Текст книги "Общая психопатология. Том 1"

Абсолютная интроверсия, в свою очередь, являясь беспредметным переживанием, может рассматриваться как сновидение (или онейроид). Все содержание сознания в этом состоянии имеет иллюзорные предметы. Собственно, здесь нет никакой предметности, есть лишь воспоминание о предмете, как грезы, фантазии, дремотное мечтание, сновидения на Яву. Но и здесь самосознание не теряет себя как «Я». Правда, такое «самонахождение» не является тождеством с самим собой в точном смысле этого слова. Ибо, нет предмета, нет субъекта, нет ни пространства, ни времени, ни «места»! Находясь во сне, наедине с собой, мы обнаруживаем при этом свое полное отсутствие! Это не «исчезновение» самосознания, а совпадение его с сознанием. Подобно тому, как «Я» совпадает со своим предметом в «смутном ощущении существования». Например, в сопоре или начальной коме. Это еще «Я есть». Но, уже «Я не могу!» Быть погруженным в «вечный сон», вопреки мнению трансперсоналистов, не значит иметь иллюзорное «Я». Не значит грезить о собственном существовании. Это, скорее значит, «потерять в себе другого» и, «исчезнуть» в другом. То есть, «отсутствовать»! «Отсутствие присутствия Я», по М. Герцбергу. Это – Общая психопатология.

«Чистая витальность» (сейчас говорят о «чистой энергии») беспредметна и поэтому сама по себе есть ничто.

Абстрагируясь от предметной стороны субъективности, мы обнаруживаем самосознание двояким образом. Во-первых, оно предстает перед нами, как «некое таинство» («призрак»). Ведь никто не знает, когда и при каких, так сказать, «обстоятельствах», оно появляется как «Я». То же самое – и с потерей себя. Отсюда, «витальное» оправдание декартовских медитаций. Во-вторых, «Я» может быть «вычислено», как результат актуализации переживаний. Ведь не все в наших переживаниях субъективно и значимо. Обыкновенный самоанализ может выделить актуальное и неактуальное в наших переживаниях. Даже «пограничных» и «проблемных». Но, за этой, на первый взгляд простой процедурой, скрывается весьма сложная деятельность самосознания – феноменологическое упорядочение на основании «витальности пространства» субъективности. При этом, не задумываясь, мы говорим, что нам «не хватает жизненного пространства»! Упорядочение в ценностно-смысловом поле предмета сознания и требует «жизненного пространства».

Чтобы понять, насколько фундаментальная эта процедура, достаточно сопоставить ее с функцией ориентирования во внешнем мире. При экстраверсии субъект, упорядочивая себя, ничего не изменяет в реальности. Здесь же, он принимает все, как данное и наличное. «Я» только находит для себя «место». При интроверсии, опять же на уровне витальности, субъект находит все в состоянии проблемности «внутреннего конфликта» или «комплекс неполноценности», «экзистенциальную незавершенность», «излишки» возраста. Есть люди, которые всю свою жизнь носят на лице отпечатки детских обид. Жак Лакан, часто говорил, шутя и серьезно, что ему «5» лет! А, Иван Борисович Галант советовал: «Если хотите увидеть подлинное лицо человека, представьте его ребенком!»

Для того, чтобы как-то упорядочить свои переживания, то есть, определить, что актуально в них, а что нет, что более, а что менее значимо и т.д., необходимо найти для переживаний соответствующую «историю» (Нет, мы никак не можем, пока, освободиться от Макса Фриша!) Такое самонахождение осуществляется при конструировании и конституировании «Я». Хотим мы того, или не хотим, наше «Я» продукт нашей истории! Прежде всего, в Общей психопатологии.

Следовательно, и здесь, в «конструировании» себя, все начинается с аутоидентичности и аутоидентификации. И здесь, как и при экстраверсии, собственно, нет того, того, кто занимается «монтажом субъективности». Возможно, «Он» – «за кадром».

На уровне витальности «Я» фиксируется, как некая изначальная ценность, благодаря только которой возможна и направленность, и спонтанность, и выбор вектора, и рефлексия. «Личностный смысл» – вот подлинно «энергизирующий напиток»! А, не «адреналин раш!» Самосознание полагает себя, как некую шкалу ценности, в которой все содержание субъективности, все ее феномены актуальны и значимы. Следовательно, уже в аутоидентичности витальность есть Смысл. Аутоидентификация – иерархия Смысла. При этом, самосознание так и остается «анонимным субъектом». «Мы – парадоксальны для самих себя!» Это тоже любил повторять Жак Лакан.

Итак, мы рассмотрели важнейшие аспекты аутоидентичности и аутоидентификации Общей психопатологии. Классическая немецкая философия и соответствующая ей психология, имея дело со структурой мышления, была не в состоянии домыслить «Я». Логика немецких классиков, и не только философов, но и литераторов, например, Гегеля и Гете, Шиллера и Шеллинга, даже Канта и Гельдерлина, абсолютизирует интроверсию! Поэтому, легко находит себя, даже будучи с большой буквы (Абсолютная идея науки Логики) в эзотерики Востока. При этом, она, Логика гениальных немцев, легка выбрасывает за борт Строгой Науки, самосознание! «Я» ни у кого, даже у Фихте, у которого «очень много «Я», не воспринимается, как нечто Серьезное. Оно, наше «Я», давно и всеми немцами-классиками, даже Карлом Ясперсом, отдано на откуп. В том числе, и, «плоской» психологии, видящей везде и во всем лишь вырождение! Человек, называвший Жака Лакана «шулером», сам попытался морочить голову современникам неким словечком «мем». Это опаснее, чем мифы об инцесте или фрустрации истерички! Мы ни на кого не намекаем! В наше время и того хуже. Сознание современников забито бессодержательной мистикой, пардон, экстрасексов! Ибо, логика, «вынутая» из Логоса, достаточное основание для апофеоза Абсурда (Лев Шестов). Гегел все же был ортодоксальным психотерапевтом, по выражению истинного психотерапевта, Владимира Евгеньевича Рожнова. Вот подтверждение, слова Гегеля:

«Предаваясь необузданному брожению субстанции, поборники этого знания воображают, будто, обволакивая туманом самосознание и отрекаясь от рассудка, они суть те посвященные, коим Бог ниспосылает мудрость во сне; то, что они таким образом на деле получают и порождают во сне, есть поэтому также сновидение»

(Гегель. Соч., М., 1959, т. 1У, стр. 5).

Правда, Логик Гегель, явно недооценивал реальности сна и сновидений. И, не изучал Общей психопатологии.

Субъективность, как задача, предстает именно в тех случаях, когда и сновидение рассматривается неотъемлемой частью некоего целого, из которого самое строгое и чистое мышление можно вычислить лишь путем насильственным. Проблема в том, как познание (на которое, собственно, работает мышление во всех своих феноменах) соотносится с сознанием. Для раскрытия взаимоотношения познания и «Я», Логоса и Духа), а, также знания и переживания. То есть, Логоса и Сомы, необходимо всегда иметь в виду феноменологию аутоидентичности и аутоидентификации. Ведь первая истина, с которой субъект идентифицирует себя, есть «Я»! То, что ищет в себе «достаточное основание» и непрерывность мышления, самоочевидность и самодостаточность Истины. Как феномена сознания. А, находит, увы, себя в Общей психопатологии.

Вопросы аутоидентичности и аутоидентификации, как отмечалось выше, возникают в философии не только в связи с проблемами гносеологии, но и в связи с непосредственной повседневной практикой жизни. В тех сферах Общей психопатологии, где границы «нормального» сознания оказываются весьма и весьма условными. Прежде всего, это касается «измененных состояний сознания». Возможно, Карл Ясперс имел в виду именно «измененное» в «пограничных состояниях»! Суть общей задачи – Ясперса и нашей, заключается в следующем: включает ли в себя сознание все реальности самосознания? Или, субъект в некоторых неординарных случаях – «пограничных состояниях», выходит за пределы своего сознания и проникает в «иные реальности»? Как Шарль Бодлер «В поисках искусственного рая»! Это отнюдь не умозрительный вопрос! В наше время, «измененных состояниях сознания» просто вытесняют всякую «обыденность» из переживаний! Будь то, переживания без истории, или – с историей! Теперь не единицы, и не «меньшинства» те, для кого «очевиден» вывод, даже если он еще не подтвержден личным опытом: если существуют иные реальности, а, кто мешает им существовать, то, существует иная, «потусторонняя» жизнь! «Инакомыслие» приобрело новый смысл и стало «убежищем» для современных «эсмеральд» и «квазимодо»! И, теперь, остаются ни с чем, современные архидьяконы фролло, вздумавшие овладеть «танцующими у шеста» стриптизершами-цыганками!

В заключение, с целью проиллюстрировать некоторые рассмотренные выше вопросы, связанные с аутоидентичностью и аутоидентификацией, обратимся к рассказам великого русского реалиста И. С. Тургенева. (См.: И. С. Тургенев. Избранное. М., 1982).

В рассказе «Стук… Стук… Стук!..» представлены как бы два плана «значений» конкретных событий: повседневный и «мистический». Простые, незамысловатые, понятые с точки зрения «здравого смысла» явления, например, безыскусная шутка одного героя над другим, вдруг оборачиваются серией «случайных» совпадений, знаменуемых – немотивированным самоубийством! Убивающий себя герой «узнает» реальную сторону простых вещей, и принимает ее, новую реальность, за мистический знак. Но это радикально не меняет дела. Ибо, для него существуют в этих явлениях «две правды»: простая и понятная, и «запредельная» для его здравого рассудка. Тургенев, не покидая ни на миг почву реализма, очень тонко показывает, как в сознании человека могут сосуществовать, как бы «две логики»! Как самоотождествление вызывает дезориентированность в знакомом, еще вчера, мире! Мир раздваивается. Или – удваивается. Его «половинки» не совпадают. Остаются на своем месте реальные вещи. Но, в душе при этом, откуда-то появляются смутные переживания чего-то непонятного, вызывающего тревожные догадки о приближающейся беде! Такой «двойственность» жизни, на определенных отрезках жизни, сон входит в Явь, и занимает ее место.

Еще сложнее картина в рассказе «Сон». Кстати, этот рассказ повторяет вопрос великих испанцев, прежде всего Кальдерона: «Жизнь это сон?»

Герой тургеневского «Сна» просыпается и обнаруживает себя в двух противоположных реальностях. В силу чего, теряет возможность отличить сон от Яви! Действительно, кто может убедительно сказать человеку, смешавшему сон с Явью, что в его жизни все же было сначала, сон или Явь? События, произошедшие днем, вызвали у него сновидения, или сновидения вызвали события, которые затем произошли наяву? С точки зрения здравого смысла в явлениях, описанных в рассказе «Сон», не разобраться! Повторяем, герой вначале во сне видит то, что затем происходит с ним наяву. Но Тургенев и здесь не покидает почву реалиста. С мастерством глубокого психолога, а, вернее, Общего психопатолога, распутывает клубок явлений. И, все оказывается на своем месте. Раскрывшийся внутренний мир героя, с его «тайным» и «очевидным» смыслами, в которых переживаются реальные события, – прекрасная иллюстрация тому, как осуществляется монтаж нашей субъективности! И, какую роль играет при этом амбивалентное самосознание перверта. То есть, психологический триггер Общей психопатологии. Советуем прочитать эти произведения Ивана Сергеевича Тургенева. Для лучшего понимания Общей психопатологии современников.

«Сомнение – способ избавиться от иллюзий,

которыми наполнено человеческое сознание»

(Рене Декарт)

Краткая биографическая справка: быль и легенды.

Рене Декарт родился 31 марта 1596 года в Ла Ге в Турени. Renatus Cartesius – латинское написание, признание основателем школы. Он появился на свет в семье древнего и знаменитого рода.

Учился в иезуитской школе. Знания, полученные в ней, сразу отверг. Он решил не искать основу науки, только в себе самом и, «сверять» с Библией. Ему было 16 лет, когда он в совершенстве овладел рыцарскими искусствами, написал даже сочинение по фехтованию. В 21 год поступил добровольцем на военную службу. Сначала к голландцам, потом к баварцам, затем к императору: «Не для того, чтобы выступать актером в театре мира, а чтобы быть зрителем разных событий и положений человеческой жизни». Чтобы «познать себя, человека», он принимает участие в Тридцатилетней войне. Умудрился в эти же годы изучить математику. В первые годы после ухода из армии, много путешествовал. Несколько лет жил в Париже. Но в 1629 году навсегда покинул Отечество и уехал в Голландию. Именно тогда он и высказал два первых изречения: «Кто жил в уединении, тот жил хорошо». И «тяжелая смерть ожидает того, кто умирает известным многим, но неизвестным себе». В 1637 году Декарт анонимно опубликовал свое первое сочинение «Философские опыты». В 1641 году – «Размышления о метафизике». В 1644 году появились «Начала философии», в которых излагалась вся его система – теория познания, метафизика, философия природы и философия духа. А, в качестве дополнения к «Философии Духа», написал рассуждение «О страстях души». Последнее произвело такое впечатление на шведскую королеву Христину, что она захотела увидеть Декарта среди своих приближенных. Декарт некоторое время колебался: он предчувствовал, что скоро умрет. И все же в 1649 году он выехал в Стокгольм и умер там 11 февраля 1650 года.

Он был отличным дуэлянтам. Так как для изучения анатомии человека требовались свежие трупы, то он выбирал подходящего человека и вызывал его на дуэль. Убивал. А, после похорон, вытаскивал гроб из могилы и ночью вскрывал труп. Вскрытие трупов людей в странах, где жил Декарт, было запрещено.

Что же осталось после Декарта? Были опубликованы его «Письма», в которых наряду с математическими формулами, излагались вопросы морали, были рассуждения о развитии эмбриона, о «человеке-машине», о рефлексе. Это понятие в оборот ввел именно Рене Декарт. Взял латинское flexio – сгибаю. Рефлекс, по Декарту, отнюдь не тождественен рефлексу Сеченова и Павлова. Он не реакция на раздражение, а возвращение к первоначальной форме чего-либо, после его «сгибания», деформации. Сеченов и Павлов заимствовали понятие рефлекса не у Декарта, а у чешского анатома и физиолога Йиржи Прохазка (1749—1820).

Как математик Рене Декарт заложил основы аналитической геометрии. Ввел понятие «переменной величины» и «функции». Сформулировал закон сохранения количества движения. Декарт объяснял движение небесных тел вихревыми движениями частиц (вихри Декарта). Материя – это «пространство» и она делима до бесконечности. Изучение Природы, следовательно, возможно мыслить, как конструирование. По образцу конструирования геометрических объектов или архитектурных сооружений. Декарт не знал Витрувия. Но их идеи о Мироздании, были во многом схожи.

Итак, человек для Декарта был машиной, которой управлял водитель – Дух. Он вскрыл не одну сотню трупов, прежде, чем нашел и водителя, и место, на котором он сидел, управляя своей «машиной». Этим водителем оказался, чрезвычайно похожий на человечка гипофиз. Вещество, из которого состоит гипофиз, быстро разлагается. Это «исчезновение» железы, послужило для Декарта подтверждением «улетучивания» Духа из тела. То, на чем сидел «водитель» (по Декарту – «наездник»), была косточка основания черепа. Она была очень похожа на турецкое седло. Декарт и назвал эту косточку «турецким седлом», Гипофиз, как известно, управляет всеми железами внутренней секреции. Так, что Декарт точно определил его предназначение, как «водителя» человека-машины.

Что же касается философии, то она начинается для Декарта с сомнения. Сомнение – это способ избавиться от обманов, иллюзий, искажений, которыми наполнено человеческое сознание. Декарт – последователь древних греков, как и они, бред считал логической ошибкой. Он писал: «Уже с юности принимал многие обманы и заблуждения за истины, и как недостоверно все, что я строил на них позднее, и поэтому я понял необходимость хоть раз в жизни отвергнуть все до основания…».

Чтобы добраться до истины, Декарт предлагал некую процедуру очищения сознания (у него ее заимствовал Гуссерль). Принцип субъективной достоверности – главное в очищении. Мышление (cogito) не просто мысль, как таковая в своем логическом движении, а пережитый процесс мышления, от которого нельзя отделить мыслящее «Я». У Декарта впервые Дух предстал, как Логос. Вторым был Гегель, у которого Дух есть Абсолютная Идея.

«Очищение сознание» имеет вполне реальные процедуры: «Закройте глаза, заткните уши и ноздри и погрузитесь в себя». Это и есть начало медитации по Декарту. Тут человека подстерегает опасность: «… таким образом, сомневаясь во всем в некотором роде сомнительном, отвергая его и считая нереальным, могу, правда, легко убедить себя, что не существует ни Бога, ни неба, ни тел, что я сам не имею тела». В чем же спасения картезианских медитаций: «Я мыслю, следовательно, существую». «Ибо это – противоречие думать, что то, что мыслит в тот момент, когда оно мыслит, не существует».

Так Декарт приходит к главному принципу своей философии. Но, воистину, ничто не ново под луною. До Декарта высказал это Блаженный Августин в 429 году.

Подвергая все сомнению, Декарт отказывается от «предрассудков, а не от понятий, которые познаются без всякого утверждения или отрицания». Мышление неотделимо от бытия: пока мыслю – существую. На этом пути медитации и обнаруживаются две главные вещи: Бог и Природа. Как? Декарт пишет: «Я уверен в том, что я мыслящее существо. Но что требуется для того, чтобы я был уверен в чем-либо? Что дает мне эта уверенность? Ничего иного, кроме познания, что это первое положение содержит только ясное и отчетливое понятие о том, что я утверждаю…»

Итак, акт сомнения – это начало философствования. На этом пути Декарт подчеркивает, невозможно построение ни одного силлогизма. Таким образом, он полностью порывает с посылками, с которых начал, пытается вырваться из сетей «аксиомно-дедуктивной системы» cogito. Поэтому мышление оказывается как бы беспредметным, «беспредпосылочным» актом бытия. И поэтому важно, как точку отсчета, найти хотя бы одну вещь, в которой бы не приходилось сомневаться. Это понятие Бога. Потому, что ведь тело человека, а также отдельные его части – руки, ноги, голова – вполне, может быть, не существуют, как таковые. Сравни с «воображаемым» Жака Лакана! Мы можем иметь о них неясные понятия, искаженные чувствами и ощущениями. Это верно! У, какой из наших современниц, перешагнувшей за пределы бальзаковского возраста, есть «ясные» представления о частях своего увядающего тела? (См. выше).

Декарт пишет: «Если бы не мешали наши предрассудки и образы чувственных предметов не осаждали нашего духа со всех сторон, то не было бы более раннего и более доступного объекта нашего познания, чем Бог… к свойствам которого необходимо принадлежит бытие».

Почти точно также Декарт перестал сомневаться и в существовании Природы. Называя «протяжение» основным свойством материи, а все остальное красками чувственно материального бытия (цвет, запах, вкус, которые даются человеку в его ощущениях) «недостоверными».

Декарт исходит их двух основных для себя аксиом:

1. Идея Бога суть врожденное понятие (от Бога).

2. Бог дает человеку те идеи о природном мире, вместе с его рождением, которые отвечают требованиям математики. Все иное – продукт нашего воображения! Да, не отсюда ли Жак Лакан взял свое «Воображаемое»? В ряду ложных идей, по Декарту, находятся идеи цели и смысла бытия (если их принимать вне идеи Бога – авторы), а также силы. Один материальный предмет действует на другой посредством толчка. Но при этом: «…Я могу допустить, что не существует Мир, но если он существует, то только благодаря порядку». Идею порядка (в отличии так эксплуатируемой ныне идеи «управляемого хаоса», Декарт взял у Эмпедокла. То есть все в Мире вокруг нас «соотнесено и сосчитано»! Так, кстати, считал Ветрувий, «учитель» Леонардо да Винчи и Альбрехта Дюрера.

Декарт определяет, как реальные, две субстанции: Бога и Природы (материи). Сложности возникают сразу, когда приходится решать вопрос о взаимодействии этих субстанций. Прежде всего, на уровне отдельного человека. Иначе, как человеческий дух связан с человеческим телом? Декарт противоречит себе, когда говорит о единстве этих субстанций. Потому, что вводит понятие третьей субстанции, как результата слияния двух основных. И тогда он говорит, что у Духа и Материи единство через сложение. Он объясняет, что Душа пронизывает все клеточки тела. Как физиолог, он неожиданно признается, что Дух находится в зависимости от тела. «Я должен думать, что если есть какие-то средства сделать людей умнее, то их надо искать в области медицины». («Социальной медицины» – авторы).

Декарт Природу понимал, как огромный совершенный механизм, состоящий из машин. Животные не имеют души, следовательно, они просто машины. А люди? Само человеческое тело – машина. Только там, где есть Дух, – там есть Жизнь. Это возможно лишь в человеке. Бог посылает Дух в машину – человека для совершенствования Природы. Но как Дух управляется с телом, Декарт ответить не может. Он занимается этим чрезвычайно важным для себя вопросом, как философ и физиолог. И находит, наконец, место для души! Помещая ее, как говорилось выше, в гипофиз. Учение Декарта о человеке-машине развил, кроме Жюльена Офре де Ламетри, Пьер Жан Жорж Кабанис. Кабанис – один из первых понял назначение социальной медицины. Вместе… с Наполеоном!

На протяжении веков дуализм Декарта сформировался в важную проблему, не разрешенную до сих пор. Прежде всего, эта проблема оказалась важна в связи с созданием кибернетики, биокибернетики, искусственного «интеллекта», трансплантации, созданием киборгов, клонированием, криогенизацией, анимацией и т. д.

Не считая испанцев, только наше время прибавило к двум «субстанциям», не требующим доказательства, и, в которых не нужно сомневаться, третью. Этой «субстанцией» является сон. Не случайно, что с Декартом «спорили» и Кэрролл, и трансперсоналисты (Карл Ясперс) и даже племянник Ф. М. Достоевского, Михаил Достоевский. «Сон» М. Ю. Лермонтова заставляет с большим сомнением относится к «очищенному» мышлению Декарта! (См. выше).

Хорхе Луис Борхес также «на нет» сводит достоверность декартовского cogito ergo… Его герой Педро Дамьян умирает дважды: первый раз в 1904 году, а второй раз в 1946 году. 42 года он был живым для окружающих, и мертвым для себя. Умирая в 1946 году в своем сознании, он опять-таки умер в 1904 г. Первый раз, Педро Дамьян умер трусом на операционном столе во время хирургической операции на его головном мозге. А второй раз – героем на поле боя в 1946 году.

Медитация от латинского и французского medatitation – буквально задумчивость. Есть, следовательно, западный и восточный типы медитации. Декарт предлагает с самого начала – западный тип «задумчивости» и последовательно его проводит. Медитация – это и есть Логос, вернее состояние Логоса. Точно по западному, Декарт предлагает начать медитировать: закрыть глаза, заткнуть уши… Для восточного, то есть, эзотерического типа, для начала медитирования, этого не требуется. Нужно просто прислушаться к Вселенской тишине, разлитой вокруг нас во всем Мире, на фоне которой исчезнут, растворятся в ней все звуки, даже удары грома и пушек! Пьера Безухова, когда вели пленного, вдруг охватило это состояние Вселенской тишины. Можно, конечно, и при восточном типе медитирования помогать себе в начале: монотонно повторять одно бессмысленное слово «Ом», или созерцать свой пуп.

Это не все. Декарт подчеркивал, что медитация неотрывна и для субъекта от его мышления. Восточная медитация с самого начала порывает с мышлением, и входит в «чистое сознание»: «Исчезло все, и Я осиротело». Или: «и мысль осиротела?» В том, кто «осиротел», «Я» или «мысль» – вся, собственно, разница между восточной и западной медитацией! Но – какая разница! «Один, в себя, как бездну погружен. И нет той бездне ни начала, ни предела!»

Эдмунд Гуссерль не понял картезианских медитаций. Он «очищал» не мышление (как по Декарту), а сознание, вынося за его скобки субъективности все ее содержание. В том числе, что ей имманентно и перманентно принадлежит, даже в Общей психопатологии! Декарт не описывает, как меняется состояние субъекта, по мере его медитирования. У Гуссерля этого тоже нет. Эзотерическая медитация – это девять кругов погружения в себя (восхождения) Декартовская медитация идет по кругу аксиомо-дедуктивной системы мышления. Эзотерическая медитация идет по спирали. По «лестнице» Фибоначчи! Весьма интересно, откуда у В. И. Ленина эзотерическое представление о мышлении, образом которого вождь считал спираль?

В медитировании, после процедуры очищения, Декарт весьма быстро натыкается на два «предмета», которые и не пытается убрать из своего внутреннего мира: на Бога и протяженную Материю. Эзотерическая медитация, как известно, очищает Дух до абсолютной чистоты и солнечного света. Будда есть просветленный; но он есть и счастливый! Кант, тоже, в конце концов, в «Критике практического Разума» делает субъекта счастливым. Ибо, кантовский субъект познает Высшее благо. Эзотерический субъект тоже в поисках наивысшего блаженства. Самадхи – это награда за последовательность на пути просветления. Самниазин, человек, который на пути к просветлению, отрясает все привязанности к Миру, ищет Высшее Существо, как и Декарт. Но, в тот самый последний момент, на девятом круге, и будучи в состоянии самадхи (а для внешнего наблюдателя – в агонии, эзотерический субъект неожиданно для себя обнаруживает, что тот, кого он искал есть он Сам: tat twam azi. Не только Гуссерль, но К. Юнг не понял ни Декарта, ни эзотерику! Ибо, как говорят сейчас невежды, у них обоих был «западный менталитет».

В Москве, в конце ХУ111 го начале Х1Х веков существовал кружок Менталистов. Президентом которого был Н. Б. Бутов. В 1908 году под редакцией Н. Б. Бутова была издана книга: «Свет Востока. Полное руководство к индусскому гипнотизму. Приемы: гипнотизма, левитации, дыхания, ясновидения, развития силы воли и памяти, лечения болезней и индусские чудеса» Эта книга за 2 года, претерпела тридцать (sic!) Изданий? и была переведена на все Европейские языки. Она получила три высших награды – все французские! Главное в этой книги – полное изложение картезианских медитаций в эзотерическом смысле!

А. ведь, действительно, если выполнить то, что предлагал Декарт перед началом медитирования: закрыть глаза, заткнуть уши, то непременно уснешь (войдешь в состояние самогипноза). Бутов верно определил и декартовское и эзотерическое медитирование – сон (гипноз).