Текст книги "Перерождение"

«Лиш что-то недоговаривает», – подумал Питер, а вслух сказал:

– Он наверняка был неподалеку и следил за тобой.

– Не уверена. – Алиша посмотрела на зимнее небо. – Иногда думаю, что да, иногда, что нет. Ты не знал его так, как я. После той ночи я его возненавидела всем сердцем! Только со временем проходит и ненависть… – с горечью и безысходностью проговорила Алиша. – Очень надеюсь, когда-нибудь ты меня простишь! – Она всхлипнула и вытерла глаза. – Ну, хватит, и так слишком много наговорила! Спасибо, что все это время был моим другом.

Питер заглянул в ее покрасневшие от слез глаза и догадался: настоящей тайной Лиш был не Полковник, а он сам. Они оба прятали свои тайны не только друг от друга, но и от себя.

– Алиша, подожди… – потянулся к ней Питер.

– Не надо! – пробормотала она, но не отстранилась.

– Целых три дня я думал, что ты погибла, а меня рядом не было. – В горле Питера образовался огромный комок. – Я всегда думал, что буду рядом…

– Черт подери, Питер! – Алишу колотило, Питер физически чувствовал, как ей плохо. – Только не сейчас! Умоляю, только не сейчас. Уже поздно!

– Знаю…

– Не говори так, пожалуйста! Сам же сказал, что понял.

Он, действительно, понял. В этом простом факте заключался истинный смысл их отношений. Питер почувствовал глубокую благодарность, а вместе с ней порывом свежего зимнего воздуха душу наполнила определенность. Решение принято: он не станет бороться за Алишу.

Питер прижал девушку к себе. Он обнимал ее так же, как недавно в палатке Ворхиса она обнимала его – получилось прощание наоборот. Алиша замерла, потом снова расслабилась – казалось, она тает от его прикосновений.

– Ты уходишь, – шепнула она.

– Пообещай мне кое-что. Пообещай заботиться об остальных и доставить их в Розуэлл.

Питер не увидел, а скорее почувствовал: она кивнула.

– А кто о тебе позаботится?

Боже, как сильно он ее любит! Любит, а вслух сказать не может. Питер еще крепче прижал девушку к себе и закрыл глаза, чтобы сохранить это волшебное ощущение в памяти и унести с собой.

– Сколько могла, ты обо мне заботилась, верно? – Питер чуть отстранился, чтобы в последний раз заглянуть ей в глаза. – Спасибо, Лиш! Большое тебе спасибо! – Он быстро зашагал прочь, оставив девушку на ледяном ветру у притихшей казармы.

* * *

Как ни старался Питер, заснуть не получилось. В предрассветный час терпеть стало невмоготу – он соскользнул с койки и быстро собрал снаряжение. В холод пригодится все, что поможет сохранить тепло и сухость: одеяла, запасные носки, пончо, спальные мешки, брезент и прочная веревка. Возвращаясь из казармы накануне вечером, он заглянул на склад и стащил лопату, топорик и пару теплых курток. Холлис мирно посапывал, уткнувшись лицом в одеяло. Когда он проснется, Питер будет уже далеко.

Питер надел рюкзак и выбрался из палатки. Ледяной ветер тут же хлестнул по лицу и сбил дыхание. В гарнизоне было тихо и пусто, лишь у гаража сновали несколько солдат. Из столовой пахло дымом и теплой едой. У Питера заурчало в желудке, но времени на перекус не было.

В женской палатке он застал только Эми: Сара ночевала в лазарете с Санчо и другими ранеными. Девочка сидела на койке с рюкзаком на коленях, хотя Питер не просил ее собраться и быть готовой.

– Нам пора? – спросила Эми, подняв на него блестящие глаза.

– Да, пора.

Они быстро добрались до загона, где вместе с остальными лошадьми вороной мерин Грира принюхивался к холодному ветру. Питер вынес из сарая узду и теплую зимнюю попону. Очень хотелось взять и седло, но в седле вдвоем не поскачешь. Он связал рюкзаки и перекинул через холку коня. Надо же, всего пара минут, а пальцы уже задубели от холода! Питер подсадил Эми, вскарабкался на ограду загона, перелез на коня и погнал его к воротам. Заря только-только занималась: мрак рассевался, чернильное небо медленно серело. Повалил снег – в полутьме казалось, что хлопья возникают из пустоты.

Ворота охранял один часовой – лейтенант Юстас, который первым увидел вернувшихся из неудачного рейда.

– Майор велел пропустить вас и кое-что передать. – Юстас вынес из караульной сумку. – Сказал, пусть Джексон выберет, что захочет.

Питер спешился и открыл сумку. Винтовки, запасные обоймы, пара пистолетов и связка гранат – Питер перебирал их, не зная, на что решиться.

– Передайте майору мою благодарность и еще… – Он вытащил из-за пояса нож и вручил Юстасу. – Вот, подарок.

– Не понимаю, – нахмурился Юстас. – Вы нож мне отдаете?

– Возьмите, возьмите! – настаивал Питер.

Юстас принял нож осторожно, с явной опаской, и целую минуту разглядывал, словно диковинку из леса.

– Просто передайте майору Гриру. Он поймет, – заверил Питер и повернулся к Эми, которая подставила лицо снежным хлопьям. – Готова?

Девочка кивнула. Она улыбалась, а снежинки на ее ресницах и волосах сверкали, как алмазы. С помощью Юстаса Питер взобрался в седло и взял поводья. Ворота открылись. Питер в последний раз взглянул на казарму, но чуда не случилось. «Прощай! Прощай навсегда!» – подумал он и, пришпорив коня, погнал его навстречу рассвету.

Часть Х
Горный ангел

 
Один как перст в глуши
Я жизнь свою в сомненьях проведу.
Там лишь любовь меня найдет
На радость или на беду.
 

У. Рэли, «Гнездо Феникса»

62

К полудню они вернулись к реке. Ехали молча. Набирающий силу снегопад наполнял лес призрачным светом. У берегов река подмерзала, темная вода лениво текла по сузившемуся руслу. Эми прижалась к спине Питера и задремала, обвив тонкими руками его пояс. Питер чувствовал тепло девочки и мерное движение ее груди. Из ноздрей коня валил пар, пахнущий сеном и землей. В деревьях перекликались черные птицы, но их голоса заглушал вездесущий снег.

В снежной тишине нахлынули воспоминания – образы прошлого дымкой проплывали перед мысленным взором Питера. Вот мама незадолго до кончины: он заглянул к ней в спальню, увидел очки на прикроватном столике и почему-то сразу понял, что конец близок; вот Тео на энергостанции осматривает его распухшую лодыжку, а вот брат стоит на крыльце фермы вместе с Маусами и провожает их в путь; вот Тетушка на своей душной кухне, вот чашка с ее ужасным чаем; вот их отряд за день до отъезда из бункера: они пьют виски, смеются над шуткой Калеба и не подозревают, что ждет впереди; вот Сара утром после первого снегопада: сидит с дневником на коленях, щурится на солнце и говорит, что в лесу красиво; вот Алиша…

Алиша…

Они свернули на восток и из знакомого предгорья попали в объятия лесистых, одетых в белое гор. Снег пошел медленнее, прекратился, пошел снова. Начался подъем, и Питер сосредоточил внимание на малейших деталях: на медленном, но ритмичном шаге коня, на старых кожаных вожжах, которые сжимал в кулаке, на легком прикосновении волос Эми к своей шее… Почему-то все они казались неизбежными, как эпизоды сна, приснившегося много лет назад.

Когда стемнело, Питер расчистил на берегу место и соорудил из брезента навес. На сырых ветках костер не разведешь, но под раскидистыми кронами деревьев нашлось достаточно хвороста. Свой нож Питер подарил Гриру, но в рюкзаке лежал маленький складной ножичек, которым он открыл консервы. Они с Эми поужинали и заснули, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее.

Проснулись окоченевшими. Снегопад закончился, небо стало пронзительно-голубым. Пока Эми разводила костер, Питер отправился на поиски коня, который ночью оборвал привязь и исчез. В любой другой день Питер бы запаниковал, но тем утром почему-то даже не встревожился. Коня он выследил ярдах в ста ниже по реке – вороной разворошил снег у замерзшей воды и щипал травку. Мешать не хотелось, и Питер немного постоял, наблюдая, как конь завтракает, а потом повел его в лагерь. Эми смешала сыроватые иголки с хворостом и сумела развести дымный костерок. Они съели по банке консервов, запили холодной водой из реки и погрелись у костра. Питер не спешил, предчувствуя, что это их последнее спокойное утро. Оставшийся на западе гарнизон наверняка опустел и затих: солдаты уже выступили на юг.

– По-моему, мы почти у цели, – сказал он Эми, взваливая рюкзаки на коня. – Осталось миль пять, не больше.

Девочка молча кивнула. Питер подвел вороного к поваленному непогодой дереву, вскарабкался на ствол, влез на коня, придвинул к себе рюкзаки и наклонился к Эми: давай, мол, садись.

– Скучаешь по друзьям? – спросила девочка.

Питер взглянул на заснеженные вершины деревьев. Утро выдалось на диву солнечным и безветренным.

– Да, скучаю. Но я справлюсь, ничего страшного.

* * *

Через некоторое время добрались до развилки. Вот уже несколько часов они скакали по дороге, точнее, по тому, что от нее осталось. Чувствовалось, что земля под снегом ровная и плотная, а по сторонам то и дело мелькали ржавые ограждения и указатели. Они углублялись в узкую долину, обрамленную высокими серыми скалами. Тут дорога разветвлялась: одна тропа бежала вдоль реки, другая пересекала ее по изогнутому мосту на облепленных снегом балках. На противоположном берегу дорога снова шла в гору и терялась среди деревьев.

– Куда сейчас? – спросил Питер.

– На тот берег, – после небольшой паузы ответила девочка.

Они спешились. Рыхлый снег доходил Питеру почти до колен. Ближе к берегу стало ясно: деревянное полотнище моста исчезло, вероятно, сгнило. До противоположного берега ярдов пятьдесят – по балкам они с Эми переберутся, а вот конь – точно нет.

– Уверена? – спросил Питер. Девочка стояла рядом, щурясь на ярком свету. Озябшие ладони она, как и Питер, прятала в рукавах.

Эми кивнула.

Питер опустил рюкзаки на снег. Привязывать коня к дереву, чтобы ждал их возвращения, рука не поднималась. Он не виноват, что не может перебраться через мост, не оставлять же его на верную гибель! Питер разнуздал вороного, хлопнул его по крупу и приказал: «Беги!» Никакой реакции. Пришлось хлопнуть сильнее: «Но! Но!» Потеряв терпение, Питер замахал руками и заорал во все горло: «Ну же, беги, беги!» Конь даже не шевельнулся, его большие блестящие глаза непонимающе смотрели на них с Эми.

– Упрямая скотинка, никак убегать не желает!

– Ты лучше спокойно объясни ему, чего именно хочешь.

– Эми, это же конь, а не человек!

Как ни странно, случившееся дальше не слишком удивило Питера: Эми подошла к вороному, обняла его за шею и заглянула в глаза. Конь беспокойно взбивал снег копытами, но от прикосновений Эми угомонился и вдохнул, широко раздув ноздри. Целую минуту девочка и конь стояли, не отрывая взгляд друг от друга. Наконец конь отступил на несколько шагов и медленно пошел в обратном направлении. Вот он пустился стремительным галопом и вскоре исчез за деревьями.

– Все, можно идти, – надев рюкзак, объявила Эми.

Ну что тут скажешь? Разумнее всего казалось промолчать.

Они быстро спустились к мосту. Озаренная солнцем вода сверкала так, что болели глаза, словно на пороге замерзания ее светоотражающие свойства многократно увеличились. Питер помог Эми перебраться через брешь между балками, передал ей рюкзаки и перелез сам.

Проще и безопаснее всего было двигаться по краю моста – держась за поручень, перебираться с балки на балку. Холодный металл обжигал руки, приходилось поторапливаться. Эми ловко и уверенно перепрыгивала с балки на балку. Питер едва за ней поспевал. Проблема заключалась не в прочности балок, а в том, что их покрывал тонкий слой льда, припорошенный снегом. Дважды Питер поскальзывался: ноги разъезжались, руки отчаянно цеплялись за холодный металл поручня. Не упадет он, ни за что не упадет! Быть в шаге от цели и утонуть в горной реке – ну уж нет, увольте! Когда добрались до противоположного берега, Питера колотил озноб, ладони онемели. Хотелось развести костер и согреться, но привал казался непозволительной роскошью: тени удлинились, короткий зимний день стремительно догорал.

За рекой начался подъем. Питер искренне надеялся, что там, куда они вот-вот попадут, найдется пристанище. Иначе до утра им не дотянуть: если не прикончат вирусоносители, мороз точно доконает. В такой холод главное двигаться. Эми уверенно шагала вперед, и Питер старался поддерживать темп. Разреженный воздух обжигал легкие, деревья стонали от ветра. Через некоторое время Питер обернулся – долина и ползущая по ней река остались далеко внизу. Они с Эми были в царстве теней, в зоне вечных сумерек, а за долиной уходящие на север и на восток горы купались в алых лучах заката. «Эми ведет меня на вершину мира, – подумал Питер. – На самую вершину мира».

С наступлением вечера Питер понял: они попали в настоящий лабиринт и то, что ему казалось вершиной, было лишь гребнем, одним из многих на пути к высшей точке горы. Холод и ветер делали каждый следующий ярд восхождения сложнее предыдущего. Чуть западнее начинался отвесный спуск – обрыв, иначе не скажешь. Питер промерз до мозга костей и отчаянно корил себя за то, что отпустил коня. В крайнем случае можно было вернуться к реке, перебраться через мост и… Мерин вполне мог и согреть их с Эми, и защитить от непогоды. Убить любимца Грира – настоящее преступление, еще пару часов назад Питер и думать о таком не мог, но сейчас, когда на горы надвигалась ночь, понял, что способен не только думать, но и совершить.

Эми неожиданно остановилась. Смертельно уставший Питер подошел к ней и стал жадно ловить воздух ртом. Здесь снега было меньше: его раздувал порывистый ветер. Девочка разглядывала ночное небо. Со стороны казалось, она пытается уловить далекий, едва различимый звук. Рюкзак и темные волосы облепил снег.

– В чем дело?

Теперь Эми смотрела на плотную массу деревьев слева, как раз напротив страшного обрыва.

– Нам туда.

«Зачем? Там же только деревья, снег и безжалостный ветер!» – про себя удивился Питер. В следующую секунду он разглядел в темном подлеске брешь, к которой уже спешила Эми. Вблизи Питер догадался, что перед ним калитка полуобвалившегося забора. Увитая густым плющом ограда тянулась вдоль леса по обе стороны от них. Разумеется, к зиме плющ сбросил листья, но облепивший плети снег скрывал забор не хуже, чем летом. Как давно они бредут мимо него, сами того не подозревая? За калиткой притаилась будочка, домом такую не назовешь: площадь не более пятидесяти квадратных футов, приоткрытая дверь держится на честном слове. Питер заглянул внутрь: снег, листья, по стенам грязные подтеки.

– Эми… – начал Питер, но девочка уже исчезла за деревьями. «Не отставать, ни в коем случае не отставать!» – приказал себе Питер и побрел следом. Эми не шла, а бежала. Сквозь пелену усталости и боль в окоченевших ногах пробилось ощущение: вот он, конец пути, совсем близко! Увы, силы стремительно таяли.

– Эми, подожди! – позвал он. Девочка точно не слышала. – Пожалуйста, подожди!

Эми обернулась.

– Ну куда ты спешишь?! – взмолился Питер. – Там же ничего нет!

– Есть, еще как есть! – звенящим от радости голосом возразила она.

– Где именно? – с неожиданной злостью спросил Питер. Он согнулся пополам и едва дышал. – Объясни мне где!

Эми посмотрела на темнеющее небо и зажмурилась.

– Повсюду, – ответила она. – Прислушайся!

Питер старательно напряг слух, растратив последние крупицы сил, но уловил лишь завывания ветра.

– Ничего, – раздосадованно проговорил он. – Эми, я ничего не… – Тут он услышал голос.

На заснеженной горе пели песню.

* * *

Сперва среди деревьев показалась антенна радиомаяка.

Лес поредел, и Эми с Питером вышли на поляну. Разрушенные здания и погребенные под снегом машины не оставляли сомнений: когда-то здесь жили люди. Радиомаяк, тонкую металлическую башню на четырех ножках, удерживали стальные тросы, утопленные в бетонном блоке. Маяк возвышался над широким углублением в земле, заваленным битым камнем, очевидно, фундаментом разрушенного здания. Венчал башню серый шар с шипами, чуть ниже в стороны расходились «лепестки», напоминающие лопасти весла. «Наверное, солнечные батареи», – подумал Питер и осторожно коснулся холодного металла башни. На одной из ножек-опор имелась надпись. Едва он стряхнул снег, проступили слова: «Инженерные войска сухопутных сил США».

– Эми… – окликнул Питер, но девочка снова исчезла за деревьями. Ветки еще качались, и Питер, твердо решив не отставать, пересек поляну и нырнул в подлесок. Здесь пение звучало громче, хотя слов Питер еще не разобрал. Казалось, ветер несет переливчатую мелодию со всех сторон. Пели где-то совсем близко! Деревья расступились – теперь их вершины не заслоняли небо. Питер увидел Эми и застыл как вкопанный.

Перед бревенчатым домиком спиной к ним стояла женщина. В окнах горел свет, из трубы вился дымок. Женщина отряхивала одеяло, а на натянутой между деревьями веревке сохли еще несколько. Неужели постиранное белье собирает? Собирает белье и поет… Густые темные волосы, в которых мелькали седые пряди, волнами ниспадали на плечи. Женщина куталась в тяжелую шерстяную накидку. Глядя на ее голые ноги, Питер поежился. «Она же в одних сандалиях! – удивился он. – Чуть ли не босиком по снегу ходит!»

Они с Эми приблизились на пару шагов, и Питер, наконец, разобрал слова песни. Низкий грудной голос женщины источал непостижимую умиротворенность. Она складывала одеяла в корзину и пела, совершенно не замечая присутствия гостей, которые стояли неподалеку.

 
Спи, дитя мое, спокойно
До утра.
Не тревожься ни о чем ты
До утра.
Сладкий сон к тебе придет и с собою заберет
До утра.
Даже солнышко заснуло
До утра.
И луна блестит на небе
До утра.
Ангелы на крыльях дивных унесут тебя в край мирный
До утра.
Спи, не бойся темноты
До утра.
Пусть хранит тебя сегодня, завтра и всегда
Наш Господь всесильный.
Спи, мой милый, до утра.
 

Проворные пальцы женщины замерли на веревке.

– Эми! – воскликнула она, обернувшись.

«Привлекательная, – отметил Питер, – а кожа темная, как у Тетушки. Сколько ей лет?» По миловидному широкоскулому лицу возраст не определялся: морщин не было, глаза блестели.

– Как я рада тебя видеть! – не проговорила, а словно пропела женщина, сияя от радости. Она подошла к девочке и с материнской нежностью взяла ее за руки. – Моя малышка выросла! – Тут она взглянула на Питера, словно заметила его лишь сейчас. – А это твой Питер! – Женщина изумленно покачала головой. – Именно такой, как я представляла. Помнишь, когда мы впервые встретились, я спросила, кто такой Питер. Ты была совсем крошкой!

По щекам девочки заструились слезы.

– Я его бросила!

– Тише, милая, тише! Все так, как должно быть.

– Он велел бежать без оглядки, и я бросила его, бросила!

Женщина сжала ладони Эми.

– Ты разыщешь его снова! За этим ведь пришла? Не я одна приглядывала за тобой все эти годы. В твоем сердце живет не только твоя печаль – в нем и его печаль, Эми. Он тоже по тебе тоскует.

Солнце село. Над домиком сгустился ледяной мрак. Питер неподвижно стоял на снегу, не в силах шевельнуться или сказать хоть слово. Он явно был частью происходящего на поляне, но какой именно?

– Скажите, пожалуйста, скажите, кто вы! – пролепетал Питер, едва к нему вернулся дар речи.

В темных глазах женщины вспыхнул озорной огонек.

– Ну как, Эми, скажем? Объясним Питеру, кто я такая?

Девочка кивнула, и на лице женщины расцвела лучезарная улыбка.

– Я та, которая тебя ждала. Я сестра Лейси Антуанетт Кудото.

63

Рядовой Санчо умирал.

Сара ехала в самом хвосте колонны. В крытом кузове большого грузовика были две полки, на которые положили раненых. В том же кузове везли столько снаряжения, что Сара едва протискивалась между ящиками. Второй раненый, Уидерс, пострадал не так сильно – обжег кисти и предплечья. Если не попадет инфекция, он выживет, а вот Санчо – вряд ли.

После того как в рудник бросили бомбу, что-то случилось. Возможно, трос где-то пережало или взрыватель не сработал – в общем, возникли проблемы. О дальнейших событиях Сара слышала обрывками и каждый раз немного по-новому. Санчо в страховочном поясе спустился в рудник, чтобы найти и устранить неисправность. То ли он уже поднялся на поверхность, то ли только поднимался, и Уидерс бежал, чтобы снять с него пояс, когда взорвалась канистра с топливом.

Санчо вспыхнул как факел. Сара без труда представляла, как пламя ползло от ног к голове, приваривая форму к телу. Чудо, что Санчо от шока не умер, но чудо ужасное. Господи, как он кричал, когда Сара с помощью двух солдат отдирала почерневшую форму, а вместе с ней почти всю кожу с ног и груди, обнажая алую плоть. Когда обрабатывала ожоги, Санчо снова кричал. Несмотря на старания Сары, раны на стопах и голенях загноились, и тошнотворно-сладкий запах паленой кожи смешался с запахом гнили. Грудь и руки обгорели полностью, а лицо цветом напоминало набухшую почку или ластик на карандаше. Едва Сара обработала ожоговую поверхность – процедура жуткая, иначе и не скажешь, – Санчо забылся беспокойным сном и глаза открывал, только чтобы попросить воды. К удивлению Сары, он пережил одну ночь, потом – еще одну. Перед отъездом она набралась смелости и сказала Гриру, что готова остаться в гарнизоне вместе с Санчо. Майор и слушать не желал, они, дескать, и так слишком много людей потеряли. «Постарайтесь ему помочь!» – сказал он.

Какое-то время колонна двигалась на восток, но теперь снова свернула на юг. Судя по тому, что жуткая тряска, прыжки по колдобинам и буксование среди талого снега закончились, они снова ехали по дороге. Сару мутило, от многочасовой качки болели кости, казалось, ей не согреться никогда. Колонна то и дело останавливалась, дожидаясь, пока разведотряд Алиши не доложит, что путь свободен. Грир заранее объявил: за первый день нужно добраться до Дуранго, где есть укрепленное место для ночлега – старый элеватор, – одно из девяти по дороге в Розуэлл.

Сара решила не злиться на Питера за то, что уехал тайком. Когда Холлис пришел в столовую и сообщил новость, она разозлилась, но Санчо с Уидерсом быстро отодвинули Питера на второй план. Да и, положа руку на сердце, она ждала если не конкретно отъезда Питера и Эми, то чего-то подобного. Они с Холлисом не раз говорили о том, чтобы отправиться с колонной, и у Сары неизменно возникало ощущение, что Питер с Эми к ним не присоединятся.

А вот Майкл разозлился. Какое там, в ярость пришел и хотел отправиться следом. Холлис чуть ли не силой его удержал. За последние месяцы Майкл изменился до неузнаваемости, он стал не просто смелым, а безрассудно храбрым. В отсутствие родителей Сара всегда чувствовала ответственность за младшего братишку, но в определенный момент позволила себе об этом забыть. Так, может, изменился не Майкл, а она сама?

Сара мечтала увидеть Кервилл. Город представлялся ей чудесным миражом, подумать только: тридцать тысяч человек! При одной мысли о подобном появлялась надежда, которую она потеряла в день, когда Учительница вывела ее из Инкубатора в разрушенный мир. Получается, мир вовсе не разрушен! Другими словами, права была не Учительница, а наивная девочка, которая спала в Большой комнате, качалась на спущенной шине, играла с друзьями и подставляла лицо ласковому солнцу. Права была маленькая Сара, верившая, что мир прекрасен и она станет его частью. Жить человеческой жизнью – разве это много? Сара не сомневалась: именно такая жизнь ждет ее в Кервилле, а рядом будет Холлис, ведь он любит ее и постоянно об этом говорит. Холлис открыл в ее душе некий шлюз, и чувства, которые она так долго сдерживала, хлынули рекой. В глуши Юты, когда они впервые вместе несли ночную вахту, Холлис опустил винтовку и поцеловал ее в губы. Слова любви он произносил тихо, сильно смущаясь. Но всякий раз, заглядывая ему в глаза, такие родные и близкие, Сара чувствовала: это не просто слова, а искреннее признание. Она поняла, что тоже любит его, сильно и навсегда. В судьбу Сара не верила – жизнь куда сложнее: каждый день идешь по краю обрыва, пока однажды не сорвешься в пропасть. Но, казалось, Холлиса ей послала сама судьба. Будто кто-то заранее написал сценарий и ей следовало лишь воплотить его в жизнь. Интересно, у родителей возникало такое ощущение? Сара старалась пореже вспоминать родителей, но в холодном кузове грузовика ей вдруг захотелось, чтобы мама была жива и они поговорили о Холлисе.

Простить их Сара не могла прежде всего из-за Майкла. Именно Майкл, бедный Майкл нашел их в то страшное утро. Ему в ту пору было одиннадцать, а Саре только исполнилось пятнадцать. Порой девушка думала, что отец с матерью ждали, когда она повзрослеет и будет в состоянии заботиться о брате. Тем утром Сару разбудили крики братишки. Она протерла глаза, сбежала по лестнице, заглянула в сарай за домом и… остолбенела. Майкл обнимал обоих за ноги, рыдал, умолял помочь, понимая: папа с мамой мертвы. В тот момент Сара чувствовала не ужас, не горе, а немое изумление самой сутью произошедшего. Перед ее мысленным взором промелькнул каждый этап ужасной сцены. Они взяли веревку и табуретки. Каждый накинул на шею петлю и шагнул с табуретки, чтобы петля затянулась. Они вместе сделали последний шаг? На счет три? Или сначала один, потом другой? «Сара, пожалуйста! Давай их спасем!» – рыдал Майкл, а она видела не его, а ужасную сцену. Накануне вечером мама испекла лепешки – сковорода так и осталась на кухонном столе. Сара отчаянно рылась в памяти: может, мама вела себя как-то иначе? Знала же, что готовит завтрак, который уже не съест, для детей, которых больше не увидит. Нет, ничего особенного не вспоминалось.

Словно выполняя последнюю волю родителей, они съели все лепешки до последней. К концу ужасного завтрака они с Майклом не сговариваясь решили: отныне Сара будет о нем заботиться, а о родителях они не станут говорить никогда.

Грузовик сбавил скорость. «Стоп!» – прокричали где-то впереди, а потом по снегу застучали копыта – мимо проскакал всадник. Сара поднялась и увидела, что Уидерс открыл глаза и озирается по сторонам. Перебинтованная рука неподвижно лежала на одеяле. Лицо блестело от пота.

– Уже приехали?

Сара коснулась его лба. Жара не было, напротив, кожа казалась чересчур холодной. Она достала флягу и налила в жадно раскрытый рот Уидерса немного воды. За день температура не поднялась, но выглядел Уидерс куда хуже и ослабел настолько, что едва мог поднять голову.

– Этот зуд с ума меня сводит! Под кожей будто муравьи ползают.

Сара закрыла флягу и отложила в сторону. Есть у Уидерса температура, или нет, цвет лица явно нездоровый.

– Это хороший признак. Значит, вы поправляетесь!

– Лучше я себя не чувствую. – Уидерс сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. – Клятые ожоги!

Санчо лежал на нижней полке, весь в повязках, неперебинтованным осталось только ярко-розовое лицо. Сара достала стетоскоп и приложила к его груди. Тоны сердца больше всего напоминали плеск воды в раскачивающейся фляге. Санчо страдал от обезвоживания, но при этом в легких скапливалась жидкость. Щеки несчастного пылали, от него, еще живого, отвратительно пахло гнилью. Сара поплотнее закутала Санчо в одеяло, смочила чистую тряпку и поднесла к его губам.

– Как у него дела? – спросил Уидерс с верхней полки.

Сара выпрямилась и посмотрела на него, не зная как ответить.

– Он не жилец? По вашему лицу вижу, что не жилец!

– Да, – кивнула Сара. – Боюсь, конец близок.

Уидерс закрыл глаза.

Сара надела куртку и выбралась из грузовика на залитый солнцем снег. Солдаты разбились на группы по трое-четверо, нетерпеливо хмурились и шмыгали носами. Один из грузовиков стоял с открытым капотом и изрыгал клубы черного дыма. Солдаты глазели на него с явным недоумением, словно на тушу гигантского животного.

Майкл, открыв капот грузовика, копался в двигателе.

– Сумеете починить? – спросил подъехавший на коне Грир.

– По-моему, дело только в топливном шланге, – подняв голову, ответил Майкл. – Если кожух не растрескался, починю. Кстати, нужно больше хладагента!

– Сколько времени уйдет?

– Пол-ладони, не больше.

– Оцепить колонну! – закричал Грир. – Синий отряд в дозор, проверьте деревья. Донадио! Куда подевалась Донадио?!

Алиша уже скакала на коне ему навстречу: винтовка за плечом, лицо пылает. Несмотря на холод, она скинула куртку, оставшись в жилете и тонком свитере.

– Видимо, мы тут застряли. Проверьте, что творится на дороге. Потом придется спешить, чтобы вернуть потерянное время.

Алиша пришпорила коня и поскакала прочь, даже не взглянув на шагавшего в ее сторону Холлиса. Грир прикрепил его к грузовику, в котором везли провизию, приказав раздавать солдатам еду и питье.

– В чем дело? – спросил Холлис Сару.

– Подожди секунду, – шепнула она и окликнула: – Майор Грир!

Грир уже скакал к началу колонны, но, услышав девушку, резко развернул коня.

– Сэр, Санчо умирает.

– Понятно, – кивнул Грир. – Спасибо, что сообщили.

– Сэр, вы же его командир, не заглянете к нему?

– Сестра Фишер, – холодно начал Грир, – до наступления темноты осталось четыре часа. За это время нам нужно пройти по открытой местности столько, сколько обычно проходим за шесть. Сейчас я думаю только об этом. Постарайтесь облегчить страдания Санчо. У вас все?

– Может, у Санчо есть друзья? Приятели, которые согласятся с ним побыть?

– Простите, но сейчас каждый солдат на вес золота. Уверен, вы понимаете. Прошу меня извинить! – Он поскакал прочь.

Глядя ему вслед, Сара вдруг поняла, что с трудом сдерживает слезы.

– Пойдем! – Холлис взял ее за руку. – Я помогу.

Они вместе вернулись в грузовик. Уидерс снова заснул. Холлис придвинул к полке Санчо пару ящиков. Санчо хрипел, на посиневших от гипоксии губах появилась пена. Даже не проверяя пульс, Сара знала: его сердце несется бешеным галопом.

– Чем ему помочь? – спросил Холлис.

– Боюсь, уже ничем. Просто посидеть с ним. – Сара с самого начала понимала: Санчо не спасти. Но сейчас, когда неминуемое приблизилось вплотную, собственные усилия казались ничтожными. – Долго ждать не придется.

Не пришлось. Дыхание Санчо замедлилось, веки затрепетали. Сара слышала, что в последние секунды перед глазами человека проносится вся его жизнь. Если это правда, то что видел Санчо? А что бы увидела она, если бы умирала на этой полке? Сара легонько сжала его перебинтованную руку. Нужны какие-то добрые, утешительные слова, но девушка не могла их придумать: она ведь не знала об умирающем ничего, кроме имени.

Когда все закончилось, Холлис натянул одеяло на застывшее лицо солдата. Тут проснулся Уидерс. Выпрямившись, Сара увидела: глаза раненого открыты, лицо блестит от пота.

– Санчо уже…

– Да, – кивнула Сара. – Соболезную, он ведь был вашим другом.

Уидерс не отреагировал, очевидно думая о чем-то другом.

– Боже милостивый, ну и сон! – простонал он. – Я словно на самом деле там был…

Холлис мгновенно вскочил с ящика.

– Что он сказал?

– Сержант Уидерс, какой сон вам приснился? – настойчиво спросила Сара.

Уидерс содрогнулся, точно стряхивая неприятные воспоминания.