частных интересах и говорит о национальных интересах» (1974. Т. 42. С. 229).

По стечению обстоятельств и Маркс, и Энгельс планировали опубликовать критику идей Листа. В ноябре 1844 г. в письме к Марксу Энгельс упомянул, что напишет «несколько брошюр, в частности против Листа» (1962. Т. 27. С. 11). Ее замысел совпадал с целью работы «Положение рабочего класса в Англии», которую в это время как раз писал Маркс. В ней он непосредственно обвинял английскую буржуазию, подразумевая немецкую, и доказывал, что они одинаковы. Их разница заключалась лишь в том, что немецкая буржуазия была не так смела, основательна и искусна в эксплуатации. В этой брошюре Маркс вскрывал только суть немецкой системы покровительственных пошлин.

Маркс и Энгельс разделили критику взглядов Листа между собой. Энгельс должен был дать анализ только фактической стороны, показать реальный вывод из его экономической системы. Это стало содержанием его выступления 15 февраля 1845 г. в Эльберфельде. В своей речи он детально рассмотрел возможные последствия применения системы покровительственных пошлин. Ее неизбежным результатом должно было стать обнищание пролетариата и, следовательно, революция. Энгельс говорил: «Таким образом, подробное рассмотрение полностью подтверждает то, что я изложил вначале в общих чертах, исходя вообще из конкуренции, а именно: что неизбежным следствием существующих у нас социальных отношений, при всех условиях и во всех случаях, будет социальная революция. С той же уверенностью, с какой мы из известных математических аксиом можем вывести новое положение, с той же самой уверенностью можем мы из существующих экономических отношений и из принципов политической экономии сделать заключение о грядущей социальной революции» (1955. Т. 2. С. 552).

В отличие от него, Маркс сделал упор на критику теоретических предпосылок Листа. Он выявил идеалистическую сущность его подхода к пониманию производительных сил и разоблачил его стремление к богатству. Кроме того, Маркс через анализ отношений современной промышленности и производительных сил приблизился к раскрытию коренных закономерностей исторического развития. Немецкие собственники, так же, как в Англии и Франции, стремились к промышленному обогащению. Однако английская и французская буржуазия выражала эти требования открыто через своих экономистов. Они сделали богатство своим божеством и безжалостно пожертвовали всю науку этому божеству. Немецкая буржуазия, стремясь к богатству, отрицала этот факт. Она создала для себя «идеализированную» экономику, полностью отличавшуюся от светской экономики Англии и Франции, обосновала новую доктрину ценностей, чтобы этим доказать, что их стремление к богатству имеет смысл. Немецкие буржуа прятали свой самый низменный, самый грязный мещанский дух погони за богатством, завернув его в необоснованный, поверхностный, ранящий чувства идеализм. Именно такой доктриной являлась политическая экономия Листа. Он противопоставлял производительность меновой стоимости, рассматривал ее как некую духовную силу, показывая этим, что стремится не к бездуховным материальным ценностям, не к меновой стоимости, а к духовной сущности, то есть неограниченной производительности. Именно такой подход разоблачал Маркс: «Производительная сила выступает как сущность, бесконечно более возвышенная, чем меновая стоимость. Сила претендует на положение внутренней сущности, а меновая стоимость занимает положение преходящего явления. Сила выступает как бесконечная, а меновая стоимость как конечная, первая как нематериальная, а вторая как материальная – и все эти противоположности мы находим у г-на Листа. Поэтому на место материального мира меновых стоимостей у него ставится сверхчувственный мир сил» (1974. Т. 42. С. 248).

На самом деле производительная сила является не обособленной духовной субстанцией, неким неуловимым привидением, а материальной силой. Маркс отмечал, что лишь полистав материалы по статистике, можно увидеть, что упоминаемые в них гидроэнергия, сила пара, человеческое усилие, лошадиная сила являются производительными силами. Хотя буржуазия проявляла неуважение к человеку, отводя ему роль силы наравне с лошадью, паром и водой, она смогла «рассеять тот мистический ореол, который преображает “производительную силу”» (1974. Т. 42. С. 249), показав ее реальный материальный производительный характер.

Немецкие собственники, как всегда, хотели разбогатеть, однако отвергали меновую стоимость и материальные ценности, делая вид, что интересуются лишь производительной силой. Лист писал: «Нация должна жертвовать материальными благами, чтобы приобрести духовные или общественные силы. Покровительственные пошлины для созидания промышленной силы» (1974. Т. 42. С. 241). Также он говорил, что «причины богатства суть нечто совсем иное, чем само богатство; сила, способная создавать богатства, бесконечно важное, чем само богатство» (1974. Т. 42. С. 248). Эти заявления были совершенно необоснованны. Маркс писал: «Лист делает вид, будто он повсюду интересуется производительными силами ради них самих, независимо от скверных меновых стоимостей» (1974. Т. 42. С. 250). С формальной точки зрения кажется, что меновая стоимость, деньги всегда являются внешней целью, а производительные – той, которая создается в самой человеческой природе, то есть целью как таковой. Поэтому забота о производительных силах означает заботу о самом человеке. На самом деле немецкая буржуазия заботилась только о собственном материальном богатстве.

Разве немецкие собственники, фабриканты, заботились о том, чтобы рабочие развивали свои способности, умения и свои производительные силы, о том, чтобы они, занимаясь деятельностью как все люди, одновременно развивали человеческую природу? Нет. С их точки зрения, если кривая спина, уродливые конечности, однобокое развитие и усиление каких-либо мышц могли повысить производительные силы рабочих, то это можно было трактовать как своего рода производительную силу. Если духовная нищета рабочего по сравнению с активной духовной деятельностью более производительна, то эта духовная нищета и является производительной силой. Если монотонность какого-либо ремесла способствует тому, что рабочий способен лучше заниматься им, то она является производительной силой. Таким образом, так называемые производительные силы есть не что иное, как «инструмент обогащения». Поэтому Маркс высмеивал немецкую буржуазию за то, что, по ее словам, она «не гонится за земными, материальными благами, а вместо скверных, конечных меновых стоимостей стремится к некоей духовной сущности, к бесконечной производительной силе. В действительности же эта духовная сущность такова, что этот “бюргер” по сему случаю наполняет собственные карманы мирскими меновыми стоимостями» (1974. Т. 42. С. 238).

Лист отделил производящую силу от самого богатства, проявив тем самым уважение к человеку. Однако на самом деле следствие кроется в причине, а причина в некоторой степени обусловлена следствием. Собственник считает пролетария не человеком, а силой, создающей богатство. Такое восхваление человека на самом деле является его унижением. Если бы собственники считали, что использовать скот, машины выгоднее, чем человека, они без колебаний заменили бы его. Лист отделял свой подход от английской классической политической экономии потому, что он был основан на производительных силах в отличие от последней, исходящей из меновой стоимости. На самом же деле они были одинаковы. Если английская классическая политическая экономия превратила человека в предмет, то теория Листа рассматривала его как причину создания богатств. Это делало его не настоящим субъектом, а машиной, с помощью которой буржуазия создает богатства.

Поэтому Маркс полагал, что производительные силы являются не духовными, а материальными, и считал, что нельзя изучать их абстрактно, отдельно от общественного строя. Он говорил, что «при нынешнем строе производительная сила состоит не только в том, что она делает, быть может, труд человека эффективнее или силы природы и социальные силы результативнее; она в такой же мере состоит в том, что делает труд дешевле, или непроизводительнее для рабочего. Производительная сила, таким образом, с самого начала определяется меновой стоимостью» (1974. Т. 42. С. 251). Это в полной мере доказывает, что в капиталистическом строе развитие производительных сил не только обнаруживает более высокую продуктивность труда просвещенного человека, но и подразумевает усиление его эксплуатации. Впоследствии Маркс неоднократно это подчеркивал. В «Учредительном манифесте о создании Международного товарищества трудящихся», опубликованном в 1864 г., он отмечал, что в капиталистическом обществе «всякое дальнейшее развитие производительной силы труда неизбежно углубляет общественные контрасты и обостряет общественные антагонизмы» (1960. Т. 16. С. 7).

Если сравнивать эти выводы с изложенными в «Рукописях», то в критике взглядов Листа Маркс достиг прогресса в отношении разделения труда. В «Рукописях» он отложил в сторону реальную форму, в которой проявляется труд, чтобы исследовать его с точки зрения сущности субъекта, определил его как свободную субъективную деятельность. Однако, критикуя Листа, Маркс особенно подчеркивал следующее: «Одно из величайших недоразумений – говорить о свободном, человеческом, общественном труде, о труде без частной собственности. «Труд» по своей сущности есть несвободная, нечеловеческая, необщественная, обусловленная частной собственностью и создающая частную собственность деятельность» (1974. Т. 42. С. 242).

Бесспорно, в «Рукописях» труд определяется как сознательная, целенаправленная деятельность и – если исследовать его с точки зрения материального обмена между человеком и природой – как развитие познания. В них Маркс уловил суть коренных отличий человека от животного и показал, что коренным свойством трудового процесса является овеществление, вне зависимости от того, как изменяется форма общества, или, другими словами, во всех его формах. Тем не менее в этом сочинении имелось одно ограничение: в таком труде нельзя разглядеть производственные отношения, порождаемые человечеством на определенном историческом этапе, и можно легко начать сводить его реальный аналог к отчужденному и противопоставлять его труду человеческой природы. Несмотря на основания для критики в отношении того, каким образом нужно измерять труд в соответствии с его сущностью в капиталистическом строе, в конечном счете это ограничило бы его научное понимание. Можно было игнорировать различные формы труда и вывести их общие особенности, но саму его сущность следует описывать, исходя прежде всего из формы его осуществления (определенных производственных отношений). В капиталистическом строе он является деятельностью, определяемой частной собственностью и производящей ее. Эта мысль Маркса представляет собой поворот от антагонизма сущности человека (настоящего труда) и ее отчуждения (отчуждения труда) к самому труду, переход к исследованию трудовой деятельности в связи с формой ее осуществления. Тем самым немецкий философ сделал шаг вперед к выявлению закономерностей движения противоречий между производительными силами (отношений между человеком и природой) и производственными отношениями (межчеловеческих отношений).

Маркс начал приближаться к этому еще в анализе капиталистической промышленности. Он считал, что рассматривать промышленность можно с абсолютно разных точек зрения. Одной из таких была погоня за выгодами, то есть рассмотрение промышленности с точки зрения буржуазии. Например, немецкие буржуа, завистливо взирая на высокий уровень развития английской промышленности, желали достичь такого же в Германии. Размахивая плетью покровительственных пошлин, они насаждали в народе дух «промышленного воспитания», целью которого, конечно, были выгоды буржуазии. В рамках другого подхода промышленное развитие трактовалось как создание условий человеческой жизни для себя, закладывание основы для буржуазии. Поэтому следует отделять современную промышленную систему от противоречащих ей идей и неосознанно созданных производительных сил. Нельзя превращать восхваление промышленных производительных сил в восхваление буржуазии, воспевание капиталистической системы частной собственности. Маркс писал: «Силы природы и социальные силы, которые вызывает к жизни (заклинает) промышленность, находятся в том же самом отношении к ней, что и пролетариат. Сегодня они еще являются рабами буржуа, в которых он видит только орудия (носителей) своей эгоистической (грязной) жажды прибыли; завтра они разобьют свои цепи и проявят себя носителями человеческого развития, которое взорвет буржуа на воздух вместе с его промышленностью, принявшей лишь грязную оболочку, которую он считает ее сущностью, проявят себя настолько, что ее человеческое ядро приобретет достаточную силу, чтобы взорвать эту оболочку и явиться в своем собственном образе. Завтра силы природы и социальные силы, вызванные к жизни промышленностью, разорвут цепи, которыми буржуа отделяет их от человека, превращая их, таким образом, из действительной общественной связи в уродливые оковы общества» (1974. Т. 42. С. 246). Этот отрывок подробно описывает отделение производительных сил от условий их деятельности (системы частной собственности) в капиталистической промышленности. Собственнические отношения называются здесь «цепями», «оболочкой», «оковами», а развитие промышленных производительных сил – силой, «сокрушающей», «разрушающей» эти «цепи» и «оковы». Пролетариат представляется тем, кто обладает этой силой. Кроме того, эти слова в подходящей форме выражают внимание к человеку. Этот революционный вывод из внутреннего противоречия капиталистической промышленности (производительных сил промышленности и формы ее деятельности), по сравнению с выводом из противоречий человеческой сущности и бытия, несомненно, стал ближе к «Немецкой идеологии», то есть к будущему всестороннему обоснованию исторического материализма.