Текст книги "Общая психопатология. Том 1"

Как «не-Я» (о бимодальности см. ниже) сознание становится парадоксальным для себя феноменом и в Общей психопатологии! Познавая себя непосредственно (имманентно), мы тем самым опосредуем себя перманентно. Без этого «самуничтожения» невозможно придать себе никакого «знаком-значением». Другими словами, стать для себя реальной (а, не виртуальной или сюрреальной) ценностью! Наша жизнь только таким путем приобретает «качество».

Познавая же себя опосредованно (через общение с «Ты»), мы, действительно, познаем себя непосредственно. Феноменология бидоминатного сознания (психологического триггера или психопатологической амбивалентности) такова, что «Я» полагает «не-Я» как «Ты». «Ты» полагается «Я» имплицитно (то есть «Ты» уже содержится в «Я»), и реализуется интенциально. То есть, в становлении, «развертывании» феноменов «Я» в потоке сознания. Это в актах интроспекции. В коммуникации же (простом человеческом общении), «Я» полагает «Ты», как «не-Я». «Не-Я» также полагается имплицитно и реализуется интенциально.

Таким образом, интенциальные акты интроспекции и коммуникации феноменально тождественны друг другу в Общей психопатологии. Их различает только направленность на «объект» или «субъект». На «вещь» или на личность. «Внутренняя» направленность субъекта реализуется в интроспекции (самонаблюдении). «Внешняя» – в коммуникации. В общении с другим человеком или со своим «соседом» по коммуналке или на «меже». Здесь необходимо сделать интересное отступление в историю юриспруденции. Так, первый Закон и первое Право возникли, по Жак Жану Руссо, на «меже» и были закреплены в «Общественном Договоре». Это – начало нашей Цивилизации. Она возникла сразу на правовой основе! Но, на «меже»! И, до сих пор, мы, цивилизованные люди, никак не можем раз и навсегда культурно отмежеваться друг от друга! Спор на «меже» – причина всех мировых войн!

Необходимо еще и еще раз подчеркнуть важную сторону феноменов Общей психопатологии бидоминатности. Бидоминантность (психологический триггер, амбивалентность, аутичность, схизис, «овладения субъективностью» и т.д.) всегда выступает как сосуществование интроспекции и коммуникации в одном феноменологическом ряду Общей психопатологии. В интроспекции феномены сознания характеризуются эгоцентризмом. Ибо, «Я» находится в фокусе сознания. Иван Павлов в опытах на головном мозге собак, обнаружил некий «фонарик», луч которого скользит по коре головного мозга, при внешних или внутренних раздражителях. Так и у человека, по Павлову, сознание есть «освещенный участок коры головного мозга внутренним «фонариком». В коммуникации же, луч «фонарика» направлен на другого человека. А, свою «подкорку» освещают лишь его боковые лучики. Это, по Павлову, эгофонизмом. «Я» находится вне фокуса сознания, образует его фон. Также и во сне, обмороке, сопоре, коме, при гипнозе и суггестии. Именно эгофонизм, как определенный феноменологический ряд Общей психопатологии, объясняет все неосознаваемые феномены проецирования и нахождения «Я» в своей соме и в «Ты», или его соме. Так, осуществляется (при эгофонизме), имитация, индукция, интуиция. Нейромозговые корреляты этих психологических феноменов открыты академиком Алексеем Алексеевичем Ухтомским и при разработке понятия «доминанта». Если сказать просто, то общение с «Ты», как с другим «Я», суть категорического императива Иммануила Канта, осуществляется только благодаря тому, что наше «Я» «вкладывается» в «Ты»! «Приписывает» ему «свое» представление о нем. Отдает, как правило, при этом, «часть» своего «Я». Своей Души и сердца! Но, конечно, чаще делает это неосознанно.

В случаях идентификации с аутодвойником («посторонним», «другим», «соседом», «своим ребенком» – sic!), «Я» вкладывается в «него» целиком. Отдается «чужому» и отдает ему всю свою Душу или сердце! (См. выше, Бальзак. «Тридцатилетняя женщина»). Это также делается неосознанно. Хотя и мотивированно.

Итак, процесс реализации отношений личностей выступает как действительность индивидуального сознания в Феноменологии Общей психопатологии. Как для «Я», так и для «Ты». То есть, для обоих субъектов общения. Это верно также, и для интроспективного сознания. Для самонаблюдения, самопознания и саморегуляции. В этих интенциях, я, возможно, и сознаю, что рассматриваю сам себя (делаю selfie). Но, при этом, неосознаю, что рассматриваю себя как другого человека! Мое «Я» оказывается в интроспекции «объективированным» и «опредмеченным». То есть, как «чужое» «Я»! Как «Ты» всех феноменов бидоминатности Общей психологии и Общей психопатологии. Жак Лакан открыл «механизм движения» этих феноменов общения, заимствовав у Мёбиуса его ленту. Тем самым Лакан, «ортодоксальный фрейдист», как он себя называл, решил проблему «застывшего» Фрейдовского «бессознательного» и вернул ему «живую» субъективность! (См. J. Lacan. «The function and field of speech and language in psychoanalysis». P.-L. 1953).

Прав был Гегель, утверждая, что «духовное есть то, что вступает в отношение» – («Die geistige ist, dass die Haltung nimmt») (Гегель). В сфере только индивидуального, личностного, сознания есть «мое отношение к моей среде» (К. Маркс). Повторяем, что механизмы интуиции, имитации и индукции открыты А. А. Ухтомским. А механизмы «проекции» и «перенесения» впервые описаны З. Фрейдом. (См. З. Фрейд. «Методика и техника психоанализа». М., 1920, стр. 101 и др.). Получается, что «горница» священника-академика русского князя А.А.Ухтомского и «подвал» Зигмунда Фрейда, оказались в одном ряду в Общей Психопатологии! Так возвышается степь, не унижая горы!

Бидоминатность – это не только свойство нашего сознания, но и главный способ человеческого самовыражения. К. Маркс подчеркивал, что «человек удваивает себя уже не только интеллектуально, как это имеет место в сознании, но и реально, деятельно и созерцает себя в созданном им мире!» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 566). Это верно в «Играх Разума» – феноменологии Общей психопатологии.

Целостное произведение о человеке и его Общей психопатологии не может быть создано, без раскрытия важнейшего его качества – способности к творческой активности. Речь пойдет ниже о феноменологии самореализации. Или – о модальностях Я.

Анализ феноменологии сознания в личностном аспекте противостоит рассмотрению его в абстрактно-функциональном плане. В сознании выделяются различные свойства, которые описываются как функции личности. Еще хуже, когда говорят, что сознание есть функция головного мозга. Приведем пример: «Под сознанием мы будем понимать способность сопоставлять поступающую информацию и вызываемые ею субъективные ощущения с понятием места, времени, окружающего и собственной личности. Иначе говоря, сопоставлять с этими понятиями ощущения, восприятия, представления и эмоциональные состояния, суждения и умозаключения» (А. М. Свядощ. В сб. «Сознание». М. 19997., стр. 155—156, 318). Как правило, выделенные функции сознания оказываются не связанными друг с другом, свойства сознания – не соотнесенными между собой. Это выглядит так: «…интеллектуальный аппарат анализирует, познает; эмоциональный – чувствует, переживает, моторно-двигательный – выполняет; сознание позволяет ориентироваться в себе и окружающем, а личностный аппарат взвешивает, оценивает, реагирует и действует…» (А. Д. Зурабашвили. «О проблемах сознания в аспекте персоналистической психопатологии». В кн. «Проблемы сознания». М., 1966, стр. 212). Не хватает только летательного аппарата и человек бы полетел! Но, не исключено, что человек когда-то мог летать. Нашел же Йозеф Галль на наших черепах «шишку полета»!

«Функционализм» в исследованиях сознания имеет свои источники в бесчисленных эмпирических концепциях, используемых для решения практических задач. Но, эмпирия сознания

Это с древних времен и по сей день, есть полная неразбериха в теоретических и методологических вопросах самого феномена сознания. Даже в «Общей психопатологии» Карла Ясперса, феноменология сознания, мягко говоря, представлена не достойно. Феноменология сознания Карла Ясперса не выдерживает никакого сравнения не только с феноменологией Гегеля, го даже с «тавтологией Я есмь Я» Фихте. Соотнесение понятий «сознание», «самосознание», «знание», «переживание», субъект, субъективность, и т.д., в современных научных концепциях сознания, объединены одним лишь словом «функция». Сознание есть или функция головного мозга. Или функция личности. Или Карл Фохт и Якоб Молешотт, для которых «мозг вырабатывает сознание, как печень желчь». Или – Иммануил Кант, для которого сознание трансцендентное и трансцендентальное явление, неизвестно, каким образом доставшееся человеку.

В Общей психопатологии сознание раскрывается серией феноменов. Все начинается с самосознания, с его двумя основными функциями:1) самопознания и 2) саморегуляции. Эти функции и формируют субъективную реальность, от первого, до последнего феномена. Ряд феноменов сознания начинается с «ясного как солнце» самосознания (Фихте). И, заканчивается – «смутным брожением Духа» (Гегель). Последний феномен, конечно же, «бессознательное» Фрейда. Все феномены сознания в Общей психопатологии, повторяем, связаны «лентой Мебиуса» (по Лакану).

Сразу отметим, что и в психологической, и в философской литературе феноменология субъективной реальности, после экзистенциалистов, фактически не разрабатывалась. Оставим в стороне «паранаучность». Не разработанность феноменологии сознания создает значительные теоретические трудности в области наук, исследующих состояния «измененного» сознания и самосознания. Например, в авиационной и космической психологии, нейропсихологии, частной психопатологии, реаниматологии, спортивной психологии и др.

Поскольку самосознание не отождествляется с сознанием, существует различное истолкование взаимоотношения этих понятий. Вся сложность здесь состоит в том, что при феноменологическом анализе сознания как субъективной реальности, самосознание не отличается не только от «предметного» сознания (осознание себя, как «иного» или как «соседа»), но и от рефлексии – непрерывного компонента внутренних сознательных актов. Как известно, в истории философии и психологии самосознание и рефлексия традиционно отождествлялись. Начинается эта традиция Джоном Локком, но не заканчивается трудами Дж. Маккоша и Дж. Эдвардса. В чем здесь сложность с нашим сознанием?

В каждом акте самосознания и в каждом его феномене (от «чувства Я» до «концепции Я», от «смутной интуиции», до «ясных рефлексий») необходимо отличать то, что является функцией самопознания, от того, что не является самопознанием. То есть, вообще не относится к области знания. Мы имеем в виду саморегуляцию. Взаимоотношение феноменов самопознания и саморегуляции в Общей психопатологии весьма сложно и неоднозначно. Достаточно сказать, что направленность субъекта на самопознание («Nosce te ipsum» первым призывал не Сократ, а дельфийский оракул), может иметь мотивом не получение нового знания о себе, а саморегуляцию или ее антипода – самодеструкцию! Так, «cogito ergo sum», отнюдь не самопознание, а типичная саморегуляция! Сейчас бы мы сказали – человека, в состоянии фрустрации. Некоторые формы аскезы, например – самопознание в искусственно вызванной агонии, самонаблюдение в асфиксии и т.д., разве это феномены самопознания? Это феномены сознания, а, именно, самодеструкции в Общей психопатологии.

Если самопознание всегда осуществляется в состоянии «ясного» сознания, ибо, включается рефлексия, «лампочка Павлова», и оно «прозрачно», как в феноменах cogito, то саморегуляция как раз наоборот, «туманна». Она совершается как бы перед порогом сознания. Или, автоматически, спонтанно. Или вообще бессознательно. Вот вопрос к Фрейду. Либидо это самопознание или саморегуляция? У Фрейда ответа нет! Иначе он не отсылал бы любопытных к снам со сновидениями и психопатологии обыденной жизни! (Читай: http://www.proza.ru/2015/09/17/79).

И все же, самопознание и саморегуляция изначально противостоят друг другу. Хотя бы потому, повторяем, что саморегуляция всегда осуществляется на уровне смутных ощущений, предчувствий, немотивированной неудовлетворенности собой, внутреннего дискомфорта. То есть, в тех случаях, когда самопознание затруднено или просто невозможно. Это и есть состояние фрустрации, часто принимаемое самим человеком за депрессию! Если самопознание при фрустрации и приводит к психотерапевтическому эффекту, то лишь постольку, поскольку оно неявно включает в себя саморегуляцию или включается в нее. При депрессии (имеется в виду психоз с триадой: моторная заторможенность, идеаторная заторможенность, вегетативная заторможенность) ни самопознание, ни саморегуляция невозможны!

«Заинтересованное в себе» самопознание не приносит ничего нового, а лишь позволяет «разобраться в своем состоянии», «упорядочить свои переживания», «понять смысл страданий» и т. п. Это чаще всего при неврозах, особенно, при истерии. Подлинное самопознание всегда, как бы раскручивается по спирали Фибоначчи и доходит в своем «предмете», до «золотого сечения». В самопознании человек должен подняться по лестнице Фибоначчи любой ценой.

В состоянии даже декартовской медитации, мы входит в не изведанные области Духа, обнаруживаем в себе ultimo fula.

«Святая ночь на небосклон взошла,

И день отрадный, день любезный,

Как золотой покров, она свила,

Покров, накинутый над бездной.

И, как виденье, внешний мир ушел…

И человек, как сирота бездомный,

Стоит теперь и немощен и гол,

Лицом к лицу пред пропастию темной.

На самого себя покинут он —

Упразднен ум, и мысль осиротела —

В душе своей, как в бездне, погружен,

И нет извне опоры, ни предела…

И чудится давно минувшим сном

Ему теперь всё светлое, живое…

И в чуждом, неразгаданном ночном

Он узнает наследье родовое»

(Ф. Тютчев. «Святая ночь на небосклон взошла»)

Саморегуляция осуществляется в «заранее заданных параметрах». Даже, если предполагается наличие «скрытых возможностей» субъекта. Только в исключительных, экстремальных состояниях (ситуациях), самопознание и саморегуляция могут совпадать. Такое соотношение феноменов самопознания и саморегуляции – разведенных, противопоставленных, сопоставленных, маскирующих одна другую и взаимно трансформирующихся, указывает на весьма сложную структуру, как самосознания, так и сознания. Особенно, в Общей психопатологии. Наибольшая трудность состоит в том, что своим фундаментальной феноменом – ориентирования в пространстве, времени и в самом себе, сознание действительно выступает как самосознание. Ведь «ориентирование» предполагает деление реальности на «внешнее» и «внутреннее». Между тем и другим в Общей психопатологии «аутический вал». Под «внешним» – еще недавно подразумевалась, реальность (объективный мир), в которой нет места для «Я» (души, духа). Не была осмысленная сюрреальность. Не было виртуальной реальности. А, первым «альтернативным сознанием» была Life after Life. Еще и сейчас нет научного представления о феноменологии Общей психопатологии – от оргазма, через экстаз до агонии! Нужно вспомнить о бури, которую поднял 95 минутный фильм «Экстаз» – чехословацко-австрийский чёрно-белый художественный фильм, снятый режиссёром Густавом Махаты в 1933 году. Этот фильм испугались и Папа Пий XII и Гитлер. Неверно пишут, что фильм вызвал скандал по причине купания голой в лесном озере несравненно Хеди Ламарр! Дело не в обнаженном женском теле. Дело в том, что в фильме почти минуту длился оргазм! С этим фильмом в Мир вошла иная реальность, никому не веданная! Конечно же, мы имеем в виду не переживание оргазма, а, его состояние, как «альтернативное» реальности, которую считали тогда единственной! До конца жизни Ламарр «оправдывалась» за т о, что показала! А, умерла она в начале 2000 года! Рекомендуем прочитать: Хеди Ламарр. «Экстаз и я» (1966).

«Внутреннее» – это субъективный мир, который не может включать в себя что-либо из объективного мира. Конечно, с точки зрения феноменологии Общей психопатологии, и здесь есть исключение. А, именно. При исчезновении «границы» субъективной и объективной реальности, когда все «внутреннее» активируется как бы «извне», «чуждой» мне силой, которая превращает мои мысли, чувства, мои переживания в «сделанные», в моей субъективности появляются «внешние» предметы. Это – при психическом автоматизме, в состояние овладения. При синдроме Кандинского-Клерамбо. Но, сейчас речь идет об Общей психологии. А, в ней, как покажем ниже, «объект» и «предмет» (мое), никогда не совпадают друг с другом, и находятся по разнее стороны «скобок» сознания. Ориентируясь во времени, пространстве и в самом себе, сознание в Общей психологии оказывается тотальным субъектом («Я»), противопоставляя себя всему иному, как non-ens! Субъект не различает в себе сознание и самосознание. Он, точно также, ничего не знает о своем «бессознательном». У авторов, как психолога и психопатолога, возникает еще один вопрос к Фрейду. Откуда он, не имея больных с Общей психопатологией, узнал о «бессознательном»? Ведь, человек не имеет ни одной стигмы, ни самосознания, ни отдельного сознания, ни «бессознательного». «Нейро-мозговые» субстраты, ответственные за ту или иную «функцию» психеи и сомы,, как показал А.А.Ухтомский, весьма условны. Они не имеют определенного места в головном мозге. Даже «доминанта» все время куда-то прячется! Йозеф Галль также не нашел ни одной «шишки» на черепе, ни «сознания», ни «самосознания», ни «бессознательного»! Фрейд, получается, с «бессознательным» блефовал?! Жак Лакан, несомненно, гениально ввел ленту Мебиуса в субъективную реальность. Она, лента, «вытаскивает» бессознательное из небытия, как ковш драги золотосодержащую породу из «золотой жилы»! Больше того, благодаря ленте Мебиуса, не только «бессознательное» нашло себе место в субъективно-трансцендентном мире, но и сознание с самосознанием! Ведь, лента Мебиуса – это топологическая вещь. То есть, феномен, наделенный непрерывностью, в которой свойства пространств, остаются неизменными, даже при непрерывных деформациях,. Благодаря этому, «Я» и может ориентироваться в пространстве-времени.

Если предполагать a potiori состояние «до сознания», только при этом можно говорить об изначальном совпадении самопознания и саморегуляции в Общей психологии и Общей психопатологии. Предпосылкой этому будет психосоматическое единство «Я», Духа и Сомы. Забегая вперед, скажем, что такое существует и даже математически формализуется, благодаря функциональной асимметрии.

Классическая немецкая философия, занимаясь познанием, так или иначе, фиксировала и описывала феномены, прямо не относящиеся к знанию и его обоснованию. Как и к источникам, и методам познания. Традиция, идущая от Дж. Локка, помимо процесса познания много внимания уделяла природе познающего субъекта и в этой связи – статусу сознания. Локк первый начал рассматривать Разум как «поток сознания». А, выделив и описав рефлексию, коснулся, по сути дела, феноменов саморегуляции. (См. Дж. Локк. Избран., филос. Произведения в 2-х томах. М., 1960, т.1). Его американские интерпретаторы и последователи, говорили уже о «потоке сознания», задолго до Вильяма Джеймса (см. в кн. G. W. Fay. «American psychology befor W. James». New Jersey. 1939).

Д. Юм, негативно относившийся к понятию «самосознание», как это ни парадоксально, тем не менее, довольно точно определил конституирующую роль «Я». Его «bundle or collecthion», есть то интегрирующее начало, которое как раз и характеризует основную функцию самосознания – саморегуляцию (см. Д. Юм. Соч., в двух томах. М., 1966, т.1, стр.367).

Декарт свернул с пути, намеченного Локком, сформулировав новую проблему «Духа и Мозга». При этом, исследование саморегуляционных феноменов у Декарта остались в стороне. Его больше интересовало «место» в черепе, где находится Душа. Он его нашел. Обозначил, как отличный кавалерист, «турецким седлом». А, гипофиз, очень похожий на человека-всадника на этом седле, принял за Душу.

И сейчас, в методах и методологии объяснения «основ» знания, возникает вопрос об онтологии сознания. Феноменология самосознания нуждается в пересмотре ее, как функций. Даже, если это феноменология Общей психопатологии.

Классическая немецкая философия, явно или неявно, отрицает возможность исследования феноменов сознания, как его функций. Карл Ясперс в «Общей психопатологии» вплотную подошел к «расшифровке» феноменологии сознания через понятие «функция». Но, на наш взгляд, так как ему не хватало клинического опыта, он вынужден был не сходить с позиций немецкой классической философии.

Ясперс был очень близок с Фихте, в понимании «субъекта» («Я»). Но, если внимательно почитать, что он пишет о «Я», то становится понятным, что «Я» Ясперс принимает за иллюзию рефлексии. Но, вместе с тем, он не возражает вот этому тезису Фихте: «это… положение (о „Я“ – авторы) должно было бы быть допущено без всяких доказательств, несмотря на то, что все наукоучение занято тем, как бы его доказать» (И. Г. Фихте. Избр., произв., в 2-х томах. М., 1916, т.1, стр.72). Проблема имманентности, а, у Фихте это, прежде всего «самостоятельность» сознания, сводится им к проблеме его элементарности. Отсюда, сознание, согласно Фихте, уже содержит в себе элемент мышления, будучи и само мыслью. Несмотря на то, что «самостоятельность», «непосредственность» и «самоочевидность» сознания утверждаются Фихте, но за этим утверждением, предполагается сложная система мышления. Она, у Фихте, конечно, суть априорно-дедуктивная функция познания (см. там же, стр. 160—163). Таким образом, здесь субъект («Я») есть результат мышления. А, его реальность создается в результате априорно-дедуктивной феноменология мышления.

И. Кант считал, что нет возможности для создания теории «чистой» науки о сознании. (См. И. Кант. Соч., в шести томах. М. 1964, т.3, стр.286—288). Природу «Я», как трансцендентального единства самосознания, нельзя раскрыть. Она, природа самосознания, по Канту, находится вне опыта. А, «опыт», по Канту, есть лишь опыт познания, но не опыт сознания. Однако, выделяя апперцепцию как функцию «Я», и вынося ее за пределы познания в его основание, Кант неявно, опять же как и Юм, вплотную подходит к функции саморегуляции. Без апперцепции невозможно познание, это верно. Ибо, без саморегуляции, как основной функции сознания, невозможно мышление. Именно саморегуляция, обеспечивает ту «непрерывную реальность опыта», которая так необходима Канту! (См. там же, стр. 288—289). «Сознание-самосознание», «трансцендентальность», «мир свободы» и т.д., для Канта – во многом идентичные понятия. Их сущность лежит за границами знания. Там же, где и любой ноумен.

Э. Б. Кондильяк, не отходя от взглядов, смешивающих сознание и мышление в представлениях об «элементарности» того и другого, впервые, в русле западной традиции (почти немецкой!), возвращается к «Я», как сознанию. Правда, сознание Кондильяк понимает, как «модификацию души». (См. Э. Б. Кондильяк. «Трактат об ощущениях». М., 1936, стр.41—42, 47 и др.)

Основная сложность для классической идеалистической философии в интерпретации феноменов сознания, как функций, а, функций, как феноменов, в том, что сознание в этой «эпистеме» должно иметь онтологию. А, «предметность» сознания не может быть выведена чисто гносеологическим путем. Ни в парадигме Общей психологии, ни в парадигме Общей психопатологии. «Онтология» сознания есть его топология. К этой идеи, занимаясь реабилитацией фрейдовского понятия «бессознательное», вплотную подошел Жак Лакан. Что же касается сознания, то без его топологической модели (которую не создал Лакан), оно остается в мире трансценденции, куда его поместил Кант. А, если понятие сознания обогащается феноменологией Общей психопатологии, прежде всего, как его альтернативные формы, то, при этом, «поле», свободное от Знания, заполняется мистическими и сказочными образами сознания. И, чтобы это «поле» очистить от сорняков, нужно обогатить сознание феноменологией приматов – «аборигенов». Мы даем себе отчет, о всей условности понятия «абориген».

Отвергая «проблематический идеализм» Декарта, Кант пишет: «Всякое временное определение мы можем воспринять только через смену во внешних отношениях (движении) к постоянному в пространстве (например, движение Солнца по отношению к предметам на Земле); более того, у нас нет ничего постоянного, что мы могли бы положить в основание понятия субстанции как созерцания, кроме только материи. Вот почему у этого „Я“ нет ни одного предиката созерцания, который, будучи постоянным, мог бы служить коррелятом для временного определения во внутреннем чувстве, подобно тому как непроницаемость есть коррелят материи как эмпирическое созерцание» (Кант., там же, стр. 288—289). Кант не догадывался построить топологическую модель «Я». То есть, найти «Я» математическую формулу. Однако, при этом следует подчеркнуть, что такое отрицание у Канта имеет не онтологический характер (ведь Кант не отказывает субъекту в существовании и, следовательно, в сущности), а логический (так как он не находит возможности определить эту сущность на основании опыта познания).

Беспомощность «чистого» и «ясного» самопознания в поисках реального единства сознания, то есть, его онтологических оснований, стала очевидной, когда была подорвана вера в рефлексию. А, с рефлексией всегда, повторяем, идентифицируется самосознание, открываемое в функции самопознания. Именно рефлексируя, субъект оказывается «соскальзывающим», неуловимым феноменом для интроспективного самопознания. «Я» не столько познает себя, сколько входит в состояние самораздвоения – бидоминантности. Задача с одним неизвестным, как бы превращается в задачу с двумя неизвестными. При этом, ни одно из «искомых величин», не дано, как реальный феномен с достаточным основанием. Только в новой, клинически обогащенной Общей психопатологии, все становится на свои места: и самопознание, и саморегуляция. Но, мы забегаем вперед!

Для имманентного гносеологизма, опирающегося на рефлексию, всякая онтология трансцендентальна. Это обнаруживается у Гуссерпля в поисках оснований для «строгой науки». Но, еще раньше, у В. С. Соловьева и С. Н. Трубецкова. (См.: В. С. Соловьев. «Форма разумности и разум истины». М., 1897, кн. Х1; С. Н. Трубецкой «Вера в бессмертие». – «Вопросы философии и психологии». М., 1904, кн. 75). Но у них, религиозных мыслителей, рефлексия, естественно, предполагает эзотерический опыт. Э. Кассирер, не зная русских философов, словно поддержал Соловьева и Трубецкова: «Для философии, свершающей себя лишь в понятийной строгости и ясности дискурсивной мысли, доступ в рай мистицизма, в рай чистой непосредственности закрыт» (E. Cassirer. Philosophie der symbolischen Formen, Berlin, 1929. Bd.1, S.50). Именно таким путем классическая немецкая философия пришла к необходимости постулировать «суперреальности» сознания: самосознание в качестве обнаруживающего себя субъекта оказывается сюрреальным своему сознанию! Но это уже явная «Общую психопатология»!

«Чистое» самопознание логически приводит к «пустому» в своей наготе самосознанию. К тотальному аннигилированию мира и субъекта (даже Субъекта) в Космическом Сознании без «хозяина». В общем-то, это чистый Дзен. Эзотерический «опыт». Как ни парадоксально, но, здесь «уши» немецкой классической философии. И, только неуклюжий кивок в сторону Восточной мудрости, в роде «перевода» Карлом Юнгом «И цзын»! Европейская мысль, пренебрежительно отвергшая «опыт» своих мистиков (Парацельса), начиная с конца Х1Х века, активно поглощает и усваивает «восточную культуру сознания». Ту же мистику, в форме восточных эзотерических учений: даосизма, дзен буддизма, йоги. Гностики были более последовательны. Эзотерический опыт приводит к открытию особого метода «самоискания», адекватного «сюрреальностям» (термин, употребляемый трансцендентальной психологией для обозначения измененных (психопатологических) состояний сознания). При этом функции самопознания и саморегуляции оказываются отождествленными. Но, таким образом, что всякое самопознание есть не просто самообнаружение и самоутверждение, но «самопорождение» и «самополагание». Так, забыв о La meditftion Рене Декарта, начинают медитировать, как тибетские монахи! Еще один конец классической немецкой философии! Трудно представить, что Гегель, Шеллинг, Кант и даже такой романтик, как Гельдерлин, «впадали» бы в состояние самадхи! И, открывали бы в нем Абсолютную Идею. А, в трансцендентальный мир прорывались бы путем «запредельных» состояний Духа, вызванных морфием или асфиксией! Благодаря «Общей психопатологии» Карла Ясперса, мы знаем, что скрывается за «не знанием» клиники! Поэзия! В России, у нас, два Федора: Тютчев и Сологуб. Между ними – мощная традиция, берущая начало от Евгения Баратынского, бесподобно раскрывшаяся всеми цветами радуги в Серебренном Веке!

P.S.

Слово «meditation» имеет два смысла: «западный» (от Локка, Декарта и Гуссерля) – созерцание как форма логического мышления, и «восточный» (даосизм, дзен буддизм) – созерцание как способ самопорождения или самообнаружения – Tat twam azy. Первый комментатор Веданты Шанкара, написавший классический комментарий к брамасутрам Бадараяны, дает такое определение: «Йога – это самадхи». Самадхи как особое состояние сознания, раскрывает «сюрреальности», которые в трасцендентальной психологии обозначаются терминами «ultimate» («последнее», «конечное», «предельное», «наивысшее», «крайнее», «запредельное», «потустороннее», «скрытое», «латентное», «трансцендентное» и «трансцендентальное»). А, также – «altered» («измененные», «деформированное», «деструктивное»). И, наконец, «Highest» («наивысшее», «подлинное», «истинное», «вечное», «аутентичное»). Все эти состояния духа – трансцендентны повседневно обыденному сознанию и являются самыми очевидными феноменами сознания в Общей психопатологии. Все они укладываются целиком в симптомы и синдромы психозов.

Бегство от себя (от объективной и субъективной реальности, в зависимости от «пограничной ситуации») требует смещение акцентов, во взглядах на феноменологию самосознания. Не истина волнует субъекта, а спасение. Но, не в христианском смысле, а эзотерическом. «Hegel „Etre“ et „Rien“ – la catégorie ésotérique, ainsi que toute la dialectique» (Жан-Поль Сартр. «Бытие и ничто». Тера. 2000. Стр. 234).

Если функция саморегуляции начинает доминировать в сознании, то гносеологическая установка заменяется экзистенциальной. Этот «паралич Духа» характерен для сознания, «выдернутого» из контекстов, как Общей психологии, так и Общей психопатологии. Если, активно творящий субъект в «Наукоучениии» Фихте в своем сознании все превращал в мышление (сама феноменология сознания оказывалась априорно-дедуктивной формой мышления), то созерцающий себя в «абсолютной негативности» субъект трансперсоналистов, очищает само мышление от всякого содержания, от всякой мысли: