Текст книги "Общая психопатология. Том 1"

Часть 3. Феноменология Общей психопатологии. Логос

Глава 1. Феноменология знания и незнания

Любое исследование процесса познания, путей и способов достижения нового знания в Общей психопатологии представлено наблюдаемыми феноменами, которые не выходят за пределы субъективности. Мы часто «путем» даже в себе, мышление, самосознание и сознание. Кажется, что это «вещи» разные и что они постоянно имитируют друг друга. Тем не менее, есть сознание (самосознание) и есть знание. Но, в качестве феноменов Общей психопатологии, все что «в нас», нашей душе, суть мысль. Даже сон со сновидениями есть только наши мысли. Как, кстати, и «разговоры» во сне.

Тем не менее, напрямую отождествлять сознание с мышлением или полагать, что все сознание есть только знание, это «un jeu sans règles avec lui-même» (Эдмунд Гуссерль). Разобраться – где, собственно, cogito, а где – ergo sum, значит, в конечном итоге различить феномены знания и незнания. Ибо, все незнание, если вдуматься и всмотреться в себя, и есть наша субъективность вместе с «Я» и «не-Я». Учитывая, направленность потоков феноменов в Общей психопатологии субъективности, то ее вектор как раз указывает на движение от незнания к знанию. А. «незнание» гораздо больше, чем мышление! Посмотрите, как мучился Фрейд, пытаясь четко определить, что такое «бессознательное», не сводя его к мысли о том, что я не знаю!

Можно условно выделить четыре ситуации, в которых находится сам познающий субъект:

1) знание о знании; когда субъект обладает неким содержанием своей субъективности, будучи не только в «ясном» сознании, но и в агонии; и (весьма вероятно) в коме; субъект оценивает знание как истинное, вероятное, неточное и т.д.;

2) незнание о знании; когда знание, которым владеет субъект не рефлексируется, пребывает на протяжении какого-то интервала в латентной или соматизированной формах;

3) знание о незнании; это то знание, которое мы называем проблемой, вопросом, задачей, загадкой и т.д.;

4) незнание о незнании; еще полвека назад человечество ничего не знало об Интернете и мобильных телефонах; а сейчас не знает, есть ли разумная жизнь на других планетах с которой можно нам, землянам, вступить во взаимно понимающий контакт.

Методология Общей психопатологии улавливает феномены первой и третьей ситуации, фиксируя феномены знания и незнания и их движение. Что касается второй и особенно четвертой ситуации, то различать феномены предоставляет известную сложность. Например, галлюцинации и иллюзии, сверхценные идеи, идеи fix и бред. Но, именно на этом пути, находится феноменология нового знания. И, прежде всего, в Общей психопатологии.

Поскольку каждая из названных ситуаций характеризует определенное состояние познающего субъекта в своей субъективности, важно вначале договориться, что понимать под познающим субъектом, так как, это понятие – «познающий субъект» – может употребляться в разных смыслах. Для Общей психопатологии, в отличие от общей гносеологии (теории познания) является несущественным деление субъекта на, индивидуального субъекта и коллективного субъекта. Не исключая при этом, субъекта толпы. И, феномены выдающейся личности, опережающей своей время, и феномены человека толпы, и феномены толпы, в том числе, криминальной толпы, и феномены «провизорной» человеческой массы, – все есть одно! А, именно: феноменология Общей психопатологии. Так, мы возвращаемся к методологической «робинзонаде», отвернутой марксистской гносеологией.

Qui sait que ne savez pas?

Субъект не всегда сознает, что знает нечто. В ряде состояний, например, при schperrung или при «остановке мыслей» он сознает, но не владеет своим мышлением, следовательно, не владеет знанием. Но, феноменологически, он осознает, что знает «нечто» о «чем-то». Это осознание манифестируется различными феноменами, субъективно подкрепленными. Многообразие форм (феноменов) отображения и способов (феноменов) оправдания пока еще далеко от концептуальной систематизации феноменологии знания в Общей психопатологии. Даже если ограничиться научным знанием, оставляя в стороне феномены обыденного знания или знания, выражаемого теми или иными стигмами, знаками, символами, средствами искусства и т.д, и т. п. Не вдаваясь в анализ этих сложных вопросов, попытаемся проиллюстрировать сказанное.

Одно дело, когда я вижу цветущий куст сирени и осознаю адекватность отражаемого этого объекта. Совсем другое дело, когда, например, герой Гаршина «видит» красный цветок. И для меня, и для героя Гаршина отображение знания, данного нам в феноменах чувственного образа, интуитивно оправдано. Иное дело, знание и мое, и героя Гаршина («Красный цветок»), структура атома урана или, скажем, закономерность развития общества. В разных случаях, как легко заметить, осознание и «оправдание знания» предполагают различные формы рефлексии. Мышление, обосновывающее «опорные» (аксиомы) положения знания. И, как правило, логико-методологический анализ их предпосылок, практическую проверку. Например, мы знаем, что происходит с героем Гаршина, срывающим красный цветок и для чего он это делает.

Способы отображения и оправдания данного (а не заданного) знания, существенно варьируют в зависимости от характера этого знания: интуитивного, эмпирического или теоретического, дедуктивного или индуктивного.

Отображающие наличное знание феномены несут в себе и его оправдание в относительности и некой системной обусловленности. Есть понимание ограниченности знания (по «вине» или беде субъекта или Истории). Но есть и понимание абсолютности знания. Приведем притчу. «Мясник, приготовивший овец на убой, выстроил их в ряд, и по очереди, той, которая к нему подходит, заманивая пучком клевера, перерезает горло. Овец 100 «голов». Мы знаем, что мясник, таким образом, уже перерезал горло 99 овцам. И мы знаем, что он перережет горло и сотой овце. Но – знаем ли, на самом деле? Чем оправдано это знание? Наше обыденное знание целиком зиждется на логике, по которой и сотой овце перерезают горло. Это и есть базисное мышление – Логос – Общей психопатологии! На самом же деле, сотая овца осталась жить и причин для этого у мясника предостаточно!

Здесь же: все люди смертны. Я – человек, следовательно, я смертен! Заключение о моей смертности в Общей психопатологии, ничем не оправдано. Для Общей психопатологии, в отличие от гносеологии, отнюдь не важно, насколько «глубоко» и «полно» отражено знание субъектом «объекта». В Общей психопатологии есть феномены только «предмета», а не «объекта». А, «предмет», в отличие от «объекта», всегда дается в них «исчерпанным». Есть знаменитая фраза В.И.Ленина. Правда, в ней,

1) есть оговорка, по Фрейду;

2) не известно, какой из двух вариантов, принадлежит Ленину, а, какой – Бухарину, который нещадно «правил» вождя!

Итак:

А) «Электрон так же неисчерпаем, как и атом». Но, «электрон» «часть» атома. Поэтому, естественно, что атом неисчерпаем по сравнению с электроном!

Б) «Пока электрон не исчерпаем, как атом» (В 1-ом издании, правка Бухарина).

Для Общей психопатологии, в отличие ее от гносеологии, нет вопроса об адекватности знания, которое несут в себе феномены. В Общей психопатологии «знание» всегда субъективно достоверно и, следовательно, истинно. Примерно, та же самая логика, как еще в одном утверждении Ленина: «Учение Маркса всесильно, потому, что – верно!»

Точно также в Общей психопатологии, знание не зависит ни от какой «системы» знания. Например, априорно-дедуктивной или формально-логической. Не говоря уже о диалектике и математике! В Общей психопатологии феноменологическое знание зависит от степени вовлеченности в него субъекта. От того, насколько знание есть «не-Я». ТО есть, «мое знание». А, если «знание есть «Я» – то это уже не Логос, это уже Дух. Не «cogito», а – «sum»!

Но, и в Общей психопатологии, знание о «данном» знании предполагает, как и в гносеологии, отображение «его границы». И, тем самым, соотнесения с категорией незнания, которая в рассматриваемой ситуации часто фигурирует лишь неявно. Граница знания может быть осмыслена в двух планах – экстенсивном и интенсивном. Первый из них выражает допустимую сферу приложения данного знания, за пределами которой оно равносильно незнанию. Так, знание о структуре атома не имеет никакого отношения к знанию закономерностей общественного развития. Оно обладает, так сказать, нулевой степенью отображения общественного развития. Второй план выражает наличный предел «глубины» отражения реальности, достигнутой в данном знании. Хотя этот предел носит конкретно-исторический и культурный характеры, «передвигается», он всегда существует. И, за ним лежит неизвестное, область незнания. Все сказанное имеет смысл до охвата феноменами Общей психопатологии. В качестве феноменов Общей психопатологии, повторяем, знание превращается в предмет.

«Предмет» знания стремится стать «не-Я» или «Я». И существует единственная граница, положенная и предположенная всякому знанию в нашей субъективности – Сома.

Но и в Общей психопатологии, как и в гносеологии, нельзя обойтись без категории (феномена) незнания. Эта категория служит необходимым логическим (или психопатологическим) основанием определения всякого знания, что свидетельствует об имманентной природе нашей субъективности. «Постоянство» души нашей сохраняется и в Общей психопатологии.

Эта ситуация на первый взгляд кажется весьма парадоксальной. В самом деле, как возможно иметь некоторое знание и не знать о нем? Правда, сразу нужно подчеркнуть, что такой вопрос может поразить лишь человека не думающего о том, как он думает? Здесь вопрос поставлен чисто академически. Ибо, стоит лишь задуматься над поставленным вопросом, как многочисленные ответы на него становятся очевидными! И, для тех, кто изучил «систему Станиславского», и для тех, кто «слышал» о Фейербахе, и для тех, кто читал «Философские тетради» В. И. Ленина…

И, все же, в каком смысле вообще допустимо говорить о незнании, как предмете и Духа, и Логоса? То есть, о феноменологии «незнания» в Общей психопатологии. Выше говорилось вскользь о нерефлексируемом знании. ПО Фрейду, это и есть, по сути, «бессознательное»! Фрейд хитер, чтобы ввести широко в оборот правильный термин и говорить о «бессознании»! Широкий диапазон нерефлексируемых предметов находится в субъективности именно в качестве «бессознания», а не «бессознательного»! Жак Лакан хорошо понимал это. И, «реабилитируя» Фрейда, ввел «ленту Мебиуса». Одни «предметы» не рефлексируются по установке, другие – по «понятию». Как в «Крейцеровой сонате» Льва Толстого. Здесь требуется дополнительная информация, так как «мое незнание», повторяем, совсем «неубедительный» феномен. Особенно в Общей психопатологии.

Прежде всего, важно подчеркнуть, что ситуация «незнания о знании» выступает всегда лишь как момент, или, возможно, как «нечто», связанное со структурой или деструкцией сознания. В Общей психопатологии, в обоих случаях, это фактор (и факт) многомерного процесса познавательной активности. Прежде всего – спонтанной. Сколько мы, таким образом, узнаем не нужных нам «вещей»! В каждом промежутке спонтанного процесса познания, волевой или мыслимой его «остановки», всегда наличествуют такие содержательные и структурные феномены, которые выполняют весьма существенные функции сознания и самосознания. «Зеркально» отражательные, оценочные, нормативные, саморегулирующие и др. Они, как правило, «полностью» не осознаются. Это, «черные дыры» сознания. Можно ли говорить о незнании субъектом указанных феноменов его собственной познавательной деятельности, и в то же время относить их к категории знания? Вот этот вопрос уже не для дилетанта!

С точки зрения гносеологии, на этот вопрос есть один ответ – любое, «спонтанное» знание есть неявное знание. Вот, печальный пример из нашей недавней жизненной практике! Мы «случайно» увидели, как машина сбила мужчину, который пытался перебежать дорогу, но, почему-то, вдруг, споткнулся!

Различные формы «неявного знания» и их роль в познании, полностью и хорошо вписываются, однако, в Общую психопатологию! (См. M. Polanyi. «Personal Knowledge». Edition 5. L. – N.Y. 2015).

Мы уже знаем, что Общая психопатология субъективности представлена как бы двумя основными потоками феноменов сознания: рефлексивных и арефлексивных (спонтанных). И эти феномены, весьма различны и внутри своего потока, и с соседним потоком. Здесь, конечно, мы не имеем в виду психопатологический «случай» расстройства мышления – «параллельные мысли». «Каждый акт рефлексии, – отмечает В. А. Лекторский, – это акт осмысления, понимания. Последнее же всегда предполагает определенные средства понимания, некоторую рамку смысловых связей. Вне этой рамки невозможна и рефлексия. Вместе с тем предполагаемая (полагаемая – авторы) актом рефлексии смысловая рамка, не рефлексируется в самом этом акте, а „выпадая“ из него, берется в качестве его средства, то есть, неявного знания» (В. А. Лекторский. «Субъект, объект, познание». Изд. 2. М. 2001, стр. 260). Как видно из рассуждений нашего ведущего гносеолога, это точка зрения «понимающей» психологии. Возможно, она и верна, но не для Общей психопатологии. Если с точки зрения гносеологии нет четкой границы между мышлением и сознанием, когда речь идет об их субъекте, то с точки зрения методологии Общей психопатологии, таковая существует. А именно – Сома. Только здесь однозначно верно: «В здоровом теле – здоровый Дух». В любых случаях характеристика (и статусы) неявного арефлексивного (спонтанного) знания относится прежде всего к так называемому предпосылочному знанию (a priori). Но, феномены априорного знания есть феномены априорно-дедуктивной системы мышления. Нашей, так сказать, обыденности. Для Общей психопатологии это феномены Логоса.

Любое априорное знание – двумерно. Интересно посмотреть, как это выглядит в частной психопатологии, при синдроме аутодвойника. Субъект не знает того, что знает его двойник!!! Субъект знает то, что не знает его двойник!!! А в случаях амбивалентности еще сложнее: субъект и его двойник имеют одинаковое знание о незнании, и одинаковое незнание о знании. Классический вопрос для тонкого знатока Общей психопатолога (пусть, Карла Ясперса!): «знает ли Раскольников, почему он убил убогую сестру старухи?» Его «двойник», Порфирий Петрович – знает. Но, в каком отношении относится «незнание» Раскольникова к «знанию» Порфирия Петровича? И, «знание» Порфирия Петровича к «незнанию» Родиона Раскольникова? С точки зрения гносеологии ответов ни на один из этих вопросов мы не получим. Они находятся в сфере Общей психопатологии!

С точки зрения гносеологии «двумерность» всякого знания в том, что оно несет информацию и об отражаемом «объекте» (независимым от субъекта и средств его познания), и о самом субъекте со средствами измерения, или без таковых. Правда, в квантовой механике, и «объект» становится зависимым от субъекта со средствами измерения. Вспомним, еще раз, парадокс Эрвина Шредингера «жива ли кошка»? В настоящее время, помимо «принципа неопределенности», «принципа дополнительности» и логического «достаточного основания», есть еще один «костыль» для парадокса Шредингера. Мы говорили о нем выше. А, именно, мы назовем его принципом «определенной неопределенности» или, что одно и тоже и для Логоса, и для Математики, принципом неопределенной определенности». Это – не жонглирование словами. Это – реальность! Мы имеем в виду, состояние «не жива, и не мертва»! Уверены, что Жак Лакан был бы довольный, ибо от «кварков» мы совершаем экстремальный прыжок в филологию! В «поле языка» (Жак Лакан). Здесь еще нужно сказать о «мелочи» (Мебиуса). А именно: отображение субъектом своего наличного знания может носить различный характер и в силу того, что одни его феномены несут вполне адекватную познавательному процессу информацию; другие лишь отчасти, некоторые же из них могут отображаться превратно или вообще «маскироваться» (соматизируются) с точки зрения Общей психопатологии. Поэтому, всякое знание субъекта о собственном знании всегда, пусть по «мелочам», содержит в себе «проблему». Как всякий, грамотно поставленный вопрос, содержит в себе один единственный правильный ответ!

«Незнание о знании», следовательно, означает либо неадекватное отображение в каких-то феноменах наличного в субъективности знания, либо отсутствие их отображения вообще в данный «отрезок» процесса познания. Это относится не только к априорному знанию, но и к весьма различным, по содержанию и значению составляющим компонентам познания, которые имплицитно содержатся в каждом знании. Пока еще не доведены до феноменологии «не-Я». То есть, «неэксплицированы» в «предмет». Есть в Общей психопатологии понятие «резонерство», то есть, «беспредметное» мышление. Это – для понимания.

В стороне находятся факты, требующие более глубокого Обще психопатологического анализа, а именно – Общей психопатологии гениальности.

Пример: Георг Кантор не знал, что в открытой им теории множеств содержаться некие парадоксы. Не знали о них продолжительное время и его последователи, принявшие данную теорию. Собственно, не велика мудрость понимать, что в любом знании есть что-то, что не улавливается субъектом познания, и некие парадоксы. Можно воскликнуть вместе с Овидием: «О, как парадоксальная моя мудрость! О, как парадоксально мое невежество!» С точки зрения гносеологии, возможно и существует проблема «знание и бессознательное», но с точки зрении Общей психопатологии, такой проблемы нет. По крайней мере, с тех пор, как фрейдовское «бессознательное» Лакан заменил «лентой Мебиуса». А, сейчас, есть и еще одна математическая модель «сознания-бессознания», разработанная нами. Психологом и психопатологом. Мы говорили о ней вскользь. Это – психологический триггер. В нем и «сознание» и «бессознание» (бессознательное) сосуществуют одномоментно в поле самосознания. Как – «здесь» и «сейчас»!

Можно и так:

Ситуация «незнание о знании» в тех или иных феноменах всегда сопровождает познавательную направленность субъекта. И, в гносеологии, и в Общей психопатологии. И, конечно, в обоих случаях, эта ситуация неразрывно связана с тремя другими. «Незнание о знании» по необходимости соотносится со «знанием о знании». Так, в феноменах познания, субъект раскрывает для себя смысл «незнания» и выясняет для себя значение наличного знания. Ибо поэтому, (еще раз процитируем Макса Фриша), «человек сначала что-то переживает, а потом придумывает историю этому переживанию». А также вспомним «смутное брожение духа», которое не есть чистая субъективность, Гегеля. Само состояние незнания о знании, всегда присуще субъекту и имеет, по крайней мере, два ряда феноменов (двузначность в общей психопатологии всегда отражает структуры бидоминатности – «Я-Я» и бимодальности «Я – не-Я»). То есть, психологический триггер! Первый ряд феноменов, это когда субъект обнаруживает свое незнание, непонимания себя или некоторых своих интенций (мотивов, намерений, поступков), даже – свой характер! И стремится преодолеть это в саморегуляции. Отсюда, важное заключение: и в Логосе присутствует функция сознания – саморегуляция! Банально, но истинно: в знании – сила!

В саморегуляции также налицо ситуация знания о незнании, которая вызывает состояние дискомфорта, тревогу или приводит к крайним степеням аффективности – паническим атакам и раптусам, маскированной депрессией, фрустрацией. В Общей психопатологии есть, и место для боли!

Второй ряд феноменов Общей психопатологии, это когда субъект еще не обнаружил своего незнания некоторых скрытых свойств наличного знания (в том числе своих, конструирующих и конституирующих его как субъекта и личность, психосоматических качеств). Он еще не знает, что он не знает. Это довольно обычная ситуация, которая всегда истерически (и исторически) предшествует первой, и выше была обозначена как «незнание о незнании».

Это изначально проблемная ситуация. Однако, понятие «проблемная ситуация», широко используется в гносеологической литературе и имеет законное для себя место в Общей психопатологии. Интересно было бы рассмотреть феноменологическую общность между «проблемной ситуацией» и «пограничной ситуацией» Карла Ясперса. Проблемная ситуация чаще всего характеризуется так: «Это объективное состояние рассогласования и противоречивости знания, возникающее в результате его неполноты и ограниченности». «Неполнота» и «ограниченность» опять же имеют два смысла: по причине субъекта, и по причине объекта. В чем же суть отображения, осознания тех рассогласований и противоречий, которые постоянно присущи любой интенции, или, направленному на объект акту познания? Вероятно, в недостаточности наличного знания, в потребности узнать, понять, объяснить то, чего мы не знаем и не понимаем. Не в этом ли суть и «комплекса неполноценности» Адлера? Что вызывает наше любопытство и питает нашу любознательность? Здесь уместно привести известную поговорку: «La curiosité a tué le chat. Et la satisfaction de la connaissance obtenue de son relancé». Такая ситуация порождает новую цель познания, формирует новый объект и переориентирует вектор направленности. Таким образом, субъект убеждает себя в том, что он не знает, но должен знать! Это и есть знание о незнании. Но это не «незнание» Парменида из Элеи, которое «невыразимо в словах и непредставимо в мыслях». «Небытия нет, так как про него нельзя мыслить, так как такая мысль была бы противоречива, так как это сводилось бы к: «есть то, чего нет». Non-ens! И, это древнейшее заблуждение о «незнании» живет и сейчас! Обнаруженное субъектом незнание есть тоже знание. Невежда, осознающий свое невежество, перестает в этот миг осознания быть невеждой! Человек, который честно говорит, что он «дурак», далеко не «дурак»! Только поэтому – ignorantia non est argumentum.

Всякое незнание в пределах субъективности имеет смысл. А, значит, подпадает под определение нормы, и может быть оценено. При этом, нельзя упускать из виду и такой феномен незнания, как неверное истолкование (наличного знания). В Общей психопатологии «неверное истолкование» представлено весьма многими феноменами. От сновидений, до фантазий, иллюзий, галлюцинаций, и бреда. (См. следующую главу). «Знание о незнании» изначально лишает себя apriori-стичности. Рост знания сопровождается ростом незнания и заблуждения. Зенон Элейский любил повторять своим ученикам, что он не только знает больше, чем они, но и больше не знает, чем они!

В обыденном смысле? мы «теряемся», когда обнаруживаем некоторое явление (например, летающие «тарелки»), причины которого нам совершенно непонятны. Когда не можем объяснить наблюдаемое явление и стремимся преодолеть это наше незнание, о котором, тем не менее, можем говорить часами. Для современного человека существует много «повседневных очевидностей», которые не в состоянии объяснить и наука. А он, тем не менее, должен в этих «джунглях незнания» ориентироваться и адаптироваться. А «знание дикарей»? Например, «астрономия догонов» или суггестивные приемы пигмеев?

Тезис «знание о незнании» имеет серьезные смыслы и для гносеологии («строгой науки»), и для Общей психопатологии. Так, перед разными учеными, из спокон веков, стоит задача познания различных видов незнания. Эта задача постоянно решается, оставаясь нерешенной! Почти, как апории Зенона. А рядом стоит «ровесница» данной задаче – проблема искреннего заблуждения.

Итак, рассмотрение ситуации «знание о незнании» и стремление осмыслить ее особенности, в гносеологическом, историческом и Обще психопатологическом планах, с необходимостью предполагают ее обусловленность. Ибо, понимание любой конкретной ситуации «знания о незнании», требует четкой фиксации феноменов наличного знания о том, что именно мы знаем по данному вопросу. Без этого нельзя определить, что же мы не знаем? Но, при этом, нужно учитывать и осмысливать то обстоятельство, что в наличном знании всегда существуют «парадоксы незнания». А, из этого складывается «проблемная ситуация» – «незнания о незнании», которую мы рассмотрим ниже.